7

Руслан

Тот день меня вымотал до последней капли.

Когда я отвез чертов компрессор в ремонт и с чистой совестью отправился домой, было уже крепко за десять. Я зверски устал, по пути заехал за едой и почти всю ее съел за рулем — прямо по дороге в коттеджный поселок за городом. Тут была моя скромная, но добротная обитель. Я вложил в нее немало средств, один только участок возле леса сколько стоил. И вот теперь я отправляюсь сюда каждый вечер после рабочего дня. Уставший, часто злой, голодный. Хочу просто вернуться и уснуть беспробудным сном, чтобы выспаться.

Хорошо хоть домработница приходит. Поддерживает дом в нормальном состоянии.

— Русланчик! Наконец-то! — встретила она меня на пороге. — Я уже и волноваться начала, звонить собиралась. Все нормально?

— Татьяна Павловна, вы до сих пор не дома?

Я думал, что она давно уже уехала. Мне казалось, мы обсудили этот момент: если меня нет долго дома, то она не дожидается. Разве что денег хотела авансом взять?

— Хотела тебя дождаться — ужин ведь приготовила. Хотя он остыл давно.

— Ничего, я по дороге перекусил. Все нормально.

Татьяна Павловна — почти ровесница моей мамы. Но внутренней энергии ей не занимать. Они даже работали вместе с матерью лет тридцать назад. Павловна помнит меня еще с пеленок, часто приходила в гости, чаевала с матерью за одним столом, пока я уроки делал. Поэтому когда обзавелся новым домом, то решил ей предложить поддерживать его в чистоте и порядке, пока сам на работе. Павловна с радостью согласилась, и с тех пор я знаю, что на нее можно положиться. В доме убрано, одежда выстирана, высушена, выглажена. Еще и ужин приготовит, хотя я сотни раз уже просил ее не заморачиваться. Я человек простой — люблю простые формы, простые вещи, простую еду. И честность. Ведь простота, по сути — и есть та самая честность. Вот я честен. В первую очередь с собой.

— Русланчик, я переживала просто — там еда завернута в фольгу, еще теплая, думаю. Если ты вдруг не будешь кушать — положишь в холодильник, чтобы не испортилось. Я тебе сегодня жаркое с говядинкой приготовила.

— Спасибо, Татьяна Павловна — большое вам спасибо. Можете ехать домой. Вам вызвать такси?

— Я уже вызвала, не беспокойся. Как увидела, что ты во двор заезжаешь — сразу позвонила. О… — заметила она, что пришла эсэмэска, — а вот и такси подъезжает уже, машину подали. Так что я побежала.

— Павловна, — взял я ее за локоть, чтобы дать немного денег за новый месяц. — Вот, возьмите. Тут половина месячной платы. Я помню, вы говорили, вам бойлер новый надо взять, а то старый прохудился.

— Ой, Руслан, спасибо тебе большое! И правда надо менять, он капать начал, а мастер мне сказал, что это плохой знак — может, месяц еще протянет…

— Если капать начал, то срочно менять. Не тяните с этим. Позвоните завтра же мастеру — пускай меняет. И хороший возьмите. Если надо будет, я вам дам еще авансом.

— Боже, Руслан, ты просто золото, а не человек. — Она погладила меня по руке и собиралась уходить. У ворот светили фары такси. Но затем Павловна опешила и сказала: — О! Чуть не забыла — тебе мама звонила!

— На ваш номер?

— На мой номер. Спрашивала, дома ли ты уже. Я ответила, что сама тебя жду, переживаю, а то звонить не хотела раньше времени. Вдруг ты на совещании важном. Ты же сам просил рубашечку выгладить новую и пиджачок приготовить. Как, кстати, прошло все — удачно?

Я вспомнил, как спешил на встречу в банк, но так и не добрался до него. Как все застопорилось и посыпалось на ровном месте — поломка компрессора, та авария, скандал с девушкой на старом жигуле. А потом я в этом чистом костюме вообще в грязи копался, еще и манжет порвал. Как мне повезло, что Тома его зашила. А то бы у Павловны инфаркт случился — заявись я в порванной рубахе.

