Высматривая путь. Том I (СИ)

Часть 10. Ладная девка

Фредерика неторопливо потянула за завязки на вороте, заставляя ткань плавно съехать с плеч. Пояс на юбке поддался быстро, и та рухнула к ее ногам. Следом можно было и от рубахи избавиться окончательно. Переступив грязную одежду, девушка прошлепала к своей кровати и достала из-под нее свой любимый сундучок. Выудив оттуда несколько склянок, она приподняла их повыше, решив взглянуть на просвет, нет ли там осадка. От бадьи шел приятный пар, отчего воздух в комнате постепенно становился душным и влажным. Откупорив чуть запотевшие флаконы, Дера вдохнула резкий запах лавандового масла и масла жимолости. Она берегла их как зеницу ока. Ведь, будучи студенткой академии, тогда совсем еще юная алхимичка таким трудным для себя путем многократной перегонки смогла получить по целой унции того и другого. Больше просто не успела. Так что это было единственное, что осталось у нее от прошлой жизни, где она была, относительно конечно, но счастлива. Эти запахи будоражили воспоминания похлеще любого трубадурского завывания.

Если так уж сильно придаваться ностальгии, то можно вспомнить, что у нее было все, о чем могла мечтать юная, упивающаяся жизнью девица. Ее учили, а она училась и жадно впитывала всевозможные знания. Ей давали свободу, а она пила и кутила от души под громкие песни студентов-музыкантов в «Алхимии». У нее была крыша над головой, друзья под боком, денег всегда хватало, ведь отец раз-другой да оставит на ее личном счету в банке пару тысяч крон. Она делала все, что хотела, и ни разу не задумалась о завтрашнем дне. А теперь вот, в восторг ее приводит горячая вода в бадье и то, что для этого не нужно было топить печь. А еще эти замусоленные полупустые флаконы с маслом.

Девушка добавила ровно пять капель того и другого и, наклонившись, помешала воду рукой. В нос тут же ударил запах. Словно духѝ из самого Боклера кто разлил неподалеку. Она вдохнула полной грудью и, перешагнув через борт бадьи, осторожно погрузилась в горячую воду. Тело тут же расслабилось, пусть и кожу чутка покалывало. Хотелось немного полежать вот так, помечтать, а потом уж заняться волосами.

Волосы Дера мыть не любила. Мороки с ними было до боли много, а состригать не хотела. Они ведь как-никак украшали ее. Пусть и вечно спутанные, и с колтунами кое-где от ветра. Но моющее средство для головы собственного приготовления очень хорошо выручало. Еще в Оксенфурте все подруги над ней подшучивали, когда она делала его из белого булочного мякиша, настаивая тот с истертыми в порошок шалфеем, ромашкой и жимолостью — для запаха приятного, а потом смесь втирала и смывала теплой водой. Волосы тогда долго оставались чистыми и на солнце переливались, словно перья птицы какой диковинной. Подружки смеяться-то смеялись, но за средством таким немудреным захаживали. Еще любила Дера намешать чего эдакого из яиц и меда. Но тут такими богатствами не разжиться, не то что хлебом, так что приходилось менять травы и смотреть уже по итогу, как и что с волосами произойдет. А ничего необычного не происходило. Просто от одних трав волосы были гладкие и шелковистые, а от других — сухие, но зато не грязнились дольше.

Перевернувшись на живот, Фредерика потянулась к табурету с остатками мыла из мыльнянки и чистотела, а еще за средством для волос и мочалом. Поизносилось оно конечно, но вдруг повезет выбраться на хутор или в Карстен и прикупить себе немного липового лыка, а то в лесу у хаты лип днем с огнем не сыщешь. Еще немного повозившись, девушка взяла в руку деревянный ковш и принялась поливать свою макушку ароматной водой.

Эскель все возился со своим конем под соломенным навесом. Седлать его он не любил, но и на скорую руку этого делать не стоило. Нужно все перепроверить много раз, прежде чем гнать галопом. Переломанные ноги и шея в его планы не входили. А конь только ерепенился, как будто подменил его кто. Ржал громко, хвостом ударил раз-другой, благо что не по лицу, и даже пытался встать на дыбы. Повезло еще, что увернуться получилось.

