Я не смогла, и ты не сможешь тоже (СИ)

Глава 11. И что?

Совещание длилось уже третий час. Технический директор что-то бубнил, стоя у экрана проектора, Ксения то и дело задавала ему вопросы, а Ольга сидела на другом конце стола для переговоров и грезила о Париже.

Она вспоминала брусчатку, теплую от Парижского яркого солнца, и синее небо, отражающееся в стеклах парижских окон.

— Ты шла со мной рядом, и постоянно поднимала голову, чтобы посмотреть наверх. Я ужасно боялась, что ты споткнешься, а потом устала бояться, и стала тоже смотреть на небо. Почему-то в тот момент небо было важнее, чем шумный Монмартр вокруг нас, но я все равно замечала и старые улицы, и художников в беретах, и запах — запах багетов, смешанный с ароматом ранних цветов.

Мы дошли до Сакре-кер, и ты тащила меня куда-то, а у меня перехватывало дух то ли от белой кладки собора, то ли от горячей кожи твоей руки. А потом ты показала мне это. Закрыла глаза ладонями, заставила сесть, и убрала руки. И под нашими ногами оказался Париж.

Париж уютный и солнечный — как длинный коричневый шарф, согревающий шею. Париж забавный и радостный — как котенок, с визгом бегающий вокруг качающейся ветки смородины. Париж озорной и шаловливый — как твои пальцы, ласкающие кисти моих рук.

А потом был Père Lachaise — Эдит Пиаф, Сара Бернар, Шопен, Бальзак — их призраки оживали от прикосновения наших взглядов, и кружились вокруг хороводами, шепча на уши какие-то великие откровения.

Никого не было вокруг. Ни одного человека. И ты поцеловала меня. Наклонила голову и коснулась губами моих губ.

Мы танцевали среди этих призраков, и стали их частью, и превратились в одних из них.

— Госпожа Будина.

Ольга с сожалением открыла глаза и посмотрела на Ксению. Та выглядела недовольной, да и с чего бы ей быть довольной, когда заместитель вместо того, чтобы вникать в процесс, позволяет себе мечтать о чем-то явно постороннем?

— Извини, — коротко сказала Ольга. — Я задумалась.

Когда совещание наконец закончилось, Ксения махнула рукой, чтобы Ольга задержалась.

— Что с тобой происходит? — Спросила она сурово, едва за техдиром закрылась дверь переговорной. — Влюбилась, что ли?

Ольга немедленно расцвела улыбкой и подошла поближе. Кончиком пальца поводила по Ксениной щеке.

— А что? — Ласково спросила. — Ревнуешь?

Ксения недовольно дернула головой.

— Нет, но мне не нравится, что ты совершенно перестала работать.

Ольга пожала плечами. Ну не нравится — и не нравится. Это не моя проблема. Все равно ничего ты со мной сделать не сможешь, и мы обе хорошо это знаем.

Она уже повернулась, чтобы идти, но Ксения вдруг заговорила снова.

— У меня была беседа с Игорем по твоему поводу.

Ольга оглянулась и подняла брови.

— Он хочет, чтобы я тебя уволила, — объяснила Ксения. — Я сказала, что не стану этого делать, конечно, но имей ввиду — похоже, теперь враг номер один — это ты.

В этом не было ничего нового, но Ольга почему-то поежилась.

— Что он может сделать? — То ли спросила, то ли просто сказала она. — Я подчиняюсь тебе, а не ему.

Она заметила, как дернулось Ксенино лицо от слова «подчиняюсь». Вот так-так. А девочка-то, похоже, соскучилась?

— У тебя есть планы на сегодняшний вечер? — Спросила она, подходя поближе и опуская ладонь на Ксенину грудь. — Можем провести пару часов вместе.

Ксения молчала, и Ольга, приняв это за разрешение, погладила колючую ткань пиджака, поднялась повыше и забралась пальцами в вырез. Но Ксения убрала ее руку.

— Не сегодня.

Ну, не сегодня — так не сегодня. Ольга пожала плечами и вышла из переговорной. Она найдет, чем заняться. Конечно, найдет.

«Детеныш, ты там как? Пришли мне весточку с полей, а то паранойя окончательно меня доконает».

«Я проснулась утром и сразу увидела тебя. Ты стояла у окна, на бедрах — простыня, а выше — ничего, только обнаженная спина и открытая шея. Твоя рука с сигаретой двигалась, и с каждым движением что-то отрывалось у меня в горле и падало вниз, к животу. А потом ты обернулась и посмотрела на меня».

«Мне всю ночь не давали покоя твои волосы. Ты просила не трогать, и я не трогала, но ты же не запрещала смотреть, верно?»

«Мне хочется как-то тебя называть. Я подхожу к зеркалу в ванной и говорю «Лара». Твое имя очень приятно ощущается языком и губами. Оно мягкое. И теплое».

Свету она подкараулила у клуба. Пришлось два часа сидеть в машине, глядя на неприметную дверь служебного входа, слушать радио «Монте-карло» и курить одну сигарету за другой в приоткрытое окно новой машины.

