Я сказала правду

17

Могу с гордостью сказать, что мне не пришлось напиваться для того, чтобы заявиться на семейное торжество в красном платье. Абсолютно трезвая, с блестящей красной помадой на губах и уложенными волосами (я уложила их круглой щеткой, но так, что сзади этого не было видно), свой образ я завершила сногсшибательными красными босоножками с бабочками. Также, будучи абсолютно трезвой, я выслушала комплименты Ульриха и Чарли, будучи абсолютно трезвой, ушла из их квартиры и абсолютно трезвая явилась в «Лексингтон — Пять времен года». Но тут я сразу пожалела, что проявила такую смелость, черт бы меня подрал, и не заглотила-таки перед выходом пару рюмок водки.

— Смотри, Генрих, это Герри! — крикнула моя двоюродная бабушка Элсбет как раз в тот момент, когда я уже вошла в фойе, но еще не успела спрятаться за огромным фонтаном. — Герри, у которой на совести фамильный мейсенский фарфор и которая на прошлой неделе хотела покончить с собой.

Наверное, излишне будет говорить, что после этого замечания посмотрел на меня не только мой двоюродный дедушка Генрих.

— Но покончить с собой я хотела отнюдь не из-за этого, бабушка Элсбет. К тому же все это было так давно.

— Я не твоя бабушка Элсбет, я твоя бабушка Адельхайд, — сказала моя двоюродная бабушка Элсбет или моя двоюродная бабушка Адельхайд — мне, честно говоря, все равно, тем более что я уже упоминала, как они все друг на друга похожи. — Ты хорошо выглядишь, деточка. Ты что, поправилась?

— Нет.

— Но тебе идет, — заметил двоюродный дедушка Генрих, прищелкнул языком и ущипнул меня за талию.

— А это правда, что ты пишешь порнокнижки, которые продают из-под полы? — спросила моя двоюродная бабушка Адельхайд.

— Их продают вовсе не из-под полы, — вздохнула я. — Эти книги можно купить в любом киоске. Или в супермаркете. Это не порно.

— Ну да, времена сильно изменились, — заметила бабушка Адельхайд. — Сейчас везде открыто продают всякий срам, даже несовершеннолетним. Ты чем-то напоминаешь мне мою сестру Хульду в молодости. У нее тоже была склонность к скандалам. Ты знаешь, что она когда-то была стриптизершей? У нее на сосках были только такие помпоны, и невозможно было понять, как они держатся. Может, она их двусторонним скотчем приклеивала?

— Что-то не верится, — засомневалась я.

— Да, мне тоже, — согласилась двоюродная бабушка. — Наверняка тут есть какой-то секрет.

— Я имела в виду, что поверить не могу, что бабушка Хульда танцевала стриптиз, — пояснила я.

— А может, я это в каком-то фильме видела… — Бабушка Адельхайд взяла меня под руку. — В моем возрасте трудно одни воспоминания отделять от других. Ах, я сегодня просто счастлива! Такие солидные праздники, как этот, в наше время большая редкость. Сейчас люди предпочитают праздновать у себя в гостиной. Но в таком прекрасном отеле все намного торжественнее. И так приятно снова со всеми повидаться. Мне не терпится познакомиться с молодым человеком твоей сестры Лулу. Про него рассказывают только хорошее. А твоя кузина Франциска, я слышала, уже не собирается замуж за этого парикмахера. Ну, и слава богу, у него была ужасная прическа, правда, Генрих? Он был похож на скунса.

— Значит, Франциска снова одна? — Мое настроение тут же немного поднялось. Может быть, я сегодня вечером все же буду не единственной, кто пришел без сопровождения. Я окинула взглядом фойе в поисках Миа, которая временно исполняла обязанности администратора в этом отеле, и внутренне приготовилась к тому, что мне придется с ней столкнуться. (Что было еще одним аргументом против скучного бежевого брючного костюма и в пользу сексуального красного платья.) Но ее нигде не было видно. Оставалось надеяться, что у нее сегодня выходной.

— Зеркальный зал просто великолепен. — Бабушка Адельхайд продолжала держать меня под руку, пока мы поднимались по широкой мраморной лестнице, ведущей к банкетным залам. — Но соседний Хрустальный зал еще великолепнее. К сожалению, он был уже заказан для другого праздника. Бедная Алекса пыталась все поменять, но напрасно: те, другие, оказались на редкость упрямыми. Тем более обидно, что они празднуют чей-то семидесятилетний юбилей, так что танцев там все равно не предвидится.

