Я признала хаос (СИ)

Глава 22. Тоскую по моим небесам

Безумное сегодня

‒ Его не будет две недели?!

Несмотря на то, что инъекции стали уже привычной рутиной, я все равно морщусь от касания иглы к коже. А нервы Такеши, судя по перекошенному лицу, давно уже перекрутились в беспорядочный мусорный клубок. Каждое взаимодействие со мной действует на него удручающе. Будь у него выбор, мчался бы уже отсюда на полной скорости и затихорился бы где-нибудь на ледяных островах.

Чего не скажешь о Тео. Чашка кофе, тарелка мучного, мягкое кресло, и восстание энтузиазма гарантировано. По крайней мере, хлюпающий кофейком юрист выглядит сейчас как самый счастливый человек на свете — в отличие от нас с Такеши, обоюдно люто страдающих от процедуры с «Алым».

‒ Две недели. — Тео кивает. ‒ Плюс день. Мордой своей, конечно, ничего не выдает из эмоционально страдательного, но сдается мне, сейчас ему совершенно не хочется надолго покидать поместье. Как бы это сказать… Настроение у него занятное — прямо в воздухе витает нечто такое лучезарное и блестящее…

‒ Ты юрист, а не долбанный поэт, ‒ осаживаю его, глухо шипя на проникновение живительной смеси под кожу.

‒ Он радостный в последнее время, ‒ отбросив лирику, объясняет Тео и, устраивая целое представление с кокетливым подмигиванием, бессловесно намекает мне на то, что ему надо бы все же рассказать о причинах сих основательно безумных изменений, произошедших с хладным господином.

‒ И сегодня был? Ну, радостным? — После вечерних безумств от Виви я проспала намного дольше обычного, и Лиллоу даже пришлось зайти в господскую спальню и тактично пошевелить меня за пятку. И уж, понятное дело, я не застала вид утренней радостной физиономии Виви.

‒ Сегодня особенно, ‒ задумчиво проговаривает Тео и, сощурив один глаз, словно что-то припоминая, добавляет: ‒ За плечо меня потряс. И без угрозы. Как будто дружески. Меня аж замутило от неожиданности. Решил было, что я умом тронулся, раз такие чудеса наяву происходят.

‒ Две недели… ‒ Меня переживания Тео мало волнуют. ‒ Что-то серьезное случилось, раз ему пришлось уехать?

‒ Уже соскучилась по нему? — Юрист, словно стервятник за добычей, следит за малейшей сменой моих эмоций.

‒ Ерунду не болтай.

‒ Какая ж это ерунда, раз ты настойчиво цепляешься за любой информационный факт о нашем наивысшем из благороднейших? ‒ Он задумчиво косится на Такеши, усердно обрабатывающего место прокола на моей коже, и сообщает: ‒ Все дело в беспорядках в промышленных зонах на окраинах. Сразу во всех. Задействовано и руководство головных офисов. Само собой, я имею в виду людей. Непонятно, кто кого больше подзуживает: рабочие начальство или это у руководов окончательно помутился разум. Очевидно лишь одно: под удар и тех, и других попадают руководящие лица из Иммора. Более того, по последним сведениям, кто-то раздает рабочему персоналу миниатюрные шприцы с вирусом.

‒ Полное дерьмище. Дерзко выступают. Провоцируют нападение на Иммора?

‒ Без сомнения. Пока, полагаю, осуществляется «разогрев» публики. Недовольство людей крепнет, и некто сторонний добавляет горючей смеси в этот костерок.

‒ Укрепляют мысль, что люди под гнетом? ‒ Пристально смотрю на систему сосудов на своей руке, словно ожидая, что увижу, как кровь Виви смешивается с моей и уютно устраивается внутри ничего не имеющего против организма.

‒ С учетом того, как себя обычно подают Иммора, в это не мудрено и поверить. ‒ Тео складывает собственные пальцы в объемную фигуру и шевелит ими, меняя ее очертания. ‒ Возможно, факт того, что Вацлав рос и долгое время взаимодействовал с тобой, человеком, сыграло не последнюю роль в формировании его феноменальных миротворческих навыков. Люди действительно прислушиваются к нему и начинают доверять. Вот почему ему довольно часто приходится обеспечивать свое личное присутствие на спонтанных переговорах.

‒ И ему реально удается успокаивать население?

Сложно воспринимать Виви как эквивалент некой безмятежности. Ведь у меня он вызывает лишь жесткое внутреннее полыхание.

‒ Еще как. В дополнение он к тому же придерживает в рамках дозволенного Иммора, большинству из которых сложно проявлять щепетильность и терпеливость в общении с людьми. Знаешь ведь, как они воспринимают среднестатистического человечка? ‒ Тео ловит мой взгляд и предприимчиво дергает уголком губ в быстрой улыбке. ‒ Ваши с господином взаимоотношения ‒ исключение. При этом ни один человек никогда не удостаивался от него такого внимания, каким одаряешься ты, Лето.

‒ Ты меня гипнотизируешь или да?

‒ Всего лишь пытаюсь разобраться в сложном хитросплетении мотивации Вацлава. Вместе с тобой, между прочим. ‒ Тео, насмешливо фыркнув, разводит руками. ‒ Ведь если уж вновь вторгаться в самую суть и на время позабыть о твоем правовом основании закрепления в этой семье, ты, Лето, будучи человеком, по факту не несешь в себе какую-либо полезность для Иммора.

Такеши рядом со мной, деликатно кашлянув в кулак, оповещает:

‒ Я закончил на сегодня.

‒ Превосходно. ‒ Тео прищелкивает пальцами и указывает врачишке на дверь. ‒ Уедем вместе. А пока я тут толкую с нашей привилегированной особой, будь добр, глянь, как там самочувствие у Эли. Фрэнсис сказал, что получил словесный нагоняй от госпожи за то, что не заметил недосып младшенького. ‒ На каждой фразе юрист ловко меняет интонации и громкость голоса и буквально лупит меня своей чрезмерной торжественностью. ‒ А наша госпожа проявила невероятную внимательность, парадоксальную ответственность и беспрецедентный уровень беспокойства!

