В досье была записка из КТП о том, что Бейли покинул Северную Ирландию и переехал на юг, а также отчеты с сообщениями, что он вылетел в Соединенные Штаты. Подразделение ФБР по борьбе с терроризмом, работающее на Западном побережье, почти накрыло Бейли, когда он попытался купить ракету класса «земля – воздух», но он исчез за несколько часов до того, как ему должны были доставить товар. Отделение по борьбе с терроризмом в Европе сообщало, что Бейли видели в Нью-Йорке в конце прошлого года, в основном в нескольких барах на Манхэттене, которые были известны как пункты сбора средств для ИРА. Последний раз его видели в ноябре, и с тех пор о нем ничего не было известно.
Мэри Хеннесси, как значилось в ее досье, была вдовой сорока девяти лет от роду. Ее мужа убили три года назад – его автомобиль попал в засаду, которую, как предполагалось, устроил боевой отряд протестантов. Лайам Хеннесси был ведущим белфастским адвокатом, но оказывал также услуги Шинн фейн – политическому крылу Ирландской республиканской армии. Убивших его преступников так и не нашли, что дало Мэри Хеннесси повод произнести на похоронах речь, в которой она обвинила британское правительство в причастности к политическому убийству. Сведения об этом тоже содержались в деле. Мэри была уверена, что ее мужа убили британские десантники, по ее мнению, это было частью британского плана покончить с ИРА как с мощной террористической организацией.
В досье содержалось отдельное подробное описание расследования, проведенного ФБР по факту этой операции, хотя выводы выглядели неубедительными. Достоверно было известно только то, что около двух десятков главных активистов ИРА погибли в течение четырех недель после падения самолета «Боинг-737», направлявшегося из Лондона в Рим. ИРА официально не взяла на себя ответственность за взрыв самолета, но было установлено, что бомбу подложила женщина, убитая во время налета британских десантников на квартиру в Лондоне. Эта женщина и другие активисты ИРА использовали квартиру в качестве базы. После гибели Мэгги Джеймсон (так звали террористку) и ее коллег, взрывы с использованием самодельных бомб, терроризировавшие население в течение шести месяцев, неожиданно прекратились, что развеяло всякие сомнения британских властей относительно того, чьих рук это дело. Через несколько дней после падения самолета, когда погибло более сотни человек, два террориста из ИРА были застрелены в дублинском кабачке. Их убили два вооруженных человека в масках, которые, как предполагалось, состояли в рядах Ольстерских добровольцев – протестантской полувоенной организации. Последовало еще несколько убийств, и одно время казалось, что в землю ежедневно опускали гроб, покрытый триколором. Несколько высших чинов ИРА погибли в загадочных дорожных катастрофах – сорвались со скал на большой скорости или врезались в дерево на совершенно пустой дороге. Произошло также примерно полдюжины предполагаемых самоубийств, начиная от поражения током в ванне и кончая выстрелами из собственного оружия. За четыре недели ИРА была совершенно деморализована. Многие ее члены бежали из Северной Ирландии на юг или в Соединенные Штаты.
Британские газеты пестрели заголовками, смысл которых сводился к тому, что карательная операция была проведена по наущению или при прямой поддержке правительства. В основном же пресса и общественность склонялись к единому мнению – то, что произошло, было просто местью за террор, развязанный ИРА в Соединенном Королевстве. Тот факт, что карательная политика действительно имела место, страстно отрицали и премьер-министр, и армейское начальство. Не удалось также найти убедительных доказательств того, что убийства совершались с санкции правительства. Однако один из аналитиков ФБР провел небольшое статистическое исследование и установил, что вероятность выпадения двадцати четырех убийств, самоубийств и дорожных происшествий на период в четыре недели равняется одной шестимиллиардной. Не оставалось никаких сомнений, что все было подстроено заранее, причем какой-то одной группой, но были ли это САС, МИ-5, армия или протестантские экстремисты, пока оставалось загадкой и, по всей вероятности, неразрешимой. Кто бы ни нес ответственность за происходящее, конечный результат сводился к одному – временному устранению ИРА в качестве угрозы терроризма. Большинство убитых были лидерами и ведущими лицами в организации, и без них она уподобилась обезглавленной змее, свернувшейся в клубок и ждущей смерти.
В течение некоторого времени именно Мэри Хеннесси пыталась собрать организацию воедино. Начало этой деятельности положила ее антибританская речь на похоронах мужа. Она тщетно призывала провести публичное расследование смертей в ИРА – ее призывы игнорировались, и через год после гибели Лайама Хеннесси она ушла в подполье и стала – впервые в своей жизни – настоящей террористкой. Мэри организовала серию взрывов в Белфасте, в результате которых были разрушены армейские казармы и пост КТП. Когда оставаться в Северной Ирландии стало слишком опасно, она переехала за границу. С юга она совершала наскоки в Северную Ирландию, и ее атаки всегда были направлены против британской армии или Королевской тайной полиции. Ее борьба ни в коей мере не носила религиозного характера – она была сугубо политической и имела целью нанести ущерб тем, кого Мэри обвиняла в смерти своего мужа. По данным, содержавшимся в досье ФБР, она была причастна к гибели трех офицеров британских САС, работавших в обстановке секретности в пограничном районе и там схваченных. Она подвергла их изощренным пыткам, за что получила в прессе прозвище «черная вдова». Казалось, что после похорон мужа эта женщина помешалась. В одном из отчетов КТП ее определяли как психически ненормальную. Пока Мэри Хеннесси никому не удавалось схватить. Последний отчет в досье сообщал о том, что она живет близ Дублина, общается с различными людьми, сочувствующими ИРА, и все еще старается восстановить эту террористическую организацию.
К досье прилагался полный список всех террористических актов, совершенных ИРА за последние двадцать лет. Многие из этих жестоких акций были известны Говарду – взрывы бомб в автомобилях, действия снайперов, пытки. Казалось, никто не может избежать рук террористов. Но им не удалось убить Маргарет Тэтчер, хотя они взорвали отель, в котором она останавливалась во время проведения конференции Консервативной партии. Когда Джон Мэйджор со своими военными советниками обсуждал на Даунинг-стрит, 10, вопрос об участии Великобритании в войне в Персидском заливе, члены ИРА установили напротив здания самодельные минометы. Судьи, армейские офицеры, политики – словом, все подвергались опасности со стороны боевых отрядов ИРА, и на место одного схваченного и помещенного в тюрьму террориста были готовы встать десятки.
Говард взглянул на часы и понял, что пора ехать. Его машина быстро двигалась в потоке дневного транспорта и достигла офиса, где предполагалось собрание, незадолго до двух часов. Офис принадлежал ведущему адвокату, которого Говард встречал уже несколько раз. Там находилось больше десятка людей, в основном мужчин, одетых, подобно Говарду, в деловые костюмы. Когда присутствующие заняли места на стульях, специально принесенных в шикарный кабинет, водитель такси подал им кофе. Адвокат разрешал использовать свой просторный офис для встреч «Анонимных алкоголиков» один раз в месяц, но Говарду доводилось встречать его и в других местах – на бейсбольных площадках, в неряшливых подвалах обветшалых зданий, в служебных помещениях публичных библиотек.
Группа собравшихся расселась по местам и начала слушать одного из гостей – продавца удобрений, которого звали Гордон. Он излагал историю своей жизни, до боли знакомую всем присутствующим. Подобные истории звучали тут не один раз: хорошая работа, стабильный доход, жена и ребенок, стрессы, с которыми человек не в силах справляться, и наконец пристрастие к выпивке. Гордон рассказал, что уже шесть месяцев не пьет, и был вознагражден аплодисментами.
Следующим предстояло говорить Говарду. Он занял место перед двумя рядами стульев. Первый раз, когда ему довелось посетить собрание «Анонимных алкоголиков», он был несколько циничен, ему казалось, что публичное битье себя в грудь сродни умственной мастурбации, а говорящие получают удовольствие от всенародной демонстрации старых ран. Ему также было нелегко смириться с религиозной стороной этих собраний и их упованием на Бога, но вскоре один из давних членов АА предложил ему считать Бога чем-то вроде группы пьяниц. С этого момента Говард стал своего рода новообращенным. Теперь, по прошествии четырех лет регулярных посещений таких собраний, он понимал, насколько они ценны в борьбе с бутылкой, ведь рассказ других об их успехах и неудачах закалял твою собственную волю.
Говард поставил чашку с кофе на стол и скрестил руки за спиной.
– Меня зовут Коул. Я алкоголик, – начал он свою речь.
– Привет, Коул! – прокричала аудитория.
– Прошло почти четыре года с тех пор, как я последний раз пил, – продолжал он.
Присутствующие зааплодировали. Послышались крики «Молодец!». Говард подождал, пока опять установится тишина.
– Я не знал, что у меня проблемы с алкоголем. Я думаю, никто из моих коллег не решался мне об этом сказать. Но я начал делать ошибки – дома и на работе. Начались ссоры с коллегами и стычки с женой. Конец наступил, когда я разбил машину. Вообще-то это была машина моей жены, но за рулем сидел я. Мы оба были пристегнуты, иначе, я уверен, погибли бы. Я налетел на грузовик, мы съехали с дороги, а потом я очнулся уже в больнице. Об этом стало известно моему тестю, и он лично настоял на том, чтобы меня поместили в клинику.
Собравшиеся одобрительно закивали головами. Говард знал, что некоторые из сидящих здесь, включая адвоката, уже несколько раз слышали его историю, но все дружно выражали поддержку.
– Я благодарен своему тестю, но в последнее время я начал замечать, что мне неприятно его вмешательство в мою жизнь. Во все области моей жизни! В то время, когда у меня были проблемы с пьянством, он пошел к моему начальнику и добился того, чтобы меня не выгоняли с работы. Я очень ценю это, но теперь он вмешивается буквально во все – пытается влиять на моих детей, становится между мной и моей женой. Это приводит к новым стрессам, и мне опять хочется выпить. Я знаю, что должен научиться не ненавидеть его, но это трудно. Мне известно, что он очень заботится о своей дочери, хочет, чтобы ей было хорошо. О Боже, иногда меня так тянет выпить! Сейчас даже больше, чем раньше. Я знаю, насколько легко опять втянуться в пьянство – просто взять бутылку и снова начать пить, но я также знаю и то, что это будет самой большой моей ошибкой. Алкоголизм – это болезнь, причем болезнь, от которой не существует лекарств. Но это не значит, что я не борюсь. Я могу побороть это пристрастие, но не всегда. Просто я должен понять, что иногда это будет сделать легче, а иногда – труднее.
Аудитория опять зааплодировала. Говард вернулся на свое место с ощущением, что в него влились новые жизненные силы, а тяга к алкоголю временно отступила.
Тодд Оттерман сидел в вестибюле отеля и постукивал по колену папкой с досье. Вокруг бурлила обычная гостиничная жизнь. Несколько дантистов, прибывших на свой очередной съезд, выстроились в ряд к столу портье в ожидании регистрации. Взад и вперед сновали мальчишки-рассыльные с чемоданами. Девушки в черно-белой униформе спешили обслужить гостей как можно скорее, и дежурные улыбки на их устах начинали понемногу таять.
Оттерман никогда раньше не встречался с Гилбертом Фейнштейном, но, как ни странно, сразу узнал его, когда тот вышел из лифта. У Фейнштейна были слишком длинные и неряшливо подстриженные волосы – ничего похожего на модную прическу, – он немного горбился, а его взгляд был привычно устремлен в пол. Из досье следовало, что ему двадцать четыре года. Последний год он работал в кухнях различных отелей. В свое время бросил школу и с тех пор поменял несколько рабочих мест, получая минимальную зарплату. За хранение наркотиков Фейнштейн пару раз непродолжительное время сидел в тюрьме. Именно после вторичного заключения он написал письмо президенту, где в весьма недвусмысленных выражениях объяснял, что он собирается сделать с самим президентом и его семьей. Письмо отличалось особой выразительностью – до сих пор подобных в Белом доме не получали, – а подробности того, что Фейнштейн намеревался сделать с кошкой первой леди страны, вызвала невольные улыбки у агентов Секретной службы.
Фейнштейн подошел к столу дежурных и обратился к одной из девушек. Она указала ему на Оттермана. Плечи Фейнштейна сразу поникли – он догадывался, что за этим последует. Сделав несколько шагов, он очутился перед агентом Секретной службы.
– Вы хотели меня видеть? – спросил Фейнштейн нетвердым голосом.
Оттерман достал служебное удостоверение и показал Фейнштейну.
– Вы догадываетесь, мистер Фейнштейн, о чем пойдет речь?
Тот кивнул и спросил, не повышая голоса:
– Вам обязательно нужно было прийти именно сюда, ко мне на работу? Я могу из-за вас лишиться места.
Оттерман указал на соседний стул.
– Присаживайтесь, мистер Фейнштейн. Вам уже приходилось подвергаться подобной процедуре, поэтому давайте сделаем ее как можно менее болезненной. Согласны?
Фейнштейн сел и начал грызть ногти.
– Итак, каково ваше теперешнее отношение к президенту?
Оттерман задал свой вопрос почти дружеским тоном.
– Он великолепно выполняет свою работу, – с усмешкой отозвался Фейнштейн. – Экономика процветает, внешняя политика никогда не была более правильной, вообще все в стране – высший класс!
– Вы все еще собираетесь предпринять что-нибудь против его семьи?
Фейнштейн вздохнул.
– Послушайте, я написал это письмо два года назад. Тогда я принял пару таблеток, небо казалось с овчинку… Я даже не помню, как отправил его.
– Я все понимаю, но, к сожалению, в деле оно осталось.
– Но я ведь не имел в виду ничего плохого! Я действовал как ребенок, сумасшедший ребенок!
Девушка за столом дежурных подняла голову.
– Постарайтесь не повышать голоса, мистер Фейнштейн, – тихо сказал Оттерман.
– Вы меня преследуете!
– Мистер Фейнштейн, до сегодняшнего дня мы даже не встречались.
– Не вы конкретно. Я имел в виду Белый дом. Секретную службу. Вы никогда не оставите меня в покое.
