Выборы Главной леди «Греджерс» всегда проводились по стандартному плану. Первый день предназначался для вступительной речи кандидатов. Следующие два дня отводились для развлекательных программ, чтобы претендентки на звание Главной леди могли расположить к себе избирателей. Предпоследний день – подведение итогов, кандидаты рассказывают о своих достижениях, вновь доказывают, чем каждый из них заслуживает победы. Заключительный день – оглашение результатов и награждение. Бороться за звание Главной леди мог-ли лишь две девушки. Требовательное жюри в лице директрисы, ее помощников по воспитательной работе и особо уважаемых преподавателей тщательно отбирало заявки на участие в выборах, количество которых порой переваливало за несколько сотен. Те две девушки, между которыми будет идти борьба, обязательно должны занимать ведущие места в школьном рейтинге. Также необходимо, чтобы ученица была задействована в благотворительности или же имела отличительные способности в спорте, творчестве. Собственно, поэтому в выборах имели право принимать участие лишь старшеклассницы – десятиклассницы и выпускницы, так как они уже накопили достаточное количество наград, завоевали авторитет и, что немаловажно, были готовы к ответственности, что одна из них получит вместе со званием Главной леди.
День первый.
– …Многие из вас считают меня плохим человеком. Не стану отрицать, я дала немало поводов, чтобы ваше мнение обо мне стало таким, – начала свою речь Элеттра. – Но теперь я хочу показать вам себя настоящую, открыть свою душу. Я знаю, что мне это под силу, ведь у меня есть прекрасный пример для подражания – моя мама. Все вы знаете, что Аврора Саррон была значимой персоной в «Греджерс». Все школьные годы она посвятила работе в благотворительном отряде «Милосердие». Под ее руководством было сделано много добрых дел… И вот я тоже последние три года своей жизни отдала «Милосердию». Мне так нравится помогать, заботиться о ком-то, проявлять свои лучшие качества. Дене Адлер и ее волонтеры знают, какая я на самом деле. Они верят в меня. Теперь же я хочу, чтобы и вы в меня поверили и сделали свой выбор в мою пользу. Уверена, я вас не разочарую!
– Элеттра Кинг! – торжественно произнесла Голди, когда Элеттру провожали со сцены аплодисментами.
Несмотря на то, что многие недолюбливали Кинг, все понимали, что она в самом деле старалась, готовилась к выборам. Элеттра отдавала большую часть своего свободного времени благотворительности и конному спорту. В учебе Эл также преуспевала. Следует отметить, что Аврора, ее мать, занимала пост Главной леди, поэтому Элеттра так стремилась пойти по стопам матери. Как же ей хотелось, чтобы мамочка увидела ее с небес и искренне порадовалась успехам своей дочери, которая несмотря на все трудности и болезненные пинки жизни, оставалась трудолюбивой, целеустремленной и непоколебимой.
– А теперь я хочу вновь услышать ваши бурные овации, потому что на сцену выходит второй кандидат на звание Главной леди «Греджерс» – Маккензи Лорманд! – объявила миссис Маркс.
– Как я выступила? – шепнула Эл Рэми.
– Великолепно. Мне очень понравилась твоя речь. Ты молодец.
– Я так волновалась…
– И это хорошо. Ты говорила искренне, и все это почувствовали.
– Если я стану Главной леди «Греджерс», то в первую очередь я отменю эту ужасную школьную форму! – диктаторским тоном говорила Маккензи. – Я за свободу и индивидуальность! Кто со мной?!
Зрители вяло похлопали.
– И как ее допустили к выборам? – возмутилась Элеттра.
– Отец похлопотал. Он же один из главных спонсоров школы, – ответила Рэмисента.
– Теперь я волнуюсь еще больше. Вероятно, у нее есть проплаченные голоса.
– Скорее всего. Но тебе не нужно беспокоиться. Не забывай, что у тебя есть козырь, – хитро улыбнулась Арлиц.
– Благодарю за внимание! – попрощалась Маккензи.
– Спасибо, Маккензи. Очень… трогательная речь, – сказала Голди.
– Над Маккензи в основном угорают. К тебе же довольно серьезно относятся. Тем более твоя недавняя победа на соревнованиях тоже сыграет не последнюю роль. Так что у Лорманд нет шансов, – заверила Рэмисента.
– Даже не верится, что совсем скоро у меня будет золотая лента! – обрадовалась Эл.
– Вот уже много лет за звание Главной леди «Греджерс» сражаются две самые сильные ученицы. Но в этом году мы с преподавательским составом решили изменить правила, – сказала Голди.
– …Не поняла, – опешила Элеттра.
– Встречайте третьего, не менее достойного кандидата!
– Что за?.. – возмутилась Рэми.
Двери торжественного зала распахнулись, и в следующее мгновение сердце Элеттры едва не остановилось.
– Диана Брандт!
Ученицы тут же повскакивали с мест, ладони их покраснели от непрекращающихся оваций, звонкие голоса перекрикивали друг друга в надежде быть замеченными Дианой.
Диана шла впереди, Никки, Калли и Джел следовали за ней и смотрели на всех свысока, при этом стараясь приветливо улыбаться.
Когда Брандт подошла к микрофону, восхищенные зрители замолкли, целиком и полностью сконцентрировали все внимание на ней.
– Моя речь будет короткой, потому что я ненавижу пустую болтовню, я привыкла действовать, – сказала Диана. – Вы почему-то называете меня Королевой, но мне это не нравится. Я не хочу быть королевой, я хочу быть вашим защитником. Школа – наш дом, и мы все одна семья. Я хочу защитить нашу семью от зла, предательства и… – в этот момент Диана взглянула на поникшую Элеттру, – зависти. Я уничтожу эту гадкую плесень, что разъедает наш дом и травит нашу семью! Даже если я не стану Главной леди, я не отступлю от своей цели. Спасибо.
Зал вновь оживился, провожая Диану. Рэмисента не знала, как утешить свою подругу, которая едва держала себя в руках. Брандт была настолько влиятельной, что смогла уговорить директрису и остальных членов жюри дать ей возможность участвовать в выборах. Стоит ли надеяться на то, что существует вероятность, что любимица «Греджерс» не победит?
День второй.
Маккензи Лорманд устроила пикник в парке. Организаторы ее мероприятия разместили на зеленых полянках шатры пастельно-розового цвета, поставили множество столиков с чаем и горой сладостей, пригласили арфистку. Шелест умирающей листвы и пение птиц слились с легкими, волшебными звуками арфы. Издали все место действа казалось скромным преддверием рая.
– Диана, Калли, Джел, Никки, проходите. Вы мои почетные гости, – поприветствовала девушек Маккензи, приглашая их в свой шатер.
– Маккензи, должна признать, что идея с пикником – довольно удачная, – сказала Диана, усаживаясь на мягкую подушечку, что была похожа на зефир.
– Ты правда так думаешь? – улыбнулась Маккензи.
– Да. Чай, пончики, свежий воздух – креативно.
– Мне так приятно это слышать! А чем ты собираешься удивить своих гостей?
– Пока не знаю. Участие в выборах было спонтанным решением, так что я еще ничего не придумала.
– Диана, ты очень смелый человек. Но, если честно, я не представляю, на что ты рассчитываешь, заранее не подготовив программу. Вот я к своему пикнику готовилась полгода. Ведь каждая деталь должна быть идеальной, понимаешь?
– Конечно, – кивнула Диана, печально вздыхая.
Никки, Калли и Джел смотрели на свою подругу и поражались тому, как той удается сохранять невозмутимость и даже изображать пристыженность, зная, что ее соперница незаслуженно получила право участвовать в выборах. Маккензи была выпускницей, и за все школьные годы она ни разу ни в чем не проявила себя. В рейтинге Лорманд занимала низшую позицию. Ее не интересовала ни учеба, ни что-либо еще, она просто вела праздный образ жизни и время от времени требовала от своего высокопоставленного отца выполнения ее прихотей. Участие в выборах и солидный титул были ее очередной прихотью, и отец надавил на Голди, до последнего сопротивлявшуюся, чтобы та одобрила заявку его дочери. В итоге Голди, посовещавшись с коллегами, сдалась из-за страха лишиться главного спонсора, который также являлся многоуважаемым политиком, и лишила возможности на участие в выборах достойных учениц, которые так же, как и Кинг и Брандт, без устали работали, завоевывали первые места на олимпиадах и в спортивных соревнованиях, жертвовали своим отдыхом, занимаясь благотворительностью.
– Мэгги! – послышался крик Тиси Пиблз. – Мэгги, что с тобой?!
Диана вместе со своей свитой и Маккензи рванули на крик.
– Мед… мед, – хрипела Мэгги.
– Что она говорит? – спросила напуганная Маккензи.
– Мед. У нее аллергия на мед! – сказала Тиси.
– Она умирает… – побледнев, прошептала Джел.
Мэгги Малик лежала на траве, схватившись за свое горло. Она издавала страшные звуки, точно внутри нее какое-то паранормальное существо пело серенаду. Лицо ее покраснело, казалось, что еще немного и оно лопнет от напряжения. В не меньшем напряжении была Маккензи Лорманд. Ее посетило такое жуткое чувство, будто это она душила несчастную девушку.
– Мэгги задыхается! – крикнула Никки, прибежав к месту происшествия вместе с Ледой.
Прошел час, после того как Мэгги перенесли в медицинский кабинет и Леда приступила к спасению жизни девушки. Час этот был наполнен слезами, угрозами, обвинениями, осуждением и насмешками в адрес Маккензи. Та стояла у медкабинета вместе с Голди, Калли и своими подругами – Марсэйли Касс и Киарой Старки, игнорировала все то негодование, что лилось на нее со всех сторон и впервые в жизни обратилась к Богу, умоляя его о помощи.
– Леда, как она?! – спросила Голди, когда мисс Дилэйн покинула свой кабинет.
– Все в порядке. Я вколола ей антигистаминный препарат.
– Что с ней произошло?
– У Мэгги начинался отек Квинке.
– Тиси Пиблз сказала, что у Мэгги аллергия на мед, – подключилась к разговору Калли.
– Маккензи! Перед тем как устроить свое мероприятие, вы должны были уточнить, нет ли у кого-то из гостей аллергии на те или иные продукты! – взорвалась Голди. – Вы же могли убить ее!!!
– Я… я не хотела… Клянусь, я не хотела! – рыдая, сказала Лорманд.
Калли зашла в медицинский кабинет, где на одной из кушеток лежала обессиленная Мэгги.
– Мэгги, ну как ты?
– Кажется, я умираю.
– Как жаль… Значит, мир потеряет такую прекрасную актрису, – хихикнула Калли, а после того как Мэгги подхватила ее смех, еще сильнее рассмеялась.
– Поверить не могу, что я согласилась участвовать в этой авантюре, – сказала Леда, явно смущаясь.
– Леда, огромное тебе спасибо! Нам просто необходимо было утереть нос Лорманд. Мэгги, ты мой кумир, серьезно.
– Да ладно тебе. У нас с Маккензи давно были некоторые разногласия, так что это был отличный способ, чтобы ее проучить.
День третий.
Итак, первый боец получил серьезное ранение, а значит, его силы для продолжения борьбы заметно поубавились. Теперь настала очередь Элеттры. Та устроила спа-день и чуть с ума не сошла от наплыва посетителей. Элеттра приказала своим помощникам соорудить в парке огромную палатку, внутри которой расположились несколько великолепных кресел, массажных столов и команда специалистов, которые были готовы одарить теплом, заботой и нежностью каждую девушку, что придет к Элеттре.
– Девочки, ну как вам? – поинтересовалась Эл.
– Я в раю, – ответила Одесса Сэндифорд, лежа в кресле в мягком белоснежном халатике и с маской на лице.
– Просто фантастика, – сказала Мэйт Максвелл, чуть ли не теряя сознание от наслаждения, пока ее тело впитывало ароматные масла.
Элеттра обменялась с Рэми, что не отходила от нее ни на шаг, всячески поддерживая подругу, довольной улыбкой.
– Кстати, я вам говорила, что если победа достанется мне, то в «Греджерс» официально появится спа-кабинет?
– Неужели Голди согласилась на это? – удивилась Ксинтия Ланж.
– Да. Миссис Маркс считает, что качественный отдых поспособствует повышению потенциала в учебе. К тому же не стоит забывать, что истинная леди должна всегда следить за собой, а поскольку большую часть времени мы проводим в «Греджерс», то здесь должны быть все условия для поддержания красоты.
– Элеттра, если честно, я хотела проголосовать за Брандт, но… Черт. Надеюсь, Диана простит меня, ведь я о-очень люблю массажик! – закатывая глаза от удовольствия, сказала Глэйнис Митчем.
Рэмисента заметила в нескольких метрах от палатки Джел.
– Джел! Не проходи мимо, тебе у нас понравится.
– Спасибо, я хотела к вам присоединиться, но когда узнала, что в состав одной из масок входит сперма крокодила, то… передумала.
– Что?! Чья сперма? – вмиг очнулась Одесса.
– На моем лице эякулят крокодила?! – с отвращением воскликнула Мэйт.
– О’Нилл, ты что несешь?! – неистовствовала Элеттра.
– Меня сейчас стошнит! – заверещала Ксинтия.
– Приятного отдыха, девочки, – улыбнулась Джел и испарилась.
– Кинг, ты решила поглумиться над нами?! – вскочила Глэйнис.
– Я?! Да нет же! – не на шутку растерялась Элеттра.
– Стойте! – крикнула Рэмисента разгневанным посетителям их уютного спа-уголка, что покидали палатку, оставив вместо благодарностей десяток оскорблений. – Да почему вы ей верите? Это же провокация!
Слух о секретном ингредиенте той самой злосчастной маски разлетелся за считаные секунды. Кто-то добавил, что дело не только в одной маске. Якобы в спа-салоне Кинг в принципе все косметические средства содержат семенную жидкость разных видов животных, такой у нее своеобразный фетиш, а ее массажистки иногда слишком увлекаются и начинают приставать к клиенткам. Ох… легко догадаться, что никто больше не рискнул прийти к Элеттре. Все смеялись над ней, обходя стороной ее палатку.
Таким образом, с поля боя исчез второй боец.
День четвертый.
Диана в спешке придумывала программу для своего мероприятия. Подруги предложили ей немало идей, но Диана все отметала. Что-то было слишком масштабным, для чего была необходима ответственная подготовка, что-то было чересчур простым и незапоминающимся. Но вдруг Диана вспомнила о парне, с которым у нее совсем недавно завязались теплые приятельские отношения. Это был Скендер Хардайкер, который не раздумывая согласился помочь Диане, узнав, какой солидный гонорар она ему обещает. Диана знала, что Скендер со своей группой может устроить феноменальное зрелище, при этом музыкантам даже стараться не придется. Когда прекрасные создания «Греджерс» увидят пятерых высоких, симпатичных, талантливых парней, они вмиг забудут про Элеттру и Маккензи и единогласно решат отдать победу Диане.
И правда, все ученицы были в восторге от концерта и надеялись, что вся эта зажигательная шумиха еще не скоро закончится. А сколько шума наделали появление Дианы на сцене и ее выступление с «Майконгами»! Скендер специально для Дианы за пару дней написал песню, создал музыку. И его старания не были напрасными, публика визжала от изумления, быстро запомнила слова из куплета и с удовольствием подпевала:
Вдребезги сердце,
Разрушен весь мир.
Нам не говорили, что
Будет так больно, —
пела Диана.
Я выхожу в свой
Последний эфир.
Ты потерпи. Мы скоро
Будем свободны, —
продолжил Скендер.
Затем они вместе со зрителями запели куплет:
Юность нам первые шрамы подарит
И места живого не оставит.
Плевать!
Я любить тебя не перестану.
Мы вместе! Навечно! Нас не сломать!
– Я думала, что Диана прикалывалась, когда сообщила нам, что решила пригласить Скендера Хардайкера, – подпрыгивая под музыку, призналась Никки.
– И это правильное решение. Всем все нравится. Диана не может не победить, – ответила Калли, приходя в себя после бешеных танцев.
– Может, – вдруг сказала Джел.
Калли и Никки посмотрели на нее с недоумением.
– В общем, вы же знаете, что «Милосердие» имеет довольно-таки большое влияние? Преподавательский состав всегда зависел от их мнения и выбирал их кандидата. Дене и ее волонтеры будут голосовать за Элеттру, следовательно, и учителя тоже.
– Это же больше сотни голосов… – прошептала ошеломленная Калли.
– И еще надо помнить о том, что Маккензи купила голоса, – добавила Джел.
– …Диана проиграла, – заключила Никки.
День пятый.
– Маккензи Лорманд – очень веселый, жизнерадостный человек, – описывала свою подругу Марсэйли Касс. – Я так рада, что дружу с ней! Она надежная и… и веселая.
Киара Старки выхватила микрофон, поняв, что от Марсэйли нет никакого толку.
– Давайте сравним Маккензи с другими кандидатами. Элеттра Кинг – непростая персона. Всем известна ее скандальная репутация. Неужели вы доверите этому человеку нашу школу? Диана Брандт – ну, что тут сказать, ее все любят, это факт. Вы же понимаете, что ее жизнь никак не изменится, если она получит звание Главной леди «Греджерс»? Поэтому я призываю вас проголосовать за Маккензи, потому что для нее эта победа имеет огромное значение. Только она ее достойна!
– Элеттра – действительно непростой человек, – сказала Рэмисента. – Она строгая, умная, справедливая. Она никогда не поступится своими принципами, всегда держит свое слово. Я считаю, что именно такой человек заслуживает стать Главной леди «Греджерс». Веселье и жизнерадостность – это, безусловно, хорошо, но у нас серьезное учебное заведение, во главе которого должен быть серьезный человек. И это – Элеттра Кинг!
– Диана – это тот человек, который не требует представления, – начала Калли. – Даже враги ее уважают.
– Чтобы перечислить все ее заслуги, не хватит и недели. Каждая из нас знает, что она всегда на шаг впереди, – сказала Джел.
Настала очередь Никки:
– Диана не нуждается в этом громком звании, ведь у нее есть призвание: быть лидером, быть первой, самой сильной и самой лучшей. Даже если она не победит, Диана всегда была и будет Главной.
День шестой.
Да, у Дианы была мощная поддержка, это и так очевидно. Но Джел раскрыла козырь Элеттры, когда объяснила подругам, зачем Кинг столько лет отдавала всю себя «Милосердию». Чуть меньше половины внушительного состава учащихся «Греджерс» числились в благотворительном отряде. Поскольку Элеттра к ним вовремя примкнула, все волонтеры должны были проголосовать за «своего» человека. Маккензи подкупила немалую часть учениц, и как бы те ни боготворили Диану, к сожалению, не будем забывать о том, что в нашем мире все решают деньги. Остался лишь небольшой процент честных девушек, и тех, кто не принадлежал к «Милосердию», который, ясное дело, не принес бы Диане победу. Диана знала, что ей будет нелегко, понимала, что у нее сильные соперники. Она надеялась, что срыв программ кандидатов уравновесит ее силы с Элеттрой и Маккензи, но в решающий день все надежды и воздушные замки были вдребезги разрушены непререкаемой истиной – Диана была слишком самонадеянна, а ее соперники в тысячу раз коварнее. В этой битве она потерпела поражение.