‒ Да хорош уже напирать. ‒ Морщусь и с раздражением потираю виски. ‒ И не парьтесь. С паразитенком сегодня точно уже все в порядке. Он выспался.

‒ Да-а? ‒ протягивает Тео и, добавляя что-то такое ощутимо сладенькое в тональность, любопытствует: ‒ Откуда знаешь?

Сурово молчу.

‒ Сама его вчера спать уложила?

Дергаюсь, не успев сдержать себя.

А Тео, явно высказавшийся наобум, приходит в лютый восторг:

‒ Неужели? Умопомрачительно! Да у меня фантазии не хватает даже, чтобы представить эту картину в деталях!

За его спиной с усердием кивает Такеши, у которого тоже, похоже, провал с воображением.

‒ Так, неуемные облизыватели ботинок Виви, разбежались кто куда. ‒ Смотрю вслед Такеши и многозначительно касаюсь собственного лица, напоминая о прошлой моей вспышке агрессии, в которой пострадал его нос. ‒ Ты, бегом к малявкам. Хвостика… э-эм, старшего тоже осмотри. Ну, на всякий… Не зыркай мне тут!

Последнее относится к Тео, который, давясь лучезарной улыбкой, покачивается на месте с видом безумного коллекционера, любующегося исключительной диковинкой.

Как только за улепетнувшим Такеши закрывается дверь, я разворачиваюсь к Тео и угрожающе осведомляюсь:

‒ Реально полагаешь, что от меня нуль полезности?

‒ Не для Вацлава. ‒ Юрист не утратил позитивного настроения. Наоборот, он устраивается поудобнее и вроде как даже рад моей избыточной эмоциональности. ‒ Для него ты особенная. А по поводу предполагаемых чувств мы с тобой, помнится, уже трепались. Как подружки-веселушки. И? Спросила его?

‒ Да чтоб тебя. Ты об этом и хотел потолковать, выпроваживая врачишку?

‒ Не совсем. Но мне по-прежнему любопытно. ‒ Тео присматривается к оставшимся булочкам на тарелке. ‒ Пожалуй, разгадка личности Вацлава стала бы чуть ближе, если бы ты услышала хоть какое-нибудь признание от него. Ну, так что?

‒ Я его ни о чем не спрашивала, ‒ бурчу вслух, а внутренне негодую.

Вот как же так получилось, что при сотнях возможностей я так и не удосужилась припереть Виви к стенке и выдавить из него ясное объяснение своих мерзких поступков? А все потому, что чересчур быстро отвлекалась на его действия и совершенно забывала, что умею говорить.

Словами.

Четко.

‒ Не представляю, каким бревнищем надо быть, чтобы в чем-то сомневаться, когда существо, по природе абсолютно не выносящее даже присутствие человека вблизи, страстно тебя засасывает…

Неспешные рассуждения Тео прерывает мой захлебывающийся кашель ‒ слюна свернула не туда.

‒ Черт, а, Тео!.. Твои фразочки не тянут на речевки дядьки под полтос!

‒ Я вновь ознакомился с форумами молодежи. ‒ Тео невозмутимо пожимает плечами. ‒ Мой профессионализм мчится быстрее меня. И раз уж я играю твою «подружку», а точнее временно замещаю девчонку из кафе, моя подготовка должна быть соответствующей.

‒ Ага? ‒ На полной скорости приближаюсь к нему и умещаюсь на подлокотник его кресла. ‒ Тогда послушай новую порцию моих жалоб, дорогая подружка. Вчера этот отвратительный тип взял мою руку. ‒ Хватаю руку Тео, который, с подозрением щурясь, позволяет мне такую вольность. ‒ И облизал все пальцы. Вот прямо так. ‒ Высовываю язык, а сама искоса слежу за выражением лица юриста. ‒ От кончиков до…

‒ О, святые святых и небеса туда же!! ‒ восклицает слегка запоздавший с реакцией Тео и вскакивает с кресла, по пути едва не сшибив меня. ‒ Верно! Я не готов к такому откровению! Не готов! Прекращай! ‒ Он выставляет руки с раскрытыми ладонями, а его плечи сотрясаются, будто в диком танце. ‒ Фух! Хватит! Пожалуйста, прошу и заклинаю. Пусть вот все это самое остается в пределах вашего сокровенного с Вацлавом обиталища.

‒ Так, думаешь, у него и правда ко мне чувства? ‒ Сползаю на согретое место в кресле и, скрестив на груди руки, красноречиво пялюсь на него снизу вверх.

‒ О-о-о, я понял. Издеваешься? ‒ Он упирает кулаки в бока и принимается шумно сопеть.

‒ Угу. ‒ Вспомнив о привычке Тео, тоже запрокидываю голову и ловлю точку на потолке. ‒ Мне просто максимально фигово. И в большей степени от себя. Моя ненависть к Виви постепенно пропадает. Я знаю, что он отвратителен, и его действия отвратительны. И его мысли наверняка тоже отвратительны. Но на уровне чувств моя злоба быстро выветривается. И это ужасно. Ведь то, что он обращался со мной не как с человеком, ‒ признанный факт.

‒ Что ж, ты, конечно, продолжай анализировать и выяснять истину, так как в принципе имеешь право на правду. ‒ Тео присаживается в кресло напротив. ‒ Но лично я для своего же успокоения просто порадуюсь тому обстоятельству, что все произошедшее ‒ мерзкое, отвратительное и лживое ‒ привело, в конечном итоге, к тому, что ты сейчас здесь. Живешь, злишься и просто способна раздать всем по оплеухе.

Издаю смешок.

‒ О, смеешься. Воля к жизни вернулась?

‒ Она никуда и не исчезала. ‒ Выпрямляюсь и выразительно стучу три раза кулаком по собственному плечу.

‒ Замечательно. Ведь я выполнил твою просьбу, как и обещал. Хочешь узнать о ближайшем мероприятии, где соберутся одни лишь Иммора?

