«НЕДОРОСЛЬ» первый русский мюзикл





Вокальные номера к спектаклю по пьесе Дениса Фонвизина «НЕДОРОСЛЬ» (1969)

Да, вот так, и никак не менее чем, величали иные театральные критики спектакль Саратовского ТЮЗа, поставленный Леонидом Эйдлиным по фонвизинскому Недорослю» в 1969 году. Сам Эйдлин называл это «комедия на музыке», что была истинная правда — но мы с ним и от «мюзикла» не открещивались.

Нет, наверное, в русском репертуаре такой пьесы, какую бы наши режиссеры еще так обходили за три версты, как Недоросль». Один Оскар Ремез, известный московский режиссер и педагог, решительно утверждал, что Недоросля» можно и должно ставить безо всяких сокращений — особенно и именно тех мест, где Фонвизин учит жить, высокопарно и скучно. Эйдлин же считал, что всю эту высокопарщину никакой искусностью не одолеешь и, следовательно, молодой зритель побежит из театра, не дожидаясь финала, — и пошел на сокращения без долгих раздумий. А чтобы бессмертная комедия обессмертилась еще более, он решил сделать ее музыкальной. И для этой цели позвал в помощь меня.

Я сочинил номеров, наверное, двадцать, включая увертюру — то есть в самом классическом смысле этого слова, с главной темой, с музыкальным развитием, для симфонического оркестра Аранжировал, конечно, не я, за отсутствием какого-либо музыкального образования. Но даже и тут были мои пожелания: где играть медным, а где струнным. Помню, услышав, долго смеялся. От радости.

За увертюрой следовал короткий пролог. Выбегали молоденькие крестьяночки и пели:


— Ты скажи, хозяюшка,

Что сегодня испекла?

— Испекла я свежий пряник

На старинном на меду.

— Свежий пряник, старый мед —

Ладно ль вышло, вкусно ль будет?

— Ой дид-ладо лебеда!

Лишь бы не было вреда.


Далее действие начиналось, как оно и положено, со знаменитой сцены примерки тришкина кафтана на молодого барина. Возле Митрофана, вполне наглого, хитрого и красивого парня, вертелась дворня и похаживала вокруг матушка, помещица госпожа Простакова с тихим, как бы навсегда прибитым муженьком — все они обсуждали новый кафтан, пошитый Тришкой, и помаленьку переводили разговор в пение. Вот вошел Скотинин, приехавший свататься к Софье.

Простакова к нему:

— Вот, братец, на твои глаза пошлюсь. Мешковат ли этот кафтан?

— Нет.

— Да я и сам уж вижу, матушка, что он узок, — говорит Простаков.

— Я и этого не вижу. Кафтанец, брат, сшит изряднехонько.


Г-жа Простакова

Где же изряднехонько?

И глядеть тошнехонько.


Скотинин

Что ж тебе тошнехонько?

Сшито изряднехонько.


Г-жа Простакова

Аль ослеп ты, батюшка?

Узко вышло платьишко!


Скотинин

Да что тебе тошнехонько?

Сшито изряднехонько!


Г-жа Простакова

Аль тебе от сговору

Замутило голову?


Скотинин

Что тебе тошнехонько?

Сшито изряднехонько!

Нет! Кафтан хорош!..


Г-жа Простакова

Все ты, братец, врешь!


Тришка

Быть кафтану плохо сшиту — стал быть,

Тришке быть побиту!

Не по нраву талия — будет мне баталия!

Не по нраву рукава — без волосьев голова!

За изрядные труды порвут спину в лоскуты!


Девки

Ой дид-ладо, лебеда!


Г-жа Простакова

Жмет во грудях! Узок во плечах!

Али, братец, ты ослеп?

Али, братец, ты оглох?

Ан кафтан-то плох!


Скотинин

Нет, кафтан хорош!


ВсеМитрофану)

Митрофанушка, мой свет.

Чай, тебе вздохнуть неможно?

Ты скажи, скажи не ложно:

Жмет он или нет?


Здесь Митрофан, выдержав паузу, начинал медленно танец, разводя руками и поводя плечами, показывая, что кафтанец шum изряднехонько-таки:


— Ай, барыня-барыня! Сударыня ты моя!