– Диана, не расстраивайся, – утешала Калли. – Ты сделала все, что могла.
– Видимо, не все, – сказала Брандт.
– Ты могла бы победить в честной битве, – присоединилась Джел. – Но когда с одной стороны проплаченное место, а с другой – армия «Милосердия» и учителя, то тут… не на что рассчитывать.
Голди подошла к стойке с микрофоном, все ученицы тут же притихли.
– Ну что ж, это была очень тяжелая, насыщенная неделя. Элеттра Кинг, Маккензи Лорманд и Диана Брандт показали все, на что они способны. По традиции сначала я назову имя той, что заняла третье место. И это…
Диана гордо подняла подбородок, готовая к неминуемому провалу. Элеттра и Маккензи спокойно стояли, зная, что основная борьба будет разворачиваться между ними.
– …Маккензи Лорманд!
Диана сделала шаг вперед, а затем, когда поняла, что прозвучало не ее имя, и увидела расстроенную физиономию Маккензи, вернулась на место, совершенно обескураженная. Что ж, видимо, трюк с приступом Мэгги Малик все-таки сделал свое дело, и даже те, кто должен был за вознаграждение отдать свой голос за Маккензи, отвернулись от нее. Диане стало чуточку легче. Ей и ее подругам удалось восстановить справедливость. Но когда Диана взглянула на Элеттру, что готовилась выйти на сцену за заветной золотой лентой и диадемой, украшенной черными бриллиантами, что выделяли из толпы Главную леди, ей вновь стало не по себе. Мало того что этот человек зверским способом убил ее коня, до сих пор остается безнаказанным, так теперь она еще получит власть и, разумеется, воспользуется своими новыми привилегиями, чтобы отыграться на Брандт и ее девочках.
– А теперь я назову имя той девушки, что набрала наибольшее количество голосов. Внимание! Главной леди школы «Греджерс» становится…
Никки стояла рядом с Дианой, держала ее за руку и не сводила глаз с Элеттры, что расплылась в улыбке, прижавшись к плечу Рэми.
– …Диана Брандт!
С Дианой явно творилось что-то неладное, ведь она снова испытала противоположные эмоции, делая шаг назад, полагая, что Голди вызвала на сцену Элеттру. Только пламенные объятия подруг отрезвили ее.
– Это просто невероятно! – воскликнула Калли.
– Диана, у тебя получилось! – радостно закричала Джел.
– Так, все, потом пообнимаемся. Диане пора на сцену, – вмешалась Никки, хладнокровно разорвав объятия.
Когда Диана отправилась на награждение, Калли обратилась к Никки:
– Ты, кажется, совсем не удивилась происходящему.
Никки ухмыльнулась и наконец выдала свою тайну, с которой она жила последние сутки.
Накануне.
– Эсси!
Эсси Джефферсон кивнула Никки и махнула рукой в сторону одной из беседок. Убедившись, что рядом никого нет, Эсси сказала:
– Никки, прошу, никто не должен знать, что я в этом замешана.
– Не волнуйся, все будет конфиденциально.
Эсси взяла в руки свой телефон и показала Никки одно пикантное видео, где Дене Адлер, руководитель благотворительного отряда, стоит на коленях перед своим парнем и, скажем так, доставляет ему удовольствие посредством своего рта. Эх, вероятно, бедняжка Дене не знала, что ее возлюбленный решил запечатлеть их близость на видео и поделиться им со своим другом, который был братом Эсси. Теперь это видео хранилось в галерее телефона Никки.
– Дене, привет, – сказала Никки, войдя в комнату Адлер.
– Привет, Никки. Я сейчас занята. У тебя что-то срочное?
– Ох… Тяжело быть руководителем благотворительного отряда. Это же ведь такая ответственная должность!.. Которую, к сожалению, так легко потерять.
– Я не понимаю тебя, – насторожилась Дене.
– Сейчас поймешь, – зловеще улыбнулась Никки. – Смотри.
Дене взглянула на экран телефона, где воспроизводилось видео, мгновенно узнала себя и перепугалась так, что едва устояла на ногах.
– Откуда это у тебя?
– Какая разница? Ты лучше подумай, что будет, если я выложу это видео в сеть. Голди точно будет в шоке, узнав истинное лицо «Милосердия».
Дене сначала запаниковала, а потом поняла, что Никки угрожает ей не просто так, и вскоре догадалась, что ей от нее нужно.
– В итоге Дене и ее армия «Милосердия» проголосовали за Диану, ну и все учителя тоже, – завершила свою историю Никки.
– А как ты узнала о том, что у Джефферсон есть компромат? – спросила Джел.
– Курочки мои, иногда очень полезно выпивать со своими одноклассницами. Я знаю все грязные делишки наших «невинных» ангелочков.
Джел и Калли были восхищены поступком Никки, ведь если бы не она, то Диане досталось бы второе место. Остается только надеяться, что Никки искренне хотела помочь Диане, отгородясь от корысти. Может, таким образом Никки хотела загладить свою вину? Хотя… кого я обманываю?
– Ты это заслужила, – сказала Юджиния Хендерсон, бывшая Главная леди, надев диадему на победительницу.
– Спасибо, Юджиния.
– Поздравляю, Диана, – подала голос Маккензи, изо всех сил стараясь не выдавать своего огорчения из-за проигрыша.
Затем к Диане подошла Элеттра, молча протянула ей руку. Диана ответила взаимностью, и тут все присутствующие замерли на миг, увидев рукопожатие двух врагов.
– Эл… – сказала Рэмисента, которая так же, как и ее подруга, не смогла сомкнуть глаза в ту ночь. Бессонница ведь, как известно, одна из спутниц боли.
– Я хочу побыть одна, – ответила Элеттра, покинув комнату.
Ночь была холодная и недружелюбная. Элеттра, дрожа, добежала до центрального корпуса. Там, на одной из стен, висело множество фотографий. То были снимки учениц «Греджерс», что получили звание Главной леди. Фотография Дианы уже висела, являясь безусловным подтверждением того, что Брандт навечно вошла в историю школы. Чуть выше располагался снимок Авроры Саррон. Только тогда Элеттра почувствовала ту неописуемую боль, что принесло ей очередное поражение Диане, когда взглянула в глаза этой красивой белокурой девушки с лучезарной улыбкой. Элеттра согнулась пополам, роняя на пол слезы. Если бы Диана увидела вот такую Элеттру – трясущуюся, рыдающую, сломленную, – ей было бы так приятно! Именно этого она и добивалась. Но вскоре Диана бы вновь пришла в себя и поняла, что этого недостаточно. Страдания Элеттры все еще не равны той боли, что испытала Диана, когда потеряла Деймоса.
Но ничего. Ведь это было только начало ее мести.
– Прости меня… – сказала Элеттра. – Я подвела тебя. Когда же ты заберешь меня к себе, мамочка?..
Прошла неделя после поцелуя Дианы и Джераба. Вскоре Джераб отправился на конференцию в Манчестер, где был вынужден всю неделю присутствовать на докладах молодых учителей и слушать лекции от более опытных преподавателей. Впрочем, Диана тоже все это время без Джераба была занята и думала о нем в последнюю очередь, ведь все ее мысли и силы были направлены исключительно на выборы.
И вот Джераб наконец-то вернулся, Диана уже не была обеспокоена напряженной борьбой с Элеттрой, и мистер Эверетт опять стал центральным объектом ее дум. Увидев его в аудитории после короткой разлуки, Диана поняла, как сильно по нему соскучилась.
Джераб старался не смотреть на нее, игнорировать желание подойти к ней, когда никто не видит, да хотя бы просто прикоснуться, всего на секунду. Когда урок литературы закончился, Джераб стал перебирать листы с тестами, что сдали ему ученицы, и в верхнем уголке одного из тестов он обнаружил крохотную записку, прикрепленную скрепкой. Это был тест Дианы, и в записке, которую она написала, была нарисована малюсенькая карта и указано время – 18:00. Джераб понял, что так Диана сообщила ему о ее секретном месте, где они могли бы поговорить.
Секретное место Дианы – это старая конюшня, что находилась на окраине парка. Когда Диана и ее подруги были маленькими, они постоянно играли там. Детская фантазия перекроила это ветхое, убогое сооружение в старинный, заколдованный замок, а Диана, Никки, Джел и Калли были его крошечными привидениями, что бродили по своему владению, издавали страшные звуки, смеялись и пугались друг друга. Когда девчонки повзрослели, эта конюшня стала уютным местечком, где наши героини могли побаловаться сигареткой, спрятать бутылку вина, а затем опустошить ее в какой-нибудь тяжелый день.
Теперь же их потусторонний мирок должен был скрыть от всех Диану и Джераба.
Диана ждала его довольно долго и уже успела сотню раз обидеться на него, разочароваться в своем плане и обвинить себя в том, что решила продолжить их запретную связь. Когда Диане надоело добивать себя неприятными мыслями и каждую секунду оборачиваться, услышав какой-то треск за своей спиной, наивно полагая, что это Джераб к ней приближается, она решила вернуться в резиденцию. Тем более сырой ноябрьский воздух истязал ее тело холодом и стало уже невыносимо.
Но вдруг…
– Диана, – услышала она знакомый, до боли любимый голос.
– Еще раз привет, – сказала она.
Внезапно Диана стала такой смелой, такой нетерпеливой, что решила первая подойти к нему и обнять.
– Диана, давай не здесь.
– Не бойся. Тут безопасно. «Большой брат» за нами не наблюдает.
Джераб был непреклонен, и Диана сдалась. Они спрятались в конюшне, но Джераб все равно первое время нервничал и подскакивал то от взмаха крыльев любопытной птицы, что все это время подсматривала за ними, то от стука поникших веток старого дерева о стены их дряхлого укрытия, то от завывания ветра и далекого лая Теслы.
– Я знал, что ты победишь, – сказал Джераб, немного успокоившись и взглянув на сверкающую диадему Дианы. – Поздравляю.
– Спасибо, – улыбнулась Диана. Отчего-то ей стало неловко, от былой смелости не осталось и следа. Она смотрела на Джераба и чувствовала от него такой же нещадный холод, что и от хмурого осеннего вечера. – Джераб, что-то не так?
– …Прости меня за то, что произошло между нами, – наконец сказал он.
– Мне не за что тебя прощать. Мне все понравилось.
– Я ненавижу себя за свою слабость. Хотя это даже и не слабость, а проявление психического отклонения. Я явно болен, – вновь занервничал Джераб.
– А, так вы считаете себя педофилом, мистер Эверетт? – усмехнулась Диана.
– Это не смешно.
Пока Диана ждала Джераба, она уже успела подумать, какой будет их встреча, если он все-таки придет. Варианты были такие: 1 – Джераб отбросит все сомнения и страхи, как он это сделал в тот вечер, когда они поцеловались, и будет вести себя так же рискованно, раскрыв свои темные, самые привлекательные стороны. 2 – он будет извиняться и гнобить себя за то, что так поступил с ней, а после скажет, что это была ошибка, и им больше не следует встречаться.
Вы, наверное, удивитесь, но Диана была рада, что Джераб выбрал второй вариант. Ведь это означало, что им не движет похоть и нездоровое влечение к ней. Она ему действительно нравилась, и он был бы только за, чтобы их отношения развивались, если бы не некоторые формальности, что предстают подлыми айсбергами на пути к их счастью. Джераб адекватный, разумный человек, и даже самые сильные чувства не способны лишить его здравого рассудка.
– Если бы я не была твоей ученицей, все было бы проще, да?
– И если бы ты была постарше.
Джераб лишний раз подтвердил теорию Дианы о том, какой он человек. Он еще больше понравился ей. Убедившись в его чистых чувствах, Диана решила следовать тому плану, что выстроился в ее голове, когда она размышляла над вариантами развития событий их встречи. Ей необходимо было во что бы то ни стало убедить Джераба в том, что ему нечего бояться, ведь в этом мире давно уже нет морали, нет никаких правил и границ. Те, что больше всех осуждают и пытаются всем своим видом показать свое благородство, на самом же деле давно прогнили и поступают еще хуже, чем те, кого они клянут. И для этого у нее был отличный пример.
– А вот моих родителей не смущает мой возраст. Они сводят меня с человеком, который тоже старше меня. Этот человек пытался меня изнасиловать. Те синяки, что ты видел, это он их оставил мне.
Джераб вздрогнул, словно в него выстрелили. Он еще раньше догадался, что Диана пережила нечто страшное, но как же ему хотелось, чтобы он ошибался…
– Джулиан? – спросил он, мрачнея.
– Да. Когда я обо всем рассказала отцу, он накричал на меня и сказал, что я должна была поддаться Джулиану. Потому что я его женщина и то, что должно было произойти между нами, – это нормально. Я должна была замолкнуть, раздвинуть ноги и постараться получить удовольствие.
– Диана, умоляю, скажи, что ты все это выдумала, – сурово сказал Джераб.
– Это правда, Джераб.
– Ты обратилась в полицию после этого случая?
– Нет. Отец прикончил бы меня, если бы я это сделала. Я должна быть с Джулианом, чтобы его отец передал моему руководство «Голдэнд Пауэр». Я, можно сказать, мешок золота, которым мой отец расплачивается, чтобы добиться повышения в должности.
– …Скажи мне, где я могу найти этого Джулиана.
– Что ты хочешь сделать?
– Просто поговорю с ним, – выражение лица Джераба говорило об обратном. Диана не сомневалась в том, что если бы Джулиан оказался прямо сейчас в этой конюшне, то Джераб, не раздумывая, убил бы его голыми руками.
– Просто поговоришь?
– Ну а если разговор не заладится, то я перейду к менее приятному способу знакомства, – решительно заявил он.
– Я правильно понимаю, ты хочешь отколошматить моего парня, вылететь из «Греджерс» и сесть в тюрьму? Иными словами, разрушить свою жизнь за считаные секунды?
– А ты предлагаешь мне, чтобы я спокойно жил, зная, что тебя мучает этот ублюдок?
– …Я сама с ним разберусь. Я знаю, что надо делать.
– Господи… Родители узнают, что их дочь чуть не изнасиловали, и спокойно на это реагируют! Что с этим миром не так?! – никак не мог прийти в себя Джераб.
– Зато по сравнению со всей этой ситуацией наша с тобой связь – сущий пустяк. – Диана таки добралась до кульминации своего плана.
– Это точно. Только не понимаю, мне радоваться или плакать? Диана, я не могу бездействовать. Я должен помочь тебе.
– Ты уже мне помог.
– Разве?
– Если бы ты не появился в моей жизни, я бы не стала бороться. Я смирилась бы и превратилась в его игрушку… Джераб, я понимаю, ты многим рискуешь, общаясь со мной. Я тоже пострадаю, если кто-то узнает о нас. Правильным решением будет, если мы остановимся прямо сейчас, пока наша интрижка не переросла во что-то большее. Только боюсь, что… что я уже достигла большего. – Весь боевой настрой Дианы исчез, стоило ей посмотреть Джерабу прямо в глаза и заметить, как его взгляд смягчился и даже повеселел. – Ты даже не удивлен. Ну конечно, я всего лишь одна из сотен влюбленных в тебя школьниц. Наверное, едва сдерживаешься, чтобы не рассмеяться мне в лицо.
Джераб взял ее за руку, нежно сжал ледяную ладонь, другой рукой обнял Диану за талию и сказал:
– Жаль, что я не могу хотя бы на несколько секунд поместить тебя в свой разум, чтобы ты почувствовала, как сильно и как много о тебе во мне.
И после долгожданный горячий поцелуй воспламенил их продрогшие тела.
После болезненного разрыва с Арджи Никки все чаще сбегала со школы и с помощью Рокси и опасных доз алкоголя пыталась избавиться от душевных терзаний.
– Последняя осталась, – сказала Рокси, выйдя из дома с бутылкой голубого джина.
Никки водила пальцем по пыльному столику, что был единственным украшением заднего двора дома Уэллер, и терпеливо ждала, когда же настанет этот момент искусственной радости, когда же ядовитое счастье, созданное этиловым волшебством, снизойдет к ней.
– Мне мало. Надо еще купить.
– Никки, ты что, хочешь напиться до смерти?
– Ага.
– Слушай, хватит, а! Ну подумаешь, парень бросил? У тебя их миллион было, и еще миллион будет. Тоже мне трагедия. Давай выпьем и пойдем к Квиллу. На его тусовке куча парней, я быстро тебя к кому-нибудь пристрою, не переживай.
– Не надо меня пристраивать. Я не щенок, – прозвучал резкий ответ. – Рокси, я была идеальной девушкой, понимаешь? Сука, я была идеальной, а он взял и просто послал меня. Так внезапно и грубо. Ты понимаешь, он выбрал Элеттру! Эту тварь, которую вся школа презирает! Если он нашел в ней какие-то особенные качества, значит, я хуже ее! Я хуже этой помойной шлюхи! Я и так себя ненавижу, так еще и мой любимый человек отверг меня, унизив вдобавок. Рокси… если б ты знала, на что я пошла из-за него.
Рокси тем временем хотела сделать глоток джина, но последние слова Никки остановили ее. Никки тут же переменилась в лице, взгляд ее стал виноватым. Казалось, слова, что раскрыли бы ее тайну, бились о ее сжатые губы, заставляя их дрожать.
– Никки, что ты сделала? – с опаской спросила Рокси.
Никки выпила залпом лазурную жидкость, затем осушила еще одну рюмку, пытаясь утопить страшную правду, что рвалась наружу.
– …Пойдем к Квиллу, – сказала она наконец.
Утром следующего дня Джел, совершенно растерянная, ворвалась в комнату Дианы и Калли.
– Девочки, у нас проблема.
Проблемой была Никки, что чудом добралась до школы, несмотря на то что выпила она за десятерых. Теперь же Дилэйн лежала на полу и уничтожала свежий, цветочный аромат их с Джел комнаты алкогольными парами, зловонным напоминанием о бурной, невменяемой ночи.
– Никки, – сердитым тоном обратилась Диана к подруге. – Никки, ты меня слышишь?!
– Слышу, слышу. Я пьяная, а не глухая.
– Зачем ты так накидалась?!
– Ну, я чуть-чуть выпила у Рокси, а потом чуть-чуть у Квилла, а чуть-чуть плюс чуть-чуть получается до хрена. Вот такая занимательная алкогольная арифметика.
– Джел, раздень ее, – приказала Диана, отводя негодующий взгляд от Дилэйн.