Привстаю и в нетерпении вцепляюсь в подлокотники.

‒ Урвал расписание мероприятий? Ах ты ж умничка!

‒ Не спорю. ‒ Тео самодовольно оглаживает себя по лацканам пиджака. ‒ Итак, на повестке благотворительный вечер. Состоится через две недели, аккурат по возвращении хладного господина. Все участники — Иммора. Будут обсуждать спонсирование закупки дорогостоящих лекарств для детских медицинских учреждений, ну и в большей степени, конечно же, собираются расслабляться, общаться и делиться последними новостями.

‒ Последними новостями? ‒ повторяю я.

«Чтобы быть в курсе дел, даже такой засекреченной персоне придется время от времени выбираться в общество. Хотя бы в качестве тайного гостя…»

Именно так предположил Роки, упоминая Криспина Шимоза?

‒ Мне надо попасть на вечер.

‒ Только. Для. Иммора. ‒ Тео любезно проговаривает для меня каждое слово ‒ медленно и с расстановкой точки в конце интонациями. ‒ И есть ли все же смысл пытаться вытащить из тебя причину этих непонятных рвений?

‒ Нет.

‒ Ладно, не настаиваю.

‒ Но мне очень туда нужно. ‒ Вскакиваю с кресла и, обойдя его, наваливаюсь на спинку. ‒ Какие есть варианты?

‒ Для человека? Или лично для тебя?

‒ Для меня. И раз ты разграничиваешь меня и других людей, я хочу услышать варианты, которые учтут все мои имеющиеся преимущества.

‒ Хорошо. ‒ Тео поднимает руку и плавно проводит ею в воздухе, вычерчивая нечто округлое. ‒ Ты уже здесь, в избранном кругу. Попросишь, и Вацлав возьмет тебя с собой на вечер.

‒ Вот так просто?

Легкость внезапного решения заставляет меня усомниться в этом.

‒ Да, вот так просто. Но! ‒ Мужчина, сузив глаза, манит меня пальцем, словно собираясь поведать величайший секрет. ‒ Дети Иммора тоже будут на приеме. А это значит?.. Ну?.. Есть догадки?

‒ Что Виви возьмет с собой и своих малявок, ‒ осторожно предполагаю я.

‒ Угу. Правильный ответ. И? Что случится, когда он согласится взять тебя с собой? А он, без сомнения, согласится.

Напрягаюсь до кончиков мизинцев на ногах.

‒ Молчишь? ‒ Тео издает вздох. ‒ Признайся, что осознаешь, к чему это приведет. ‒ Пауза. ‒ Он представит тебя как мать Лириса и Эли.

‒ Он не посмеет. ‒ Потираю ладонями сгибы локтей. Внезапно атаковавший меня холод терзает кожу изнутри. ‒ Взять и вылить все это разом на общество Иммора? Да… черт же. Бредятина.

‒ А я предупреждал насчет его намерений. Судя по всему, вы с ним ни о чем похожем не разговаривали?

‒ Нет, конечно!

‒ Понятно. В голову мне только ничего тяжелого не запускай. Она у меня деньги приносит, так что еще пригодится. ‒ Тео, пощипывая себя за выпирающий подбородок, принимается задумчиво мычать. ‒ Полагаю, Вацлав ждет момента, когда ты будешь к этому готова. Не давит на тебя, а позволяет нормально дышать и жить.

‒ Класс! Вот спасибочки! ‒ С грохотом опускаю ладони на стол. ‒ Так? Ты ведь еще не закончил мысль? Вещай!

‒ Я вот что думаю, Лето. Твоя инициативность в плане наличия желания принять участие в таком исключительном мероприятии вполне может быть воспринята Вацлавом как намек на готовность.

‒ Ни фига! А если я скажу ему прямо, что пошел он в… темный угол. То что?

‒ Возможно, мое мнение не отличается объективностью, но наш господин, скорее всего, захочет получить что-то и для себя. Наконец. Презент, так сказать.

‒ Выдвинет условие за мою просьбу?

‒ Вы же с ним обожаете взаимодействовать на основе разнообразных условий.

Сползаю вниз и усаживаюсь на корточки, держась при этом за столешницу. Через некоторое время плечи начинают побаливать, но дискомфорт добавляет и ясности разуму.

Если все сказанное Тео ‒ правда, и Виви действительно собирается возвести меня в тот самый абсурдный статус, то воспользуется любой моей оплошностью.

Ну, заче-е-е-ем?! Зачем ему это?!

Все его Иммора же ошизеют от такой новости!

Одно дело сверкать исключительным цветом глаз, другое ‒ узнать, от кого они малявкам достались.

Да и я сразу же как под свет миллиона софитов лягу.

Прикусываю костяшку пальца и поднимаю голову. С моего положения видны лишь ноги Тео, и легкая тряска его коленей выдает беспокойство. Наверняка думает, не влип ли он случайно, оказывая мне поддержку.

‒ Если он обнародует это, то может подвергнуться жуткой критике от сородичей. ‒ Приподнимаюсь и выглядываю из-под стола, чтобы видеть реакцию собеседника.

‒ Никто не посмеет его критиковать.

‒ А втихушку?

‒ Лето, ты уже давно должна была сообразить, насколько пренебрежительно Вацлав относится к общественному мнению. А если быть точным: его оно абсолютно не интересует.

‒ Самоуверенный гад.

‒ Самоуверенности у него в избытке, это верно. ‒ Тео укладывает ногу на ногу и принимается задумчиво постукивать пальцами по коленке, будто на замысловатом музыкальном инструменте. ‒ Пожалуй, больший ажиотаж вызовет факт того, что у вас могут быть общие дети. Как вообще ваши клеточки умудрились сдружиться… кхем…

‒ Фу. ‒ Выпрямляюсь и опираюсь всем весом на стол. ‒ Лично я буду офигевать вместе с публикой.

‒ Так ты что, уже готова на признание?