Тут и все, убыстряя пляс, подхватывали:


— Ай, барыня-барыня! Сударыня ты моя!

Ай, да молодец Митрофанка!

Кафтан-то пришелся в самый раз!

Вишь ты — потешил милый нас!


И госпожа Простакова тут и ставила точку всей дискуссии, обращаясь к совершенно оправданному Тришке:


— Выйди вон, скот!


Скотинин был трактован как человек искренний и действительно обожающий свиней, как обожают коллекционеры то, что они коллекционируют. Об этой своей «смертной охоте» он исповедовался в небольшом ариозо:

Люблю свиней, сестрица!

Ах, кабы не оне,

В монахи бы пострицца

Давно пришлось бы мне.

Кому свинья — свинина,

Щетина да сальцо,

А мне свинья — скотина,

У коей есть лицо!

Бывало, идет стадо,

И трудно глаз отвесть:

Им ничего не надо,

Окроме как поесть.

Ни злобы, ни попрека.

Ни хитрости какой…

Мне в людях одиноко,

А с ними я — как свой.


Приходила Софья, дальняя молоденькая родственница, находящаяся на попечении Простаковых «из милости», и показывала письмо от дядюшки ее Стародума с известием, что теперь она богатая наследница с десятью тысячами годового дохода. Общий шок, столбняк, обомление…


Г-жа Простакова

Десять тысяч!..


Хор

Десять тысяч!


Г-жа Простакова

Ежегодно!..


Хор

Ежегодно…


Г-жа Простакова

Это стало быть…

Каждый месяц —

Восемьсот!..


Скотинин

Восемь сотен!

Это, стало быть.

Три червонца!

Ежедневно!


Хор

В день без малого

Три червонца…

Круглый год!


Г-жа Простакова

И за что ж этой бестии счастие?

За красивые, что ли, глаза ее?

Я нашла бы кого поглазастее!

Так за что же ей?

Вот наказание!


Хор

Десять тысяч!


Скотинин

Деньги, слышь, большие!


Хор

Десять тысяч!


Простаков

Может быть, фальшивые?


Хор

Словно с неба…

Кабы мне бы…

Кабы мне…


Г-жа Простакова

На моих руках родней дочери

Девка выросла сложа рученьки.

А я знай вертись с утра до ночи.

Каждый день! И всю жизнь! Больше мочи нет!


Общий хор

Десять тысяч!

Ежегодно!

Восемь сотен

Каждый месяц!

Три червонца —

Каждый день!..


Скотинин счастлив: невеста его оказалась еще и богатой. Его сестра тут же замышляет переменить жениха и женить на Софье Митрофана. А тут показался и третий кандидат: молодой офицер Милон. Когда-то он был знаком с Софьей и влюблен, но судьба их разлучила Выходная ария Милона была такая:


Храбрый воин полн отваги.

Он летит в огне, в дыму.

Верен воинской присяге.

Как и сердцу своему.

В час последний, в час печальный.

Сталью вражеской сражен.

Взор небесный, голос дальний

Видит он и слышит он:

«Друг любезный, ты далече.

Но душой услышь меня:

Обещал ты скорой встречи,

Где же ты? Я жду тебя».

И в порыве силы прежней

Воин рану превозмог!

Перед зовом страсти нежной

Отступает злобный рок!


Вслед за столь изящным романсом на сцену вступали грубые солдаты:


Раз!

И два!

И горе не беда!

Уж мы, братцы, рвем подметки

Нонче и вчерась!

После дела даст нам водки

Сам светлейший князь!

Без вина, как без закону.

Нешто проживешь?

Никакого бастиону

Трезвый не возьмешь!

Вот вернемся мы с походу.

Снимем кивера. —

Вместо водки будем воду

Трескать до утра!

Квартирьеры, квартирьеры, фейерверкера!

Интенданты, маркитанты, каптенармуса!

Подавай сюды фатеры, а коням овса!

Нам фатеры — коням овса!


(Автор понимал, что фейерверкера никак не помещаются в предложенном смысловом ряду, и оставил их там лишь по причинам благозвучия. Насчет киверов в русской армии времен Фонвизина также имеются сомнения — да ведь если на все смотреть с такой придирчивостью, то и у Толстого сыщем множество пятен.)

