Я объявляю Джихад…

22 декабря

Мы вышли из метро на станции «Конкорд» и осмотрелись по сторонам, все так, как и раньше, немноголюдно, на улице солнечно, градусов десять тепла. Люди шли по своим делам, ничего не изменилось вокруг. Только палатки со специями не было. Мы медленно прошли мимо гостиницы, в которой останавливались раньше, и пошли дальше, к кафе с камбоджийской кухней.

Все закрыто, вокруг свечи, цветы. Несколько человек делали фотографии на свои мобильники. Зачем им это нужно? Я не знаю. Я положила маленькую коробочку конфет и зажгла свечку, которую купила заранее. Мы стояли молча, глядя на свечи и цветы, многие из них уже засохли. Мне показалось, что мы тоже умерли здесь. Стало жутко и снова страшно. Мы не знали, где похоронили Алию, и были ли у нее в этом городе родственники. Но это уже не имело значения. Ей уже было все равно. Мы, держась за руки, пошли обратно к метро.

— Мам, ты веришь в Бога?

Я ответила честно:

— Не всегда.

Подходя к метро, я увидела знакомое лицо, человека с рюкзаком на плече.

Вся моя жизнь и все мое сознание перевернулись в один момент и встали на место.

Я заорала:

— Азат! — и мы побежали к нему.

Он стоял, ничего не понимая, в полной растерянности

Я плакала и кричала по-русски:

— Прости! Я думала! Я думала! Прости, — слезы лились рекой, я сжала его пальцы в своих руках. — Прости меня, я такая идиотка!

Через некоторое время он, тоже со слезами на глазах, сказал по-английски:

— Вы думали, что мы террористы?

Я не могла ничего сказать, Даша тоже молчала.

Я рыдала и была вне себя от счастья! От того, что все вернулось — вера в людей, тепло солнца, радость дружбы, я увидела снова небо, услышала разговоры на улице, из кондитерской запахло свежим хлебом, из кафе потянуло ароматом кофе. Я была неправа, я ошиблась, и я была счастлива!

Азат что-то объяснял Даше, задрал рукав куртки и показал руку, там от запястья до локтя с внутренней стороны виднелся след от лазерной обработки кожи, татуировки почти не было видно. Они поговорили еще минут пятнадцать, обменялись телефонами, он попрощался и убежал.

Пока мы ехали в метро, Даша рассказала мне, что они с отцом тринадцатого ноября поехали в клинику, отец заставил его избавиться от татуировки и запретил общаться с Ахмадом и Ибрагимом. И что кто-то сообщил полиции, что они террористы, и их до сих пор постоянно вызывают в участок. Что Далиль лежал в больнице, у него что-то с сердцем. И что они никогда больше не будут торговать на улице, потому что отец очень стар, и это никому не нужно.

Боже мой! Далиль лежал в больнице из-за моих страхов и предрассудков. Я чуть не убила ни в чем не повинного человека. Мне стало не по себе. Да, мои руки в крови, я вспомнила опять свой сон.

Но моя священная война вдруг закончилась. Не было победителей и проигравших. Просто она закончилась, и я была этому рада.

По набережной де Гран Огюстен шла женщина и улыбалась, внутри неё была жизнь, рядом с ней шла дочка. Вокруг них снова была жизнь.