— А что, у нас опять будут танцевать?

— Ну конечно, деточка. Венский вальс, как тогда, на свадьбе. Когда ты свалила фарфор. Какой был грохот! Ты помнишь, Генрих? Просто невероятно, совсем ничего не уцелело. Один только молочник, интересно, и куда он потом подевался? Кстати, Хульда не придет. Она улетела на Сардинию[34]. С мужчиной, который ей во внуки годится.

— А я думал, что это медбрат, — удивился двоюродный дедушка Генрих.

— Держи карман шире!

Не успели мы дойти до середины лестницы, как я увидела свою маму в сиреневом костюме — она стояла у дверей Зеркального зала с моим папой, Лулу и Патриком. На Лулу был черный брючный костюм, который отличался от приготовленного мне только цветом.

Вся моя смелость вдруг испарилась, как по волшебству. Я отодвинулась от бабушки Адельхайд и сказала:

— Ой, я кое-что забыла. Идите, не ждите меня.

Моя двоюродная бабушка недоуменно вскинула брови:

— Куда это ей так срочно понадобилось?

— Может, ей пришла в голову хорошая идея для нового порноромана? — предположил мой двоюродный дедушка Генрих.

Я быстро сбежала обратно вниз по лестнице. Да что это со мной творится? Я, похоже, окончательно спятила! Я подумала, что если сейчас быстренько поеду домой, то еще успею переодеться и вернуться к тому моменту, когда дядя Фред произнесет речь и откроет банкет. И тогда я смогу весь вечер тихо стоять в уголке и напиваться.

На предпоследней ступеньке я врезалась в мужчину, который застыл, восторженно меня разглядывая. Это был Адриан.

— А вы что здесь делаете? — спросил он.

Я смотрела на него не менее восторженно, чем он на меня. Он был в костюме и галстуке, и, если только мои глаза меня не обманывали, его темные волосы, которые обычно казались слегка растрепанными, были гладко зачесаны на пробор в стиле Пирса Броснана образца восьмидесятых. С одной стороны они загибались наружу, с другой — внутрь.

— О нет! — воскликнула я. — Только не говорите, пожалуйста, что вы новый ухажер кузины Франциски! Этого я точно не вынесу!

— Ну, в этом я могу вас разуверить, — произнес Адриан. — Я не знаком с кузиной Франциской. А вы… вы, случайно, здесь не с кузеном Мартином? Он такой высокий, стройный, IQ сто восемьдесят, слегка склонен к облысению.

Я отрицательно покачала головой.

— К сожалению, нет.

— Слава богу, — сказал Адриан. — Обычно все подружки Мартина жутко тощие и в очках, выглядят так, будто совершенно за собой не следят. Это, конечно, лучше, чем приходить одному, но для меня вид этих очковых змей неизменно служит некоторым утешением. Хотя все они имеют докторскую степень и медаль за заслуги, которую заработали тем, что пожертвовали свои яйцеклетки науке для изучения.

— Значит, вы тоже пришли сюда на семейный праздник?

— Да, — подтвердил Адриан. — В Хрустальный зал.

— А, семидесятилетний юбилей, — кивнула я.

— Точно, — проговорил Адриан. — Моего отца.

— Мы в соседнем Зеркальном зале празднуем серебряную свадьбу тети Алексы. С небольшим оркестром смычковых инструментов.

— А у нас вокальный ансамбль, который поет акапелла, и фокусник.

— А у нас еще будет пятиэтажный свадебный торт, — похвасталась я. — С серебряной глазурью!

— Мой дядя прочтет стихотворение из трехсот строф, — сообщил Адриан.

— А мы будем петь стихи собственного сочинения на мотив «Слушай, кто-то там идет».

— Моя мать произнесет хвалебную речь в честь моего отца и троих его прекрасных сыновей. Она будет возносить Николауса до небес, прольет слезы радости по поводу Альбана, а потом вздохнет и скажет: «Ну, и, конечно, не будем забывать о нашем младшеньком — Грегоре, который опять не смог аккуратно повязать галстук», и все засмеются.

— Мои дядя с тетей будут танцевать вальс, и все пары должны будут танцевать вместе с ними, — сказала я. — Так сложилось, что я опять единственная женщина без кавалера на этом празднике, а единственный одинокий мужчина — мой двоюродный дедушка Август, которому скоро исполнится девяносто три. И во время танца с ним мне придется поддерживать его мешочек для сбора мочи.