‒ Да ни в жизнь! Просто выражаю свое отвращение к ситуации.

‒ А ты… ‒ Тео прекращает музыкальное представление. ‒ Не боишься, что попадешь под удар?

‒ Чего? ‒ непонимающе вытаращиваюсь на него.

‒ Если станешь полноценным и признанным членом семьи господина Люминэ, то вполне можешь превратиться в мишень. Как его детишки. Ведь Вацлав ‒ одна из главных целей противника.

‒ Слышь, я башку разбила, чтобы вытащить малявок из передряги. Неужели реально веришь, что мне за себя страшно?

‒ Сложно подобное вообразить. Беречь себя ты не особо умеешь.

‒ Видимо, поэтому даже Виви просил, чтобы я себя больше берегла. ‒ Фыркаю. ‒ Но раз он пытается прилепить меня к своей семейке, значит, не так уж сильно беспокоится по поводу моей безопасности.

Говорю и в тот же миг осознаю, что мой вывод в корне не верен.

‒ Ты уже с самого детства в семейном реестре, а твое право отпечатано знаком рода Люминэ, перекрывшим идентификационный номер безродного дитя из Клоаки. ‒ Тео машинально почесывает то место, где под одеждой скрыт его собственный знак. И, в отличие от моего, он является клеймом. ‒ Вполне может быть, что противнику, кем бы он ни был, уже известно кто ты и насколько тесно связана с родом Люминэ.

‒ С таким отгроханным комплексом, как «Солнечный сезон», было бы странно, если бы всякие вражины не заинтересовались, чем там занимается главнейших из главных, ‒ хмыкаю я.

Честно сказать, меня даже не ужасает эта мысль. Однако факт того, что в массмедиа не проскакивают какие-либо данные насчет эксперимента с биоматериалом, означает, что информацией будут пользоваться лишь в исключительных случаях. Если, безусловно, кому-то действительно что-то известно.

‒ Официальное признание тебя матерью детей неформального лидера Иммора может дать тебе дополнительную защиту. ‒ Тео чуть отодвигается вместе с креслом, по всей видимости, на подсознательном уровне понимая, что его предположения способны радикально вывести меня из себя. ‒ Хотя бы среди Иммора. Ну, в принципе и в теории. Согласись, в данный момент легче пристукнуть безымянную человеческую девчонку, чем содрогаться от новости о нападении на великую госпожу.

‒ Э? Великую госпожу? ‒ У меня аж щеки надуваются, когда я предпринимаю попытку одновременно поржать и выговорить абсурд, озвученный юристом. ‒ Ты про кого это? Про меня? Пхак-ха!

Полностью переключаюсь на смех. Или даже громкий убийственный хохот.

Тео меняет позу и усаживается весьма скромно, прижав коленки друг к другу. А его тяжкие вздохи через какое-то время перекрывают и мой ржач.

‒ Посмеялся бы вместе с тобой, если бы не чертов стресс, ‒ жалуется он. ‒ Думаешь, мне весело представлять тебя этакой величественной персоной?

‒ Тупую величественность мне придают Виви и его дурные поступки. Во мне же нет ни фига особенного.

‒ Рад, что ты себя объективно оцениваешь. ‒ Тео тянется к чашке и грустно смотрит на жалкие остатки кофе.

‒ На меня еще не открывали охоту.

‒ А желаешь нарваться?

‒ Не особо. Но мне нужно попасть на этот прием.

‒ Тогда подойдем с другой стороны, Лето. Вацлаву в любом случае необходимо достаточно веское основание твоего там присутствия. Празднества Иммора ‒ не проходной двор.

‒ Поняла, поняла. Соображу что-нибудь.

‒ Только через хладного господина, будь добра. Не лезь в окна, будь послушной злючкой.

Показываю ему оттопыренный большой палец и криво улыбаюсь.

У меня все под контролем. Но контроль стиля Лето.

‒ О, к слову, к теме нашей невероятно приятной беседы. ‒ В глазах Тео зажигается новый огонечек. ‒ Через две недели ‒ о, этот знаменательный и много всего сулящий период, ‒ у нашего господина день рождения. Что думаешь?

‒ Он его обычно не праздновал. ‒ Со скучающим выражением пялюсь на мужчину. ‒ На что ты там намекаешь?

‒ Не хочешь порадовать сурового господина? Чтобы он подольше не устраивал нам всем жесткие времена?

‒ Я похожа на веселого клоуна?

‒ Разве что с капелькой безумства в придачу.

‒ Так, закрыли тему. Не собираюсь я заниматься всякой чушью. Тем более для этого гада.

Устремляюсь к выходу и, не удосужившись попрощаться, вылетаю в холл. Ноги несут меня к цели, и успокаиваюсь я только тогда, когда прыгаю на постель в комнате Виви и зарываюсь лицом в подушку.

Затем шарю в кармане и укладываю на одеяло рядом с собой черный мешочек, полученный от Роки. Сумасшествие вчерашних обстоятельств позволило добраться до подарка только сегодня. Тяну за белый шнурок и переворачиваю мешочек.

На ладонь скатывается браслет, сплетенный из бисера. На тонком плетении угадывается солнце, а в объятиях его лучей уютно устроены цветы. Удобная застежка выбрана так, чтобы с ней можно было справиться самостоятельно. Что я и проделываю, а затем вновь бухаюсь на подушку.

Кладу руку рядом, чтобы видеть браслет. Но через секунду уже смотрю поверх него ‒ на соседнюю пустующую сторону постели.

Две недели покоя.

Я ведь нисколько не озабочена его отсутствием. Ведь так?

* * *

Неделя проходит в идеальнейшем спокойствии. Малявок я избегаю, и почти все сводное время провожу в спальне Виви. А точнее за его столом в кабинете. Отличное место, чтобы выполнять домашние задания. Да и посидеть в господском кресле, закинув ноги на господскую столешницу, ‒ особый вид удовольствия.

