Я объявляю Джихад…

В доме на улице Жорж-Депла, недалеко от соборной мечети, в маленькой комнате накурено, и тусклый свет еле пробивается сквозь плотно закрытые шторы. Мужчин человек десять, все молодые. Они слушают, как оратор в толстовке говорит по-арабски.

— Вы сможете рассчитаться со всеми долгами. Если вы срежете пять голов, то вас ждет рай и семьдесят чернооких девственниц будут вечно прислуживать вам. Эту страну породил шайтан! Здесь неверные и неправильный ислам! Мы установим свой миропорядок! Мы исправим ислам! У ИГИЛ3 много денег и много власти. Мы объявляем всему миру Джихад!

9 ноября. 2015 год. Около часа ночи

Мужчина в квартире на набережной де Гран Огюстен сидит в маленькой гостиной в кресле. На стеклянном круглом столике лежат несколько презервативов и игла.

После долгого раздумья он решительным движением берет презервативы, в левую руку иглу, прокалывает несколько штук и кладет в карман пиджака. Встает и выходит из комнаты в полной уверенности, что поступает правильно.

13 ноября

У меня немного закружилась голова, я пошла в ванную чтобы умыться. Кровь опять брызнула из носа. «Что-то давненько ее не было, а тут зачастила в последние дни», — подумала я. Нет, пожалуй, не стоит никуда ездить сегодня, в другой раз.

— Ладно, Даш, твоя взяла, остаемся, сегодня никуда не поедем, — сказала я и снова легла на кровать.

В 21:10 мы с Дарьей вышли на улицу и пошли в кафе к Алие поужинать. Игорь не звонил, видимо, был еще занят, а нам очень захотелось есть.

— Я буду сегодня плов, а ты попробуй суп с говядиной, очень вкусный, — сказала я.

— Да ну, мам, суп на ужин, нет, я лучше каких-нибудь креветок поем.

Мы подошли к кафе, все битком — пятница, вечер. Алия, улыбаясь, подбежала к нам и сказала Дарье, что минут через десять освободится один столик, надо немного подождать. Около нас припарковалась черная машина, за рулем сидел Ибрагим, Ахмед сидел рядом. Мы им, улыбаясь, замахали руками. Они не улыбались нам, их лица были совершенно спокойны. Последнее, что мы увидели, это автоматы Калашникова в их руках.

В 21:20 мальчик лет пятнадцати с рюкзаком на плече вышел из своего дома в квартале от кафе «Пти Камбодж», одна его рука под курткой была забинтована, ожег от лазерной процедуры сильно болел. Он направился в сторону кафе. Через несколько минут он услышал сухой треск автоматной очереди. Он прибавил шаг и услышал крики людей. Он побежал.

В 23:20

В пробке на проспекте Парментье в светло-серой спортивной машине сидел мужчина в фашистской форме, словно прошлое наслоилось на настоящее, будто это было уже когда-то, дежавю. Страх и ужас на лицах людей, они бегут в неизвестном направлении. Движенье замерло, как само время, машины сигналят. Он жмет на кнопки. Ответа нет. Вдруг словно молния ударяет в голову. «Дарья! У меня есть ее телефон! Дарья, где ты?» Руки не слушаются, его пальцы дрожат. Гудок длится сотни лет. Никто не отвечает. Мир рухнул в один момент. Сердце сжала острая боль.

— Алия, где ее чертов номер! — он орал на телефон. Нет ответа. На глаза выступили слезы. Что-то случилось! Что-то произошло! Он выскочил из машины и побежал в сторону кафе, куда они ходили есть.

Все оцеплено, раненых уже увезли. Полно полицейских, машины в пробке гудят. Около кафе, среди мусора, стекол, обломков и опрокинутых столов и стульев лежат две женщины, одна с бледно-молочной кожей, другая с кожей, словно горький шоколад, рядом с ними лежит долговязая худенькая девочка-подросток, ее короткие волосы идеально ровные. Ее ноги неестественно подогнуты, один кроссовок слетел. Недалеко от них валяется светло-бежевая сумка на золотой цепочке — она в крови.

— Почему их никто не накрыл?

