Я признала хаос (СИ)

Глава 19. Нора с хитрюгами

Обещанное сегодня

— А может, махнуть мимо того дома в далекие дали? — рассуждаю вслух, а сама щупаю кончик хвостика волос Рашеля. Вежливый юноша терпеливо ждет моих указаний, сидя вполоборота в водительском кресле, улыбается и меланхолично поглаживает руль.

‒ Исполню все, что скажете, ‒ заверяет он, дождавшись малюсенькой паузы в моем бормотании. — Но не уверен, что останусь цел, если не доставлю вас домой вовремя.

‒ Прессуют тебя, да? — сочувствую мальчику даже больше, чем себе. Но раз я сама ультимативно затребовала от Виви включить Рашеля в водительский штат, да еще и впоследствии отхватила его себе в качестве личного водителя, вряд ли властный господин станет чересчур уж давить на «моего» человека.

‒ Терпимо, ‒ уклончиво отвечает Рашель и слегка вздрагивает, покрываясь мурашками. Наверное, из-за моих настойчивых приставаний к его кудряшкам. — Отлично кормят, медобслуживание за счет работодателя, да и зарплату не задерживают. Хотелось бы, конечно, тут подзадержаться. — Он красноречиво вглядывается в мое лицо.

Хмм… А неплохо бы себе заиметь помощника с тачкой. Он, ясно-понятно, может попасть под гневный удар Виви, если будет следовать моим указаниям, идущим вразрез командам господина. Но без моей поддержки Рашеля бы здесь и не было, так что, полагаю, намерено подводить паренек меня не станет.

‒ Про дальние дали я шутила. Не принимай всерьез.

Откидываюсь на спинку сиденья. В окне виден кусочек массивной стены «Ораж». Я сама попросила Рашеля припарковаться подальше от главного входа. Человеческая девчонка-студентка, запрыгивающая в салон шикарного авто сразу после выхода из университета, притянула бы не меньше двух десятков любопытных взглядов. Меня же больше прельщает позиция незаметности, которой придерживается Роки. И если ему, в силу его эффектности, мало идет на пользу такая таинственность, то я, как восставшее из мертвых чудище, вполне достойна маленького островка спокойствия от чужих пересудов.

‒ Значит, домой? — примирительным тоном уточняет Рашель. Его отражение деликатно улыбается мне в салонном зеркале заднего вида.

‒ Туда-туда. В обитель непокоя, ‒ добавляю я. — Как дядя себя чувствует?

‒ Тихонько идет на поправку. — Рашель выруливает со стоянки. — Думаю, все его беды от стресса. Кстати, он, скорее всего, не вернется на прежнюю работу.

‒ Господин Люминэ выжал из него все соки? — хмыкаю я.

‒ Кажется, ему нравилось служить господину Люминэ. — Рашель пожимает плечами. — По крайней мере, ничего плохого он никогда не рассказывал. Дело в возрасте. Хочет отдохнуть.

‒ Ну, тогда поздравляю. Ты и дальше будешь вместо него тут мучиться.

С мотивирующей поддержкой у меня по-прежнему пресно и туго. Но, судя по довольному лицу, Рашель все же словил пару позитивных волн.

‒ Буду стараться, ‒ от души обещает он.

А уж тут как повезет. У господина Люминэ может быть совершенно иное мнение на этот счет.

* * *

То, что мне позволили спокойно принять ванну и не вторгались в мою приватность, пока я переодевалась, вовсе не значит, что о моем существовании забыли.

Я, конечно, могла притвориться мебелью и просто не покидать спальню Виви, тем более что от ужина я отказалась, а Лиллоу порадовал меня новостью о том, что господин вернется лишь ближе к ночи…

Свобода и уединение. Красиво звучит.

Одно «но» только.

Совесть существенно мешает моей приятной жизни.

Поэтому, мысленно ругая собственную расточительность в разбрасывании отвратительных обещаний, выглядываю в коридор и воровато оцениваю ситуацию.

Пусто. И тихо.

Может ли быть, что Лиллоу, который, к слову, ни о чем мне не напомнил в ходе вечерней беседы, запамятовал по поводу моего обещания понежничать с Эли? И возможно ли, что и сам паразитенок давно уже сопит в своей люльке, досматривая сотый сон?

Мечтать не вредно. А давать обещания легко и просто.

И лишь от внутреннего самокопания никак не отделаться.