— Ладно, сдаюсь, вы выиграли, — рассмеялся Адриан.

— Ваш галстук в самом деле завязан неправильно, — заметила я.

— Знаю. Я смотрел в «Желтых страницах», но там не оказалось раздела «Экстренная помощь в завязывании галстука».

— Я могла бы вам помочь.

— А откуда вы знаете, как это делать? — недоверчиво поинтересовался Адриан.

— О, этому нас научила мама, — успокоила его я. — Она убеждена, что это одна из тех вещей, которые должна уметь делать приличная девушка. — Я осторожно распустила узел его галстука в крапинку, потом расправила его и снова затянула. — Мы тренировались на отце. Каждое утро ему четыре раза завязывали галстук. Ради этого ему приходилось вставать на четверть часа раньше. Но метод обучения сработал. Видите? Идеальный узел.

Адриан пощупал свою шею:

— О, вы просто ангел! Правда! Теперь моя мама растеряется — и как только она втиснет меня в свою речь.

— Ну, у нее наверняка появятся и другие идеи по этому поводу. На месте вашей мамы я бы обязательно сделала общее замечание в отношении вашей прически.

— А что с ней не так?

— Ну, ваши волосы… они такие… прилизанные.

— О, это моей маме как раз нравится, — усмехнулся Адриан.

— Вы уверены?

— Разве мы давно уже не перешли на «ты»? — ответил он вопросом на вопрос.

— Тилури? Это ты? — окликнул меня кто-то с верха лестницы.

— О нет, — простонала я, не поворачиваясь. — Мама!

— Дама в лиловом?

— Сиреневом, — проговорила я.

— Лавандовом, — поправила мама, которая теперь стояла возле меня, источая крайне интенсивный аромат «Сaleche»[35]. — Ну что, деточка, мы можем вздохнуть спокойно! Твоя кузина Дайана пришла одна! Мари-Луиза, конечно, уверяет, что биржевой маклер болеет и лежит дома с температурой, но мы знаем, что между ними все кончено! Ну, чего ты тут стоишь? Тебя все ждут.

— Я только… я хотела… — запинаясь, пробормотала я.

— Она просто хотела поздороваться, — произнес Адриан. — Добрый вечер. Полагаю, вы фрау Талер? Доктор Грегор Адриан. Мы с Герри тут случайно столкнулись. У нас сегодня семейный праздник в Хрустальном зале.

— Доктор? — изумленно повторила я, пока мама пожимала ему руку.

— Очень рада познакомиться, — улыбаясь, сказала она и при этом разглядывала его так, как обычно разглядывала в супермаркете паприку, прежде чем положить ее к себе в тележку. — А вы стоматолог Луригерри? — Тут сердце у меня в груди подпрыгнуло, потому что мне на секунду показалось, что маме известно о нас с Оле.

— Или гинеколог? — продолжила опрос мама, и, когда я представила, как Адриан проводит мне гинекологический осмотр, мое лицо стало одного цвета с платьем.

— Надеюсь, она здорова? — никак не успокаивалась мама. — В последнее время она немного… подустала… О нет, вы же не психотерапевт? — В этот момент я покраснела бы еще больше, но физически это было невозможно.

— Я не врач. У меня докторская степень по истории искусств, — смущенно пояснил Адриан. — К сожалению.

— О, как интересно! — воскликнула мама. — У моей второй младшенькой Тигелулу докторская степень по германистике. И она ведет курс преддипломной подготовки. А скажите, пожалуйста, откуда вы знаете Рилуге?

— Э-э… кого, простите? — удивился Адриан.

— Она меня имеет в виду, — поспешно объяснила я, при этом щеки у меня пылали, а в мозгу билась только одна отчетливая мысль: не говори! не говори! не говори!

— О, мы познакомились… в музее, — видимо, угадав мои мысли, начал сочинять Адриан.

Я отвела взгляд.

— В музее? — удивленно повторила мама. — А, нуда, конечно, вы же историк искусства… Но что Лугерри делала в музее?

— Э-э… кто, простите?

— Она имеет в виду меня, — в отчаянии проговорила я.

— О, Герри пришла в музей с, так сказать, исследовательскими целями, — продолжил Адриан.