— Да что с тобой? Как заведенный, — все пыхтел ведьмак, пытаясь накрыть войлочным по̀тником спину Василька.

Но тот снова взбрыкнул. Да так взбрыкнул, что своего хозяина чуть не опрокинул.

— Если не успокоишься, я тебя насильно усмирю, понял? — даже у такого, как Эскель, терпение было не железное.

Тут собираться надо, а животное решило ни с того ни с сего характер показать.

— Черт с тобой! Вот же холера! — он отбросил по̀тник на перекладину коновязи и пригрозил коню указательным пальцем. — Даю тебе десять минут. Не успокоишься — пеняй на себя.

Василек громко заржал и торопливо погарцевал в сторону леса. Остановился на опушке и принялся как ни в чем не бывало жевать траву да хвостом своим длиннющим обмахиваться — мух гонять.

Закинув на плечо седло, а свободной рукой ухватив тряпку, которой коня вытирал, Эскель двинулся в тень под хатой. Нечего время зря терять. Пока бесы Василька отпустят, он седло до конца в порядок приведет, и крепления ремней не помешает на надежность проверить. Устроившись как раз за садом, под окном у хаты, ведьмак положил перед собой седло и принялся остервенело его начищать. Разозлило его, что так некстати конь этот непутевый взбрыкивать начал. Всегда ведь был спокойный и терпеливый, а тут нашло на него непонятно что.

Над головой приятно шелестели листья, ветер раздувал в стороны порядком отросшие волосы, а птицы так заливисто щебетали, что слушать их было одно удовольствие. Словом — благодать. Внезапно этот самый ветер донес яркий аромат жимолости. Да такой резкий, что Эскель, чуть приподняв голову, шумно вдохнул. Слух уловил негромкий всплеск воды. Не стоило и перебирать варианты, чтобы понять, — нелегкая принесла его ровно под окно комнаты Деры. Усмехнувшись, он продолжил корпеть над седлом, а сам все прислушивался. Когда до его острого слуха донеслась тихая песня, сердце и вовсе замерло. Сразу так и не понять было, о чем девушка таком пела да еще так увлеченно. Но если прислушаться, то получится кое-что разобрать. Слова были не мудреные, но ему все равно нравились.

Гуси, гуси, вы летите высоко,

Вы летите высоко и уж видите вы всех,

Гуси, гуси, вы летите высоко,

Уж вернитесь вы ко двору, ко двору милого моего

Да расскажите ему,

Да расскажите ему, что замуж я выхожу,

Ждала его я пять с половиной лет

А голова моя уж начала седеть*

Дера все пела и пела, а Эскелю внезапно захотелось заглянуть в окно да посмотреть, как там купание ее проходит. Не сказать, что он был уж сильно охоч до баб, но сейчас отчего-то было очень трудно удержаться. Наконец, взглянув на спокойно пасущегося Василька, а потом, осмотревшись по сторонам, он понял, что Отто поблизости нет. Все шло к тому, чтобы совершить задуманное. И он совершил. Отложил чуть ли не затертое до дыр седло в сторону, а сам развернулся к окну и присел так, чтобы из-за рамы выглядывали только глаза да лоб. А что? Ничего дурного он не делает и даже если никаких прелестей Деры не увидит, так хоть на силуэт поглядит.

Девушка сидела прямо в центре бадьи к нему спиной и выполаскивала в воде волосы, чуть повернув голову вправо. Она перебросила мокрую копну на одну сторону, открывая вид на острое плечо и спину. Спина у нее была крепкая, не то что у дворянок новиградских, и ровная, с осанкой, как у настоящей аристократки. Он еще на хуторе заметил, что шла травница неспешно, плавно, как плыла. Кметки так не ходят и подавно. Таскают на себе тяжестей столько да обувь изношенную носят, что и походка у них другая — твердая, небрежная, как у мужичья. Он увидел, как Дера бережно пропускает мокрые волосы сквозь длинные тонкие пальцы и пытается осторожно распутать пряди. Внезапно ведьмак поймал себя на мысли, что ему нравятся ее волосы. Пахли они, правда, в их первую встречу девичьим по̀том, кровью и пылью. Но даже это ему нравилось. Засмотрелся он так, что и не заметил, как девушка вылила на себя последний ковш воды и поднялась, показав ему во всей красе свои бедра и ноги. Волосы она небрежно перебросила за спину, а когда кончики едва коснулись округлых ягодиц, Эскель понял, что пропал. Из оцепенения его вывел голос Отто.