На подворье Простаковых Милон встречался с давним своим приятелем и ровесником Правдиным. Сей молодой чиновник как раз был прислан сюда понаблюдать за нравами помещиков. Друзья обнялись.


Милон

Тебе, любезный друг, открою тайну сердца своего:

Влюблен я и имею счастье быть любимым.

Но вот уже полгода как в разлуке

Я с той, кто мне всего дороже в мире!

В надежде пребываю, что она

Содержится у родственников добрых.

А вдруг она в руках корыстолюбцев?

Я весь от этой мысли вне себя!


На это Правдин отвечал фразой из оперы Чайковского «Пиковая дама»:


Я имени ее не знаю ль?


На что ответ следовал совершенно в духе простодушной классики.


Милон

Ах! Вот она сама!


Появлялась Софья, немедленно же начинался дуэт:


— Ах, мой друг любезный, лукавый Амур,

Моей вняв мольбе слезной, тебя ко мне вернул!

— Сей минуты я все ждала, о друг мой!

Ни дня, ни дня я не спала — все ждала, все ждала.

(Вместе)

Как сладко нам будет

На мягкой травке

У ручья вдвоем

Под розовым кустом!

Как чудны там будут

Томны лобзанья.

Нежны признанья.

И наступленье…

И пораженье!..

Ты на арфе — я на лире

Повторяем вновь и вновь:

Все пременно в этом мире.

Непременна лишь любовь!


И вот все завертелось вокруг Софьи, три жениха — три соперника, у Митрофана с дядюшкой уже и до драки дошло. В какой-то момент передышки вдруг в своем уголку оказался Простаков. И тихонечко запел:


Род Простаков

От старинных простаков

Из боярских детей.

В оны года.

Кого шире борода,

Тот и был всех умней.

Умники те

Таскали воду в решете:

Была в ходу простота.

Нынче зато

Кладут сито в решето.

Чтоб держалась вода…

Нынче все страх:

Не ходить бы в простаках,

Знай гляди да смекай.

Ин невелик

Мозгу малый золотник —

За большой выдавай!

Знай ни аза.

Ходи вылупя глаза —

И пропадешь ни за грош.

Смел да умен — Два угодия завел.

Там и третье урвешь…

Как простаку

Да в осьмнадцатом веку

Свой живот уберечь?

Будь как дитя:

Язычок-то проглотя

Никому не перечь.

Взоры свои

От людишек утаи,

А то и вовсе закрой.

Ибо, заметь.

Просто не на что смотреть

В этой жизни, друг мой!..


Этот странный, апарт в дальнейшем никак не развивался нами, и Простаков как выходил туповатым подкаблучником, так и уходил. Недоработка вышла. Зато с Еремевной вроде бы все удалось. В Саратове ее отлично сыграла Ира Афанасьева, талантливая молодая актриса с хорошим голосом. И потому Еремевна у нас была не старая хрычовка», как трактуется она у Фонвизина, а здоровая крестьянская девка, мамка, приставленная к баричу, причем не только сопли утирать… И вот она жалуется на свое житье старым знакомцам. Цыфиркину и Кутейкину, откупорив заветную баклажку в тихую минутку:


Ой на бедну-ту мою голову

Пошли, Господи, гром да молонью!

За господскою за дитятею

Позабыла я отца-матерю.

Не свожу с него ясных глазынек,

Словно прынц какой аль помазанник.

Чего он хотит, то и делаю.

За него на двор чуть не бегаю!

А уж сколько с ним срамотищи-то

Натерпелась я — поди высчитай:

То кухаркою,

То товаркою,

А как ночь придет — и сударкою!

Уж не знаешь, как иссобачиться,

А все стерва я да потатчица.

А награды всей — руп с побоями,

А отрады всей — суп с помоями…


Дядюшка Стародум, бывший, крупный придворный, ныне отставной, появлялся в одиночестве, никем не встреченный за общей суетой. По нашей трактовке, был он человек нервный, колючий и хотел одного: чтоб все оставили его в покое. И любимое его занятие было — в одиночестве понюхать табаку.