Я отрицательно замахала рукой у себя перед носом.

— Для своего исторического романа, — добавил Адриан.

— Ах, вот как! — Мама ухватила меня за локоть так, словно собиралась арестовать. — Очень приятно было с вами познакомиться. К сожалению, сейчас нам нужно идти. Моя сестра очень много значения придает пунктуальности. А Герри еще предстоит на входе сфотографироваться для гостевой книги. И именно в этом платье. Я так и знала, что ты обязательно постараешься меня опозорить. И что я тебе только такого сделала, что ты никогда не хочешь меня слушать? Ну что это за помада? Ты что, красный сигнал светофора или молоденькая девушка?

— Красный сигнал светофора, мама.

Она потащила меня вверх по лестнице, но я успела бросить взгляд через плечо на Адриана. Он улыбнулся и поднял руки со сжатыми кулаками. Боже, ну как же мило он выглядит с этой сумасшедшей прической!

— Может быть, увидимся позже! После вальса с двоюродным дедушкой Августом, — бросила я.

— Да, — ответил Адриан. — Я точно буду время от времени выходить глотнуть свежего воздуха.

— Приятный мужчина, — заметила мама — Женат?

— Нет.

— Нетрадиционной ориентации?

— Тоже нет.

— Ну, вот видишь, — сказала мама, — надо чаще ходить в музеи.

Время до начала банкета тянулось бесконечно долго, будто жвачка. Особенно невыносимо стало после того, как я нашла место с карточкой, на которой было написано мое имя, — место это оказалось между двоюродным дедушкой Августом и двоюродным дедушкой Генрихом, и оба они попеременно щипали меня то за щеку, то за талию, то за бедро. Двоюродный дедушка Август хотел меня ущипнуть и за другое место, но, как только он попытался это сделать, я довольно сильно ударила его по руке столовой ложкой.

— Ай! — вскрикнул он. — С нами, стариками, вы спокойно можете немного подурачиться!

— В следующий раз я возьму вилку, — предупредила я.

Напротив меня сидели Тина с Франком, Хизолой, Хабакуком и Арсениусом. На Тине был такой же брючный костюм, как и на Лулу, только светло-коричневый.

— Есть, есть, хотим есть! — завопили Хабакук и Арсениус, стуча вилками по столу. Незадолго до этого я подарила им по айподу — конечно, с педагогической точки зрения это было не очень правильно, но деньги у меня сейчас водились, а они все правильно написали в своем послании. От изумления они как минимум еще четверть часа вели себя хорошо. Я оценила, что они не спросили про ноутбук или телевизор.

Но теперь они снова стали такими же, как обычно.

— У меня такое ощущение, что мы ужинаем с какими-то дикими туземцами, — произнесла двоюродная бабушка Адельхайд, которая сидела через два места от меня. — В наше время дети совсем не умеют себя вести. Когда мы были маленькими, нас били розгами, если мы не сидели тихо.

Это замечание очень заинтересовало Арсениуса и Хабакука. Они попросили бабушку Адельхайд рассказать поподробнее, и та поведала, как однажды учитель ударил ее так, что у нее кровь по ногам текла. Арсениус и Хабакук были в полном восторге.

— И когда же это было? — спросила двоюродная бабушка Элсбет (по крайней мере, я думаю, что это была Элсбет) с другого конца стола.

— Хм, в тысяча девятьсот… Хотя, может быть, я это тоже видела в каком-то фильме, — задумалась двоюродная бабушка Адельхайд.

— Красивое платье, — подметила Тина. — Тебе очень идет. Ты похудела, да?

— Может быть, немного.

— Я бы тоже предпочла платье, — жалобно сказала Тина. — Но мама настояла на этом брючном костюме…

— Он выглядит очень даже неплохо, — пыталась поддержать я сестру.

— Жалко только, что он цвета какашки, — добавил Хабакук, а Арсениус ту же завопил:

— Цвета поноса! Мама наложила в штаны! Мама наложила в штаны!

Дедушка Август вытащил какой-то листок из кармана.

— Мои стихи. Я без очков не вижу. Прочитай мне их, пожалуйста, моя дорогая внучатая племянница, — обратился ко мне дедушка.

— «Слушай, кто-то там идет, холла хи, холла хо, — прочитала я. — Наверное, это мой милок, холла хи-ха-хо». Дедушка Август, это оригинальный текст песни, ты должен сочинить свой.