Наконец, дверь открылась и Света вышла на улицу. С ней рядом шел какой-то мужчина, но Ольге было все равно. Она выскочила из машины и махнула рукой.

— Привет, — Света, казалось, совсем не удивилась. А вот мужчина рядом с ней — весьма.

— Вы кто? — Спросил он, буравя Ольгу пристальным взглядом.

— Сереж, это моя подруга, — Света ласково потрепала его по щеке и поцеловала в губы. — Ты иди, ладно? Ольга меня отвезет.

Он явно был недоволен, но спорить не стал. Еще раз мрачно посмотрел на Ольгу, кивнул и пошел к парковке. Света же проводила его взглядом, и вдруг обняла Ольгу за шею.

— Привет, рыжая.

Ее руки были теплыми, а от шеи и волос приятно пахло. Ольга позволила себе на секунду расслабиться и просто постоять вот так, вдыхая тепло Светкиной кожи и наслаждаясь прикосновением ее рук.

— Отвезти тебя домой? — Спросила она, когда секунда закончилась. — Или найдешь время выпить со мной кофе?

— А что случилось? — Испугалась почему-то Света. — Ты хочешь о чем-то поговорить или просто соскучилась?

Ольга улыбнулась и покачала головой.

— И то, и другое. На самом деле, я хочу пригласить тебя съездить со мной в Питер, и еще мне нужен твой совет.

Света думала недолго.

— Ладно, — решила она, — только мне нужно позвонить домой.

— Из машины позвонишь.

Ольга взяла ее за руку и повела за собой, мимолетно вспомнив о Ларе и улыбнувшись этому воспоминанию. Щелкнула брелоком сигнализации, распахнула дверь.

— Ого, — прокомментировала Света, садясь на пассажирское сиденье. — Ты поменяла машину?

— Я попала в аварию, — объяснила Ольга. — Ремонтировать было долго, и я решила просто купить новую.

Света почему-то засмеялась. Наверное, для нее это и правда было забавно. Пока Ольга выруливала с парковки, она набрала на мобильном номер и быстро раздала указания няне. А потом няня позвала к телефону ее сына. И Ольга поразилась, как изменился Светкин голос — он стал мягче мягкого, теплее теплого.

— Зайчик, ты почему еще не спишь? Книжку читаете? Какую? Про Муми-троллей? Здорово! Малыш, я скоро приеду, но ты к моему приезду уже будешь спать, ладно? Конечно, зайду и поцелую. Завтра я не работаю, так что поедем с тобой в парк уток кормить. Да. Да. И я тебя очень люблю, мое солнышко.

Света выключила телефон и посмотрела на сосредоточенную Ольгу.

— Давай только не в кофейню, ладно? — Попросила она. — Я очень хочу есть, и пошлый пончик меня не устроит.

Ольга кивнула, и снова вспомнила о Ларе. В Париже она почему-то почти все время хотела есть — за два дня они обошли десяток ресторанов, и в каждом пробовали новые блюда.

В «Жан-Жаке» благодаря позднему вечеру людей было многовато, но для них нашелся свободный столик. Едва сделав заказ, Света оперлась подбородком и ладони и посмотрела на Ольгу.

— Излагай, — весело велела она, — какой совет тебе нужен и зачем тебя снова несет в Питер?

Ольга вздохнула и решила начать со второго вопроса — так было проще.

— На этот раз это мамин день рождения, — сказала она. — Она собирается устроить прием не в самом Питере, а на даче — это недалеко от Твери. Я не хочу ехать туда с… кавалером. И хочу, чтобы ты поехала со мной.

— В качестве кавалера? — Удивилась Света. — Ты что? Твою маму разобьет кондратий. Или как он у вас, интеллигентов, называется?

Ольга расхохоталась. От этого «кондратий» пахнуло полузабытым «придуривается», и градус ее настроения тут же пошел вверх.

— Да нет, почему в качестве кавалера? — Сказала она. — Просто как подруга. Мы же ездили уже на бабушкин юбилей, так почему бы сейчас не поехать вместе?

Она увидела, как Светино лицо на мгновение стало грустным, и поняла, что она вспомнила про Илюшу. Забавного, бестолкового Илюшу, от которого теперь совсем ничего не осталось.

— Я подумаю, — сказала Света и Ольга радостно глянула на нее. — Ничего не обещаю, но подумаю. А что за совет? Какой совет тебе нужен, рыжая?

Вот с этим было уже сложнее. Ольга подождала, пока официант накроет на стол, разложит приборы и салфетки. Потом подождала, пока Света начнет есть. И только потом решилась.

— Я познакомилась с женщиной. Познакомилась уже довольно давно, но на прошлой неделе мы провели вместе несколько дней. И я не знаю… — Она запнулась на секунду. — Не знаю, что мне с ней делать.

Света прожевала кусочек стейка и улыбнулась понимающе.

— А что ты хочешь с ней делать? — Спросила.

Ольга пожала плечами. Она и сама не понимала, что. Кроме очевидного — но проблема была в том, что на это очевидное Лара не была согласна. Она ясно дала понять, что просто секс ее не устроит. А если не секс — то что?

