Юлька или рыжая муза кавторанга Беляева

Глава 9 Циндаосские терки

Головная боль капитана мор я

Немецкое колониальное владение Циндао. Кабинет губернатора города и порта Циндао капитана цур зее Оскара фон Труппеля.

Только что закончилось экстренное совещание, собранное гросс-адмиралом Притвицем по результату вопиющего инцидента в бухте Августы Виктории. А если говорить прямо, то беспрецендентной наглости, вылившейся в боестолкновение русской канлодки «Кореец» с двумя японскими миноносцами 9 отряда.

Японцы в лице начальника миноносного соединения капитана второго ранга Ядзима наплевав на всё и вся — в том числе и на германский территориальный статус залива, почти на рейде порта Циндао обстреляли и попытались торпедировать старую русскую канлодку. На что капитан русских не стал утираться, а незамысловато послал их прямиком к Нептуну — расчехлил стволы и неожиданно легко раскатал в блин два военных корабля с каких-то пяти залпов.

После чего влез в акваторию порта и, нацелив орудия и торпеду теперь уже на японский на крейсер «Акаси», полез в бочку и выставил капитану Миядзи неслыханной наглости ультиматум. Нет, если бы это было б где-нибудь еще или это был германский офицер, то Оскар фон Труппель даже б восхитился отвагой и выучкой. Но в германском, его Труппеля, порту требовать даже не интернироваться, а именно сдать и передать русским крейсер — это верх вопиющей наглости!

В данном случае это не отвага, это — неслыханная борзость и хамство! Под дулами-то германских береговых батарей и целой эскадры… И что делать непонятно. Кайзер переживает… даже тайно содействовать русским рекомендовал. И прямо приказал в войну ни в коем не ввязываться! А тут едва первый инцидент закончился — второй бой прям в германском порту намечается… Хорошо хоть комендант порта успел — выдернул наглого сумасшедшего русского к губернатору. Ну и японца с ним заодно…

Сейчас два этих абсолютно разных возмутителя губернаторского спокойствия стоят перед Труппелем. Один — по-военному строгий, выглаженный, собранный. На вытяжку. Образец уставного офицера и аристократа. Но вот только сильно потеющий и явно растерянный… И это боевой офицер претендующей на что-то островной державы⁉ Пусть выпестованной и науськаной извечным германским врагом — хитрейшей и сильнейшей Великобританией, но капитан заведомо сильнейшей стороны в этом уголке земли и моря. Мда…

Второй — не бритый, в мятом белом кителе. С красными глазами много пьющего человека. Еще и флёром перебродившего коньяка и женщин тут благоухающий. Расхлябанный как гулящая портовая девка. Рвущий в клочья понимание капитана цур зее. Несовместимый с образом солдата флота и Империи! Только вот незадача — абсолютно уверенный в своих силе и праве требовать… И это капитанчик второго ранга — какой-то там фрегатн-капитан — чей флот уже неделю как зажат японцами в Порт-Артуре…

И как с ними себя вести кипящий негодованием целый капитан моря не мог понять…

— Кавторанг Беляев, вы что себе позволяете⁉ Вы не у себя в русской берлоге! Вы в порту великой европейской державы!

— Хм… уж прям великой… А чо я творю?

— Что за наглость! Это что ещё за ультиматум⁉ Вы умом тронулись⁉

— А это… Я-то про миноноски подумал…

— Что «миноноски»⁉

— Говорю, герр губернатор, а чо за хрень, когда джапские миноноски меня в этом самом порту… кхм… великой европейской державы атаковать-то удумали? Или тут для джапов держава-то уже не очень великая?

— Беляев! Вы забываетесь!

— Ну канеш! Атакуют джапы, гансы утираются, а забывается как всегда Беляев!

— МОЛЧАТЬ!

На что русский независимо пожал плечами, еще чуть и вообще б отвернулся. Или почесался! Чем, прямо говоря, окончательно выбесил Труппеля. Чтоб не сорваться губернатор решил переключиться на более адекватно выглядевшего японца.

— Кавторанг Миядзаки, что ваши корабли творят в германских территориальных водах? Император Японии хочет развязать войну уже и с Германской Империей?

— Герр губернатор, никак нет! Приношу свои глубочайшие извинения! Я не знаю, что нашло на ныне покойного по вине этого русского варвара кавторанга Ядзима. Но кровь доблестных сынов Ямато требует справедливости и я требую…

— У жены в постели требовать бушь!

