Яркий Миг

Глава 26. Келья под Крышей

После приземления я снова испытал ужасную боль, столь сильную, что у меня потемнело в глазах, и я даже на несколько секунд лишился чувств, но когда очнулся, лежа на земле, от нее не осталось и следа. Некоторое время я все же полежал, отходя от пережитого полета. Небо над головой было голубым и чистым, стаи флоаторов однако я в нем не нашел, как и дирижабля Заккари Виджа. Создалось ощущение, что я остался один в мире. Из звуков – только шуршание ветра, да стрекот кузнечиков, а перед глазами эта бесконечная и пустая синева, словно заполонившая собой Вселенную и готовящаяся поглотить меня всего, без остатка.

Яркий резко запрыгнул мне на грудь, как кошка, и заглянул в глаза. Синяя глубина неба сменилась фиолетовой глубиной его глаз. Я улыбнулся, и зверек издал в ответ мягкий тявкающий звук, словно говорил мне: «Вставай, чего разлегся? У нас уйма дел!». А может: «Эй, ты как? Здорово полетали, правда? Давай повторим?». Или он имел в виду нечто совсем другое. Яркий понимал меня куда лучше, чем я его, к сожалению.

Я медленно сел. Рядом конвульсивно подергивался отцепившиеся от меня симбионт. Он был уже мертв и начал обильно истекать густой слизью. Меньше чем за час все его тело разложится, и на земле останется только лужица этой слизи без цвета и запаха. Через два часа не останется и ее.

Я огляделся. Вокруг, сколько хватало глаз, стелилось поле. В какой стороне река, понять было не просто. И все же я сумел сориентироваться, различив на горизонте слева черные силуэты деревенских домиков. Когда я летел, видел впереди небольшую деревушку, расположившуюся на самом берегу Тильды. К ней-то я и решил направиться в первую очередь.

Поселение было совсем маленьким, но очень уютным. Здесь пахло парным молоком, костром и навозом. И я могу только представить, насколько удивлены были местные жители, когда откуда-то из полей к ним вышел полуголый мужчина, с револьвером на поясе и в компании чудного белого зверька, семенящего рядом. Будь то плечистый бородатый юноша, который чистил водосток на своей крыше, или женщина, несшая ведро с водой, старик, который дымя папиросой у себя на крыльце, вычищал грязь из сапог, или развешивающая на веревках стираные простыни пышногрудая девица – все они, завидев меня, замирали и без всякого стеснения глядели мне вслед. В их взглядах читался интерес вперемешку с недоверием. Компания ребятишек, бегущих куда-то по улице, тоже остановилась, завидев нас с Ярким. Дети принялись шумно перешептываться, а затем, нисколько не таясь, увязались следом, интересуясь, впрочем, не мной, а моим хвостатым спутником. Я же старался не обращать на все это внимания, идя по направлению к местной деревянной церквушке, расположенной практически в самом центре деревни. Если, где и могли бы мне помочь с информацией по местонахождению, то именно там. К тому же, деревенские жители, в отличие от горожан, действительно занятые люди, и отвлекать кого-то из них расспросами мне не хотелось.

Церковь встретила меня распахнутыми дверьми. Внутри пахло древесиной, немного сыростью и пылью, и все же обстановка была ухоженная, скамьи чистые, окна, через которые струился солнечный свет, вымытые. Дощатый пол громко заскрипел у меня под ногами, когда я пошел по направлению к алтарю. Сюда дети за мной не последовали, но оставшись на улице, с интересом заглядывали внутрь.

Откуда-то из подсобных помещений мне навстречу выскочил заспанный, толстопузый мужичек, вдвое ниже меня ростом. Его пухлые щеки и широкий нос были яркого красного цвета.

– Чем могу помочь? – откашлявшись, спросил он и, глянув на Яркого, добавил:

– Мы не приветствуем тут собак.

– Он не собака.