— Отношения? — Предположила Света и вдруг засмеялась. — Боже, рыжая, эта несчастная женщина правда хочет с тобой отношений?

Ольга вдруг оскорбилась.

— А почему нет? — Холодно спросила она. — Со мной невозможно хотеть отношений?

— Почему же, — возразила тут же посерьезневшая Света. — Хотеть — можно. Весь вопрос в том, чем ей придется заплатить за эти отношения.

Она положила вилку на тарелку и сделала глоток воды из стакана. Ольга молча смотрела.

— Чем заплатила та девочка из Питера? — Продолжила Света. — Зная тебя, могу предположить, что ты размазала ее по асфальту тонким слоем, и еще прошлась сверху, цокая каблуками. Чем заплатил твой бывший муж? Потерей веры в женщин в целом и в человечество в частности?

— Чем заплатила ты? — В тон ей продолжила разозленная Ольга, но Света перебила.

— Я — ничем. Я не платила, потому что в долг не брала. Все остальные, кто пытался что-то с тобой построить, брали, а я — нет.

— Как это? — Сквозь зубы спросила Ольга.

— А так. Каждый из них что-то такое себе про тебя представлял. Кому-то казалось, что тебя можно изменить, кому-то привиделось, что ты и так подходишь для отношений. Это и было взять в долг. А потом приходила реальность, и приходилось платить по счетам. Так что мне было проще — я ничего не занимала, я сразу все про тебя понимала и ни на что не надеялась.

Ольгу вдруг затошнило. Да что же это такое? Сидит здесь, улыбается, смотрит в глаза — и говорит такие ужасные вещи? Неужели она и правда настолько плоха? Неужели настолько не предназначена для отношений?

В эту секунду Ольга совсем забыла о том, как думала об этом сама. Забыла о том, как разрывалась между Алисой и своим образом жизни, отдавая предпочтение последнему, но мечтая при этом о первой. Забыла, как, вернувшись из Парижа, первым делом зашла в кабинет Ковальской, закрыла его на замок, и отдалась ей — холодно и расчетливо. Она обо всем этом забыла, и сейчас в ее душе возмущенно кричала женщина.

Как? Я — не способна? Как? Почему?

— Во мне что, нет ничего хорошего? — Спросила она, перебив Свету на полуслове. — Тебя послушать — так я получаюсь кем-то вроде Медузы Горгоны.

— Нет, — покачала головой Света. — Не Медузы. Ты скорее похожа на самку богомола, которая после секса просто откусывает партнеру голову, и все.

— Твоя голова на месте, — теперь из Ольгиных губ вырвались не слова, а шипение. Но Света ничего не замечала.

— Моя на месте. А остальные — давным-давно в твоей коллекции. Хочешь прибавить к ним еще одну? Валяй. Только предупреди бедную тетку о том, какая судьба ее ждет.

Ольга была уверена, что Света сейчас встанет и уйдет. Она даже представила, как хватает со стола сахарницу и кидает ей в спину. Изо всех сил кидает.

Но вышло не так. Света закончила говорить и спокойно придвинула к себе чашку кофе. Сделала глоток. Закурила.

— Ну что? — Спросила весело. — Все еще хочешь позвать меня с собой в Питер? Или куда там? В Тверь?

Ольга почувствовала, как быстро бьется жилка на ее виске. Короткими ударами, будто язык о внутренности колокола.

— Все еще хочу.

— Хорошо, — сказала вдруг Света и Ольга с изумлением посмотрела на нее. — Я поеду.

И она правда поехала.

«Вчера во время операции случайно задела артерию. Зашила, слава богу, и пациент скорее жив, чем мертв, но видела бы ты мое лицо — все в кровище, и только белая полоска от маски осталась. Ни дать, ни взять — Рембо местного разлива. Я скучаю по тебе, детеныш. Очень».

«Я стащила у тебя шарф. Помнишь, ты все бегала по номеру и не могла его найти? Так вот — это была я. Я загнала его под кровать — глубоко-глубоко, а потом вытащила и уложила в свой чемодан. Он так и лежит, в чемодане».

«Детеныш-детеныш…»

«Завтра у мамы день рождения. Я приеду, и буду два дня ходить по струнке, улыбаться и вести светские беседы. И каждый раз, когда под окнами будет раздаваться шум подъезжающего автомобиля, я стану оглядываться. Я буду ждать. Я буду очень ждать».

На этот раз Ольга попросила машину у Ксении. Ее новая кокетливая «Тойота» вряд ли выдержала бы раздолбанные тверские дороги, а вот Ксенина «Хонда» оказалась для этого в самый раз.

Ксения немного удивилась просьбе, но машину дала. Впрочем, по ее лицу было видно, что ей совершенно все равно — казалось, попроси у нее Ольга ключи от квартиры, она отдала бы и их тоже.

Выехали рано, с рассветом. Немного постояли в пробке на Ленинградке, а дальше Ольга вдавила наконец газ в пол и набрала приличные 110. Светка сладко посапывала рядом, из динамиков медленно лилась музыка радио «Монте-карло», и жизнь казалась не такой уж отвратительной штукой.