— БЕЛЯЕВ МОЛЧАТЬ!

Чтобы успокоиться и окончательно не потерять контроль над собой и разговором, капитан цур зее совершил то, что не никогда позволял себе в присутствии нижестоящих — достал, налил и махнул шнапса. Не помогло. Приглашать японца вместе с русским была явная ошибка…

— Беляев, как вы можете объяснить свое возмутительнейшее поведение с вашим беспрецендентным ультиматумом?

— Ну почему ж сразу беспрецедентным? Вон в Чемульпо Уриу в компашке Миядзи неделю назад такой претендент создал… и все утёрлись! А по кораблику — так это теперь мой законный трофей! С Чемульпо почти неделю по всему Жёлтому морю гоняюсь! За ним вот и «Чиодоой» еще…

— Капитан, у вас с головой всё в порядке? — несмотря на раздражение, Оскар фон Труппель даже восхитился наглостью этого сумасшедшего русского. Таким и должен быть в мыслях настоящий солдат, — Беляев, или вы паясничаете со мной? Это — крейсера! А у вас всего старая канлодка!

— Тююю… Думаете не смогу догнать? Так видите — одного вот уже догнал! И «Чиоду» догоню…

— Думаю боевая ценность вашей убогой лодки и любого самого плохого крейсера просто несовместимы! И вы больной, раз это не понимаете!

— Боевая ценность? Хм… Броненосцу «Чен Инь» эта боевая ценность не сильно помогла… Как и «Асаме», «Тахачико» с «Ниитакой». Тож вроде ценные крейсера… Были… Нарвались на убогую канлодку… Миядзи — мотай на ус! Тебе глупому остался ток один шанс выжить — сдать корабль мне!.. Ну пока Левицкий со Степановым поводок не порвали или команду «Фас» не получили!

— Капитан Беляев — это германский порт!

— Ну и чо? Чемульпо вон тоже был корейским! Это чо, кого-то остановило? А Левицкому ваще похрен! Он у меня, представляете герр губернатор, вообще поляк!

Фон Труппель понял, что кто-то здесь сильно болен. Головой болен. С пониманием стало легче. Только не до конца понятно кто болен. Русский или он, раз такое до сих пор терпит…

— Беляев, я все больше склоняюсь вас арестовать!

— Арестовывайте. Тогда Павлов сегодня же отпишется в Петербург, да и газетчики будут рады снимкам как в цитадели германской империи джапы торпедируют корабль русского родственника кайзера… И вы гер губернатор…

— Вы забываетесь! Кто вас тут торпедировал?

— Как кто? Японские миноноски «Аотако» и «Хато» из недобитков 9 отряда! Фотография прям на фоне вашей батареи и флага получились. Хотите Павлов и вам фотокарточку подарит? На память…

— Тьфу… Какой ещё Павлов?

— Советник… Ну этот… Действительный который… статский! Посол Российской Империи…

— Беляев вы точно больны! Откуда Александру Ивановичу здесь взяться-то?

— А чо ему браться? Максимум через час так и так к вам явится…

— В Циндао?

— Ага! Он. К вам. Как и все российское посольство, кстати. С женами и детишками…

— А что они здесь делают? — Труппель понял, что он вообще ничего не понял. Какие ещё женщины и дети? Зачем ему дети?

— Как чо? Эвакуируется вон из захваченного порта тож ещё вчера независимой и великой державы…

— На чем? Уж не на вашем ли «Корейце»? — шпильку Оскар решил мужественно игнорировать. Больной же…

— Ну а чо? Герр губернатор, мой «Корейчик» знаете ли понадежнее всяких там ваших иностранных крейсеров! По крайней мере, как Руднева с «Талбота», у меня хрен кого выдернешь!

Мда… Труппель поморщился и потер лицо. Шпилька однако больно отрикошетила…

— Капитан Миядзи вам предписываю в течении часа покинуть вверенный мне порт!

— Ага, щаз!

— Что значит «шазз» Беляев?

— Говорю хоть щаз! Но ток пешкодралом!

— Беляев, вы последствия для себя осознаете?

— А мне похрен!

Оскару фон Труппелю нестерпимо захотелось крови и убивать! И плевать на Красный крест, кайзера, правящие дома и интересы фатерлянда!

— Капитан Миядзи, повторяю, вам предписываю в течении часа покинуть Циндао!

— Миядзи, ток дернешься — пойдешь на свиданье к рыбам!

