Глава 24

Филип был невысоким и худощавым мужчиной с птичьими чертами лица и потому выглядел на десятку младше своего полтинника. Носил он рваные джинсы и кожаную куртку с воротником-стойкой, что делало его еще младше. И как только моя вечно замороченная возрастом мама не паникует из-за такой внешности мужа?

Занимался он каким-то мелким бизнесом, потому доход их семьи был чуть выше среднего. Но маму, судя по всему, этот факт не беспокоил.

И как раз здесь я могла ее понять.

— Света, здравствуй, — с лютым акцентом начал он, растянув тонкие губы в улыбке. — Это тебе, — протянул красивый букет лилий.

— Здравствуйте. Спасибо.

На пару секунд я сунула нос в букет и глубоко вздохнул тонкий приятный запах цветов.

— Можете в воду поставить, пожалуйста? Я еще не очень уверенно на ногах стою.

— К-конечно, — засуетился он.

Дрожащими руками забрал букет, заметался по палате в поисках чего-то, что сойдет за вазу. Узрел бутылку из- под сока с широким горлышком. Вымыл ее, наполнила водой и поставил цветы. От его перемещений у меня звкружилась голова.

— Света, — примостив букет на тумбочку, сказал мужчина, — Милена очень огорчена вашим утренним разговором. Ты не должна себя так вести.

— Как именно? Говорить ей правду?

Зеленые в коричневую крапинку глаза Филипа заметались по палате.

— Ты несправедлива к ней. Не знаешь ведь всего…

— Чего не знаю, Филип? Что она меня не хотела? Или что я никогда не была ей по-настоящему нужна?

— Не говори так. Она очень тебя любит. Просто обстоятельства сложились таким образом, что Милена не могла уделять тебе много времени. У нее особый талант и особая миссия в жизни. Да и, как мы оба знаем, твой отец, царство ему небесное, был довольно-таки сложным человеком…

— Папа нам видеться никогда не запрещал. А забрать меня мама никогда не стремилась… Филип… К чему этот разговор?

— Света, ты попала в плохую ситуацию. Осталась без денег, связалась с…, - он запнулся и почесал в затылке, подбирая слова, — со сложным мужчиной и из-за этого едва не погибла. Мы с Миленой очень бы хотели, чтоб ты одумалась и позволила позаботится о себе. Переезжай к нам на время! Познань очень красива… А ты, Милена рассказывала, когда-то любила рисовать. Возможно там, на новом месте, вдохновение к тебе вернется. У меня много знакомых в нужных кругах и я бы мог…

Он сново запнулся. В глазах читалась внутренняя борьба облегчения от того, что по мне видно, принять предложение я не настроена и замешательства по этой же причине. Мама же попросила со мной поговорить, повлиять на меня. Чтоб, получив отказ, окончательно очистить свою совесть. Интересно, знал ли об этом Филип? Она же, как-никак, великая актриса.

— Филип, а вы не боитесь мести моего «сложного мужчины»?

Поддевать его было даже немного стыдно, но я не могла сдержаться. Нервное напряжение из-за того, что от Макса который час не было вестей искало выход и нашло именно такой.

— Мы будем в моей стране! В которой царствует закон, а не… Вот это все! — пафос, с которым он говорил вкупе с акцентом делал его голос тоже птичьим.

— Вы-то сами в это верите, Филип? — я нагнулась, цепляясь взглядом за его лицо. — Не верите. И в тайне испытываете облегчение от того, что я отказываюсь. Ведь во-первых, вам в вашем гнездышке ни к чему взрослая дочка жены от другого мужчины, а во-вторых, вы до смерти боитесь таких, как Макс. И прекрасно знаете, согласись я, у вас возникли бы огромные проблемы.

На тонкой белой коже мыжчины проступили алые пятна.

— Ты не права…

— Едва ли… Поэтому предлагаю закончить этот никому не нужный разговор. Маме скажете, что я вам нагрубила и выгнала. Или что вдобавок позвала охрану. Я подтвержу любую версию. А потом купите билеты и улетите в свою страну, в котрой царствует закон, а не вот это все.

— Если ты передумаешь, Света, то знай, двери нашего дома всегда для тебя открыты, — он поднялся и направился к двери.

— Спасибо, Филип.

Провожая его хрупкую фигуру взглядом я думала о том, что пожалуй, в общем могу понять, почему мама его выбрала после папы. Понять могу. Но вот сама едва ли сумела бы… Потому, что любила и люблю. И буду любить что бы не произошло.