Насторожено прислушиваясь к каждому шороху, прокрадываюсь до лестницы и смотрю вниз. Ни намека на шевеление.

Шурх-шурх-шурх…

Определив направление, откуда слышится странное шуршание, разворачиваюсь и, замаскировавшись под статую, жду появление источника. Шум исходит из бокового коридора — того самого, где в прошлый раз скрылся Лирис. Туда я еще свой нос не совала. Не возникало особого желания устраивать исследовательский бросок по поместью.

Ожидаю. Громкость шуршания нарастает. А в полумраке уже вырисовывается нечто живое.

Непроизвольно кривлюсь, когда на свет, покачиваясь, выходит Эли. Пижамка цвета салата пестрит четкими рисунками авокадо, а ноги мальчишки утопают в пушистых светло-зеленых тапочках с торчащими сплетенными нитями и миниатюрными вязаными ягодами. Паразитенок абсолютно не сосредоточен на контроле за собственными ногами, отчего те еле поднимаются, а подошва тапок трется о пол, создавая те самые шуршащие звуки.

Несмотря на мои старания, направленные на маскировку, Эли все равно замечает меня. Хотя смешно называть «стараниями» попытку изобразить местный декор, при этом находясь посреди коридора в розовой футболке и ярко красных пижамных брюках.

Да у нас с мелкотой прямо парный лук. Осталось организовать пижамную вечеринку.

Потирая кулачком левый глаз, Эли топает прямо ко мне. Силюсь держаться до победного и не дать деру.

‒ Мамочка.

Уворачиваюсь от тянущихся ко мне ручонок и зацепляю согнутыми пальцами дитенка за шиворот — Эли не рассчитал силу порывистого обнимательного броска и почти улетел вперед. Частенько же с ним такое случается.

‒ Предупреждала ведь, дурацкие прозвища под запретом.

Виляю в сторону повторно, потому что Эли, не утратив мотивации, вновь захотел поймать меня своими миниатюрными зацепушками.

‒ Уверен, ничто в этом мире не способно остановить Эли, если он решит что-то сделать.

Изображаю звук, при котором обычно изо рта исторгается не прижившаяся внутри еда, и с мрачным видом поворачиваюсь к лестнице. Лирис к этому времени преодолевает последнюю ступеньку и приклеивается боком к перилам. Он тоже при параде — пижаму в белых оттенках украшает сложный орнамент из множества разнообразных разноцветных плюшек и булочек.

И спасибо большущее, что хоть старший на меня с объятиями не бросается.

Успеваю только подумать, а Эли — сонный, но в то же время чересчур внимательный к смене обстановки в свою пользу, ‒ мигом зацапывает меня за талию.

Так, отвлекающий маневр — это уже против правил, считаю.

‒ Говорил же. — Лирис смотрит на брата не менее угрюмо, чем я. — Его не остановить.

‒ А тебе чего, хвостатое чудовище?

Сегодня старший братец предпочел пушистому хвостику распущенные волосы, однако ошарашенным он выглядит вовсе не от моего объективно неподходящего прозвища. Причина в жесткости моего тона. Зуб даю.

А чего он, собственно, ожидал? Отколошматил меня силой Иммора и по-быстрому сделал ноги. В обычной ситуации, если не могу предотвратить нанесение мне повреждений, обязательно даю сдачи. Так что мальчишке серьезно повезло, что он — ребенок. И в том, что я не в курсе, как с ним обращаться.

В руках у Лириса небольшая прямоугольная корзинка. И сейчас он сжимает ручку так сильно, что пальцы утрачивают здоровый цвет и становятся полностью белыми, будто вычищенная и отполированная кость.

‒ Я не хотел, ‒ еле слышно признается он. — Днем… Я не специально.

Ого, как же легко с него слетает строптивость. Стоит только начать разговор без лишних свидетелей.

Специально громко фыркаю. Кажется, даже дом отзывается мне эхом вдалеке.

‒ Отвратность моей личности неоспорима, и я способна болтать мерзости двадцать четыре часа в сутки. Так что если будешь буцкать меня световым силовым полем каждый раз, когда из меня слова вылетают, мой дух очень скоро вспорхнет к солнечным небесам.

Пробую для интереса отцепить от себя Эли путем надавливания ладонью на его лоб и последующего пихания в сторону. Метод изощренный, но никаких результатов не дает. К тому же видок у младшенького не назвать иначе как «блажено расслабленный». Можно подумать, что в этот самый миг все мечты его крохотулечной жизни разом сбылись.