В университете Роки от меня практически не отходит. И я очень этому рада. С занятиями я не в ладах, к тому же кучу всего пропустила. Здорово, что не донимают преподы (скорее всего, по настоянию провинившегося ректора). Ну, а то, что Роки каждую миллисекунду готов мне подсказать ответ на тот или иной вопрос и помочь буквально с каждой бытовой мелочью ‒ бесценно.

Не знаю уж, причина ли в том, что он стал свидетелем моей позорной слабости, или в том, что я с гордостью ношу его самодельный браслет, но за короткий промежуток времени мы стали довольно близки. Однако своему поведению Роки не изменяет: открыто общается он по-прежнему только со мной. В остальном ‒ капюшон на лоб, зырки исподлобья и тихое незаметное существование.

В общем, от такого расклада некоторая гордость все же берет. Выходит, ему меня вполне достаточно для общения. Значит, я не такая уж пропащая для общества.

Хотя Иммора наверняка ужаснутся.

Интересно, насколько болезненно они восприняли то, что Сэмюэль взял на попечение никому не известного человеческого ребенка? Про мое происхождение все умалчивали, но, наверное, само мое пребывание в доме главы рода в статусе члена семьи многих выводило из себя.

А теперь я как будто заарканила себе его единственного сыночка.

Очередные баламутящие внутреннюю чашу спокойствия мысли настигают меня во время перерыва между парами в последний учебный день на этой неделе. Притянув колени к груди, занимаю целую скамейку и распространяю вокруг себя невидимые волны тяжелой мрачной сердитости. Делить со мной скамейку никто не осмеливается, а, впрочем, подобные планы у всех заворачиваются еще в шагах тридцати от места моего пребывания. Мой взгляд устремлен на главные ворота университета, однако в голове красуются совершенно иные картины.

Я. Соблазнила. Наследника. Люминэ.

А, поправка. Теперь уже главу рода.

Нормальная такая расстановка. Лично я бы увидела все со стороны именно так. И плевать на то, что человек и Иммора не могут делать то и это, и то тоже, а также то самое.

Прячу лицо в ладони и издаю вопль, плавно переходящий в визг, а затем снова в вопль.

Чем больше думаю обо всем сразу, тем ощущаю себя сильнее погруженной в глубокое вонючее болото.

Чего делать-то?

У меня явные сложности.

А когда не вижу ясной дороги, как я обычно поступаю? Агрессивно пробиваюсь вперед.

Клятвенно обещаю, что Виви еще не раз бросит в пот от моих безумств!

Решив, что учебы на сегодня хватит, я вскакиваю со скамьи и уверено топаю к выходу.

‒ Далеко бежишь? ‒ Роки равняется со мной и без труда подстраивается под мою скорость.

Ой, я же обещала его подождать, пока он книги в библиотеке оставит. А сама рванула в неизвестность.

Жаль мальчика. Подобрал себе непредсказуемую личность в подружки.

‒ Собираюсь прогулять оставшиеся пары, ‒ честно признаюсь.

Самое время делать ноги, если не хочу попасться на глаза Фрэнсису или быть перехваченной ответственным Рашелем. В одиночку шастать по городским улицам мне наверняка не позволят.

‒ Хорошо. Позволишь сопровождать тебя?

У Роки периодически проскакивают фразочки, от которых создается впечатление общения с учтиво-уважительно-галантным молодым господином. По ходу, с воспитанием у него все круто. Нашему взаимодействию это нисколько не мешает, но мое воображение настойчиво накидывает картиночки Роки в каком-нибудь роскошном официальном костюме или просто белой рубашке.

В общем, настроение из разряда «сделать фоточку красавчика для коллекции Тамары».

‒ Позволю, ‒ даю разрешение, а сама втихушку радуюсь, что я настолько важна моему другу, что он готов по одной моей дурацкой прихоти пропустить учебные занятия. А ведь мальчик у нас здесь очень и очень обязательный.

‒ И куда пойдем?

‒ Хмм… На экскурсию по городским улочкам!

Не проверяю, следует ли Роки за мной, а действую по своему сумасшедшему уразумению. Перво-наперво выглядываю из-за угла и проверяю, нет ли поблизости автомобилей под управлением моей личной стражи. Затем жмусь к университетской стене и, осторожно ступая, продвигаюсь вперед по бортику между клумбами. Преодолев значительное расстояние до следующего угла, я пробегаю через узкую дорогу и ныряю в проулок. Наклоняюсь, упираюсь ладонями в колени и с умиротворением выдыхаю.

‒ Предполагаемые преследователи опасны? ‒ спокойно уточняет голос за моей спиной.

Роки стоит неподалеку, прислонившись спиной к кирпичной стене. В отличие от меня он ничуть не запыхался. А еще факт того, что он находится рядом, говорит о том, что он в точности следовал моему маршруту. То есть тоже через клумбы прыгал.

Представив, как этот солидный серьезный мальчик перескакивает через розовый куст и устремляется за мной, торопливо ухватываю смешок на подходе и ограничиваюсь тихим смешливым фырканьем. Но, судя по открытому и внимательному взгляду Роки, юноша понимает, что он и есть причина моего веселья.

‒ Преследователи не опасны, ‒ заверяю я. ‒ А точнее, они не совсем преследователи. Просто персоны, которые, так скажем, чересчур волнуются за меня.

‒ Хорошо, когда есть те, кому ты не безразлична. ‒ Роки покосился на выход из проулка. ‒ Не стану останавливать тебя. Но очень попрошу быть у меня на виду.

‒ Думаешь, опять шлепнусь в беспамятстве?

‒ Всего лишь хочу присмотреть за твоими конечностями, которые, как ты говорила, иногда ленятся работать.

‒ Хех, ну ты точно заметишь, если я вдруг перестану шевелиться.

Знаю, что звучало это не слишком обнадеживающе. Но мне вовсе не хотелось, чтобы Роки чувствовал за меня ответственность и совсем не мог расслабиться, пока мы гуляем.

‒ Тогда я тебя понесу.