Сняв одежду с Никки, девчонки потащили ее в ванную, еле-еле усадили в ванну и стали воскрешать ее трезвость с помощью ледяного душа.
– Ай, холодно! – пискнула Никки.
– Терпи! – рявкнула Джел.
– Калли, беги к Леде. Пусть выпишет освобождение, – скомандовала Диана.
– Хорошо.
– Стой! Не надо. Если Леда узнает, что со мной, мне – конец.
– Ты хочешь пойти на занятия в таком состоянии? – спросила Диана.
– Мне не впервой.
– Ты опять доставляешь нам неприятности, – не выдержала Брандт.
– Вы не представляете, как мне хреново, – расплакалась Никки. – Давайте, издевайтесь, добивайте меня. Я уже на все согласна. Даже родная мать меня не любит, почему же я все еще надеюсь, что могу быть небезразлична чужим людям?
– Ты нам небезразлична. Мы так реагируем, потому что волнуемся за тебя, – сказала Джел, чье сердце переполняла жалость к подруге. В самом деле, невозможно было не сжалиться над Никки, ведь ее печальный вид отражал ее многострадальную душу.
– Джел права. Мы бы не возились тут с тобой, если б не любили тебя, – вздохнула Диана.
– Ты нужна нам, – добавила Калли, чмокнув Никки в мокрую макушку.
На всех уроках Никки вела себя прилежно. Диана, Калли и Джел контролировали каждое ее действие, отвлекали учителей, если ситуация того требовала, всячески старались перевести внимание дотошных одноклассниц, под чей прицел всегда попадала Никки, на себя. Но на уроке истории что-то пошло не так. Никки уснула. Подруги не знали, как ее разбудить. Уже и толкали, и кричали ей шепотом – все впустую.
– Дилэйн! – крикнула Алесса, заметив спящую ученицу. – Никки Дилэйн!
Никки наконец соизволила проснуться.
– Что, мисс Торн? – как ни в чем не бывало спросила она.
– Как спалось?
– Замечательно. Мне снилась собака с рыбьим хвостом, читающая рэп на турецком языке. Интерес-но, что это означает?
– Это означает, что за сегодняшний урок я ставлю вам «неудовлетворительно».
– За что? За то, что я на пять минут закрыла глаза? Да я всю ночь готовилась к вашему уроку, поэтому и не выспалась!
– Да? Ну раз вы так усердно готовились, тогда вам не составит труда назвать главную задачу внешней политики Англии в девятнадцатом веке.
– Так-с, я отвечу на этот вопрос, если вы ответите на мой. Что такое промискуитет?
– …Итак, Дилэйн, я ставлю «неудовлетворительно». И после уроков загляните, пожалуйста, к миссис Маркс. Уверена, вам будет о чем поговорить, после того как я доложу ей о вашем поведении.
– А вы покраснели, мисс Торн. Значит, вы знаете, что это такое. А может, вы еще и практикуете то, что обозначает этот термин? – рассмеялась Никки.
Алесса вылетела из кабинета и спустя несколько минут вернулась, приведя с собой директрису.
– Дилэйн, я десять лет терплю ваше хамское отношение к учебе и преподавателям! – разгневалась Маркс. – С меня хватит! Что же вы сейчас скажете в свое оправдание?
Никки очень хотелось сказать, что ей абсолютно все равно. Она уже была на дне могилы, что вырыла сама себе. И Никки бы это сказала, я ничуть не сомневаюсь. Вот только в этот момент, когда все ждали от нее ответа, та резко наклонилась и выблевала все, что побрезговал переварить ее желудок. Никки долго фонтанировала рвотой, пока ее одноклассницы разбегались в разные стороны, визжа от отвращения. Лишь Диана, Калли и Джел были рядом. Одна вытирала пот с ее лба, другая предлагала воду, а третья гладила ее по спине, надеясь хоть как-то облегчить страдания подруги.
Голди приказала отвести Никки в комнату, грозно добавив, что разговор продолжится, как только той станет лучше.
– Держи, – сказала Джел, протягивая стакан воды.
– Я больше не могу…
– Лучше бы ты так говорила вчера тем, кто хотел напоить тебя. Держи.
Никки все же выпила и плюхнулась на кровать.
– Джел, что теперь будет?
Джелвира с жалостью посмотрела на несчастную похмельную кучку, в которую превратилась ее подруга, и сказала:
– Не знаю.
– Может, Кармэл позвонить?
– Никки, Голди настроена очень серьезно. Думаю, что никакие деньги и угрозы твоей матери не спасут тебя, – со слезами на глазах констатировала Джел.
Никки постоянно влипала в разного рода неприятности, но ей всегда почему-то везло, и она удачно выходила из них без каких-либо последствий. При этом она всегда говорила, что ей плевать на все и все, и о?? на ни капельки не расстроится, если ее исключат. Но теперь же… Никки поняла, как сильно боится расстаться с «Греджерс», потерять своих подруг, лишиться в один миг значимой части своей жизни. То, что она не ценила прежде, оказалось для нее жизненно важным.
– Вы ее исключаете? – обратилась Диана к Голди.
– Диана, я устала от ее выходок. Ей не место в нашем учебном заведении. Мисс Торн пришла ко мне, чуть ли не рыдая! Это ж насколько нужно быть жестокой и наглой, чтобы довести учителя до такого состояния?!
– …Никки не виновата. Она вела себя так, потому что ей было плохо… Отравилась чем-то. Я умоляла ее, чтобы она пропустила занятия, но Никки убедила меня, что она справится. Она храбро держалась весь день, но на уроке истории ей стало совсем худо. Никки хотела обратиться за помощью к мисс Дилэйн, но… – Диана остановилась на мгновение, осознав, что произойдет, если она продолжит лгать. Тошно ей стало от самой себя, но иного выхода у нее не было. Диана должна была спасти подругу любой ценой. – …Мисс Торн не позволила ей покинуть аудиторию.
– Не может быть…
– Таким образом она хотела проучить Никки за все те выходки, о которых вы упомянули ранее.
Сколько ненависти Диана испытала к человеку, что утопил бы на ее глазах котенка, столько гнева и презрения она испытывала к самой себе за свой мерзкий поступок.
– Диана, я бы поверила вам сразу же, если бы Никки не была вашей близкой подругой.
– Вы можете спросить кого угодно, – уверенно сказала Диана, ведь она не сомневалась в том, что ее слова подтвердят все, за исключением некоторых персон. Но она надеялась, что выбор Голди не падет на них.
Миссис Маркс знала, какое мощное влияние Брандт оказывает на всех, все одноклассницы будут на ее стороне. Поэтому Голди решила пригласить в свой кабинет человека, что был абсолютно не заинтересован в спасении Дилэйн и не попадал под чары Дианы.
В кабинет вошла Элеттра. Маркс было известно о том, что Диана и Элеттра, мягко говоря, не ладят. Увидев Кинг, Диана занервничала. Повод для гибели сотен нервных клеток был очевиден – Эл с превеликим удовольствием расскажет директрисе всю правду, подставив Диану и Никки.
– Элеттра, скажите, пожалуйста, правда ли, что Никки Дилэйн стало плохо на уроке и она попросила мисс Торн отпустить ее в медкабинет, но та ей не разрешила?
– …Да, миссис Маркс. К сожалению, это правда.
Сказать, что Диана была поражена, – это ничего не сказать. Вскоре она поняла, почему Элетт-ра так поступила. Кинг наконец убедилась в своем плачевном положении, она была как никогда уязвима, и, разумеется, ей теперь ни в коем случае нельзя было идти против Дианы, ведь та раздавит ее как клопа.
На самом же деле Элеттра поддалась не Диане, а Никки, перед которой все еще чувствовала свою вину. Она помнила их тяжелый разговор, признание Дилэйн, ее болезненные откровения, и надеялась, что хотя бы таким образом ей удастся реабилитироваться. Во всяком случае, душе ее стало гораздо легче.
– Алесса, что ты наделала?! – возмутился Джераб.
– Ты… ты не веришь мне? Ты считаешь, что я на такое способна? Брандт оклеветала меня, чтобы Никки не исключили!
– …Что сказала Голди?
– Что у меня большие проблемы. Если Кармэл Дилэйн пожелает, чтобы меня уволили, то меня сию-секундно вышвырнут. Эта подлая девка разрушила мою карьеру! Ненавижу ее! Господи, Джераб, как же я ее ненавижу!
– Диана, солнышко мое, как же я тебя люблю! Я так благодарна тебе! – радовалась Никки.
– Это за то, что ты помогла мне на выборах, – угрюмо произнесла Диана.
– И только?..
– Никки, мне пришлось подставить невинного человека! Алессу теперь уволят из-за меня!
– Да никто ее не уволит. Завтра же я проявлю великодушие и прощу ее. Голди этот жест наверняка оценит и наконец-то изменит свое мнение обо мне. Диана, ты гениальна! Ты не только спасла меня, но и возвысила в глазах директрисы. А ведь это за гранью фантастики! – не удержавшись от смеха, сказала довольная Никки.
– Не знаю… Мне все равно как-то не по себе.
Диану можно понять. Да, мисс Торн не уволили, но жизнь Алессы все-таки изменилась из-за клеветы Брандт. Преподаватели, узнав о ее поступке, провели с ней немало бесед, в которых было столько желчи, столько незаслуженных обвинений. Были и те, кто ее просто игнорировал. К последней категории относился Джераб. Он не поверил ни единому слову своей давней подруги, потому что был глубоко убежден, что Диана не могла солгать. Ему было легче прервать общение с Алессой, нежели в очередной раз услышать, как та обвиняет и проклинает Диану. Он бы сорвался и начал защищать ее – страстно и самоотверженно, – чем выдал бы тайные, запретные чувства к своей ученице.
– Джераб… – окликнула его Алесса, до сих пор не смирившаяся с их внезапным разрывом. – Прошу, перестань избегать меня.
– Нам не о чем говорить, Алесса, – сказал Джераб, даже не взглянув на нее.
Если бы все жители планеты осуждали ее, кидали в нее камни, она смогла бы это пережить при условии, что Джераб был бы рядом, любил и поддерживал ее. Сломанное дерево будет стоять вечно, найдя надежную опору. Но у Алессы больше не было этой опоры, она была совсем одна. И все это из-за одной малолетней, жестокой девицы, которую Алесса возненавидела всей душой.
Йера закатила в своем имении Вестернбёрдс помпезную вечеринку в честь Саши, что подписала контракт с Шанель. Модели, актрисы, звезды эстрады, режиссеры и дизайнеры – все приехали на это торжество, по масштабу напоминавшее церемонию вручения премии «Оскар».
Диана, Калли и Никки тоже были там, но не для того, чтобы выразить свое уважение миссис О’Нилл и Саше. Они приехали поддержать Джел, для которой этот праздник стал очередным доказательством того, как сильно мать обожает ее сестру. Наверное, единственным поводом для того, чтобы Йера организовала что-то подобное в честь Джел, были бы ее похороны.
– Джел, может, ты наконец соизволишь к нам выйти? Мы ведь все-таки только из-за тебя сюда приехали, – негодовала Никки.
– Еще чуть-чуть. Я почти готова, – донесся из динамика телефона тревожный голос Джел.
Собственно, только подруги Джел заметили ее отсутствие. Йера и Саша вовсю наслаждались грандиозным вечером и в глубине души радовались, что Джелвира вне поля зрения, ведь та всегда омрачала их настроение. Джел была сорняком среди благоухающих роз, с коими себя олицетворяли миссис О’Нилл и ее первенец.
– Саша, скажи, каково это – стать новой музой модного Дома Шанель? – задала вопрос корреспондентка популярного телевизионного канала.
– Это очень волнительно и безумно приятно! Если честно, я всегда знала, что во мне есть что-то, что отличает меня от серой массы. Но я и подумать не могла, что когда-нибудь стану вдохновением для такого легендарного бренда.
– Это была Саша О’Нилл – восходящая звезда мира высокой моды!
Разумеется, Саша никак не могла остаться без внимания в тот вечер. Журналисты выстраивались в очередь, чтобы задать ей хотя бы парочку банальных вопросов. Йера смотрела на свою красавицу-дочь со стороны и не переставала восхищаться ею. Материнская любовь грозила перерасти в фанатизм. Я не удивилась бы, если Йера в скором времени начала бы устраивать ритуалы поклонения своей дочери.
Джел спустилась на первый этаж, где проходило светское торжество. Еле-еле нашла своих девчонок в толпе.
– Джел?! Это ты? Глазам своим не верю… – сказала Калли, заметив подругу.
Скромница Джел в тот вечер решила удивить всех, и в первую очередь себя, надев так называемое «голое» платье – прозрачная, издали напоминавшая змеиную шкуру ткань облегала ее отшлифованную от жира фигуру, как вторая кожа; V-образное декольте спускалось до самого пупка, а роскошный асимметричный подол скользил по ее тоненьким ногам вниз, ненавязчиво переливаясь при каждом шаге. Все это великолепие вкупе с максимально короткой челкой и классическим каре придавало Джел дерзости, а ангельская внешность контрастировала с ее образом и вызывала диссонанс, притягивая к себе взгляд, заставляя разглядывать Джел, изучать, как необыкновеннейшее явление.
– Платье ужасное, да? Я могу вернуться и надеть другое, – заволновалась Джел.
– Не вздумай! Ты шикарно выглядишь, Джел. Сама на себя не похожа, – сказала изумленная Диана.
– Просто ходячий синоним охеренности, – кратко выразила свое восхищение Никки.
Джел тут же расслабилась и позволила себе улыбнуться.
– Девочки, спасибо, что пришли, – сказала она и кинулась обнимать свою группу поддержки.
Но их объятия внезапно прервал мужской голос:
– Джел.
Джел обернулась, демонстрируя обнаженную спину с торчащими лопатками и бугорками позвонков, что при ее нынешнем весе еще сильнее выделялись.
– Привет, – ответила Джел.
Перед ней стоял Закари, в не меньшей степени пораженный внешним видом своей девушки, чем ее подруги.
– …Я могу украсть тебя на пару минут? – спросил он, заострив внимание на ее декольте.
– Да, конечно. – Джел виновато посмотрела на Диану, Никки и Калли, но те лишь улыбнулись и одобрительно кивнули.
Джел стало так спокойно, когда Закари взял ее под руку. Она вмиг почувствовала себя уверенной, оберегаемой любящим сердцем.
– Я, кстати, пришел сюда не один. Брату было скучно, и я решил захватить его с собой.
– Как здорово. Я так мечтала познакомиться с Кироном!
Вдруг возле пары остановился один из многочисленных фотографов, что присутствовали на вечеринке.
– Прошу прощения, разрешите сделать один снимок для нашего журнала? – обратился он к Джел.
– Э… конечно, – растерялась Джелвира.
Закари отошел от девушки, а фотограф быстро подобрал нужный ракурс и сделал фото.
– Благодарю вас. Вы прекрасны, – сказал напоследок он.
Джел смущенно улыбнулась, затем решила вернуться к Закари, но тут ее ослепила еще одна вспышка камеры. Прибежал другой фотограф и без спроса начал фотографировать обескураженную Джел. Вскоре к нему присоединился еще один фотокорреспондент. Увидев непрекращающиеся вспышки, сосредоточенные в одном месте, все папарацци оживились и метнулись в сторону Джел, лишь бы не упустить что-то феноменальное. Джел была яркимсветом, а человечки с камерами – стайкой мотыльков, что облепили ее со всех сторон и старались запечатлеть каждую ее часть. Джел вначале жутко нервничала. Ей было страшно и непривычно, казалось, что она была куклой, замурованной в яркой упаковке, и сотни возбужденных детишек окружили ее, кричали, сражались за нее, тянули к ней свои опасные ручонки.
На самом же деле картина не была столь ужас-на. Папарацци, увидев красивую, стильную, яркую незнакомку, просто делали свою работу, намереваясь своими эксклюзивными снимками открыть миру свежее, уникальное лицо. Они выкрикивали ей комплименты, хвалили, но Джел ведь не привыкла к вниманию, не знала, как реагировать на похвалу и восхищение в свой адрес. Поэтому первое время ей было тяжело, но потом она вспомнила, как ее сестра ведет себя в подобных ситуациях, и стала более-менее уверенно позировать и получать от этого удовольствие.
– Йера, признайся, это один из твоих новых «ангелочков»? – задала вопрос Лонджина Чу, позабывшая о том, что видела Джел летом на одной из вечеринок. Только тогда Джелвира была гораздо полнее, а миссис О’Нилл назвала ее племянницей из-за того, что жутко стеснялась своей замкнутой, неряшливой, уродливой дочери.
– …Пока нет, – ответила Йера, удивленная происходящим.
Джел мгновенно затмила сестру. Все гости приковали к ней взгляды, игнорируя главный посыл того вечера – безостановочное восхваление Саши О’Нилл.
Когда папарацци, удовлетворенные своей работой, отступили, Йера подошла к дочери и сказала:
– Джел… я тебя не сразу узнала.
– Это хорошо или плохо?
– …Ох, девочка моя, ты у меня, оказывается, такая красивая! Почти идеал.
– Спасибо, – расплылась в улыбке Джел.
– Йера, мы бы хотели взять интервью у вашей новой модели, – подлетела журналистка. – Кстати, как ее зовут?
– Джелвира, – гордо ответила миссис О’Нилл. – И она моя дочь.
Джел была настолько счастлива, что ей казалось, будто она благодаря той необычайной энергии, переполнявшей ее, способна остановить многолетние войны, воскресить мертвого, потушить солнце и заменить его собой, ведь она теперь сияла не хуже. Мир принял ее, исхудавшую и измученную. Теперь уже трудно было усомниться в словах Саши, что людей цепляет в других только внешняя оболочка. Каким бы хорошим человеком ты ни был, твои лицо и фигура должны подходить под строгие стандарты красоты и моды.
– Кажется, у Саши О’Нилл появилась конкурент-ка! – заявил один из журналистов.
Саша поначалу не понимала, почему вокруг нее больше никто не порхает, даже не смотрит в ее сторону. А потом она услышала эти слова и чуть ли не впала в кому от вспышки зависти и злости.
Новой звездочке наконец позволили отдохнуть. Джел сразу побежала к Закари, что все это время стоял в стороне и наблюдал за стремительно развивающейся популярностью своей девушки.
– Прости. Меня на части разрывают, – сказала окрыленная Джел.
– Ну, это неудивительно, ведь твой наряд говорит о том, что его обладательница жаждет внимания и доступна для всех, – раздраженно ответил Закари.
– Тебе что-то не нравится?
– Джел, ты в следующий раз приди голая, тогда все папарацци точно твои! Ты себя роковой красоткой возомнила, что ли? Если честно, ты больше похожа на онкобольную проститутку.
– Я могу переодеться, – тут же поникла Джелвира.
