Я признала хаос (СИ)

Глава 6. Призрачное звучание (часть 1)

Ошибочное сегодня

Переходим на следующий уровень отвратности сегодняшнего утра. Сначала папашка, а теперь вот бонусом — и деток накидали.

Лирис стоит у плиты с лопаткой. Сковородка перед ним подозрительно скворчит. Эли облюбовал себе место на диване за столом. При моем появлении оба застывают.

Эти театральные паузы ужасно раздражают. Предполагаю, что пацаны, как и я, не знают, как реагировать на наши столкновения, которые, в силу жизненных обстоятельств, пока неминуемы. Идеальным вариантом было бы абсолютное игнорирование присутствия друг друга. К сожалению, мини-Виви своими умишками до этого все еще не доперли.

А потому совсем не удивляюсь, когда младшая козявка вылетает из-за стола и мчится ко мне.

Хлопс! Лицо Эли влепляется в ладонь Лириса. Тот выставил руку как раз по траектории бешеного кросса братца.

Со стороны ситуация выглядит смешно. Особенно, когда Эли, мотнув головой, отступает на шаг и едва не шлепается на пол. Малявку перехватывает все тот же Лирис, вцепившись в его воротник и позволив провиснуть, как потяжелевшему от влаги мешку с бельем.

Фыркаю себе под нос и прислоняюсь к дверному косяку.

‒ Крепче держи, а то вырвется, ‒ ехидно советую я старшему.

Лирис хмурит брови и рывком ставит брата на ноги. Тот издает нечто, напоминающее мяуканье котенка.

‒ Чего пришла?

Старшенький ‒ та еще прелесть. В ответ и похлеще куснуть способен.

‒ Зачем приходят на кухню? — Поднимаю одну руку с видом поэта, собирающегося продекламировать свежий шедевр. — Вкусить пищи, дабы не сдохнуть в рутине дней. Ну а вы… ‒ Цепляю взглядом лопатку в его руке. — Неужели в этом доме не желают кормить господских мальчиков?

‒ Я сам захотел… ‒ Лирис отворачивается и досадливо цыкает. Кажется, его сердит то, что приходится мне что-то объяснять. Да и вообще разговаривать со мной.

Надеюсь, он в курсе, что я тоже не в восторге от того, что мы дышим одним воздухом.

Старательно игнорирую Эли, в чьих глазах горит странноватая маниакальная жадность, и смотрю на плиту.

Вообще-то дрыганье Лириса за плитой меня не особо удивляет. Сама я частенько просила мать Тамары, Марту, научить меня тому или иному кулинарному изыску. Яркость продуктов, свежесть овощей, запах еды, ‒ все это пестрело красками и разительно отличалось от серости и гнили Клоаки. И я хотела получить больше яркости. Трогать, творить, создавать то, что сияло жизнью в самых разнообразных ее проявлениях.

Да и готовка еды — не то занятие, что может подпортить репутацию всяких там аристократишек. Ничего плохого в работе своими ухоженными ручками нет.

Поворачиваю голову и окидываю скучающим взором пустой холл. Видимо, посторонняя помощь не предусмотрена, и мелкие паразиты предоставлены сами себе. А это значит, что они могут пробыть здесь еще уйму времени.

А лично мне очень хочется кушать. И, возможно, сегодня получится употребить что-то получше жидких смесей.

‒ Да чтоб ва-а-а-ас, ‒ выдаю я зевком и неторопливо просачиваюсь в помещение.

У Лириса вдруг дико расширяются глаза. Он будто готов вот-вот куда-то ринуться, но, вопреки желанию, на миг промелькнувшему на его лице, мальчишка остается на месте. Только демонстративно косится в сторону, выставляя на обозрение хвостик белесых волос на затылке. Эли цепляется за футболку брата и то и дело клонится вперед, а затем, словно одергивая себя, опять прячется за брата.

Напряженка. У меня, кстати, тоже нервы предельно натянуты. Правда я виду старюсь не подавать и лицо сплошным камнем держу. По примеру Виви. Вот у кого мимика практически полностью отсутствует. А раньше совсем другим был

Добираюсь до плиты и задумчиво оглядываю густую смесь в миске на стойке.

‒ Это чего? — Не то чтобы я намерено вошла в образ, но чувствую, что в движениях и в интонациях у меня появилось нечто от представителей контингента темных подворотен. Тех, что уши зубами отрывают и виртуозно прописывают в печень.

‒ Панкейки, ‒ сквозь зубы бормочет Лирис.

‒ Ага? — Оцениваю содержимое сковородки, издаю присвист и, навалившись, вальяжно устраиваю локоть на плече мальчишки. — Оно и ясно. ‒ Протягиваю руку над плитой и выставляю указательный палец в сторону блюда. — Однако, кажись, там что-то нездорово вспухло и разбомбилось.