— БЕЛЯЕВ! ЭТО ГЕРМАНСКИЙ ПОРТ!

— Зер гуд, гер губернатор, давайте компромис — я потоплю его когда уйду из Циндао. Устроит?

Труппель выдохнул. Досчитал до десяти. Снова выдохнул. Он больной! Сильно больной! С больными лучше не спорить и соглашаться! А кризис просто необходимо замять. Ради Германии пока замять…

— Вот и договорились Беляев! Повторите как уйдете, не раньше! Экселенц! Миядзи — свободны! Уйдете после «Корейца»!

Молчаливый японец козырнул и, выдохнув, ушел…

— Беляев, я как же я от вас устал! Вы русские — вообще не понимаете понятие субординации, живете в своих болотах и лезете…

— Хер губернатор, а вы как считаете — после России джапы за кого возьмутся? За лягушатников или таких правильных вас?

— Пошел вон!

Беляев тоже ушел. Даже двери кабинета осторожно за собой прикрыл! Не хлопнул…

Только вот у Оскара фон Труппеля никак не уходил оставшийся осадок. Во-первых, вроде этот сумасшедший унтерменш и обещал не вести и не начинать боевых действий, но… тревога после его слов только росла. И тревога, вызванная беспокойством как за текущий порядок в ввереном ему германском анклаве, так и не выходил из головы последний, повисший в воздухе вопрос этого хама…

А, во-вторых, разыгралась ещё и личная паранойя. Губернатору стало казаться, что этот наглый русский кроме хамского поведения и неприкрытых угроз где-то его оскорбил. Причем вообще явно и лично оскорбил! И что тревожило ещё больше — зудело в памяти, но не получалось понять где…

Надо было этого русского вообще не пускать в порт!

Даст ист фантастиш

Вышла из резиденции в сопровождении фрегатен-капитана Якобсона. Прямого и как на лом насаженного. Ну… и мелкого, но с чеканным орлиным, напыщенно задранным шнобелем!

Вышла, ну типа, под конвоем. Чтоб право-влево ни-ни! Джапов обижать ваще ни-ни! К Миядзи не приставать. Порт ломать не то, что ни-ни — даж не думай! Проституток…

Беляев, сука озабоченная, спрячься и про германских фрау и фройлян пока мне даж не напоминай! Гейши твоей мне пока за глаза. Еле спихнула…

Вышла, подыграла, потешила мужское самолюбие, типа меня этот мелкий германский птиц удержать в состоянии. Но самой даж немножко обидно стало. Я б его и там, в прошлом теле, сама перешибла, тут ваще — и Ару, если чо, попросить могу…

А тут ещё у птица этого посеянные мной видения будущего бурные всходы дали. Беспокойство напополам с ужасом похоже, из всех щелей попёрло. Не удержал, короче, орёл возложенной миссии напыщенного германским величием конвоира. Ток за угол от двери завернули — сдулся, задёргался. На цырлы подскакивая, обогнал и шепотком с вопросами полез.

— Капитан… Вы уверены, что после разгрома России следом Япония нападет на германские китайские колонии?

— Ой, да канеш нет!

Споткнулся о ковер. Поймала, а то гордый клюв ещё помнёт. Опять меня обвинять будут!

— Тише… А… Не понимаю… А зачем вы об этом герр губернатору говорили?

Ага… Разгрома! Кто им даст-то?..

Не поняла, сука, а где моё «спасиб» за спасение твоего клюва? Ещё и руками так брезгливо отстранил. Типа невместно такого важного орла грязными лапами вонючего северного варвара мацать! Ну да пахну, но это ж не повод. Ты б сток как я без воды проторчал…

Остановился и вылупился… Вот ещё блин, на мою голову, обдриставшийся европейский птиц! Чо самому вытащить клюв из песка и осмотреться слабо? Или как попа жим-жим делает от призрака будущей войны, так птичке хочется жопой русского медведя обеспечить свою спокойную определенность?

Ну-ну… Так ты ж, падла гоношистая, знал куда служить шел! На то ты и старший офицер, чтоб дохнуть за интересы империи. Не ток в форме нос задирать и гешефты отжимать…

Гешефты? Вот дура! Точно…

Из вредности, срывая на мелком офицерике паршивое настроение, молчала и шагала. Заставляя догонять и обгонять. Шагов десять молчала. До лестницы. Где и выдала:

— Канеш не нападет… — выдохнул, расслабился. Даже плечи опять расправил! Орёл! Наблюдая, как ступил на первую ступеньку, с ехидцей добавила, — Одна не нападет. Объединится с Британией и вот тогда точняк нападет!