— Все прошло удачно, — решил я не вдаваться в подробности. — Да. Рубашка себя показала на отлично. Хорошая, красивая, удобная. Крепкая. Только надо будет постирать. А лучше — в химчистку, — задумался я и попросил домработницу об услуге. — Я оставлю все на стуле — завтра сможете все отвезти в химчистку?

— Конечно, Руслан, конечно. А что? Уже запачкалось?

— Да, немного. Протер штаниной по грязному порогу, как в машину садился. Сами ведь видели, что за погода сегодня. Грязь везде и слякоть.

— И то верно. — Таксист посигналил, Павловна ушла. — Спокойной ночи!

Я помахал ей рукой и отправился в дом.

Чисто, аккуратно, просторно. Пусто. Одиноко. Надо бы все это снять и принять душ. Но в первую очередь — позвонить маме. Наверняка ведь нервничает, не ложится спать. А первой звонить не хочет, дабы не испортить мне переговоры. Вдруг я их веду сейчас в каком-то ресторане за тарелкой испанского хамона да в обнимку с губернатором.

— Алло, мам. Привет. Прости, что так поздно.

— Сын, с тобой все хорошо? А то мама переживала.

— Все хорошо с твоим сыном, — улыбнулся я в ответ. — Переживать не надо. Все нормально. Просто тяжелый насыщенный день. Я потерял счет времени. Вот сейчас только домой вернулся.

— Я звонила Тане, и она сказала, что тебя до сих пор нет. Но также сказала, что у тебя важная встреча в банке. И я ведь помню, что ты на неделе говорил, будто контракт крупный должен заключить. Вот я и не стала лезть, мешаться со своими мамскими тревогами.

— Не стоило переживать.

— А я переживала! — возмутилась мать. — Вот ты, наверное, в ресторане был, а мама тут рисовала в голове, как тебя жулье обмануло и пистолет к виску приставило!

— Мам…

— И как тебя украли, избили, покалечили, а то и еще чего хуже — за город вывезли и в лесопосадке пытали, пока я тут себе места не нахожу!

— Мам…

— Что "мам"? Разве нельзя было матери звякнуть?

— Я тебя люблю, мам. Извини, что не звонил. Закрутился на работе.

— Эх… — вздохнула мать, но стала остывать потихоньку. — Все работа и работа.

— Я сегодня не был в ресторане, не выдумывай. День был дурной и тяжелый. Пришлось руками поработать и ребят своих погонять и в хвост, и в гриву. Агрегат накрылся и вообще…

— Мама так и подумала, что ты заработался. Не думай, что я и вправду решила, будто ты в ресторане сидишь и о матери забыл.

— Но ведь сама так сказала. Только что.

— Это я так, — выдохнула она и окончательно успокоилась. — Как прошел день?

— Да всякое было.

— Хорошее? Плохое?

— Хорошее, — перечислял я и думал о том, как Тома зашила мне рукав. Как мы с ней легко болтали перед прощанием. — Плохое. — Тут я вспомнил, как мучился с компрессором. Сколько возни нам принес косяк Петровича. Самое обычное разгильдяйство высшей степени. — Всякое.

— И что хорошего было сегодня?

— Хочешь сразу с приятного? — улыбался я телефону. — С хороших новостей начать?

— Вокруг и так полно негатива. А маме хочется хорошее что-то услышать от сына. Что у тебя было приятного сегодня?

— Приятного? — задумался я о том моменте, когда Тома разрешила взять ее на руки, чтобы донести до самой больницы. — Да, было приятное. Даже очень.

Я опять представил, как она пахнет. Запах чистоты, каких-то ярких духов. Запах влажных от снега волос. Запах… колкого характера, но внутреннего стержня. Сильного и крепкого. Она не слабачка. И не такая беспечная, как мне показалось сперва. И вообще, если подумать — это был просто-напросто "он". Самый обычный запах женщины. То, чего мне порой так не хватает в жизни. И сегодня мне понравилось нести ее, чувствовать ее, вдыхать ее и держать в своих руках.

— И что же такого приятного было сегодня? Дай угадаю… — загорелась мама, — ты заключил тот контракт?!

Я сидел на диване и видел перед собой Тамилу. Но матери об этом не сказал. Это повлечет слишком много расспросов.

— Да, мам. Да. Так и есть. Я вроде как договорился о поставке, груз уже приехал, все довольны.