‒ Извини.

Вскидываю голову и от удивления запускаю брови в сложный танец.

Лирис извинился?

Прямо словами?

Или это галлюны от побочного действия «Алого», смешанного с кровяными тельцами Виви? И вся эта сцена мне просто чудится?

‒ Извини меня, ‒ чуть громче и с расстановкой повторяет Лирис и, осмелев, глядит мне прямо в глаза. Правда видно, что уголки губ у него предательски сотрясаются. — У меня… Не получается… Не могу пока правильно контролировать. Но вот так, чтобы проявилось с особой мощью, ни разу еще не было. — Мальчишка поджимает губы и по-детски шмыгает носом.

Да уж, из-за колючести Лириса легко забываю, что он тоже еще мелкий ребенок. А ведь эмоционально вспыхнуть его заставила именно я. Внутренняя сила Иммора всего лишь откликнулась на всплеск, реагируя на резкое изменение в его обычно стабильном состоянии.

Ладно, признаю, я тоже не лапка. И, быть может, тоже отчасти виновата. Но вслух говорить это не буду.

‒ Я не шарю в ваших магических штучках. ‒ Отмахиваюсь и изображаю зевок. ‒ Пообщайся с папашкой.

‒ Он еще не знает. — Лирис сжимает пальцы в кулак и растеряно смотрит на него. — Я не говорил. У меня так… недавно.

‒ Виви не в курсе, что ты светом пуляться умеешь? — Прищуриваюсь. — А не врешь? Как тогда, с той своей проблемой с неразрешимым любовным интересом.

‒ Это не ложь!

‒ Э, без криков. Верю. — Складываю перед собой руки и цыкаю с досады. Эли по-прежнему липнет ко мне. — Слушай, пацан, рекомендую раз и повторять вряд ли стану. Висните на папаше почаще. А то он, по-моему, не знает, какие у вас с братом проблемы вырисовываются. Если попросишь поговорить, думаю, он тебе не откажет. Его сила тоже резко в детстве проявилась, но гораздо раньше, чем у тебя. Да и повнушительнее выглядела и страшнее. — Тыкаю пальцем в висок. — Он сиял однажды так, что с легкостью ослепил несколько бандюганов.

‒ Да?..

Лирис собирается сказать что-то еще, но в последний миг примолкает. Оставаясь там, около лестницы, переминаясь с ноги на ногу и бросая на меня мимолетные взгляды, он все больше начинает напоминать дезориентированного зверька.

А я не в духе. И, пожалуй, старший чувствует, что мне не до откровений.

‒ Что с собой притащил? — намекаю на его дизайнерскую корзинку.

Лирис с секунду глядит на нее, будто силясь вспомнить о своих изначальных намерениях, а затем вытягивает руку, молчаливо предлагая мне взять ее себе.

‒ В чем подвох? На меня что-то оттуда выскочит? — без энтузиазма шучу я и семеню навстречу мальчишке. Эли ловко перемещается вместе со мной, быстро-быстро шевеля своими ножками в тапчульках, при этом ни на секунду не разрывая объятие.

‒ Лиллоу попросил тебе передать.

Внутри корзинки вижу три прозрачные пиалы с пудингом.

Ух, Лиллоу, хитрющий дедульник. Ничегошеньки же он не забыл и этим жестом прямо и настойчиво просит исполнить обещание.

Ничего не поделаешь.

‒ Десерт? — Лирис аккуратно заглядывает через мое плечо в корзинку. — Это ты приготовила?

‒ Угу. Яд высшей категории состряпала.

‒ Будем кушать, ‒ доверительно сообщает Эли. Паразитенок так долго молчал, что я уж было подумала, что он дрыхнет. А за меня цепляется и передвигается в режиме автоматического лунатизма.

‒ Кушать? — Лирис с сомнением косится на пудинг.

‒ Чего трясешься? Мои ядовитые панкейки недавно за раз слопал, забыл? — Изображаю стук кулаком по двери, но вместо дверной створки использую грудь старшего из братьев. — Хлоп-хлопки. Как с выдержкой? Крепкая? Вот здесь, ‒ приподнимаю корзинку на уровень своей головы, ‒ та еще отрава и гадость. Но у нас плановое мероприятие. Совместное поглощение гадкого пудинга. Так что, хвостик, будь прелестью и скажи потом Лиллоу, что ты участвовал в этом безумной действе. Можешь даже не пробовать бяку, просто отчитайся перед Лиллоу.

