Я возьму тебя на руки (СИ)

22

Руслан

Мне было очень жаль ребенка. И Тому, которая только и делала, что плакала. Сидела в углу и вытирала слезы. Понимая, как ей повезло, что она не жила все эти годы с подобным негодяем. Сомневаюсь, что наличие рядом такого мужа сильно помогло бы. Скорее напротив. Денис бы издевался над ней, водил бы домой ночных бабочек. Он бы плохо влиял на сына. Я его просто ненавижу. Мне он и раньше казался ужасной персоной. Но теперь, после ближайшего знакомства, я вдруг понял, почему Тамила так безапелляционно порвала с ним и развелась. Даже от алиментов отказалась. Он мерзавец. Он подонок. И с этим надо завязывать.

— Рома, ты пробовал на ней играть? — поинтересовался Денис. — Ты играл на моей любимой дембельской гитаре? Мама сказала, что ты научился брать аккорды. Можешь показать отцу?

При этих словах Рома инстинктивно глянул на меня.

Я не мог этого не заметить. При словах об отце он в первую очередь подумал не о Денисе. Не о том, кто его зачал много лет назад, чтобы бросить. Он подумал обо мне. Потому что мы дружили. Потому что я поддерживал его. Потому я помог ему стать более уверенным в себе. Я показал, как быть сильным и смелым. Научил его драться. Черт, да ведь это я слушал, как он играет, и нахваливал его, хлопая в ладоши. Роме не нужно одобрение отца. У него и так уже есть одобрение отца. У него есть мое одобрение.

А еще мы с ним ходим в качалку. Вместе. Это наш маленький секрет. Томе я не говорю, чтобы она не ругалась. Чтобы не говорила, что детям рано таскать железо. Я и сам прекрасно знаю, что нельзя. Именно потому пацан и не таскает железа. Роме там просто нравится. Ведь там много подтянутых качков, есть симпатичные девицы, помешанные на фитнесе. А еще есть легкие гантели для разминки — их-то я и разрешаю потаскать ребенку. Этого достаточно, чтобы как следует пропотеть и быть потом сильнее на физкультуре в школе. А потом мы принимаем душ в соседних кабинках. Как настоящие мужики — ходим, обернувшись полотенцами, в раздевалке. У нас у каждого свой шкафчик. У каждого свой фен, которым мы сушим волосы перед зеркалом. У каждого свои шлепанцы, своя сменная одежда. Свои цели посещения качалки.

Я стремлюсь поддерживать форму, чтобы Тома не видела обвисших боков. Чтобы мои руки всегда были крепкими и могли легко поднять ее, дабы усадить на переднее кресло в машине. Чтобы отнести на кровать. Или вытащить из ванны. Я стараюсь для нее. Не для себя. Для меня достаточно того, что у меня есть Тома. А еще…

А еще того, что Рома называет меня папой. Там. В качалке. Когда мы проходим фейс-контроль. И Роме делают замечание, мол, детям сюда нельзя. Рома просто оглядывается на меня — я подмигиваю — и Рома отвечает: "Это мой папа". Конечно, я рад ответить то же — "Это мой сын, все нормально".

Именно поэтому я имею больше прав называться отцом этого мальчика, нежели Денис. Этот напыщенный гастролер. Исчезнувший с радаров моряк и гастарбайтер. Который по факту бросил семью и десять лет непрерывно шлялся по миру, развлекая проституток. А должен был увидеть, как Рома делает свой первый шаг. Услышать, как он плачет, когда режутся зубы. Узнать, какое первое слово он скажет. Вдруг это "папа"?

Но нет. Это точно не его история. Его сын уж точно не сказал своим первым словом "папа". Это было что угодно. Но точно не "папа". Я уверен, что Рома произнес слово "мама". Именно мама. Потому что Тома стала для ребенка всем. Она была для него матерью, защитницей, кормилицей, его ангелом хранителем. Который днем баюкает малыша, а ночью шьет одежду и игрушки, чтобы прокормить семью.

— Хорошо, я сыграю.

Рома с опаской выдохнул и сосредоточился на гитаре.