— Там у вас, наверное, сегодня праздновали все. Веселились на базе.

— Ага. Веселились — не то слово. Прямо танцевали в припрыжку, и я еще помогал этим танцорам. Ходил за ними и пинков хороших давал, чтобы танцевалось лучше… Устал как собака.

Я тер глаза ладонью и чувствовал, что тупо хочу спать. Если бы и хотел что-то рассказать матери, то все равно нет сил. Мысли путаются, язык ленивый. Устал.

— Все работаешь и работаешь. Порой меня пугает твой трудоголизм, Руслан.

— Работать — это хорошо, мама. Ты сама меня учила этому. Разве это не твои слова, что "труд сделал из обезьяны человека"?

— Ты уже давно не обезьяна.

— О, спасибо за комплимент. Это радует.

— Ты вырос в красивого солидного мужчину. Завидный жених.

— Но только давай без этого, хорошо?

— Меня беспокоит, что ты очень много времени тратишь на работу, сын. Прямо ну очень много. Ты ведь должен понимать, что жизнь — это не только работа. Я хочу, чтобы ты был счастлив.

— Я счастлив, мам. Все хорошо.

— Ты в этом уверен? — копала мать все глубже и глубже. А я делал вид, будто не понимаю, к чему она ведет. — Когда ты сутки напролет занят работой — ты тоже тогда счастлив? Это все из-за денег? Ты так много работаешь, потому что хочешь много денег?

— У меня и так есть много денег, мам. Я много работаю, потому что… — От усталости не нашел лаконичного ответа. В голове все мешалось. Не знал на самом деле, что ей тут ответить. Зачем я работаю так много. Работаю — и все. Это нормально. Много работать. — Я не хочу, чтобы ты в чем-то нуждалась. Ведь ты всю свою жизнь экономила на себе, чтобы прокормить меня. Одеть меня. Отправить в школу. Я все это помню. И теперь хочу, чтобы ты не бедовала.

— Мне не надо столько денег, сына. Мне и так хорошо. Я не хочу, чтобы ты считал, будто мама ждет от тебя золотых гор. Я просто хочу обычного человеческого счастья. Когда мой сын улыбается. Может позволить себе отдохнуть от дел хотя бы день. Один несчастный день без бензина, железяк, всех этих переговоров и поездок по городу. Чтобы ты мог пойти куда-то с друзьями, например.

— К сожалению, так не бывает, мам. В бизнесе друзей не существует. Мы тут все грыземся как акулы каждый день. Тут у нас полный набор бесчеловечности. Взятки, рэкет, полиция, налоговая — надо биться как на ринге. Каждый божий день.

— А внуки?

Вот мы и докопались до правды. Внуки. Ну конечно. Какой же телефонный разговор — и без темы внуков. Которых она ждет и все никак не дождется. Недолго мать шифровалась. Все же не выдержала — взялась за старое.

— А что внуки?

— Сам знаешь.

— Боже… — тер я глаза еще сильнее. Как же я устал. И от этого дурацкого дня, и от этих "внуков". — Давай не будем об этом. Какой из меня отец? Я по горло занят работой. Да и нет у меня хорошей материальной базы.

— У тебя давно уже есть все, Руслан. А если не все, то очень многое, — говорила мама строго. — Уж точно больше, чем хочет обычная нормальная женщина… Прислушайся к словам матери.

— Да где ж найти эту обычную нормальную женщину? Все как на подбор корыстные стервы.

— Ну вот прям все-все подряд…

— Знаешь, сколько мне каждый день приходит звонков и сообщений? Понятия не имею, где они находят мой номер, но мне постоянно звонят какие-то девки с надутыми губами. Я уже устал от них отбиваться.

Мама набрала в легкие воздуха и произнесла с командирской выразительностью:

— От счастья не надо отбиваться! Счастье само тебя найдет, и ты сразу же это почувствуешь!

— И как же я это почувствую? Это, наверное, надо быть прям экстрасенсом? Мне к бабке-гадалке, чтоль, пойти теперь надо?!

— Обращай внимание на знаки.

— А если я их пропущу? Вдруг я их уже пропустил целый ворох? И что же теперь делать? Все пропало? — иронизировал я над мамиными догмами. — Мам, мне некогда забивать себе голову такой ерундой. Я по уши занят делами. И если у меня и были какие-то "знаки", как ты сама говоришь, то я их точно пропустил и заметить не мог. Потому что я человек занятой, знаешь ли.