Оценив молчание мальчишки как знак согласия с предстоящим планом, я принимаюсь искать в коридоре удобный уголок, где можно заныкаться и организовать быстренькую трапезу. Увлекшись процессом, не сразу замечаю отсутствие Эли. Потеряшку обнаруживаю сидящим на руках Лириса. Старший неодобрительно следит за моими действиями, а, ощутив тяжесть моего взгляда, призывно дергает головой.

‒ Чего?

Настроение требует принять эффективные меры, чтобы отвязаться от назойливой компании. И одновременно добиться положительного результата абсурдной сделки с внутренним моралистом.

‒ Идем. Ты ведь не собиралась кормить нас прямо тут?

Именно так и собиралась поступить, ага.

Ответить не удосуживаюсь, но слишком догадливый мальчишка сразу все понимает по моей кислой роже.

‒ Идем, ‒ снова зазывает он. — В комнату Эли.

‒ А вот туда я точно попадать не желаю. — Машинально пячусь, стратегически прикрываясь корзинкой.

‒ Тогда я ничего не буду говорить Лиллоу. — Лирис позволяет себе весьма дерзкий прищур. Аж щелкнуть по его бледному лобику хочется. — И расскажу, что ты не выполняешь свои обещания.

А он не плох. У этих деток настоящий талант к манипулированию. Схватывают налету и осознают, куда надо давить, чтобы добиться своего.

‒ Сюда. — Лирис, поудобнее перехватив брата, направляется в сторону того самого таинственного коридора.

Паразитенок, утомленно моргая, устраивается щекой на плече Лириса и, будто конвоир, ответственно следит за тем, чтобы я никуда не делась. Будь он бодрее, точно бы пришлось дополнительно отбиваться от его неуемной активности. А сейчас прямо милашка в своей тихушности и молчаливости.

‒ Мамочка, быстрее, ‒ зовет Эли, видимо, посчитав, что я вот-вот собираюсь самовольно потеряться где-нибудь.

А я ведь только что мысленно хвалила его за отсутствие вяканья. И вот опять.

Около одной из дверей Лирис останавливается.

‒ Комната Эли. — Он бросает на меня выжидательный взгляд. — Откроешь?

Закрадывается подозрение, что братики решили выжать из данного мной обещания максимум всего. Мне только и требовалось, что угостить малявку самодельным пудингом, тем самым проявив внимание, которое так сильно хочет увидеть Лиллоу. А в итоге подчиняюсь желаниям двух несовершеннолеток, которым даже удалось загнать меня в одно из своих детских обиталищ.

В разуме отчаянно бьется сравнение с их самоуверенным папашкой. Виви тоже разработал отличную тактику, поигрался с моими желаниями и организовал все так, что я сама пришла к нему. И пока не в состоянии его покинуть.

Толкаю дверную створку и пропускаю вперед Лириса с его невообразимо довольной ношей. Эли сияет. Поднеси абсолютно любой предмет, и тот охватит своим светом и его тоже.

А вот я ‒ один целостный комок страдания. С неохотой и сильнейшим желанием цепляться за предметы, способные создать хоть какое-то препятствие и затормозить мое движение вперед, переступаю через воображаемую границу и принимаюсь торопливо озираться. Вряд ли, конечно, малявки понаставили здесь ловушек, но, зная об изворотливости извилин их изощренных умишек, лучше убедиться в том, что они не заготовили для меня какую-нибудь месть за мое разномастное вселенское игнорирование их существования.

Вроде безопасно.

Однако с гарантиями защищенности тут проблемы на лицо. И не только с ними.

У меня слишком противоречивые чувства от обстановки и атмосферы комнаты в целом. Стою как вкопанная на пороге и никак не могу сообразить, в ужасе ли я или просто слегка ошарашена.

Большущее помещение отхватило себе сразу три окна, завешенные светло-зелеными шторами. Пространство освещает люстра под самым потолком — вытянутая фигурная конструкция, похожая на подвешенный кустарник с множеством переплетающихся между собой ветвей с блестящими листьями. С середины свисают миниатюрные качели, на которых примостилась фигурка птички. Серо-зеленые стены дополнительно покрывает узор из хаотично разбросанных и накладывающихся друг на друга беловато-блестящих пятен, переливающихся и темнеющих в зависимости от того, под каким углом к ним присматриваться. Однако все это настолько гармонично подобрано, что необычность оттенков успокаивает, а шустро шмыгающий по поверхности и узорам блеск неосознанно приводит в восторг. Днем при естественном освещении здесь вполне можно представить, что находишься на полянке. Да и фисташковый ковер при входе, в пределы которого я случайно попала, пока зыркала во все стороны, сойдет за сносную траву.