— Ай, мастер ведьмак, вот от кого-кого, но от вас я такого не ожидал.

Того будто молнией ударило. Стыдно стало неимоверно. Словно он пацан какой-то, застуканный за чем-то непристойным. Торопливо отползя в сторону, он выпрямился и, проведя тыльной стороной ладони по лбу, повернулся к низушку.

— Ладная девка, так чего не поглядеть-то?

Он старался отшутиться как умел и искренне надеялся, что Дера его не заметила и не услышала.

— Ваша правда, мастер. Но…

— Но?

— Не пудрите, главное, девке мозги. А то увяжется еще за вами и сгинет где-нибудь. Я-то знаю, какие вы, мутанты. Тут одна, там — другая иль третья. Я ее своими вот руками обучал всему. Да и добрая она, волевая. Может, и впрямь медичкой хорошей станет, а может, и в столицу решит податься. А вы не губите ее. Поглядели, и будет с вас, — Отто скрестил на груди руки и нахмурился.

— Да какая уж одна, другая, третья? — скривил губы Эскель, а сам скрестил руки на манер травника. — Ты рожу-то мою видал?

— Видал. Но знаем мы, как могут девки за вами увиваться по деревням да хуторам. Вы их околдовываете может чем, не знаю, — низушек мотнул головой и нахмурился сильнее. — Но Дерку мою не троньте. Хорошая девка, пусть живет себе спокойно. Она-то на вашу рожу и не глядит совсем, уж знаю я ее, добрую душу. Но лучше вам другую найти, — Отто резко махнул рукой, будто безмолвно дав понять, что разговор окончен.

Эскель вздохнул и, чуток пораскинув мозгами, понял, что в чем-то травник был прав. Не созданы ведьмаки для серьезного чего и детей у них не бывает. А Фредерика девка здоровая, молодая. Да и он по ее меркам уже старик полноценный. Что он дать ей может? У самого ни кола ни двора; денег и тех нет. Конь, два меча да пара добротных сапог.

— Ты прав, — наконец проговорил ведьмак и, подхватив седло, обошел низушка, направляясь в сторону соломенного навеса. — Собираться пойду. До заката нужно в Оксенфурт попасть.

Отто долго еще взглядом его спину прожигал. Потом, видать, надоело ему и скрылся в хате.

Дера нашла в огромном сундуке чистую расшитую рубаху с красными кисточками на завязках, длинную темно-красную юбку и плетенный пояс с балабонами. Сама была вся такая чистая, что аж захотелось принарядиться. Волосы вычесывать пришлось долго. Думала, что гребень сломает — столько колтунов насобирала. Но когда закончила и покрутилась у зеркала, то сразу же пришла в восторг. Не знала, правда, для кого она так выряжалась. Сошлась на том, что просто настроение было такое. А как смазала кожу своим особым средством и растерла руками по волосам пару капель масла лопуха, придирчиво осмотрела себя в зеркале. Удостоверилась, что все выглядит прекрасно, радостно крутнулась на месте и побежала вон из хаты.

— Мастер ведьмак! — закричала она, стоя на пороге.

Эскель крепко-накрепко стягивал ремни седла, не забывая подбадривать словом и лаской терпящего все эти действия Василька. Уже и одеться успел. Куртку еще рано утром в надлежащий вид привел, сапоги почистил да мечи вынес, поставив их неподалеку у деревянной стены. Остались последние приготовления и можно было выдвигаться.

— Мастер ведьмак! — все кричала Дера.

Он слышал крик и чувствовал яркий горьковатый травяной запах, который уже туго связался в его памяти с травницей, но как-то не удосужился пока отозваться. Седло было важнее, а Фредерика минуту-другую обождет.