— Присмотрись повнимательнее. Обычно судьба дает второй шанс. Если это важно, то ты этот шанс точно заметишь… Спокойной ночи, сын. Ты у меня взрослый и сам во всем разберешься. Просто слушай сердце и смотри на знаки.

Она повесила трубку. И я сразу же вспомнил о Томе. Опять.

Тяжело вздохнул, посмотрел на аккуратно зашитый манжет. Начал расстегивать пуговицы, запонки. Готовить одежду для химчистки. Все же молодец она, помогла мне. А я помог ей. Впрочем, чем я вообще помог ей сегодня? Что я такого сделал? Заставил девушку сидеть в машине целый вечер, зная, что не убежит? Я самый обычный подлец. Просто эгоист, который думает всегда о себе. О своем деле, бизнесе. В чем-то мама была права. Она вообще очень часто права на мой счет, просто я это не признаю сначала. Гордыня не позволяет.

— Ладно… — разделся я до трусов, чтобы сложить пиджак и отправиться в душ. — Если бы это было важно, то судьба бы дала мне второй шанс. Второй шанс… Дала бы знак, что надо вернуться и… — В этот момент я обнаружил в кармане карту. Ее банковскую карточку. — Вот же черт. Тома забыла у меня карту. Вернее, я забыл ее отдать владелице. Твою ж дивизию… Украл у человека карточку, на которую пенсию получают. Кошмар просто…

Я стоял и смотрел на эту карту. Маленький кусочек пластика, от которого фактически зависит жизнь Тамилы. За счет этих выплат она живет. Вполне возможно — получает деньги за шитье. А я просто взял и спер ее карточку. Она попросила поднять — я поднял. А затем сунул себе в карман, будто она моя вообще. Чисто на автомате. Вот же придурок. Видели такого?

Танцевал перед ней полуголый, а вот про карту так и не вспомнил, чтоб ее.

Приняв душ и упаковав одежду в полиэтилен на завтра, я лег в кровать. И долго не мог уснуть. Тупо не спалось. Как только закрывал глаза — видел ее. На расстоянии ладони. На расстоянии теплого дыхания мрачным ноябрьским утром. Видел Тому на расстоянии поцелуя. Когда я ее несу на руках, а она молчит, опустив красивые густые ресницы. Я делаю вид, будто не думаю о них, но на самом деле бросаю взгляд за взглядом. Не могу не смотреть. И не любоваться ее влажным от снежинок лицом. Хочу опять и опять смотреть, как падает мокрый снег — на теплую женскую кожу. А затем этот снег начинает таять, превращаясь в воду. И стекать по щекам, как будто слезинки.

Черт. Похоже, у меня слишком долго не было бабы. Натурально теряю голову. Не могу уснуть, не могу забыть о ней, не могу не думать о новой встрече. Только нужен повод. Я хочу ее увидеть снова. Хоть разок. Просто поболтать. Узнать, как дела. Вот только телефона нет, номер я не спрашивал. Звонить не собирался. А может, она ждала, что я спрошу. Но я хамло и дуб. Даже не подумал о таком, и в мыслях такого не было.

Наверняка у нее ребенок.

Я же видел те кроссовки. Размер или женский, или подростковый. Так с ходу не скажешь — могут быть просто ее кроссовки. Но так как она не ходит, то подошвы не могли быть стертыми. А на тех были стерты пятки. Основательно так. И кто-то, судя по всему, играл в этих кроссовках в футбол. Потому что носки тоже были сбиты.

Стало быть, у нее есть сын. Скорее всего. Малолетний сын. И ей его нужна прокормить. Как это делала моя собственная мать двадцать лет назад. Пройти мимо этой истории я не мог, особенно с учетом карточки на моем столе. На ней было написано латынью: "TAMILA AKHTIRSKAYA".

В итоге я взял эту карту, взял в руки телефон. И отправил ей денег на счет. От себя. Просто так. Чтобы хватило на первое время. Пару месяцев на эту сумму они точно проживут, если не потратят на долги и крупные покупки.

А утром я отправился домой к Тамиле, чтобы объясниться.

Загрузка...