Выехал из хаты, где обосновалась Кейра, уже глубокой ночью. Все сидел и смотрел, как она врачевала над Дерой. До смерти волновался каждый раз, когда девушка неустанно изливала из себя все принятые снадобья. Но чародейка была настойчива и беспощадна. Она упорно брала все новые и новые склянки, осматривала, принюхивалась, сверялась с найденным ранее фолиантом и продолжала всем этим поить травницу.
Но потом внезапно прекратила, утерла взмокший лоб предплечьем и заявила, что это все-таки не холера, но какая-то неизвестная форма очень схожей с ней инфекции. Рассказала что-то о приспособляемости и склонности к мутациям бактерий, а также не забыла упомянуть то, сколько всего в этом деле неизученного и неизвестного. Тогда ведьмак и вовсе обомлел. Конечно, это не смертельная и заразная Катриона, но тоже весьма неприятная хворь. Мало того, что лечить ее долго и затратно, исходя из заключения чародейки и ее прогнозов, так еще и какое-то время Фредерика будет заразной для окружающих. Благо, что у самого ведьмака иммунитет, и он совсем не болеет, а Кейра, пока не убедилась окончательно, что это не холера, приняла какое-то особое снадобье, предусмотрительно обезопасив себя. Но, как говорится, нет худа без добра.
И пусть влип Эскель не так крепко, как борющаяся с хворью Дера, но ему очень свезло обнаружить настоящую чародейку в таком месте, да еще ту, которая время от времени занималась вопросами эпидемиологии. В целом, держался он молодцом. Виду совсем не подавал, что весь в волнениях изошелся, а подрагивающие руки прятал то за спиной, сцепив в замок, то в кулаки сжимал. Кейра, конечно, ничего ему не говорила и даже не ехидничала, но от ее глаз такое несвойственное ведьмакам поведение не скрылось.
Дорогу к воротам в Мурривель запомнить было несложно. Так что добрался он туда менее чем за тридцать минут. На посту был все тот же Ян, только изрядно подвыпивший, и его напарники, имена которых ведьмак не запомнил.
— О-о-о, мастер, — завопил тот и вскинул вверх початую бутылку спирта. — Что… — он икнул. — Что там ваша девка?
— Ведьма ее вылечит. Все хорошо, — холодно проговорил Эскель, слезая с коня. — Я о делах приехал поговорить.
— Эт можно, — подключился второй и поправил рукой съехавший набок шлем. — Дела-то они всегда не терпят, так ведь, командир?
— Верно, Лукаш, черт тебя дери. Пиздец, как верно! — прокричал пьяным голосом Ян. — Токмо говорить будем не здесь. Уши тут даже у стен есть. Пойдем-ка в корчму местную. Там и обсудим все.
Эскель взял за поводья Василька и повел его вслед за покачивающимся из стороны в сторону Яном. Ощутив прожигающие спину взгляды, обернулся и глянул на того самого Лукаша. Он был не трезвее своего командира, но, тем не менее, шел ровно. Поведя плечами, ведьмак едва слышно вздохнул. Не нравилось ему это все, во что его пытались втянуть. И очень не нравилось. Но был ли у него выбор? Примерно такой же, если выбирать между костром и виселицей.
Вошли в корчму с грохотом и криками. Удивило то, что внутри никого не было, кроме двух-трех таких же ряженых мятежников и корчмаря. Усатого, широкоплечего и с огромным пузом, которое с трудом можно было спрятать за передником. Но бросающего такие тяжелые взгляды, что даже у ведьмака мурашки по коже пробежали.
— Командир! — пробасил он и тут же с грохотом выставил на стол перед собой три деревянные кружки. — Пивка как всегда?
— А можно и пивка, — самодовольно ухмыльнулся Ян и уселся за первый попавшийся на пути стол.
Эскель сел напротив, а Лукаш по его правую руку.
