Я (не)твоя собственность (СИ)

Глава 18

Наши дни

Спотыкаясь на ослабевших ногах, я все же умудрилась добрести до спальни. А там, заперев дверь, повалилась на кровать, давая волю рыданиям. Они как контрольный выстрел в мое самообладание. От внутреннего одни ошметки, а теперь и от внешнего. Разум просто отказывался брать под контроль тело, отказывался обдумывать услышанное и искать решение, способное… На что именно? Исправить фатальную ошибку одиннадцатилетней давности?

Чувство вины и абсолютного бессилия бетонной плитой давило на плечи. Если бы… Если бы я пораскинула мозгами, вместо того, чтоб просто поверить абсолютно чужим людям, мы бы с Максом были вместе. Мой папа бы его вытащил. Я бы попросила и он бы вытащил, а если бы нет… Я бы ушла из дому, я бы что-то придумала, это точно. Или я бы просто его дождалась. Ждала бы столько, сколько потребовалось.

Слезы лились и лились. Сколько их нужно, чтоб оплакать такое, да и возможно ли это? Может ли стать легче, если понимаешь, что потеряла свою любовь по собственной же глупости? Что не помогла, не поддержала, не спасла, а наоборот фактически предала своим недоверием?

Не знаю, сколько я пролежала так. Но когда иссякли слезы и я, обессилев, погружалась в забытье, за окном уже расцвело. А проснулась и вовсе в полдень. Голова была тяжелой, как и опухшие веки, в висках пульсировало. С трудом встав с кровати, я пошла искать обезболивающее. То обнаружилось в ванной на втором этаже. Там уже все убрали, даже зеркало заменили. Я проглотила две таблетки и запила водой из-под крана. Пить хотелось нещадно. Потом забралась в душ, наплевав на порезы. Смыть с себя слезы и шок было жизненно необходимо.

Вымывшись, я просто стояла под душем, позволяя упругим струям согревать и бодрить мое тело. Мысли так и норовили заползти в мозг, но я гнала их изо всех сил. Какой смысл от еще одной истерики? Слезы еще ничему и никогда не помогали.

Уложив волосы, вернулась в комнату. Поскольку у меня теперь имелась косметика, сделала макияж, максимально скрыв следы истерики. Потом обработала ступни.

Ну и что теперь? Моральных сил выйти из комнаты и столкнуться лицом к лицу с Максом у меня не было. Я просто этого не выдержу, не смогу с собой совладать…

В дверь постучали.

— Да! — нервно выпалила я.

Зашла Наталья.

— Светлана, доброе утро. Нужно ли что-то приготовить? Завтрак…

— А где Макс.

— Максим Алексеевич уехал в офис.

Надеюсь, облегчение не слишком явно отразилось у меня на лице. С другой стороны, даже если и так, то какая разница?

— Лучше обед. Запеченную индейку с овощами, пожалуйста.

— Через полчаса будет готово, — сказала женщина и удалилась.

Я уронила голову на руки. Медленно вздохнула и выдохнула. Посидела, глядя в окно. Листья на деревьях во дворе уже начинали желтеть. Красиво. Очень. У Макса потрясающий сад. Впервые за много-много лет мне захотелось взять в руки альбом и мелки. Я горько ухмыльнулась этой мысли. Навыки за столько лет забылись, хорошо, что тех нет под рукой. Только разочарования от вида собственной мазни и не хватало.

Я пообедала, не чувствуя вкуса блюд. Чисто машинально, на автопилоте заставляя себя. Потом включила первый попавшийся фильм на ноутбуке. Смотрела, как сменяются картинки на экране, фоном слушая диалоги персонажей. Я очень любила литературу и кино. Всегда проникалась происходящем на страницах книг и на экране. Сейчас же чужие страсти не трогали меня.

Как пережить то, что фактически своими руками я разрушила свою жизнь и жизнь любимого человека, да и возможно ли это? Возможно ли такое принять и простить себя? Папа говорил, что простить себя труднее всего и впервые в жизни я полностью осознала смысл этой фразы, прочувствовала его.

Папа… Что-то мелькнуло на подкорке, вырвав из пучины отчаяния. Папины люди изучили прошлое Макса вдоль и поперек, правильно? В целях безопасности. За этим же они следили за мной и за ним, знали каждый шаг. И будь Макс замешан в криминале, папа бы об этом узнал. И тогда бы сделал так, чтоб мы не встречались. Это несомненно. Вот только папа этого не сделал. А значит не знал. А значит….

— Его подставили, — пробормотала вслух.

Мелкие частички пазла сложились в голове в четкую картинку. Квартирная хозяйка, сказавшая мне, что он «съехал», новая «ауди» Кирилла, в красках расписавшего мне, как и куда делся Макс. Откуда бы у него, простого автослесаря из бедной семьи, взялись бы такие бабки, если только… Если только не весь тот день тщательно спланированный и разыгранный спектакль. Для меня… А нужно это было только двоим людям. Точнее троим. Славецким и… папе.

О, боже….

Я закрыла лицо руками. Создалось ощущение, что откровение раздавит меня сейчас, как бетонная плита.

Не может быть, нет! Папа… Даже если он не замешан, то, опять-таки, не мог не знать правду. Он знал. Смотрел, как я рыдаю днями и ночами и молчал. Еще «найти мудака и рожу набить» предлагал. В глаза заглядывал…

Как можно? Как же можно сломать жизнь собственной дочери просто затем, чтоб приумножить свои миллионы?

— Так же, как они ломали жизни других, детка, — проговорила вслух.

Двадцати однолетний мальчишка, которого некому защитить, родная дочка, молоденький охранник…

Я почувствовала, что мне жизненно необходимо увидеть Макса. Прямо сейчас увидеть. Рассказать ему все. Все-все-все, как делала это раньше, одиннадцать лет назад.

Выскочив из комнаты, я сбежала по ступенькам вниз. Свернула к прихожей. На меня повеяло прохладой, ведь входная дверь была открыта….

Черная балаклава, скрывающая лицо, кожаная куртка и большой черный же пистолет, направленный прямо на меня. Движение откуда-то сбоку. Толчок, сбивающий с ног, глухой хлопок выстрела и обжигающая боль в груди.

Последняя мысль вспышкой — а ведь Кирилл, выходит, тоже предатель. И спасительный мрак, в котором нет боли.