Эли встает на цыпочки и практически повисает на боку брата, чтобы тоже посмотреть на сковороду.

Лирис разворачивается ко мне, да так резко, что его хвостик вырисовывает в воздухе фигуру, а созданный ветер поднимает мою челку и сносит назад локоны, ранее ютившиеся у щек.

Не могу понять, что злит больше. То, что козявки Виви умопомрачительно красивы, или то, что я не в силах не отметить это обстоятельство всякий раз, как вижу их?

А злющий Лирис к тому же сияет. Возможно, это только мое воображение, но, в отличие от обстановки вокруг, его образ на удивление четок. Он как большущая драгоценность, сверкающая в обрамлении из камня.

‒ Это… панкейк, ‒ переходя на разгневанный шепот, возражает Лирис.

‒ Потрепанный жизнью панкейк, ‒ соглашаюсь я, катаясь взглядом по всем вздутиям и гористым образованиям на поверхности потустороннего блюда. Вздыхаю и вырубаю конфорку. — Слышь, не трись тут. — Пихаю ладонью ошарашенного Лириса и, быстренько обшарив близлежащие ящики, составляю план действий. — Припечатайте где-нибудь свои тылы, пока я не начала лягаться и ругательствами расширять ваш скудный кругозор.

‒ Ты… ‒ пытается что-то вякнуть Лирис.

Упрямый какой.

Оборачиваюсь и тыкаю пальцем ему в нос.

‒ Сидеть.

‒ Грр…

‒ Сидеть тихо.

Разворачиваюсь обратно к плите, больше не особо заботясь о том, чем малявки заняты.

Со смесью проблем не возникает — поваренок намешал нечто сносное. Впадаю в умиротворяющий транс. Прошло уже много лет, но я никогда не переставала восхищаться богатством красок мира. Он по-прежнему ярок. На фоне побитых переулков Клоаки все выглядит словно бесконечный праздник.

Легкая уборка завершается, и вот сковородка отзывается на мое дирижерство таинственным шипением. Прокручиваю между пальцами лопатку и сую нос в матово-желтый заварочный чайник. Неплохо. Пахнет манго. Уже можно намутить чаек.

И ра-а-аз. Пришлепываю к тарелке первый панкейк и, возжелав добиться идеальности, двигаю его к середине. Зачерпываю смесь и продолжаю играться со сковородой. Съестная горка растет.

Вспоминаю вдруг, что мой досуг относительно лишен уединенности. Смотрю через плечо, проверяя, куда делись мелкие.

Все еще тут. Притаились, как зверюшки.

Эли, к моему неудовольствию стоит совсем рядом, и сжимает в кулаке край моего свисающего пояса. Наглость дитенка я не заприметила только потому, что он не производил никакого шума и к тому же не тянул пояс, не дергал и даже не шевелил его.

Лирис предпочел держаться подальше. Опершись локтями на спинку дивана, он наблюдает за мной с неприкрытым сомнением. Наверняка ждет, когда я начну лютовать и бешено размахивать раскаленной сковородкой.

А я всего-то поесть намереваюсь. И то, что мои руки следуют командам, а пальцы отлично сгибаются, поднимает настроение до небесных высот.

Главное, своевременно вытеснять из разума глупые предположения о том, что мое прекрасное самочувствие — заслуга Виви и его манипуляций «тычу куда хочу и когда хочу». У меня серьезные проблемы как раз из-за того, что этому отбитому психу нравится в мое тело всякие свои телесные жидкости вливать.

Выбираю между вариантами отпихнуть Эли коленом или хлопнуть ему по голове рулоном бумажных полотенец. В итоге заставляю его отлипнуть от меня, сунув в руки тарелку с готовыми панкейками.

‒ Лопай, козяв… ‒ Дергаюсь, удивившись сверкающим глазам мальчишки. Вид у того ошалелый. Ощущение, словно я ему не еду подсунула, а ключ от личного парка развлечений вручила.

Вся язвительность куда-то пропадает. Прочищаю горло кашлем.

‒ На стол поставь. А то щас точно поваляешь.

Как эта мелочь не уронила тарелку — везение да и только. Ведь понесся в сторону стола чуть ли не вприпрыжку.

Бесят. Бесят. Бесят.

Сердито сопя, сгребаю все емкости с джемами, скорее всего, заранее выставленными Лирисом, и пихаю все добро в руки старшего из братьев.

‒ Ты тоже лопай, Хвостик.

