Ночь была лунной. Она была настолько душной, что луна казалась маленьким солнцем. Она ярко и, как мне показалось, зловеще освещала старые липы. Даже куст розы казался мне свернувшейся, слегка приподнявшей голову змеей. Так можно чокнуться, подумал я, приближаясь к фигуре, склонившейся над клумбой. Это оказался Филипп.
— Вы не видели мистера Спарроу? — спросил он. — Я жду его уже полчаса.
— Он скоро придет.
Я закурил сигарету и нехотя добавил:
— Он пошел проводить жену наверх.
— Да, да, конечно, я знаю, но может…
Юноша вымученно улыбнулся и добавил:
— Какая прекрасная ночь!
— Да, да, — согласился я, пытаясь обойти Филиппа и углубиться в темную чащу парка. Я физически не мог смотреть в эти страдающие глаза. Вспомнив о приличиях, я все-таки заставил себя поднять на него взгляд и увидел, что он смотрит совершенно не на розы и не на меня, а поверх моего плеча. Я услышал звук шагов и оглянувшись увидел в светлом проеме горничную.
— Вам опять звонят из Лондона, — сказала она и улыбнулась.
— Мне? — спросил я.
— Да нет же, мистеру Дэвису, — засмеялась она.
— О, Боже, — прошептал Филипп и быстро направился к холлу.
Очаровательная Кэт спустилась по ступенькам, подняла голову и посмотрела на луну.
— Какая прекрасная ночь, не правда ли?
— Да, — ответил я, решив, что это слово станет, наверное, моим любимым. — Нужно обязательно гулять после ужина, — со значением добавил я, явно намереваясь углубиться в парк, как вдруг заметил мужскую фигуру. Спарроу! Он всматривался в темноту. Увидев меня, он вздрогнул и резко повернул в другую сторону, но я уже открыл рот:
— Мистер Спарроу, вас искал Дэвис, но его сейчас позвали к телефону.
— Да, большое спасибо. У него ко мне какое-то дело. Он, наверное, вернется сюда, а я пока пройдусь, — прозвучал механический ответ, и Спарроу скрылся среди деревьев. Еще некоторое время я слышал звук его шагов, и шаги эти были гораздо быстрее, чем шаги человека, решившего немного пройтись…
Ни с того ни с сего я разозлился. В конце концов, это их дело… Я обошел клумбу и оказался под одним из раскидистых платанов, которые росли в конце липовой аллеи. Вот здесь-то я и подумаю над своим романом, решил я, усаживаясь на длинную зеленую скамью. Здесь уже мне ничто не помешает. Я смотрел на освещенные, но задернутые шторами окна кабинета и лаборатории Яна и думал, что же там происходит?
В лунном свете я увидел длинную фигуру американца, который шел, опустив голову и обхватив руками себя за плечи, и подумал, что, видимо, мне не удастся посидеть на скамейке, и, покинув ее, поплелся по липовой аллее.
Мысли мои наконец вернулись к книге. Да, это великолепная развязка! У убийцы были все мотивы. Да-да. Нужно только хорошо передать фон, на котором разворачиваются события…
Очутившись на том месте, где тропинка заканчивалась, я вспомнил, как днем мы с Яном сидели на этой скамейке, за этим столиком и думали об одном и том же. Прокричала ночная птица. Она и заглушила мои шаги. Света было достаточно, чтобы увидеть белое платье Сары и узнать человека, сидевшего рядом с ней.
Первой моей мыслью было уйти. Но те слова, которые я услышал, пригвоздили меня к месту.
— Он жаждет, чтобы мы все умерли — и он, и ты, и я…
— Наверное, и я бы этого хотел. — Голос Спарроу звучал удивительно спокойно. — Это ужасно, но мне казалось, что ты меня любишь. Наверное, я идиот.
— О, Гарольд!
В этом возгласе было столько тоски, что человек, к которому были обращены слова, встал.
— Понятно… Если бы я знал тогда… Если бы я знал, что ты просто на мне проверяешь в очередной раз свои чары… Я предал ради тебя Лючию. Я предал Яна. Я не могу смотреть им в глаза.