Ожидаемо дернулся, споткнулся и, клюнув носом, пошел в красивый неуправляемый полет вниз по ступенькам. Прямо мимо зольдатен охраны.

Солдафоны, чо вылупились, зыркалы выколю? И ваще — я ни причем! Я даж поотстала и ладошки выставила, показывая какая я белая и пушистая! Суки, не поверили!

Наблюдавший из темницы Ара даж крякнул и завистливо сплюнул. Учись салабон!

Короч, так мы и вышли из этого гребаного губернаторства. Точнее гордый фрегатн-птиц вылетел, открывая мне клювом дверь. А я вот да. Вышла. Следом.

Зачем сделала? Беляев, запомни! Нахрен-нахрен, меня бесить чревато! Сильно чревато! Я — добрая, но злопамятная! Зло помню, добро — забываю! Да и не было того добра! Поэтому и ты Изьк сиди и не чирикай!

— Фрегатн-капитан, да вы не волнуйтесь так! А то война ещё не началась, а в германском флоте уже потери!

Подняла и отряхнула. Ток на разбитый клюв платок зажала. Ибо — нехрен!

— Простите герр капитан! Споткнулся!.. — закинул голову, затыкая уже совсем не аристократично кровящий шнобель, — Что ж делать-то?

— Да элементарно! Заткните нос!

— Да не, я про ситуацию!

— А… Надо сейчас просто от всей души начистить джапам по сопатке!

— А???

— Говорю, гер фрегаттен-капитан, нужно сейчас обеспечить такой разгромный проигрыш Японии, чтоб в будущем и Британия, и тем паче Япония о военной победе на востоке даже и не мечтали! А лучше, чтоб ток от одной мысли сразу дристались!

Подзавис. Вот везёт мне тут на тормозов! Каждый второй, мля… Или это просто все мужики такие когда верхней головой думать пытаются?

— Герр капитан, думаете у вас это получится?

Уж не знаю, чо он имел ввиду: меня или империю, но чо я дура себя принижать?

— У меня? Да легко!

Задумался и заткнулся. Точнее опять заткнулся, а потом жёстко так задумался. Хорошо хоть не запнулся и опять навернуться пробовать не стал. Хотя, на всяк случай, я напряглась и ловить приготовилась.

Задумался и молча трясся со мной в коляске до самого порта. Только, уже на пирсе — идя к ожидавшему меня паровому катерку, стыренному мной ещё в Чемульпо с разбитого «Варяга», разродился!

— Господин капитан, чем вам можно помочь?

Ну наконец-то! Я уж думала не родишь, зря старалась. Еще б уточнил от кого помощь. От понтовитого, но мелкого офицерика или за тебя империя говорит? Хотя мне кака разница…

— Срочно нужна помощь с ремонтом котлов, корпуса и хотя бы одного опреснителя…

— Ого! И судя по вашей интонации, «срочно» — это сделать срочно, сегодня и до вечера?

— Угадали. Почти. Ну максимум до завтрашнего вечера!

— К чему такая спешка капитан? Вы в германском порту и в полной безопасности!

— Ну так пока я тут джапы ж не самоутопятся!

Засмеялся.

— Герр капитан, неделю-две они могут вас подождать…

— Мой друг… Я ж могу вас называть своим другом?

— Йа…

— Так вот мой друг, как думаете, узнав, чо я тут, через сколько нарисуется японская эскадра?

— За… нарисуется? Зачем?

— Отблагодарить за мое сольное выступление с «Чин-Иен», «Асамой», «Никитакой», «Такаяихо» и прочей утопленной мелочевкой.

— Хм… В таком аспекте я не думал… Вы правы… Эскадра, говорите… Теперь понимаю… Дня через два-три точно придут!

— Ага. Не только придут, но и через бриттов будут требовать… Как там герр губернатор сказал? А да… «у великой европейской державы»… Оно вам надо?

— Хм… озадачили!… Думаю, это будет лишним… Сложно, но сделаем всё, что в наших силах, герр капитан. Только ремонтникам заплатить придется. Ордунг унд арбайтен, понимаете…

— Да не вопрос. Решим.

— Зер гуд. Что нибудь ещё?

— Да. Нужны снаряды к восьмидюймовым и 120 миллиметровым орудиям.