I'll never let you know I rather let you go

The feelings that I've got is just so "damn right now"

This can not be for real

Can't tell you how I feel

I want you so damn much

I can't believe it's real

I can not help I'm loving you

О да. Ольга усмехнулась и покрепче ухватилась за руль. Этот микс был популярен в московских клубах несколько лет назад. Она сама не раз танцевала под него в клубе «Рай». Это так и называлось — «сегодня мы отрываемся в раю». И все понимали, о чем речь.

Интересно, что сейчас на месте этого клуба? Что-то новое? Что-то, черт бы его побрал, более современное?

— Ностальгируешь? — Спросила Света, и Ольга от неожиданности чуть не въехала в притормозившую фуру. Выругалась, дернула руль и обогнала фуру по встречной, еле-еле протиснувшись между ней и мчавшимися навстречу машинами.

— Чувства, которые я испытываю — прокляты изначально, — задумчиво продолжила Света, будто и не заметив ее маневра. — Очень актуально, правда?

— Не знаю, — прорычала Ольга. — Для меня — нет.

Она старалась не думать о том, что чувствует. Если начинала — получалась какая-то ерунда. И потом, зачем думать о том, что никогда не сбудется?

На дачу они приехали даже раньше, чем планировали. На веранде суетились какие-то люди в форменной одежде — устанавливали столы, носили туда-сюда подносы с бокалами.

— Это ваша дача? — Спросила пораженная Света. И добавила совершенно неинтеллигентно. — Ни фига себе.

Ольга пожала плечами и помахала одному из юношей в форме — юноша стоял и откровенно пялился на нее со ступенек.

— Отнесите вещи в мою комнату, — велела она и прошлась по дорожке за дом — туда, где высились старые сосны.

— Я буду жить с тобой? — Спросила Света, идя следом.

Ольга даже отвечать не стала. Прошла еще немного, пока дом окончательно не спрятался за зарослями, прислонилась к дереву и достала сигареты. Света подошла и встала рядом.

— Ты чего?

Ольга вздохнула. В этот раз это было даже труднее, чем обычно. Еще ничего не началось, а ее глаза уже наливались кровью, а сердце — яростью.

— Почему все так? — Спросила она у Светы. — Почему все так, а не по-другому? Почему мама воспитала меня такой? Почему отец не помешал ей? Почему, Светка?

Теперь была Светина очередь вздыхать. Она обняла Ольгу за плечи и ласково погладила волосы.

— Милая, ты задаешь вопросы, на которые человечество еще не придумало ответов. Твои родители — такие, и это данность. Ничего не поделаешь.

Ольга мотнула головой и глубоко затянулась. Ее изнутри разъедала обида и горечь.

— Я часто думаю — почему все не сложилось по-другому? Если бы у меня было другое детство, если бы мама не пыталась сделать из меня продолжателя рода, а просто… любила бы меня? Может быть, тогда и потом все вышло бы иначе?

— Может, — легко согласилась Света. — А может, и нет. Кроме того, я уверена, что она тебя любила.

Ольга засмеялась. Со злостью, пережевывая зубами желчь.

— Любила она, как же. Она любила свое творение, а не меня. Любила ту, кем я так и не смогла стать.

— Ну почему не смогла? — Света обеими руками взялась за Ольгины щеки и заставила ее посмотреть на себя. — Ты смогла, рыжая. Я думаю, ты как раз и стала такой, какой она хотела тебя видеть. Но правда в том, что ты, похоже, хочешь чего-то совсем другого. Вот только знаешь ли ты, чего именно?

— Нет, — послушно согласилась Ольга. — Не знаю. В этом и есть основная беда — я не знаю, чего я хочу. Если признать, что маме я уже все доказала, то не останется ничего. Да ничего уже не осталось.

Света помолчала немного и вдруг положила ладонь на Ольгину грудь. Ольга вздрогнула.

— Помнишь, я тебе сказала, что в тебе умерло то, что можно любить? — Услышала она ласковое. — Кажется, я ошиблась. Оно не умерло. Оно просто заснуло, а теперь просыпается. И именно поэтому тебе сейчас так больно.

Когда они вернулись в дом, гости уже начали собираться. На ступеньках Ольга лицом к лицу столкнулась с мамой.

— Привет, — пробормотала она, попытавшись проскочить мимо, но мама остановила ее холодным «Ольга».

Она была великолепна, эта прекрасная и величественная мама. В длинном жемчужного цвета платье, с идеально уложенной прической волос, с ярким — вечерним — макияжем и двумя кольцами на пальцах — одно обручальное, одно фамильное. Все как полагается.

Не успевшая переодеться Ольга тут же почувствовала себя Золушкой.

— Почему ты так одета? — Не спросила, вопросила мама, оглядывая ее с ног до головы. — Что это за ужасные брюки, Ольга?

— Это джинсы, мам, — пробормотала Ольга, сделав еще одну попытку сбежать. Она провалилась, как и первая.

