Я (не)твоя собственность (СИ)

Глава 26

В мой сон ворвался жуткие, полные боли и отчаяния стоны. Макс метался на подушке, словно в лихорадке.

— Ма-акс! — я слегка встряхнула его за плечи, обхватила ладонями покрытое испариной лицо.

Резким движением он схватил меня за запястья и дернул к себе.

— Макс, это я!

Он подмял меня под себя, навалился всем весом, вдавливая в матрац. С рычанием смял губы и толкнулся языком в рот. Сильно, почти по боли, сжал груди, прошелся по талии к ягодицам.

Я упиралась в его предплечья. Не то чтоб оттолкнуть, просто чтоб немного схватить воздуха, которого катастрофически не хватало из-за веса мужчины и яростных толчков языка во рту. Сдавленно мычала, но Макс словно не слышал и не чувствовал… Абсолютно ничего кроме какого-то нереального, почти безумного возбуждения. С хриплыми стонами он сминал мое тело, пожирая рот. Из моих глаз покатились слезы. Я дрожала от обиды и ужаса, физического ужаса женщины, которую сейчас поимеют против воли. И еще кто…

Пыталась вырваться изо всех сил, но Макс как каменная глыба, которую в жизни не сдвинуть. Ужасно разболелась еще не до конца зажившая рана.

— Макс… Пожалуйста… Не надо, — услышала я собственный срывающийся хриплый шепот, когда Макс, задыхаясь, оторвался от губ.

— Не надо! Мне страшно!

Словно очнувшись, он посмотрел на меня. В предрассветном полумраке лицо мужчины было белым, как снег. Бешеный взгляд горел огнем.

— Света! — торопливо слез, потом приподнялся на локте и прикоснулся к мое щеке. А

я дернулась и, разрыдавшись вголос, попыталась отвернуться, но он не дал.

— Прости, — обхватив обеими руками приятнул к себе. Прижался ледяными губами ко лбу, сжимая меня крепче. Сильно дрожал, настолько, что стучали зубы.

— Прости, прости, — одержимо шептал, покрывая поцелуями мое лицо, — Прости-и-и-и.

А я рыдала и не могла перестать. Вырывалась из его рук, как дикий зверек, попавший в силки.

Когда Макс расжал хватку, соскользнула с кровати и, кое-как завернувшись в халат, выскочила из комнаты. Забежала в ванную, заперлась, словно какая-то там задвижка могла помешать мужику вроде Макса попасть внутрь. Дрожащими пальцами открутила воду погорячее и, сбросив халат, села на пол душевой кабинки. Обливаясь слезами, крупно дрожала, как одинокий листок на ледяном и порывистом осеннем ветру. Подтянула острые коленки к груди, обхватила их трясущимися руками.

Сквозь шум воды услышала неразборчивый хриплый крик, а потом и удары в дверь. Успела лишь схватиит ртом воздух, как она с грохотом проломилась внутрь. Встав на ноги, я вжалась в уголок кабинки.

— Света, — Макс распахнул дверцу.

Ужасно бледный с прилипшими ко лбу волосами, дико горящими потемневшими глазами, весь в шрамах и со збитыми костяшками, он выглядел пугающе.

— Не подходи, — я обхватила себя руками, закрывая грудь.

— Света, девочка… Прости меня, — сдавленным, хриплым шепотом выдавил он.

Я разрыдалась вголос. Зажала рот ладонью, сотрясаясь от всхлипов. Сползла по стене на пол кабинки. Как был, в трениках, Макс шагнул под горячие струи воды. Опустился рядом, а я отшатнулась, еще сильнее вжимаясь в стекло и кафель, хоть это казалось невозможным.

Макс не пытался обнять. Вообще не прикасался, просто сидел рядом, слепо глядя в стену.

— Скажи, что мне сделать, — после паузы, длиною в вечность, хрипло выдавил он.

Я промолчала, крепче обхватив коленки руками. Хватала ртом густой и горячий воздух.

— Я все, что угодно сделаю, Све-ет….

Рывком я встала на ноги. Вышла из кабинки, стянула с полки полотенце и завернулась в него. Растерла руками отекшее от слез лицо, скрутила в узел мокрые волосы. Вода в душе выключилась. Макс вышел следом, тихо запер дверцу.

— Свет…

— А я уже говорила, что сделать, Макс! Поговорить со мной о том, что происходит! — закричала я, повернувшись к нему. — Поговорить, пока ты окончательно не сорвался. Но нет же, не-е-ет, ты лучше сдохнешь, чем хоть на капельку поступишься своей гордыней…

— Поговорить? — побагровев, заорал он. — О чем, блять? О том, что меня кроет все сильнее и башню срывает? Или о том, что мой друг гребаная крыса и я замочил его своими руками? Ты об этом хочешь поговорить?! Да? Вот, считай поговорили! Легче тебе…

Он осекся и умолк. Тяжело дыша, метнулся в узком пространстве ванной комнаты, запустил пальцы в волосы, потер макушку.