– Это не изменит ситуацию. Здесь все уже и так воспринимают меня как парня легкодоступной девицы. Ты меня опозорила, Джел… – Закари с отвращением посмотрел на свою спутницу и пошел прочь.
– Закари!
Сколько же мужества потребовалось Калли, чтобы швырнуть свой трезвонящий телефон обратно в сумочку, после того как она увидела на экране имя миссис Фрай. Но долго игнорировать своего работодателя она не смогла. Сафира продолжала названивать, и Калли, охваченная лихорадочным волнением, выбежала на улицу и наконец ответила на звонок.
– Алло…
– Калантия, извини, что беспокою. Я просто хотела узнать, как твое самочувствие?
– Мне… все еще нездоровится, – солгала Калли.
– Что-то ты долго болеешь. Какой у тебя диагноз?
Калли закрыла глаза на несколько секунд, пытаясь сфокусироваться на своей лжи, придумать что-то убедительное. Но страх лишил ее способности к импровизации, врубив на полную инстинкт самосохранения.
– Калантия?
– Сафира, простите, я больше не смогу у вас работать. Школа отнимает слишком много времени.
– А если я буду платить десять тысяч? – прозвучал привлекательный вопрос.
Калли рухнула на скамью, услышав такую сумму.
– …Я не могу. Мне очень жаль.
– Мне тоже жаль. Я к тебе уже привыкла. Благодаря тебе мой дом сверкает. Ты знаешь каждый его уголок, каждую его комнату, не так ли, Калантия?
«Господи, она все знает!» – подумала Калли, сотрясаясь от страха.
– Руди очень хорошо о тебе отзывался, а ты меня подвела. Значит, он обманул меня, и мне придется его наказать. Ты хочешь, чтобы твой друг пострадал? – продолжал стращать нежный голос.
– Нет, не хочу, – тихо ответила Калли.
– Тогда возвращайся, Калантия. Жду тебя завтра, в семнадцать тридцать.
Вернуться на работу к Сафире – это все равно что прийти на чаепитие к Люциферу. Калли не знала, правильно ли она поступила, при этом нисколько не сомневалась в том, что Фрай в самом деле может причинить вред Руди. Она была уверена: Сафира каким-то образом узнала истинную причину ее увиливаний от работы и теперь будет держать ее подле себя, контролируя ее язык и душу, которыми повелевало обостренное чувство справедливости. Если же Калли ей не поддастся, то Сафире не составит труда избавиться от нее и Руди. Да и в полицию обращаться так же бессмысленно, как четвертовать змею, после того как она впрыснула в тебя свой яд. Тяжелых последствий не миновать в любом случае, так что Калли пришлось сдаться.
– Закари, прошу тебя, не убегай. Давай поговорим, – жалобно молила запыхавшаяся Джел, еле-еле найдя своего избранника.
Парень обеспокоенно оглядел девушку, слегка напрягся и ответил:
– Я не Закари.
– …Кирон?! – Джел распахнула удивленные глаза. Братья были идентичны: курчавые волосы, соблазнительный взгляд карих глаз, хитрая ухмылка. Закари почему-то не упомянул, что они с Кироном – близнецы. Они даже костюмы надели одинаковые, чтобы их вообще нельзя было различить.
– А ты, видимо, Джел, его девушка?
– Да, – придя в себя, ответила Джел. – Я как раз его ищу.
– Я не видел его с начала тусовки. У вас что-то случилось?
– Немного повздорили из-за моего платья, – сказала Джел, обвив себя руками.
– А что с ним не так? – удивился Кирон.
– Слишком откровенное. Я догадывалась, что оно мне не подходит, но в итоге приняла неправильное решение.
– А по-моему, оно великолепное. Ты в нем безумно красивая. Хотя… Дело вовсе не в платье. Ты сама по себе очень красивая.
– …Спасибо, Кирон.
– Так что не обижайся на моего брата. Порой он ведет себя как недоумок.
Кирон пригласил Джел за свой столик, та согласилась, и несколько потрясающих минут ребята провели за разговором. Обоим вскружило голову желание узнать друг о друге как можно больше. Кирон понял, что привлекло его брата в Джел. Несмотря на ее вызывающий, притягивающий взгляд наряд, она была очень скромной, милой и остроумной. Джел же поймала себя на мысли, что несмотря на то что Закари и Кирон внешне были абсолютной копией друг друга, они о-очень отличались характерами. Кирон был мягким, сдержанным, воспитанным, очень приятным молодым человеком. Джел так старалась понравиться ему, что жутко перенервничала и начала, сама того не осознавая, класть в рот еду. Это ведь был ее любимый способ для борьбы со стрессом. Она даже не обращала внимания на то, что она ест и как много. Она проглатывала и мгновенно переваривала свое волнение, становилась живее и веселее.
Это было похоже на вспышку, такую же внезапную и ослепляющую, как вспышка фотокамер. Джел очнулась, когда Кирон, робко извинившись, покинул ее, чтобы ответить на телефонный звонок. В животе была такая противная тяжесть, словно тот был набит камнями. Джел медленно встала и поплелась в уборную. Вновь сроднившись с кафельным троном, Джел вызволила из себя на его дно все, что несколько минут назад упало в ее желудок. Затем, довольная, опустошенная, она подошла к раковине, помыла руки и привела себя в порядок.
– Да что ты за мной увязался?! У меня и так хреновое настроение! – послышался за дверью уборной рассерженный женский голос.
– Так давай уйдем отсюда, в чем проблема? – задал вопрос мужской голос.
– Уйти – значит сдаться! А я не собираюсь сдаваться. Тем более кому? Этой пигалице, внезапно оперившейся?! Это я сделала ее такой, понимаешь?! Я! Решила помочь этой жалкой неудачнице, и теперь посмотри, что она вытворяет!
– Саша, я могу чем-то помочь тебе?
Услышав имя сестры, Джел на цыпочках подкралась к двери, прислонила к ней ухо и стала слушать.
– Избавься от моей сестры.
– В смысле?.. Ты хочешь, чтобы я грохнул ее?
– Придурок. Уведи ее куда-нибудь.
– Но в таком случае и мне придется уйти, а я не хочу. Я и так тебя редко вижу.
– Ты издеваешься?! Сколько раз я еще должна сказать тебе, что между нами ничего не может быть, чтоб ты уже наконец понял?
– Ну давай, скажи сейчас, последний раз. Скажи, Саша. И я уйду навсегда. Буду с Джел… Я буду целовать ее и представлять тебя. Думать о тебе, когда она в очередной раз станет признаваться мне в любви.
– Закари…
– Скажи. Закончи все прямо сейчас. Другого шанса у тебя не будет.
– Почему ты начал с ней встречаться?
– Тебя это задело?
– Нет. Я лишь убедилась в том, что у тебя дурной вкус.
– Мой вкус – безупречен, потому что я люблю тебя. И выберу тебя, если ты этого захочешь. А Джел… она так, для утешения. В ней все-таки есть некоторое сходство с тобой, и это меня немного успокаивает и удовлетворяет.
– Какой же ты мерзавец, Закари!
Разговор внезапно прервался. Джел больше не могла позволить себе оставаться незамеченной. Она резко открыла дверь и застала за ней целующихся Сашу и Закари. Саша от неожиданности взвизгнула, а Закари лишь улыбнулся, покачал головой и сказал:
– Вот же черт. А я думал, что такие идиотские ситуации могут быть только в фильмах.
– Джел, послушай… – сказала Саша.
– Не надо. Не говори ничего. Мне и так все ясно.
– Джел! Только не строй из себя обиженку! Ты должна быть мне благодарна. Если бы не я, ты бы была все тем же жирным ничтожеством. Ты бы никогда не смогла надеть такое платье и уж тем более добиться внимания мамы!
Как Джел ни старалась, она не смогла сдержать слезы и покинуть тех, кто все это время потешался над ней, с гордо поднятой головой. Все это время она думала, что Закари испытывает к ней теплые чувства. Джел была готова терпеть его тяжелый характер, подавлять свои желания ради его блага, всячески подстраиваться и вклиниваться в его жизнь, лишь бы не потерять единственного парня, что обратил на нее внимание. Она смирилась с тем, что недостойна красивой истории любви, ласки, даже какого-либо намека на теплоту и нежность. Джел ценила то, что имела, и не рассчитывала на большее.
Саша своим поступком убедила Джелвиру в том, что та не создана для чего-то искреннего и настоящего. Ее «помощь» была такой же ничтожной, как обглоданная кость, кинутая умирающему от голода. Предательство сестры стало гигантской миной, взорвавшей душу Джел.
Никки обнаружила подругу на улице, скрывавшуюся за пышными кустарниками роз.
– Джел, мы тебя обыскались! – недовольно высказалась Дилэйн, а после приблизилась к Джелвире и увидела, как та безостановочно смахивает слезы с покрасневших щек. – Джел, солнце мое, ты чего?
– …Я рассталась с Закари.
– Что?!
– Он любит Сашу… а она его. Я слышала их разговор.
– Джел, может, ты что-то не так поняла?
– А потом я увидела, как они целуются… – Сомнения Никки тут же развеялись. – Он все это время игрался со мной, унижал и продолжал любить мою сестру… Никки, неужели я все это заслужила?
Никки не услышала ее вопрос. Она помчалась в дом, пребывая в крайней степени негодования, ведь ее так же предали, так же посмеялись над ее чувствами. Ей удалось быстро найти того, кто был причиной слез ее подруги.
– Закари Ричардсон!
– О, привет. Что, пришла мстить за свою убогую подружку? Кстати, передай ей, что я очень рад, что она наконец-то узнала правду. Я уже устал от нее.
– Ну и мразь же ты! – В следующую секунду Закари ощутил всю «прелесть» точного удара в челюсть. Он отскочил на два шага, зацепившись ногой за один из столиков, с которого упала и разбилась вся посуда. Грохот стоял впечатляющий.
– Никки, что ты делаешь? – прибежала на шум Саша.
– Это я у тебя хочу спросить!
Саша поняла, что она может стать следующей жертвой неуправляемого гнева Никки, и заорала:
– Охрана!!!
Джел поспешила к парадным дверям, увидев, как охрана выносит на руках Никки, видимо не смирившуюся с тем, что ее решили выпроводить с вечеринки. Диана и Калли вышли следом.
– Если ты помял мое платье, я тебя кастрирую!
– Никки, что случилось? – спросила Джел.
– Никки устроила кровавый фейерверк, – сказала Калли, расслабившись и забыв из-за этого инцидента на некоторое время недавний разговор с Фрай.
А Никки все еще продолжала свою войну с доблестной охраной, что стояла у дверей и терпеливо ждала, когда же блондинка избавит их от своего присутствия. Никки показала средний палец тому, кто выволок ее из помещения, и добавила:
– М-да… Внешность Шрека и интеллект моллюска.
– Джел, Никки нам все рассказала. Мне так жаль, – сказала Диана, обнимая Джелвиру. – Прошу тебя, не расстраивайся.
Калли тоже поддержала подругу объятием, не найдя подходящих слов, чтобы утешить ее.
– Так, поехали в «Джиттс»? – предложила Никки. – У меня рука болит после удара, а водка и танцы – лучшие обезболивающие.
Джел взглянула на руку Дилэйн, заметила покрасневшие костяшки и поняла, что Калли не преувеличивала. Никки отомстила за нее. Теперь же лицо Джел украшала искренняя улыбка.
Девчонки, обнявшись, пошли к подъехавшему такси, но вдруг голос миссис О’Нилл, прозвучавший за их спинами, заставил их остановиться.
– Джелвира, вернись немедленно.
Подруги нехотя обернулись.
– Мам, ты знаешь, что произошло?
– Знаю. И если бы Никки не была дочерью моей подруги, я бы этого так просто не оставила, – строго сказала Йера. – Твоя компашка может идти куда хочет, но ты должна вернуться. Еще несколько изданий хотят взять у тебя интервью.
В иной ситуации и не в таком ужасном расположении духа Джел бы незамедлительно ринулась в сторону матери, сделала бы все, что та попросит, ведь ей казалось, что Йера наконец-то разглядела в ней потенциал и даже, возможно, в ее сердце зашевелилась крохотная частичка любви к младшей дочери. Но в данный момент Джел стояла, не шелохнувшись. Что бы Джел ни сделала, ей не удастся добиться от матери истинных, светлых чувств. Йера использует ее, как и Закари. Давно следовало бы понять, что ее сердце – бесплодная земля, любовь в ней не приживется.
– Джел, ты хочешь подставить меня?
– …Поехали, девочки.
Четверка вновь развернулась и направилась к такси. Никки держала одну руку Джел, Диана другую, Калли шептала ей, какая она умничка и как гордится ею. Джел улыбалась со слезами на глазах и убеждала себя в том, что она в некотором роде счастливый человек. Большинство людей одиноки во всех смыслах этого слова, а Джел повезло. Господь лишил ее материнской любви, но подарил верных друзей, что всегда спасали ее и заставляли любить эту жизнь, несмотря ни на что.
Любовь – недуг. Моя душа больна
Томительной, неутолимой жаждой.
Того же яда требует она,
Который отравил ее однажды.
Мой разум-врач любовь мою лечил.
Она отвергла травы и коренья,
И бедный лекарь выбился из сил
И нас покинул, потеряв терпенье.
Отныне мой недуг неизлечим.
Душа ни в чем покоя не находит.
Покинутые разумом моим,
И чувства и слова по воле бродят.
И долго мне, лишенному ума,
Казался раем ад, а светом – тьма![3]
Одноклассницы слушали Диану, разинув рты, так бесподобно она прочла свой любимый сонет Шекспира. Слова классика были ей очень близки, особенно сейчас.
– Замечательно, Диана, – сказал Джераб. Все это время он стоял позади нее, у доски. Диана почувствовала, как его дыхание коснулось ее затылка, когда Джераб приблизился к ней, чтобы обойти и сесть за свой стол. Ох, в этот момент ей так хотелось остановить его, крепко вцепиться в его пиджак, поцеловать без спроса. Душа требовала страсти и безумия, но реальность, увы, была сурова. Все чувства и желания приходилось ампутировать, стоило им только подать признаки жизни.
На уроках еще можно было как-то выжить, но вот на первом совещании учителей, на котором присутствовала Диана, так как Главной леди было позволено принимать участие в решении насущных вопросов вместе с руководством школы и учителями, – было совсем тяжко. Джераб сел рядом с ней. Он будто бы нарочно положил свою руку рядом с ее так, чтобы их кисти слегка соприкасались мизинцами. Пока Голди вещала, а все остальные ей внимали, Диана страдала из-за жгучего желания соединить их с Джерабом ладони, переплести пальцы. Да, со стороны это кажется смешным, но ведь достаточно вспомнить нас самих в период прогрессирующей влюбленности. На этом этапе кажется, что ты уж совсем не можешь обойтись без похитителя своего сердца. Хочется разделить с ним каждую секунду, прикасаться к нему, исследовать его, каждое мгновение делиться с ним своими чувствами и взлетать до небес, получая абсолютную взаимность.
Но Диане и Джерабу не суждено было полноценно прожить этот нежнейший, самый приятный этап их отношений, когда влюбленные через каждое прикосновение, каждое объятие, каждый поцелуй и сладкое слово создают, сплетают свой мир, принадлежащий только им двоим. Поэтому приходилось «общаться» лишь осторожными переглядываниями, как бы случайными касаниями друг друга, быстро исчезающими улыбками, что появлялись, когда Диана и Джераб случайно сталкивались в коридоре, принуждая себя тут же пройти мимо, чтобы порыв их сердец, бьющихся в одном ритме, не рассекретил их запретную связь.
Встречами в секретном месте Дианы тоже нельзя было злоупотреблять. Пара боялась, что когда-нибудь одного из них заметят и проследят за ним. Но когда они все же встречались, то проводили это долгожданное, драгоценное время с пользой. Сначала они набрасывались друг на друга и целовались до тех пор, пока их челюсти не смыкались от усталости. После они просто обнимались, лежа на колючем, ароматном сене, молчали и слушали спокойное дыхание друг друга. Приятно было думать, что в этот момент он – целиком ее, а она – его. Можно было никого не бояться, не стесняться и, отойдя от скромных физических ласк, перейти к душевной беседе. Эту часть их встреч они обожали больше всего. Джераб всегда был серьезен, прямолинеен, но при этом тактичен. Диана постепенно перенимала у него эти золотые качества, редактировала свою личность, становилась взрослее и мудрее. Джераб тоже извлекал выгоду из их общения. Диана всегда веселила его своими саркастичными, красноречивыми шутками, от которых она не могла удержаться даже во время очень серьезных или чересчур откровенных разговоров. Легкость, наивность и особая девичья мудрость смягчали нрав Джераба, лелеяли его ороговевшую душу.
– Что ты решила насчет скачек? – спросил однажды Джераб.
– …С ними все кончено.
– Мне кажется, ты совершаешь ошибку. Ты ведь не привыкла сдаваться, Диана? Спорт – это твоя жизнь, а ты – его легенда.
– Без Деймоса я – никто.
– Ты ведь можешь найти другого хорошего жеребца. Разве это проблема?
– Даже если у меня будет целый табун хороших жеребцов, я не вернусь. У меня есть один очень серьезный недостаток, я – однолюб. Я полюбила Деймоса всем сердцем и буду верна ему до последнего.
Джераб еще сильнее прижал к себе Диану и сказал:
– Это не недостаток, а лучшее достоинство. Очень редкое, между прочим. Давай на выходных встретимся? Я знаю отличный ресторан у Бэлл-фойер-лэйк, там потрясающий шеф-повар и всегда много народа, особенно иностранцев, так что мы легко затеряемся и сможем спокойно провести вечер. М-да, звучит так, будто мы с тобой сбежавшие преступники.
– Идея замечательная на самом деле, но я буду занята все выходные.
– А как насчет следующих?
– И на следующих не смогу, – ответила Диана, отводя виноватый взгляд.
– Ты будешь с Джулианом? – резко спросил Джераб.
– Да. Я пока должна играть свою роль. Так нужно.
– И сколько это будет продолжаться? Диана, тебе не кажется, что это похоже на мазохизм?
– Я же сказала, у меня есть план. Нужно дойти до определенного момента, а потом я избавлюсь от него.
– А если ты не успеешь? Если он вновь применит силу и тебе не удастся спастись? Диана, клянусь, если он еще раз причинит тебе боль, я убью его.
– Послушай, – Диана заключила его лицо в ладони, – никто больше не причинит мне боль.
Последовал короткий поцелуй, а после Диана добавила:
– Теперь моя очередь делать больно.
Диана понимала, что их с Джерабом прекрасный мир, сотворенный их взаимными пылкими чувствами, окружен уродливой колючей проволокой, которую придется разорвать голыми руками. Диана должна это сделать в одиночку. Все же ей будет очень больно, борьба за счастье и свободу оставит глубокие шрамы. Но Диана верила, что любовь Джераба исцелит ее и она стоит тех жертв, что ей необходимо будет принести ради нее.
