Я стала сестрой злодея

ГЛАВА XVII

Священник был каким-то странным сегодня.

Он был, как обычно, вежлив, терпеливо давал мне наставления, пока я предпринимала свои жалкие попытки расширить духовные каналы и накопить энергию, отвечал на любой - даже самый глупый - вопрос, но…

Я чувствовала, что что-то было не так, и потому сосредоточиться у меня получалось еще хуже, чем раньше. А холод стал подбираться к пальцам, когда от нашего занятия не прошло и двадцати минут.

— Святая, вас что-то беспокоит? — ровно спросил служитель церкви, отходя от меня, чтобы я могла перевести дыхание.

Я размяла шею, потерла между собой ладони, разгоняя по ним кровь, хотя и знала, что это не поможет согреться, а затем встретила прямой взгляд старика.

— А вас, святой отец?

На его губах показалась мягкая улыбка, и он кивнул.

— Как и ожидалось от Святой, вы прекрасно чувствуете окружающих людей.

Мне сразу в голову пришел Ридрих.

— Не сказала бы… — нахмурившись, сказала я.

— Я хотел подождать до конца нашего сегодняшнего урока, но это будет лишь тратой времени. Ни вы, ни я не способны в достаточной степени сконцентрироваться.

Я невольно напряглась. Что там опять произошло? Меня уже начинало потихоньку раздражать, что жизнь то и дело бросала мне в лицо какие-то «приколы», с которыми потом нужно было двести лет разбираться.

Священник поднялся, спрятал руки в полах широких рукавов своей белоснежной робы, а затем произнес:

— Мне нужно сказать вам нечто важное, Святая.

Тревога полноправно свернулась в животе в тугой клубок. Я сглотнула и тоже поднялась, ощущая напряжение во всем теле. Кружившийся рядом Шу, с беспокойством подлетел ко мне, а затем, сдвинув бровки, направился к священнику явно в намерении «покарать» его за то, что заставлял меня тревожиться.

Но я поймала духа ладошкой и прижала к груди. Сейчас не время для шалостей.

Всматриваясь в морщины на лице старика, я пыталась предугадать что же он мог мне сказать. Один вариант был хуже другого. Это могло быть как: «Мы поняли, что вы иномирянка», так и: «Мы больше не можем терпеть присутствие демона на земле, и если вы хотите продолжить наши занятия, вам нужно убить вашего брата».

Да, иногда мой мозг умел быть очень тревожным. Излишне тревожным, я бы сказала.

— Точнее, я хочу что бы вы встретились с одним человеком.

Мой взгляд невольно перекочевал к двери.

— Что за человек? — уточнила я.

— Вам лучше его увидеть, чем услышать, — отозвался священник и поклонился. — Подождите здесь, Святая. Я приведу его.

И с этими словами он ушел. А я осталась наедине со своими беспокойными мыслями.

Утешало лишь то, что я находилась в императорском дворце. И если я должна была здесь с кем-то встретиться, то мой гость прошел через дворцовую стражу и был неопасен.

И откуда у меня только взялись такие мысли? Потрепала меня жить, однако…

Шу молчаливо парил надо мной, а я ходила из угла в угол, постепенно начиная терять терпение. Раньше я думала, что любила сюрпризы, но теперь уже сильно сомневалась в этом. На душе было как-то легче, если я знала, к чему стоило готовиться.

Может быть до церкви дошли слухи про нас с Ридрихом, и они решили привести кого-нибудь вроде духовного наставника, который должен был наставить меня на путь истинный? С другой стороны, они вроде бы знали, что мы не кровные брат и сестра. Но поскольку Ридрих был из рода Абенаж, церковь явно без понимания отнеслась бы к нашей связи.

Едва эта мысль пришла на ум, я схватилась за голову.

Совсем уже ополоумела. И о чем я только думала?!

Но вот дверь открылась, и я вся переполненная десятками догадок и предположений резко развернулась, вскидывая голову, и… Замерла.

Человек на пороге тоже застыл, рассматривая меня расширившимися глазами. Он сделал нетвердый шаг вперед, но пошатнулся и схватился за стоящее поблизости кресло.

В это мгновение весь мир на короткое мгновение сузился до пределов комнаты. Ушли все звуки, и я услышала, как громко и быстро колотилось мое сердце. Словно кто-то стучал по барабанам прямо над ухом.

