В тот же день я написал письмо во французское посольство в Москве. А на завтра меня опять вызвали в милицию.
Прождав около двух с половиной часов, я был принят начальником, причем на этот раз он уже не приглашал меня сесть.
— Вы вчера послали письмо в Москву. Кому вы писали?
— Я написал во французское посольство. Прошу прислать мне французский паспорт.
— Это все, чего вы просите?
— Да… А чего бы я мог еще просить?
Начальник милиции отвернулся в сторону.
— Я не знаю, чего вы могли просить, но мне известно, что от посольства получают задания, которые надо выполнять.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Вы прекрасно меня понимаете! — сказал начальник милиции. — Я вас предупреждаю. Вы вероятно знакомы с интернациональными законами, касающимися шпионажа.
— Я могу под присягой подтвердить, что я сказал правду. У меня нет французского паспорта и я прошу посольство мне его выслать.
— Ха, присяга! Я тоже могу присягнуть о чем угодно, — но какое же это доказательство!
Я попал в мир, где присяге не придавалось никакого значения, и это не укладывалось в моем сознании. Для меня ложная присяга была чем-то совершенно чудовищным, на что нормальный человек ни при каких обстоятельствах решиться не может.
— В общем, я вам только одно могу сказать, гражданин: если вы еще будете писать в свое посольство, то перед тем зайдите ко мне и сообщите. На этот раз мы оставим это дело так, как есть.
Я вышел из милиции совершенно подавленным. За мной, стало быть, следили, мои письма вскрывали. Нужно быть постоянно настороже… Хотя что я, собственно, делал непозволительного, с точки зрения советских законов?
Было уже почти четыре часа, до окончания рабочего дня оставался только один час. Я пошел прямо домой.