После мимолетом брошенной фразы Роки направляется в другой конец улочки, кивком головы предложив проследовать за ним. Пялюсь в его спину и напряжено оглаживаю подаренный им браслет на запястье, проводя плетение между подушечками пальцев.

С дыханием жуткие неполадки, хотя я давно уже успела отдохнуть от пробежки. И сердце устраивает звучный концерт на ударных, а на щеках чувствуется жар. Интересно, так бы чувствовался вкус первой любви? Где-то лет семнадцать назад?

‒ Можем прокатиться на аэровагончике. ‒ Роки указывает на многоступенчатое возвышение, выложенное плитками пастельных оттенков и лентами с вяло мигающими огоньками. В ночное время те наверняка горят намного ярче.

Раньше ‒ в мою первую жизнь ‒ такого транспорта в городе не было, поэтому я согласно киваю и почти с детской непосредственностью мчусь к возвышению первой. Подскакиваю, виляю в сторону, смеюсь, выравниваю траекторию бега и вновь беспричинно хихикаю. Меня вдруг накрывает волна радостного возбуждения. Без стен, надсмотрщиков и навязанных статусов ‒ легко и свободно. Я словно парю. Чувство напоминает то, что я ощущала давным-давно, осознав, что Сияющий Спаситель вырвал меня из лап мрачного существа ‒ смрадного города, беспорядочно пожирающего своих жителей.

Свобода, порождающая веру в замечательное будущее.

Что же происходит со мной сейчас?

На верхней платформе пусто. Где-то внизу деловито снуют люди.

Задираю голову и в нетерпении слежу за приближающимся одиноким вагончиком. Он словно плывет по воздуху ‒ компактная конструкция, похожая на гигантскую вытянутую корзину для цветов. Солнечные лучи то и дело отмечаются на поверхности шустро скачущими бликами, рассеивая иллюзию хрупкости и выдавая в материале металл. Вагончик снижается прямо по воздуху, как по невидимой горке, но разоблачающее магию солнце и здесь проявляет себя, отражаясь радужными отблесками от едва видимых глазу тросов.

Мою талию внезапно обвивает рука, и Роки осторожно отодвигает меня на шаг дальше от края платформы, за ограничительную линию. Перестаю дышать. Спина упирается в юношескую грудь, а рука с моей талии не пропадает вплоть до того момента, как вагончик останавливается перед нами и приглашающе открывает двери.

‒ Пойдем? ‒ Роки обходит меня и встает у ступеньки в транспорт, как надежный камердинер, ожидающий свою госпожу.

Точно, лучше уж я буду сравнивать его с услужливым мальчиком на побегушках, чем с заботливым парнем, ухаживающим за своей девушкой. Только вслух, конечно же, ничего не скажу.

Залетаю в вагончик и плюхаюсь на двухместное сиденье в середине. Всего в транспорте восемь рядов таких мини-скамеек, окна открывают восхитительный вид на панораму города. А в кабине ‒ ни души. Водителя тоже нет, вагончик работает автономно.

Кривлюсь, смущенно наблюдая, как зашедший за мной Роки невозмутимо отбивает два билета на передней панели по приложенной карточке и идет ко мне. Пропускаю момент начала поездки, потому что мучительно размышляю, каким образом максимально деликатно вернуть ему деньги за свой билет и отчего его прижавшееся ко мне бедро настолько пламенно горячее?

‒ Похоже, многое изменилось, пока ты была в изоляции, ‒ замечает он.

Отлипаю от спасительного окна, на котором сосредоточилась, избегая слишком уж непрошенных мыслей по поводу близости Роки. И секунд пять изучаю лицо юноши.

Говорит так, словно знает некие подробности о моей «изоляции». Но ничего лишнего я ему точно не рассказывала.

‒ Продолжительная болезнь, ‒ напоминает он наконец, как-то по-своему истолковав гнетущее молчание. ‒ Ее последствия ‒ отказ конечностей. Помнишь?

‒ А, да, точно-точно…

Издаю смешок и отворачиваюсь к окну, чтобы стереть с лица переизбыток ненужных выражений эмоций и заодно отодвинуться от соседа подальше. С мимолетной мнительностью справиться удается, а вот с соприкосновением наших бедер ничего поделать не выходит. Слишком мало места. Да и я, по-моему, все же не особо стараюсь…

‒ Больше рекламных конструкций появилось, ‒ уклончиво отзываюсь я, решив не встречаться лишний раз с ним взглядом.

По правде сказать, Высотный Город разжился сотнями новых громадных зданий, скребущих небеса, однако такое не за пару недель воздвигают. Пробурчи я что-то подобное, стопроцентно натолкнула бы Роки на нехорошие мысли. Только бы не поймал меня на лжи. Жаль, что не получится быть с ним искренней полностью.

Никто ведь не захочет иметь под боком оживший труп.

Разве только безрассудный и аморальный Император всех Иммора.

* * *

Вареное мяско, соленые огурчики, несколько видов мелко порезанного сыра. Щедро накидываю на длинную мягкую булочку ингредиенты и заботливо укрываю их красивым листом салата. Улыбчивый продавец помогает сдобрить все это роскошное дело соусами и передает мне упакованный шедевр.

‒ Угощаю! ‒ заявляю я и величавым жестом укладываю упакованный бутерброд на стол перед Роки. Рядом уже стоит стаканчик с чаем.

В середине буднего дня в торговом центре не слишком людно, поэтому нам без труда удается отыскать свободный столик в уголочке, уставленном вазонами с сочной растительностью.

В какой-то момент нашей прогулки меня вдруг накрыла ностальгия по нашим с Тамарой зависаниям в магазинах. Я ни черта не смыслила в шопинге и просто тянулась за подругой, ожидая, что в один прекрасный день вдруг и правда превращусь в обычную человеческую девчонку, а воспоминания о ничтожном детстве ограничатся прекрасными снами о Четыреста пятой.

В порыве вдохновения я просто потащила Роки за собой, и мы оказались в торговом центре. И о чем я только думала? Парням явно не по вкусу подобное времяпровождение.