Я всматривалась в его знакомые до боли сапфировые глаза, морщинки вокруг рта, прямой нос, забранные в низкий хвост светлые волосы.

Мы встретились впервые в жизни, но я знала его.

Грудь стеснило, эмоции разбухали в ней и давили на ребра. Я прижала руку к животу и с трудом сглотнула вставший в горле комок.

— Азалия, — тихо позвал мужчина, и кадык на его горле дернулся.

— Папа… — вырвалось из меня, и я тут же зажала себе рот.

Лендрис Хельмвир был Святым и настоящим отцом Азалии, а я лишь заняла тело его умершей дочери. Но тогда почему душа рвалась внутри, и каждая моя клеточка молила о том, чтобы подбежать к нему и спрятать голову на его могучей груди?

Он стиснул пальцы в кулаки и медленно сел в кресло, а я молчаливо последовала его примеру. В странном молчании мы провели едва ли не четверть часа, то глядя друг на друга, то отводя взгляд.

Наконец, Лендрис шумно выдохнул, и, сгорбившись, уперся локтями в колени и спрятал лицо в ладонях.

— Прости… — с трудом произнес он. — Прошу прости меня, Азалия. Я даже не знал о твоем рождении.

Я опустила глаза.

Это ты меня прости за то, что я выдаю себя за твою дочь.

— Не волнуйтесь, я хорошо жила все эти годы, — пробормотала я, решив опустить тот факт, что до восьми лет жизнь Азалии была сущим адом.

— Разве может хорошо жить ребенок в роду Абенаж? — прозорливо спросил мужчина, поднимая голову и ловя мой взгляд. Он покачал головой и поджал губы. — Если бы я только знал, что Ириса носила ребенка, я никогда не позволил бы ей уйти.

Почему от этих слов мне стало так больно? Это не моя история, не мой отец, но тогда почему в сердце словно вонзили раскаленный до красна кинжал?

Ком встал в горле в миг разрастаясь до невероятных размеров, я поджала губы, отвернулась, чтобы справиться с эмоциями, но все же выдавила:

— Что произошло?

Я услышала шумный выдох.

— Мы с твоей матерью очень любили друг друга, Азалия. Я хотел сделать ее своей женой, но в церковных законах существовало ограничение для Святых. Нам нельзя было вступать в брак. Я пообещал ей, что все исправлю, и у нас будет жизнь, о который мы мечтали…

Сглотнув, я посмотрела на мужчину, и увидела его застывший взгляд. Он смотрел куда-то в пол, но перед его мысленным взором сейчас явно воскресали события далекого прошлого.

— Но однажды она пришла ко мне, вела себя странно и умоляла, чтобы мы провели вместе ночь, — Лендрис нахмурился, бросил на меня взгляд и с усталым вздохом протер лицо. — Прости, ты воспитывалась, как юная сейра, тебе нельзя было такое говорить.

— Что было дальше? — спросила я, не обращая на это внимание.

— На утро она сказала мне, что ее чувства остыли, она устала меня ждать, а то что было - было данью прошлого. Затем она пропала, — кадык на его горле снова дернулся, и он болезненно улыбнулся. — Я искал ее примерно месяц, а затем узнал, что она стала любовницей Териса Абенаж. Тогда я был полнейшим простофилей, почти не покидал стен храма и не знал, как жестоки могут быть люди. Я даже и предположить не мог, что эрцгерцог принудил ее стать его. А моя Ириса побоялась гнева досточтимого сейра и наврала мне, чтобы не тянуть за собой на дно.

А мне все не давало покоя, как же мать Азалии в итоге оказалась с Терисом.

Жалкий ублюдок. Я поджала губы, чувствуя, как вместе с болью в груди нарастает гнев. К счастью, Ридрих прикончил его. И по его словам, тварь еще долго мучилась в предсмертной агонии. Надеюсь, на том свете его растерзают души всех тех, кому он сломал жизнь.

— Все эти события потрясли меня настолько, что я потерял доступ к божественной силе, и наставник вынудил меня уйти в отшельничество. Несколько лет назад до меня дошел слух, что Ириса умерла в родах, и что впервые в роду Абенаж появилась дочь. Но я даже и представить не мог… — он сжал зубы и прикрыл глаза. — Я ненавидел тебя, Азалия. Думал, что ты отродье Териса, убившее мою нежную Ирису, но… — Лендрис покачал головой. — Прости.