* * *

Стемнело, а от Макса ни весточки. Кое-как удавшийся поход в душ, ужин, укол антибиотика и обезболивающего. Ночь. Я написала. Потом набрала. Абонент был вне зоны доступа.

Дежавю.

Тогда я тоже вот так. Сначала думала, что занят, потом звонила, потом ехала искать, а потом… Ну уж нет. Сейчас другое время и я не та наивная восемнадцатилетняя идиотка.

Выползла из постели, сунула здоровую руку в рукав халата, а на больную просто накинула и завязала пояс. Тут тебе не адреналлиновые качели — от каждого движения рукой больно. Да и хирург сказал, что я швы рванула… Надо осторожнее. Иначе выздоровление затянется, а этого нельзя допустить.

Егор, Дима и еще двое парней сидели в коридоре и под свитерами у них угадывались бронежилеты и пистолеты.

— Куда собралась? — не церемонясь спросил Егор.

— За тобой. Зайди, поговорить надо.

И, не дожидаясь, поднимется он следом или нет, я повернулась спиной и зашла в палату. Дверь не заперла. Села на кровать. Через минуту до меня донеслось шипение и Егор вырос на пороге.

— Закрой дверь.

Он закрыл. Выпрямился в изножье кровати, прожигая меня максимально неприязненным взглядом.

— Соедини меня с Максом, пожалуйста.

— Он занят, — глаз он не отвел.

И глаза эти говорили: если бы не приказ, я б тебя послал далеко и надолго, а так вынужден терпеть. Но не советую тебе это терпение испытывать.

— Егор, послушай меня очень внимательно. Случилось кое-что очень серьезное и Макс может наделать глупостей, последствия которых будут фатальными. Я ему не могу дозвониться… А ты, я уверена, можешь. Пожалуйста, просто позвони ему и дай нам поговорить!

Егор молчал, продолжая смотреть в упор.

— Я знаю, как ты ко мне относишься, Егор, поверь. А вот ты, скорее всего, ни разу не в курсе происходящего. По крайней мере, той его части, в которой замешаны я, Макс и Кир…

Пискнули часы на тумбочке. Полночь.

— И что ты хочешь? Животворящим звонком уберечь Макса от совершения глупостей? — он скривился, — Ты кто такая вообще, м? Красивая подстилка, возомнившая себя…

Он не договорил. Просто не успел. Вихрем влетевший в палату Макс с грохотом впечатал его в стену.

— Ты-ы-ы! Ты как с ней говорил?! — жутким, чужим голосом заревел он, сжимая пальцами шею Егора.

— Ма-акс! Хва-тит! — захрипел тот, безуспешно пытаясь отцепить от себя его руки.

Я повисла у Макса на здоровом плече. То казалось каменным, безумный взгляд налившихся кровью синих глаз пугал.

— Макс! Макс! Пусти его! Пусти, я тебя прошу!

Снова охранники. И снова обезумевший зверь в обличьи Макса в их руках. Он вырывался, а потом вдруг осел на пол, судорожно хватая ртом воздух.

— Босс? Ма-акс?

— Врача позовите! — завопила я, буквально упав рядом с Максом.

Обняла его за плечи, придерживая в полусидячем состоянии. Так должно быть легче дышать. В детстве, когда я болела бронхитом вра говорил что-то такое…

— Не надо, — хрипло выдавил Макс, цепляясь за меня. — Оставьте нас.

И они вышли.

Макс оперся здоровой рукой о пол, чтоб не наваливаться на меня. Дышал надсадно, но уже не так, как в первые жуткие минуты.

— Все хорошо, — шептала я, убирая с его лба взмокшие волосы.

Прижалась губами к макушке, обняла, как могла дотянуться. Слегка покачивалась, словно баюкала его, очень стараясь дышать ровно, чтоб Макс не понял, что я плачу.

— Давай встанем с пола, — прохрипел он.

Поднялся, пошатываясь, поднял меня. На белом, как мел, лице горели потемневшие синие глаза. Его трясло от напряжения.

— И ляжем. Я замерзаю, — сказала я.

Выключила свет в палате, забралась под одеяло. Макс, помедлив, скинул куртку на пол. Потом избавился от свитера, джинсов и ботинок. Лег рядоми притянул меня себе на грудь.

— Не больно?

— Нет, — солгала я.

Но не про боль от раны. Ту я едва замечала. Понимание того, через какой кошмар должен был пройти Макс в прошлом, раз это сломало его отюдь не хрупкую психику и того, что он за сутки дважды сорвался болело сильнее.

Будь ты проклят, Славецкий! Надеюсь, ты сгнил уже где-нибудь на самой грязной помойке… Ублюдок.

Загрузка...