— Да-да, — согласился тот. — Но мне как-то ничего в голову не пришло.

Мой сотовый в сумке заиграл симфонию «Юпитер»[36].

— Теперь этот зануда мне совсем не даст выступить, — запричитал двоюродный дедушка Густав. — А я так люблю петь. Это несправедливо. Я знаю столько прекрасных песен и пою просто великолепно. Женщины штабелями укладывались к моим ногам, когда я пел.

— Откуда эта прекрасная музыка? — поинтересовалась двоюродная бабушка Адельхайд.

— Из сумки Герри, — пояснила Тина. — Герри! Мы должны отключить сотовые.

Я вынула телефон из сумочки.

— Да, — прошептала я в трубку.

— Привет, милая. Чем занимаешься? — как ни в чем не бывало, спросил Оле.

— Он хочет оставить меня за бортом! Боится, что я привлеку к себе все внимание своим выступлением, — жаловался двоюродный дедушка Густав. — С этой его дурацкой игрой на пианино!

— Оле, сейчас неподходящий момент. Я на серебряной свадьбе в «Лексингтоне», о которой я тебе рассказывала, и сотовые здесь под строжайшим запретом, — прошептала я.

— В «Лексингтоне»? Ты уже видела Миа?

— Нет, пока еще нет, — ответила я. — Но у меня с собой перцовый баллончик на всякий случай.

— И как это сумка может играть такую красивую музыку? — удивлялась двоюродная бабушка Адельхайд. — Я тоже такую хочу, Генрих. Спроси у Герри, где они продаются.

— Чарли сказала, что ты подписала договор аренды на новую квартиру, это правда? — спросил Оле.

— Да, все верно. Это отличная квартира в южной части города. А я тебе разве не рассказывала об этом? Вчера я получила ключи.

— Нет, мне ты не рассказывала, — ответил Оле. — Видимо, ты забыла. Тебе не кажется это немного странным?

— Что именно?

— Ну, что все знают о твоем переезде, а я, твой друг, не знаю.

— Оле, ты не мой друг — ну, то есть, конечно, ты мой друг, но не в этом смысле…

— А зачем тебе вообще нужна новая квартира? Ты можешь переехать ко мне — хоть сейчас!

— Спасибо за предложение. Но — нет, спасибо.

— Герри, все эти игры, чтобы потянуть время, тебя недостойны, — произнес Оле.

— Оле, это никакие не игры!

— Ты уже несколько недель держишь меня на расстоянии. Если это не игра, то что?

— Горькая правда, — сказала я, но Оле не засмеялся.

— Я хочу получить четкий ответ. Только это меня устроит. Ты любишь меня или не любишь? Ты хочешь быть со мной или нет?

— Конечно, я очень, очень тебя люблю, Оле, но я…

— Герри! Убери эту штуку, тетя Алекса идет! — прошипела Тина.

— Э-э… знаешь… я сейчас не могу говорить… — прошептала я, спрятавшись за двоюродным дедушкой Генрихом.

— Да или нет? — продолжал настаивать Оле. — Тебе нужно просто сказать, да или нет. Это не так уж сложно.

— А какой был вопрос?

— Герри, не перегибай палку!

— Пожалуйста, Оле, я…

— Ты хочешь быть со мной? Да или нет.

— Что такое? Здесь кто-то не выключил сотовый? — услышала я грозный голос тети Алексы.

— Оле…

— Сумка Герри может играть музыку, — сообщила двоюродная бабушка Адельхайд.

— Да или нет? — спросил Оле.

— В данный момент, скорее, нет. Извини. Не люблю, когда мне к виску приставляют пистолет.

— Понятно, — протянул Оле. — Значит, ты хочешь и дальше играть в прятки.

— Ты хочешь получить ответ… — начала я, но Оле уже положил трубку. Я зашвырнула сотовый в сумку как раз вовремя, за секунду до того, как меня обнаружила тетя Алекса.

— Чтобы больше из твоей сумки я ни звука не слышала.

— Яблоко от яблони, — плаксиво заметил двоюродный дедушка Август. — Ее сын от меня тоже ни звука слышать не хочет. С нами, стариками, нельзя так обращаться.

— Хочешь, мы за тебя сочиним стихи, дедушка Август? — предложил Арсениус. — Мы с Хабакуком здорово умеем рифмовать. Вот послушай. Если бы у меня тоже была гангрена, холла хи, холла хо, не избежать мне твоей красоты плена, холла хи-ха-хо.