— Значит, вот она какая беда, мастер, — командир провел рукой по губам. — Дело у нас непростое. Но не для такого как вы.
— Я сам решу, какое дело — простое или нет. Вы суть обрисуйте, — ведьмак сложил руки на столе и, чуть ссутулившись, осмотрелся.
Взгляды, которые на него бросали мятежники за соседним столом и корчмарь, доверия не внушали. Чувствовал себя, словно мышь в мышеловке, — омерзительно и тревожно. Мечи-то он оставил на коне, так, на всякий случай, чтобы агрессию не вызывать у местного, как бы выразиться, ополчения. Но, видать, и без мечей он с этой задачей хорошо справлялся.
— Ну добро, — кивнул Ян. — Затеяли мы тут переворот — это если коротко.
На стол, тем временем, выставили три полных до краев кружки с пивом. Пахло оно что надо — солодом и пряностями. Но пить пока никто не спешил.
— А если длинно, то хотим мы мразь эту зажравшуюся, что городом управляет, прирезать и скормить свиньям. Потому что сил уже никаких нет терпеть его бесчинства. Налоги растут не по дням, а по часам, — икнув, начал загибать пальцы Ян. — Так еще и отступные появились. Ты представляешь, — распалившись, он резко перешел на ты, но ведьмак виду не подал, пусть и слух это обращение чуток резануло.
— Оно-то, может, и не плохо. Ты взял и дал десятка два крон, а к тебе не пристают и торговать не мешают. Вози себе зерно, молоко и мясо с предместья в город да радуйся. Как говорят — отдай и не греши, — подключился к разговору Лукаш.
— Но ведь ты-то даешь и не рассчитываешь даже, что к тебе снова пойдут с протянутой рукой и мечом обнаженным. Ведь так? — Ян сжал руки в кулаки.
Но ведьмак был абсолютно спокоен и потихоньку потягивал пиво. Он уже даже знал, чем это все закончится. История не нова и встречалась повсеместно. Правда, с одной разницей — обычно его она не касалась.
— Так мало нам было оброков и прочих… — Ян небрежно мазнул по воздуху рукой, — отступных. Как власть местная поняла, что нас, простых работяг, доить можно как коров обожравшихся, так и начался беспредел. Стража городская распоясалась в край. Могли и девку какую оприходовать прямо в подворотне, и товар с прилавка умыкнуть, и выручку за весь день забрать на «нужды городские». А никто и слова не говорил! Королю-то вообще по боку все эти наши беды! Он весь войною занят.
— А как тут скажешь, командир? — взбеленился теперь Лукаш. — Нам-то жить за что-то надо? Надо. А чтобы жить, нужно торговать. У нас же только тем и живут. А куда ты поедешь в такое-то время неспокойное, кроме городишки, что под боком? Никуда. Потому закроешь рот свой поганый и будешь шею подставлять да щеки под оплеухи властителя. А король? Ай, да что этот король… — он махнул рукой. — Ирод такой же поганый. Не то что тятька его. Вот то был мужик, так мужик!
— Верно! Верно говоришь, Лукаш! — Ян с грохотом опустил кулак на стол, отчего кружки дрогнули, расплескав содержимое.
Эскель и на это ничего не сказал. Только отряхнул перчатку от пивных капель и утер рукавом подбородок и рот.
— Но оно ведь, как говорится, всякому терпению приходит конец. Он и пришел. И мы были готовы, — Ян склонился к столу и расплылся в самодовольной улыбке. — Собрались мы, значит, неравнодушные. Измазались все дегтем березовым и под покровом ночи перерезали эту падаль серпами. А как добрались до ипата, тут и начались проблемы.
— Ипата-то убивать боязно. Его ведь сам король на должность усадил, — вставил свое слово Лукаш, утирая пивную пену с усов. — Прознает, что мы его того… — он провел рукой в районе шеи, — прибили. И все, конец.
— Вы перебили всю городскую стражу, а ипата вам убивать боязно? — усмехнулся Эскель, дернув бровью.