О, Боги… С каким же грузом вины, скорби и сожалений жил мужчина все это время? Мне даже представить страшно, что бы он ощутил, если бы узнал, что Азалия мертва. Неудивительно, что Лендрис пошел на все в оригинальной истории, лишь бы отомстить Ридриху и роду Абенаж.

— Брат хорошо обо мне заботился, — произнесла я тихо. — Вы правы, я воспитывалась, как благородная сейра и у меня было все, о чем только можно мечтать, — по крайней мере так было с тех пор, когда я показала всем, что со мной следует считаться. Но это детали. — Так что не вините себя.

Почему-то мне хотелось хоть немного облегчить боль этого человека.

— Азалия, я бы хотел… Признать тебя своей дочерью, — сказал Лендрис, поднимая голову и встречая мой взгляд. — Прости, но мне ненавистна мысль о том, что ты будешь и дальше принадлежать к этому проклятому роду. Наверняка, у тебя свои планы на жизнь, а быть может, твое сердце уже завоевал какой-то благородный сейр, но больше всего на свете я бы хотел уехать с тобой из столицы и… Познакомиться с тобой.

Как и в оригинальной истории. Именно этого я и хотела, но разве еще не слишком рано? Неужели мне придется расстаться с Ридрихом так скоро? Я думала, все произойдет лишь через несколько недель или даже пару месяцев.

Видя мою нерешительность, мужчина мягко мне улыбнулся и кивнул.

— Я понимаю, это слишком неожиданно. Я для тебя незнакомец. Ты правильно делаешь, что не соглашаешься сразу.

Сердце пронзило иглой из-за выражения лица Лендриса, но это было правдой.

Так глупо.

Уехать с отцом всегда было моим планом, но теперь он здесь, а я не могу даже рта открыть, чтобы согласиться.

Я опустила голову, поджимая губы. Что со мной не так? Почему мои чувства в смятении? И почему мне так хочется подняться со своего дивана, подойти к креслу отца и, повиснув у него на шее, разрыдаться? Это ненормально.

Я не Азалия. Мои родители остались в другом мире.

И тут я нахмурилась.

Мои родители… А кем они были? В памяти остались лишь неясные силуэты.

Кажется, бабушка рассказывала, что мама и папа поженились на первом курсе университета, а на втором родилась я. Они были слишком молоды и не понимали той ответственности, с которой им предстояло столкнуться. Поэтому вскоре я переехала к бабушке в деревню, а родители продолжили свою жизнь уже без меня.

Кажется, я смутно помню их лица, когда они звонили мне по видеосвязи на день рождения. А ещё помню, что эти звонки всегда казались мне обременительными. Я никогда не испытывала сильно привязанности к своим родителям или скорее к их образу в своих мыслях. Мне больше нравилось, что изредка они присылали посылки из города, которыми я могла похвастаться перед своими друзьями. И мне не было никакого дела, что мама и папы нет рядом.

Тогда почему моё сердце разрывалось, когда я смотрела на Лендриса? Почему от его истории про их любовь с матерью Азалии у меня наворачивались на глаза слёзы? Почему сейчас я терзалась от потребности обнять отца, который даже не был моим?

Я подняла голову и еще раз осмотрела мужчину.

Между нами сейчас была самая настоящая пропасть. И мы оба это чувствовали, связанные по крови, но совершенно чужие друг другу. Кто-то должен был шагнуть с открытым сердцем на встречу другому. И Лендрис с удовольствием бы это сделал, вот только, кажется, почти за два десятка лет своего отшельничества, он забыл про обычное человеческое тепло и ласку.

То есть первый шаг нужно было делать мне.

И ничего в этом страшного не было. Я вон десять лет вокруг Ридриха приплясывала, и какой прогресс! Но… Не могла. Почему-то я могла улыбаться брату, милашничать с ним липнуть к нему, как банный лист к одному месту, а с отцом так не работало. Выверенные схемы рушились на глазах.

Нужен был другой подход. Комок в горле раздулся до невероятных размеров, так что даже дышать стало тяжело, и тогда я неожиданно для самой себя сказала:

— Было тяжело.