— И еще что-нибудь со словом «какашка», — предложил Хабакук.

— Неплохо, — произнес дедушка Август. — Вот только у меня нет гангрены. Попробуйте найти слово, которое рифмуется с искусственным мочеиспускательным каналом.

После такого предложения Арсениус с Хаба- куком надолго прикусили языки.

— Знаешь что? — Меня вдруг посетила гениальная идея. — Я подарю тебе свои стихи, дедушка Август. Посмотри, я так крупно их напечатала, что ты сможешь прочитать их даже без очков. — И, вероятно, они были не так плохи, как я думала, потому, что этот простофиля кузен Гарри включил их в свой юбилейный сборник, не редактируя.

Мой двоюродный дедушка Август был тронут.

— Ты сделаешь это для меня? Подаришь мне свое великолепное выступление? Ты настоящий ангел, милая моя племянница.

— Да, я знаю. Но это не повод хватать меня за бедро!

— Ах, — произнес Август. — А я и не заметил. А потом мы с тобой вместе станцуем венский вальс, да?

— Похоже на то, дедушка Август, — пробормотала я.

— Банкет открыт! — торжественно объявил дядя Фред, и Арсениус с Хабакуком тут же вскочили и понеслись вперед.

— Берите только то, что любите! — закричал Франк им вслед. Его можно понять, бедняжку, ведь именно ему придется доедать все, что останется у детей в тарелках.

— Лучше пойди с ними, — попросила Тина. — Иначе они опять начнут с десерта, и тетя Алекса будет читать мне лекцию о воспитании.

В прошлый раз Арсениус и Хабакук с необычайной легкостью расправились с мороженым, которое было рассчитано человек на двадцать. И все было бы не так уж плохо, если бы потом их не вырвало примерно половиной съеденного. Куда именно их вырвало, я вам говорить не буду на случай, если вы вдруг сами сейчас едите.

Я подождала, пока схлынет первый поток, а потом подошла с Хизолой к банкетному столу. На подобного рода семейных праздниках еда всегда отменная и ее бывает в достатке — это я, чтобы сказать хоть что-нибудь позитивное о вышеупомянутых сборищах.

— Сейчас я покажу тебе, что нужно обязательно съесть, когда идешь на праздник вроде этого. Некоторые вещи выглядят не очень впечатляюще, но они очень вкусные. А другие блюда можно спокойно пропустить.

— Я все равно ничего не могу есть из-за дурацких скобок на зубах, — поведала Хизола.

— О, бедняжка. И сколько их тебе еще носить? — спросила я.

— Четыре месяца, — тоскливо ответила девочка. — На последнем празднике, который мы устраивали с классом, за них зацепился кусок шпината, а я не заметила. С тех пор все в классе называют меня пиццей со шпинатом. Ни один мальчик не хочет целоваться с пиццей.

— Ну, я бы так не сказала. Чем старше они становятся, тем большее значение для них приобретает еда, — произнесла я.

— Герри! — Хизола что-то вспомнила, вдруг посмотрев на меня круглыми глазами. — Мама говорит, в детстве ты тоже была страшненькой, это правда?

— Нет, — невозмутимо проговорила я. — А вот твоя мама была страшнее некуда! У нее были оттопыренные уши, торчавшие даже из- под перманентной завивки, которая ей тогда очень нравилась. И она все время носила вещи с огромными плечиками, в которых напоминала накачанного тестостероном боксера на ринге.

— А как ты думаешь, я буду красивой, когда вырасту? — спросила Хизола.

— По-моему, ты и сейчас уже красивая, Сисси, — сказала я. — А когда снимут эти скобки и ты почувствуешь себя лучше — наверняка мальчики увидя, наконец, какая ты красавица. Как бы там ни было, очень важно держаться прямо. Нужно отвести назад плечи, приподнять подбородок и смотреть людям прямо в глаза. Голову вверх, грудь вперед — видишь, как я.

Тут я случайно ткнула своей тарелкой в Лулу, которая стояла с кузиной Дайаной у трех видов жаркого и полностью загораживала дорогу. Хизола захихикала, глядя, как я незаметно убрала с нового пиджака Лулу кусок моцареллы.

— Привет, Герри. Ты потрясающе выглядишь, — произнесла Дайана. — Это все для того директора музея, с которым ты должна встретиться?