– Боже, какие шикарные фотки! Джел, ты видела? – спросила Никки, разглядывая украшавшие первые страницы новостных порталов снимки, на которых была запечатлена Джелвира. – Джел? – вновь обратилась к подруге Никки, не услышав ответа.
Джел, как обычно, была занята вязанием носков. Это занятие отвлекало ее от размышлений о своей никчемной жизни.
– …Видела. Красивые.
Никки отодвинула ноутбук в сторону, повернулась лицом к Джел и заметила наконец, что с подругой что-то не то.
– Ты все еще думаешь о Закари?
– Нет.
– …Мать наорала за то, что ты ушла с нами?
– Разумеется.
– Это хорошо. Кармэл, когда злится, игнорирует меня. Делает вид, будто я умерла. По-моему, уж лучше бы она кричала, чем совсем не замечала меня. В такие моменты действительно хочется умереть. Ну, ладно… Что-то мне тоже поплохело. Надо спасаться! – Никки слезла с кровати, заглянула под нее и достала бутылку красного вина. – Та-дам!
– У тебя что, винный погреб под кроватью?
– Ох, если бы.
– Ты так скоро совсем сопьешься.
– Ну и что? Я – человек с разбитым сердцем, мне ничего другого не остается. Вино – это отличная замена любви. Тоже согревает и опьяняет.
– И делает больно, – улыбнулась Джел.
– Но недолго. Вот как раз таки в этом его жирный плюс.
Джел долго уговаривать не пришлось. На собственном примере она убедилась, что даже если человек относится к той категории людей, что не любят алкоголь, когда-нибудь он все же обратится к нему за помощью. В тот вечер вино отлично справилось с ролью психолога, лекаря и лучшего друга, заставив излить душу и получить от этого удовольствие, обезболив раны ранимого сердца и развеселив до боли в животе.
– Знаешь, мне кажется, в этом мире все проблемы из-за любви, – рассуждала Никки и после сделала очередной глоток из горла бутылки.
– Думаешь, было бы лучше, если бы люди были как роботы?
– Определенно. Никаких чувств, привязанностей, слабости…
– Я считаю иначе, – Джел легла на пол. Тело размякло, стало невесомым, точно лежало на облачке. – Любовь не создает проблемы, она помогает от них избавиться. Ну или по крайней мере забыть о них на некоторое время.
– Джел, ты так наивна! – рассмеялась Никки. – Но за это я тебя и люблю… – Никки улеглась на живот и уставилась на Джел, подперев щеку рукой. – Не понимаю, почему парни обходят тебя стороной? Ты – сокровище. Чистое, наивное, немного смешное.
– Ты тоже ничего, – хихикнула Джел.
– Спасибо за добрые слова! – Никки снова не смогла сдержать смех.
– …Только мне кажется, у тебя слишком завышенные требования.
– Ну а что поделать? Я хочу видеть рядом с собой достойного, – проговорила Никки.
– А ты сама-то соответствуешь своей мерке?
– То есть?
– Никки, ты, бесспорно, очень яркая, красивая, фигура у тебя – просто мечта. Но ведь это всего лишь оболочка. А что внутри?
– Подожди, ты намекаешь на то, что я… пустая? – нахмурившись, спросила Никки.
– Я боюсь, что ты неправильно поймешь меня. Просто я думаю, что тебе нужно снизить планку, перестать бегать от одного парня к другому, надеясь, что следующий обязательно будет «тем самым». Никки, я люблю тебя. Очень люблю твой юмор, оптимизм. – В этот момент Никки усмехнулась, подумав: «Как можно любить чей-то оптимизм? Странно. Это все равно что любить молекулы водорода в воде». Но совсем скоро Никки стало не до смеха, ведь Джел, словно выпила сыворотку правды вместо вина, продолжала делиться своим, как ей казалось, безобидным мнением: – Ты – душа нашей компании, это все подтвердят. Но мы ведь девушки, твои подруги, нас не нужно покорять. А вот парней надо чем-то привлечь. Не только внешними данными, разумеется. А ты мало читаешь, смотришь посредственное кино, ничем не увлекаешься. Даже конный спорт для тебя – не хобби, не страсть, как для Дианы, а лишь средство, чтобы убить скуку. Да, еще раз повторюсь, у тебя потрясающее чувство юмора, но на нем далеко не уедешь. Ты рискуешь из просто забавной девчонки превратиться в шута. Вот почему у тебя ничего не получилось с Арджи. Ты недотягиваешь до его уровня.
Лицо Никки мрачнело с каждой секундой. Что произошло с ее кроткой, тихой подругой? Джел, видимо, сама не понимала, что с ней. Но ей определенно нравилось ее необычное состояние. Алкоголь добавил смелости, дерзости и легкости. То, что ей казалось обычным разговором, попыткой помочь подруге из добрых побуждений, стало для Никки страшнейшим ударом.
– Кажется, я перепила. Давай-ка ложиться спать. Представляю, как завтра будет болеть голова. Ох… – сказала Джел, затем еле-еле встала с пола и шаткой походкой направилась в ванную.
Никки, оставшись в одиночестве, тихо заплакала.
До самого утра Никки не спала. Она смотрела на Джел, умилялась ее посапыванию, поправляла ее одеяло и размышляла: как? как это милое создание умудрилось растоптать ее? Джел напоминала ей девочку-убийцу из типичного ужастика, в котором сердобольная семья забирает из приюта бедняжку-сиротку, а потом из нее «вылупляется» демон и начинает издеваться над несчастной семейкой. В данном случае, демон Джел восстал, почуяв зашкаливающую дозу вина, с помощью которого Никки пыталась утешить подругу, и причинил Дилэйн столько боли, сколько она не испытала за всю свою жизнь.
Полдня Никки старалась не обращать внимания на Джел и вести себя при этом так, будто и не было того разговора. Она, как всегда, много шутила, смеялась. После уроков Джел обнаружила Никки в одной из беседок. Та использовала свободное время, чтобы «покопаться» в телефоне. Джел подошла к Никки сзади, нежно обняла и поцеловала в висок.
– Что это было? – удивилась Никки.
– Благодарность, – улыбнулась Джел, – за то, что ты вчера меня спасла. Я уже и не помню, из-за чего страдала.
– Рада помочь, – сказала Никки, чувствуя, как ее запасы стойкости постепенно иссякают, точно песчинки в перевернутых песочных часах.
– Никки, ты чего? – спросила Джел, заметив, как та через силу с ней общается.
– Ты забыла не только из-за чего страдала, но и то, что сказала мне? Ну ладно, я напомню. Ты сказала, что я – поверхностная, недостойная нормального парня. Проще говоря, ты считаешь меня пустышкой.
– Никки… Я перебрала вчера и несла околесицу. Боже, алкоголь – мой враг! Мне нельзя пить, я не умею контролировать себя.
– Возможно, из-за того, что ты перебрала, ты впервые сказала истинную правду… То, что ты действительно думаешь обо мне, – произнесла Никки разбитым голосом.
– Нет. Нет! Я не считаю тебя поверхностной! И ты достойна всего самого лучшего! Никки, я не хотела тебя ранить. – По щекам Джел поползли слезы. Выглядела она растерянной, и если бы кто-то стал свидетелем их разговора, то у него бы не было сомнений в том, что Джел искренне раскаивается. Но Никки слезы подруги не убедили. Скорее наоборот, они вызвали в ней отвращение, какое обычно испытывают к убийцам, что якобы почувствовали муки совести и пытаются надавить на жалость.
– Ты не ранила меня. Ты вырвала мое сердце и скормила его псам.
– Но ведь ты тоже иногда перегибаешь палку и задеваешь меня!
– И я ненавижу себя за это, Джел. Я так люблю тебя! Люблю даже больше, чем своих сестер! Я готова убить того, кто обидел тебя. Да я жизнь свою отдам ради тебя!
– Никки…
– Я знаю, что я неидеальная. Знаю, что есть девушки гораздо лучше меня, и ты – прямое тому подтверждение! Но я надеюсь, что кто-то все-таки полюбит меня, несмотря ни на что… Примет мои недостатки, а я ему взамен подарю столько любви, столько счастья! Но когда моя самая любимая подруга… – Никки и не заметила, как разрыдалась сама. Ей уже с трудом удавалось говорить. – …Перечисляет все мои минусы и утверждает, что мне незачем мечтать и надеяться на что-то… За что ты так со мной, Джел?! – Покончив с выплеском эмоций, Никки выбежала из беседки и скрылась в неизвестном направлении.
– Никки, умоляю, забудь мои слова!
Джел медленно опустилась на пол, закрыла лицо руками и бесшумно заплакала. «Она простит. Она обязательно простит меня, и мы будем общаться с ней как прежде», – подумала Джел, немного успокоившись. «Это же Никки. Ее настроение может измениться за считаные секунды. Она не умеет долго обижаться. У нас все наладится. Точно наладится».
Диана долго откладывала визит в конный клуб, чтобы забрать свои вещи. Все же ей удалось найти в себе силы, и вот она уже переступила порог раздевалки. Аккуратно сложила форму для тренировок, экипировку. Дошла очередь до амуниции для лошади, и тут-то едва зажившие душевные раны вновь напомнили о себе. Каждая деталь, каждый атрибут, выполнявший роль помощника в управлении животным, хранил в себе частичку прошлого, где было так хорошо и спокойно. А уж когда Диана подошла к пустому стойлу, где раньше обитал Деймос, тоска безжалостно и незамедлительно приступила к своим изощренным методам пыток человеческой души. Вначале она закидала Диану множеством светлых воспоминаний, как она приходила к Деймосу, как разговаривала с ним и искренне верила в то, что тот ее понимает и по-своему переживает за нее. Затем она швырнула в Диану тяжелую мысль о том, что ее коня больше нет, он умер в муках из-за банальной человеческой зависти. После тоска перевоплотилась в глубинную, бурлящую ярость. Диана взглянула на жеребца Элеттры, что находился в соседней секции и молча наблюдал за ней. Она попыталась представить себя в роли Кинг, хотела довести свою злость до высшей точки, чтобы потерять на миг все человеческое, разумное и отомстить Элеттре, причинив ей ту же боль. Но как бы Диана ни старалась, ей не удалось стать равной ее врагу. Она лишь погладила Фобоса и задала себе вопрос: «Как?.. Ну как ты это сделала, Элеттра? Даже мощнейшая ненависть к тебе не способна довести меня до такого же безумия. Что ж… буду действовать иначе».
– Диана, это очень серьезное обвинение, – сказала Голди, едва придя в себя, после того как Брандт рассказала ей о чудовищном поступке Элеттры. – У вас есть доказательства, что именно Элеттра отравила Деймоса?
– Никки слышала, как Кинг призналась во всем Рэмисенте Арлиц, – уверенно заявила Диана.
Но Голди не впечатлил ее ответ.
– Я бы не стала доверять словам Никки Дилэйн. Мне нужны настоящие доказательства: свидетели, улики… Без всего этого я не имею права обвинять Элеттру и уж тем более исключать ее из школы.
– Миссис Маркс, я думала, вы мне доверяете. Я уверена в том, что это сделала Элеттра. Только у нее был мотив. Сегодня она отравила животное, а завтра убьет человека. Неужели вы не понимаете, что она опасна?! Я боюсь за свою жизнь и переживаю за своих одноклассниц!
– Диана, если сейчас все ученицы придут ко мне жаловаться и просить, чтобы я исключила их обидчиков, то в «Греджерс» никого не останется.
Диана привыкла все просчитывать до мелочей и, безусловно, она была готова к такой реакции директрисы. Попробовала она попытать счастье только из-за крохотной вероятности, что Голди впервые в жизни отбросит свою категоричность и поддастся эмоциям.
Как известно, огонь, столкнувшись с невоспламеняемым изделием, обходит его стороной, продолжая пожирать своим пламенем то, что легко вспыхивает от его мельчайших искр. Так что Диана спокойно миновала Голди и перешла на тех, кто менее устойчив и с радостью станет частью ее плана.
– Привет, не помешала? – спросила Диана, обнаружив Дене Адлер за одним из библиотечных столов.
– Как Главная леди может мне помешать? Диана, я всегда рада тебя видеть.
– Чудесно. – Диана села рядом с Дене и снисходительно улыбнулась, заметив, как та немного напряглась в ее присутствии. – Дене, скажи, почему ты решила взять в свой отряд Элеттру?
– Она сама попросила меня включить ее в отряд. Ее мама была руководителем «Милосердия», поэтому она и решила присоединиться к нам.
– Ты считаешь, что Элеттра совершает добрые дела из чистых побуждений?
– Не знаю, что именно движет ею, но я вижу результат ее действий и довольна им. Элеттра очень старается. Она практически каждые выходные посещает приюты для животных. На прошлой неделе она закрыла сбор на лечение девочки, больной буллезным эпидермолизом. А еще Элеттра одна из немногих, кто вызвался ездить в хосписы. Она помогает ухаживать за безнадежно больными и жертвует огромные суммы на лекарства, облегчающие их страдания. В общем, нам очень повезло с ней.
Диана не могла поверить в то, что Дене рассказывает ей о человеке, которого она презирает всей душой. Судя по ее рассказу, Элеттра чуть ли не святая, что помогает всем и каждому. Во всей этой сказочной доброте Диана разглядела солидную примесь двуличия. Элеттра притворяется хорошей, чтобы к ней тянулись люди. Так она пытается выровнять свою покосившуюся репутацию. «Смешно и досадно одновременно. Одной рукой эта тварь утешает обездоленного, а второй подмешивает яд невинному существу».
– Мне известно, что у тебя с Никки недавно был интересный разговор, – перешла Диана к атаке. – Если ты думаешь, что она удалила то самое видео, то спешу тебя расстроить. Это не так.
– …Она же обещала, – сдавленным голосом сказала Дене. – Мы договорились.
– К сожалению, моя подруга не всегда выполняет свои обещания. Но я могу заставить ее удалить раз и навсегда то видео. Даю тебе слово.
– Спасибо, Диана!
– …Если ты исключишь Элеттру из «Милосердия», – договорила Диана.
Грязный шантаж вновь сделал свое дело. Дене сразу сдалась и выполнила просьбу Дианы. Стоит ли говорить о том, как тяжело было Элеттре смириться с позорным изгнанием из благотворительного отряда, которому она самозабвенно служила три года?
На этом Диана не остановилась. Разрастающееся пламя проникло во владения Виолы Вуд – преподавательницы актерского мастерства. В ее кружок Элеттра вступила в восьмилетнем возрасте, очарованная непревзойденным талантом Элизабет Тэйлор, которой она была намерена подражать. За все школьные годы она ни разу не пропустила занятия. Так как Элеттра обладала прекрасной памятью, преподаватель доверяла ей главные роли. Эл очень любила сцену, зрители восхищались ею, поскольку она не играла, а полностью проживала свою роль.
– Господи… Так это она сделала?! – поразилась Виола, с трудом переварив то, что ей рассказала Диана. – А миссис Маркс об этом знает?
– Да, я ей все рассказала, но она мне не верит. Ей нужны доказательства, а у меня их нет, – призналась Диана.
– Да к чему эти доказательства, ведь все и так понятно? Я давно заметила, что у вас с Кинг натянутые отношения.
Виола была очень чуткой, впечатлительной женщиной. К тому же она являлась преданной, не побоюсь этого слова, фанаткой Дианы. Вуд всегда поддерживала ее на соревнованиях, осыпала комплиментами, поэтому Диана не сомневалась в том, что Виола сразу поверит и обязательно поможет ей.
– Миссис Вуд, вы выполните мою просьбу?
– Конечно, Диана. Это даже не обсуждается. Если иным способом справедливости не добиться, то, значит, будем действовать по-другому.
– Благодарю вас.
Элеттру исключили из актерского кружка в тот же день.
– Я не имею к этому никакого отношения! – оправдывалась Элеттра, после того как услышала жестокое обвинение в свой адрес от Иоланды Барклай, побеседовавшей до этого с Дианой.
– Я не верю тебе, Элеттра. Собери свои вещи и уходи. Тебе здесь не место.
– Миссис Барклай, пожалуйста… Конный клуб – это вся моя жизнь. Я не смогу без Фобоса!
– Если я хоть раз увижу тебя возле коня, то сделаю все, чтобы тебя вышвырнули из «Греджерс». Не сомневайся, Элеттра, я приложу для этого все усилия. И да, ты, наверное, уже догадалась, что вместо тебя в Амстердам поедет Индия Колетти?
Барклай выпроводила Элеттру, даже не дав ей попрощаться с любимым конем.
Всякий раз, когда Диана успешно выполняла каждый пунктик своей детально расписанной мести, в ее голове звучало произведение Сергея Прокофьева – Танец рыцарей. Диана считала, что оно как нельзя лучше описывает то, что происходит у нее внутри, когда она уверенно движется вперед, сжигая все мосты, что связывали Элеттру со счастливой, безмятежной жизнью.
– Кристал, я так благодарна тебе!
– Диана, не стоит. Была бы воля, я бы с удовольствием влила ей в глотку тот самый яд, которым она отравила Деймоса.
Кристал Монталь – глава научного клуба. Элетт-ра больше пяти лет была одним из его членов. Она могла похвастаться блестящими знаниями в области биологии и химии, благодаря которым ей удалось завоевать множество призовых мест на олимпиадах. Но ее достижения были мгновенно забыты Кристал, что без раздумий приняла сторону Дианы и вычеркнула Элеттру из истории клуба.
– Мисс Кинг, теперь я хочу послушать вас, – сказал Хайме Питтс.
Элеттра вышла к доске, совершенно уверенная в своих знаниях. Несмотря на то, что Диана ежедневно растаптывала ее жизнь, уничтожала все ее заслуги, размножала свою ненависть к ней, делясь ею со всеми обитателями «Греджерс», Элеттра изо всех сил старалась не опускать руки, держать планку. Диана ведь не всесильна, она не сможет лишить ее знаний, несгибаемой воли и тем самым «перебросить» Элеттру на низший уровень школьного рейтинга. Необходимо отметить, что по правилам школы аутсайдеры выбывают из учреждения в конце семестра, поскольку в «Греджерс» должны учиться только лучшие из лучших.
– Скажите, какой кариотип имеет больной с синдромом Клайнфелтера? – задал вопрос учитель.
С минуту Элеттра молчала, пытаясь сообразить, что происходит.
– Простите, но… вы нам про это не рассказывали. Я не знаю, что это за синдром.
– Да, не рассказывал. Но что вам помешало изучить дополнительную информацию, чтобы как следует подготовиться к уроку? Этот вопрос имеет прямое отношение к генетике. Хорошо, тогда, может, вы мне расскажете, что из себя представляет молекулярная модель рекомбинации по Холлидею?