— Эскель!

— Ох и шумная ты девка, — буркнул он, не скрывая улыбки. — Сейчас закончу с седлом и… вот, все, — он намотал кусок кожаного ремня на кулак и с силой потянул на себя. Василек заржал, а седло, наконец, село на его спине как влитое.

А когда он отряхнул друг о друга руки и повернулся, то сию секунду рефлекторно сжал ладонью свой медальон. Тот был спокоен и болтался себе на цепи, но иначе ведьмак не мог. Уж до боли не по себе стало, когда увидел он этот пояс с красными балабонами и юбку эту темно-красную, а еще волосы длиннющие и взгляд хмурый. Встречался он уже с такой девкой. Во сне том встречался, когда утопленница его ко дну чуть не утащила.

— Ты что, собрался уехать и слова мне не сказать? — она уперла руки в бока и тепло ему улыбнулась.

— Нет, — только и смог выдавить, а как пришел в себя от оцепенения, резко обернулся к Васильку, стараясь схватиться рукой хоть за что-то твердое.

Сжав пальцами переднюю луку седла, он сделал глубокий вдох искренне надеясь, что внешне был абсолютно спокоен и ничем себя не выдал. Так-то оно и было, только глаза, даже такие как у него, выдавали его с головой. Оттого он и прятал их от Деры всегда, оборачиваясь к той спиной раз за разом. Чтобы не подумала чего лишнего.

Травница плавно спустилась с крыльца и двинулась в сторону ведьмака, пряча руки в складках юбки.

— Может, тебе в дорогу еды собрать? — поинтересовалась она, обходя коня кругом.

Заметив это, Эскель ловко закинул себя в седло, совершенно забыв о том, что оставил у хаты мечи. Опустив руку к ремням, на которых обычно висела перевязь с оружием, он тихо выругался себе под нос. И только хотел слезть с коня, как под рукой оказалась Дера, а перед лицом ее светлые глаза, которые смотрели на него с нескрываемым интересом.

— Мечи забыл? — участливо поинтересовалась она.

Ведьмак молча кивнул, но взгляд, как любил, в этот раз отводить не стал.

— Я подам, обожди, — она в одно мгновение оказалась у хаты и ловко подхватила мечи за наплечную перевязь, охнув. — Тяжеленные какие. Как ты ими машешь?

— Привык уже. Давай сюда, — он протянул к ней руку в перчатке и нетерпеливо поманил пальцами.

Травница, звякнув ножнами, потянулась к ведьмаку, а тот, торопливо ухватив их, быстро закрепил на седле. И только он решил вернуть себе вертикальное положение и послабить поводья, как ощутил, что Дера взяла его руку своими и с силой сжала. Да так, что аж кожа на перчатках захрустела. Странное было ощущение. От ладоней такой жар шел неимоверный, а кончики пальцев — ледяные.

— Спасибо. И…, — она замялась, отведя взгляд в сторону, — заезжай еще, если вдруг проездом будешь.

— Вам спасибо. За все, — он не выдергивал руку, а лишь внимательно смотрел на едва высохшие переливающиеся русые пряди, на тонкие пальцы и на этот плетеный пояс.

Он сразу его узнал. Не мог не узнать. Но разобраться со всей этой чертовщиной решил позже. В голове было и без того уж больно много мыслей и лучше ими заняться тогда, когда разум станет чистым, а душа уймется.

Дера неловко перемялась с ноги на ногу, а потом, наконец, отпустила ведьмака и отошла чуть назад, спрятав руки за спиной.

Эскель послабил поводья и сжал ногами бока Василька. Тот зафырчал и быстро зашагал по тропинке, ведущей к большаку. Еще немного, и он перешел на рысь, а там и на галоп. На мгновение прикрыв глаза, ведьмак подставил лицо ветру. Вдали от этой непутевой девки ему наверняка станет гораздо лучше и дурь из головы быстро выйдет.

* — перевод песни Percival — Husičky (перев. чешский «Гуси»).

Комментарий к Часть 10. Ладная девка

Бечено