Итак, у белобрысого и жутко энергичного паразитенка Эли есть собственный зеленый уголок, и он на фоне всего ‒ словно маленький одуванчик.

Что-то дергается глубоко внутри, в душе, нечто щекочущее и при этом тяжеленное и одновременно трепещущееся. Порой такой чувство возникало у меня давным-давно, когда мой взгляд цеплялся за маленького Виви и долго не интересовался ничем иным вокруг.

Когда по глупости своей я спросила у нашей экономки Марты, что это за ощущение, та улыбнулась и ответила: «Нежность».

Яростно мотаю головой в суровом настоящем, отбиваясь от настойчивых воспоминаний и, глубоко вдохнув, еще раз медленно оцениваю пространство вокруг. Ведь ужаснули-то меня вовсе не приятные природные цвета леса и лугов, а результаты исследования общей обстановки.

По-моему, я угодила в чертов заячий рай.

Десятки плюшевых зайцев различных размеров и оттенков ‒ от снежно белого до светло серого ‒ ютятся вдоль стен, на диване и стульях. При этом заметно, что о них тщательно заботятся, а еще не оставляют надолго без внимания. Часть игрушек сидит в нелепых позах с поднятыми лапами и с наполовину придушенным, но счастливым видом. Кажется, кое-кто тут очень любит крепкие объятия.

На плюше заячья тематика не заканчивается. Я скептически считаю количество подушек с наволочками с лапками, мрачно присматриваюсь к торчащим у кресла заячьим ушам и смешливо фыркаю, заметив на рабочем столе тематический светильник.

Теперь мне кажется, что мой собственный заяц сбежал как раз с этой безумной лужайки.

Лирис, устроивший брата на кровати — неимоверно громадной для малявки Эли, ‒ молча наблюдает за моим дерганьем, сопровождаемым безостановочным хмыканьем.

Слегка успокоившись, направляюсь к мальчишкам. Но на полпути притормаживаю и хмурюсь. Под одним из окон на другой стороне комнаты расположился внушительный трехэтажный кукольный домик — желтовато-красный с серой крышей. Мой домик, подаренный Сэмюэлем в детстве. Не признать его сложно, я собственноручно накалякала краской имя «Лето» над круглым чердачным окном. В качестве игрушки этот предмет никогда меня не интересовал, но был мне дорог, как и все то, что я получала от Сияющего Спасителя.

Прищуриваюсь. Время прошло немало, но кто-то явно старательно и не раз обновлял кривую надпись на игрушечном домике — имя бывшей владелицы.

‒ Присаживайся. ‒ Лирис указывает на край кровати.

Его младший брат, укрыв ноги одеялом, сидит в напряженном ожидании и не сводит с меня взгляда. Тщательно и заинтересовано следит на любым моим шевелением и, судя по периодически округляющимся и искрящимся глазам, приходит в восторг даже от того, как я дышу.

Откашливаюсь и ставлю корзинку на пол.

‒ Наверное, я лучше постою.

‒ Сюда-сюда-сюда. — Эли упрямо хлопает ладошкой по краю кровати и нетерпеливо перебирает под одеялом ногами.

‒ Присаживайся. ‒ Повторная просьба Лириса уже не звучит как просьба. Держу пари, во взрослом возрасте девичья часть этой вселенной будет рассыпаться в мольбах, чтобы услышать какой-нибудь приказ из его уст. Очень уж органична его мимика, да и голубые глаза (мои, между прочим) добавляют девяносто процентов эффектности его и без этого впечатляющему образу Иммора. Иллюзия разбивает только насупившееся личико ребенка.

Захапали себе мои гены и источают волны красоты направо и налево. Несправедливо!

Пробормотав ругательство, бухаюсь на отведенное место с такой силой, что Эли слегка встряхивает. Но, как ни странно, мальца ни капли не отторгает моя мрачная и не совсем еще зажившая от повреждений физиономия. Он бочком подползает поближе и предпринимает попытку набросить на мои плечи одеялко.

‒ Обойдусь. ‒ Стряхиваю с себя мягкий край и сердито кошусь через плечо, на Лириса.

