Юность подарит первые шрамы

Глава 40

То, что происходило в душе Никки, без преувеличения можно было сравнить с болью человека, оплакивающего близкого родственника. При этом Никки всегда улыбалась в компании своих подруг и одноклассниц, никто и подумать не мог, что у этой яркой, острой на язык блондинки в душе и голове творится страшное. За смехом не слышно, как стонет душа. Однако когда Никки оставалась одна, она тут же сбрасывала маску веселой девицы и предавалась своему отчаянию.

В очередной выходной Никки сидела на бархатной софе в самой просторной гостиной своего роскошного особняка и опорожняла бутылку вина, думая о том, во что она собственными руками превратила свою жизнь, и как ей быть дальше. Как всегда, она была одинока. Леда осталась в Мэфе, Клара гуляла с подругами, мать с новоиспеченным отчимом тоже где-то пропадали.

Но вдруг ее покой нарушили чьи-то шаги за спиной. Никки обернулась на шум и увидела приближающегося к ней Гаспара. Тот подошел к столу, взял полупустую бутылку вина, оценивающим взглядом посмотрел на этикетку и сказал:

– «Шато Марго»… Хороший выбор. Могу угоститься?

– Делай что хочешь, – ответила Никки, не глядя на него.

Несколько минут потребовалось Гаспару, чтобы дойти до кухни за бокалом, вернуться и налить себе немного вина. Он опустошил бокал и продолжил стоять возле софы, глядя на Никки.

– Что еще? – раздраженно спросила Никки.

– Позволь скрасить твое одиночество, – сказал Гаспар, опускаясь на софу.

– А разве ты не должен сейчас лежать в ногах у Кармэл?

– Твоя матушка отлучилась по делам.

Никки, как всегда в присутствии кого-либо, пыталась замаскировать свое истинное состояние ухмылкой, отчужденным взглядом, бодрым голосом, но Гаспар не попался. Он тут же понял, что она притворяется, и поэтому прямо спросил:

– Ты расстроена?

– …Я раздавлена, – ухмыляясь, ответила Никки.

– Кто посмел обидеть тебя?

– Я…

– Понимаю. Я тоже часто бываю недобр к себе.

– Что подтверждают твои плотские утехи с моей матушкой.

– Ну нет, с Кармэл у меня все по-настоящему.

– Да неужели?

– Серьезно тебе говорю. Я люблю роковых женщин, а Кармэл как раз такая.

– Роковая женщина – это та, что может подчинить себе любого? Натворить бед, при этом наслаждаясь этим?

– И не теряя очарования и притягательности, – с восторгом добавил Гаспар.

– Вот удивительно… Значит, я не похожа на Кармэл. Я не умею очаровывать, да и притягательности во мне ноль.

– Вот с этим я бы поспорил.

– Я впервые по-настоящему влюбилась. И поначалу мне нравилось это чувство… Я парила над землей, радовалась неизвестно чему, готова была обнять весь мир – настолько я была счастлива. Но…

– Но он отверг тебя, – договорил Гаспар, взглянув на Никки с сочувствием.

– Да. И теперь я боюсь снова влюбиться. – В этот момент Никки вспомнила об Элае, с которым она теперь проводила каждые выходные. – Не хочу… Это ужасное, уязвимое состояние души. Человек становится таким жалким! А ему кажется, что он счастлив. Я… думала только о нем, жила только ради него. Представляешь, как это страшно? Жить ради кого-то! Раньше я жила ради себя, только ради своего удовольствия. И еще я столько зла причинила другим людям из-за него…

– Прям уж зла?

– Гаспар, поверь мне на слово. Ко всему прочему, я оттолкнула от себя дорогих мне людей. Джел… Рокси. И совсем скоро я потеряю самого главного человека в моей жизни, – тут Никки уже не могла сдерживать себя и заплакала.

– Но ведь никогда не поздно раскаяться? Ты можешь все изменить.

– То, что я сделала, нельзя забыть. И простить такое невозможно.

– Послушай меня, Никки. Послушай меня! – не выдержал Гаспар, когда Никки еще сильнее разрыдалась и ее некогда прекрасное личико в одночасье превратилось в красную, мокрую, всхлипывающую субстанцию. – Уверен, ты все преувеличиваешь. Перестань говорить загадками, расскажи мне все как есть. Я – посторонний человек. Я сумею оценить ситуацию здраво. Давай, расскажи мне.