— Не смей мне дерзить. Я прекрасно вижу, что это джинсы. Почему ты позволяешь себе появляться на приеме в таком виде?

Она так искренне была возмущена, так искренне негодовала, что Ольге вдруг стало не страшно, а смешно.

— Потому что это дача, мама, — сказала она, смело глядя матери в глаза. — И потому что мы не успели переодеться.

— «Мы»? — Мама так обрадовалась, что даже пропустила первую часть Ольгиного пассажа. — А где Игорь? Почему он не подходит поздороваться?

— Потому что я приехала не с ним.

Третья попытка оказалась удачной. Воспользовавшись секундным замешательством мамы, Ольга проскользнула мимо нее в дом, взбежала на второй этаж, влетела в свою комнату и захлопнула дверь. Она тяжело дышала, и сидящая на кровати Света с удивлением на нее смотрела.

— Сбежала от маман, — пояснила Ольга. — Она устроила мне очередной допрос, а я взяла и сбежала.

— Молодец, — одобрила Света. — Давно пора.

Ольга не стала уточнять, что именно она имела ввиду. Ей предстояло нелегкое дело — переодеться к приему всего за двадцать-тридцать минут. И она с успехом выполнила задачу.

Вниз они спустились вместе. Ольга отметила про себя, что Света явно стала смелее: она не жалась к Ольгиному плечу, как в прошлый раз, а входила в зал твердо, уверенно и немного нахально.

Гостей в этот раз было немного — всего человек двадцать. Ольга знала каждого из них в лицо, но совершенно не помнила имен. Они стояли небольшими группами, то и дело оглядывали красиво украшенную цветами гостиную, и Ольге вдруг очень захотелось на виду у всех подойти к огромным окнам, взять в руки тяжелую портьеру и сделать с ней что-нибудь ужасное. Высморкаться, например.

— Когда мы будем дарить подарок? — Спросила не подозревающая об этих мыслях Света, выхватывая с подноса два бокала шампанского и передавая один из них Ольге.

— Шутишь? — Хмыкнула та. — Подарок следует не дарить, а передать специально обученному человеку, чтобы он положил его в специально предназначенное место.

Она подбородком показала это место, и Света принялась хихикать. «Местом» был круглый стол, уставленный разномастными коробками, украшенными кокетливыми бантами.

— Прямо рождество, — заметила Света.

Ольга кивнула. Она не отрываясь смотрела на сидящую в кресле бабушку. Рядом с бабушкой никого не было.

Она ни за что не призналась бы, что разочарована, но это было именно так. И в тот момент, когда она уже практически решила плюнуть на приличия и просто уехать, она увидела Лару.

Та стояла, окруженная группой людей, и рассказывала что-то, отчаянно жестикулируя. От ее жестов зажатый между пальцами бокал расплескивался вином на лацканы пиджаков мужчин, но они не обращали на это никакого внимания.

— Это она? — Спросила Света, и Ольга испуганно посмотрела на нее. — Ты пялишься на нее, почти раскрыв рот. Иди и подойти к ней.

Еще чего. Ольга недовольно дернула плечом и отправилась к бабушке. Та встретила ее внимательным взглядом и ироничной улыбкой на испещренными морщинами лице.

— Привет, бабуля.

— Здравствуй.

Ольга ждала комментариев о муже, но их почему-то не последовало. Более того — бабушка смотрела на нее как-то странно, будто хотела что-то сказать и не могла.

— Что случилось? — Спросила Ольга. — Ты какая-то необычная.

— Это ты необычная, — парировала бабушка. — Откровенно говоря, я не ожидала, что ты приедешь.

— Почему же? — Улыбаясь, протянула Ольга. — Ты же знаешь, я с детства обожаю нашу дачу.

Бабушка покивала, то ли соглашаясь, то ли снова иронизируя.

— Ольга, — сказала вдруг она. — Если тебе здесь не нравится — ты вполне можешь уехать.

А вот это было что-то новенькое. Уехать? Нарушить этикет? А как же гости? Как же правила приличия?

Все эти вопросы так явно отразились на Ольгином лице, что бабушка все легко прочитала.

— Я тут имела разговор со своим доктором, — сказала она, и Ольгины брови против воли поднялись вверх. — Она очень умная женщина, и кое-что мне объяснила.

Объяснила? Бабушке? Господи, да что же здесь происходит?

— Кстати, она спрашивала о тебе, не единожды. Сходи, поговори с ней.

Ольга честно пыталась закрыт рот, но не могла. Что это? Внезапное просветление? Или наоборот помрачение? Бабушка — ее бабушка! — говорит о том, что ей что-то там объяснила провинциальный доктор? Бабушка — ее бабушка! — советует с ней поговорить?

— Ольга, — бабушка протянула руку и ухватила Ольгины пальцы. Сжала их холодной рукой и посмотрела снизу вверх. — Я, конечно, старая дура, но я не вчера родилась. Она приехала сюда не для того, чтобы меня консультировать, а ты приехала не для того, чтобы поздравить маму. Хватит хлопать глазами и делать вид, что ты ничего не понимаешь. Иди и поговори с ней!