— Да где ж я их вам возьму?

— Ну… На складах точно были… И на кораблях. — Якобсон, чо ты так на меня уставился? Не лазила я там ещё! Чессно! Ну сам посуди, если б я там уже была — нахрена я б с тобой разве тут распиналась?

— Они под учётом!

— И чо? На кораблях могут, например, просто в море потерять.

— Как потерять⁉

— Ну тащили, например, от одной пушки к другой тащили, из рук выронили и в море утопили…

— Как утопили⁉ — сука, ну чо опять какающую мышку мне тут изображать? Ну не дурак же!

— Уронили и утопили! Косорукие…

— А… Косорукие, да? А на складах? — а, ты не дурак! ты хитрый!

— Там вообще кошмар. Заржавели от дождей. Посмотрите какой сырой и дождливый здесь у вас климат! Не то, что в Германии… Заржавели и вот-вот взорваться могут! Или наоборот не могут! Вот вам, рискуя жизнью, их утилизировать и уничтожать приходиться…

— Как заржавели?

— Ну крыши текут. А тут дожди… Вот и заржавели!

— Но крыши целы!

— Так то вчера!

— А сегодня? — фрегант-капитан кончай такую невинность лепить! Сам думай!

— Текут и требуют ремонта!

— КАК⁉

— Бобры!

— БОБРЫ⁉ — опять глаза как у мышки на унитазе во время запора!

— Ну да, бобры! У нас бобры ваще национальное бедствие! Бывает как леса сотня гектар пропадет — все враз понимают — бобры!

— А… Бобры… А откуда этим вашим кошмарным бобрам у нас в Циндао взяться?

— Ну, не знаю… Скажите с моего «Корейца» сбежали… Особо разрушительная русская порода…

Посмотрели на нос моего бедненького покоцанного «Корейчика». Злобно ощерившегося на притихшего «Асаки». Тут не про бобров, тут про термитов надо было… Или про крыс. Дырявый, сука, как сырная голова…

— Да… Русские бобры это страшно. А если они еще и деньгами богаты…

— Ну думаю тысяч десять иен у «бобров» для друзей сыщется…

Округлил глаза.

— Ого! Богатые у вас бобры, однако!

— Ну так, таки да!

Посмеялись.

Расстались почти друзьями. Правда, я — легче на эти самые уже пятнадцать тысяч.

Крохобор! За ржавые-то снаряды…

Втирайте мне тут теперь про немецкий порядок, когда у их… ихних… евойных… Тьфу, мозг сломала! Короч, когда у этих германских капитанов такая говорящая фамилия! Якобсон…

Итальянские страсти

Приплыла от губернатора — обрадовали, наконец-то завтрак готов! Ну раз хозяева жмоты, мы червячка и дома заморим…

Потирая в предвкушении лапки, рванула в каюту. Влетела совсем не по капитански, сдёрнула крышку — сука! Опять овсянка…

Сука!!!

Овсянка и полное игнорирование моих прав на желание употребления буженины с чесноком и колбас с сыром. А я после недели этого вынужденного поста на овсянке с рыбой просто супа хочу! Хрен с ним с фуа-гра с пульметосами. В собственном соку… Простого супа хочу! С мясом! Любого! И пельменей! И плова!!! И в жопу рыбу с овсянкой!

Задолбали своей овсянкой!!!

Удержалась, не уляпала каюту. Выдернула кока. Прилетел.

— Эт чо?

Молчит, глаза пучит. Эт не глаза, эт меня от твоей овсянки, сука, пучит!

— Я тебя спрашиваю, эт чо⁉

— Овсянка, вашсокбродь!

— Сука, ты ещё «сэррр» добавь и я тебе эту тарелку на бестолковку по уши натяну!

— Простите, вашсокбродь!

Попыхтела. Надеть? А смысл… потом в каюте овсянкой вонять будет…

— Чо ещё жрать на корабле кроме овсянки есть?

— Рыба есть! Будете? Я мигом-с…

— Стояяяять!…

Дыши Юлька, дыши! Вот убьешь ты его и чо? Он не съедобный! Жилистый, тупой и костистый! И невкусный! Глубже дыши…

— Кроме овсянки и рыбы чо есть?

— Нннничего вашсокбродь…

— Давно?

— Уже месяца два как…

— И чо, два месяца все жрут эту овсянку?

— Никак нет!