И на этот вопрос Элеттра не знала ответа, хотя она наизусть выучила главу в учебнике, с которой сказал ознакомиться мистер Питтс. В этой главе не было ни слова о Холлидее и Клайнфелтере, более того, перед тем как спросить Элеттру, Хайме опрашивал других учениц строго по теме, задавал простейшие вопросы, а тут…
– На этот вопрос я тоже не смогу ответить, – тихо сказала Элеттра.
– Да что вы? А мне казалось, что вы на многое способны, – ответ Хайме прозвучал строго, с претензией. Элеттра взглянула на учителя и моментально все поняла. Слух о том, что она якобы сделала, дошел до всех учителей, и теперь они будут все вместе, сообща наказывать ее за содеянное. Элеттра перевела взгляд на Диану, что в этот момент глядела в окно и улыбалась.
Несмотря на блестящую подготовку к урокам, исключительный ум и старание, Элеттра мгновенно упустила лидирующую позицию в рейтинге и с каждым днем спускалась все ниже и ниже, незаслуженно внедряясь в категорию самых ленивых и неспособных учениц. Учителям было все равно на то, что она ночами не спит, штудируя дополнительную литературу, чтобы теперь точно знать ответы на все каверзные вопросы, что она практически не ест и пьет лишь крепкий кофе, чтобы заставить мозг работать на полную, разрывает в клочья тетради, после нескольких безуспешных попыток написать конспект трясущейся рукой, ведь из-за стресса ее болезнь прогрессировала, и Элеттре с большим трудом удавалось контролировать ее последствия. Все ее усилия были тщетны, так как Диана, пользуясь своей неограниченной властью, с каждым днем приобретала все больше и больше преданных союзников.
– Диана, не переживайте. Как только я узнала о том, что произошло, то сразу приняла решение, что Элеттры Кинг в нашем хоре не будет, – подобострастно улыбнувшись, сказала Имма Даффи, руководитель хора.
Диане в этот раз даже не пришлось тратить время на красочный рассказ, в котором она была жертвой, а Элеттра – злом во плоти.
Последней отдушиной Элеттры был ее литературный клуб под названием «Элегия». Каждый четверг, вечером, члены ее клуба собирались в одном из многочисленных уютных залов старинной школьной библиотеки, и в окружении бесчисленного множества книг, аккуратно расположенных на полках высоченных шкафов, придававших немного аскетичности грандиозному барочному помещению, и вдыхая тонкий, сладковатый аромат книжных переплетов, девушки делились своими впечатлениями о прочитанной за неделю книге, которую в минувшую встречу они единогласно выбрали для досуга.
И вот наступил долгожданный четверг. Элеттра, мужественно пережив череду унижений, неслась стремглав в библиотеку, чтобы на некоторое время забыться, обсуждая «Клуб самоубийц» Стивенсона. Она очень боялась открыть дверь и обнаружить, что зал, в котором уже несколько лет собирались ее «книжные черви», – пуст. Но к счастью, ее опасения не подтвердились, все члены клуба были на месте и уже вовсю дискутировали.
– Кинг, зачем пришла? – спросила Мэлори Харт.
– Что значит зачем? Это мой клуб, – растерялась Элеттра.
– Уже нет. Теперь я его возглавляю.
– Мэлори, при чем здесь ты?! Диана может отнять у меня все что угодно, но только не «Элегию»! Я создала этот клуб!
– И это удивительно. Как такой человек, как ты, – сказала Мэлори, кинув презрительный взгляд на Кинг, – мог создать такое прекрасное место, которое мы все обожаем? Элеттра, либо мы уходим и твой клуб с сегодняшнего дня прекращает свое существование, либо уходишь ты и твое дело продолжит процветать.
Элеттра еще долго стояла, собираясь с мыслями. Девушки поняли, что та не собирается уступать, поэтому практически одновременно прижали к себе книги, схватили сумки и повскакивали с мест. Но Элетт-ра ушла первая, осознав, что ее многолетний труд вот-вот может обернуться крахом из-за ее упрямства и желания бороться, что было уже смехотворным.
Разбитая, окончательно поникшая, Элеттра не спешила возвращаться в резиденцию. Она скрестила на груди дрожащие руки и отправилась в парк, где пировала промозглая тьма. Ей хотелось плакать, но слезы не появлялись, копились где-то внутри и исчезали в огромной дыре, что зияла в ее истерзанной душе.
– Кинг!
Элеттра обернулась. Позади нее стояла восьмиклассница Райнер Форс.
– Я тороплюсь, – сказала Элеттра, всем видом показывая, что не настроена в данный момент на разговор с кем-либо.
– А мы не отнимем у тебя много времени, – послышался голос Беллами Бротчи, подруги Райнер.
Вскоре к подругам присоединилась третья – Реджина Мэтхи. Троица окружила Элеттру.
– Что вам нужно?
– Мы всего лишь хотим передать тебе привет от Дианы, – сказала Реджина, а затем ударила Элеттру кулаком в живот. Следующий удар ей достался от Беллами, она целилась в печень, а Райнер завершила их встречу, ударив Элеттру по лицу. Опасная троица исчезла так же быстро, как и появилась. Элеттра не сразу пришла в себя. Несколько минут ей понадобилось, чтобы заново научиться дышать, превозмогая эхо боли, отражающееся в каждой точке тела.
– Я завтра же пойду к Голди и все ей расскажу! – кричала Рэмисента, возмущенная печальным зрелищем: Элеттра вернулась в комнату с разбитым носом, сгорбленная, прижимая руки к животу.
– Не смей.
– Что?..
– Брандт только этого и добивается. Хочет, чтобы я рыдала взахлеб, жаловалась и молила о помощи. Этому не бывать, – сказала Элеттра удивительно равнодушным тоном.
– Эл, но они ведь не остановятся. Бротчи, Мэтхи и Форс ее послушные собачонки, которых она будет всякий раз натравливать на тебя, чтобы эффект-но добить.
– Ну и пусть. Это ерунда… – Элеттра села на кровать, обхватила голову кровавыми руками и медленно вздохнула. – Это не так больно, как осознание того, что я потеряла всю свою жизнь. Рэми, у меня ничего не осталось. Она все забрала, – прошептала Кинг, боясь, что кто-то, кроме Рэми, услышит ее полный отчаяния голос.
– Не все. У тебя есть я. Ты никогда меня не потеряешь, – сказала Рэмисента. – И все же я не могу смотреть, как она мучает тебя. Надо что-то делать.
– Что я могу сделать? У меня слабая позиция. Надо признать, что эту партию я проиграла.
– Поговори с Дианой. Черт возьми, поговори с ней! Убеди ее в том, что ты ни в чем не виновата.
– Я уже говорила с ней! Но эта идиотка вбила себе в голову, что я убила Деймоса, и теперь ее ничто и никто не остановит! Я должна приползти к ней на коленях, признать свою вину и извиниться. Вот тогда она меня пощадит, и после все вновь скажут: «Ах, какая же у нас Диана добросердечная!» – Тремор все усиливался. Казалось, что руки Элеттры вот-вот отскочат в стороны от такой импульсивной тряски. – Она хочет сломать меня, но у нее ничего не выйдет. Я и не с таким дерьмом справлялась.
Страшно было засыпать Элеттре, зная, что она проснется и снова наступит тяжелый день. Она любила «Греджерс» всем сердцем, считала его своим домом, надежным убежищем, в котором она наслаждалась жизнью вдали от своего отца. Но теперь единственное место, в котором Элеттра была счастлива, превратилось в филиал ада. Ее презирали учителя, ненавидели одноклассницы, над ней издевались остальные учащиеся «Греджерс». Ей кричали вслед оскорбления; фото Авроры, что висело на стене с портретами всех Главных леди, изуродовали надписью «Мать убийцы», сделанной кроваво-красным маркером. В столовой Рэмисенту и Элеттру все избегали, их столик с отвращением обходили стороной. Но все же некоторые личности изредка обращали внимание на новоиспеченных изгоев. Они подкрадывались к их столику сзади и как бы случайно опрокидывали на ничего не подозревавших девушек подносы с объедками. Рэмисента тут же взрывалась, кричала, пытаясь защитить себя и подругу, а Элеттра продолжала молча, стоически выдерживать все напасти. Лицо ее сохраняло невозмутимый вид, но вот только тело противостояло ей, наказывая патологической дрожью. Из-за нее Элеттра не мог-ла даже поднять чашку кофе, а перед тем как засунуть в рот вилку с кусочком остывшего омлета, она несколько раз промахивалась, втыкая зубья прибора себе в щеки и подбородок. Все присутствующие в столовой смотрели на Элеттру в этот крайне унизительный для нее момент и потешались над ней, полагая, что Кинг в полной мере заслуживает страдать из-за этого чудовищного недуга. Чем больше Элетт-ра злилась и переживала, тем сильнее ее тело сопротивлялось и выдавало истинные эмоции и чувства девушки.
– Я могу вечно смотреть на это, – сказала Никки, не сводя глаз с несчастной Кинг.
– …Вам не кажется, что мы перестарались? Я думала, мы отомстим ей, забрав у нее титул Главной леди, а это, оказывается, было лишь вступлением.
– Калли, ты это серьезно? – поразилась Диана.
– По-моему, мы поступаем очень жестоко. Мы решили бороться со злом и в итоге сами им стали.
– А то, что она сделала с Деймосом, – это, по-твоему, не жестоко? Я десять лет терпела и жалела ее, но теперь с меня хватит. Да, я перегибаю палку, но я делаю это специально. Я хочу сломать эту палку и воткнуть ее острые концы прямо в сердце Кинг. – Диана была настолько зла и серьезна в своих намерениях, что даже Никки переменилась в лице – она вдруг стала обеспокоенной, представив себя на месте Элеттры.
– А прикиньте, если мы ошиблись и Элеттра на самом деле не виновата? Что, если все это время она расплачивается за чужой грех? – сказала Джел.
Заметив, как Диана мгновенно напряглась из-за ее слов, Джел тут же добавила:
– Ну я просто предположила. Ведь такое может быть, верно?
– Нет, не может, – резко ответила Никки. – Я слышала, как она во всем призналась. А если вы не верите мне, то подумайте сами, кому это еще было выгодно? Ох… Так и знала, что эти бесхребетные существа быстро сдадутся. Но ты, Диана, их не слушай. Ты все делаешь правильно. Деймос гниет сейчас из-за Элеттры. Помни об этом.
Сомнения, что вдруг одолели Диану, быстро исчезли, стоило ей услышать доводы Никки. Она посмотрела на Элеттру, до сих пор сражающуюся со своим телом за каждый кусочек завтрака и глоток кофе, заметила, как глаза у той блестят. «Зря ты стараешься казаться сильной, Элеттра. Враг проницательнее друга. Я чувствую, что еще немного, и ты сломаешься. Я уже слышу хруст твоего стержня». Элеттра словно считала телепатический импульс, что отправила ей Диана, и посмотрела на нее в ответ. Взгляд ее был всепроникающим и в то же время опустошенным. Диане отчего-то вновь стало не по себе, когда она вспомнила слова Джел. Она поняла, что даже если О’Нилл права, то уже ничего не исправить. Необратимый процесс запущен, и теперь придется только довольствоваться впечатляющим результатом своих стараний. Если выборы Главной леди «Греджерс» были вступлением, как выразилась Калли, то травля в школе и удар по репутации стали основной частью. А значит… впереди Элеттру ждет печальный, шокирующий финал.
Огонь вышел из-под контроля и сжег все дотла.
Ученицы «Греджерс» были лишены самой главной привилегии юности – свободы, ведь большинство девушек жили не в Глэнстоуне и даже не в Великобритании, и им приходилось на полгода забыть о вольной жизни, поэтому Голди Маркс всячески старалась скрасить их блеклые будни различными мероприятиями. И вот в один прекрасный день директриса доверила своему заместителю, Бригиде Ворчуковски, вывезти старшеклассниц в город. В театре Гретнессбери, что располагался в Мэфе, как раз в тот день была премьера балета «Сомнамбула», и миссис Маркс решила, что ее воспитанницы обязательно должны присутствовать на ней. День был будний, но отчего-то огромная площадь подле Гретнессбери была заполнена отрекшимися от своих насущных дел жителями. Много именитых любителей балета приехали в тот день в театр, но я не преувеличу, если скажу, что все внимание толпы было сосредоточено главным образом на наших принцессах. Диана, как Главная леди, шла впереди, по обе стороны от нее шагали телохранители – без них ученицы не имели права покидать территорию школы, поскольку наши красавицы являлись не только предметом всеобщего восхищения, но и живой мишенью, ведь каждая из них была дочерью известной, влиятельной личности.
Итак, Диана была впереди, позади нее шла длинная колонна, состоящая из ее одноклассниц и выпускниц. Замыкала колонну Бригида. Невозможно было оторвать взгляд от учениц «Греджерс». Шли они грациозно, плавно, как стайка лебедей, с благородной осанкой, с гордым взглядом и сдержанной улыбкой. Старшее поколение видело в них тот самый пример, высший уровень, к которому они старались «подогнать» своих отпрысков. Все были схожи во мнении, что в этих девушках с их благочестивым воспитанием, аристократическими манерами не было погрешностей. Парней, заметивших красавиц «Греджерс», мучил один и тот же вопрос: что их так привлекает в этих девушках? Их лица практически не разглядеть под тенью элегантных шляпок, все прелести их фигур были надежно скрыты под длинными юбками сарафанов и строгими блузами. Но все же был какой-то особый магнетизм в этих девушках. Каждая из них была загадкой, каждая была недосягаемой, как звезды на небе. Девушки и женщины смотрели на учениц знаменитой школы с плохо скрываемой завистью. Все пытались найти в них изъяны, внимательно рассматривали их утонченные ручки, обтянутые шелковыми белоснежными перчатками, их хрупкие плечи, спрятанные под болеро, их прелестные, свежие лица, не искаженные макияжем. И после многочисленных, безуспешных попыток найти в них хоть малейший недостаток, благодаря чему они бы почувствовали себя на равных с ними, все же соглашались с мнением большинства: эти девушки безупречны, высшая каста.
Но никто из тех восхищенных, влюбленных и утопающих в зависти прохожих не знал, что происходит за кулисами идеального мира, в котором обитали ученицы «Греджерс». Когда девушки оказались в холле театра, Бригида скомандовала им выстроиться в шеренгу и стоять так до начала первого акта. Так миссис Ворчуковски было легче контролировать своих воспитанниц. И вот девушки стояли, как послушные собачонки на выставке, не шевелясь и улыбаясь. Никому из посетителей театра не показалось это зрелище диким, наоборот, все считали это демонстрацией безукоризненной дисциплины, и мнение о том, что в «Греджерс» воспитывают кротких, смиренномудрых, высокоморальных личностей, только укрепилось.
– Мисс Фэйрчайлд, не сутультесь! – строго сказала Бригида, заметив, как усталость исказила осанку Скайлер. Фэйрчайлд тут же выпрямилась. – Мисс Аксельрот, подбородок чуть ниже. Вы что, хотите показать всему миру содержимое ваших ноздрей?! – Мессалина мгновенно повиновалась. – Мэйт и Ари Максвелл, если я еще раз увижу, как вы глазеете по сторонам, то отправлю вас обратно в школу! – сестры сиюминутно сконцентрировали свое внимание исключительно на Бригиде, главным образом на ее массивном подбородке с глубокой ямочкой в центре.
– И это развлечение? – прошептала Эсси Джефферсон. – Я бы предпочла сесть на электрический стул, чем еще несколько часов пребывать в обществе Фригиды.
– А у меня вообще трагедия. Моя задница решила полакомиться трусами. Довольно неприятное ощущение, знаете ли. И поправить никак нельзя, чтоб не спалиться, – пожаловалась Никки.
– Мисс Дилэйн, где ваши манеры? – усмехнулась Эсси.
– По всей видимости там же, где и мои трусы.
Эсси Джефферсон, стоявшая рядом с Никки, хохотнула, и, к счастью, Фригида/Бригида ничего не услышала, так как холл постепенно заполнялся новоприбывшими зрителями, и становилось трудно что-либо разобрать в нарастающем шуме.
Джел осторожно посмотрела в сторону Никки и Эсси, что в последнее время очень сблизились и будто бы нарочно демонстрировали ей их зарождающуюся дружбу. А может, и не нарочно, но Джел тем не менее вновь почувствовала, как ревность кромсает ее сердце.
– Калли, а что он здесь делает? – задала вопрос Диана.
– Кто? – Калли посмотрела туда, куда был устремлен взор Дианы, и увидела Руди. Он стоял у небольшого фонтана и изредка поглядывал на нее. Заметив, что Калли наконец-то увидела его, Руди впился в нее умоляющим взглядом. – …Понятия не имею. Честное слово.
– Я с ним не общаюсь, – сказала Диана.
– Я тоже ни при чем, – подключилась Никки.
– Калли, он так хотел с тобой встретиться, вот я и сказала, что мы сегодня будем в Гретнессбери, – призналась Джел, когда подруги недовольно уставились на нее.
– Джел, чтоб тебя…
– Он очень просил помочь ему.
– Мисс О’Нилл в очередной раз доказала, что ее главным качеством является безотказность, – высокомерно-строгим тоном сказала Никки, по-видимому пародируя Бригиду.
Эсси снова хихикнула.
– Я думаю, тебе стоит поговорить с ним, – сказала Диана.
– О чем? – резко спросила Калли. – Мы уже все выяснили.
– Видимо, не все, раз он здесь.
Руди все еще смотрел на Калли, умоляя ее сжалиться над ним. Калли вдруг поняла, что в ее мрачный конгломерат негодования и обиды вплетена тонкая, яркая ниточка радости. Как бы то ни было, она соскучилась по своему другу.
– Ну хорошо. А что делать с Бригидой?
– Твоя подруга – Главная леди «Греджерс», так что ни о чем не беспокойся. Иди, – улыбнулась Диана.
Калли вышла из строя, и, разумеется, тут же попала под прицел Бригиды.
– Калантия!
– Миссис Ворчуковски, все в порядке. Я разрешила ей отойти ненадолго, – слова Дианы вмиг укротили Бригиду, и та больше не сказала ни слова.
Калли прошла мимо Руди, протиснулась сквозь толпу, что стояла у гардероба, и вышла на улицу. Руди последовал за ней. Обнаружив Калли у одной из живописных клумб с магнолиями, он слегка растерялся, заметив в нескольких метрах от девушки телохранителей.
– …Принцесса, я очень соскучился.
– Это все, что ты хотел мне сказать? – спросила Калли, делая вид, что рассматривание магнолий в тысячу раз интереснее, чем разговор с ним.
– Калли, ну хватит дуться. Мы с тобой часто ссорились, но в этот раз наша ссора что-то подзатянулась.
– Ты так ничего и не понял… Это не ссора. Мы с тобой расстались. Навсегда, – и вот тут она наконец посмотрела ему в глаза, и взгляд ее был ледяным и беспощадным, как северный ветер.