Лендрис вскинул голову и посмотрел на меня, а я, скомкав платье, опустила глаза и продолжила:

— Отец… То есть сейр Абенаж сразу после рождения отправил меня к своему сыну, которому не было до меня дела, как и всем слугам. Они издевались надо мной, морили голодом и…

Ради всего святого, что со мной? Это даже не моя история, но тогда почему душа так кровоточила? Эмоции сдавили горло, и я просто покачала головой, всеми силами загоняя назад слезы.

— И это… — кое-как выдавила я, зажмуриваясь.

Почему не мои чувства накрывали меня с головой? Откуда в памяти короткой вспышкой возник застарелый страх перед чопорной леей Ганно? Почему я могла ощущать на языке отвратительный вкус помоев, которыми кормили Азалию? Как я могла испытывать эту удушающую безысходность, когда казалось, что весь мир был против меня?

Я выдохнула, стараясь успокоиться, но слезы накатывали волнами. Поджав губы, я дернула подбородком и опустила голову. Перепуганный Шу тут же подлетел ближе и обеспокоенно потерся об меня, как будто делясь частичкой своей безграничной доброты.

— Но потом я всем отомстила, — прошептала я.

Да, я отомстила. Все хорошо. Они наказаны.

Спустя два года рабской службы лея Ганно попыталась сбежать. Но ее поймали, осудили, а потом Малькут сожрал ее. Горничная и повар до сих выполняют самую черную работу и едят помои, пытаясь наскрести жалкие гроши на то, чтобы расплатиться с долгами роду Абенаж.

Неожиданно я почувствовала прикосновение к своей спине, а затем рядом просел диван.

— Азалия, мне так жаль, что тебе пришлось пережить это, — полным сожаления голосом произнес Лендрис.

И его слова бальзамом пролились на израненную душу, а по моей коже побежали мурашки. Оказывается, все эти годы мне (или Азалии?) нужно было услышать именно эти слова.

Большая теплая рука Лендриса неловко потерла поясницу, словно он не знал, как еще мог помочь, и тогда я порывисто развернулась к нему и сделала то, чего так желала с того самого момента, как увидела его. Я прижалась к его груди, вдыхая свежей морозный запах и стиснула его изо всех сил.

— Ты опоздал, — выдавила я. — Тебя не было слишком долго. Ты опоздал, папа.

Он вздрогнул всем телом, но тут же заключил меня в объятья, и пробормотал:

— Я знаю. Я виноват. Прости меня, Азалия.

И тогда я разрыдалась так, как не плакала все десять лет.

Рядом не было никого, кто бы сказал мне, что я уродливо выгляжу со слезами, кто бы посмеялся или вообще велел заткнуться. Притесненные и утрамбованные эмоции вырвались из меня извергающимся вулканом. Слезы текли ручьем вместе с соплями, и я не предпринимала ни малейшей попытки их остановить. Мне было все равно, как долго продлиться моя истерика, и почему она вообще возникла.

Я знала, что после нее будет легче, а еще что этими слезами наполнялась пропасть между мной и Лендрисом.

В конце концов я затихла и выглядела наверняка ужасно. Зуб даю, что мое лицо все опухло, покраснело и пошло некрасивыми пятнами. Глаза, наверное, сейчас были как у панды, а губы выглядели так, словно их перекачали ботоксом.

Вздохнув я отстранилась и, шмыгнув носом, вытерла ладошками щеки.

— Прости, — пробормотала я, поглядывая на огромное мокрое пятно на белоснежной робе Лендриса.

— Не извиняйся, — произнес он, а потом вдруг добавил: — Буду носить это с гордостью.

Из меня вырвался смешок, и я подняла голову, встречая взгляд отца, в котором плясали искристые огонечки. Но они быстро пропали, и мужчина сказал:

— Спасибо, что поделилась со мной. Я знаю, что по сути никто для тебя, но…

— Нет, — перебила я его. — Ты не никто.

Как бы я хотела сказать ему правду - поделиться, что даже собственный отец мне был больше «никто», чем он.

— Я не стала бы плакать на груди у кого попало, знаешь? — улыбнулась я.

Мне показалось, или он и правда облегченно выдохнул?

— У тебя такие же ямочки, как у Ирисы, Азалия. Это чудо, — произнес Лендрис, разглядывая меня. А потом сжал мою руку и добавил: — Мне бы правда хотелось, чтобы мы уехали с тобой не позднее, чем через неделю.

— Почему такой срок? — спросила я, шмыгнув носом.