Не поняла, эти твари, чо меня на прочность тут испытать решили? Тряхнуть бы Беляева, но, сука, после гейше-суккубы пока в отключку регулярно выпадает. Или, сука, просек и имитирует? Закипающее дерьмецо чуть крышечку снизу не вырвало. Пришлось, прикладывая усилия, удерживать. Сжимая булки, сил хватило ток просипеть: «Поясни!».

— Ещё рыбу…

— Убю сука!

Сжался. Твою ж, здоровенный мужик и сжался. Даже не пытаясь защищаться. Это меня и остановило. Хотя жутко хотелось крови и морду ему раскорябать. За язык и тупость. Но я ж не извращенка, чтоб щеглу как безответной кукле морду драть…

— И чо, офицеры тоже два месяца твою овсянку с рыбой жрут?

— Никак нет-с! Неделю…

— ⁉

— Офицеры-с на берегу в ресторациях питались!

Сука… Беляев, ты чо падла со своими офицерами творил? Садо-мазо тут устроить по примеру твоего долбанутого Руднего мне решил? Хочешь чтоб меня жопой на штыки за твои грехи матросня посадила⁉ Очнешься, я тебе не гейш, я тебе яйца за эту подставу вырву! Зажари и жрать заставлю!

— Бойсмана и Меркущева ко мне! Бегоооом!

Кока как ветром сдуло. А я, попыхтев перегретым паровозным свистком, наконец-то включила мозги. Ну не творится такое без ведома и одобрямса вышестоящих. И если все молчат, то, сука, здесь и сейчас это норма. Паршивая, но… норма!

Твари, они чо не одупляются на какой пороховой бочке сидят? Ещё и спичками зажжеными тыкают…

Тут не орать и морды бить надо! Тут со своей тушки морду лица рихтовать же начинать придется! Прилюдно…

А оно мне надо? У нас не джапы, у нас, сука, свои опаснее. Джапы ток убить могут, эти же поизворотливее. В говно макнут и в дерьме так вывозят — мечтать о смерти как о благе будешь! Короч, тоньше надо Юльк быть, тоньше…

Первым прискакал Бойсман. Чует всё ж сука! Жопой чует — где-то подгорает!

— Здравствуйте Григорий Павлович! Вызывали?

Молчу. Зашёл и корабельный пилюлькин. Степенно, сука!

— Господа офицеры, чо это?

Вылупились. Костоправ человеческих душ даж пальцем в тарелку потыкал.

— Овсянка, Григорий Палыч…

И морда нагло-удивленная. Не просекает! Вдохнула-выдохнула…

— Почему у экипажа второй месяц из еды только овсянка и рыба⁉

— Сыты ж!

Вдохнуть Юлька. Выдохнуть…

— Валерий Апполинарьевич, будьте так любезны, как штатный док этой боевой единицы составить корабельную диету на месяц из разнообразных блюд!

— Но это ж не моя задача — я врач!

Блядь, ну как они меня своим гонором и кастовым делением задолбали! Белая кость, мля…

— А в чем по-вашему тогда ваша задача, врач?

— Лечить…

— Здоровье вверенного экипажа блюсти?

— Да и это тоже! Но никак не блюда… — твою мать, или мозги, или инстинкт самосохранения напрочь отсутствует! Бойсман вон уже всё давно просек и слиться с интерьером усиленно пытается!

— Валерий Апполинарьевич, а вы знакомы с такой болезнью как, например, цинга?

— Конечно. Я…

— Чем она вызывается?

— Хм… Неправильной едой.

— Получается правильная еда важна для здоровья и боеспособности моего экипажа? — всё, я не выдерживаю, начинаю шипеть и выделяю интонацией «правильная еда». — Или это целенаправленная диверсия подорвать боеспособность моего экипажа? Саботаж на борту⁉ Предательство⁉ К джапам, сука, переметнуться захотел!⁇

Глазенки вылупил. Вспотел. Молчит. Мнется…

— Док, я не слышу ответ!

— Какие пожелания будут к диете, Григорий Палыч?

Умница! Наконец-то и года не прошло!

— Набор неповторяющихся блюд! Без овсянки! И учтите, с сегодняшнего дня все господа офицеры со мной во главе питаться будут из одного котла с матросами!