Даже если бы крыша дома сейчас полыхнула пожаром и упала Ольге на голову, она бы поразилась меньше.

— Бабуля, — пробормотала она, отбирая руку. — Ты что… с ума сошла?

Бабушка посмотрела на нее, и этот взгляд был таким грустным, таким понимающим, что у Ольги сердце сжалось и слезы на глаза навернулись.

— Ольга, — сказала она нетерпеливо. — Не заставляй меня называть вещи своими именами. Не могу сказать, что я это одобряю, но лучше так, чем всю жизнь одной. Поверь уж своей бабке, которая много чего повидала на своем веку.

Она немного подвинулась на кресле и шлепнула Ольгу по бедру.

— Иди.

Ольга поняла, что если сейчас же не найдет сигареты — то просто сойдет с ума. Она кивнула бабушке, вышла на веранду и, через нее — на улицу. Глубоко вдохнула холодный весенний воздух и закурила наконец.

Господи, что она имела ввиду? Она же не могла серьезно говорить о том, что понимает влечение внучки к этой женщине? Она же не могла серьезно благословлять это? Не могла же, правда?

Получалось — могла. Получалось, что несмотря на все эти годы, несмотря на старательное следование традициям и правилам, бабушка все-таки замечала Ольгу? Да не просто замечала, а видела?

Это все меняло. Из этой — новой — теории выходило, что хотя бы одному человеку в этой дурацкой семье Ольга была нужна не просто как флагман достижений и побед, а как обычная живая девочка, со своими обидами, радостями и даже — о, боже! — влюбленностями?

Но тогда почему? Почему бабушка ничего подобного не говорила раньше? Почему она только поддакивала маме и периодически сообщала, что нужно вести себя достойно? Почему?

Ольга сделала последнюю затяжку и мстительно бросила окурок в траву. Прямиком в идеально ровный, подстриженный газон. Развернулась, и пошла в дом.

Пока она курила, диспозиция немного изменилась — толпа, которая ранее стояла вокруг Лары, теперь окружила маму — видимо, настал момент «теплых слов» и прочих поздравлений. А рядом с Ларой теперь стояла Света.

Ольга скрипнула зубами, и остановилась, глядя, как они стоят рядом друг с другом и разговаривают. Лара улыбалась — Ольга хорошо видела теплую улыбку на ее лице, улыбку, которая до сих пор принадлежала только ей одной, а теперь получалось, что не только. И Светка — чертова Светка! — улыбается ей в ответ, что-то говорит, голову наклоняет кокетливо.

Первой ее заметила именно Светка. Оглянулась, махнула рукой — иди, мол, к нам. Ольга величественно пожала плечами и не пошла. Ухватила за рукав проходящего мимо официанта и велела принести виски. Пусть мать сама пьет свое дурацкое шампанское. Пусть Лара улыбается Светке. Ольга Будина собирается провести этот вечер в компании крепкого алкоголя и тяжелых мыслей.

Но вышло иначе. Стоило ей заполучить свой стакан с виски и выйти на веранду, как следом немедленно вышли и Света, и Лара. Они улыбались и, похоже, едва удерживались от того, чтобы не взяться за руки.

— Привет, — Лара заглянула в Ольгин стакан и значительно кивнула. — Хороший выбор. Лучше, чем газированный компот.

Ольга посмотрела на нее и ничего не сказала. Уйти сейчас — значило бы показать, как ее задевает все происходящее, и потому она просто сделала глоток и осталась.

— Мы познакомились, — сообщила ей Светка как о чем-то приятном и радостном.

— Поздравляю, — вырвалось у Ольги.

Она крепче сжала свой стакан и отвернулась к окну — туда, где за длинными шторами виднелись верхушки сосен и ненавистный газон.

— Пусть так, — подумала она со злостью. — Пусть мир катится ко всем чертям, пусть бабушка говорит безумные вещи, пусть Светка заигрывает с Ларой, да пусть хоть взорвется все вокруг к чертовой матери. Буду стоять тут и пить виски. А потом сяду пьяная за руль, разгонюсь по трассе до двух сотен, влечу в какую-нибудь фуру и закончу все это раз и навсегда.

Она посмотрела на свои пальцы, обнимающие стакан. Ногти с полосками французского маникюра, обручальное кольцо на безымянном, тонкая полоска жемчуга выше — на запястье.

Рядом что-то шевельнулось и поверх ее пальцев легли другие. Длинные, сильные, загорелые. С коротко остриженными ногтями. Никаких колец, никакого маникюра — вообще ничего. И Ольга вырвала руку. Она не хотела, она правда не хотела, но это вышло само собой — рука дернулась, жидкость в стакане угрожающе качнулась, а стоящая близко-близко Лара усмехнулась.

— Я так сильно тебя пугаю? — Спросила она, и ее голос снова напомнил Ольге о французском вине. Горячем, пышущим жаром вине.

Она развернулась на каблуках, холодно посмотрела в Ларины глаза и отчеканила:

— Деточка. Ты слишком много о себе думаешь, если считаешь, что я способна кого-то бояться.