— Конечно боязно, — кивнул Ян. — Нам-то жить тут еще. А вдруг кто нагрянет и хватится этого пса? Нас же перевешают всех.
— Да вас и так перевешают. Хоть бы за то, что вы всю стражу перебили и мятеж подняли, — на последних словах ведьмак сделал особый акцент.
— Дык война на дворе, мастер, — хмыкнул Лукаш. — Скажем, что нильфы перебили. Солдатня ведь всегда в расход идет, а с властителями обычно договариваются.
— Не всегда, — мотнул головой ведьмак, отчего волосы упали ему на лицо. — Иногда властителей вешают, как и кметов, — на деревьях в округе. В назидание.
— Так, кончайте споры, — выставил ладони перед собой Ян. — План у нас такой. Вы, мастер, ипата местного порешите, а мы уж кого своего усадим на это место. Для короля сказку сочиним, мол, черные ведьмака наняли и диверсию учинили. Властителя нашего убили, а мы, вот, возьми и своего — доброго и порядочного — усадили на его место, чтобы уж без головы не остаться. Мы и свидетелей найдем. А как нильфы заявятся, то мы и с ними быстро договоримся. Нам-то неважно, под кем ходить, лишь бы жилось спокойно и хорошо. А этот пес ни с кем договариваться не будет. Он у нас, видите ли, патриот, мать его.
— Не легче уж потерпеть, пока Радовид войну проиграет, и тогда уж властитель сам сменится. Нильфы наверняка своего кого-то усадят, — предположил ведьмак.
— А где гарантии, что он сменится? Нету! А если не проиграет? — пожал плечами Ян. — Да и ждать нам не с руки. Вон уже все провернули почти. Одно последнее дельце осталось, и уж тогда заживем.
— Если не перевешают, — буркнул Эскель в кружку.
— А это уж не вам решать. Мы вам помогли с девкой-то? Помогли, — снова встрял в разговор Лукаш. — Вопросов не задавали? Не задавали. Хоть и выглядело это со стороны очень подозрительно. Вот и вы не задавайте. Мы вам это… можем и заказ оформить как на нечисть местную.
Ян громко хрюкнул, заходясь смехом. За соседним столом тоже не удержались. Ведьмак повел плечом, понимая, что вся корчма их подслушивает.
— Не нужен мне заказ. Я не беру заказы на людей, — хмуро заключил Эскель.
— А вы представьте, что это гуль какой или топляк распухший, — гоготнул корчмарь за спиной, тут же наполняя из кувшина кружки.
— Но раз уж вы меня во все это вмешали… скажу лишь, что за работу свою возьму еще небольшую уплату, — он сложил руки на столе и сцепил пальцы в замок.
Ян с Лукашем переглянулись, а за соседним столом все притихли.
— Ну что же, — неуверенно заговорил командир, почесав в затылке, — сотню можно и накинуть.
— Меня не деньги интересуют.
— Боги, а что же? Ребятишки наши? — переполошился корчмарь, все еще крутившийся вокруг стола.
— Нет. Амулет, что вы забрали у ведьмы.
— Амулет? — Ян почесал пальцем подбородок.
— Да. У кого он?
— Ой с этой побрякушкой такая история забавная получилась, — неловко хохотнул Лукаш, отведя взгляд в сторону.
— У кого он? — нахмурился ведьмак, с силой сжав пальцы.
— Да вы успокойтесь, — вмешался Ян. — У ипата, должно быть. Оно ведь как получилось… Я когда-то давненько захаживал к этой стерве колдунской за травами. Ну… для особых нужд, — он прокашлялся в кулак и продолжил: — А эта сука возьми да заартачься, мол, мало ей яиц и деньги подавай. Ну и кинулся я на нее. Заведенный был, как черт. Яська мне все мозги изъела, так еще и курва-ведьма стала взбрыкивать. Ну я приложил ее чутка башкой-то о косяк. И в запале бусы ее разорвал. Они возьми и разлетись во все стороны, а я глядь — на полу блеснуло что-то. Смотрю, а это цацка ведьмовская. Да и пока она там в себя приходила, я и свистнул ее.