— Что смотришь, девочка? М? Впервые видишь, да? Доходить начинает, что я больше не тот пацан, которого ты любила. Ты же… Сказала что-то такое. В ином смысле, но… Так и есть, Света. Я делал жуткие вещи… Сначала, чтоб выжить, потом чтоб подняться над другими… Над всеми ими. Я изменился. И меня нынешнего ты не любишь. И не можешь любить. Да и мне пора перестать цепляться за прошлое. Жить в иллюзии возможности того, чего не случилось тогда. Тебе и правда стоит поехать к матери, Свет. Ты моя жена, под моей защитой… Деньги у тебя будут. Начнешь новую жизнь, без всего этого дерьма.

Сказав это Макс вышел из ванной и тихо запер за собой сломанную дверь. Я судорожно схватила ртом воздух. Оказалось, задержала дыхание, пока он говорил. Ноги ослабли, пришлось опереться на умывальник левой рукой. Правая висела плетью, мышца под свежим шрамом пульсировала. Егор только два дня назад снял швы. Сказал можно потихоньку разрабатывать, но нельзя напрягать, тогда полностью должно зажить через месяц. У Макса практически аналогично. С той лишь разницей, что «не напрягать» это не про него.

В зеркале была бледная женщина с лихорадочно блестящими покрасневшими от слез глазами. Губы стерты, искусаны. Вокруг них царапины от щетины. На предплечьях проступили синяки. Я зажмурилась. А ведь на несколько жутких секунд действительно поверила, что Макс меня прогоняет… Злость на себя обожгла изнутри.

Несколько раз плестнув себе холодной водой в лицо, я промокнула его полотенцем. Потом надела халат и вышла из ванной.

— …в аэропорт. Глаз с нее не спускать, ясно? — хриплым, словно сорванным голосом, отрывисто приказывал кому-то Макс.

— Конечно, босс, — отвечал Егор.

— Будь готов через час.

Егор прошел мимо меня и направился к лестнице, а Макс зашел в спальню. Дверь оставил открытой.

— Собирайся, через час тебя отвезут в аэропорт, — сказал он, когда я оказалась на пороге.

— Я никуда не лечу, — я заперла дверь.

— В смысле? — глаза Макса метали молнии.

— В прямом смысле, Максим. Я тебе не собственность, не вещь, которую можно отправить куда душа пожелает не спросив ее мнения.

— Ты летишь и это не обсуждается.

— Отлично, — я села на кровать, скрестила по-турецки ноги и щепетильно прикрыла их халатом, — сам меня силком потащишь или кому-то из людей прикажешь?

Макс буквально зашипел.

— Что за фокусы, мы же уже все решили!

— Нет, Макс, это ты решил поступить точно так же, как одиннадцать лет назад. А именно, считая что не справляешься с ситуацией сам, оттолкнуть меня и отправить подальше. Вот только мне уже не восемнадцать лет и я…

Когда наши взгляды встретились, слова застряли у меня в горле. В глазах Макса было столько муки и отчаянной обреченности, что это ощущалось физической болью.

Он отвел взгляд первым.

— Я не хочу отпускать тебя, но должен, — сказал так, словно каждое слово причиняло боль. — Потому, Света, что не имею права втягивать в ту грязь, в которой живу. Позволять быть рядом со мной… Таким…

— Каким?!

— Больным на всю голову бандюком, который вдобавок может тебя покалечить, как накроет, — выплюнул он с горечью.

— Макс…

— Скажи еще, что любишь меня такого.

— Люблю, — я взялась за его запястья, ведь руки были сжаты в кулаки.

Потянула к себе, чтоб сел напротив. Он помедлил. Отрицательно качнул головой, зажмурившись. Но потом все же опустился на кровать.

— Макс, ты продолжал меня любить даже ненавидя. Думая, что я тебя обманывала. Так почему не можешь поверить, что я люблю тебя любым. Даже больным на голову бандюком.

Я обхватила ладонями его лицо, чтоб не отворачивался. Холодные руки легли на мои запястья, прошлись вверх по предплечьям, притягивая к нему ближе. Мы прижались лбами. С колотящимся сердцем я погрузила пальцы в густые волосы у него на затылке.

— Я не боюсь тебя, Макс. И я никуда не уеду, не оставлю тебя. Я тебя люблю. И я буду рядом.

Он нашел мои губы и мы слились в поцелуе. Сладко-горьком и с соленым привкусом слез.