Зачем курить табак? Его должны мы нюхать!

На что ж его искать — чтоб тут же и пожечь?

А ты вот начини себе ноздрю одну хоть

Да душу прочихни — и словно камень с плеч!

Был Петр — великий царь! Напрасно только детям

Он завещал сей грех — куренье табаку.

Ах, если бы они грешили только этим,

Я кой бы как привык к смердящу чубуку.

Уж если злобный рок занес тебя в конюшню.

Кругом тяжелый дух, и слякоть, и навоз —

Скорей тогда прими хорошую понюшку

И начихай на все! И вновь набей свой нос.


Однако недолго длится одиночество почтенного старика. Его обнаруживают и вскоре устраивают пышное приветствие.


Хор

Ой, шум, суета!

Кто стучится в ворота?

Ой, кабы ведать-знать.

Кому двери отворять!

— Отворяйте двери-те!

Кто стучит, проверите.

Раз!

И два!

И слава и хвала!

Слава и хвала!

Слава и хвала!

А кого встречаем?

Кого величаем?

— Мы встречаем Стародумушку,

Величаем Любомудровича,

Сударика Благомыслова,

Что из роду Надоуминых!

Свет очей, души приятство,

Чтя всех пуще мы тебя,

Ах, не льстимся на богатство.

Дай нам глянуть на себя!

Как у нашего Стародумушки

Головушка-голова — по-хорошу бедова,

По-хорошу бедова — сундук денег добыла,

Сундук денег добыла — оттого-то, знать, бела!

Государь ты наш Стародумушка,

Достань из сундука три новых пятака:

Как первый пятак — старым бабам на табеле,

А другой пятак — мужикам на кабеле,

А последний-то пятак — подари наем просто теле!

Ура! Ура! Ура!


Пышный прием со всем его наивным подхалимажем из своего угла комментирует Правдин. Мы его трактовали так: молодой, да ранний. Этакий цинический первач.


Черт подери их всех подале!

Каков прием!

Теперь небось пойдут батальи

Над сундуком.

Пожалуй, так недолго дяде

Свихнуться в этом машкераде —

И поделом!

Он хочет жить с волками молча.

Нашел ягнят!

А с ними надо выть по-волчьи.

Не то съедят!

А про любовь, и честь, и душу

Детишки, может, будут слушать,

И то навряд.

Ах, кабы я родство и связи

Имел, как он!

Давно б из грязи вышел в князи.

Вершил закон!

А так — всю жизнь копить тысчонки.

Чтоб их отдать пустой девчонке?

Смешно, пардон!..


Между тем по подворью бродят без дела Митрофановы учители: отставной солдат Цыфиркин да бывший семинарист Кутейкин, никому до них дела нет. Они и поют:


У кого есть глупо дитятко.

Неразумное, хоть брось?

Вы подите, нас найдите-тко.

Вразумим его авось.

Чай, вдолбим науку олуху.

Да родные пособят.

Что не примет через голову.

То воспримет через зад!

Просим ваше благородие

По алтыну за урок.

Да за тупость-то отродия

В год накиньте пятачок.

Неученье — темень дикая,

А ученье вроде свет.

У кого есть глупо дитятко?

У кого их только нет…


Митрофан же в предвкушенье скорого богатства об ученье не помышляет. «Час моей воли пришел! — кричит он. — Не хочу учиться, хочу жениться!» И запрыгал, и заплясал, а с ним. по мысли режиссера — несметные полчища таких же Митрофанов заплясали, запели по всей Руси:


Сидит малый на возу.

Хочет ехать во поле —

А у мерина его

Клопы копыта слопали!

Эгей!


Сидит кура на насесте,

Ждет-пождет петуха,

И неведомо невесте.

Что сожрали жениха,

Ха-ха!


Ты моя душечка.

Да ты голубушка —

А выйди на часок

Да погулять в лесок!

Да не пужайся, что ты, Господи!

Отец запорет, чай, не до смерти!


Сидит барин в кабинете.

Деньги прячет про запас,

А того, дурак, не знает.

Что подохнет через час!

Эгей!


Не люби меня, отец.