Мужчина в форме немецкого офицера сел на корточки и заплакал.

Ночь с 13 на 14 ноября

Двое мужчин в светло-серой спортивной машине едут на север в сторону Кале.

Мужчина за рулем в стоптанных кроссовках и не очень свежей футболке. У мужчины рядом в левой руке сигарета и красные глаза, но он больше не плачет.

Они останавливаются недалеко от лагеря беженцев. Время начало четвертого. Они достают с заднего сиденья несколько бутылок с воткнутыми в них тряпками и поджигают их. Размахиваются и бросают в сторону палаток, огонь вспыхивает моментально. Они прыгают в машину и уезжают.

Мужчина с сигаретой смотрит в окно, и ему кажется, что он слышит крики людей и запах гари. Но ему все равно, он больше никогда не заплачет. Это его Джихад.

В это же время в Санкт-Петербурге.

Мужчина славянской внешности лет сорока сидит на кухне многоквартирного дома. В руке у него телефон. Он курит и молчит. Лицо его напряжено. Входит молодая женщина лет двадцати пяти, блондинка с большой грудью и пухлыми губами.

— Что, так и не дозвонился?

Мужчина ей не отвечает, его мысли сейчас далеко. Он вспоминает. «Почему они расстались, почему они развелись? Потому что с ней невозможно было жить! Она постоянно витала в облаках, вечно забытые перчатки, ключи, кошельки, телефоны, они находились то в холодильнике, то в ванной, то в духовке. Вечный хаос вокруг нее, где невозможно понять, о чем она думает, что у нее в голове? У нее вообще было хоть что-нибудь в голове?! Я ее даже с книгой ни разу не видел».

16 ноября. Аэропорт Шарль-де-Голль

Где-то плакал ребенок, все старались говорить шепотом, но все равно было очень шумно, люди не улыбались. Недалеко от туалетов стояла женщина в хиджабе с ребенком на руках и дорожной сумкой, ребенок орал как резаный. Все от нее шарахались и, глядя на нее, бубнили что-то себе под нос. Никто к ней не подходил. Ребенок продолжал орать.

22 декабря. 2015 год

«Они подобны тому, кто разжег огонь. Когда же огонь озарил все вокруг него, Аллах лишил их света и оставил их в темноте, где они ничего не видят. Глухие, немые, слепые! Они не вернутся на прямой путь».

«После этого ваши сердца ожесточились и стали как камни или даже еще жестче. Воистину, среди камней есть такие, из которых бьют родники. Среди них есть такие, которые раскалываются и изливают воду. Среди них есть такие, которые падают от страха перед Аллахом. Аллах не находится в неведении о том, что вы совершаете».

«Горе тем, которые пишут Писание собственными руками, а затем говорят: „Это — от Аллаха“, — чтобы купить за это ничтожную цену. Горе им за то, что написали их руки! Горе им за то, что они приобретают!»

(строки из Корана.)

Далиль лежал на кровати в большой светлой комнате. Грудь опять сдавило невыносимым удушьем, левая рука не двигалась. Он вспоминал строки из святого писания и не мог понять, как можно было извратить понятия и подменить ценности, прописанные в нём. Кто-нибудь из террористов вообще читал Коран?

Он вспоминал свое детство и юность. Был ли у него выбор тогда?

Его отец, один из лидеров Национального освободительного движения в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом, с детства рассказывал ему о несправедливости и о том, что мусульмане погибают от голода, отсутствия медицины. В стране полная безграмотность и безработица. Что они должны бороться за свое будущее. Мужчина — это воин! После смерти матери в результате террористической акции, устроенной колониальными войсками, отец примкнул к фундаменталистам и оставался с ними вплоть до своей гибели в восьмидесятом. Был ли у него выбор? — Нет.

У меня был. После смерти отца мы с женой и двумя старшими сыновьями приехали во Францию. Я учил детей сурам из Корана, учил их работать, прощать, понимать. Мог ли я знать, что спустя столько лет прошлое вновь настигнет меня? Нет!

Но наши поступки и наши деяния следуют за нами неотвратимо!

— Аллах милосердный! Смилуйся над всеми нами!