– Если вы хоть раз угрожали президенту Соединенных Штатов, ваше имя заносится в картотеку и остается там. А как вы думали? Вы полагали, мы можем просто игнорировать того, кто угрожает президенту? Или вы забыли, что написали тогда? У меня с собой копия вашего послания – на тот случай, если вы захотите освежить вашу память.
– Да нет, я помню, – тихо произнес Фейнштейн. – Так чего вы хотите?
– Возможно, вы знаете, что президент на следующей неделе приезжает в Балтимор.
– Да, я читал об этом в «Балтимор сан».
– Ну, так мы полагаем, что было бы совсем неплохо, если бы вы на время уехали из города. Ведь ваши родители живут в Чикаго?
Фейнштейн кивнул, продолжая обгрызать ногти.
– Мы советуем вам на несколько дней съездить в Чикаго, скажем, с понедельника до четверга.
– Вы что, опять хотите выгнать меня из города?
– Не только вас, а всех, кто значится в нашем списке лиц, находящихся под наблюдением. Вы покинете город в понедельник и по прибытии в Чикаго отметитесь в нашем офисе.
Оттерман передал Фейнштейну карточку.
– Этот агент будет ждать вас там в понедельник вечером. У него вы и будете отмечаться два раза в день до утра четверга. Потом можете вернуться домой.
У Фейнштейна был такой вид, как будто он сейчас разрыдается.
– Я не могу поверить, что вы можете так бесцеремонно распоряжаться моей жизнью! Ведь мы в Америке!
– Именно потому, что мы в Америке, мы можем так бесцеремонно распоряжаться вашей жизнью, – подтвердил Оттерман.
– Если я однажды совершил ошибку, мне придется расплачиваться за нее целую вечность?
– На самом деле вы совершили массу ошибок, но одна из них была очень большой ошибкой, и за это приходится платить, – сказал Оттерман. – Вы знаете всю процедуру: если мы не получим от вас известий из Чикаго, то опять начнем искать вас здесь. Вы ведь не хотите этого, не так ли?
– Если я сейчас уеду, то потеряю работу – у меня ведь нет отпуска в это время, – простонал Фейнштейн.
– Скажите, что вы больны, или придумайте еще что-нибудь. Но из города вы должны убраться.
В глазах Фейнштейна показались слезы.
– Когда же это кончится? Когда вы наконец оставите меня в покое?
Оттерман пожал плечами.
– Вы ведь у нас значитесь только в списке лиц, находящихся под наблюдением. Это совсем не то, что быть внесенным в ежеквартальник. Будете вести себя хорошо, не станете больше писать таких глупых писем – и примерно через три года мы вас вычеркнем.
Фейнштейн покачал головой и начал вытирать слезы.
– И все-таки это несправедливо, – всхлипнул он.
– Сынок, – ласково сказал Оттерман, вставая со стула и разглаживая складки на черных форменных брюках, – жизнь вообще несправедлива.
С этими словами он вышел из отеля, оставив Фейнштейна наедине со своими переживаниями. Агенту предстояло до полудня нанести еще два таких же визита.
Горничная тревожно постучала в дверь.
– Мистер О'Брайен! – позвала она.
Ответа не последовало, и горничная начала стучать громче. Зная, что Дамиен О'Брайен намеревался вернуться в гостиницу рано утром и спать до полудня, она не собиралась непрошеной вторгаться в его номер. Однажды горничная уже воспользовалась своим ключом и, войдя в комнату, обнаружила постояльца, лежащего в голом виде на кровати и сжимающего в руке пустую бутылку из-под виски. Он спал глубоким сном и при этом храпел, как паровоз. Повторять подобный опыт горничной совсем не хотелось.
– Мистер О'Брайен! – во весь голос закричала она и забарабанила ключом по двери. – Уборка!
Взглянув на часы, она обнаружила, что к этому времени постоялец обычно давно уже уходил на работу. Возможно, он повесил табличку «Просьба не беспокоить» на ручку своей двери по ошибке. Горничная вставила свой ключ в замок и начала тихо его поворачивать, одновременно стараясь уловить хоть какой-то звук изнутри.
– Уборка, мистер О'Брайен, – повторила она.
Сквозь опущенные шторы, старые и ветхие, в комнату проникало достаточно света, поэтому включать электричество не было необходимости.
Горничная вошла в номер с чистой простыней и полотенцем и опять позвала постояльца – на тот случай, если он в ванной. У нее перехватило дыхание, когда она увидела торчащие из-под кровати ноги. Опять он напился и упал на пол, подумала женщина и тут впервые обратила внимание на тихое жужжание – как будто тикал будильник, у которого кончался завод. Горничная прошла дальше и с опаской заглянула за кровать.
– Мистер О'Брайен, – произнесла она в очередной раз уже дрожащим голосом.
Тут горничная с ужасом обнаружила, что ног четыре. Белые и волосатые, они были попарно связаны у щиколоток. В испуге прикрыв рот рукой и не обращая внимания на упавшие при этом на пол полотенце и простыню, женщина, ловя ртом воздух, ринулась из номера.
Дневной дежурный, которому она с трудом рассказала об увиденном, достал из-под стола бейсбольную биту и пошел вместе с горничной в номер. Держа биту обеими руками, он вошел, включил свет и еще раз позвал постояльца по имени. Дежурный уже давно служил в гостиницах и привык к тому, что гости зачастую занимаются в своих номерах странными делами: связывают друг друга, принимают наркотики – словом, выделывают то, что никогда не стали бы делать в своем собственном доме. Однажды он нашел в номере завернутую в полиэтилен и привязанную к кровати за ноги и за руки женщину, любовник которой в это время валялся без сознания в ванной с сердечным приступом. Словом, удивить дежурного было не так-то просто. Он подошел к изголовью кровати. Жужжание стало отчетливее. Концом биты дежурный слегка ткнул в одну из ног. Никакой реакции не последовало. Тогда он отступил к окну и, заглянув под кровать, увидел тела двух обнаженных мужчин с кляпами во рту. По полу растекались лужи крови. В груди и голове мужчин дежурный заметил несколько отверстий от пуль. Над ранами кружились мухи, иногда садясь на еще не свернувшуюся кровь.
После собрания «Анонимных алкоголиков» Говард заехал домой упаковать вещи. Если снайперы действительно базируются на Восточном побережье, он не скоро вернется в Феникс. Лиза была на кухне и резала большим ножом какие-то овощи, время от времени заглядывая в кулинарную книгу.
– Ты приехал домой на ленч? – спросила она.
– Если бы! – отозвался Говард.
Он объяснил жене, что летит в Нью-Йорк и в ближайшее время будет сотрудничать с отделением по борьбе с терроризмом.
– О Господи, – вздохнула она, – а как же сегодняшний обед?
– Мне очень жаль, Лиза, но тебе придется пойти без меня.
– Коул, ведь это было запланировано несколько недель назад!
Она бросила нож на разделочную доску и встала перед мужем, уперев, руки в бедра и сверкая глазами.
– Ты должен был объяснить своему начальству, что не можешь ехать!
Говард засмеялся, удивляясь ее наивности. Только дочь Теодора Клейтона могла думать, что подобный тон уместен в разговоре с начальством в ФБР. Его реакция рассердила Лизу еще больше.
– Ты можешь полететь завтра, – предложила она. – Несколько часов ничего не решают.
– Нет, дорогая, это очень важное дело, и несколько часов могут решить все. Это то дело, в котором твой отец так помог мне.
Говард знал, что упоминание об отце наверняка смягчит ее гнев.
Лиза сердито дернула головой и, сорвав с себя фартук, бросила его рядом с ножом.
– Коул, я просто не представляю, почему мирюсь со всем этим! – крикнула она.
– Но ведь это моя работа, – неуклюже попытался он оправдаться.
– Но не единственно возможная! – возразила жена. – Ты мог бы поступить на то место, которое тебе постоянно предлагает папа. Начальник службы безопасности в фирме «Клейтон электроникс» – это прекрасное продвижение по службе. И получал бы ты там гораздо больше, чем получаешь в Бюро. К тому же, тебе не пришлось бы мчаться на другой конец страны, получив на сборы минуту.
Говард поднял руки, сдаваясь. Подобные споры они вели много раз, и ему никогда не удавалось одержать в них верх.
– Да и дети могли бы почаще видеть собственного отца, – продолжала наступать Лиза.
– Мне надо укладываться, – скороговоркой произнес Говард.
Это означало позорное отступление. Лиза поднялась по лестнице вслед за ним и, стоя у него за спиной, наблюдала, как он вынимает из гардероба чистые рубашки и кладет их в дорожную сумку.
– Надолго едешь? – спросила она, скрестив руки на груди.
– Не имею представления, – бросил он через плечо.
У него было странное чувство, что если он взглянет ей прямо в глаза, то тут же превратится в камень.
– Я не понимаю, чего ты достиг, продавая свою душу ФБР, – со злобой произнесла Лиза.
– Лучше бы дьяволу… – пробормотал Говард.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила она, повышая голос.
В нем стали слышны обвиняющие нотки.
– Ты хочешь сказать, что папа – это дьявол? Ты это хочешь сказать, да?
Говард застегнул «молнию» на сумке.
– Я просто неудачно выразился, Лиза, вот и все. Я хотел сказать, что работа в ФБР стала делом моей жизни. Я делаю ее хорошо и не хочу быть комнатной собачкой у великого Теодора Клейтона. Я не дам ему купить меня!
– Купить тебя? – взвизгнула она. – А кто заплатил за этот дом? За машину? Ты думаешь, мы смогли бы жить так, как живем сейчас, если бы не деньги моего отца? Если бы не он, ты до сих пор гнил бы в отделе разведки. Ты всем обязан моему отцу, а не своему любимому Бюро. Иногда мне кажется, ты об этом забываешь.
При этих словах жены Говард почувствовал, что все внутри него похолодело, и уставился на нее, не веря своим ушам.
– Спасибо тебе, Лиза, – наконец тихо произнес он. – Большое спасибо за то, что ты сказала.
Говард прошел мимо нее, спустился по лестнице и вышел из дома. В глубине души он надеялся, что жена побежит за ним или хотя бы окликнет, но то, что она молча дала ему уйти, тоже не вызвало у него удивления. Когда он отъезжал от дома, ему казалось, что ее гнев висит над ним, как грозовое облако, готовое разразиться дождем.
Стоял жаркий день, и Джокер включил кондиционер во взятом им напрокат «шевроле люмина». Это был вместительный и удобный американский автомобиль, который легко слушался водителя. Уже давно Джокер не сидел за рулем автомашины. Он даже успел забыть то удовольствие, которое доставляла езда на большой скорости по пустынной дороге. Джокер перевел взгляд на спидометр и снизил скорость до установленного предела – 55 миль в час. Из кармана куртки он достал зеленую пачку жевательной резинки «Риглиз», развернул левой рукой одну пластинку и сунул ее в рот. В винном магазине Джокер запасся бутылкой виски и за завтраком уже успел пропустить пару стаканчиков. Если ему не повезет и он наскочит на полицейского, лучше пахнуть мятной жвачкой, чем спиртным.
Бок все еще болел от ударов, а проснувшись утром, Джокер обнаружил на теле несколько здоровенных лиловых кровоподтеков. Кажется, ему повезло – переломов нет, но синяки пройдут очень не скоро. Часы на приборной доске показывали 13.30. Джокер встал сегодня в восемь часов и уже через час сидел в библиотеке над подшивкой «Вашингтон пост». Он попросил газеты за ту неделю, когда был убит Пит Мэньон, и, потягивая черный кофе из пластмассового стаканчика, читал статьи, описывающие, как было найдено и опознано тело и как его потом доставили в Великобританию. Ни одна газета не уделила этой истории больше десятка абзацев. Джокер с удивлением обнаружил, насколько Вашингтон – жестокий город. Он-то считал, что политический центр страны должен быть одним из самых безопасных мест. На самом же деле город можно было по праву назвать криминальной столицей Соединенных Штатов, там на каждом шагу происходили жестокие убийства и пытки, зачастую связанные с наркотиками. Когда было обнаружено тело Мэньона, полиция решила, что он имел отношение к торговле наркотиками – так было изуродовано тело. В газете говорилось, что с него живьем содрали кожу. Это наводило на мысль об участии в деле одной из оголтелых банд ямайцев, орудовавших в Вашингтоне. Мэньону один за другим отрезали пальцы, а затем кастрировали. На запястьях и лодыжках виднелись следы от веревок. «Вашингтон пост» сообщала, что он умер от потери крови.
В Великобритании подобное преступление заняло бы первые полосы газет, в Вашингтоне же ему отвели место где-то в середине, в ряду пяти других убийств, совершенных в этот день. Детектив из Отдела по расследованию убийств, ведущий данное дело, предположил, что пальцы отрезали, чтобы затруднить опознание тела, но Джокер знал, что Мэньона подвергли пыткам совсем по другой причине. Первая статья на эту тему сопровождалась фотографией Мэньона, вне всякого сомнения, отретушированной неким предприимчивым похоронных дел мастером. Через несколько дней нашелся владелец мотеля, который утверждал, что один из его постояльцев пропал, оставив одежду и паспорт. Фотография в паспорте странным образом совпала с фотографией Пита Мэньона, и он был опознан как Джон Бэллэнтайн – сотрудник страховой компании из английского города Бристоля, который находился в длительном отпуске.
Последняя статья появилась через десять дней после того, как было обнаружено тело. В ней сообщалось о прибытии сестры Бэллэнтайна в Вашингтон и о том, что она улетела назад в Англию вместе с телом брата. Больше в газетах ничего не было, и Джокер понял, что это убийство осталось в списке нераскрытых вашингтонской полицией преступлений. Он старался представить себе, что пришлось пережить Мэньону за те часы, что его подвергали пыткам. Сам Джокер находился в деревенском доме в Северной Ирландии, когда Мэри Хеннесси начала там «работать» с Миком Ньюмарчем. При этом воспоминании Джокер потер левое запястье. На нем все еще виднелись шрамы – это Джокер пытался освободиться от наручников, которыми Хеннесси приковала его к батарее. Конечно, Ньюмарч рассказал им все – никакие тренировки тела и духа не помогли бы человеку вынести то, что проделывала террористка с помощью своего ножа. Джокер никогда не забудет криков Ньюмарча и выражения удовольствия, даже восторга на лице Мэри Хеннесси, когда она заносила нож над его телом.