— Но господин капитан…

— Молчать! Мозгов нет, так меня слушайте! Мы, сука, боевое братство! Единый, сука, экипаж! А не крысы, жрущие свою сладкую корку, заныкавшись под одеяло! — выдохнула, довели! — Иначе, сука, получим от вашей овсянки бунт во время войны… На штыках голой жопой посидеть док захотелось?… Свободны! Бойсман — обеспечить закуп продуктов по списку! Отчёт за каждую потраченную копейку мне в трёх экземплярах!

Свинтили озабоченные. Но молча. Скребя затылки. Правильно суки, думайте хоть немного сами не только о бабах и выпивке, но и о деле! Пусть хоть моим волшебным пенделем, но думайте!

Ушли… А я забрала своего вахтенного и с Сашей Бутлеровым на ялике отчалила на «Эльбу». Может хоть пожру нормально, если уж германские хозяева у нас такие экономные, а у самой мышь на овсянке повесилась…

Приплыла… Ток кавторанг Борео он присутствия гансовских батарей так обнаглел и охамел, чо меня такую красивую даже на борт пускать не хотел! Сука… Но и с трапа в воду скинуть не рискнул. Смелости не хватило. Ссыкло, короче!

Яиц хватило презрительную мину скорчить и руки в брюки сунуть. Типа не подам — не достоин! Ну сунул и чо?

Обошла и к минам потопала. Этим самым, герцевским. Ранее присмотренным. Никуда моя прелесть не делись!

Брезентик приподняла, любуясь. Так этот ссыкливая капитошка сразу про свою обструкцию позабыл! Амнезию и спесь как рукой сняло! Вприпрыжку ко мне прискакал, за брезентик схватился, на себя дёргать стал. Ну а я, чо дура отпускать? Поиграли, сука, передергивая.

Мне-то простительно, я девочка, мне и не так передёргивать за кончики позволительно… А вот он допередергивался. На этой пикантной ноте нас Бутлеров и щёлкнул! Ну и «супернеожиданно» сразу животик у моего Саши разболелся. Пришлось извиняться и домой срочняк мальчика отпускать. На «Корейчик». Ессно, с фотокамерой и снимком.

Пока Борео за брезентик по инерции дёргал, да потом рот развал, Саша и свалил. Итальяно капитано опомнился, хотел к команде рвануть -запретить, не пущать. Хрен тебе — не пустила. За пуговицу мундира поймала!

— О мио капитано… — тут меня, сука, познания в языках подвели. Из набора слов на итальянском только про «пиявку» осталось. Не в тему, не поймешь кто-кому, да и мужик неприятный, ещё откусит… Пришлось опять к инглишу возвращаться, — Мне ваши мины нужны…

— Беляев, да вы совсем охренели⁉

Вы видели итальянца, который так опешил, что даж руками в разговоре махать перестал? Я видела! Точнее я это сделала! Завесила итальяно мельницу.

На попытку Борео освободить свою пуговицу, схватилась ещё и другой рукой. Хорошо хоть привычку перебороть успела. Пуговка не на ширинке получилась…

Я ж тоже не железная. Волнуюсь, сука, на чужом корабле!

— Кто вам это так нагло обо мне наврал, капитан?

— Lasciami in pace!.. Беляев отстаньте! — битву за пуговицы Борео всё-таки продул! Всухую продул, хотя потными лапками там ещё чо-то дергать пытался. — Италия не участвует в вашей войне и не торгует оружием с воюющими странами!

Ага, сученыш, это ты кому по ушам ездить удумал? А как же «Гарибальди», который уже «Касуга»? Или я путаю и он «Ниссин» будет? Крейсера уже не оружие⁉ Лан, умолчу, может правда не знает. Ещё спать плохо станет…

— Капитано, как думаете, если я журналистам наше с вами фото у мины продам… как быстро джапы подрыв «Асамы» с вами свяжут?

— А… Мама Мия!…- сбледнул, — Беляев это подло!

Сука, так разволновался — даж про пуговицу забыл, руками снова размахался!

— Ага… Так чо с вами будет, мио капитано? Ну и в довесок с нейтральным статусом нашей любимой Италии?

— Правительства разберутся в ваших махинациях!

Ага. Уверенности добавил? Мачо? Ток чо глазки у мачо так рыскают и личико вспотело?

— Капитан канеш! Разберутся! Дерьмо вопрос… Думаю, даже капитан Миядзи потом разберётся… Правда только после того как по вам всем, чо есть, прям тут от всей самурайской души вам засадит! И повторит… Хотя… Думаете, после этого ваши разборки кому-нить нужны будут?