Тот внимательно смотрит мне в глаза, переводит взгляд на Эли, ползущего по дивану на коленках, и молча сжимает руки вокруг разноцветных склянок.

Чего творю — черт знает.

Недоумевая, почесываю себе нос кончиком лопатки и жду готовности очередного панкейка. Лирис, отчего-то ставший вмиг менее воинственным, осторожно бродя вокруг меня, готовит чай на две чашки. Боковым зрением вижу, как он барабанит пальцами по стойке, а потом стаскивает с полки еще одну чашку. Все три наполненные чаем емкости перебираются на стол.

Ситуация до смешного походит на кормежку диких львов. Мелочь осторожничает и, кажется, задумывается даже над тем, как по-особому дышать при мне. Я, в свою очередь, слежу за тем, чтобы держаться от них подальше. Бросаем друг другу этакие метафизические куски мяса с откровенным посылом.

Входная дверь открывается. Машинально встаю в стойку, вытянув в сторону прибывшего лопатку. Проскальзывает дикая мысль, что будто на месте преступления застали.

Виви, облаченный в белую рубашку и темные брюки, с ходу вцепляется в меня взглядом. Не пошевелиться. По затылку проходится холодок и ныряет за шиворот, соскальзывая вдоль спины к самому низу.

И сцена в постели так и лезет в голову, мешая сохранять невозмутимость и формулировать ехидные комментарии.

‒ Забавное платье, ‒ опередив, к моей досаде, меня, бросает Виви.

Ты ж сам его в моем шкафу оставил, придурок.

Придерживаю собственное мнение при себе и ухожу в фазу игнорирования. Ну, подумаешь, стоит тут один. Хочет — пусть хоть потолок забугрившимся телом подпирает.

Клонюсь влево, потому что Виви внезапно вздумалось пересечь помещение и вторгнуться в мое личное пространство. Видать, вместо потолка решил меня собой подпереть.

«Подви-и-и-инься, ‒ раздраженно требую я вполголоса. — А то сама тебя подвину…»

Вновь ощущаю те же непонятные волны, исходящие от Виви всякий раз, когда я бросаюсь в его сторону угрозами. Пылающая коллекция из ожидания, нетерпения, предвкушения и много того, что я еще не успела распознать. Не знаю, насколько верны мои догадки.

«Подвинь», ‒ также вполголоса предлагает Виви.

Стоит ли говорить, что желание к каким-либо телодвижениям у меня отбивается напрочь? Предчувствие вопит, что прикасаться к Виви сейчас, да и в дальнейшем — чревато последствиями.

‒ Кушать хочу.

Ловите мои глаза. Они пытаются выбраться на свободу, пока я их отчаянно таращу.

‒ Чё?

Хочу отпрыгнуть в дальний угол — сил нет. Но незавершенное дело на плите требует контроля. Поэтому и дальше терплю беззастенчивое нависание надо мной.

‒ Кушать. — Виви опирается одной рукой на стойку и наклоняется, чтобы заглянуть мне в лицо.

Пыхнуть лопаткой в нос? Прищемить пальцы сковородой? На ногу наступить?

‒ Попроси Лиллоу дать тебе чего-нибудь пожевать. — Прилагаю колоссальные усилия, чтобы сохранить самообладание.

‒ Хочу то, что ты приготовила.

Детские капризы из уст авторитетного высшего создания? Попахивает буйством фантазии.

Твою ж… Пусть его уже поимеет его же совесть!

Пять минут спустя, прислонившись к стойке, мрачно наблюдаю идиллию запредельной действительности. Чинно хомячащего Виви, воодушевленно жующего Эли и напряженно откусывающего по малюсенькому кусочку Лириса. Мой же организм запротестовал против мучного, поэтому пришлось хлебать чай.

Зря только силы потратила.

Пусть же это будет во имя учебы!

Я же такая хорошая. Давай. Виви, ослабь бдительность везде, где только можно.

‒ Лето, к тебе что, уже вернулась тяга к поварским буйствам? — Тео распахивает дверь, толкая створку большущей чашкой. — Аромат даже наружу вырывается. Издевательство, скажу я тебе. С самого утра дергать меня сюда. Уважайте мой график.

Он делает глоток из чашки и только после этого видит компанию за столом. В районе моментально вздувшихся щек юриста слышится загадочный «бульк», и в следующий миг из уголков его губ начинают течь кофейные ручейки.

‒ Кха-кхек… ‒ Тео утирается кулаком, вытягивает в мою сторону руку и тоскливо выдает: ‒ Это какой-то сюрреализм с утра пораньше. Пойду проветрюсь.

Дверная створка возвращается на место.

А этот юридический прихлебатель чертовски прав. Куда ни плюнь, везде сюр.