Старший тоже усаживается на кровать, но с противоположной стороны. Из-за размеров лежбища паразитенка наши дислокации далеки друг от друга, и это не может не радовать.

‒ И что дальше?

Ох, и не нравится мне это. Обстановка детской заставляет меня нервничать.

‒ Будем кушать. ‒ Лирис полностью берет на себя руководящую роль. Четко, уверено и без единого проявления признаков прежнего мямли.

Может, решил, что, если даст слабину, я тут же сбегу?

‒ Ладно уж.

Наклоняюсь к корзинке, мой блуждающий взгляд тем временем пробегается по прикроватной тумбе и останавливается на заячьей рамке, крепко удерживающей большую фотографию.

На ней мне лет двенадцать-тринадцать. Красивое платье, босоножки, кудряшки, но выражение лица с кривой ухмылкой настолько диковатое, что можно решить, что я кому-то недавно наваляла. Или только собираюсь. А сзади, чуть поодаль, стоит маленький чудесный мальчонка по имени Виви ‒ аккуратненькая одежонка, славные локоны, милое личико. Контраст контрастов между нами. И самое выразительное ‒ его взгляд. Даже через фотографию я ощущаю это цепкое внимание, с которым он ментально ухватился за несносную девчонку перед ним.

‒ Твою ж… ‒ Выпрямляюсь и, сердито дыша, потираю кулаком левый глаз. ‒ И где только откопали такую дурацкую фотку?

— Это фото принадлежит Эли. — Быстрота реакции Лириса отражается в надрывности его интонаций. По-боевому нахмуренные светлые брови мальчишки и дикий блеск в глазах создают крайне неверное впечатление обо мне самой. Можно подумать, что я уже рву проклятущую фотографию на сотню клочков, а рамку растаптываю пяткой.

‒ Вообще-то там присутствует моя физиономия, ‒ парирую я, вновь с неудовольствием рассматривая запечатленные образы далекого детства.

‒ Изображение твое, ‒ медленно проговаривает Лирис, хищнически клонясь вперед. — Но как материальный объект фото принадлежит Эли.

С вялой угрюмостью вступаю в сражение под названием «кто кого переглядит». Хоть в суд не тащи беспардонных шкодников. И в силу мерзкого характера я бы, думаю, пободалась с малявками чисто из спортивного интереса.

Хмурюсь, ясно осознавая, что напрягшийся всем существом старший братец отчего-то готов на полном серьезе вступить в бой за тупую фотку.

‒ Это мое фото! — внезапно очухивается младшенький.

Всего секунду назад Эли, разомлев от долгого наблюдения за мной, лежал неподвижным калачиком под одеялом, и вот он, подскочив и хватанув рамку со злополучной фотографией, уже прижимает трофей к груди и, опасливо поджимая губы, отодвигается от края кровати — и, соответственно, от меня. Правда, не слишком далеко.

Да уж, пацанята явно не из тех, кто умеет сдаваться. Будут держаться до последнего.

‒ Уговорили, ‒ миролюбиво скалюсь и поднимаю над головой руки. — Ничего крушить здесь не буду, обещаю. Отнимать сокровенное тоже. Давай сюда.

Фото немедленно перекочевывает ко мне. Слегка обалдеваю от такого доверия, а помрачневшая рожица Лириса добавляет перчика в десерт моего настроения. Кажется, старший не готов доверять мне столь же открыто, как делает это паразитенок.

И теперь фотку можно с легкость уничтожить…

Но вместо этого я закатываю глаза и водружаю рамку на прежнее место. В отместку за мою заоблачную лояльность нужно отколошматить Виви. Кто, если не он, вручил малышне наше общее изображение?

‒ Так, бандитская группировка. — Елозя бедрами, чтобы получше устроиться в прижатой к моему боку слоистой горке из одеяла, подцепляю ногой корзинку за ручку и хватаю первую попавшуюся пиалу. — План прежний: кушаем пудинг и на бочок. Как вам?

Отрицательного ответа не приемлю. Мне срочно нужно покинуть комнату. И хотя вся эта заячья нора, несмотря на особенности ее обитателей, никак не давит на меня, желание сбежать все равно лишь нарастает.

‒ Передашь хвостику?.. То есть брату? — Сую пиалу с пудингом Эли в руки, и тот с готовностью выполняет поручение.

А я вдруг мучительно задумываюсь, называла ли я когда-нибудь их по именам? Или только по прозвищам? При этом оба носят мои самые любимые имена… А скопированная с меня глазастость, ‒ хочешь-не хочешь ‒ а заставляет помнить, кто передо мной.