Не люби меня, родня —

Ты люби меня, маманя.

Ведь иссохнешь без меня!

Ха-ха!


А вот полтиннички —

А я их спрятаю!

А вот калачики —

А я их стрескаю!

А вот кобыла, глянь, богатая —

А я посватаю!

Я не побрезгаю!

Эх, барыня-барыня!

Сударыня ты моя!


Матушка, однако, уговаривает Митрофана поучиться хоть для вида, чтоб прибывший дядюшка оценил, по крайней мере, усердие. Только Митрофан сел за грамматику с арифметикой, как появился главный наставник, Адам Адамыч Вральман, недообрусевший немец, как выяснилось впоследствии — бывший кучер, коего потому и взяли в учителя, что немец. Он здесь за приживала и потакает всем капризам барича — при этом в душе вполне издеваясь над ним:


Митрофанхен, друк мой, сфетик!

Ты послушай старишка:

Никакой грамматик и ни арихметик

Не нужны твоей башка!

И зашем привез царь Петер

Для навоз одеколонь?

Как это по-русски будет, доннер веттер…

Этот корм — не в этот конь!

Проживешь и так отлишно.

Будешь с места брать галоп!

В матушка Россия голова излишна.

Был бы только крепки лоп!

А зашем вам Аристотель?

От нефо тоска и скук!

Как это по-русски будет, думкопф тойфель…

Этот гусь — свинье не друк!

Ваш страна — особый слушай:

Разобраться мудрено,

Кто у вас ушитель, кто обычный кутшер,

Или это все одно?

Как приятно чужестранцу

Полушать у вас приют!

Как этот по-русски будет, айн унд цванцихь…

Был бы шея — есть хомут!


Наши репетиторы терпеть не могут Вральмана и, оставшись с ним один на один, весьма воздают ему за то, что сам дела не делает и другим не дает. А размахавшись кулаками, заплясали горемычные, и запели


А мы зря комедиев

Не ломали!

А мы академиев

Не кончали!

Эх, кубыть-растудыть.

Очень просто

Нехристю засветить

Прямо в нос-то!

Эй-гей, басурмане.

За троих грош!

Становьсь перед нами

Сколько хошь сплошь!

Хушь ружьем, хушь дубьем

Похваляйся —

Соплей перешибем,

Помоляся!

Бедно ли, худо ли —

Да не об том спор:

Чего-чего — а удали

У нас по сих пор!

Шапками закидаем!

Шайками за…

Тихо! Барыня идет!..


Стародум, же, заботясь о благонравии, устраивает экзамен всем: и Митрофану, и Милону, и Софье. С племянницей беседует, он на тему о браке и, вероятно, взволнованный воспоминаниями, говорит, так:


Стародум

Хоть нам брак и дан во благо.

Ты должна

Знать, сколь твердая отвага

Тут нужна.

Ах, сердечною наукой

Непростой

Не владеем мы — тому порукой

Опыт мой…


Софья

Все, что вы ни говорите.

Сердце трогает мое.


Стародум

До венца дожить не чают,

А женясь,

Связью брачной наскучают

Тот же час!

Глядь: и брак их опорочен,

И кровать…

Но тебе еще об этом, впрочем.

Рано знать.


Софья

Все, что вы ни говорите,

Сердце трогает мое.


Стародум

Зрю в тебе я сердце нежно.

Друг мой, но

Ты семью блюди прилежно

И умно!

(В сторону)


Жаль, что ей нельзя, как брату.

Молвить, обнявшись:

Коли можно быти неженату,

Не женись!


Софья

Все, что вы ни говорите,

Сердце трогает мое.


Прознав, что Софью сговорили за Милона, разгневанная госпожа Простакова решается на похищение. Созвав вокруг себя преданную дворню и родню, она уговаривается с ними умыкнуть Софью прежде, чем она уедет с дядюшкой. А тот, слышно, собирался ехать в семь часов утра.


Заговор

— Больно много нынче умников…

— Прям хоть вой!

— Развелось на нашу голову!

— Прям не счесть.

— A y нас умишко плохонькой…

— Зато свой!

— Они встанут завтра в семь часов…

— А мы в шесть!