Сзади послышался звук сигнального рожка, подобный предсмертному крику какого-нибудь доисторического чудовища. Только сейчас Джокер понял, что съехал со своего ряда на шоссе. Мимо на большой скорости пронесся грузовик, на борту которого виднелось название мясоперерабатывающей фирмы. Его массивные колеса промелькнули всего в нескольких дюймах от автомобиля Джокера, с такой силой стиснувшего руль, что побелели костяшки пальцев. По спине стекали струйки пота, несмотря на прохладный – благодаря работающему кондиционеру – воздух в салоне.
В библиотеке, где Джокер просматривал подшивки газет, имелся также телефонный справочник по Соединенным Штатам. Он нашел страницы, посвященные району Вашингтона, и выписал номера телефонов компаний, занимающихся прокатом самолетов, летных школ и местных авиалиний. Домашнего адреса Патрика Фаррелла обнаружить не удалось, и Джокер расширил район своих поисков. Он просмотрел штат Мэриленд, Лорел, Энн-Арундел, Монтгомери, район Большого Балтимора – на севере и Арлингтон, Фэрфакс, Принс-Джордж – на юге и нашел только одного П. Фаррелла, который жил в Лореле – городе примерно на полпути между Вашингтоном и Балтимором. Но на страницах справочника, посвященных графству Монтгомери, Джокер вдруг наткнулся на фирму «Фаррелл авиэйшн». Это была неожиданная удача. Если бы в названии компании не стояла нужная фамилия, ему пришлось бы объезжать целых тридцать авиационных фирм. Джокер позвонил из автомата в «Фаррелл авиэйшн». Поднявшая трубку секретарша скучающим голосом сообщила, что есть два Патрика Фаррелла – отец и сын. Компания принадлежит отцу, а управляет делами сын. Она объяснила Джокеру, как добраться до небольшого аэродрома, расположенного приблизительно в двадцати милях к северо-востоку от Вашингтона.
Направляясь туда, Джокер гадал – с отцом или сыном был знаком Мэтью Бейли. Обе возможности представлялись одинаково вероятными. Сын наверняка ближе к Бейли по возрасту, а отец, скорее всего, эмигрировал из Ирландии в Штаты и сохранил тесные связи с ИРА. Да, наверняка дело обстоит именно так.
В багажнике взятой напрокат машины лежал чемодан Джокера. Сегодня утром он рассчитался в вашингтонском мотеле и намеревался найти какое-нибудь пристанище ближе к Лорелу. Сейчас Джокер ехал по шоссе № 95, не имея в голове никакого определенного плана, он решил сначала зайти в эту авиационную компанию, а потом некоторое время послоняться поблизости – на тот случай, если туда заявится Бейли. На деньги, полученные по карточке «Виза», Джокер купил мощный бинокль, который теперь лежал в пластмассовом футляре на заднем сиденье.
Аэродром он отыскал с большим трудом – рядом не было никаких указателей, и в конце концов Джокеру пришлось спросить дорогу на заправочной станции. Кроме того, аэродром был окружен деревьями, поэтому Джокер заметил его, только когда подъехал совсем близко. Оказалось, что это просто поросшая травой взлетно-посадочная полоса, несколько ангаров и одноэтажное кирпичное здание, на крыше которого виднелось название – «Фаррелл авиэйшн» – и эмблема, изображавшая зеленый пропеллер и ястреба над ним. Рядом со взлетной полосой выстроились несколько небольших самолетов, большинство из которых были зачехлены, как будто им не очень часто приходилось взлетать. Асфальтированная дорожка, по которой ехал Джокер, петляла между деревьями и вилась вокруг ангаров. Перед зданием аэровокзала она расширялась. Там были припаркованы несколько автомобилей. Джокер снизил скорость и вскоре остановился перед ангаром, на двери которого виднелась большая вывеска «Прокат» и номер телефона балтиморской компании по продаже недвижимости. Из соседнего ангара вышел бородатый мужчина в синем комбинезоне. Он вытер руки ветошью, постоял несколько секунд, разглядывая Джокера, и наконец двинулся вперед. Джокер вылез из машины и стал ждать, когда мужчина приблизится.
– Что-нибудь желаете? – поинтересовался мужчина сонным голосом.
– Возможно, – отозвался Джокер, – но не для себя. Мой зять работает с маленькими самолетами и ищет место недалеко от Балтимора.
– Вы ведь англичанин, правда? – во взгляде мужчины чувствовалась настороженность.
Джокер кивнул.
– Да. Моя сестра вышла замуж за парня из Бостона. Как у вас тут с работой?
Мужчина пожал плечами.
– Да не очень. Нельзя сказать, что дело процветает. Здесь нет станции полетного обслуживания, нет и топлива. Тут можно начать только очень небольшое дело. А что конкретно делает ваш зять?
– Покупает обломки маленьких самолетов – в основном «Сессны», ремонтирует их и продает. На модели 152 и 172 всегда есть спрос.
– Это точно, – согласился мужчина.
– А у вас тут собственное дело? – полюбопытствовал Джокер.
– Ага. В основном обычное обслуживание. У меня есть постоянные клиенты. Кроме того, рядом находится небольшой летный клуб. Когда-то была и летная школа, но ее закрыли.
– А что вы можете сказать о Фарреллах? Хорошо у них идут дела?
Мужчина кивнул.
– Они занимаются главным образом лизингом. Большинство из здешних ангаров принадлежит им. Кроме того, они выполняют разную другую работу в небе – отслеживают транспортные пробки, ведут кино- и телесъемку. В общем, они в порядке.
– Фаррелл ведь ирландская фамилия, не так ли?
– А Пат и есть ирландец, – подтвердил мужчина. – Он даже нарисовал на многих своих самолетах зеленые полосы.
Джокер достал из кармана кителя авторучку и записал название компании, сдающей напрокат ангары.
– Я передам это зятю, – пояснил он. – Большое вам спасибо. Извините, что отнял столько времени.
– Ничего страшного. Надеюсь, вы решите перебраться сюда. Приятно будет видеть рядом новые лица.
Мужчина вернулся к ангару, а Джокер пошел к своей машине и забрался внутрь. Он медленно ехал по дорожке между деревьями. Ему хотелось бы спросить еще об очень многом, но он понимал, что продолжать беседу значило искушать судьбу: так можно легко вызвать подозрения у Фарреллов.
Не доезжая нескольких сотен ярдов до того места, где асфальтированная дорожка сливалась с главным шоссе, Джокер заметил тропу, петлявшую между деревьями. Он остановился и вышел из машины, чтобы получше ее разглядеть. Тропа заросла травой – ею явно давно не пользовались. Вокруг никого не было. Джокер съехал с дорожки и начал осторожно продвигаться по тропе. Когда он удостоверился, что отъехал достаточно и с дороги его не увидят, он остановил машину. Достал бинокль с заднего сиденья, а из багажника бутылку виски и двинулся вперед. Джокер прошел примерно полмили, пока не достиг того места, откуда просматривался фасад здания аэровокзала Фарреллов. Сам же он не был оттуда виден. Джокер сел на землю и прислонился спиной к толстому стволу каштана. Растущие впереди деревья мешали полному обзору аэродрома, но Джокер прекрасно видел автомобили, припаркованные перед зданием, и главный вход. Он навел бинокль на номера машин и обнаружил, что легко может их разобрать. Значит, и лица тех, кто будет входить в здание или выходить из него, тоже удастся рассмотреть. Затем он отвинтил крышку бутылки и сделал большой глоток. Возможно, ждать придется долго, но ему некуда торопиться.
Сидя в самолете, летевшем прямым рейсом из Феникса в Нью-Йорк, Коул Говард читал досье на Ильича Рамиреса Санчеса. Салон был почти пуст, и Говард устроился со всеми удобствами, положив портфель на сиденье рядом с собой. Стюардесса спросила, не хочет ли он выпить, и агент поймал себя на том, что собирался попросить виски с кока-колой. Вместо этого он заказал апельсиновый сок.
Досье Санчеса было почти в пять раз толще, чем дела Мэри Хеннесси и Мэтью Бейли, и содержало отчеты разведслужб практически всех стран мира. На первой странице имелся список псевдонимов, которыми пользовался этот террорист: Карлос Андрее Мартинес-Торрес, Ахмед Адиль Фаваз, Карлос Мартинес, Гектор Льюго Дюпон, Наги Абубакир Ахмед, Флик Рамирес, Гленн Гебхард, Сенон Мари Кларк, Адольф Хосе Мюллер Бернал, – а также его настоящее имя – Ильич Рамирес Санчес. Он родился 12 октября 1949 года в столице Венесуэлы Каракасе в семье преуспевающего адвоката, доктора Хосе Альтаграсиа Рамиреса. Политические взгляды этого человека отличались крайним левым экстремизмом, поэтому трех своих сыновей он назвал в честь Ленина – Ильич, Ленин и Владимир. В детстве мальчики большей частью путешествовали по Латинской Америке и странам Карибского бассейна со своей матерью Эльбой Марией, которая жила отдельно от мужа. Когда Ильичу Рамиресу Санчесу исполнилось семнадцать лет, отец послал его в кубинский партизанский тренировочный лагерь близ Гаваны, а в 1969 году он поступил в московский Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы, который по праву считался школой подготовки террористов. Через год Ильич вступил в террористическую организацию, имевшую самую скандальную известность в мире, – Народный фронт освобождения Палестины.
Вернулась стюардесса с апельсиновым соком. Говард поблагодарил ее и устало потер глаза. Искусственный свет создавал большое напряжение для зрения, но нужно было прочесть еще очень много. Потягивая сок, он опять углубился в бумаги. В 1971 году доктор Вади Хаддад, начальник оперативного соединения НФОП, пригласил Карлоса вместе с молодыми террористами из японской «Красной армии» и банды «Баадер-Майнхоф» на семинар, который проходил в лагере НФОП на юге Ливана. Вскоре после этого Ильич был прикомандирован к бюро НФОП по зарубежным операциям. Он принимал участие в налете на тель-авивский аэропорт, когда из пулемета было убито двадцать пять и ранено семьдесят семь человек.
В июле 1973 года он принялся за организацию террористической группы в Европе – «Коммандо Будиа». В декабре того же года Карлос совершил покушение на Эдварда Сиффа, президента британской сети розничных магазинов «Маркс энд Спенсер», вызвавшего его недовольство тесными связями с Израилем. Он сумел проникнуть в дом Сиффа в Лондоне и выстрелил в свою жертву в упор – таков был излюбленный метод «работы» Карлоса. Невероятно, но пуля попала Сиффу в зубы, и он выжил. В 1974 году Карлос бросил бомбу в здание лондонского отделения израильского банка «Хапоалим». При этом был убит один турист. Затем террорист переехал во Францию и вместе с «Коммандо Будиа» организовал серию взрывов бомб в автомобилях, стоявших возле офисов различных еврейских газет. Он также бросил осколочную гранату М-26 в газетный киоск в Сен-Жермен-де-Пре, убив двух человек и ранив тридцать четыре. На следующий год Карлосу и его команде удалось заполучить русскую базуку. Для того, чтобы помочь им овладеть полученным оружием, с Ближнего Востока вылетела группа из трех человек. В январе 1975 года в аэропорту Орли они выстрелили из РПГ-7 по самолету компании «Эль Аль». Удар не попал в цель – вместо этого был задет югославский самолет. Позднее в том же году в Вене Карлос задумал похищение министров стран-членов ОПЕК. План был приведен в действие, когда министры возвращались из Европы в Северную Африку. За их освобождение Карлос получил 800 тысяч долларов. Его имя связывали с целым рядом террористических актов, похищений и убийств, например, с нападением на израильскую команду во время мюнхенской Олимпиады 1972 года, когда погибли одиннадцать израильских спортсменов, взрывом бомбы на французской атомной электростанции, участием в налете на французское посольство в Гааге, который осуществила японская «Красная армия», – тогда в заложники были взяты сам посол и несколько сотрудников посольства.
Французская служба контрразведки два года назад была близка к тому, чтобы арестовать Карлоса в Париже, но ему удалось уйти, убив двух безоружных агентов и ливанского осведомителя. Французский суд в 1992 году заочно приговорил Карлоса к пожизненному заключению. Имелись также ордера на его арест по обвинению в убийстве, выданные властями Австрии и Германии.
К концу семидесятых годов Карлос, по всей видимости, сошел с арены активной террористической борьбы, и все разведслужбы мира с трудом находили его след. Он внезапно появился в Лондоне в мае 1978 года, однако осталось неясным, как он оказался в стране и как затем покинул ее. Говард подозревал, что тут не обошлось без ИРА.
По фотографиям, полученным в 1983 году с помощью разведывательного спутника, можно было предположить, что он находился в ливийском тренировочном лагере, где обучал террористов для полковника Каддафи. В том же году он организовал во Франции взрывы, во время которых было убито пять человек. Он поддерживал тесные связи с организацией «Хезболла» в Ливане, пытавшейся положить конец французскому военному присутствию в этой стране. В октябре 1983 года пятьдесят восемь французских солдат погибли в результате взрывов бомб в их казармах. Сообщалось также, что в 1985 году Карлос находился в Индии, а в 1986 году в ближневосточных газетах появились сообщения, что он убит и похоронен в ливийской пустыне.
Гласность, связанная с распадом коммунистического блока, сделала достоянием общественности тот факт, что в начале восьмидесятых годов Карлос какое-то время провел в Венгрии, Восточной Германии, Чехословакии и других бывших коммунистических странах. Однако после распада Советского Союза у него осталось слишком мало друзей. В 1991 году, когда отношения между Сирией и Соединенными Штатами улучшились благодаря взаимодействию во время операции «Буря в пустыне», сирийцы попросили Карлоса покинуть Дамаск и переехать в Ливию. Ливийцы, однако, не разрешили ему въехать в страну, опасаясь репрессий со стороны США и Великобритании.