Лара смотрела на нее, и улыбка продолжала расплываться на ее губах. Ольге вдруг захотелось ее ударить. А через секунду ей захотелось ударить кое-кого еще.

— Не обращай внимания, — услышала она с другой стороны. — Это она Будину включила.

Лара засмеялась, Светка засмеялась тоже, а Ольга смотрела то на одну, то на другую и чувствовала себя зверем, загнанным в капкан. Куда ни рванись — все равно плохо.

— Идем танцевать, — предложила вдруг Лара, и Ольга чуть в обморок не упала. — Там уже все танцуют. А?

Ольге хотелось кричать. Кричать, царапаться, кусаться, отлупить ее по самодовольному, насмешливому лицу. Из последних сил она заставила себя успокоиться. Из самых-самых последних.

— Прошу прощения, — сказала она холодно и, изо всех сил стараясь идти ровно, подошла к двери и вышла из дома.

Куда? В машину? Но ключи в комнате, а возвращаться назад она ни за что не будет. Разуться и ходить туда-сюда по газону? Чтобы маму точно хватил кондратий, а ее саму свалила с ног простуда? Или просто выйти на дорогу и брести куда-нибудь — авось, кто-то пожалеет и предложит подвезти?

Пока Ольга размышляла, дверь сзади хлопнула, и не успела она обернуться, как Лара уже оказалась рядом, схватила ее за плечи и потащила вперед. Ольга пыталась сопротивляться, но на каблуках это было слишком сложно, да и руки у Лары правда были очень сильными.

Она дотолкала Ольгу до стоянки, открыла дверцу какой-то огромной машины, и пихнула ее внутрь. Обошла машину с другой стороны и села рядом.

Сбежать было невозможно: Лара заблокировала обе двери. Кричать и рваться наружу Ольга не стала. Сидела ровно, как девочка-шестиклассница, сложив руки на коленях.

— Ты не сможешь вечно от меня бегать, — сказала Лара тихо. — Когда-нибудь нам придется поговорить.

Ольга промолчала. Если она не скажет ни слова — то и разговора не получится. Рано или поздно Ларе надоест здесь сидеть, и она откроет двери, вот и все.

Как назло, в машине было не менее холодно, чем на улице. Ольга в своем невесомом платье немедленно покрылась мурашками, а через секунду с ужасом поняла, что дрожит. Она покосилась на Лару. Ей-то было тепло в традиционных джинсах и синем свитере с тяжелым завернутым горлом. Сидит, смотрит вниз, вздыхает.

— Детеныш, — Лара так быстро подняла голову, что Ольга не успела отвернуться. А после уже и не могла. Этот голос, вкупе с этим чертовым понимающим взглядом — от них было никуда не деться, не спрятаться. — Поговори со мной пожалуйста. Я не понимаю, что происходит, а когда я не понимаю — мне становится страшно.

Это было сказано так просто и откровенно, как будто Лара разделась прямо здесь, в машине. Стянула с себя свитер через голову, стащила джинсы, белье, и осталась в чем мать родила — голой и абсолютно беззащитной.

Ольга разомкнула губы, но слова не шли. Она не знала, что сказать и как объяснить.

— Ты не ответила ни на одну из моих смс, — грустно сказала Лара. — Я тебе их отправила десятка два. Безрезультатно. Что произошло? Я чем-то тебя обидела?

Ольга продолжала молчать. Обидела? Господи, да лучше бы обидела, как ты не понимаешь? И я ответила, ответила на каждую твою чертову смс по три раза, вот только ни один из ответов так и не отправила. И я не знаю, почему, не знаю. Не спрашивай меня об этом. Я все равно не смогу ответить.

— Мне казалось, тебе было хорошо в Париже, — продолжила Лара, не обращая внимания на Ольгино состояние. — Получается, что нет? Не хорошо?

Да какое там «хорошо»! Разве этим дурацким словом объяснишь этот жар на коже, который до сих пор преследует меня при одном воспоминании о твоих губах и теле? Он как воздушная подушка — облегает кожу, скользит по ней, плавится и растворяется, чтобы через секунду появиться снова.

— Детеныш… — Окончательно растерянно пробормотала Лара, и Ольга не выдержала.

— Ты что, смеешься? — Спросила она, с трудом выговаривая слова. — Нет, правда? Смеешься надо мной?

Лара покачала головой. Она испугалась Ольгиного напора и даже отодвинулась немного.

— Да я кроме тебя думать ни о чем не могу! — Крикнула Ольга. Это звучало как обвинение, и было именно им. — С момента, как ты помахала мне рукой в этом блядском аэропорту, я хожу, что-то делаю, с кем-то разговариваю — а перед глазами ты одна! И что ты хочешь от меня? Спросить, как я провела время в Париже? Иди бабку мою об этом спрашивай!

Она изо всех сил стукнула кулаком по спинке переднего сиденья, ойкнула и отвернулась. А в следующее мгновение ее с ног до головы затопил пожар — это Лара, она просто подвинулась ближе, просунула руки между Ольгиными руками и боками, сцепила их в замок на животе, и замерла так.

