Ярость небес

Глава 21

Анри Ж. Арно был стар. Так стар, что все его друзья – давно или недавно – умерли. У него остались только локомотивы.

Среди них он и брел, мелко тряся острым подбородком, словно жалуясь самому себе на несправедливость жестокой судьбы.

Собственно, с ним самим судьба обошлась не так уж и плохо. Жить ему осталось всего ничего. Желание жить давно в нем угасло. Но паровозы... Анри надеялся, что они переживут его. Времена неумолимо меняются. Сто лет назад локомотив вызывал такое же уважение, как хороший автомобиль. Спустя полвека он будил ностальгические воспоминания. Но сейчас, в эпоху космических кораблей и “Конкордов”, он превратился в никому не нужный утиль.

Так что музей Арно был всего-навсего коллекцией металлолома. Все меньше людей с каждым годом приходило сюда. А последний экскурсовод уволился еще в семидесятом. Теперь Анри работал за всех – за экскурсовода, кассира, а зачастую – и сторожа.

И посетителя тоже.

Поглаживая сияющие бока четырехцилиндрового “Де Гленна” двадцать девятого года, Анри Арно вновь задумался о том, как причудливо распорядилась жизнь его состоянием.

Он без потерь пережил Депрессию и вторжение немцев, и самые неожиданные биржевые коллизии не смогли сколько-нибудь расшатать благополучие его семьи. Именно деньги семьи Арно и позволили Анри собрать его коллекцию: кое-что он покупал у разорившихся железнодорожных компаний, кое-что просто отыскивал на заводах, перерабатывавших металлолом. Его гордостью был “Пари-Орлеан” 1876 года. Это была единственная в мире сохравившаяся модель. Сокровищем был и “Авенир” восемьсот шестьдесят восьмого. Его он купил в сорок восьмом году. Целое крыло было отдано под американские модели – их он особенно любил за плавность линий и мощь.

Великолепное собрание, вполне способное конкурировать со многими музеями на континенте. Теперь его ждала незавидная судьба старой свалки.

Анри тихо вздохнул, в очередной раз пожалев, что не в его власти повернуть время назад. Ненадолго, на недельку. Чтобы в последний раз насладиться своей коллекцией. Последний солнечный уик-энд, чтобы в музее было полно туристов. Даже придурковатые американцы были бы желанными гостями в тот день. Но всю прошлую неделю шел дождь, и никто не постучался в ворота его музея. Тогда Анри еще надеялся, что выдастся все же в его жизни солнечный выходной...

В его жизни – может быть. Но не в жизни его музея.

Все его надежды были разрушены одним телефонным звонком.

– Ах, mon ami, весьма рад приветствовать вас, – оживился Анри, услышав в трубке знакомый голос.

Этого молодого человека с мягким голосом и поистине феноменальными возможностями Анри никогда не видел, но клиентом компании “Дружба интернэшнл”, в которой работал обладатель мягкого голоса, был уже много лет. Поэтому звонок молодого человека сильно поднял настроение Анри, несмотря на темные тучи в окне, низко нависшие над Пиренеями.

– У меня неважные новости, – прожурчал мягкий голос.

– Надеюсь, у вас все живы? – обеспокоился Анри.

– О, да, – уверил его собеседник. – Но мне чрезвычайно неприятно сообщать вам, что вы, пардон, обанкротились.

Анри сжал телефонную трубку.

– К-как это? – прохрипел он.

– Непредвиденные обстоятельства. Предприятия, в которые были вложены ваши бумаги, пошли с молотка. Сейчас, пока мы разговариваем с вами, распродают последние.

– Это... это просто ужасно. Я никак не ожидал...

– Мне очень жаль, – погрустнел мягкий голос. – Я сам, знаете, на этом крупно погорел.

– О-о... искренне вам сочувствую.

Анри действительно было жаль его. Ему что – он уже старик, а молодому человеку, судя по голосу, лет тридцать пять, не больше. Вся жизнь впереди – и вдруг такая история...

– Благодарю вас, – мягко ответил голос. – Ничего. Как-нибудь выкручусь.

– Надеюсь, что и я...

– Вам это будет несколько сложнее, – посуровел мягкий голос. – За вами числится долг. Семь миллионов франков.