В последнем отчете, имевшемся в досье, сообщалось, что Карлос вернулся в Йемен вместе со своей женой Магдаленой Копп – бывшим членом банды «Баадер-Майнхоф», – матерью и двумя детьми, хотя после этого его видели в Ираке.
Отчет был очень подробным, но в нем имелись и некоторые противоречия. Так, например, там говорилось, что Карлос ненавидит арабов, хотя многие страны Ближнего Востока платили ему. Доктор Вади Хаддад был его наставником в начале семидесятых годов, тем не менее Карлос позднее участвовал в покушении на этого лидера палестинских партизан. Он не был коммунистом, однако можно было предположить, что КГБ направлял некоторые осуществленные им операции, а сам Карлос долгое время скрывался в коммунистических странах. Он был самым удачливым террористом в мире, хотя и слыл человеком ненадежным и умеющим извлекать из всего выгоду для себя. Как сказал Шелдон, Карлос был одним из тех террористов, которые посетили Багдад в период между августом 1990 и январем 1991 года, то есть непосредственно перед развязанной иракцами террористической кампанией против Великобритании и Соединенных Штатов. Однако за десять лет до этого сирийцы заплатили ему за план, направленный на устранение Саддама Хусейна. Карлос был готов работать на того, кто больше заплатит. Он, как говорится, родился в рубашке и никогда не испытывал нужды в деньгах.
Говард бросил досье на крышку портфеля и откинулся на спинку кресла. Несмотря на то, что об этом террористе было известно так много, его ни разу не удалось арестовать. Только в Париже полиция была близка к тому, чтобы захватить его, но он ускользнул и там. У Говарда перехватило дыхание, когда он понял, что напал на след самого знаменитого террориста в мире. Если он схватит Карлоса, то сможет добиться всего, чего захочет – и в ФБР, и за его пределами. Говард ощутил такую дрожь в руках, что был вынужден вцепиться в ручки кресла. Радостное возбуждение, охватившее его, доставляло почти физическую боль. Захотелось напиться по-настоящему!
Темнота окутала Джокера, сидевшего под каштаном и наблюдавшего за кирпичным зданием, в котором помещалась фирма «Фаррелл авиэйшн». День переходил в ночь постепенно, и Джокер вдруг понял, что вокруг темнота, когда неожиданно увидел сверкавшие в небе звезды и висевшую над головой луну, такую яркую, что можно было рассмотреть даже кратеры на ее поверхности. В течение дня много людей входило в кирпичное здание и выходило из него, но среди них не было Мэтью Бейли. Джокер уже выделил нескольких людей, например, двух юношей в синих комбинезонах с зеленой эмблемой-пропеллером. Они периодически входили в здание, и Джокер понял, что это, вероятно, механики, работающие в ангарах «Фаррелл авиэйшн». В течение дня несколько маленьких самолетов взлетело с травяной взлетно-посадочной полосы и село на нее, в том числе старый биплан, на котором развевалось полотнище с рекламой.
В одном из офисов все еще горел свет, а перед главным входом одиноко стоял синий «линкольн континенталь». Джокер намеревался дождаться отъезда последнего человека и тогда воспользоваться темнотой в своих целях. Такие наблюдения были ему не в новинку – Джокеру случалось по целым дням лежать среди холмов на ирландской границе, когда только камуфляжная сетка защищала – вернее, практически не защищала – от пронизывающего до костей зимнего ветра, и дрожать от холода. Поимка террористов ИРА, пересекавших границу между Севером и Югом, была делом, требующим бесконечного терпения и сосредоточенности. Тогда дни видимого бездействия сменялись взрывными секундами стрельбы. По сравнению с этим его сегодняшнее сидение под деревом казалось просто пикником.
Свет в офисе погас. Джокер поднес бинокль к глазам и навел его на вход. Скоро стеклянная дверь открылась, и на пороге показался крупный мужчина с портфелем в руках. При свете одиноко горящей лампочки над входом Джокер сумел рассмотреть, что мужчине чуть больше пятидесяти, у него были седые волосы и румяные щеки, как будто он много времени проводил на воздухе. Одет он был в красную рубашку, как у игроков в поло, белые шорты и носки до колен. Над шортами нависал живот, выдававший любителя пива и не уступавший по размерам животу женщины на последних месяцах беременности. Джокер подумал, что это, вероятно, Патрик Фаррелл-старший, но проверить догадку не было возможности, и он продолжал наблюдение. Вполне может оказаться, что это кто-то из служащих компании. Мужчина запер дверь и сел в машину. Через несколько секунд она отъехала, и Джокер услышал, как шум мотора постепенно растаял вдали. Он прислушивался к звукам леса – треску насекомых, крику совы, дальнему вою дикой кошки и какому-то шуршанию под землей. Джокер прождал целых тридцать минут, чтобы удостовериться, что мужчина не вернется, затем осторожно вышел из гущи деревьев на летное поле. Вначале он подошел к ангарам, чтобы проверить, все ли механики ушли.
Двери в ангары были заперты, и света нигде не было видно. Держась в тени и стараясь не попасть в освещенную полосу около главного входа, Джокер прокрался к зданию «Фаррелл авиэйшн». Высоко на стене была установлена охранная сигнализация, а на окнах виднелись решетки, но система оказалась достаточно примитивной – он справится с такой без труда. Вдоль задней стены дома проходила водопроводная труба, оканчивавшаяся у небольшого матового окна, – вероятно, ванной. Забраться по ней будет нетрудно. Джокер потянул трубу и понял, что она достаточно крепка, чтобы выдержать его вес. Он надеялся получить то, что ему нужно, без взлома и несанкционированного проникновения в помещение, но в случае необходимости никаких проблем с входом в здание не будет. Джокер вернулся к машине. Он уже забронировал комнату в мотеле в паре миль от аэродрома. Там можно славно вздремнуть до утра!
Подняв воротник длинного зеленого кашемирового пальто и крепко ухватив сумочку, Келли быстро шла по тротуару. Ее каблуки стучали, как трость слепца. Она внимательно посмотрела по сторонам, чтобы удостовериться, что за ней не увязались потенциальные приставалы. Слежки она не опасалась. Найдя кабачок «Филбинз», она немного постояла у входа, пытаясь хоть что-нибудь увидеть сквозь окна со свинцовыми переплетами. За отполированной деревянной стойкой миниатюрный бармен тер стакан с таким усердием, как будто ожидал, что оттуда вдруг появится джинн и предложит ему исполнить три желания. Келли толкнула дверь и окунулась в душную и прокуренную атмосферу бара. Несколько посетителей, обернувшихся посмотреть на вошедшего, с удовольствием задержали на ней взгляд. Даже закутанная в пальто, она являла собой приятное зрелище, нечасто встречающееся в таком занюханном местечке, как «Филбинз». Не обращая внимания на устремленные на нее плотоядные взгляды, девушка направилась к стойке, все еще крепко сжимая сумочку. Похожий на эльфа бармен подошел к ней, продолжая протирать стакан.
– Чего желаете, моя дорогая?
– Вы Коротышка? – спросила она, понизив голос.
Бармен рассмеялся.
– А вы как думаете? – ответил он вопросом на вопрос и поставил чистый стакан на стойку.
Подмигнув двум молодым людям, сидевшим рядом и потягивавшим портер, он лукаво сказал:
– Она хочет знать, Коротышка ли я!
Все трое расхохотались, а Келли почувствовала, что краснеет.
Она подождала, пока смех утих, затем, Облокотившись на стойку, пальцем поманила к себе Коротышку.
– Меня зовут Келли Армстронг, – прошептала она. – Фергюс О'Мэлли сказал, что я могу поговорить с вами.
– Так вы племянница О'Мэлли? Боже мой, да я никогда не поверю, что родственницей такого противного старого хмыря может быть милашка вроде вас!
– Благодарю за комплимент, – улыбнулась Келли.
Коротышка нахмурился.
– Но ведь Армстронг – не католическая фамилия. Как получилось, что у доброй католички такая фамилия?
– Я замужем за американцем, – пояснила она. – И он ни католик, ни протестант.
Коротышка задумчиво кивнул.
– Так можете вы мне помочь или нет? – нетерпеливо проговорила Келли.
Коротышка обвел глазами бар, чтобы удостовериться, что все посетители обслужены, и показал на столик в углу.
– Садитесь там, – предложил он. – Что желаете выпить?
Келли ответила, что хотела бы кока-колы, и села за столик в ожидании бармена. Вскоре Коротышка подошел с двумя стаканами, в одном была кока-кола, в другом – солодовое виски. Он жадно облизнул губы, не сводя глаз с лица Келли, и удивленно покачал головой.
– Надо же – племянница Фергюса О'Мэлли, – повторил он. – Кто бы мог подумать!
Это непрерывное восхищение начинало надоедать Келли.
– Мой дядя говорил вам, что я приду?
– Ну да.
– И чего я хочу?
– Ага.
Коротышка глотнул виски и нахмурил брови.
– Вы не обидитесь, если я попрошу вас показать какой-нибудь документ, чтобы удостовериться, что это именно вы?
Келли на минуту представила себе, как бы отреагировал Коротышка, предъяви она свое удостоверение сотрудника ФБР. Вместо этого она показала бармену водительские права. Коротышка внимательно изучил их и вернул ей.
– Так что вы можете мне сказать? – спросила Келли.
Коротышка поставил стакан на стол и скрестил руки.
– Человек, которого вы ищете, не хочет, чтобы его нашли, – сказал он тихо.
Келли молча слушала.
– Чтобы его хоть кто-нибудь нашел, – добавил бармен.
Келли подняла брови.
– Ваш дядя сказал, что это важно, но не объяснил, в чем, собственно, дело.
– Он этого и не знает, – объяснила Келли.
Оба говорили приглушенными голосами, наклонившись друг к другу.
– А мне вы скажете? – спросил Коротышка.
– Нет, не могу, – ответила девушка. – Вы знаете, чем занимается эта женщина?
– Нет, – признался Коротышка.
– Но вы знаете, как ее найти?
Коротышка не ответил. Из-за соседнего столика встал посетитель, надел пальто и вышел.
– Вы ведь доверяете моему дяде, не так ли? – продолжала настаивать Келли.
Коротышка кивнул.
– И он велел вам помочь мне, разве нет?
Коротышка опять кивнул. Пошарив в заднем кармане брюк, он вытащил оттуда бумажник, бросил его на стол и достал карточку. Взглянув на написанный на ней номер телефона, он передал карточку Келли.
– Я могу найти ее по этому номеру? – уточнила она.
Коротышка покачал головой.
– Нет, но это номер человека, который сможет помочь вам, если решит, что вы достойны доверия.
Он допил виски, встал и вернулся к стойке. Келли опустила карточку в карман пальто и вышла из бара. Два молодых человека, пившие портер, посмотрели ей вслед. Не сводил с нее глаз и агент ФБР Дон Клутези, в этом ему помогала видеокамера, стоявшая на треножнике у окна, выходившего на кабачок «Филбинз» в доме напротив. Женщина была незнакома Клутези, но она явно отличалась от обычных посетителей бара. Может быть, это проститутка? Молодая, белокурая, хорошенькая – зачем бы иначе ей понадобилось одной приходить в кабачок? Она разговаривала с Коротышкой, но даже подслушивающие устройства не помогли Клутези уловить их разговор – они или сидели слишком далеко, или шептались. Сделав пометку в блокноте, агент устало потянулся. Еще целых два часа до того, как его сменят! Тогда он сможет вернуться на Федерал-плаза и встретиться с агентом из Феникса.
Фэбээровец ждал у выхода из аэропорта Кеннеди, держа в руках табличку с написанным на ней именем Коула Говарда, и он же поднес чемодан Говарда к машине. По дороге на Манхэттен они вели вежливую беседу о метеорологах, о погоде и об убийстве трех агентов из Агентства по борьбе с наркотиками, произошедшем сегодня после полудня в Бронксе.
Сопровождающий подвез Говарда к главному зданию ФБР и помог получить пропуск, который Говард прикрепил к нагрудному карману пиджака. Секретарша в приемной позвонила в отделение по борьбе с терроризмом, чтобы сообщить о прибытии Говарда, а затем объяснила ему, на какой этаж подняться. Сопровождающий на прощание кивнул, и Говард направился к лифту.
Едва двери открылись, как Говардом буквально завладела маленькая седовласая женщина со сварливым лицом, явно не желавшая смотреть ему прямо в глаза. Она проводила его к Малхолланду.
Эду Малхолланду перевалило за пятьдесят. Лицо его, словно высеченное из камня, прорезали морщины, на голове топорщился по военному короткий, с проседью, ежик. Внешний вид этого человека говорил о том, что работать ему приходится много.
– Рад видеть тебя, Коул. Джейк Шелдон прекрасно отзывался о тебе. Кофе будешь? Или чай?
Говард покачал головой.
– Нет, спасибо.
Малхолланд бросил взгляд через плечо Говарда.
– Кэти, пожалуйста, не могла бы ты позвать сюда Хэнка? Да, еще позови Франка Салливана и Дона Клутези. Спасибо.
Малхолланд напоминал Говарду бравого генерала, который бросает своих людей в атаку и сам стремится навстречу урагану пуль, при этом зная точно, что ни одна из них его не заденет, в то время, как обожающие его солдаты будут падать рядом замертво. Он внушал доверие, но Говард чувствовал, что Малхолланд слегка перегибает с радушием и похвалами в его адрес.
Мысли Говарда были прерваны чьими-то шагами, и через мгновение в кабинет вошел лысеющий мужчина среднего роста в дешевом коричневом костюме. Малхолланд представил его как Хэнка О'Доннелла – начальника отделения по борьбе с терроризмом в Европе. О'Доннелл больше походил на карьериста-бюрократа, чем на агента ФБР. Обмениваясь с ним рукопожатием, Говард заметил, что пальцы О'Доннелла были испачканы чернилами, как будто тот писал протекающей ручкой. Под мышкой у него была зажата папка. Пока О'Доннелл усаживался на диван, Говард отметил, что сзади его брюки лоснятся, словно большую часть времени он проводит в сидячем положении.