Играть в такой напряженной обстановке ему еще не приходилось. Он играл наедине с собой. Смотря на свое отражение в зеркале. Записывая все на телефон. Он играл на гитаре мне и Томе. Он играл на гитаре для своей любимой девочки — для Лизы. Но отцу он еще не играл. И это было сложным обстоятельством. Обстановка накалилась до предела.

— Ну давай, сынок. Давай. Папа тебя слушает. Не посрами отца.

На самом деле Рома не умел играть. Мы с Томой это прекрасно знали. Но все равно усердно хлопали, потому что он ребенок. Не музыкант. Не профессионал. И даже не дембель, который оттачивал игру на этой безделушке в течение двух долгих лет в казарме. Он просто маленький мальчик, и точка. Пускай Денис только попробует остаться недоволен выступлением. Урою.

— Кхм… Хорошо, — ответил тихо Рома и взял для начала парочку простых аккордов.

Подержал пальцами здесь, провел пальцами там. А звук — он просто был. И по мне так ни Лиза, ни Тома не смогли нормально разобрать, насколько хорошо играет музыкант. А я был рад, что ребенок играет. Пускай меня всегда бесила эта гитара. Она напоминала о том, кто может однажды за ней вернуться. И вот этот день настал — он пришел за ней, но не за семьей.

— Нет-нет-нет! — завыл Денис. — Да кто же так играет вообще?! Дай сюда — ты неправильно держишь… И кто тебя учил настраивать гитару, черт возьми?! Она же нафиг расстроена! А тут струна вон перетянута! Дай!

Он вырвал гитару из детских рук, отчего Ромка споткнулся, упал. Наплечный пояс потянул его вперед — и мальчуган разбил себе губу о край стола.

Все. С меня довольно. Этого достаточно с лихвой, чтобы прекратить этот цирк. Терпеть его не буду. Баста. Я не дам ему обидеть Рому. А за эту разбитую губу он мне еще ответит, тварь.

— А-а-а-а… — разревелся Ромка. — Мама… кровь…

— О господи, малыш! — бросилась к нему Тамила и прижала к себе сына. — Денис, за что ты так с ним?! За что?! Я не хочу, чтобы ты здесь оставался — уходи!

Но Дениса беспокоила только гитара. Вот и все.

— Кто тебя учил так по-дебильному настраивать струны, а?!

И пока отец усиленно пытался довести звучание до совершенства…

Его сын ответил:

— Никто! — Рома плакал и не мог поверить, что такая свинья может оказаться его папой. — В том и проблема, что НИКТО! Никто меня не учил настраивать твою сраную гитару! Тебя не было рядом! Никогда! Мы с мамой были одни! Нам не было, на что жить! Мы были оставлены тобой! Ты исчез! Ты ничего не сделал, чтобы помочь нам — НИЧЕГО! Даже дядя Руслан за эти два месяца сделал больше, чем ты за всю свою вонючую жизнь!

Никто не любит, если ребенок поучает. Особенно слабаки, которые вытерли ноги о свои обязанности и вернулись на готовое спустя десятилетие.

— Хватит! — Я схватил его за руку. Аккурат тогда, когда эта самая рука направилась к ребенку. Навстречу забитому в угол мальчику. В обнимку с матерью. — Ты этого не сделаешь. Уже никогда не сделаешь. Я тебе клянусь.

— Ну так, может, выйдем? — сверкнул он снова зубом. Будто ожидая, что одержит верх над незнакомцем. — Давай, Руслан. Раз ты крутой — покажи мне свою крутость. Не хочу, чтобы Рома видел, как я размазываю тебя по стенам. А то, я вижу, вы с ним уже сблизились не на шутку. Прям как одна дружная семья.

Тома взмолилась:

— Не надо, прошу! Руслан, не выходи — пожалуйста!

— Не беспокойся. Я не буду его бить, — соврал я, очевидно. — Я просто хочу послушать, как он сам играет на гитаре. — После этих слов я перевел взгляд на Дениса и спросил у него занятную вещь: — А ты хоть сам играть умеешь, "папа"?

— Да ты чего? Это моя дембельская гитара. Там стоят подписи всех моих армейских корешей. Берешь меня на понт?