Щелкнув пальцами, я привлек внимание Яркого, и когда тот взглянул на меня, махнул рукой, и зверек быстро запрыгнул мне на плечо, оставляя на оголенной коже красные царапины.

– Белок тоже, – поправился клирик, почесав свою лысую макушку.

Я стал ощущать, как воздух между нами заполняется четким спиртовым ароматом.

– Мы не доставим хлопот, обещаю.

– Хм… – мужчина оглядел меня с ног до головы. – Вижу, вас привела сюда крайняя нужда, молодой человек.

– Так и есть, – кивнул я.

– Многого предложить не смогу, – сказал он строго. – Поколешь дрова, воды принесешь, за это накормлю похлебкой на обед и ужин, на ночь выделю келью под крышей, но завтра придется тебе искать другое пристанище. У меня тут не гостиница, знаешь ли.

– Думаю, вы не совсем правильно меня поняли, – улыбнулся я. – У меня все не настолько плохо.

Я достал из кармана брюк десятку элеванов и протянул клирику.

– Вот, примите, пожалуйста, мое скромное пожертвование вашей церкви.

Он закашлялся, увидев деньги. Затем глянул в сторону двери и, махнув рукой на все еще толпящихся там ребятишек, завопил:

– Пошли прочь, проказники! Ничего святого. Пошли прочь, говорю! А не то батькам вашим расскажу о ваших шалостях! Быстро они вас к делу пристроят, чтоб не слонялись попусту, да за добрыми людьми не подглядывали!

Детвору как ветром сдуло.

Клирик снова глянул на деньги, потом на меня и опять на деньги. Стер выступивший крупными бусинами на лбу пот, и наконец, принял их.

– Так чем же я могу вам помочь? – спросил он с сомнением.

– Ну, во-первых, скажите, где я оказался? Как далеко отсюда тракты, железная дорога и большие города?

– Кхм… – он снова откашлялся и нерешительно начал. – Вы оказались в деревне Вильва. Вниз по течению отсюда будет Драгос. Смогу найти того, кто отвезет вас туда на лодке. К вечеру будете…

– Нет, в Драгос мне как раз совсем не нужно.

– Тогда, вверх по течению будет деревня Минора, а за ней и город, Локсен. До железной дороги тоже недалеко: часа два пути пешком на юг. Там областной центр – Рамзит. Там же и станция есть. А вам, собственно, куда надобно?

– Такое дело… – я вздохнул. – Пока и сам не знаю. Мне нужно об этом подумать.

– В таком случае, келья под крышей – в вашем распоряжении. Отличное место, чтобы подумать, знаете ли. Обед вам будет и ужин. Да и рубаху, пожалуй, на вас отыщем.

– Буду вам очень за это благодарен.

– Вот только, – он указал на револьвер у меня на поясе. – При всем уважении, мистер, но этих вот штуковин мы тут не жалуем. Все-таки здесь дом святой.

– Понимаю, – я кивнул, и ничуть не раздумывая, расстегнул ремень с кобурой и протянул его клирику. – Доверю его вам на сохранение, в знак моих добрых намерений и благодарности вашему гостеприимству.

Было ли это разумно? Возможно, и нет. С другой стороны, у меня оставался Яркий, который сам по себе живое оружие. А револьвер так, приятное дополнение, которым, в случае нападения Стриксов, не факт, что успею воспользоваться. Однако, жест мой произвел на клирика положительное впечатление, и это было мне на руку.

Он принял револьвер, пообещав сохранить его до моего отъезда. Затем проводил меня в келью, которой оказался самый обычный чердак. Чистый чердак, надо сказать, если не считать паутины между балок, под самым потолком. Но я не жаловался. Тут была кровать, маленький столик, и окошко – а большего в данной ситуации мне и не требовалось.

– Меня зовут Ричард. Ричард Нилз, – представился он.

– Гарри Мейсон, – назвался я ему в ответ очередным выдуманным именем, посчитав, что осторожность не будет лишней.