Следующего человека, вошедшего в комнату, Малхолланд представил как сотрудника отделения по борьбе с терроризмом в Европе. У высокого Фрэнка Салливана волосы были песочного цвета, а вздернутый нос усыпан веснушками. Он производил впечатление больного человека. Салливан объяснил, что Дон Клутези сейчас на выезде, участвует в операции по наружному наблюдению и вернется в течение часа. Когда Салливан уселся на диван, Малхолланд, восседающий на своем кресле, словно всемогущий монарх на троне, решил наконец начать совещание.
– Так вот, перед тем как ехать сегодня вечером в Вашингтон на встречу с представителями Секретной службы, необходимо вкратце обсудить, что у нас есть, – произнес Малхолланд, скрестив свои огромные руки на могучей груди. – Я хочу иметь четкое представление, с чем мы имеем дело. Коул, ты проделал львиную долю работы, так почему бы тебе не ввести нас в курс дела?
Говард кивнул и взял свой портфель. Отперев его, он вытащил оттуда папки и положил их на стеклянный столик.
– Мэри Хеннесси и Мэтью Бейли. Члены Ирландской республиканской армии, разыскиваются англичанами за убийство, они были засняты на пленку, когда репетировали покушение в Аризонской пустыне. Ильич Рамирес Санчес, известный также под кличкой Карлос Шакал, террорист, пользующийся самой дурной славой в мире и совершивший целую серию убийств, ограблений и похищений людей. Он был в Аризоне вместе с Хеннесси и Бейли, когда они проверяли там трех снайперов. – На стол легли еще два личных дела. – Рик Ловелл и Лу Шолен, – сказал он, – в прошлом морские десантники и высококлассные снайперы. Способны поразить мишень с расстояния в две тысячи ярдов. Третьего снайпера нам опознать пока не удалось.
Хэнк О'Доннелл слегка откашлялся.
– Думаю, нам удастся пролить некоторый свет на личность третьего снайпера, – произнес он и вручил свою папку Говарду. – Лена Рашид, ливанка, одна из лучших снайперов Христианской милиции.
Говард открыл папку, на внутренней стороне которой была приклеена цветная фотография смуглой темноглазой девушки с тонким лицом и длинными черными волосами. Говард помнил, что у третьего снайпера на пленке были длинные волосы.
– По сообщениям нашего ближневосточного подразделения, Рашид не было в Бейруте последние пять месяцев, и от нас настоятельно требуют информацию о ее теперешнем местонахождении, – продолжал О'Доннелл. – У нас нет сведений о ее приезде в США, но Иммиграционная служба ничего не сообщала также и о прибытии Хеннесси, Бейли и Карлоса. Как видно из ее дела, Рашид с Карлосом встретились не впервые. – Он кашлянул, как бы извиняясь. – Известно, что какое-то время они были любовниками.
Говард кивнул.
– Все мы знаем, что Карлос был среди террористов, призванных в Ирак Саддамом Хусейном, где предположительно они прошли инструктаж по проведению террористической кампании против Соединенных Штатов и Великобритании.
Малхолланд подался вперед, скрестив пальцы.
– Это не просто предположение, Коул. Инструктаж в Багдаде прошли также люди из ИРА, и уже через неделю после этого они совершили нападение с участием смертников на Даунинг-стрит.
– После Рождества 1990 года пришло сообщение о том, что несколько известных террористов из ИРА побывали в Багдаде, а покушение на убийство было совершено 7 февраля 1991 года, – сказал Салливан. – Британский премьер Джон Мэйджор находился вместе с членами Военного совета в зале заседаний Кабинета министров, и им всем чертовски повезло, что они остались живы. Один из смертников приземлился в саду на Даунинг-стрит, 10 и повыбивал все стекла. За несколько лет до этого Маргарет Тэтчер распорядилась установить на окнах специальные защитные сетки, только это и спасло.
– Есть сведения, что Хеннесси или Бейли участвовали в этом? – спросил Говард.
Салливан покачал головой.
– У Особого отдела есть предположение, но ни Хеннесси, ни Бейли замечены не были. В любом случае, Бейли в это время находился в Штатах.
– Я помню тот взрыв, но никогда не думал, что за ним стоит Ирак, – сказал Говард.
– Именно этого Саддам и добивается, – тихо произнес О'Доннелл. – Ему нужна месть, а не гласность.
– Что и выводит нас на цель, – подытожил Малхолланд. – Боб Санджер уже раскрутил разведотдел Секретной службы на полную катушку. Но можем ли мы быть уверены, что эта цель – президент?
Говард откинулся назад, упершись руками в колени.
– Не знаю, Эд. Мне не хватило времени, чтобы сравнить наши данные с полным списком гостей, но британский премьер прибудет сюда через несколько дней, а принц Уэльский будет здесь с визитом в следующем месяце. Приезжает также большое число британских политиков и ведущих бизнесменов, среди которых многие могут быть мишенью. Большинство политиков – члены Консервативной партии, а несколько бизнесменов принадлежат к военно-промышленному комплексу.
Малхолланд кивнул.
– Расскажи-ка мне о твоих компьютерных спецах, засевших в Белом доме.
Говард объяснил суть работы Энди Кима по компьютерному моделированию ситуации покушения.
– А вы не думали ввести в программу несколько мишеней? – спросил Малхолланд. – Можем ли мы включить в нее всех английских шишек?
– Мы думали об этом, но времени осталось мало, а кого нам считать мишенью в первую очередь, как не президента? У нас нет возможности прогнать через модель каждую прибывающую с визитом важную персону, даже если все оставшееся время мы посвятим англичанам. А как насчет других американцев? Потенциальной мишенью может считаться любой член конгресса. Слишком много громких имен. И кто сказал, что это будет обязательно политик? От многих военных Саддам также с радостью бы избавился.
Малхолланд кивнул.
– А о каких это ограничениях во времени ты упомянул?
Говард рассказал о прослушанном телефонном разговоре Лу Шолена с матерью, из которого стало ясно, что все будет закончено в течение ближайших двух недель. Затем он пояснил собравшимся, как они идентифицировали телевизионную станцию по эпизоду из «Стар Трека», и все рассмеялись.
– Потрясающе, – заявил Малхолланд.
– Да, воодушевляет, – добавил О'Доннелл, хлопая себя по ляжке.
– Итак, мы знаем, что удар будет нанесен где-то на Восточном побережье и это произойдет не позднее, чем через две недели. Что вы по этому поводу думаете? – спросил Малхолланд.
– Мы могли бы отменить все публичные выступления президента на две недели вперед, – предложил Говард.
– Он никогда не пойдет на это, – ответил Малхолланд.
– Ввиду складывающихся обстоятельств…
Малхолланд покачал головой.
– Мы обговаривали эту идею с Бобом Санджером, и он считает, что президентская Служба, безопасности уже задействована на все сто процентов, поэтому, кроме как спрятать его в ядерном бомбоубежище, ничего более надежного не придумаешь.
– Мы могли бы выпустить пресс-релиз с сообщением о возникших у него проблемах со здоровьем, – не отступал Говард.
– Разумеется, такое уже делалось раньше, но в Белом доме считают, что президент не может прятаться каждый раз, когда мы раскрываем заговор, – произнес Малхолланд. – Иначе он никогда бы носа не высунул из Белого дома. Я полагаю, что здесь также имеет значение чувство собственного достоинства. Если за всем этим стоит Саддам Хусейн, то президент вовсе не хотел бы давать ему повод радоваться, демонстрируя, что его удалось запугать.
– А что, если включить их в «Десятку разыскиваемых»? – спросил О'Доннелл тихим голосом, будто боясь прервать разговор.
– Кого? Снайперов или террористов? – поинтересовался Малхолланд.
– Я имел в виду снайперов, – уточнил О'Доннелл. – Если они будут знать, что мы за ними охотимся, тогда, возможно, они отменят покушение.
– И попытаются провернуть его как-нибудь в другой раз, – заметил Говард.
– Коул прав, – произнес Малхолланд. – К тому же я уверен, что все планировал Карлос, поэтому, если снайперы дадут задний ход, он найдет других. У этой девицы Рашид, похоже, есть какие-то причины личного характера участвовать в деле, поэтому вряд ли она испугается. Но Бейли и Хеннесси занести в список можно. Карлоса тоже. Все они действительно находящиеся в розыске террористы.
– А что мы напишем в розыскном листе? – спросил Говард. – У нас нет их отпечатков пальцев, а преступлений в США они не совершали.
– Бейли пытался приобрести ракету в Лос-Анджелесе, – сказал Салливан, – потому у ФБР есть вполне законные причины интересоваться и Бейли, и Хеннесси.
– Однако вряд ли это оправдывает включение их в Десятку, ведь так? – парировал Говард. – Кроме того, нам придется отвечать на вопросы средств массовой информации, особенно если станет известно, что мы разыскиваем Карлоса. Полагаю, нам не стоит оповещать публику, зачем мы ищем этих людей.
– Уж это точно, – произнес Малхолланд. – Но мы могли бы начать расследование с террористов. Раскручивать иракский след, как часть нашей совместной операции с англичанами.
– Это для начала, – заметил Говард. – Пресса наверняка начнет задавать вопросы. А я сомневаюсь, что мы быстро получим результаты. Не забывайте о двухнедельном сроке.
– А что с англичанами? – спросил О'Доннелл. – Будем посвящать их в это дело?
– А ты как думаешь, Хэнк? – задал вопрос Малхолланд.
О'Доннелл пожал плечами.
– В настоящий момент отношения между Бюро и МИ-5 нельзя назвать сердечными. Слишком много собак понавешали друг на друга, ты разве не знаешь?
– Но ведь мы продолжаем снабжать их информацией, не так ли?
– Действительно, обмен сведениями имеет место, но не сведениями первостепенной важности, – произнес О'Доннелл. – Мы сообщили им, что были замечены Бейли и Хеннесси, но о Карлосе ничего пока не говорили. Я решил, что на данном этапе в этом нет необходимости.
– А почему, по-твоему, ИРА начала сотрудничать с Карлосом? – спросил Малхолланд. – Одни лишь туманные предположения, Хэнк. Ничего конкретного.
О'Доннелл кивнул.
– На этой стадии расследования все и должно быть одними лишь предположениями, – медленно произнес он. – Если б ты спросил меня, я бы ответил, что люди из ИРА просто расчищают дорожку Карлосу, который берет на себя основную нагрузку, а те лишь достают поддельные паспорта, водительские удостоверения, заказывают номера в отелях и обеспечивают всю инфраструктуру, которая может потребоваться для операции подобного характера. Насколько нам известно, Карлос первый раз работает в США. А вот ИРА имеет давнюю традицию засылать своих людей в Штаты. Здесь находятся источники их финансирования, и, когда их начинает припекать в Ирландии, они используют США в качестве тихого места, чтобы лечь на дно. Связи в ирландской диаспоре организованы гораздо лучше, чем у других национальных меньшинств. Существуют целые легальные структуры, предлагающие ирландским иммигрантам материальную поддержку, но есть также и нелегальные группы, снабжающие их оружием и фальшивыми документами. Карлос вряд ли сотрудничает с ними, но Хеннесси и Бейли вполне могут.
Все согласились с замечаниями О'Доннелла.
– Совершенно очевидно, – сказал Малхолланд, – что основная задача ФБР – поймать Карлоса. Тем не менее, я согласен с Коулом, что мы не сможем организовать тотальную охоту за Карлосом без того, чтобы не вызвать каверзных вопросов в средствах массовой информации. И погоня за снайперами нам ничего не даст. Ловелл и Шолен не более чем стволы в кустах. Поэтому, помня об ограниченном времени, мы должны бросить все силы на поиски Бейли и Хеннесси, предполагая, что они действуют вместе с Карлосом. Но наша основная цель – Карлос. Я имею в виду именно цель, джентльмены. Возьмем мы его живым или мертвым, значения не имеет.
Малхолланд глянул на Салливана.
– Фрэнк, тебе придется поднажать на своих осведомителей. Пусть выяснят, где находятся Бейли и Хеннесси, какими документами пользуются, с кем общаются, что делают. Прижми всех, у кого просрочена виза или кто работает здесь нелегально. А каждого, кто не станет с нами сотрудничать, сажай на ближайший рейс «Эр Лингус» и отправляй в Ирландию. Еще тебе нужно связаться со всеми нашими отделениями в городах с крупными ирландскими диаспорами и заставить их потрясти своих стукачей. Дон поедет с нами в Вашингтон, но я оставлю за тобой право распоряжаться теми людьми, которые тебе понадобятся. – Малхолланд заметил, что Говард хочет что-то сказать. – У тебя что-то есть, Коул?
– Да, есть мыслишка. Не думаю, что внесение Хеннесси и Бейли в список разыскиваемых даст результат в течение нужного нам времени. Почему бы вместо этого не обратиться к общественности? Пустить их фотографии в одном из телешоу типа «Их ищет вся Америка» или «Нераскрытые тайны», где зрителям предлагают разгадывать преступления.
– Не думаю, что стоит делать достоянием общественности такую закрытую информацию, как готовящееся покушение, – произнес Малхолланд хмурясь.
Говард покачал головой.
– А мы все и не скажем. Мы дадим их фотографии и описания, но объявим, что разыскиваются они за вооруженный грабеж и контрабанду наркотиков. Попросим зрителей позвонить, если они имеют о них любые сведения. Некоторые из этих шоу имеют высокий рейтинг популярности.
– Это мысль, – согласился Малхолланд. – Мы действительно получим шанс. Хотя это будет адова работа. Мне надо поговорить со знакомым продюсером. Если возможно будет сделать это вовремя, мы сделаем. – Он хлопнул своими большими ладонями по коленям. – О'кей, начинаем. Хэнк, захвати Дона, когда он приедет, и через сорок пять минут встречаемся внизу. Убедись, что все знают – следующие несколько дней мы работаем в Белом доме. Фрэнк, спасибо, что пришел. От тебя многое зависит в поимке Карлоса.
О'Доннелл и Салливан вышли из кабинета, но когда Говард направился вслед за ними, Малхолланд остановил его.