Ольга дернулась, но вырваться было невозможно. И, сдавшись, она просто откинулась назад, прижалась спиной к Лариной груди и закрыла глаза.

— Только не говори ничего, — беззвучно просила она. — Просто молчи, и ничего не говори. Дай мне несколько минут посидеть вот так, без мыслей, без правильности произносимого — просто посидеть, чувствуя твои руки, и твой живот, и твое дыхание на моем затылке. Несколько минут. Пожалуйста.

И она получила свои минуты. Лара молча обнимала ее сзади, слегка поглаживала сцепленными в замок руками живот, и невесомо касалась губами волос. На несколько мгновений она вдруг замерла, и Ольга замерла тоже. Казалось, мир кругом остановился — перестал завывать ветер, перестали поскрипывать дверцы машины, исчезли все звуки и запахи. И само время как будто перестало отсчитывать секунды, стрелки на часах расплавились и встали.

В этом безвременьи даже Ольгино сердце стало биться едва заметно, тихо-тихо. То ли чтобы не мешать, не спугнуть это мгновение, то ли потому, что сердце первым стало чувствовать, но именно оно в конечном счете было ответственно за то, что произошло дальше.

— Ты чувствуешь то же, что и я? — Спросила Ольга еле слышно, но Лара услышала и поняла.

— Не знаю, — ее дыхание снова коснулось волос на затылке. — Но думаю, что да.

Ольга ласковым нажатием ладоней разомкнула замок ее рук и повернулась лицом. Погладила щеку едва заметным касанием. Коснулась пальцами подбородка.

Это было так ново и так необычно — смотреть на женское лицо на расстоянии вдоха, трогать его нежно-нежно, проводить кончиками пальцев по изгибу бровей, и чувствовать, как бьется в груди, разбухает, становится огромным проклятое сердце.

— Я думала, все дело в Париже, — сказала вдруг Ольга растерянно. — Я думала, вернусь в Москву — и все это пройдет и забудется. Думала, если увижу тебя тут, не парижскую, а обычную, то перестану все это чувствовать.

Она говорила словно обиженный ребенок, и в этот момент действительно чувствовала себя именно так.

— Но я увидела, и ничего не прошло. А стало только сильнее. И ты разговаривала с этими людьми, и со Светкой, а я хотела подойти и вырвать им всем волосы — все волосы, вместе с кожей. Понимаешь?

Лара кивнула. Она завороженно следила за движениями Ольгиных пальцев, которые все продолжали и продолжали оглаживать ее лицо.

— Так не должно быть, понимаешь? Я не должна была все это почувствовать снова! Я была уверена, что так больше никогда не случится, ни с кем. Почему? Почему я опять все это чувствую?

Ей хотелось плакать. Хотелось кричать. Хотелось, чтобы Лара немедленно объяснила ей, почему все происходит именно так, и именно сейчас, и именно с ними. Но Лара молчала. Сидела перед Ольгой напряженная, подергивающаяся, и продолжала молчать.

— Ты же понимаешь, что это не сработает, правда? Я не выдержу еще одного такого романа, такого финала. Я просто не смогу. И ты… Господи, я даже не знаю, чувствуешь ли ты ко мне хотя бы часть того, что испытываю к тебе я?

Легкая улыбка тронула уголки Лариных губ. Она вдруг поймала Ольгину ладонь и положила к себе на грудь. Ольга вспыхнула. От ощущения этой груди под слоем вязаной ткани у нее онемели ноги — если бы она не сидела, то немедленно упала бы на землю.

— Послушай, как бьется, — попросила Лара. — Послушай, что оно отстукивает.

Это было глупо, и это было нелепо, и банально, но Ольга послушно закрыла глаза и прислушалась. Тук-тук. Тук-тук.

И ей показалось вдруг, что она понимает. Что за ритмичными ударами сердца, едва слышными от глубины, из которой они раздавались, и правда можно различить слова.

— Я-тоже, я-тоже, я-тоже.

Она убрала руку. Лара смотрела на нее, но в ее взгляде не было ни вопроса, ни приглашения. Она как будто отдавала Ольге право решать — принять или не принять. И Ольга решила.

— Я не могу, — сказала она, выдавливая из себя эти слова с такой болью, что слезы чуть не брызнули из глаз. — Я правда не могу.

Лара кивнула и улыбнулась — жалко и растерянно. Разблокировала двери и вылезла из машины.

Стоило двери открыться, как вернулись и звуки, и запахи. Оказывается, пока они были внутри, на улице пошел дождь. Ольга толкнула дверь со своей стороны и выскочила наружу. Лара стояла в трех шагах от нее, волосы ее уже намокли, и по лицу тоже стекала вода. Она смотрела вниз и даже не пыталась пошевелиться.

Ольга чувствовала, как по ее телу ударяют капли дождя, как намокает платье, как превращается в жидкий поток то, что когда-то было прической. Она подошла к Ларе и посмотрела на нее снизу вверх.

— Я не могу… Понимаешь? Не могу.

Вдохнула в себя запах Лариного свитера, смешанный с запахом дождя, и ушла в дом.