– Ты сама-то веришь в то, что говоришь? Мы расстались? Калли, мы вместе четыре года. У нас были и более серьезные причины, чтобы разбежаться, но мы со всем справились. А теперь ты хочешь все закончить из-за какой-то ерунды.
– Убийство людей для тебя ерунда?!
– Я никого не убиваю!
– Ах да! Простите, сэр, я не так выразилась. Вы просто работаете на наемника. Ты… изучаешь его будущую жертву, находишь причины, из-за которых она якобы достойна смерти. Как тебе живется-то после этого? Может, ты и сейчас за кем-то наблюдаешь, а? Боже…
– Ты должна меня понять. В жизни иногда бывают такие ситуации, когда ради денег ты готов пойти на все что угодно. И даже принцесса порой вынуждена перевоплотиться в домработницу.
– Что же у тебя случилось?
– Прости, Калли, я не…
– Опять тайны?! И вот на что ты рассчитываешь, я не пойму? Я тебя, оказывается, совершенно не знаю.
– Ты должна знать лишь то, что я люблю тебя. Мои проблемы тебя не касаются, я сам их решу.
– Да? А как насчет моих проблем, которые появились из-за тебя? Я хотела уйти от Фрай, но она сказала, что ты пострадаешь, если я не вернусь.
– Ну что за бред? Зачем ты ей нужна? За такие бабки она может найти кого угодно. Просто признай, что ты до сих пор на нее работаешь, наплевав на все свои принципы ради того, чтобы остаться в «Греджерс»!
Калли совсем пала духом, услышав резкие слова Руди, и, внимательно вглядевшись в родные глаза, она увидела что-то незнакомое и пугающее.
– …Руди, ты будешь с Фрай до конца своей жизни?
– Нет. Конечно, нет. Я уйду, когда буду уверен, что накопленных денег хватит, чтобы… решить мою проблему.
– Ты не уйдешь.
– Клянусь, я…
– Ты не уйдешь, Руди, – перебила Калли. – Она не отпустит. Ты слишком много знаешь… И я теперь тоже. Мы живы, пока выполняем свои функции.
– Калли, тебе с такой фантазией нужно книги писать, – рассмеялся Фокс.
– Это не фантазия, а интуиция! И она меня еще ни разу не подводила. – Калли опустила глаза, не в силах больше смотреть на человека, которому было безмерно предано ее сердце и против которого был настроен ее разум. Последний все же одержал победу. – …Знаешь, мама как-то сказала мне, что однажды я очень пожалею о том, что связалась с тобой. Она была права.
– Калли, прошу… – сказал Руди, делая шаг к ней.
– Не приближайся.
– Калли, – он вновь сократил расстояние между ними.
– Не трогайте меня!!! Отстаньте!!!
– Ты чего?!
На крик Калли тут же прибежали телохранители.
– Мисс Лаффэрти, в чем дело?
– …Этот парень пристает ко мне!
– Что?! Да я же…
– Закройте рот, мистер, у вас и так большие неприятности, – сказал один из телохранителей, вцепившись в руку паренька.
Калли развернулась и направилась к зданию, не желая видеть, как двухметровые амбалы, заломив руки Руди, ведут его в безлюдное место, чтобы без лишних свидетелей «объяснить» ему, как следует джентльмену обращаться с леди. С одной стороны, Калли была горда собой, что ей все же удалось пойти наперекор своим чувствам, окончательно разорвав общение с Руди. С другой, она ненавидела себя за то, что ей все еще не хватает смелости поступить так же с Сафирой. Страх перед этой загадочной персоной моментально прижился в ней, и Калли знала, что вернется к Фрай по первому же ее зову.
– Может наконец пойдем все вместе в бассейн? Давно же планировали, – сказала Джел, гуляя с подругами по парку во время перерыва между занятиями.
– Я после уроков сразу на работу, – прозвучал грустный, полный безысходности ответ Калли.
– А ты будешь с Джерабом? – обратилась Джел к Диане.
– Тише, – застенчиво улыбнулась Брандт.
Джел перевела взгляд на Никки, и та сразу отозвалась:
– Я тоже не смогу. У меня сегодня переезд.
– Какой еще переезд? – удивилась Диана.
Впрочем, не только Брандт была удивлена. Калли вдруг позабыла о своих проблемах, уставившись на подругу, Джел вообще остолбенела и потеряла дар речи.
– А, забыла сказать. Я решила переехать к Джефферсон. У нее солнечная сторона, балкон, и к тому же комната располагается в конце коридора, самое тихое место.
– …Значит, Шаад переедет к Джел? – спросила Калли.
– Да. Эсси давно мечтала от нее избавиться. Таким образом, мы друг другу окажем услугу, – проговорив все это веселым тоном, Никки удалось убедить Диану и Калли в том, что ничего сверхъестественного не произошло. Это обычный переезд, который ни на что не повлияет. Но Джел знала, что Никки лжет.
Когда занятия закончились, Джел поспешила в резиденцию. Никки ее опередила, и когда Джел зашла в их комнату, та уже вытаскивала свои вещи из шкафа и складывала их в аккуратные стопки.
– Почему ты переезжаешь? – спросила Джел, разочарованно оглядывая свою комнату.
– Я же сказала: солнечная сторона, балкон и…
– Ну мне-то хоть не ври!
Никки отбросила вещи в сторону, подошла к Джел, вцепилась в нее безжалостным взглядом и сказала:
– Я не хочу с тобой жить, Джел. Мне мерзко. Как тебе такой ответ? Любительница жестокой правды.
– Никки, мы с тобой живем вместе с подготовительного класса…
– Да, много лет прошло, – сказала Никки, ехидно улыбаясь. – И за столько лет я не смогла разглядеть в тебе зло и зависть, из которых ты соткана.
Никки продолжила собирать вещи.
– Я всегда жалела тебя, всегда защищала, боялась за тебя. А на самом деле, мне следовало бояться тебя. Ты ведь та еще змеюка.
– Я буду каждый день извиняться. Я готова отработать твое прощение! Только, пожалуйста, не уходи. Не уходи, Никки!!! – слезы исполосовали бледные щеки Джел, искусанные из-за волнения губы – кровоточили. Джел ринулась в сторону Никки, схватила ее за руку. Никки, будто пытаясь отшвырнуть от себя вцепившуюся в ее рукав бешеную собаку, оттолкнула Джел, да так резко и сильно, что та отлетела на несколько шагов, ударилась головой о дверцу шкафа и упала.
Никки не сразу поняла, что натворила. Как же она испугалась! Никки была готова простить Джел в ту же секунду, забыть ее гадкие слова в свой адрес. Обида ее была ничтожной по сравнению с тем ужасом, который она испытала, осознав, что может потерять Джелвиру. Джел открыла глаза. Она словно и не заметила того, что с ней произошло. На ее лице застыло раскаяние.
– Пожалуйста, не оставляй меня, – прошептала Джел.
Никки выдохнула с облегчением, убедившись, что Джел несильно пострадала. И вновь обида напомнила о себе. Мысли о прощении растворились как акварель. «Это слишком больно. Я не выдержу, если она снова позволит себе говорить со мной так, как в тот вечер. Я уйду. Так будет лучше для нас обеих».
– …Я не буду ничего говорить Диане и Калли, потому что они поддержат меня, и ты останешься совсем одна, – сказала Никки, перед тем как уйти.
Джел, казалось, что она слишком хорошо знает Никки и понимает ее поведение. Она надеялась, что Никки, впервые после того, как Арджи ее бросил, стало спокойно и по-настоящему радостно. Чужие страдания благотворно воздействуют на душу таких людей, как Никки Дилэйн. А Джел страдала, и, как ей казалось, даже больше, чем Никки из-за ее обидных слов. Джел была уверена, что Никки и не злится на нее особо, ведь ничего страшного не произошло, Джел всего-навсего высказала свое мнение. Разве подруги не должны говорить друг другу правду? Никки просто необходимо было на ком-то отыграться, перебросить на кого-то отчаяние, разочарование и ненависть – в общем, все то, что оставил ей на память Арджи. И вот как нельзя кстати Джел, наивная, светлая душа, попала, так сказать, под горячую руку. Раскаивается ли лев, после того как разорвал в клочья свою добычу? Нет. Ведь иначе ему не выжить в этом мире. Вот и Никки нисколечко не сожалела о своем поступке. То был ее единственный способ, чтобы спастись. Так считала Джел.
Несмотря на всю жестокость, бесчеловечность Никки по отношению к О’Нилл, Джел продолжала ее любить. Как обреченный наркоман пускает по вене любимый яд, как алкоголик с гниющей печенью глотает поганое пойло, так и Джел тянулась к Никки. С ней ее жизнь была похожа на полноводную реку, а без нее – на затхлое болото с надоедливой вороной, кружащей над ним. Браяр Шаад, новая соседка Джел, была той самой вороной.
– Слушай, а давай я буду называть тебя Вирой? По-моему, это имя звучит оригинально.
– Мне все равно, – вздохнула Джел.
– Отлично. Значит, так, Вира, у меня есть две просьбы. Первая: перестань, пожалуйста, пшикаться этими ужасными духами. Их аромат напоминает бабкину пропердь.
– Что, прости?..
– Бабкина пропердь. Ну знаешь… такой специфический запах, который исходит от стариков.
– Боже…
– И вторая просьба: мои вещи не помещаются в шкаф, поэтому я положу их в твой.
– В моем тоже нет места.
– Ничего страшного, я решу эту проблему. Нужно просто избавиться от некоторых твоих вещей. Например, от этого свитера. Он отвратительный, ты же сама понимаешь. Я его утилизирую. И еще…
Джел была так разъярена, что с удовольствием воткнула бы одну из своих вязальных спиц в рот Браяр, да так глубоко, чтоб острие вышло через затылок.
– Ну, как вам живется с новыми соседками? – спросила Диана, когда вся четверка собралась за их столиком в столовой.
– Потрясающе! Вы знали, что у Эсси есть чемоданчик с травкой?
– Да ладно? – поразилась Калли.
– Да. Так что теперь пребывание в «Греджерс» для меня будет сплошным кайфом.
– Джел, а ты как? – поинтересовалась Диана.
– Тоже неплохо. Браяр, оказывается, очень милая и интересная. Мы быстро нашли общий язык.
– Да? Тогда, может, ты пересядешь к своей новой подружке? – предложила Никки. – А Эсси займет твое место.
Никки не стала дожидаться ответа, тут же помахала Эсси, приглашая ее за столик. Джел молча встала, отнесла поднос с нетронутой едой и вышла из помещения. После этого инцидента Джел редко посещала столовую. Она продолжила худеть. Иногда позволяла себе полакомиться йогуртом или одной-единственной печенькой, но еда надолго в ней не задерживалась. Джел тут же избавлялась от нее уже известным вам способом. Как бы парадоксально ни звучало, но Джел нашла свое спасение в самоуничтожении. Ее тело продолжало иссыхать, запасы ее сил постепенно истощались, и, безусловно, ссора с Никки уже мало волновала ее, когда голод калечил все ее внутренности и ломал все жизненно важные процессы.
– Вира.
Джел остановилась посреди коридора, медленно повернулась на голос, окликнувший ее.
– Теперь тебя ведь так зовут? – насмехалась Никки.
– Да. Мне нравится, – бесстрастно ответила Джел.
– Не сомневаюсь. Я заметила, что ты снова перестала есть.
– Какая тебе разница?
– Действительно, никакой. Я тебя раскусила. Ты таким образом пытаешься привлечь к себе внимание. Хочешь, чтобы я бегала за тобой и кормила с ложечки? Ну уж нет. Я больше на это не куплюсь. Мори себя голодом сколько угодно. Хоть до смерти. Мне плевать. Ты для меня уже умерла.
Никки не знала, что Джел выпила больше пяти таблеток «Флоры» за раз, и поэтому она не придала никакого значения ее словам. Также никто не догадывался, что Джел в принципе утратила интерес ко всякому проявлению жизни.
Она лишь хотела исчезнуть, и ей это почти удалось.
В тот воскресный вечер Вандевер – поместье, в котором жила чета Патридж, стало пристанищем представителей высшего света. Друзья, коллеги Джулиана, знакомые Крейны, приятели Роберта собрались в Вандевере по случаю дня рождения единственного наследника семейства Патридж. Диана долго настраивала себя на это мероприятие, в котором ее роль была крайне важна. Она должна была сопровождать Джулиана повсюду, быть приветливой с его гостями, замуровать в душе холод, растопить в себе самые нежные чувства, которые Диана обязана была испытывать к имениннику. Джулиан выбрал ей платье – белое, длинное, атласное, с двумя тонкими, едва заметными бретелями, что на спине переплетались между собой в элегантный бантик; с открытыми плечами и длинными рукавами, в которых в области локтевого сгиба были перфорации для рук, таким образом, остальная ткань спускалась до самых пяток, и когда Диана шла, рукава развевались – и казалось, что у нее есть крылья. Также Джулиан приказал ей распустить волосы – уж очень он любил ее с распущенными волосами, и велел не портить лицо косметикой, разрешил ей лишь накрасить ресницы, и то слегка, чтобы не испортить их девственную красоту. Диана выполнила все требования Патриджа. Выглядела она бесподобно, но из-за того, что Джулиан был автором ее образа, она чувствовала себя отвратительно, в очередной раз убедившись, что Патридж относится к ней как к игрушке: он наряжает ее, «таскает» вечно с собой, чтобы похвастаться перед друзьями, и «ломает», слишком увлекшись своей игрой.
– Услада для глаз. Да, Аннемари? – спросила Крейна Патридж, любуясь сыном и его возлюбленной, что танцевали в окружении гостей под медленную, красивую музыку.
– Да. Наши дети созданы друг для друга, – ответила Аннемари, сканируя взглядом каждое движение Дианы.
– Диана безупречна. Она взяла от тебя все самое лучшее.
– Крейна, ты заставляешь меня краснеть.
– Вот только… Однажды Джулиан признался мне, что ему бывает непросто с Дианой.
– Непросто? В каком смысле? – заволновалась Аннемари.
– Диана порой жестока, капризна, и было несколько случаев, когда Джулиан краснел из-за нее, так же как и ты сейчас… только от стыда.
Легкая улыбка, прежде украшавшая лицо миссис Патридж, исчезла, и выражение ее лица тут же стало грозным. Аннемари испугалась столь резкой перемены настроения Крейны.
– Аннемари, ты бы поговорила со своей дочерью. Я не хочу, чтобы мой сын страдал.
– Но ведь Джулиан сам выбрал Диану, и он прекрасно знал о том, какая она непокорная.
– Так и есть, – сказала Крейна, а после сделала глоток шампанского, поморщилась, когда в нос ударили газы, и продолжила: – Просто Роберт возлагает большие надежды на брак наших детей. И не забывай, как он относится к Алэсдэйру. Я знаю, что твой муж давно мечтает стать частью нашей династии. Не хотелось бы рушить его мечты, – и снова появилась улыбка.
Крейна, заметив, что Диана и Джулиан закончили танцевать, поспешила к сыну.
– Диана!
– Да, мама? – остановилась Брандт около матери.
– Как у вас дела?
Диана взглянула на мать и не могла понять: она взволнована, расстроена или же раздражена, настолько было странным выражение лица Аннемари.
– Все замечательно. Только на последней минуте танца я подвернула ногу, и теперь она жутко болит.
– Меня не интересует твоя нога. Как у тебя с Джулианом? – спросила мать, нервничая.
– …Я же сказала, все замечательно.
– Надеюсь, ты мне не врешь, потому что, если вдруг что, Джулиан побежит жаловаться Крейне, а та сразу обо всем доложит Роберту, и…
– Мама, я поняла тебя, – прервала Диана мать, не в силах слушать очередные нотации.
– Терпи Джулиана как свою больную ногу. Ты ведь не отрубишь ее только из-за того, что она доставляет тебе дискомфорт? Вот так же и с Джулианом. Он – часть тебя. Если избавишься от него – будет очень больно.
Диане стало дурно от тяжелого взгляда и слов матери. Она была напряжена, как натянутая струна, не могла шевельнуться, точно Аннемари приставила острие кинжала к ее шее, и стоит ей один раз ошибиться, как холодная сталь войдет в ее плоть одним резким движением.
– Диана, гости требуют еще один танец, – прозвучал за ее спиной голос Джулиана.
Аннемари переключила свое внимание на Патриджа, и Диана наконец смогла расслабиться, но вдруг мать снова посмотрела на нее, ожидая от дочери правильной реакции, и Диана вновь почувствовала, как страх комом встал в ее горле.
– …Ну раз гости требуют, давай станцуем, – сказала она, едва дыша.
Аннемари ответила ей лукавой усмешкой.
Гости окружили пару, фотографы забегали вокруг, ловя каждый взгляд, каждое движение Дианы и Джулиана. Диана танцевала через силу, мучаясь от дергающей боли в ноге. Благо спорт приучил ее к вечной боли, Диана умела терпеть. Несмотря ни на что, она старалась улыбаться и поражать зрителей плавностью своих движений.
– Ты сегодня какая-то другая, – прошептал ей на ухо Джулиан.
– Другая?
– Ласковая, улыбчивая.
– Мне идет? – заигрывающим тоном спросила Диана.
– Очень. – Джулиан наклонился и прижался губами к ее губам. В этот момент Диана поняла, что ей легче было бы пережить открытый перелом своей и без того уже травмированной ноги, чем насладиться этим поцелуем. – Хочу, чтобы ты была такой всегда, – сказал Джулиан, после того как оторвался от ее лица.
– Сегодня твой день рождения. В этот праздник обычно сбываются заветные желания. Возможно, и твое сбудется, – игриво сказала Диана.
После танца Джулиан и Диана продолжили обходить гостей. Джулиан сначала принимал поздравления, потом представлял гостю свою девушку, а затем выслушивал очередную порцию тяжеловесных комплиментов в адрес Дианы и испытывал такую же гордость, как владелец роскошного, эксклюзивного авто.
У Дианы уже начала болеть голова от этой показной любви, фальшивых улыбок, притворного восхищения и дешевого трепета. Только она решила не-много отдохнуть, выйти на улицу, как вдруг услышала Джулиана:
– Диана, подойди, пожалуйста.
На этот раз Джулиан решил представить ее тучному, седовласому мужчине с нахмуренными бровями и серыми сощуренными глазами.
– Диана, это профессор Ньютон Эшбрук.
– Мистер Эшбрук, рада знакомству. Вы тот самый наставник Джулиана?
– Полагаю, он вам обо мне многое рассказал, – ответил Ньютон трескучим голосом.
– Я готов рассказывать о вас бесконечно, потому что безмерно благодарен вам за ваш труд, – пролепетал Джулиан.