— Ага, — ответил я с придыхом. Прямо ему в морду. — Беру тебя на понт. Хочу послушать, как ты правильно берешь аккорды. Делаешь бой. Хочу сравнить с игрой малого. Хочу понять, насколько ты лучше умеешь играть, чем десятилетний мальчик.

Денис бросил смешок. Взял с собой гитару под мышку.

И оповестил присутствующих:

— Я не ухожу. Скоро вернусь. Вот только покажу вашему Русику, как я играю… Играть я умею. Еще никто не жаловался на мою игру.

Я понимал, что вернется один. Не двое — только один. И это буду я.

— Ты что, и правда заявился ради гитары? — не мог я поверить в эту историю. — Ты вернулся, чтобы забрать свою гитару?

— Это не обычная гитара — там автографы всех моих братков, с которыми я срок мотал, дебил! Она дорога мне как память! Это ностальгия!

— Да это ведь просто ГИТАРА! Самая обычная гитара! Дешевая, советская, чтоб ее, гитара, которая и тысячи рублей не стоит! И она все равно для тебя дороже собственного сына! Ты хоть понимаешь, насколько это тупо, мудозвон?!

— Эй, камон! За языком следи! А то я тебя урою — мама потом не опознает!

— Значит так, — решил я сделать первую и последнюю попытку уладить все мирно, — предлагаю такой план: ты оставляешь гитару, Рома сможет на ней играть и дальше будет учиться этому хитрому делу — но ты к Тамиле уже не приезжаешь, ни разу, больше никогда.

Но Денис расхохотался.

— Ха-ха-ха! Это просто офигеть как смешно! Ты мне предлагаешь план?! Дак кто ты такой — ты просто грязь, которую я счищу со своих кроссовок за одну минуту!

— Даю тебе последний шанс, Денис. Последний шанс. Без шуток. И лучше тебе уйти. Предупреждаю.

Очень жаль, что некоторые люди не используют голову в мыслительных процессах. Думают задницей. Хотя я предупредил. Сказал ведь ему прямо, что не прокатит. Не надо было меня злить. Ох не надо было. В гневе я ужасен. Просто адски.

— Начнем с того, что этой гитаре будет лучше со мной. Я ее забираю. Ты прав. Я вернулся за гитарой. Но это только повод. Потому что я приеду снова. Я буду их навещать. Пускай на Тому мне плевать, но меня беспокоит, что ты здесь ошиваешься. Ты какой-то ненормальный, раз ухлестываешь за парализованной бабой. Реально больной. Или, может, ты правда извращенец, который подбивает колышки к моему неокрепшему сынишке?

— Он не твой сынишка. Поезд ушел. Забудь сюда дорогу. Этот пацан — он полусирота. У него нет отца. Но я могу его заменить. А ты свой шанс уже потерял. Проваливай по добру по здорову. А я позабочусь о мальчике и его маме.

— Нет, браток, — посмеивался этот подлец. — Нет. Мне такой расклад не подходит. Вообще… Сейчас я уеду, взяв с собой гитару. А то ведь малый и разбить ее может. Это же дети — у них руки из задницы. Сейчас он слишком сопливый еще для отцовского воспитания. Мне не нужно, чтобы ты воспитал из него такую же девчонку, как ты сам. Мне нужен настоящий парень. Знаешь… Такой — настоящий, — поставил он гитару в дальний угол, чтобы не разбилась в процессе драки. — Я вернусь за Ромкой, когда он уже станет взрослым. Тогда я научу своего сына правилам взрослой жизни.

— Ну и чему же ты его научишь, умник? Как сбегать от любой ответственности? Как изменять жене, пока она в роддоме? А может, как не платить алименты в течение долгих лет?

— А вот это ты зря так говоришь, братан. — Денис достал из кармана пачку денег. — Видишь лаве. У меня его много. Я при деньгах. И сейчас бы с удовольствием потратил эти бабки где-нибудь в стрип-клубе или другом четком месте.

— Лучше бы ты эти деньги Томе дал. И не сейчас, а пару лет назад. Когда она жила в нищете. И едва сводила концы с концами. До того, как познакомилась со мной. Теперь ей эти копейки не нужны. Я сам ее обеспечу. Проваливай.