Что ж, ура, я и правда становлюсь обычной девчонкой, подтупливающей на пустяках.

‒ Спасибо. ‒ Роки, с интересом наблюдавший, как я увлеченно сооружаю ему съестную конструкцию у прилавка, теперь, приподняв верхнюю булочку, с не меньшим любопытством изучает выбранные составляющие. ‒ Похоже, очень вкусно получилось.

‒ Я старалась. ‒ Сжимаю собственный стаканчик с чаем и лучусь гордостью, хотя и радоваться особо нечему.

‒ Тогда и я для тебя создам что-нибудь вкусное.

Мои отказы не принимаются, и через минуту на столе оказывается вторая упаковка с бутербродом.

‒ Половина овощей, половина мяса. Для восстановления здоровья.

Его быстрый, но обстоятельный подход к приготовлению бутерброда ‒ за минуту он успел слегка умучить продавца расспросами по поводу продуктов ‒ меня крайне насмешил. И умилил.

Из-за того, что он так старался, не могу признаться, что у меня проблемы с поглощением пищи, не пребывающей в жидкой форме.

‒ Прости, что приволокла тебя сюда. ‒ Шуршу упаковкой и вооружаюсь бутербродом. Надеюсь, не сдохну от его поедания. ‒ Коротенькая у нас экскурсия получилась.

‒ Главное, быть вместе. ‒ Роки неспешно принимается за свой бутерброд. ‒ Я не против находиться здесь.

Надо же, и ест аккуратно. И милые вещи без всякого смущения говорит. Образцовый юноша.

Возникает шкодливая мысль сделать провокационную фотку с обнимашками и отправить ее Тамаре.

Интересно, у тридцатилетних возникают подобные мысли? А то лично мои не сильно прогрессируют от тех, что были в мою первую жизнь.

Ну, и ладно. Я здесь для того, чтобы чуть-чуть расслабиться.

‒ Как поживает твоя тяга к знаниям?

‒ Ты про то, что я ‒ фанат конспиративных личностей? ‒ Откусываю большой кусок бутерброда и, прикрывшись на всякий случай рукой, принимаюсь жевать. Получается с трудом, но я стараюсь. Из-за крайней сосредоточенности не удается прочувствовать вкус еды.

‒ И это тоже. ‒ Роки радует меня своей чудесной улыбкой. Устроив локоть на столе и удобно прижав к кулаку щеку, он смотрит на меня так, словно ожидает нечто замечательное просто от одного моего присутствия рядом.

Чтобы отвлечься от мыслей о привлекательности друга, вспоминаю о предположении, что Роки ‒ поклонник Виви и его деяний.

Вот же! И тут в моей голове главенствует один лишь белобрысый гад.

Следующая фраза вылетает сама:

‒ Мне больше нравится Криспин Шимоза, чем Вацлав Люминэ.

Роки прищуривается и выдает иной вид улыбки, которую до этого успешно прятал в своих запертых на тысячу замков эмоциональных запасах. Мягкое едва ощутимое отражение одобрения, сокрытое в уголках дернувшихся губ и в плавном движении бровей.

‒ Как ты можешь испытывать такие чувства к Иммора, личность которого тебе не известна?

Вопрос не особо вяжется с выражением, которое только что удерживало его личико. Разве он не хвалил меня за выбор, хоть и делал это молча?

Настает мой черед прищуриваться. Может, я напортачила со считыванием его эмоций? Трудная персона и ужасно противоречивая.

‒ Шимоза не показушничает, в отличие от Люминэ, ‒ даю ответ и продолжаю наблюдение.

Но, к слову, с кем еще поругать известных личностей, если не в беседе с приятелем?

‒ Считаешь, Вацлав Люминэ красуется на публику, открыто участвуя во всех этих урегулированиях конфликтов?

Хитро сформулированный вопрос. Ну, точно фанатеет от Виви. Защищать его удумал?

‒ Полезное дело он, несомненно, делает. ‒ Откусываю еще кусок от бутерброда, но челюсть отказывается работать с пищей, поэтому приходится на время оставить недожеванное за щекой. ‒ Но лезет буквально во все трещины и щели. Его семье наверняка несладко приходится из-за его длительных отсутствий и поездок. Заставляет всех волноваться без веской на то причины.

‒ Говоришь так уверено, словно не сомневаешься ни в одном своем утверждении. ‒ Роки ловит каждую мою фразу. ‒ Часто общаешься с детьми Люминэ? Они скучают по отцу?

Внимание, угрожающие моему спокойствию вопросы!

Сама виновата, что затронула опасную тему.

Ух, что-то меня повело. Несу полную чушь.

Кошусь на свои сжатые в кулаки пальцы и про себя еще разок проговариваю то, что только что вывалила на Роки.

Ну и убожество. Если бы кто-то следящий со стороны и знающий о нашей с Виви настоящей связи послушал мой бред, мог бы решить, что это я тут схожу с ума от беспокойства, пока его Высокомерное Величество разруливает ситуацию с доверчивым человечеством.

‒ Не, я уже давненько не виделась с малявками Люминэ. ‒ Мои пояснения сопровождаются остервенелым жеванием листа салата. ‒ Но, полагаю, они по нему скучают. Или как там в полноценной семье обычно происходит?

В детстве Виви не особо расщедривался на эмоциональные высказывания, так что насколько сильно он переживал о Сэмюэле, который беспрестанно лез в паршивый уклад жизни Клоаки, я могла только догадываться. А кто еще был способен стать моим объектом для наблюдения в те годы? Разве что Тамара ‒ один большущий эмоциональный сгусток. А та не только о матери волновалась, но и суетилась и беспокоилась о любой незначительной детали, выдавливающей ее из защитного кокона бытового комфорта.

‒ Разве в твоей семье не принято волноваться о близких? ‒ Роки, уже разобравшийся с незатейливой трапезой, неспешно попивает чай. Но даже ароматная горячая жидкость не имеет власти над его вниманием. Им всецело владею я: его взгляд, будто приклеенный, сопровождает каждое мое движение. ‒ И разве чрезмерно опекающие близкие не дают тебе представление о полноценной семье?