— Вот как? — удивилась Лулу.

— Моя мать передала мне этот слух, — проговорила Дайана. — Или это не слух, а правда?

— Я не знакома ни с каким директором музея, — покачала головой я.

Дайана вздохнула:

— Ужасная семейка. Они постоянно что-то выискивают о человеке и вмешиваются в его личную жизнь. У нас с Ником отношения были совсем никуда. Любая другая мать обрадовалась бы, когда я наконец-то с ним порвала. А моя разрыдалась: «Боже мой, деточка, биржевой маклер, такого больше нигде не найдешь!»

— Я ее отчасти понимаю: нужно обладать изрядным мужеством, чтобы появиться на таком мероприятии одной, — заметила Лулу.

— Хорошо тебе говорить. У тебя же теперь есть этот… чем он там занимается?

— Ай-ти, — сообщила Лулу. — Кстати, мы живем вместе. И это здорово. Я тебя сейчас с ним познакомлю.

— Это не к спеху, — остановила ее Дайана. — Франциска сказала, что лучше сдохнет, чем появится перед этой сворой в одиночестве. Интересно, кого она привела.

— Я ее видела недавно с симпатичным мужчиной, — вставила Лулу. — Мама говорит, он ветеринар.

— И где она так быстро его откопала? — удивилась Дайана. — Наверняка это очередной слух. — Она оглянулась вокруг. — А где она? Я ее сегодня что-то вообще не видела. Меня посадили рядом с кузиной Клаудией и ее финансовым клерком, а напротив сидят все одиннадцать детей кузины Мириам.

— Пятеро, — сказала Лулу.

— Четверо, — вздохнула Хизола.

— Да какая разница, — отрезала Дайана. — Мириам их научила издавать звуки, похожие на тиканье часов. И каждый раз, когда она говорит: «Но Дайана, тебе ведь уже за тридцать, ты что, не слышишь, как тикают твои биологические часы?» — все ее дети начинают тикать: «Тик-так-тик-так», как Крокодил в Питере Пэне[37]. О, вон Франциска! Рядом с вашими родителями!

— Мы с Патриком сидим рядом с Фолькером, Хиллой и их детьми, — сообщила Лулу. — До того, как открыли банкет, мы успели произнести две застольные молитвы. Их дети так странно бубнят эти молитвы. А вы знаете, что Хилла опять беременна?

— Ну, в этот раз они точно назовут ребенка Бенедиктом, — произнесла Дайана. — Глазам своим не верю! Этот тип рядом с Франциской!

— Ветеринар?

— Черта с два ветеринар! — воскликнула Дайана. — Я его знаю!

— А где они? — Мы с Лулу вытянули шеи.

Дайана рассмеялась:

— И познакомилась я с ним при весьма пикантных обстоятельствах! Не может быть! Моя сестра нашла себе ухажера в Интернете! И именно этого!

— Где? Где? — возбужденно воскликнули мы с Лулу, тщетно пытаясь обнаружить в толпе кузину Франциску и ее нового ухажера.

— Обалдеть можно! — не унималась Дайана. — Этот тип настоящий придурок! Otboyniymolotok35 или что-то вроде этого! Я с ним в прошлом году познакомилась на одном сайте. Ну, не смотрите на меня с таким ужасом! У меня тогда был не самый удачный период в жизни, а Интернет — вполне подходящий способ знакомства. И не все оказались такими уродами, как этот otboyniymolotokЗ5.

— Тридцать один, — тихо произнесла я, наконец-то отыскав Франциску, которая разговаривала с моими родителями в конце зала. Рядом с ними стоял Патрик.

— Нуда, конечно, тридцать один! — хмыкнула Дайана. — Он был абсолютно нормальной средней длины. Ну, максимум шестнадцать. Этим своим размером он только меня заманил. Вот смеху-то, а! Вот это совпадение! Сначала он подцепил меня, а потом мою сестру!

Лулу заметно побледнела.

— Кажется, я сейчас упаду в обморок, — сказала она.

— Мне так жаль, — пробормотала я.

— Пойду-ка я туда и поздороваюсь с ним, — проговорила Дайана. — Уж больно хочется взглянугь на выражение его лица!

— Может статься, он тебя и не узнает, — бросила я ей вслед. — Память у него не ахти.

— О боже! — воскликнула Лулу. — По-моему, меня сейчас стошнит.