Эскель сжал губы в тонкую полоску, но своей накатившей злости старался ничем не выдавать. Только тогда, когда захрустели на руках перчатки, он резко опомнился и постарался успокоиться. Но Ян, тем не менее, продолжал:
— Как в хату вернулся, то осмотрел ее со всех сторон. А она вся красивая такая, что глаз не оторвать. Каменьями усыпана. Я и подумал, откуда у ведьмы такая ценность? Может, сама стащила у кого? Подарил ее тогда Агнессе. Ох, и ладная девка. Сиськи — во! Жопа — во! А ебется ка-а-ак…
— Ян! — гаркнул ведьмак, что командир аж на месте подпрыгнул.
— Ну значит, подарил я ее Агнессе. А она, шлюха такая, возьми и потеряй ее. Я спрашиваю как-то: а где подарок мой? А она смотрит так невинно глазищами своими и говорит, что стражники отобрали, когда на площади цветы продавала. Я ж завелся весь, взъерепенился и бегу, значит, к капитану стражи. А он меня розгами отстегал и за дверь выставил. Вон кожа аж на спине разлезлась. Я раны неделю потом залечивал.
— Так у кого амулет? — не выдерживал Эскель.
— А поди разбери, у кого он. Скорее всего, у ипата. Они-то, псы, что найдут ценного, все ему тащат. С побрякушками не знают, что делать, а деньги, которые он им за них дает, можно хотя бы пропить.
Ведьмак вздохнул, задумчиво рассмотрел свои руки и решил пока обмозговать. Все вокруг молчали и сербали пиво. Даже Лукаш притих, только пену с усов стирал и покашливал. Спустя минуту-другую, когда у мужичья уже потихоньку начало лопаться терпение, Эскель прикрыл глаза, собрался с духом и заговорил, вспоминая, что выбора у него и нет вовсе:
— Ладно. Возьмусь.
— Вот и добро, мастер! Вот и договорились! — всплеснул руками Ян и радостно крикнул корчмарю: — А ну, тащи давай целый бочонок! Это дело нужно обмыть!
— А амулет-то этот ведьмин вы и впрямь у ипата поищите. Вещица уж больно искусная, наверняка он ее к рукам прибрал, — сказал Лукаш и бросил взгляд на переваливающегося с ноги на ногу корчмаря, который пер к ним бочонок.
— Значит, поступим так, — допив остатки, Ян подставил корчмарю кружкой. — Мы, как солнце завтра сядет, пустим вас в город. Ипат под охраной нашей сидит в доме своем. Вы этот самый дом ни с чем не спутаете. Он прямехонько на торговой площади, белый и с большими окнами.
Ведьмак кивнул и закрыл ладонью кружку, мол, пить не будет.
— Вы уж там сами разберетесь, как и что с этой свиньей поганой делать. Красиво и осторожно, а мы уж, в случае чего, перед королем как полагается отчитаемся, мол, так и так, война идет, везде диверсии чинят, город без головы остался, а мы и совет собрали, своего усадили. Ну или как там делается, чтобы чин по чину все было? Токмо осторожным будьте. Там с ним еще и капитана стражи заперли. Выкурить уже неделю не можем. Засел крепко. Так еще и по городу кое-где остались псы эти реданские, вояки злоебучие. Вы их уж тоже изловите, мастер.
Дело обрастало все новыми и новыми подробностями, а ведьмак на другое и не рассчитывал. И если вылезет еще какой-то «маленький» нюанс, даже не удивится. О какой честности и конкретике может идти речь, когда договариваешься с такой падалью?