— Но пойми, пойми, что так бывает в жизни. Я тоже думала, что… — не договорив, Сара умолкла.
Затем, решив как будто раз и навсегда покончить с этим, она твердо сказала:
— Я ничего не смогу тебе ответить. Я и решила встретиться с тобой, чтобы покончить с этим навсегда. Я люблю Яна. И я никогда не уйду от него. А ты вернешься к Лючии. И мы больше не услышим об этом друг от друга ни слова. Мы будем жить так, как будто это было сном. Это единственный выход.
— Но я люблю тебя, — Спарроу судорожно сжал руки. — Я люблю тебя и не могу без тебя жить. Я не смогу говорить, что это все мне лишь снилось.
Он замолчал.
— Ну что ж, это должно было когда-нибудь случиться, — произнес он тихо, словно говорил самому себе. — Я пойду к Яну и все скажу ему. А потом уйду и никогда его больше не увижу.
— Да? А ты подумал обо мне? — спокойно сказала Сара. — Ты считаешь, что это очень благородно — пойти к мужу любовницы и признаться ему во всем?
— Что?! — Спарроу резко усмехнулся. — Благородно? В этой ситуации не может быть благородства. Уже никогда. Я должен пойти к Яну и должен ему сказать, что не смогу больше с ним работать. Никогда! А что, что я еще могу ему сказать?!
— Не знаю. Тысячу вещей. Кроме этой. Ты этого не сделаешь. Ты не можешь это сделать. Или ты хочешь мне отомстить?
— А Лючия? — вдруг встрепенулся Спарроу. — Она тоже, наверное, все уже знает?
— Что знает? — в голосе Сары прозвучало холодное удивление.
— Знает. Или догадывается. Ведь я же изменился. Я не умею играть. Я знаю, что я подлец. А она должна это чувствовать…
На некоторое время воцарилось молчание.
— Гарольд! — наконец мягко сказала Сара, и я закусил губу, понимая, что сейчас буду свидетелем выступления великой актрисы… — Гарольд, ты же говоришь, что любишь меня. А я не могу бросить Яна. Да, я не смогу быть счастлива ни с ним, ни с тобой. Но всему приходит конец. Все на свете имеет конец. Но это же не значит, что мы должны стать врагами или погибнуть? Человек грешен. Я знаю об этом, наверное, больше, чем ты. Я слабее тебя. Но я никогда не хотела причинять страдания ни Яну, ни Лючии. Я не хочу, чтобы они были несчастливы… А они будут. Ниточка потянется, и будет гораздо страшнее. Мы с тобой должны нести этот крест.
— Нет, я больше так не могу, — упрямо повторил Спарроу, — я сейчас же пойду к Яну. Я скажу ему, что завтра уеду. Пусть думает, что хочет. Я не скажу ему о наших отношениях с тобой. Не уверен, правда, что это получится. Может быть, он убьет меня. Но это лучше, чем то, что происходит сейчас.
— Успокойся, — ледяным голосом ответила Сара и встала. — Я должна идти. А ты посиди еще немного.
— Уеду, — Спарроу сжал голову руками. — Уеду в Америку. А Лючии напишу с корабля. Не волнуйся, — усмехнулся он, — не скажу ей, в чем дело. Я просто недостоин ее.
— Ради бога, — устало проговорила Сара, — будь мужчиной.
— Хорошо, — сказал Спарроу и, не сказав больше ни слова, исчез в темноте.
Я постоял еще немного, а потом медленно двинулся к тропинке, моля Бога, чтобы под ноги не попалась сухая ветка. Только на аллее я перевел дух.
Луна уже стояла настолько высоко, что парк казался серебристо-черным лабиринтом.