Надо ли добавить больше вежливости нашим отношениям? Или это слишком опасно? Ведь стоило Сэмюэлю подарить мне имя, и я мгновенно пала жертвой его чар. И бродила в забвении, не обращая внимания на то, что тот испытывает ко мне совершенно иные чувства. Пожалуй, моя проблема в том, что я слишком большое значение придаю привязанности.

Привязавшись к Сэмюэлю, я приняла возникшие чувства за любовь женщины к мужчине, тогда как моя благодарность и симпатия не сильно отличались от того, что я чувствовала к Четыреста пятой.

Мне нельзя привязываться к кому-либо. Это ослабляет и душит.

Не умею я… Показывать особые чувства. Никто меня не учил. Только, может быть, Четыреста пятая. Просто так, бескорыстно, своей заботой и беспокойством.

Мучаю ткань пижамных брюк на бедре, сжимая и оттягивая ее. И разок случайно ущипнув саму себя, чертыхаюсь и немного грубовато впечатываю вторую пиалу в ладошку протянутой руки Эли.

‒ Эй! ‒ Лирис роняет собственный пудинг, в мгновение ока преодолевает разделяющее нас расстояние по одеялу, перегибается через брата и, схватив за воротник, тянет меня к себе. ‒ Полегче с ним. Будь мягче, а иначе ничего хорошего Лиллоу о тебе не услышит.

‒ То есть надо слушаться тебя? ‒ Тоже клонюсь вперед, напирая на шипящего мальчишку не меньше, чем он сам.

‒ Да… Делай то, что говорю. ‒ Лирис хмурится и явно с трудом сдерживается, чтобы не отпрянуть от меня, неожиданно оказавшейся совсем близко.

‒ Сначала требуешь держаться подальше, затем не ясно за что благодаришь, потом липнешь без причины, долбаешь суперсилой и под конец пытаешься повязать поводок, ‒ выдаю я тираду и недобро ухмыляюсь. ‒ Что за дела, хвостик? Страдаешь от эмоционального шторма?

‒ Я не…

Лирис останавливается, конец фразы утопает в глухом рыке.

Сердится. И даже очень.

‒ Чуть на одеялко не вытек! ‒ Между нашими злобными физиономиями впихивается пиала. Эли в полусогнутом положении балансирует на коленях, удерживая сразу свой пудинг и спасенный брата. ‒ Держи! Пора кушать. И мамочка не делала мне больно.

‒ Никакая не ма… ‒ Цыкаю, напоровшись на острый взгляд Лириса, которым вполне можно вспарывать животы.

‒ Покормишь меня? ‒ Эли, в отличие от братца, псевдоприказами не разбрасывается, а облачает вопрос в мягкие интонации просьбы.

‒ Ну, а почему бы и нет.

Ух, как же мне хочется позлить Лириса ‒ сил нет. И я испытываю настоящее наслаждение, пока зачерпываю пудинг из возвращенной пиалы и слегка неловко, но метко запихиваю ложку за щеку Эли. Старший брат, не удосужившийся вернуться на свою половину кровати, сосредоточено наблюдает за моими движениями.

‒ Присоединяйся, ‒ безмятежно предлагаю я, уже с большим усердием укладывая сласть в малюсенький рот малявки, который Эли с готовностью распахивает при приближении ложки. Проглотив угощение, младшенький каждый раз расплывается в улыбке.

‒ Что? ‒ чуть припозднившись с реакцией, переспрашивает Лирис, с заметным напряжением следя за нашим взаимодействием.

‒ Лопай свой пудинг. ‒ Указываю ложкой на пиалу, которую мальчишка крепко держит в руках. ‒ Пока снова не решил где-нибудь его повалять.

По-моему, он хочет сказать в ответ что-то едкое, но, покосившись на довольного Эли, передумывает. Молча усаживается на одеяло и нехотя выковыривает из своего пудинга кусочек. Попробовав, несколько секунд хмурится, а затем быстро забрасывает в рот еще пару ложек.

‒ Что, вкусненько?

Лирис вздрагивает и ошарашено смотрит на меня. Видимо, не ожидал, что я тоже способна слежку вести.

‒ Не очень. ‒ Спрятав глаза, Лирис усердно скребет ложкой по краю пиалы.

‒ Вкусненько, вкусненько. ‒ Эли ловит мою руку в ловушку своих ладоней и уверено сообщает: ‒ Лирис тоже так думает.