– А я теперь понял, увидев Диану, почему Джулиан иногда отличается несобранностью и постоянно витает в облаках. Конечно, как сосредоточиться мозгу, когда сердцем управляет такая красавица? – И после раздался раскатистый смех, что лишь усилил головную боль Дианы. Но той пришлось тоже рассмеяться, ведь Джулиан уже вовсю хохотал, поддерживая профессора.
Вскоре Джулиан позволил Диане покинуть их, чтобы поговорить с мистером Эшбруком наедине. Диана доковыляла до стола, села, только прикоснулась к вилке…
– Диана.
Джулиан наклонился, прижался грудью к ее спине, положил подбородок на ее плечо и накрыл широкими ладонями ее кисти.
– Да, Джулиан?
– Почему ты за весь вечер ни разу не подошла к Коллину и Хэйли?
– Подойду позже. Я за весь вечер еще ни разу не поела.
– Накормлю тебя позже. А сейчас подойди, пожалуйста, к нашим друзьям. Они очень хотят видеть тебя, – голос Джулиана был слащаво-ядовитым, и руки его все сильнее прижимали ее хрупкие ладони к столу, точно пытаясь раздавить их.
– Конечно, – ответила Диана.
Коллин и Хэйли гуляли по оранжерее, вооружившись наполненными бокалами шампанского.
– О, миссис Патридж, какая честь! – крикнула Хэйли, увидев Диану.
– Привет. Простите, что не пришла к вам раньше.
– Не переживай, Диана, мы же все понимаем. Ты – любимый аксессуар Джулиана, он без тебя никуда, – насмешливым тоном сказал Коллин.
– Аксессуар? – удивилась Хэйли. – Звучит так себе. Ты, наверное, хотел сказать «украшение»?
– Нет, аксессуар больше подходит, – сказала Диана, устало улыбнувшись.
– Диана, я не хотел тебя обидеть.
– А я и не обиделась.
– А вот я обиделась на тебя за то, что ты пропустила мою вечеринку.
– Хэйли, Джулиан ведь объяснил, почему Диана не приехала. Она была расстроена из-за смерти своего коня.
– Да, жаль зверушку. Но, по-моему, ты уж слишком близко к сердцу приняла его смерть. Я думала, что для вас, всадников, лошади тоже – просто аксессуар, – усмехнулась Хэйли.
Коллин тоже улыбнулся, но, заметив, суровое, окаменевшее лицо Дианы, что до этого было приветливым, но с характерным благородно-строгим выражением, тут же стал серьезным, поняв, что его спутница перешла грань. Хэйли поняла это, уже после того как Диана молча их покинула. Это лучшее, что она могла сделать, чтобы не накалить еще больше обстановку, ведь, как вы знаете, Диана могла вынести все что угодно, кроме того, когда кто-то затрагивает Деймоса, что был любовью всей ее жизни, самым верным другом и огромной трагедией.
Далее начался цирк. Так Диана обозвала главную часть праздника – когда все гости, поздоровавшись наконец друг с другом и побеседовав ни о чем, заняли свои столики, и ведущий торжества поочередно стал вызывать в центр зала под звук приглашенного оркестра всех желающих публично поздравить именинника. Каждый хотел отличиться высокопарными эпитетами, восхваляя Джулиана. Кое-кто так стремился запомниться влиятельной семье, что даже расплакался, дойдя до середины своей поздравительной речи. Все, абсолютно все восторгались Джулианом, озвучивали его золотые качества, отождествляли его с высшим божеством.
– Я горжусь собой, ведь я воспитал настоящего мужчину! – сказал Роберт Патридж.
– Я счастлив, что моя дочь связала свою судьбу с таким человеком как Джулиан Патридж, – начал свою речь Алэсдэйр. – Ведь это добрый, спокойный, обворожительный молодой человек, который обречен на успех благодаря своему таланту и безграничному уму.
Диане сначала было смешно, а потом стало невыносимо все это слушать, будто ей вливали в уши кислоту. Уважение, любовь, лесть, слава – все, что лилось со всех сторон на Джулиана, все это было незаслуженно. И Диана была зла на всех этих слепых людей, представляла, как вырывает их языки и швыряет ими в Джулиана.
Но вскоре она отвлеклась от своих жутких фантазий, подняла руку, чтобы ведущий заметил ее и пригласил в центр зала.
– Я хочу присоединиться ко всем поздравлениям и пожеланиям… Знаете, сегодня я убедилась в том, что если хочешь по-настоящему узнать человека – приди к нему на его день рождения, посмотри на его гостей, послушай, что они говорят про него. Я пришла, посмотрела, послушала и поняла, что ты, Джулиан, хороший человек. Ты потрясающий…
Джулиан услышал много приятных высказываний в свой адрес в тот вечер, но слова Дианы для него были особенно ценны. На его лице и до появления Дианы сияла улыбка, но теперь она была совершенно другой, по всей видимости искренней, и глаза его сверкали подлинным счастьем.
– Мистер Патридж, вы правы. Вы действительно воспитали настоящего мужчину, – продолжала Диана. – Сильного, гордого, способного ударить женщину, унизить ее, манипулировать ею, – говорила Диана с патетической интонацией.
Как резко затухает костер, после того как в него выльют воду, так и стремительно погасла улыбка на лице Джулиана, когда Диана окатила его такой неприятной правдой. Помрачнели и все остальные, что до этого со всем почтением внимали Диане, в особенности Крейна и Роберт Патридж.
– Папа, ты тоже был прав, когда сказал, что я связала свою судьбу с таким добрым, а главное, спокойным человеком, который может спокойно швырнуть меня на кровать и овладеть мною без моего согласия. Его не остановят мои слезы, крик и просьбы сжалиться, – с улыбкой сказала Диана посеревшему от злости Алэсдэйру. – Джулиан, я пью за тебя и очень надеюсь, что мои пожелания сбудутся. А желаю я, чтобы тебя однажды жестоко отымели без твоего согласия. Буквально или фигурально, без разницы. Я хочу, чтобы ты кричал, плакал и молил о пощаде. С днем рождения, дорогой. Гори в аду! – Диана опустошила бокал с шампанским, что держала все это время, а затем швырнула его на пол, заставив вздрогнуть обескураженных гостей.
Алэсдэйр и Джулиан практически одновременно повскакивали с мест, Роберт пытался успокоить встревоженную жену, которую слова Дианы и позор, последовавший за ними, довели до острого спазма в области сердца, Аннемари с горя выпила залпом четыре бокала и уже тянулась за пятым. Диана в это время покинула помещение. Она уже дошла до парадной двери, когда услышала голос Джулиана:
– Стой.
Диана остановилась, повернулась лицом к Джулиану. Тот подошел к ней и, не сказав ни слова, влепил ей пощечину. Диана вскрикнула, осторожно коснулась холодными пальцами пульсирующей жгучей болью щеки, а затем посмотрела в сторону и увидела, что к ним приближаются ее родители.
– Джулиан, ну что же ты? Надо было отвести меня в какую-нибудь комнату и там наказать, чтоб никто не увидел. Как же теперь быть? – улыбнулась она искаженной от неутихающей боли улыбкой.
Джулиан молча пошел в сторону зала, где его ждали гости, наверняка бурно обсуждавшие произошедшее.
– Ну что, отец, ты наконец увидел его настоящего. Что скажешь?
Во взгляде отца было еще больше ненависти и силы, чем в ударе, коим «наградил» ее Джулиан.
– Скажу, что я на его месте поступил бы так же.
– …Что?
Алэсдэйр направился к выходу. Диана отошла к стене, прислонилась к ней спиной, чувствуя, как силы разом покинули ее. Она надеялась, что отец, увидев, как Джулиан на самом деле обращается с ней, одумается и встанет на ее защиту. Но случилось то, что она никак не могла ожидать, и теперь ей страшно было подумать о том, каковы будут последствия ее поступка.
– Гореть в аду будешь ты, Диана. Алэсдэйр тебе это обеспечит. Я ведь предупреждала тебя… – сказала мать, с жалостью глядя на дочь.
– Барбара, как все аппетитно выглядит. А какой запах! Ммм… – сказала Элеттра, закрывая глаза от удовольствия, что принес ей аромат наивкуснейшего ужина, приготовленный домработницей.
– Благодарю вас, мисс Кинг.
– Только боюсь, что я одна все это не съем. Ты слишком увлеклась, – улыбнулась Элеттра Барбаре улыбкой полной любви, той самой любви, которую она могла бы подарить своей матери, покинувшей ее так рано.
– Я готовила и на вашего отца тоже. Вы же знаете, какой у него зверский аппетит.
– Как?.. Отец разве сегодня возвращается? – спросила Элеттра, мгновенно помрачнев.
– Да. Мистер Кинг позвонил и сказал, что приедет к шести.
Элеттра приезжала домой на выходные лишь тогда, когда Бронсон уезжал на долгое время ввиду своей серьезной работы. Он пропадал на недели, месяцы, доблестно выполняя свой долг перед страной. Бывало, что Бронсон неожиданно возвращался, но тогда Элеттра просто старалась лишний раз не попадаться ему на глаза, благо масштабы их дома позволяли ей это. В этот раз она решила вовсе не выходить из комнаты до самого утра и покинуть дом с первыми лучами солнца, пока отец еще спит.
До шести часов Элеттра ходила взад-вперед по комнате, не зная, куда себя деть. Тревожные мысли разрывали ее голову на части, а жуткое предчувствие стискивало сердце. Элеттра вздрогнула, когда услышала, как заскрипел гравий под колесами подъехавшего к дому автомобиля. Прошел еще час, который Элеттра провела, дрожа и страдая от необъяснимого страха. Страх этот можно было сравнить с тем ужасом, который испытывает человек, летящий в глубокую, черную пропасть.
– Мисс Кинг, ваш отец приехал, – сказала Барбара, беззвучно войдя в комнату Элеттры.
– Я знаю.
– Он спрашивает, почему вы не спускаетесь к нему.
– …Я думала, что он захочет вначале отдохнуть с дороги.
– Элеттра, лучше спустись.
Эл знала, что Барбара обращалась к ней по имени только в самых крайних случаях. Ей ничего другого не оставалось, как сдаться.
Бронсон сидел в гостиной, у камина. Лишь мерцание огня разбавляло мрак просторного, неуютного помещения.
– Папа… с возвращением, – с дрожью в голосе сказала Элеттра.
– Знаешь, почему я вернулся сегодня? – последовал вопрос от Бронсона. – Мне пришлось быстро закончить свои дела, даже отложить некоторые, чтобы приехать в Глэнстоун и застать тебя дома.
– …Тебе позвонила миссис Маркс? – тихо спросила Элеттра.
– Да. Повонила и «обрадовала» меня твоими «успехами», – спокойно ответил Бронсон, вставая с кресла. – В чем дело, Элеттра?
– Я слетела с рейтинга не из-за того, что забросила учебу.
– А из-за чего же?
– Моя одноклассница… Она меня подставила… Она пустила слух, обвинила меня в том, в чем я не виновата и… Теперь против меня настроена вся школа, – запинаясь, ответила Эл.
– Как зовут эту одноклассницу? – поинтересовался Бронсон, добродушно улыбнувшись.
– …Брандт. Диана Брандт.
– Та самая Диана, которая выиграла всевозможные скачки?
– Да. – Эл опустила глаза в пол, и только тогда поняла, насколько она смешно смотрится со стороны, ябедничая на Диану, хоть та и заслуживала этого.
– Да уж, не думал, что моя дочь такая жалкая и завистливая, – в голосе Бронсона не было злости, в нем отчетливо слышались разочарование и какая-то странная усталость.
Бронсон подошел к дочери, схватил ее за запястье, сдавил его так сильно, что ее кисть мгновенно побледнела, лишившись притока крови.
– Если б тебя сейчас видела твоя мать, – сказал он с сожалением.
Элеттра согнулась пополам от лютой боли и сказала:
– Папа, я все исправлю… Я все исправлю!!!
Какая-то неведомая сила отшвырнула ее в сторону. Элеттра ничего не поняла, то ли это ей каким-то чудом удалось вырваться, то ли отец сам отпустил ее. Элеттра упала на пол и вскрикнула от новой дозы боли, что пронзила ее ладонь. Оказывается, огромная заноза от старого паркета глубоко вонзилась в ее руку. Элеттра тут же вытащила ее, и из раны стала сочиться кровь. Бронсон, увидев окровавленную ладошку дочери, оцепенел на мгновение, а затем рухнул на колени.
– Прости… – Он взял ее поврежденную руку, теперь уже нежно. – Сильно больно?
– Нет, – ответила Элеттра, взглянув с опаской на отца. Взгляд его был полон ужаса и сострадания.
– Прости меня, доченька. – Бронсон поцеловал ее ручку прямо в эпицентр боли, испачкав губы кровью.
– Папа, мне не больно, правда.
А Бронсон все еще держал ее руку у своего лица, медленно вдыхая и выдыхая аромат ее кожи.
– Я уже и забыл, как ты вкусно пахнешь. Этот запах сводит меня с ума.
Элеттру затрясло еще сильнее, стоило ей услышать изменившийся голос отца – он стал тошнотворно-ласковым, – заметить его исступленный взгляд и почувствовать ту омерзительную мягкость в его поведении, что появлялась всякий раз, когда в его сознании начинали происходить страшные вещи, внезапно, как по щелчку, извращая все его содержимое.
– Ты стала еще прекраснее с тех пор, – прошептал Бронсон, нежно водя второй рукой по ноге дочери.
– Можно я пойду к себе? – спросила Элеттра, одеревенев от страха.
– Нельзя, – ласково сказал Бронсон. – Любимая моя, ну посмотри, что ты со мной делаешь. Я практически ползаю перед тобой на коленях. Я готов простить тебе все что угодно. Я… не прикасался к тебе столько лет, девочка моя. Как же я страдал! – И в этот момент Бронсон всплакнул. – Ты долго обижалась на меня из-за того, что я с тобой сделал. Ну ты пойми, я не могу по-другому показать тебе свою любовь. Я только так хочу это делать.
– Папа… – сказала Элеттра, когда губы Бронсона коснулись ее шеи. – Отец, я закричу!
– Кричи! Кричи, пожалуйста! Я хочу, чтобы ты громко кричала…
И Элеттра кричала. Кричала и сражалась с отцом изо всех сил, но ничего не вышло, и никто не пришел к ней на помощь. В те страшные минуты своей жизни Элеттре казалось, что они с отцом единственные люди на всей этой гигантской планете. Ей оставалось лишь кричать и терпеть. Кричать и терпеть.
Это длилось практически всю ночь. Бронсон прерывался, чтоб отдохнуть, затем приступал снова. Засыпал, но, когда Элеттра пыталась выскользнуть из его объятий, вновь просыпался и продолжал с еще большим рвением удовлетворять свое ненасытное желание.
Не было и дня, чтобы Бронсон не мечтал о такой ночи. Он боялся сорваться и в то же время страстно желал этого. Он засыпал с мыслями о своей дочери и просыпался с ними. Кинг ненавидел ее за то, что она была его главной потребностью, повелевавшей им. Он проклинал ее и себя за то, что они связаны одной кровью, и Бронсон показывал свой гнев – побочный эффект его уродливой любви, – при малейшей возможности, когда гнев его будет справедлив. Единственная такая возможность предоставлялась ему, когда Элеттра терпела неудачи в спорте или же в учебе. В тот роковой день, когда Голди Маркс позвонила мистеру Кингу и сообщила об успеваемости его дочери, намекнув на то, что Элеттра рискует попасть в списки на отчисление, Бронсон был очень счастлив, когда понял, что у него появился шанс выплеснуть свою ярость.
Но что-то пошло не так. Он не смог остановиться, побороть то самое аномальное желание, что лишает его рассудка, и… наконец-то свершилось то, о чем Бронсон так давно мечтал. Он знал, что ему будет неловко несколько дней после этого, знал, что Элеттра возненавидит его еще больше и вновь пожалуется Аделайн или же еще кому-нибудь расскажет о том, что произошло. Бронсон не боялся, что дочь раскроет его тайну, он был уверен, что легко сможет выкрутиться. Он не хотел, чтобы Элеттра вновь почувствовала к нему отвращение, и лишь это его останавливало все эти долгие годы, после первого раза, когда он не сдержался.
Бронсон проснулся и увидел, что Элеттра, не сомкнувшая за ночь глаз, лежала на полу возле него, обессиленная, практически неживая. Бронсон поцеловал ее между лопатками, погладил по голове и сказал, что ей пора собираться в школу.
Элеттра встала через полчаса после того, как Бронсон пошел принять душ. Она была настолько уставшей, измученной, что у нее не было сил, чтобы что-либо чувствовать. Тело ее на автомате выполняло тривиальные функции – справило нужду, помылось, переоделось, поело. Стоя перед зеркалом, Элеттра заметила на шее синяки, что остались на ее коже, после того как Бронсон сдавливал ее горло, когда она пыталась вырваться и убежать. Элеттра достала из косметички самый плотный тональный крем и стала замазывать следы кошмарной ночи.
Элеттра и не заметила, как оказалась в «Греджерс». Очнулась она лишь тогда, когда услышала визг младших учениц, что играли у фонтана. Конечно, ее появление не осталось незамеченным. Армия Дианы продолжала битву с ней, убивая ее то надменным взглядом, то язвительной улыбкой, то колкой фразой, то всевозможными пакостями. Но Элеттра, не отойдя еще от того зверства, которое сотворил с ней ее отец, не обращала ни на кого внимания и уверенно шла вперед.
– Ты посмотри на нее. Этой стерве все нипочем, – обратилась Никки к Диане, презрительно глядя на Кинг.
Диана посмотрела на Элеттру. Увидев ее глаза – красные, опухшие, опустошенные, – она поняла, что Никки ошибается. Ее план удался. Диана знала, что Элеттра боится своего отца, знала, что только он может наказать ее так, как она того заслуживает, поэтому Брандт и превратила все заслуги Элеттры в прах, чтобы у Бронсона Кинга был прекрасный повод отыграться на дочери. Диана полагала, что мистер Кинг просто колотит свою дочь, и видела в этом лишь пользу, надеялась, что гнев отца образумит Элеттру, заставит ее раскаяться в содеянном. Ох, если б она знала, что в семье Кинг не все так просто…
И все же, к своему великому сожалению, Диана, убедившись в том, что ее месть дошла до финальной точки, не почувствовала никакого удовлетворения. Она не могла отвести взгляд от Элеттры. Рассматривая ее, изучая ее утомленную походку, в которой другие почему-то увидели явные следы уверенности и даже вызов, и чувствуя, как леденеет в груди от одного ее отрешенного взгляда, что остальные приняли за высокомерность, Диана поняла, что она чувствует то же, что и ее враг, что они так похожи, словно она в зеркало смотрелась. Диана была так близка к ней, знала, что душа ее хочет кричать, и кричит, возможно, только она находится под мощнейшими завалами боли, жестокости, страха и слабости. И ее никто не слышит.