Клирик наклонился ко мне и заговорчески спросил:

– Не желаете ли грушевого сидра, мистер Мейсон? Свой, родной, из личного погреба. Невероятно вкусный. В городе такого нигде не купите.

Я ухмыльнулся, подумав о том, что как раз этот сидр-то он, пожалуй, и дегустировал, когда я нагрянул.

– Нет, благодарю, – отказался я. – Может, позже. И пожалуйста, зовите меня просто Гарри.

Клирик почтенно кивнул

– Если будет что-то нужно, Гарри, вы сможете найти меня внизу. Обращайтесь по любым вопросам.

Я поблагодарил его, и клирик Нилз удалился.

Некоторое время я провел в келье, час или около того. Я размышлял о том, что делать дальше и куда идти. Но в голову ничего не шло. Все так быстро изменилось, что я не был к этому готов. Вот я был на дирижабле, за окном искрился огнями Драгос, а под боком спала теплая и желанная Ника. А вот я уже стою в какой-то, богом забытой деревушке, в келье у самой крыши, вижу за окном церковное кладбище, а рядом снова никого нет, кроме Яркого, как и было с самого начала.

«Что принесли нам все последние события?» – размышлял я, лежа на кровати и заложив руки за голову, изучая глазами паутину под потолком. – «Мы бежали из Мистрейда в Виолент, чтобы понять, что делать дальше. По той же причине бежали из Виоленета в Драгос. Но так и не нашли ответа. Фактически, мы остались все там же, где и были в то утро, когда покинули Мистрей».

Я вспомнил о кулоне у себя на шее. Снял его и некоторое время разглядывал. По темным венам внутри голубого камня словно текла кровь, и он чем-то напоминал мне сердце.

«Так, ладно, как там это делается?»

Зажав камень в руке, я зажмурился, но ничего не произошло. Я лежал, ощущая ладонью холодный кулон, оставленный мне Никой, и старательно думал о будущем, надеясь, что вот-вот должна проявиться перед глазами его четкая картинка, которая все сразу сделает ясным и понятным, но в голове не появлялось ни единой мысли. Насколько я понял из ее объяснений, это должно было произойти само, от меня лишь требовалось задать нужный вопрос, и камень даст на него ответ, который я не услышу, но сознаю.

«Куда мне идти?» – спросил я, решив действовать более конкретно.

Ответа не последовало.

«Как мне сбежать от Стриксов?» – вновь попробовал я, и снова, сколько бы я ни напрягался, сжимая камень в кулаке, ответ не приходил мне в голову.

Я задавал еще вопросы. Пытался снова и снова, и каждый раз безуспешно. Либо камень не хотел работать, либо наша с Ярким ситуация действительно была безвыходной, и Стриксы так или иначе нагонят нас. А может, я задавал не те вопросы, или что-то еще делал не так. Только вот никак не мог понять, что именно. Никто же не дал мне инструкцию, как работать с этим артефактом. Со слов Ники всё казалось довольно просто, но на деле могло быть совсем не легко. Она не говорила – как долго училась владеть этим артефактам, а насколько я знал, на то, чтобы начать работать с некоторыми прото-арефактами, могут уйти годы практики.

В конечном счете, мои попытки прервал стук в дверь. Я снова повесил кулон на шею и выглянул. У двери стоял клирик Нилз со свертком в руке.

– Тут одежда, Гарри, – сказал он, протягивая сверток. – Деревенские вам собрали, все должно подойти. Попробуйте.

– Спасибо большое, – я принял вещи из его рук.

Глянул на них, а затем снова поднял глаза на клирика, который уже собрался уходить.

– Я могу поколоть дрова. Скажите только, где их искать.

– Нет, нет, что вы, – запротестовал он. – Вы – наш почетный гость, не гоже…

– Прошу, мне будет приятно, – прервал я его. – Я сам вырос в похожем месте, и готов помочь вам. Все равно заняться здесь особо нечем.

– Это верно, – ухмыльнулся клирик. – Ну что же, раз так, Гарри, пойдемте, я вас провожу.