– Долг?!

– Увидите сами – я пришлю вам счета. Но, по моим подсчетам, единственный шанс выкрутиться – ликвидировать ваш музей.

– Надеюсь, после продажи я смогу получить там место экскурсовода, – ответил Анри с достоинством. – Это все, о чем я осмеливаюсь вас просить.

– Я не сказал – продать музей. Я сказал – ликвидировать. Их придется продавать поодиночке, мсье Арно.

– Поодиночке?! Но это все, что у меня осталось! Я...

– Мне очень жаль, дорогой Арно. Но ваш почтенный возраст делает необходимым немедленное решение. Надень, что вы поймете всю необходимость этой вынужденной меры. Другое занятие вы наверняка сможете подыскать.

По натуре Анри Арно был человек упрямый, но в здравом смысле ему никто никогда не мог отказать. Не выпуская из рук трубки, он гордо выпрямился, хотя был совершенно один в своей уютной гостиной.

– Вы... отдадите их в хорошие руки? – тихо спросил он.

– В самые лучшие, – заверил мягкий голос. – Я знаю несколько состоятельных коллекционеров – таких же одержимых, как вы в молодости. Так что это не будет в полном смысле ликвидацией. Если угодно, это – ваш подарок потомкам.

– Похоже, у меня нет выбора, – дрогнувшим голосом после долгой паузы произнес Анри.

– Иначе говоря, вы высылаете мне доверенность?

– Да. А сейчас... простите, я нехорошо себя чувствую...

– В таком случае не смею задерживать вас. Всегда к вашим услугам.

Это случилось всего несколько дней назад. Но с тех пор он потерял сон, и старость, о которой благодаря работе он долгое время успешно забывал, взяла его костлявой рукой за горло.

Через час прибудет колонна огромных грузовиков. Его паровозы – его детей – погрузят и отвезут в Марсель, в порт, откуда они разъедутся поодиночке в неведомые страны. Куда – Анри не спросил ни разу. Об этом ему не хотелось знать.

Низко опустив седую голову, он в последний раз вошел в кабину “Де Гленна” и, взявшись за деревянную рукоять рычага, выглянул в окно. Память сразу унесла его в старые добрые времена, и обрезок рельсов под колесами “Де Гленна” превратился в стальные пути линии Париж – Лион, грузовики впереди – в величественное здание вокзала, а из трубы будто снова вырвался веселый дымок безвозвратно ушедших дней его молодости...

Ветерок с востока, ворвавшись в кабину, взъерошил седые волосы Анри.

Хищная улыбка не сходила с лица полковника Интифады, жадно просматривавшего первые полосы газет. Заголовки кричали: “Бойня в Нью-Йорке!”

– Вот. Об этом я и мечтал, – приговаривал он, похлопывая газетой по столешнице из черного дерева.

Петр Колдунов молчал. Думать о тысяче невинно погибших душ становилось все труднее. Не думать о них он не мог. Жертв могло быть больше, гораздо больше, но он сумел дотянуть до субботы, когда в офисах разрушенных зданий было гораздо меньше народа, чем в будние дни.

– Иными словами, товарищ полковник удовлетворен работой ускорителя? – с оттенком сарказма в голосе спросил Колдунов.

– Разумеется! Конечно, я бы с большим удовольствием не оставил камня на камне от Белого дома, но это, в общем, тоже сойдет.

– В таком случае, если ваша цель уже достигнута, мы можем начать постепенный демонтаж установки?

– Демонтаж?! Я сказал, что доволен, но не говорил, что прекращаю испытания! Мы нанесли первый серьезный удар. В последующие несколько недель их мощь будет увеличена!

Подавив гримасу, Колдунов хотел было что-то сказать, но в этот момент на столе полковника зазвонил телефон.

– Кто там, чтоб вас?! Я же велел не беспокоить меня... О, разумеется, разумеется. Всегда. Немедленно соединяйте.