— Нет догадок, где этот ваш ипат может ценности хранить? — Эскель резко отодвинул кружку в сторону и зло глянул на навязчивого корчмаря.
— Да не трожь ты мастера! — прикрикнул Ян. — Ему завтра вон дело какое важное предстоит. И правильно, что не пьет.
— Думается мне, что схрон у него особый есть для таких нужд. Но наверняка не скажу. Тут уж вам самим придется копаться в вещах. Извиняйте, — пожал плечами Лукаш.
— Добро, — упираясь руками в стол, Эскель поднялся. — Пойду я.
— Идите. Девку свою проведайте да подготовьтесь хорошо, — закивал Ян, с грохотом опустив на стол уже пустую кружку. — А как солнце сядет, ждем вас у ворот.
Ведьмак осмотрел всех присутствующих, с трудом сдержал рвущуюся наружу ругань и уверенно зашагал к двери. Если раньше он еще и сомневался в том, что эти мятежники не так уж и не правы насчет местного управителя и жизни в целом, то после выходки с чародейкой сомнений у него не осталось. Город кишел мразью и мародерами, удачно выдающими все свои деяния за благие. Но, тем не менее, они все еще были людьми, которые лично ему ничего плохого не сделали.
Вернулся в хату чародейки уже за полночь. Та, на удивление, не спала, а Дера и вовсе пришла в себя и теперь молча таращилась в потолок. В воздухе витал кисловатый запах, смешанный с горечью трав. Видать, отвары Фредерика наконец выпила и даже не попыталась вернуть обратно, свесив голову над бадьей. Кейра сидела за столом и, закинув ногу на ногу, что-то увлеченно вычитывала в раскрытом перед ней свитке. Кучи фолиантов валялись на столе, на соседнем стуле и у ее ног. Эскель немного прокашлялся и звякнул мечами, снимая их с себя и пристраивая у стены.
— О, наконец-то, — чародейка соизволила обратить на него внимание.
Рассеянным взглядом осмотрела с ног до головы, перекинула спавшие на грудь пряди за спину и удовлетворенно кивнула.
— Живой и здоровый. Значит, разговор прошел успешно?
— Относительно, — кивнул ведьмак и тут же посмотрел на Деру.
Она молчала, но едва заметно дернула уголками сухих и бледных губ. Он тут же подошел ближе, присел на корточки рядом и положил свою руку поверх ее сложенных на груди.
— Как ты? — тихо спросил он, а за спиной раздался обреченный вздох.
— Лучше, — хрипло отозвалась травница и с трудом проглотила скопившуюся во рту слюну. — Меня полоскало несколько часов от этих отваров. Но потом она что-то сделала и все успокоилось. Я выпила ятрышник и мне чуть полегчало. Разве что тело болит так, будто меня кто-то палками избивал.
Эскель осмотрел ее бледное лицо, провел тыльной стороной пальцев по влажной от пота щеке и остановил взгляд на приоткрытых глазах, которые потемнели и выглядели безжизненными.
— Без своего амулета я на что-то существенное не очень и способна, — вклинилась в разговор чародейка, откинувшись на спинку стула и положив на нее руку. — Провела магическое обследование. Вливала в нее ряд декоктов, чтобы проверить реакцию организма и инфекции на те или иные травы. Но когда я поняла, что ни один из изготовленных мною средств не задерживается в ней дольше, чем на несколько секунд, пришлось принять радикальные меры — подчинение воли.
Ведьмак нахмурился и зло взглянул на Кейру. Та фыркнула и вздернула кончик курносого носа.
— Не смотри на меня так. Я же сказала — крайняя мера. Мне нужно было сделать так, чтобы ее организм как-то провзаимодействовал с моими средствами. А пока ее выворачивало, спустя несколько секунд, как она приняла все внутрь, дело дальше не пошло бы, а лечение могло затянуться. Но одно я знаю точно — подчинение забрало у меня слишком много сил и повторять без своего артефакта я такие трюки не собираюсь. Кстати, об амулете. Ты узнал, где он?