Он вывел меня на задний двор церкви. Показал колун, воткнутый в пенек, и деревянный навес, под которым рядами лежали сами дрова. Я сразу принялся за работу, и признаюсь честно, давно не чувствовал себя так хорошо. Мне хотелось немного передохнуть от мыслей, от пустого и праздного обдумывания всего происходящего, от рефлексии. И это оказался отличный способ – простой физический труд. Я взялся за него с энтузиазмом, и очень скоро мышцы мои стали твердыми, кожа мокрой от пота, а голова чистой от сомнений.

Яркому моя идея тоже очень понравилась. Поняв принцип моего занятия, он принялся с усердием оттаскивать поколотые дрова в общую кучку, где аккуратно складывал их, и притаскивал новые.

Наверное, это странно и, может даже, глупо. Несколько часов назад я совершил прыжок с дирижабля, оставив за спиной девушку, с которой мог бы иметь какое-то будущее, а теперь даже не знал, увижу ли ее снова. За мной по пятам шел Теодр Стрикс, а я вместо того, чтобы бежать прочь, как можно дальше от Драгоса, как можно дальше от всех цивилизованных земель, колол дрова на церковном дворе, и получал удовольствие от процесса. Однако, я не считаю это странным. В ситуации, когда нет решения, когда ты запутался и не знаешь, какой стоит сделать следующий шаг, что лучше всего? Отвлечься, перестать думать об этом хоть на короткий срок, отдаться физическому труду, который дисциплинирует разум и наводит порядок в мыслях.

Через пару часов, когда солнце сползло с точки зенита, ко мне вышел Нилз со стаканом воды в руке. Холодная колодезная водица приятной свежестью прокатилась по горлу, остужая разгоряченное тело.

– Вы славно потрудились, Гарри, – сказал клирик. – Мне всего этого до середины лета хватит. Прошу вас к столу. Обед готов.

Обедом оказалась рыбная похлебка, довольно жидкая, и все же мне она показалось пищей богов. Я съел две порции и запил кислющим ягодным морсом. Затем спросил у Нилза, как дойти до реки, и, взяв с собой принесенные им вещи, направился к Тильде.

Драгос находится почти на две сотни лиг южнее Мистрейда, климат здесь чуть более теплый и, все же, не настолько, чтобы солнце могло до конца весны прогреть такую широкую и бурную реку, как Тильда. Вода в ней была до того ледяной, что сводило конечности, и все же я окунулся, смывая с себя пот и грязь. Затем выбрался на берег, обтерся простыней, позаимствованной в церкви, и облачился в свой новый наряд. Он состоял из длинной свободной рубахи темно-красного цвета и черных штанов. Все действительно подошло практически идеально.

Я сел на берегу, рядом с Ярким, который, тоже окунувшись в реку, лег на траву и, пока я одевался, задремал, пригревшись в лучах весеннего солнышка. Я сидел и слушал журчание воды и шум деревенской жизни. Смотрел, как играют лучи солнца в водах Тильды, и думал. Только мысли мои теперь текли размеренно и спокойно, и в итоге в голове сформировался один конкретный и четкий вопрос. Зажав в пальцах кулон, я задал его вслух:

– Как мне спасти Яркого?

И получил ответ. Он действительно вторгся в мой разум, словно всегда был там, четкий, как чернила, выведенные пером на белоснежном листе бумаги. Он оттеснил все прочие мысли, сделал их размытыми, фоновыми, выделив только себя.

– Железнодорожная станция Рамзит, – проговорил я. – Пятьдесят второй день весны. Девять утра.

Яркий поднял голову и взглянул на меня с беспокойством. Я отпустил камень и ухмыльнулся:

– Я знаю, куда нам идти, дружище. Пятьдесят второе число уже завтра, и мы будем там.

Убедившись, что со мной все в порядке, Яркий снова опустил голову на траву, совершенно безразличный к моим словам. Думаю, что Яркий в тот момент действительно понял, что произошло, но для него это не имело никакого значения. Важным было только то, что происходило здесь и сейчас, он умел наслаждаться моментом. Может, стоило научиться этому и мне.