— Нет, Руслан. Я не согласен. Это ты, дружок, проваливай. Иди настолько далеко, насколько позволяют ноги. А то я их переломаю, — цедил Денис сквозь зубы. — Я вернусь лет через пять. И покажу Роману, как нужно обращаться с девочками… Как правильно пить и вести себя в компании корешей… Съездим на рыбалку разок-другой с ящиком топлива, если ты понимаешь, о чем я говорю.

— Прости, но я непонятливый. Я знаю только то, что ты здесь лишний. А Тамила — моя женщина.

— Хах… — усмехнулся он и ткнул мне пальцем в лицо: — Ты мне напоминаешь одного парня из прошлого. Жорика. Ага. Он тоже за Томой увязался и хотел, чтобы я отстал. Но я не отстал, — подвел Денис черту и сказал мне прямо на ухо: — Я уже никогда не отстану, мужик. Так что ты сюда зря пришел. И я устал с тобой играть.

Несостоявшийся отец моего Ромки дерзко взял меня рукой за одежду. Он схватил меня за лацкан пиджака — и мне это совсем не понравилось. Он перешел черту.

Поэтому я взял его за кисть. Загнул ее в обратную сторону. И заставил подлеца упасть лицом на пол. На грязный и холодный. Пыльный пол лестничной клетки.

— Хорошая попытка, — говорил я хрипло. — Вот только я не Жорик. И терпеть такого не стану. Я сломаю тебе руку, если ты сейчас же не пообещаешь, что больше сюда никогда не сунешься…

Повернувшись к его затылку ухом, я дал засранцу шанс. Я выждал пару секунд, но не услышал покаяния. Только стон от боли. Вот и все. Такой тихонький и совсем невнятный. Где-то возле плитки на полу, пока я придавил скотину весом тела. И выдавливаю из козла хоть каплю разума. Мудрости. Здравомыслия.

Что? Нет, не слышали.

— Пошел ты нафиг…

Меня его ответ повеселил. Бедолага не знает, с кем связался. Моя мать была права. Если я за что-то берусь, то уже не отступаю.

— Ты знаешь, как ломают руки? Это очень просто. Я тебе сейчас все покажу…

После этих слов я надавил на кисть, и где-то на полу раздался крик:

— А-а-а-а-а!

Это было жалко. Ничтожно. И он сам это выбрал. Не я.

— Я хочу, чтобы ты дал клятву. Чтобы ты поклялся, что больше не потревожишь эту семью. Не будешь им писать, звонить и приходить в этот дом. — В ответ я слышал только стоны. Стон. И еще раз стон девчонки. Это все. Но ни капли из того, что я просил. Хотя отчетливо сказал, чего хочу. — Ответь сейчас же! Живо!

— Да я вертел твои приказы…

— Зря ты так, Денис. Не стоило так говорить… Что ж. Тогда на счет три.

— Что "на счет три"?

— Я покажу тебе, как это делается.

— Стой-стой-стой! — вопил Денис, расталкивая пыль возле слюнявого рта. — Что ты мне покажешь?!

— Как ломается рука… Раз…

— Черт, ну отпусти!

— Нет, не отпущу. У тебя был шанс… Два…

— Слушай, брат — не надо, пожалуйста!

Но мы с ним не были братьями. И мне его не было жалко. Если надо отомстить за Тому — отомщу. Сломал ей жизнь — теперь сломаю ему руку.

— Три.

Я надавил на кисть, но в ту же секунду он закричал:

— Хорошо-хорошо!

— Что "хорошо"?! Не слышу?! — продолжал я давить на руку мерзавца, пока он впечатан лицом в холодный бетон.

— Я ухожу!

Мои руки застыли буквально в миллиметре от расплаты. Так хотелось это сделать. Прямо сейчас, прямо здесь. Он этого заслуживает. Причем не только перелома руки. В нашей ситуации было бы справедливо переломать еще и ноги. Заставить падлу ползать и молить всех о милостыни. Ненавижу.

Я опустился к самому уху и тихо спросил:

— Ты не будешь их терроризировать?

— Нет!