– Минутку, Коул, не возражаешь, если я скажу тебе пару слов? – Он закрыл дверь за вышедшими агентами и присел на стол, положив ногу на ногу и скрестив огромные руки на груди. – Прежде всего, я еще раз хочу повторить, что, по-моему, до сих пор ты первоклассно вел это расследование. Я не из тех руководителей, которые авансом раздают благодарности за тяжелую работу своим оперативникам, и хочу, чтобы ты это знал. Когда все будет кончено, ты свое получишь, обещаю тебе. – Он улыбнулся, обнажив великолепные белоснежные зубы. – При мне ты можешь насмерть отстаивать свои взгляды, даже если они не совпадают с моими, я все равно поддержу тебя.
Говард кивнул, хотя совсем не был уверен, что Малхолланд откровенен с ним до конца. Он достаточно долго прослужил в ФБР, чтобы знать: судят по делам, а не по словам.
– Я ценю это, – произнес он.
– Во-вторых, хочу поговорить с тобой насчет нашей встречи с Бобом Санджером. Если я не ошибаюсь, вы уже встречались?
– Однажды, когда я вкратце знакомил его с компьютерной моделью Энди Кима.
– Что ты о нем думаешь?
Предчувствуя подвох, Говард посмотрел в глаза Малхолланду. Насколько он мог судить, Малхолланд и Санджер по складу характера были очень похожи друг на друга. Говард осторожно пожал плечами.
– На мой взгляд, Санджер прекрасный профессионал. Он был так любезен, что посадил Энди Кима в Белом доме и предоставил ему доступ к информации Секретной службы. Но, как ты уже сказал, он, похоже, считает, что президентская охрана безупречна. По-моему, он шутил со мной.
– Да, Боб в своем амплуа, – улыбаясь произнес Малхолланд. – Ты должен знать, что у Боба в жизни единственная цель – защитить президента. Его не интересуют ни аресты, ни раскрытие преступлений, ни погоня за беглецами. Они начинают проверку с окружающей местности и просмотра списков неблагонадежных, расчищая дорогу накануне президентского визита, а затем уже переходят непосредственно к телохранителям, насыщению толпы агентами, организации мотокортежа для его сопровождения. Они постоянно готовы к тому, что какой-нибудь маньяк попытается выстрелить в президента, и прекрасно знают, что, если подобное случится, они будут обязаны подставить под пулю собственное тело. Именно для этого данная служба и существует – чтобы принять на себя пулю, предназначенную президенту. С поступившими на эту службу что-то происходит. Это видно по их глазам: почти такой же пронизывающий взгляд, какой бывает у вьетнамских ветеранов. И в головах тоже что-то происходит. Меняется восприятие мира, и через некоторое время они начинают считать, что они выше всех остальных служб охраны правопорядка, что они элита, и поэтому им нечему учиться у других. Они забывают, что защищать мы должны четверть миллиарда людей от миллионов преступников. Я не хочу сказать, что Боб Санджер именно таков, но меня не удивило, когда ты решил, что он подшучивал над тобой. Я хочу, чтобы ты всегда помнил, что его единственный интерес – это защитить президента. В поимке Карлоса, Хеннесси и Бейли заинтересовано только ФБР. Мы будем работать вместе с Секретной службой, но у них иные задачи. Они будут довольны в любом случае, если Карлос исчезнет из страны или если они поймают его. Боб с гораздо большей охотой зачислит Карлоса в «Десятку разыскиваемых», чем попытается разыскать его. Если он будет это предлагать, позволь мне самому договориться с ним, о'кей?
– Мне же легче, – согласился Говард.
– Отлично, парень, – произнес Малхолланд. Он оттолкнулся от стола и хлопнул Говарда по спине. – О'кей, Коул, сейчас я звякну своему другу продюсеру, а затем все быстро перелетаем в Вашингтон.
Зазвонивший телефон стряхнул остатки сна с Патрика Фаррелла, но, чтобы голова окончательно прояснилась, ему потребовалось еще несколько секунд. Спал он обычно крепко, и разбудить его было не так-то просто. Зарычав, он потянулся к трубке.
– Ты спишь, Пат? – спросил голос с ирландским акцентом.
Фаррелл узнал гэльский говорок Мэтью Бейли.
– Черт побери, Мэтью, который сейчас час? – Фаррелл сел в кровати и почесал грудь. Светящиеся цифры на его часах-приемнике показывали полвторого.
– Ты один? – спросил Бейли.
Фаррелл глянул на спящее рядом с ним тело.
– В каком-то смысле, – произнес он. – Ты где?
– Не очень далеко, Пат, старый хрен. Все идет по графику?
– С этим никаких проблем, – ответил Фаррелл.
– Заскочу завтра утром, хочу погонять «Центурион» аллюром, о'кей?
– Прекрасно, я уже приготовил несколько бутылок «Гиннесса», – засмеялся Фаррелл.
– Помни: бутылку от глотки отделяют восемь часов, – сказал Бейли.
– Да, – согласился Фаррелл, – заметано. – Спящая рядом фигура зашевелилась. Фаррелл наклонился и взъерошил пальцами косматую черную гриву, разметавшуюся по подушке. Он понизил голос: – Мэтью, у тебя здесь все о'кей, но в Нью-Йорке могут возникнуть проблемы. Ты знаешь парня, которого зовут О'Брайен, Дамиена О'Брайена?
На некоторое время на другом конце линии воцарилось полное молчание.
– Я знаю Симуса О'Брайена, но понятия не имею о Дамиене, – ответил Бейли. – А в Дублине есть Дамиен Дж. О'Брайен – вояка старой закалки, но ему сейчас, должно быть, уже за семьдесят, и я никогда не встречался с ним. А что такое?
– Какой-то Дамиен О'Брайен разнюхивал о тебе в Нью-Йорке несколько дней назад. Сказал, что он твой друг.
Из-под простыней змеей выползла рука, и Фаррелл почувствовал, как по его бедру заскользила ладонь. Он раздвинул ноги и улыбнулся.
– Насколько мне известно, Симусу уже под восемьдесят и живет он в доме для престарелых в Дерри, – произнес Бейли.
– Дело в том, Мэтью, что вокруг этого О'Брайена крутилось несколько ребят, желавших пообщаться с ним и посмотреть, что за игру он ведет. Полиция обнаружила их связанными в комнате О'Брайена, и оба были застрелены.
– Проклятие… – прошептал Бейли так тихо, что Фаррелл едва расслышал его.
Ищущая рука наконец обрела желаемое и начала его пожимать. Фаррелл издал сдавленный стон.
– Так что с этим О'Брайеном? – спросил Бейли. – Где он сейчас?
– Ты подумал то же самое, что и я, Мэтью. Он сбежал.
– Думаешь, спецназовец?
– Не знаю. Из того, что я тебе сказал, не похоже. Коротышка дал ему работу в «Филбинзе», а ты ведь знаешь – Коротышка за милю чует спецов. О'Брайен был почти алкашом.
– Ну и что ты думаешь? Он нас разыскивал? Он пытался выяснить, кто заделал Мэньона?
– Мэньона?
– Офицера САС, которого подцепила Мэри. Он называл себя Бэллэнтайном, но его настоящее имя было Пит Мэньон.
– О'Брайен не упоминал Мэньона, он спрашивал только о тебе.
Бейли фыркнул.
– Господи Иисусе, Пат, вряд ли он танцевал бы вокруг «Филбинз», разнюхивая про какого-то рядового десантника, а?
– Да, ты прав, – произнес Фаррелл.
Ласкающая рука мешала сосредоточиться, но давала такое удовольствие, что отталкивать ее не хотелось.
– С тобой все в норме, Пат? Ты тяжело дышишь, – произнес Бейли.
– Устал немного, вот и все. Возможно, этот О'Брайен работал на Бюро и они вывели его из игры, когда наши парни начали что-то подозревать.
– Но ведь фэбээровцы не стали бы убивать наших людей, разве не так? – произнес Бейли. – МИ-5, те убили бы и спецназ тоже, но не ФБР. Если только в порядке обороны.
– Никакой обороны – ребята были связаны, раздеты догола и застрелены в упор, в лицо и в грудь. Полиция решила, что это была гангстерская разборка, возможно, из-за наркотиков.
– Мать твою! – воскликнул Бейли. – Черт подери, что происходит? Ты думаешь, О'Брайен знает, где я?
– Мэтью, никто не знает, где ты.
– Да, так. Ты не заметил никого подозрительного возле аэродрома?
– Эй, расслабься, ты начинаешь впадать в паранойю, – сказал Фаррелл.
– Да, возможно, но я бы чувствовал себя лучше, если б и ты был начеку.
– Хорошо, буду, – ответил Фаррелл. Рука между ног стала более настойчива. – Слушай, я завтра с тобой поговорю, а сейчас хочу опять залечь. Устал как собака.
– О'кей. Пат, старый хрен, иди продрыхнись как следует. На аэродроме я буду в шесть. Пока.
Не успел Фаррелл пожаловаться на столь ранний старт, как на другом конце провода раздались гудки и ему ничего не оставалось, как положить трубку на место. Он повернулся и посмотрел на лежавшего рядом с ним молодого человека.
– Ну, педик, уж я заставлю тебя за это помучиться.
– О, хорошо, – с придыханием произнес юноша, затаскивая Фаррелла на себя.
Когда вертолет опустился ниже облаков, Коул Говард глянул вниз на огни Капитолия. Ночной Вашингтон представлял собой зрелище, от которого захватывало дыхание, его великолепные монументы были со всех сторон освещены прожекторами, в то время как торговцы наркотиками и проститутки занимались своим делом в темных промежутках между ними. Первоклассного кокаина, СПИДа и трупов в Вашингтоне больше, чем в других городах мира, но с высоты ничего этого видно не было, и Говард глядел вниз, завороженный, словно осматривающий достопримечательности школьник.
Это был далеко не первый его полет на вертолете, но все равно ему было несколько не по себе. Он никак не мог забыть, что вся эта конструкция зависит от вращающегося винта, закрепленного единственной стальной гайкой. Даже сквозь наушники до него доносился рев мощной турбины, а ягодицы зудели от вибрации. Трудно было представить, что эта махина может сама себя поднимать в воздух. Говарда успокаивало лишь то, что согласно статистике полеты на вертолете в сотни раз безопасней, чем езда в автомобиле по земле.
По внутренней связи раздался вибрирующий голос пилота.
– Ребята, внизу справа можете полюбоваться Белым домом. Я сделаю один проход над площадками, затем будем садиться. Ветер с порывами до двадцати узлов, так что нас может немного тряхнуть, но об этом не стоит беспокоиться.
Рядом с Говардом сидел Дон Клутези – веселый дородный мужчина с зализанными назад черными волосами, блестевшими от бриолина. Рукопожатие его было влажным, словно он сильно потел, но хватка твердая, а говорил он с гнусавым бруклинским акцентом, точно гангстер из второсортного фильма.
Говард глянул направо вниз и увидел домик президента, ослепительно белый среди ярко-зеленых газонов. Клутези тоже его увидел и, подняв вверх большой палец, кивнул Говарду. Позади дома Говард разглядел большое белое «Н» в круге, означавшее посадочное место для вертолета, а чуть поодаль флюоресцирующий оранжевый ветровой конус. Пока пилот разворачивал вертолет, Говард вдруг подумал о своей жене и о том, как она, наверное, рассердилась, когда он уехал. Он пытался звонить ей из Нью-Йорка, но ее телефон все время был занят. То ли она выключила аппарат в наказание ему, то ли говорила со своим отцом, изливая ему все, что наболело на душе. Сейчас было почти два часа ночи. Звонить ей будет, пожалуй, поздно, подумал он.
Вертолет выровнялся, и прежде чем Говард понял, что они приземлились, полозья легли на посадочную площадку, а мелькание лопастей стало быстро замедляться. Когда винт наконец перестал вращаться, второй пилот отодвинул пассажирскую дверь, и Говард, Малхолланд, Клутези и О'Доннелл вылезли наружу, инстинктивно пригнув головы, хотя опасности никакой не было. Малхолланд отделился от группы, чтобы пожать руку пилоту и его напарнику и поблагодарить их за хороший полет.
Агент Секретной службы уже ждал их, и Говард с удивлением заметил, что, несмотря на середину ночи, он был в темных очках. То ли он знал Малхолланда, то ли был хорошо проинструктирован, но направился прямо к нему и пригласил его в Белый дом. Звали агента Джош Роулинс, и выглядел он так, будто только недавно окончил колледж. Роулинс сообщил, что их багаж заберут, и повел прибывших через задний вход, где им пришлось показать свои удостоверения ФБР вооруженному охраннику. Они прошли по коридору к устланной густо-синим ковром лестнице, справа от которой на стене висели небольшие акварели в позолоченных рамах. Все это совсем не походило на те офисы, в которых Говард трудился в Фениксе.
– Мы прошли через западное крыло в главное здание, – пояснил Роулинс. – Здесь личные покои президента и наши офисы.
Наверху лестница оканчивалась еще одним коридором, вдоль которого располагалось несколько полированных буковых дверей. Дверь Боба Санджера была третьей. Роулинс постучал и открыл ее. Молодая секретарша, брюнетка с сияющими голубыми глазами, цвет которых удачно подчеркивало надетое на ней голубое шерстяное платье, улыбнулась и пригласила их войти. Роулинс попрощался и направился вниз по лестнице.
Санджер сидел за столом в рубахе с засученными рукавами и в пенсне на самом кончике носа, внимательно просматривая стопку бумаг. Через окно за его спиной Говард увидел освещенные прожекторами газоны, тянущиеся по направлению к Пенсильвания-авеню. Санджер поднял глаза, как будто удивившись их приходу, хотя Говард был уверен, что глава разведывательного отдела Секретной службы наверняка был проинформирован о прибытии их вертолета. Санджер встал и вышел из-за стола, чтобы пожать руку Малхолланду. Затем он поприветствовал Хэнка О'Доннелла и Говарда. Дон Клутези оказался последним, кого Санджер осчастливил своим рукопожатием. Кабинет Санджера был втрое больше, чем у Джека Шелдона в отделении ФБР в Фениксе, стены его украшали живописные полотна, на полу лежал толстый пушистый ковер того же синего цвета, что и на лестнице, а солидная старинная мебель поблескивала черным полированным деревом и кожей. Секретарша Санджера вошла в кабинет и помогла расставить полукругом четыре стула, после чего агенты ФБР заняли свои места.