‒ Ух ты, в дебри моей личности углубляешься. Какой проворный. ‒ Приподнимаю повыше стаканчик с чаем, будто предлагая закрепить торжественность момента славным чайным чоканьем. ‒ Если без подробного психоанализа, то я как бы довольно далека от тех, кто причисляет меня к своей семье. И старательно избегаю навязанной ими игры в блистательную ячейку славного общества. Вот и все. Мини-откровенность на то же самое. Бартер. У тебя что, приятель?

Роки подносит свой стаканчик к моему и под мое хихиканье «чокается» с ним.

‒ У меня нет семьи. Я одиночка.

‒ Сиротка?

Укол в спящую совесть напоминает, что большинство относится к собственному статусу сироты не так пренебрежительно, как я к своему. Да, я запросто к себе на уничижительной ноте обращаюсь и с легкостью плюю на свои потребности. Однако это вовсе не дает право принижать чувства других.

Вдруг Роки обидится, решив, что мне наплевать и на него?

То, что нормально для меня, ненормально для нормального.

Парадокс бывших изгоев.

‒ Сиротка, ‒ невозмутимо подтверждает Роки.

Сказать «мне жаль»?

Лично мне была бы по барабану такого рода жалость.

‒ Здорово, что это не сломило тебя, ‒ единственное, на что решилось мое нечуткое самосознание.

Я ‒ паршивый утешитель. Даже не стоит мне о чем-нибудь плакаться. Мне легче действовать, чем трепаться. В нашей с Тамарой паре за болтовню отвечала она. Я же, как правильно недавно заметил Фрэнсис, «внушала идею» и да, немедленно приступала к ее реализации.

Э-э-э? Так Фрэнсис прав? Я действительно «манипулятор»?

Только уровень у меня слабоват, а по сравнению с прокачкой Виви и его детенышей ‒ вообще убог и ничтожен.

‒ Спасибо, что так воспринимаешь меня, ‒ вдруг благодарит Роки.

Вылупляюсь на него, не понимая, за что такая честь быть обласканной словами.

‒ Без условностей и преград, ‒ добавляет он.

Надо же. А ведь я так радовалась, что наши отношения строятся на чистом восприятии личностей друг друга без второстепенных деталей. И, оказывается, у Роки были те же мысли.

Выходит, я тоже для него как чистый лист!

Восхитительно.

‒ Побродим по магазинам? ‒ Роки указывает через плечо на отделы этажом ниже.

Парень, который сам предлагает пошопиться. Со слов Тамары, таких не существует. Как же хочется притащить его к ней в кафе и просто понаблюдать за ее чудесной реакцией на красавчика.

Что будет сначала? Писк или визг? Судя по нашему общению, взросление так и не одарило ее сдержанностью по части выражения эмоций.

Настроение прекрасное, самочувствие сносное, если не считать тошнотворного привкуса бутерброда. Сидя на скамейке, болтаю ногами, радуясь мелочам: конечности не капризничают, повреждения на лице почти зажили.

А жизнь-то классная!

Жду возвращения Роки, отправившегося прикупить нам водичку. В очереди в продуктовом стоять не хотелось, так что я выбрала праздные посиделки на прохладном этаже, на котором располагались отделы с одеждой.

Заскучав за наблюдением за фонтаном в самом низу, поворачиваюсь на скамье и упираюсь взглядом в магазин прямо передо мной. Нижнее белье. Давным-давно я мечтала повзрослеть, надеть соблазнительное платьишко и полностью заграбастать себе Сэмюэля.

Однако мои чувства к нему не тянули даже на первую любовь.

И с Роки сейчас то же самое, хотя и чувства явно отличаются. Так это первая любовь, наконец, или нет?

Ни в чем не могу разобраться.

Какая несуразная и нелепая Лето.

Поднимаюсь и медленно подбираюсь к входу в отдел. На витринах модели еще ничего, а вот в глубине магазина уже видны очень даже откровенные вещички.

Оглядываюсь по сторонам, а затем ныряю в отдел. Удостоверившись, что помощь с выбором мне не нужна, консультант с видом человека, выполнившего свой наивысший жизненный долг, уплывает за прилавок. А я бреду вдоль полок и с любопытством рассматриваю бельишко на манекенах.

Ну и ну. И куда натягивать, к примеру, вон те ниточки крест-накрест? Не, я, понятное дело, знаю, но… все же на ветру остается!

Замираю около вешалки с коротенькими сорочками. Провожу пальцами по невесомой полупрозрачной ткани верхнего слоя и касаюсь легкой ткани теплого небесного цвета под ним. Немного белого кружева, призванного прикрывать грудь, и игривый беленький цветочек в середине лифа.

Короткая. Наверное, чуть выше коленей будет.

… У нашего господина день рождения. Что думаешь?..

Отгоняю прочь вертящийся в разуме вопрос, которым зачем-то озаботил меня Тео. И хватаюсь за ткань обеими руками.

Вещичка не для моего болезненного и по-прежнему тощего тела. А для кого-то намного красивее.

Поджимаю губы и гипнотизирую цветок на сорочке.

Я сплю только в пижамах. Можно же разнообразить свой дурацкий сон?

Ровно через пять минут выхожу из магазина с пакетиком, где ютится аккуратная упаковка. И с постным лицом иду навстречу Роки, уже терпеливо ожидающего своей свинтившей спутницы. Стремительное перемещение его взгляда на витрину и обратно на меня дает сразу несколько вариантов для предположений насчет мыслей, которые у него возникли по поводу моей уединенной эскапады.

Но уверена, среди них нет ни одной непристойной. Знаете ли, я ‒ негодный объект для бесстыдных юношеских фантазий. Крайне не аппетитная особа. И с каждым безумным поступком превращаю себя в еще более несъедобное блюдо…

Только у Виви на все собственное мнение. И слизывать пудинг с моих пальцев он очень даже не прочь.