Вернувшись в церковь, я спросил у клирика Нилза какую-нибудь книгу, чтобы скоротать вечерок. Деревенские церкви частенько являются и библиотеками, а их клирики – учителями для местных детей.

Нилз вынес мне несколько старых потертых книг. Мой выбор пал на сборник повестей Говарда Лингдона. Этого автора очень любила моя мать и часто читала мне его повести в детстве, несмотря на то, что некоторые из них были довольно пугающего содержания.

С этими рассказами я и провел оставшуюся часть дня, читая их сначала в лучах заходящего солнца, а затем при свете масляной лампы, пока Нилз не позвал меня на ужин, состоящий все из той же рыбной похлебки.

Погода к этому моменту испортилась, и когда я возвратился обратно в келью, попросив перед тем, чтобы клирик разбудил меня до рассвета, дабы успеть в Рамзит к девяти часам утра, по стеклу окна уже шумно барабанили капли дождя. Они напомнили мне недавний вечер у Мориса Картера. А эти воспоминания в свою очередь вызвали в моей памяти образ Ники Томас.

Я снова лег и попытался почитать еще немного, но образ Ники никак не хотел уходить прочь.

«Где она сейчас?» – подумал я, откладывая книгу. – «Что делает? Дирижабль Виджа уже должен был добраться до Азура, но что они станут делать дальше? Встретят ли их там Стриксы? Станут ли допрашивать?»

Но я не волновался за это, ведь и Ника Томас, и Заккари Видж являлись людьми бывалыми, знающими, как выбираться из передряг, и что такое – ходить по краю законности. Их было не запугать, да и меня рядом не будет, так что им ничего не грозило. А вот что меня действительно волновало, так это вопрос – увидимся ли мы еще с Никой Томас? Хотел ли я этого? Черт возьми, конечно же, хотел. Наша ночь не выходила из головы, как и слова Виджа о том, что мне теперь только в пираты осталось податься, и тащить за собой Нику – будет для нее губительно. Но я отказывался в это верить, как и в то, что мне нет иного пути, кроме бегства из Конгломерата.

«Какой-то вариант должен быть», – уверял я себя. – «И я его найду, а потом найду и Нику. Вот только…»

«Здравствуй, милый», – произнесла Тесса.

Я не удивился ее приходу, даже наоборот, я, словно бы, даже ждал ее появления. И она предстала предо мной в том самом облике, в котором я увидел ее впервые.

«Хочешь поговорить?»

«Хочу», – признался я, понимая, что должен был сделать это уже давно, а теперь данный разговор стал категорически необходим.

«Пусть и говорить придется с самим собой», – отметил я сей странный факт, так как к тому моменту окончательно уверился в том, что почившая супруга являлась лишь плодом моего воображения, ведь ничем иным она быть просто не могла.

«Будем говорить о ней?» – спросила Тесса, садясь на кровать рядом. – «О Нике?»

«Нет. Мы будем говорить о тебе. О нас»

«Чудесное место, правда?» – Тесса посмотрел в окно, словно могла что-то увидеть сквозь этот спустившийся с небес мрак ночи и пелену дождя. – «Как раз в таком мы и хотели жить».

«Могли бы жить», – согласился я. – «Будь все иначе».

«Думаешь, могло бы быть иначе? Может ли существовать такое место, в котором мы с тобой счастливы? Живем на берегу реки. Ты колешь дрова, носишь воду из колодца, я готовлю ужин. Ты пишешь книги, а я песни. У нас двое детей. Или трое? И все мы собираемся вечером у камина в гостиной, как большая и счастливая семья».