Только-только наметившееся просвятье вновь омрачилось.

Лендрис поджал губы, словно был чем-то недоволен, и проговорил:

— Началась война, Азалия. До меня донеслись слухи, что через шесть-семь дней сейр Абенаж отправится в самое пекло боя, а значит, его демон станет невероятно силен.

— Уже через неделю? — вырвалось из меня.

Но я прикидывала, что это случится не раньше, чем через пару месяцев… Неужели так скоро?!

Отец кивнул.

— Война будет жестокой. Злая аура заполонит земли вплоть до столицы. И я бы хотел, что бы мы с тобой были подальше от этого.

— Но… — я нахмурилась. — Ведь на войне будет столько раненых. Разве мы не должны им помогать?

Мужчина сжал мою руку и посмотрел на меня очень серьезно.

— Азалия, запомни то, что я тебе скажу. Я был на твоем месте. Получив силу, я мечтал спасти всех страждущих и нуждающихся. Но это путь к погибели. Ничего не происходит без Его воли. Умирают те, кому сужено умереть, получают ранение те, кто должен их получить.

Как-то цинично звучит для Святого, разве нет?

— Но… — начала я, нахмурившись.

— Нет, послушай меня, — качнул он головой. — Представь, что ты спасешь раненного рыцаря. Он излечится, вновь отправится на поле боя, но там его убьют. А если бы ты не вмешалась, этот рыцарь остался бы калекой, но живым. Ты это понимаешь? Готова ли ты взять на себя роль Бога и решать, кому жить, а кому умирать?

Мой мозг недовольно обрабатывал полученную информацию, но не смог найти ни одного аргумента против. Звучало до безобразия логично. Да, и чего уж греха таить, от войны я хотела держаться как можно дальше и была даже рада сбежать.

— Мы обязательно вернемся, когда все утихнет, — рассудительно говорил отец, всматриваясь в мое лицо и предвосхищая все возражения. — И когда угроза минует, будем помогать выжившим и нести в мир свет и надежду на милость Его. За это время и ты сможешь накопить божественную энергию и творить настоящие чудеса. Наставник рассказал мне, что ты благословлена поистине великим даром.

Звучало все это хорошо, но…

Я опустила голову.

Как же Ридрих? Я еще не готова проститься с ним…

Однако был ли у меня выбор? Время бежало, никого не щадя. Если через неделю он отправлялся на войну, значит, через несколько месяцев битвы закончатся. Иргейс будет покорен, и брат встретит главную героиню и влюбиться в неё. И для меня уже точно не будет места.

Наверное, я просто не выдержу, если мне доведется наблюдать их сладкую семейную идиллию.

На сердце стало тяжело, но я кивнула.

— Дай мне эту неделю, папа, — прошептала я. — Хорошо? Ридрих стал важным человеком для меня, я хочу с ним проститься.

— Как пожелаешь, Азалия, — после недолгой паузы отозвался Лендрис.

Похоже он без восторга относился к нашим с братом близким семейным отношения.

— До меня дошли некоторые слухи… — начал он, и причина его недовольства сразу стала понятна.

Я вздохнула, а желание подрезать кому-то слишком длинные языки усилилось многократно.

— Это все неправда, мы с Ридрихом никогда не переходили черту. К тому же, он ведь мне не кровный брат.

— Но он об этом не знает, Азалия. Я беспокоюсь за тебя, — произнес Лендрис, ловя мой взгляд.

— Он воспринимает меня лишь как сестру, не более. Просто долгое время мы были одни друг у друга. Поэтому обществу это кажется несколько чрезмерным, — нахмурившись, отозвалась я.

Отец кивнул, но по его взгляду было понятно, что он не очень-то мне и поверил.

Ну, и пусть. Как он мог знать Ридриха, если даже я, прожив с ним десять лет, не имела понятия, что находится у него за душой?

К слову о душе…

Если у меня оставалось всего неделя и приближались события основного сюжета, то медлить больше было нельзя. Мы должны были провести таинство. Лишь так я буду знать, что Ридриху ничего не угрожает и смогу спокойно уйти.

Простившись с отцом и договорившись, что следующее занятие проведет для меня он, а не священнослужитель, я отправилась в нашу резиденцию. Назревал непростой разговор, и брату сегодня лучше быть дома, а не шляться по своим шлю… Кхм. Пассиям.