— Сначала скажи, когда Дера поправится.
— Ну так сразу и не спрогнозировать. Все зависит от крепости ее организма. Я свое дело буду делать, но и я не всесильна, — Кейра повела острым оголенным плечом и перевела взгляд на лежащую на лавке травницу. — Если дальнейшие отвары будут так же действовать, как и тот, что мне удалось в нее влить, и если ты раздобудешь мой артефакт, и я сумею изготовить кое-какое антибактериальное средство, то через день, в худшем случае — через два она сможет ходить и сидеть. Но о дороге не может быть и речи. Ко всему, как видишь, что тут у нас очень много «если». И это я еще не говорила о худшем сценарии. Все может случиться так, что я прогадаю с пропорцией или ингредиентом, или организм твоей спутницы даст сбой и тогда она просто умрет. Это, несомненно, будет проще для всех. Но у нас ведь иные цели?
Эскель провел пальцами по щеке травницы к уху, смел с него слипшиеся пряди и почувствовал, как его коснулись ее холодные руки. Сердце тут же пропустило удар. А когда на губах Фредерики появилась долгожданная улыбка, он и вовсе готов был кричать от счастья и облегчения, искренне надеясь, что проклюнувшийся блеск в его глазах она не заметила.
— Так и разит от вас, — скривилась Кейра, демонстративно отвернувшись. — Всеми этими соплями изнеженными. Ты скорее вот этим всем портишь себе репутацию, а не делами в Мурривеле.
— В твоем мнении я не нуждаюсь, — буркнул ведьмак в ответ и перевел взгляд на чародейку. — Артефакт твой у ипата. Скорее всего.
— Что значит «скорее всего»? — переполошилась та. — Ты должен был узнать наверняка!
— Я тебе ничего не должен, — он пригрозил ей пальцем, как взбунтовавшемуся ребенку.
— Еще как должен. Я тут с девкой твоей вожусь, здоровьем собственным рискую, а ты выделываться начал? Тебе напомнить, с кем ты имеешь дело, ведьмак?
— Уж поверь, мне сложно это забыть, — он взглянул на удивленную Деру, потом на нервно покачивающую ногой Кейру. — Завтра после заката я отправлюсь в город. Разберусь с просьбой Яна и отправлюсь на поиски твоего артефакта. Если повезет, найду его у ипата.
— А если не повезет?
— Если не повезет, то сделаешь себе новый.
— Я же сказала — не могу, — фыркнула чародейка. — Не здесь и не в этой глуши.
— Сделаешь. Я лично тебе раздобуду все необходимое.
Кейра удивленно уставилась на ведьмака, потом перевела взгляд на его руку все еще поглаживающую щеку Деры и лукаво ухмыльнулась.
— А девка эта тебе уж больно дорога, как я погляжу.
— Она мне заплатила, чтобы я доставил ее в целости и сохранности в Ковир. Я должен был оберегать ее. Но мы и недели не пробыли в пути, а я, как видишь, уже не справляюсь, — он виновато глянул в глаза травницы, но та, лишь поджав губы, смотрела в ответ.
— Ведьмаки никогда не умели заботиться о ком-то еще, кроме самих себя, — заключила чародейка и вернулась к изучению свитка. — На печи стоит гречневая каша с капустой. Можешь поесть и лечь спать. В углу за печью. У тебя осталось не так много времени, чтобы выспаться.
Не согласиться с ней он не мог. Потому взглянув напоследок на Деру, он небрежно пригладил ее волосы на макушке, встал и направился в сторону печи. Завтра его ожидает уж очень непростой день. И его окончание чересчур сильно зависит от стечения обстоятельств, со сложно предугадываемым исходом. И что его нервировало больше — отступление от принципов или непредвиденный исход, пока не знал.
Комментарий к Часть 29. «Всё не то, чем кажется и не наоборот»
Бечено