— О мио капитано… мама Миа!… Che orrore!.. Что делать, что мне делать-то?

— Как чо? О чем я тут полчаса талдычу? Избавляться нада срочно, капитано, от всех этих ваших «герце мино»! И чтоб их ваще-ваще у вас не было!

— Беляев и не надейтесь, я вам мины не продам! Ни при каких условиях!

— Капитано, кто говорит о продаже? Я с удовольствием чисто по-дружески вам помогу! И их от вас в дар за это приму совсем скромную сумму в тридцать тысяч лир!

— Вы⁉.. Я вам… Я еще и должен⁉.. Дружески за деньги⁉ — сука, не лопни!

— Ну так не бесплатно ж мне корячиться? А вдруг ваши мины бракованные? Они ж и взорваться могут!

Твою ж, чо я несу⁉ Ещё надоумлю придурка…

— Беляев — вы подлец! Мины хорошие — сами ж «Асаму» на них подорвали! И вообще, ни за тридцать, ни даже за миллион лир я вам их не продам!

— Миллион?… Капитано, вы не поняли. Тридцать… Нет, теперь за подлеца уже сорок тысяч лир! Это та скромная сумма которую вы мне подарите, а я вас избавлю от таких опасных штучек на вашем борту! И скромно промолчу… Промолчу когда журналисты прибегут вопросы задавать как «Асама» так удачно на мины сел которых у меня не было…

— Ни за что! Я их лучше тут утоплю!

— Борео, вы в праве делать, чо хотите, но от радости заминированных дойчей и публикации фото это вас не спасет…

— Беляев, это подло! Это шантаж!

— Шантаж? Пятьдесят тысяч ваших лир это всего-то чуть больше пятнадцати тысяч российских рублей! Так… мелочь… Это не шантаж, это дружеская и почти безвозмездная помощь, капитан! От всей широты моей загадочной русской души! И я даже в интервью репортёрам про вас ни слова не упомяну…

Пуговица не выдержала, оторвалась. Сука, как неудобно! Чуть не покраснела, пришлось срочняком вспоминать их чемульпинский салют. Помогло. Твари такой шанс похерили…

— Но только что ж было сорок⁉

— Разве? А… Но после этого вы обозвали своего лучшего русского друга шантажистом!

Молчит… Правильно — молчи Борео, молчи! Вякнешь — будет шестьдесят тысяч! И поверь, стыдно мне не будет!

Не. Любоваться воющим мужиком в стадии принятия — эт не мое. Ещё покусает. Потопаю-ка я лучше домой…

— Капитано, за этим честь имею откланяться! К завтрашнему вечеру я планирую уйти из Циндао. У вас ночь — доставить мои деньги и ваши мины! Да, и в ваших же интересах сделать это тайно. Не афишируя на весь порт…

Дойдя до борта, пришлось возвращаться. Туплю. Не продумала. Лодки, сука, нет! Скорбного животом и камерой домой утащили, а вернуть за мной опять забыли! Вот почему, сука, мужиков всегда на подумать той головой пинать надо? Не, нижней они быстро соображают. А вот с верхней затык!

Ещё и эта долбаная пуговица в ладошек зажата. Трофей, мля…

— Капитан, будете так любезны, доставьте меня на «Кореец»?

— Нет! Sono fuori di me! Vattene!

— Ну тогда мне придется воспользоваться вашим гостеприимством и заценить талант синьора кока и винную карту!

— А… Беляев вы… Вы… Questo è troppo!

Вот чо-чо, а итальянские непонятные маты меня бесят! Хотела даже на русском сказать чо и кто я. И где вертела. Но посмотрев, как под рык уже багрового Борео матросня бросилась спускать для меня плавсредство, решила промолчать. Молчанье — золото! Ну и ещё удар хватит моего итальянского спонсора…

Не выдержал, сука! Когда уже по трапу в шлюпку спустилась, проорал. Типа он не гандо… гандольеро и за доставку я должна пятьдесят кусков. Крохобор!

— Друг мой Борео, ноу проблем! Можете сами вычесть из моей доли в сто двадцать тысяч лир за дружескую услугу! Жду мины и семьдесят тысяч!

— Вы ж говорили пятьдесят⁉

— Инфляция, мио капитано! Жуткая инфляция лиры! Лира рушится в как дыру прям на глазах! Вон даже услуги гандо… льеро для лучшего друга уже полсотни штук стоят…

Нет, всё-таки переборщила. Кажись его удар хватил…