А я еще думал, что Ян счастливый! Мудры же были древние греки, которые говорили, что нельзя назвать никого счастливым, пока он жив…
Я посмотрел на часы. Половина десятого. Я вновь направился к длинной зеленой скамейке. Вокруг клумбы прохаживались Гастингс и Филипп. Когда они проходили мимо меня, я услышал:
— Конечно, я не давлю на вас. Но такой способный молодой человек был бы нам очень полезен. В нашей университетской лаборатории работают ученые со всего мира. Я понимаю, вы можете многому научиться у Драммонда и Спарроу, но настоящие, большие перспективы есть только у нас. Вы знаете мой адрес, так что сразу телеграфируйте.
Они отошли, и я подумал: уж не понравилась ли мне роль подслушивателя?
Тем временем Гастингс направился к дому, а Филипп, видимо, заметив мой светлый пиджак, приблизился к скамейке.
— Простите, я все жду профессора Спарроу. Вы не видели его?
— Нет, не видел. — Я опустил глаза.
— Ничего не понимаю… Куда он пропал?
— Может, гуляет по парку, — ответил я и тут увидел Сару. Она быстро прошла мимо нас и исчезла в дверях холла. Филипп посмотрел на часы, а я вслушивался в отзвук ее шагов по каменной лестнице.
— Уже почти десять, — удивленно воскликнул он. — Профессор Гастингс говорил со мной гораздо дольше, чем я думал.
Понизив голос, он доверительно сообщил:
— Он всех по очереди уговаривает поехать с ним в Америку. Меня, конечно, в последнюю очередь. Он предлагает большое будущее.
Дэвис замолчал.
— Я, очевидно, мог бы стать очень богатым, если бы то, о чем он говорил, сбылось… Деньги — это ужасно, — внезапно сказал он. — Но иногда они так нужны! — Филипп встал. — Наверное, я разминулся с профессором. Пойду постучусь к нему. К тому же Малахия сейчас спустит собак.
Я смотрел ему вслед и думал: почему такой молодой симпатичный человек так нервничает? Может, натиск американца? Или миражи богатства? А может, телефонный звонок из Лондона?
У каждого свои проблемы, заключил я в конце концов и, решив, что эта мысль потрясающе верна, тоже направился к дому. Но и здесь я опять столкнулся с Гастингсом.
— Уже десять, — я поднес к его глазам руку с часами. — Скоро Малахия спустит собак.
— О да, действительно. Но я ищу Спарроу. Его нигде нет. Ни у себя, ни у Драммонда. А, вот он! — торжественно воскликнул американец и бросился навстречу медленно приближающемуся профессору. — Я с вами еще не договорился. — Спарроу вздрогнул. — Понимаете, будущий международный конгресс… Мне нужно обсудить с вами несколько вопросов.
— Да, — Спарроу рассеянно потер лоб, — мне тоже нужно с вами поговорить. Вы не могли бы зайти ко мне, скажем, через полчаса. Я еще должен помассировать руку жене.
— Да, понимаю, — оптимизм профессора вызывал трогательное умиление. — Сейчас десять минут одиннадцатого. Значит, без двадцати одиннадцать. Да?
— Да, да. Я буду вас ждать.
Я сел на каменную ступеньку и закурил. Подул свежий ветерок. Я увидел приближающуюся сгорбленную фигуру человека. Рядом следовали две тени. Собаки.
— Малахия, — тихо сказал я. Собаки молниеносно бросились вперед, но резкий свист осадил их. Старик подошел, держа в зубах свою вечную трубку.
— Какая прекрасная ночь. И какая ясная.
«О, Господи», — подумал я.
— Да, Малахия. Мы собираемся завтра с Яном выбраться на рыбалку.
— О, я поехал бы с вами!
— Когда же ты спишь? Ночью с собаками, днем в саду…
— Да ночью и сплю. Вот тут, на ступеньках. А они сами по себе. Ну и днем, после обеда. Старики ведь мало спят. И потом я спокоен за Яна. Здесь собаки. А в доме некого опасаться.
Я поднялся со ступенек:
— Ну, до завтра.
— Да, спокойной ночи, мистер Алекс.
Старик сел на пороге и добавил:
— Запру позже. Один ключ у меня здесь, другой за дверью, на гвоздике.
— Спокойной ночи.
Я вошел в холл и быстро направился к кабинету Яна.