— Ты обещаешь мне, что я тебя здесь больше не увижу?

— Да… — выдохнул Денис с огромным облегчением. Ведь просто не являться сюда, как он это делал последние десять лет — что могло быть проще. Ради спасения собственной шкуры.

Я обуздал порыв соврать и доломать эту наглую кисть.

Протяжно выдохнул и начал ослаблять свою хватку.

— Хорошо. Это очень хорошо. Потому что если ты меня обманешь. Если ты попробуешь еще хоть раз сунуть сюда свое поганое рыло — я вырублю тебя одним ударом. Свяжу руки скотчем, — описывал я пеструю картинку у себя в мозгу. — Я надену тебе на голову черный мешок. И вывезу туда, откуда ты дороги не найдешь… Ты меня понял, гнида? Я не шучу. Можешь спросить у Томы. Я шутить не умею. Чувство юмора у меня на нуле, Денис… А теперь я отпущу тебя. Ведь я добряк. И ничего с тобой не сделаю. Просто уходи. На этом все.

Я его отпустил. Разжал ладонь. Поднялся с полу. Теперь он просто распластался посреди подъезда, болезненно тер свою руку. И боялся что-то сделать.

Мне подходит.

— Ты мне кость чуть не сломал, урод.

А вот это было лишним.

— Тебе пора на выход. — Взяв его гитару, я выпрямил руку — прямо в пролете между этажами. Она зависла над пропастью. Внизу ожидали пять этажей. И моя рука не дрогнула. Я наконец избавился от той гитары. — Твоя дембельская прелесть ждет тебя внизу. Спускайся.

Я разжал ладонь — и гитара выпала. Промчалась сквозь пролеты и размазалась о бетон первого этажа. Разлетелась на мелкие щепки. Но зато с каким красивым звуком.

На этом было точно все.

Это был последний раз, когда я видел ее бывшего. После того инцидента мы о нем больше не слышали. А после свадьбы Рома получил мою фамилию.

Впрочем. Не будем забегать вперед. Сейчас я просто хочу поесть. И выпить в обнимку с любимой женщиной.

— Руслан, это ты?! — окликнула Тома в напряжении. — Это ты?!

Я вошел к ним на кухню, снял пиджак — повесил его на спинку стула, где перед этим сидел Денис. И с облегчением выдохнул.

— Ну что, мальчишки и девчонки — пробуем пирог. Я голодный, словно лев.

Тома не стала задавать вопросов и открыла духовку. Оттуда запахло чем-то вкусным. То ли хорошим мясом. То ли румяным тестом. То ли прованскими травами. Но скорее всего — всем одновременно и сразу.

Вымыв руки, я поцеловал ее в щеку. Выразил так благодарность за приготовленный ужин. Затем я погладил Рому по голове. Присмотрелся к разбитой губе.

Ничего. Не смертельно. До свадьбы с Лизой заживет.

Тома разложила еду по тарелкам и внимательно ощупала мое лицо, осмотрела под светом лампы.

— Господи. Как хорошо, что он тебя не бил.

— Да что ты говоришь. Мы просто побеседовали как взрослые люди. Нашли разумный компромисс, который устроил нас обоих.

Тома отрезала кусочек пирога и хотела его съесть. Но любопытство было сильнее голода.

— И в чем же заключался компромисс?

— Он заключался в том, что Денис сюда больше никогда не приедет. А в плату за это я отдал ему Ромину гитару.

— О… — расстроилась Тамила. — Какая жалость. Рома ведь так сильно ее любил.

Сам же Рома молча ел, не поднимая головы. Но я уверен, что он рад больше не видеть и не слышать этого мерзавца. А гитара — ерунда.

— Ничего, — смотрел я на сына и улыбался по-отцовски. — Мы купим ему новую. Гораздо лучше старой. Я знаю тут один хороший магазин, где сть…

Я не успел договорить, потому что Тома заткнула мне рот поцелуем. Причем полноценным таким поцелуем прямо в губы. Обычно она так не делает в присутствии сына. А тут — не удержалась.

И Рому это порадовало.

— Класс! Я так и знал, что вы это делаете, когда я не вижу. Наконец-то я увидел.