– Изабель, не могли бы вы попросить зайти Рика Палмера и Энди Кима?
Санджер показал рукой на бумаги на своем столе.
– Этот Карлос – настоящий сукин сын, – тихо произнес он. – Что нам, черт возьми, с ним делать?
Малхолланд быстро рассказал об их плане преследования двух террористов из ИРА – Бейли и Хеннесси, о том, как ФБР планирует запустить по телевидению историю о двух ирландских террористах, разыскиваемых за незаконные операции с наркотиками во Флориде. Малхолланд ухитрился переговорить со своим другом продюсером еще до того, как они сели в вертолет, и тот заверил его, что фотографии Бейли и Хеннесси появятся на телеэкране не позже чем через два дня.
– А почему бы нам просто не поместить Карлоса в «Десятку разыскиваемых»? – спросил Санджер.
Говард понял, что Малхолланд был прав, когда предупреждал, что Санджер предпочел бы скорее напугать Карлоса, чем попытаться его арестовать. Малхолланд встал, подошел к своему стулу сзади и оперся о его спинку.
– Боб, на этом этапе нам кажется, что есть реальная возможность взять всю банду: Карлоса, Хеннесси, Бейли и тех трех снайперов. Вряд ли они догадываются, что мы опознали их или что мы знаем об их присутствии на Восточном побережье. Если сделаем все правильно – загребем всех разом.
– Но, судя по тому, что вы сказали мне о телефонном звонке Лу Шолена, у нас всего две недели. А кстати, Коул, со «Стар Треком» у вас здорово получилось.
Говард улыбнулся на это замечание. Он глянул на Малхолланда и незаметно кивнул, удостоверяя, что шеф ФБР сдержал свое слово – очевидно, он уже поведал Санджеру, что именно Говард придумал этот трюк.
– Шолен сказал, что все будет кончено в течение следующих двух недель, – подтвердил Малхолланд.
Санджер снял свое пенсне и начал медленно протирать его красным носовым платком.
– Итак, помещайте Карлоса вместе со снайперами в «Десятку разыскиваемых» и прикажите всем своим агентам искать их, – произнес он.
– На это у нас нет времени, а если мы мобилизуем все ФБР, нам придется объясняться с общественностью, – сказал Малхолланд. – Ведь это значит – вывешивать объявления на стенах почтовых отделений, полицейских участков и так далее. А если мы прокрутим все по телевидению, можно будет сэкономить на правде.
Санджер кивнул.
– Значит, мы предоставляем великому американскому народу возможность поработать вместо ФБР – так, Эд? – Он улыбнулся, глядя поверх пенсне.
Малхолланд улыбнулся в ответ. У Говарда было ощущение, что эти двое давно знакомы и получают извращенное удовольствие, подкалывая друг друга.
– Нам известно, что должно произойти в течение следующих двух недель, и еще нам известно, что произойдет это на Восточном побережье, – произнес Малхолланд. – Ваши люди, должно быть, ходят кругами, проверяя президентский маршрут и перетряхивая списки поднадзорных и журналы происшествий. Почему бы в порядке профилактической чистки не раздать им фотографии Карлоса с компанией и не заставить показывать с целью опознания? Ваши агенты все равно собираются проверять все отели, и мы бы одним выстрелом убили двух зайцев. А людей из ФБР мы могли бы направить на проверку магазинов, бензоколонок, компаний по продаже автомобилей и так далее. Но ограничим поиски только заведениями вдоль президентского маршрута.
Раздался стук в дверь, и секретарша Санджера впустила в кабинет Энди Кима вместе с каким-то молодым человеком с короткой военной стрижкой и рябой кожей. Завидев Говарда, Ким прошел вперед и пожал ему руку, в то время как Санджер представлял другого человека как Рика Палмера, программиста Секретной службы.
– Рик, не мог бы ты вкратце рассказать, как идут дела с вычислением мест запланированных визитов, где можно совершить покушение?
Говард увидел, как Ким заметно помрачнел, и понял, что успехи пока не радуют. Он ободряюще улыбнулся корейцу. Палмер поскреб свою правую щеку, словно рябинки на ней чесались.
– Скоро уже конец августа, а ничего еще не сделано, если иметь в виду те девяносто процентов, о которых мы условились, – произнес он. – С полдюжины моделей подошли довольно точно, а одна так даже на восемьдесят шесть процентов.
Санджер вовсе не удивился этим новостям, и у Говарда сложилось впечатление, что он попросил обрисовать ситуацию скорее для Малхолланда, чем для себя.
– Есть ли в этой полудюжине места на Восточном побережье? – спросил Санджер.
Палмер метнул взгляд на Кима, а тот поправил свои очки в роговой оправе и нервно откашлялся.
– Одно в Бостоне, а другое, я уверен, в Филадельфии, – произнес он дрожащим голосом.
Санджер кивнул.
– У Коула есть пара фактов, которые могут помочь тебе. Прежде всего, теперь у нас есть основания быть уверенными, что покушение планируется на ближайшие две недели. – Выражение лица Энди Кима стало совсем мрачным, как только он понял, что если дела действительно обстоят именно так, то его модель или уже пропустила место покушения, или он ошибся в расчете программы. Его лоб прочертили глубокие морщины, а выглядел он так, словно испытывал физическую боль. – Во-вторых, снайперы, как выяснилось, находятся в районе Балтимор – Вашингтон, по крайней мере, в настоящий момент. Имея в виду временные рамки, я думаю, что намеченная ими акция будет происходить где-то поблизости. Полагаю, нам надо вернуться к самому началу и перепроверить все возможные места покушения в восточной части страны на ближайшие четырнадцать дней.
Палмер тоже нахмурился и посмотрел на Кима, который лишь пожал плечами.
– Что ж, начнем сначала, – согласился Палмер.
– Интересно, не могли бы мы заодно просмотреть вероятность существования и других мишеней, – произнес Говард.
– Например? – спросил Санджер.
– Возможно, сенаторов или военных. Я думаю о нескольких высокопоставленных военных, которые могут занимать у иракцев в списке на уничтожение первые строчки. Кроме того, у меня есть список прибывающих важных персон из-за океана.
Услышав об иракском списке на уничтожение, Палмер и Ким удивились, и Говард понял, что ни одного из компьютерщиков не волновало, насколько далеко зашло следствие. Они все еще рассматривали его скорее как математическую задачу, чем как криминальное расследование.
Малхолланд и О'Доннелл согласно кивали, а Санджер переводил взгляд с одного на другого, как будто пробуя на вкус их реакцию.
– Расширение поиска займет больше времени и больше людей, – произнес он. – Предлагаю сконцентрироваться на местах пребывания президента в следующие два дня и, если результаты будут негативными, пропустим программу через точки, где президента не ожидают, но где, как нам известно, будут другие возможные мишени. Эд, когда будут показаны по телевидению портреты Бейли и Хеннесси?
– Через два дня, – ответил Малхолланд. – Во вторник вечером. Если моему продюсеру удастся это протолкнуть.
– Лучше бы ему удалось, – произнес Санджер. – На следующей неделе будет уже слишком поздно. – Он поглядел на часы. – Джентльмены, сейчас почти три часа. В ближайшем отеле приготовлены для вас комнаты. Внизу вас ждут машины, они же утром вас привезут, поэтому мы сможем начать пораньше.
Открылась дверь, и появилась секретарша. Интересно, подумал Говард, не нажал ли Санджер какую-то потайную кнопку, потому что к селектору или телефонам на столе он не прикасался. За секретаршей стоял молодой человек, держа в руках фотоаппарат «Поляроид». Санджер пояснил, что на их пропуска в Белый дом должны быть наклеены фотографии, поэтому им пришлось по очереди вставать спиной к стене, пока камера сверкала вспышкой и жужжала. Когда все было закончено, Санджер попросил секретаршу проводить гостей к машинам.
– И проследите, чтобы их багаж не отправили в космос, – добавил он. Глянув на Малхолланда, Санджер пожал плечами. – Иногда и такое случается.
Внутренний будильник разбудил Джокера в пять утра. Во рту было кисло, а язык обложен толстым налетом с мерзким привкусом. Он сглотнул, но гортань оказалась настолько пересохшей, что он чуть не поперхнулся. Джокер, шатаясь, побрел в крохотную ванную, где напился из-под крана. Вымывшись под душем и обернув бедра тонким полотенцем, он вернулся в спальню и склонился над кроватью. Из-под матраса Джокер вытащил пистолет и глушитель. «ЗИГ-зауэр Р228» выглядел совсем новеньким. На нем не было ни царапины, а глушителем так и вовсе ни разу не пользовались. В магазине находилось тринадцать патронов, и Джокер тут же узнал в них патроны марки «хорнади кастом ОРД». В обращении с этим оружием и боеприпасами Джокер был далеко не новичок. Он знал, что ОРД расшифровывается как «особо разрушающего действия». В головке пули не было свинца, а это означало, что пули расплющатся в лепешку при столкновении, увеличивая тем самым свою проникающую и разрушающую способность. И действительно, человека они вырубали напрочь, а из-за своих больших размеров вылетали из ствола довольно медленно: со скоростью всего девятьсот семьдесят восемь футов в секунду. Джокер улыбнулся количеству патронов, заряженных в магазин. Он знал, что другая модель «ЗИГ-зауэра», Р226, могла принять еще больше патронов – шестнадцать, – но и тринадцати было более чем достаточно. Если он когда-нибудь попадет в ситуацию, где ему потребуется такое количество пуль, значит, он покойник. Метод «строчи и молись», столь горячо любимый энтузиастами пейнтбола, в реальной жизни не работал. Когда Джокер попал в воздушно-десантные войска, с первого дня тренировок в «Смертельном доме» им вбивали в голову: два выстрела в мишень, и оба – в грудь. Если будет время, тогда, возможно, для гарантии и третий – в голову, но в ситуации с заложниками, с пистолетом в руках – только два: пиф-паф, и тут же следующая мишень. А если тебе приходится действовать против более чем двух противников, значит, ты совершил большую ошибку, ибо тут уже неважно, сколько пуль у тебя в магазине: тебя пристрелят. Только дилетантская стрельба напропалую может потребовать тринадцати выстрелов. Но когда дело касалось убийства, Джокера никак нельзя было назвать дилетантом.
Он вытерся, натянул голубые джинсы «Леви» и черную майку для поло, после чего завернул пистолет в куртку, отнес его к своей машине и сунул под сиденье водителя. Затем Джокер подошел к конторке и оплатил счет, использовав свою карточку «Виза». Дороги были свободны, поэтому он быстро ехал в направлении Лорела, где жил Патрик Фаррелл. Дом представлял собой двухэтажный особняк в колониальном стиле, стоявший посреди нескольких акров газона со звездно-полосатом флагом, болтавшимся на толстом белом флагштоке. Номер дома был указан на почтовом ящике, стоявшем в конце посыпанной гравием дорожки. Джокер сбавил скорость, но не остановился. Прямо напротив, перед баскетбольной площадкой, стоял «линкольн континенталь», который Джокер уже видел возле «Фаррелл авиэйшн». Убедившись, что человек, закрывавший в прошлый раз на его глазах офис, и был именно Патриком Фарреллом, он покатил к аэродрому.
Когда Пат Фаррелл наконец появился, Мэтью Бейли уже поджидал его возле конторы «Фаррелл авиэйшн». Бейли глянул на часы и усмехнулся. Пятнадцать минут опоздания. Он выбрался из машины и встал возле главного входа в здание.
Фаррелл махнул рукой.
– Привет, Мэтью! Извини, у меня сигнализация никак не отключалась.
Бейли вновь усмехнулся. Скорее всего, старого пидора опять затащила в кровать трахнуться по-быстрому какая-нибудь шустрая задница. Фаррелл никогда не был особенно разборчив в своих знакомых, будь то в постели или вне ее, но он был первоклассным пилотом и важной фигурой в плане Мэри Хеннесси, поэтому Бейли просто улыбался и ждал, когда Пат откроет двери из двойного стекла.
– Может, сначала кофейку выпьешь? – спросил Фаррелл.
Бейли отказался, сказав, что предпочел бы поскорее поднять самолет в воздух. Фаррелл открыл металлический шкафчик за стойкой, внутри него висело более дюжины связок ключей, и к каждой была прикреплена металлическая бирка с опознавательным знаком самолета. Он вынул одну связку, закрыл шкафчик и взял со стола разрезанную карту.
– А шлемофоны? – спросил Бейли.
– В самолете, – произнес Фаррелл. Двое мужчин направились к стоявшим в ряд маленьким самолетикам. – Проблем с получением лицензии не было? – поинтересовался Фаррелл.
– Ну, школу ты порекомендовал что надо. Они сделали мне все бумаги, прочли с полдюжины лекций, а затем свели с экзаменатором из ААФ.[10] Не школа – конфетка. – Бейли учили летать пилоты из ливийской армии, поэтому он мог водить любой из одно- и многомоторных самолетов. Во время шестимесячных сборов, спасибо полковнику Каддафи, ливийцы преподали ему всю науку приземления по приборам и объяснили, как летать на французском вертолете «Алуэтт-111». Разумеется, даже вопроса не стояло о том, чтобы летать в Соединенных Штатах по ливийской лицензии, поэтому Фаррелл подделал бортовой журнал, указав в нем пятьдесят часов тренировочных полетов, и Бейли направился в Нью-Мексико за получением новенькой лицензии ААФ под вымышленным именем. Лицензия годилась только для одномоторного летательного аппарата с фиксированным крылом, но именно на таком Бейли и собирался лететь.
– Ты летал раньше на «Центурионе»? – спросил Фаррелл.
– Разумеется, – ответил Бейли. – Какого он года?
– Восемьдесят шестого, один из последних построенных «Сессной». Это «Атлантик Аэро-550» – улучшенный «Центурион», построенный какой-то компанией в Северной Каролине. Они увеличили мощность и размеры пропеллера, поэтому теперь у самолета максимальная скорость 180 узлов, дальность полета 850 миль, а разбег 1250 футов. Вот он.