К удивлению Колдунова, хищное выражение исчезло с лица полковника Интифады, уступив место чему-то напоминавшему умиление. На губах вождя лобинийской революции появилась довольная улыбка. Колдунов заподозрил было, что полковник ожидает звонка любовницы, но, припомнив оперативную информацию, отмел эту догадку. По данным КГБ, в приступах любовной горячки полковник Интифада отправлялся в пустыню, где ловил и насиловал диких коз. Это было, очевидно, наследственное: отец полковника был пастухом-бедуином. Кроме того, полковник именовал собеседника просто “друг”.

– Отлично, друг мой. Сколько, вы говорите? О, разумеется. Что?! Но это же гораздо больше того, что вы запрашивали. Мне наплевать, музейные это экспонаты или... Я не собиратель древностей! Да, я понимаю, трудности есть. Но мое условие – чтобы о заказчике никто не знал. Говорите, можете доставить еще? Отлично, трех пока будет достаточно. Да, я заплачу на ваших условиях, но только потому, что меня поджимает время. Да, благодарю вас. На ваш счет – и немедленно, как договорились.

Когда полковник Интифада повесил трубку, на его лице не осталось и следа прежнего умиления.

– Нам доставлены еще три... орудия мести. Они прибудут в столицу сегодня днем.

Колдунов кивнул.

– Но на подготовку ускорителя потребуется время.

– Я терпелив.

“С каких это пор?” – вертелось на языке у Колдунова, но, сочтя за лучшее сдержать шпильку, вслух он сказал:

– Я уже несколько дней не могу связаться с начальством. Мне необходимо сделать это сейчас.

– Это невозможно, – отрезал полковник. – При последнем запуске была прервана подача энергии на международную линию в нашей столице.

– Но вы только что пользовались ею.

– Я сам сказал вам об этом? – полковник Интифада холодно взглянул на ученого.

– Нет, но я слышал, что вы договаривались о поставках паровозов из-за рубежа.

– Хм... Когда линию починят, можете звонить сколько вам заблагорассудится.

Ах ты ублюдок, – устало подумал Колдунов. Но спорить сил уже не было.

В этот момент вошедший курьер с поклоном потянул полковнику очередную газету.

Взглянув на нее, полковник Интифада неожиданно затрясся от гнева. На щелчок пальцами в кабинет вбежали двое в зеленых мундирах.

Полковник указал на перепуганного курьера.

– Немедленно прикончить его!

Отчаянно упиравшегося курьера выволокли за дверь. Хлопнул выстрел, чавкнули двери лифта. Колдунов понял, что личный мусоропровод полковника только что принял очередную жертву.

– Вы видели?! – грохотал полковник. – Эти мерзавцы в Америке утверждают, что на Манхэттене случилась утечка газа! И только из-за этого там произошел взрыв!

– Им же нужно успокоить народ. Вот они и сочинили эту историю.

– Но мне нужно, чтобы мир знал – это был акт возмездия!

– Вы же не можете утверждать такое всерьез. – Колдунов пожал плечами. – Если только американцы узнают, кто именно пытался отомстить им подобным образом, Лобиния будет немедленно стерта с лица земли.

– Тогда они должны подозревать! Предполагать! Догадываться! Вспомнить бомбежку Даполи, шайтан их забери! Я не собираюсь предоставлять им улики! Я только хочу, чтобы их толстобрюхие лидеры ворочались по ночам от стыда и страха!

– Но лидеры, отдавшие приказ о бомбежке Даполи, уже давно ушли со своих постов.

– Мне наплевать! – заорал полковник. – Немедленно снаряжайте орудие! Оно должно быть готово, как только пар... орудия возмездия прибудут сюда! Мой гнев обрушится на Америку с такой силой, что им останется только молиться своему Богу и просить о помиловании!

– Есть, товарищ полковник, – устало ответил Колдунов.

Выходя из кабинета полковника, он думал только об одном: наверняка есть какой-то способ укротить этого маньяка. Еще несколько запусков – и американцы ответят, но Лобинию они будут рассматривать в качестве мишени в последнюю очередь.

А первый их удар будет по матушке-России.

Когда за Колдуновым закрылась зеленая дверь, полковник Интифада снова поднял трубку телефона. Набрав номер своего загадочного друга, он уверил его, что за ценой он отныне стоять не намерен. Он купит любой паровоз – будь то музейный экспонат или куча металлолома.

Стоя на площадке перед лифтом, Колдунов все слышал.

И содрогнулся.