— Ишь, приехали вороны.

Фон бароны!

— Ой, кому молиться, чтобы

Пронесло бы!

— Только встать бы в шесть — а там уж!..

— В шесть часов!

— Где уж нам уж выйти замуж…

— В шесть часов!

— Они встанут завтра в семь часов!

— А мы в шесть!

— Они спросят: а невеста где?

— А бог весть!

— Как посмели вы, грабители.

Нас провесть?!

— А чего ж так долго спите вы?

Встали бы в шесть!


Г-жа Простакова

Богородица-заступница!

Ой, беру-беру грех на душу!

Я, чай, мать, а не распутница!..

Помоги же! Видишь? Надо же!


Указав каждому его место и задачу, госпожа Простакова остается одна, снимает платок, разводит воск на блюдце, становится на колени и начинает ворожить:


На восток лежит прямо тридцать верст.

Прямо тридцать верст да крива верста.

О кривой версте есть Ердан-гора,

На Ердан-горе бел-горюч камень.

С-под него бежит Едигер-вода,

Едигер-вода моет Левкин цвет.

Ой ты, Левкин цвет — расцветай чуть свет!

Отведи от нас нехороший глаз.

Отведи мороку с мово порогу.

Наведи удачу на мою задачу.

Наведи утеху на мою потеху.

Упаси от лиха — да чтоб было тихо!

На чужой роток накинь платок,

А свой роток и так молчок.

Авель, Каин, карачун —

Чур меня, чур меня, чур-чур-чур!

Аминь.


Злая затея не удается. Правосудие в лице Правдина, как специального чиновника присланного не только наблюдать беззаконие, но и соблюдать законность, выносит суровый приговор госпоже Простаковой, все ее покидают, и сын первый. Она в июке. Финальная сцена


Стародум

(указывая на Простакову)

Вот злонравия достойные плоды!


Хор

Вот злонравия достойные плоды!


Г-жа Простакова (эхом)

Вот злонравия достойные плоды…

Вы потише, люди добрые.

Не будите мово деточку,

Мово деточку,

Митрофанушку…

Как у мово деточки Митрофанушки

Кудри вьются чистый шелк, очи ясные,

Улыбнется ль весело — подарит рублем,

Скажет ли словечушко — соловей поет…

Ой барыня, барыня…

Сударыня ты моя…


Хор (бодро)

Ой, барыня-барыня, сударыня моя!

Ой, барыня-барыня, сударыня моя!


Митрофан (жалобно)

Матушка! Голубушка!

Барыня ты моя! Сударыня ты моя!


Г-жа Простакова

Как?! Кто?! Кто посмел?!

Тришка! Палашка!

Кафтан весь испорчен!

Кто кафтан испортил?!

Всех загнать, запереть в холодную!

Чай, найду змею подколодную!

Будет век ходить с битой рожею!

С битой рожею!

С драной кожею!


Хор

Не оставь, Господь, рабу Божию!..

_____

Зоя Георгиевна Спирина прекрасно играла госпожу Простакову, а в финальной сцене заставляла зрителя и поплакать…

Недоросля», после Саратова, в этом, музыкальном, варианте играли не раз на разных сценах. Поставили его как-то и в театре Сатиры. Ширвиндт ставил это отчасти как шоу, солдаты у него были, например, не солдаты, а герлс, одетые в обтяжку в мундиры и с киверами на голове. Простакову же сыграла и спела Наташа Защипина, и очень хорошо. Время, однако, было морозное, быстро последовал чей-то партийный донос насчет искажения классики и т. п. — спектакль сняли.

Еще, помню, Георгий Ансимов в ГИТИСе, на своем курсе (отделение музкомедии, кажется) тоже представил это действо, и когда не то восемь, не то десять юношей отлично поставленными голосами грянули Митрофановы куплеты — получился весьма тяжелый рок, причем задолго до его распространения у нас.

Последний раз я видел ^Недоросля» в московской гимназии номер 67, в 1990 году, его сыграли старшеклассники под руководством известного московского филолога и замечательного педагога Льва Соболева Г-жу Простакову играла моя дочь. Прямо скажем: папу не посрамила.


Загрузка...