Самолет был белого цвета с зелеными полосками по бокам и эмблемой компании на обеих дверях – ястреб над зеленым пропеллером. Фаррелл снял чехлы и отвязал веревки, которыми крылья и хвост самолета были притянуты к земле, в то время как Бейли ходил вокруг, проверяя закрылки, хвостовые рули и шасси. Для полета день был просто прекрасен – голубое небо и, насколько он мог разглядеть, лишь легкие признаки облаков на высоте порядка двадцати тысяч футов. Ветровой конус показывал на юго-запад, но висел он, совершенно обмякнув.
Фаррелл плеснул остатки горючего на землю, проверил уровень масла и кивнул Бейли.
– О'кей. Поехали.
Двое мужчин взобрались в кабину и пристегнули ремни.
– Управление почти такое же, как на «Центурионе-210», – сказал Фаррелл. – Скорость отрыва с опущенными закрылками 56 узлов, с поднятыми – 65. После отрыва поднимай закрылки, когда наберешь 80 узлов. Лучшая скорость набора высоты – 97 узлов, она обеспечит тебе примерно тысячу триста футов в минуту. – Он развернул на коленях разрезанную карту и показал на взлетную полосу. – С двух тысяч пятисот футов и до десяти тысяч мы попадаем в зону ведения балтиморско-вашингтонского международного аэропорта. Если будешь держаться ниже двух пятисот, проблем не будет, но стоит пробить этот потолок, как тебе придется включить ответчик и держать радиосвязь с балтиморской диспетчерской. Будем лететь ниже двух тысяч, пока не выберемся за Чесапикский залив, но, когда пойдем вверх, я все равно их вызову, чтобы они знали, кто мы такие. Здесь действительно очень тесно в воздухе, потому что рядом балтиморско-вашингтонский аэропорт, база ВВС «Эндрюс», вашингтонский международный аэропорт Даллеса, а их воздушные трассы перекрывают друг друга. Куда ты сегодня хочешь лететь?
Бейли улыбнулся.
– Лучше тебе этого не знать, старина Пат, – ответил он.
– Понятно, как всегда, – произнес Фаррелл. – Поглядывай на карту, держись ниже радарной системы, и у тебя не будет проблем.
Бейли кивнул. Мужчины надели шлемы и проверили их. Фаррелл попросил Бейли взять ламинированную пластиком карту контрольных проверок, и, прежде чем запустить двигатель, они вместе изучили ее. Бейли окинул взглядом приборную доску, набор бортового электронного оборудования и средств связи. Экипировка самолета производила впечатление, включая в себя аудиопанель и радиомаяк «Бендикс-Кинг КМА-24», навигационную систему КХ-155, авиакомпас КК-87, дальномерный передатчик «Сессна». Еще там был приемник для дальней навигации «Феникс Р4», при помощи которого можно было точно определить координаты самолета, прибор штормового предупреждения УХ-10 для обнаружения грозовых областей и автопилот.
– Желаешь поднять его сам? – спросил Фаррелл едва слышным сквозь шлем голосом.
– Разумеется, – произнес Бейли.
– О'кей, только учти, что для взлета тебе потребуется каждый дюйм взлетной полосы. Считай, что взлетаешь с лужайки, и не ошибешься.
Бейли просмотрел карту технического контроля «Центуриона»: открыть воздухозаборник двигателя, поднять закрылки на десять процентов, установить руль высоты и руль поворота на взлет, отключить автопилот и разблокировать рычаги управления. Он поднажал на газ, разогнав двигатель до 1700 оборотов в минуту, ощущая, как самолет подрагивает по мере нарастания рева двигателя, затем проверил индикаторы, магнето и пропеллер, прежде чем вырулить к началу травяной взлетной полосы. Бейли жал ногами на тормоза, пока двигатель не набрал полную мощность, затем отпустил их, позволив тем самым самолету пошатываясь двинуться вперед. Разогнался он гладко, и очень скоро самолет, повинуясь Бейли, держащему в руках штурвал управления, поднялся в воздух. Как только они пересекли конец поля, Бейли убрал шасси и, набрав две тысячи футов, лег на горизонтальный курс.
– Конфетка, – произнес он. Зафиксировав самолет в горизонтальном полете, Бейли настроил указатель направления и направился курсом на восток к Чесапикскому заливу, в то время как Фаррелл вызывал диспетчерскую Балтимора.
Джокер остановился у бензоколонки, чтобы наполнить бак взятого им напрокат автомобиля. Расплатившись за бензин, он купил несколько плиток шоколада и шесть пачек печенья. Спиртного там не продавали, но в бардачке у него болталось полбутылки «Старого ворчуна», поэтому сильно Джокер не расстроился.
Поставив машину в том же месте, что и вчера днем, он направился к каштану, прихватив с собой виски и закуску. Пистолет, завернутый в газету, он оставил в машине под сиденьем. Трава была еще сырой от утренней росы, поэтому Джокер снял свою куртку, расстелил ее и уселся. Через бинокль осмотрел здание «Фаррелл авиэйшн». Снаружи было припарковано две машины, но среди них не было «линкольн континенталя» Фаррелла. Джокер откинулся, прислонившись спиной к дереву, откупорил виски, мысленно провозгласил тост за успех дела и отхлебнул из бутылки.
Рядом с кроватью стояли часы-радиоприемник, и Коул Говард установил звонок будильника на восемь утра, чтобы, проснувшись, сразу же позвонить жене. Боб Санджер заказал машины для агентов ФБР на восемь тридцать. Когда будильник перестал сигналить, Говард перевернулся, отключил его и на ощупь взял телефон. В первый раз он ошибся и разбудил какого-то старика, говорившего так, словно у него не было зубов. Говард повторно набрал номер, и на четвертый или пятый звонок подошла Лиза.
– Привет, дорогая, – сказал он.
– Коул, это ты?
Ну да, конечно, подумал Говард. Интересно, как много мужчин звонили ей ранним утром, называя ее «дорогая»? Она явно все еще несчастна.
– Да, это я. Как дети?
– У них все в порядке.
Все. Ни вопросов, ни участия, просто – у детей все в порядке, и какого черта ты разбудил меня в такую рань?
– Ты уже встала?
– Гольф, – произнесла она.
Односложный ответ – всегда дурной знак.
– Правда? А с кем играешь?
– С отцом.
Уже два слова, но вовсе не те, которые Говарду хотелось бы услышать.
– Извини, дорогая, – сказал он, и слова эти вырвались помимо его воли. Он не чувствовал ни капли своей вины за тот спор, но он хотел прекратить его, поэтому, если единственный способ – извиниться, то пусть будет так.
– Извиняться не за что, – произнесла она тоном, который означал: как раз есть за что.
– О'кей, я просто хотел сказать тебе, что добрался нормально, вот и все.
– О'кей, – ответила Лиза, как будто его безопасность была последним, что могло бы ее взволновать. – Послушай, мне пора уходить, а у меня еще куча дел. Ты уже знаешь, когда вернешься?
– Максимум через две недели, – произнес он.
Она не стала жаловаться, она не задохнулась от гнева, она просто сказала «о'кей» и повесила трубку. Было бы гораздо лучше, подумал Говард, если бы с ним что-нибудь случилось.
Он побрился, принял душ и спустился в холл отеля, где уже ждали О'Доннелл и Клутези.
– Эд говорит, чтобы мы ехали вперед, а он возьмет вторую машину, – сказал О'Доннелл.
По дороге к Белому дому трое мужчин болтали о пустяках, не будучи в курсе, насколько секретные разговоры можно вести при водителе. Для удостоверения личности им прошлось показать свои документы агентов ФБР, и охранник сверил их имена со списком, имевшимся у него в кабине.
Боб Санджер уже сидел за столом, разгребая кучу компьютерных распечаток. Он поздоровался, но не спросил о Малхолланде, поэтому Говард догадался, что шеф ФБР уже звонил. Санджер проводил их в офис, подготовленный для группы из ФБР, и представил полноватой секретарше средних лет по имени Элен, которая должна была работать с ними до конца их командировки. Она была приветлива, услужлива и уже сделала им пропуска в Белый дом, которые они прикрепили к нагрудным карманам своих пиджаков.
Говард оглядел офис и тут же понял, что здесь нет нужного количества телефонных розеток и столов. Он обернулся к Элен, но не успел открыть рот, как она сообщила ему, что уже побывала в соответствующем отделе Белого дома и что оборудование и розетки появятся сегодня же. Говард попросил показать ему, где работают Энди Ким с Риком Палмером, и Элен, приятно улыбнувшись, проводила его на первый этаж к двери из красного дерева.
– Обычно здесь сидят секретари, – сказала она. – Я сама однажды провела восемнадцать месяцев в комнате за этой дверью. Мы называли ее «могилой».
Говард улыбнулся.
– Прекрасно вас понимаю, – сказал он. – Я тоже провел несколько месяцев в местечке с аналогичным названием.
Возле двери Элен покинула его, и, глядя ей вслед, Говард видел, как ее крупные ляжки терлись друг о друга, пока она шла почти что вперевалочку по коридору. И еще долго после того, как она свернула за угол, до него доносился свистящий звук трения нейлона о нейлон.
Говард постучал и вошел в кабинет. Энди Ким действительно был там, он сидел напротив большого цветного дисплея, а рядом стояла Бонни с волосами, собранными в конский хвост. Оба выглядели очень уставшими, и Говард понял, что этой ночью они не спали. В офисе теснилась дюжина столов и стояла большая белая доска, на которой красным и черным было написано несколько фраз на компьютерном языке и комплексных уравнений. Слева от доски располагались две маленькие походные раскладушки. Внимание Энди и Бонни было целиком поглощено экраном компьютера, и лишь когда Говард подошел к ним совсем близко, молодые люди обнаружили его присутствие в комнате.
– Коул! – воскликнула Бонни. – Привет! Энди сказал, вы сейчас придете. – Под ее глазами залегли темные круги, а волосы как будто потускнели. Было совершенно очевидно, что муж ее выдохся куда больше, чем накануне вечером. Энди Ким встал и пожал руку Говарду, но избегал смотреть ему в глаза. Говард почувствовал, что Энди смущен оттого, что дела идут плохо.
– Вы оба выглядите так, что хороший сон вам бы сейчас не повредил, – произнес он.
Бонни помассировала плечи мужу.
– Энди не спит уже третью ночь, – сказала она.
– Я наверняка где-то ошибся, – просипел Энди, опять уставившись в экран. – Наверняка я что-то упустил.
Говард не знал, что сказать. Новость о том, что снайперы планируют свою акцию на ближайшие две недели, явно потрясла Энди, но Говард не хотел показаться снисходительным, уговаривая его не беспокоиться.
– Мы возвращаемся к первому квадрату, – пояснила Бонни. – Сначала проверили все углы и дистанции в модели, затем все места встречи, начиная с сегодняшнего дня.
– Но я уверен, мы впервые сделали все правильно, – произнес Энди.
– Энди, вы должны помнить, что мишенью может быть вовсе не президент. Возможно, вы делаете все правильно, но не по адресу. Другие варианты вы рассматривали? Например, принца Уэльского или британского премьер-министра?
Энди поднял голову.
– Большой разницы нет, но я уверен, что охотятся именно за президентом, – произнес он. – Я это чувствую. И если они своего добьются, это будет моя вина. Я не смогу с этим жить, Коул. Действительно не смогу.
Бонни нервно улыбнулась Говарду, как будто извиняясь за чувствительность своего мужа.
– А вы чем будете заниматься, Коул? – спросила она.
– У нас есть кое-что на снайперов и на людей, которые им помогают. Чтобы найти их, ФБР и Секретная служба работают сообща.
– И каковы шансы? – кисло поинтересовался Энди.
Говард пожал плечами.
– Я надеюсь на лучшее.
– А есть основания? – продолжал давить Энди.
Говард натянуто улыбнулся.
– Не знаю, Энди. Расследование нельзя решить, как уравнение. Слишком много различных факторов, и удача среди них – не последний. Мы можем, условно говоря, о них споткнуться: вдруг террористов привлекут за превышение скорости или один из наших людей выйдет прямо на них. Так что все может быть.
Рядом с компьютером лежала распечатка, и Говард взял ее в руки.
– Это список встреч президента на следующие две недели, – пояснила Бонни.
Говард бегло просмотрел список. Большинство встреч было на Восточном побережье, однако намечалась двухдневная поездка в Лос-Анджелес, кроме того – визиты в Даллас и Чикаго.
– Даллас, – пробормотал он достаточно громко, чтобы Кимы могли расслышать.
– Как я понимаю, основное внимание мы уделили Восточному побережью? – спросила Бонни.
– Извините, я просто подумал вслух, – произнес Говард. – Трудно не вспомнить Даллас, когда размышляешь о покушении на президента. Но имеющиеся у нас сведения указывают на то, что это действительно произойдет на Восточном побережье. – Он вернулся к списку. – Президент действительно очень занятой человек, – в этом никто не сомневается, – и в день у него бывает до двадцати визитов: завтраки, ленчи, церемонии открытий, поездки на фабрики, деятельность по созданию фондов, спортивные мероприятия. – Интересно, подумал Говард, откуда у этого человека еще находится время ездить по стране. – Я и не знал, что он столько перемещается. Мы, похоже, все считаем, что президент день и ночь сидит в Овальном кабинете.
– Да, хотел бы я, чтобы это было так, – сказал Энди Ким. – Но в действительности все обстоит еще хуже, чем в распечатке. – Он пригладил ладонью копну черных волос. – Это не просто разовый прогон программы визита. Скажем, президент должен появиться где-то на заводе. А там он может посетить дюжину разных мест, плюс переходы до них и обратно, и каждый раз нам надо заново пропустить их все через программу. Предположим, он пешком проходит сто футов от машины до входа в отель. Нам надо разбить на точки каждые десять футов и пропустить их через программу. Это значит – десять операций на один проход. Каждый раз, когда президент садится в лимузин или выходит из него, мы прогоняем это через модель. Вы не поверите, насколько здесь все сложно.