Мне вспомнилось, как в одну из наших посиделок, Морис рассказал, что существование иных Вселенных рождает множество интересных теорий. Одна из таковых гласит, что если число вселенных бесконечно, то рано или поздно они начнут повторяться, причем довольно подробно. А это в свою очередь означает, что где-то в иной Вселенной может существовать другой Клиффорд и другая Тесса, вот только их истории отличны от нашей. Возможно, там, где-то в бескрайнем космосе мы существуем до сих пор, живем в таком вот живописном месте, она пишет песни, а я книги, и у нас счастливая семья. Красивая мечта.

«Вот только мы здесь», – с горечью сказал я. – «Мы существуем в этом мере. В мире, в котором ты мертва, а я говорю с собственным воображением».

«Мне очень жаль».

«Как и мне».

«Ты должен жить дальше».

«Мне совершенно не хотелось жить дальше без тебя, но я так и не нашел в себе смелости оборвать это бессмысленное существование. Прости. Я ведь действительно думал об этом».

«Знаю. Ты думал даже слишком часто».

«И все же не смог. А теперь…»

«Теперь у тебя есть Яркий», – продолжила за меня Тесса. – «И Ника. Теперь, чтобы продолжать жить, я тебе больше не нужна».

«Это не так», – я стиснул зубы, борясь с болью, растущей в груди. – «Ты всегда мне будешь нужна».

«Нет ничего зазорного в том, чтобы снова полюбить, милый. Ты должен продолжать жить и находить для себя смысл в этой жизни. Это нормально. Естественно».

«Несправедливо».

«Неизбежно».

Слеза обожгла мою правую щеку. Я прикоснулся к своему браслету, стиснул его пальцами.

«Что бы не ждало меня завтра, я хочу войти в него без этого груза».

Резким движением, таким, чтобы не успеть передумать, я сорвал со своего запястья обручальный браслет, и он повис в моих пальцах простой серебряной цепочкой, больше не имеющей надо мной власти и не представляющей ценности.

«Без меня» - заключила Тесса.

«Без боли» - возразил я, бережно кладя браслет на столик. – «Ведь тебя нет, любимая. Тебя давно уже нет. И все, что у меня осталось, это боль. Боль, отравляющая воспоминания о тебе. Боль, мешающая взглянуть в завтрашний день с надеждой. Но эта боль не совместима с жизнью. И у меня был выбор: оборвать жизнь или победить боль».

«Ты выбрал жизнь».

«Я выбрал шанс. Всего один единственный шанс на жизнь».

«Не упусти его, любимый», – Тесса поднялась с кровати. – «Ты нужен им. Яркому и Нике, а они нужны тебе. Это и называется семья».

Я смотрел на нее, чувствуя соленый вкус слез на своих губах. Впервые за долгое время я плакал по Тессе, и вся накопившаяся в моем сердце боль по ней, вся тоска и скорбь, саднившие, как старая, никак не заживающая рана, стали выходить через эти слезы, освобождая мое сердце от груза.

«Я всегда буду о тебе помнить», – пообещал я. – «Всегда буду любить тебя».

«И я тоже».

Тесса отвернулась и пошла прочь, к двери, теряющейся в полумраке, и вдруг, прежде чем я успел, испугавшись собственного решения, окликнуть ее и попросить остаться, растворилась в тенях, стала их частью.

Я еще долго смотрел туда, не отведя взгляда, словно надеялся вновь увидеть силуэт моей возлюбленной, но там, в углу, остались только тени. Поняв, наконец, что она ушла и больше не вернется, я повернулся к столику и задул лампу. Келья погрузилась во мрак. Я обнял Яркого, лежащего рядом, и, опустив голову на подушку, закрыл глаза, дав этому мраку заполнить себя, желая стать его частью, чтобы больше не думать и не страдать. Тьма окутала нас, исчезло время и пространство, исчезла реальность, и все, что делает ее такой прекрасной и такой жестокой исчезло тоже. Мы поплыли в пустоте, увлекаемые течениями этой темноты куда-то в новый день, туда, где реальность возвратится, но станет иной, лишится одного своего составляющего.

– Прощай, – прошептал я, и эти слова утонули в шуме набирающего силу дождя, навсегда в нем оставшись.