Торжествующая улыбка так и лезет на лицо. И я отпускаю ее на волю в угоду своему мерзотненькому характеру.

В корзинке остается третья рассчитанная на меня порция. На нее не претендую, рассчитывая слинять сразу же, как последний кусочек пудинга исчезнет в бездонной ямке растущего организма Эли. Старший, несмотря на то и дело сморщивающийся нос, съел свою сладость гораздо раньше.

Но зря я рассчитывала, что легко отделаюсь. Пора бы усвоить, что моего нового противника не так-то просто сокрушить.

‒ Нужно убедиться, что Эли заснул, ‒ пресек мой подскок к выходу Лирис. ‒ Тебе. Нужно. Убедиться.

Ах ты, дьявольский властный господин номер два!

Плюхаюсь обратно на постель, вновь подбросив этим движением Эли ввысь.

‒ Спи. ‒ Строю серьезную мину и перебираю интонации, силясь овладеть гипнозом всего за пару секунд. ‒ Спи-и-и. Спать. Спатюшки.

Кажется, я действую неправильно. Вместо того, чтобы отрубиться и позволить мне, наконец, выскочить на свободу, Эли наоборот неимоверно воодушевляется и с восторженной сосредоточенностью глазеет на меня в ответ. По всей видимости, избыток внимания с моей стороны его совершенно не усыпляет, а подзаряжает, как лучи солнца чертову солнечную батарею.

‒ Ты его не успокаиваешь, ‒ ровным тоном замечает Лирис.

‒ Да ты что?! ‒ притворно удивленно восклицаю я и запускаю в старшего одного из плюшевых зайцев. Ушастый ударяется об его плечо и падает на мальчишечьи колени. Лирис изумленно моргает, затем опускает взгляд на игрушку.

Так, похоже, я повредила в нем какую-то систему. Шуток не понимает? Или просто не ожидал, что я буду настолько фамильярно вести себя с ним? Странно-странно-странно. Пора бы уже привыкнуть, что у меня беда с манерами. Как у Виви с его приоритетами.

Да что за черт?! Мои мысли то и дело соскальзывают на него. Может, дело в том, что в детях ярко угадываются его черты? А вот непривычный для Иммора цвет глаз ‒ словно дерзкий выпад в систему мироздания.

‒ Ты жила в Клоаке? ‒ внезапно спрашивает Эли.

Любопытная мелкота. Как много им рассказал Виви? И сильно ли меня волнует их психика? И должна ли я вообще о них беспокоиться?

‒ Да. ‒ Отслеживаю реакцию Лириса. Он ‒ мой предупредительный сигнал.

А раз я зацикливаюсь на этом, значит, мне не совсем уж плевать на пацанят. И это крайне паршиво.

‒ Четыреста пятая была очень хорошей, да?

Поджимаю губы, в горле встает ком. Давно я такого не чувствовала. Быть может, дело в том, что воспоминания о ней будит такой малявка как Эли. И ее подобие имени слетает с его детских нежных губ.

Раз им известно и это, Виви скорее всего не скупился на роскоши сведений обо мне.

‒ Очень хорошей, ‒ сглатываю, отворачиваюсь и принимаюсь рассматривать кукольный домик. ‒ Заботилась обо мне. Постоянно.

‒ Как мама? ‒ Эли укутывается в одеяло и замирает в ожидании моего ответа. ‒ Она стала твоей мамой?

‒ У детей Клоаки нет родителей. И семьи. Нет ничего.

‒ Четыреста пятая была твоей семьей, ‒ вмешивается Лирис. И, пряча глаза, чуть тише добавляет: ‒ Значит, она и наша семья.

‒ Да чтоб тебя, а… ‒ Швыряю в мальчишку еще одного зайца, а в пузо другой игрушки вжимаю лицо.

Моя агрессия сейчас настолько напускная, что, боюсь, это заметят даже белобрысики. А как была бы счастлива Четыреста пятая, услышав, как эти двое легко и без единого сомнения причисляют ее к членам своей семьи.

Надеюсь, они не слышали, как я только что постыдно шмыгнула носом.

‒ Ладно, поваляюсь рядом. Так уж и быть. А то отхватил себе мягкую перинку! ‒ Бухаюсь на подушку рядом с Эли и с суровым видом предлагаю ему: ‒ Выбирай: спать или спать? Выбор сложен, не прогадай.