Никки замерла на мгновение, уставилась покрасневшими, опухшими глазами на Гаспара, что глядел на нее с тревогой. Ее тронуло его беспокойство. Никки была падка на нежность и заботу, особенно если их к ней проявляли мужчины. И она не смог-ла совладать с собой, поскольку чувство глубокой, сердечной благодарности переполняло ее. И вот уже в следующее мгновение ее губы коснулись губ Гаспара. Тот резко отстранился.

– Никки… – сказал Гаспар, не понимая, что на нее нашло.

– Только это поможет мне сейчас. Пожалуйста… – Никки снова приблизилась к нему и поцеловала. На этот раз Гаспар не сопротивлялся. То ли вино пробудило в нем желание и стерло все принципы, то ли он в самом деле считал, что сможет этим поцелуем утешить Никки. Да и… ох, какой это был поцелуй! Никки чередовала невинные ласки с обжигающе-страстными движениями губ, языка и рук. Как тут устоять? Соблазненный мужчина, точно хищник, попробовавший каплю свежей крови, лишается разума, подчиняется тривиальным инстинктам. Никки в этом лишний раз убедилась, когда Гаспар начал сам проявлять инициативу, показывая, на что способен его рот, который совсем недавно ласкал ее мать. Никки не думала в этот момент о Кармэл. Она вообще ни о чем не думала. Алкоголь и близость с мужчиной всегда помогали ей отвлечься от всего, что ее угнетало.

– Гаспар!

Никки и Гаспар мгновенно разъединились, услышав голос Кармэл. Испепеляющий взгляд, напряжение тела, учащенное дыхание – все говорило о том, что Кармэл была в бешенстве. Она подбежала к своему возлюбленному. Тот лишь успел сказать:

– Кармэл, я…

И Кармэл влепила ему такую сильную пощечину, что Гаспар чуть не потерял равновесие. Но на этом Кармэл не желала останавливаться и замахнулась еще раз.

– Кармэл, не надо! – вмешалась Никки. – Это я виновата. Он не хотел.

Мать медленно опустила руку, на ее щеках заблестели слезы, что ручейками сползали вниз, к покрасневшей от гнева шее.

– Собирай вещи и уматывай отсюда, – сдавленным голосом сказала Кармэл.

– Кармэл… – вновь заговорил Гаспар.

– Я все сказала!!!

Гаспар посмотрел на Никки, затем отвел виноватый взгляд в сторону и молча вышел из гостиной. Никки не волновала судьба Гаспара, ей было жаль мать. Впервые в жизни. Глаза Кармэл были полны слез и знакомой Никки боли, что появляется у того, кто столкнулся с предательством. А то, что произошло далее, окончательно добило Никки – мать упала на колени.

– Ты что… – растерялась Никки.

– Прости меня, – ползя на коленях к дочери, сказала Кармэл.

Никки тут же вспомнила себя стоявшую на коленях перед Элеттрой, когда она умоляла Кинг отказаться от Арджи.

– Кармэл… ма-мама, – захлебываясь в слезах, сказала Никки, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не упасть рядом с матерью и не обнять ее.

– Прости меня за все, – продолжала Кармэл. – Я очень старалась полюбить тебя, но у меня не получилось. Леду и Клару получилось, а тебя нет. Есть в тебе что-то такое… – Кармэл поморщилась, будто запахло гнилью.

Даже если бы с Никки тогда живьем содрали кожу, ей не было бы так больно, как после этих слов матери.

– Это грех… Это самый настоящий грех, когда ты не любишь, ненавидишь своего ребенка, – слово «ненавидишь» Кармэл постаралась выделить интонацией так, что Никки даже вздрогнула – но я ничего не могу с собой поделать. И вот, видимо, моя кара за это.

Кармэл встала с колен, вытерла слезы и покинула гостиную. Никки же так и стояла, глядя на то место, где ранее была ее мать. «Жаль, что ты не оставила меня новорожденную на морозе встречать медленную, мучительную смерть или не выбросила в мусорный бак, завернув в мешок. Это было бы гораздо гуманнее по сравнению с тем, на что ты меня обрекла». Да, Никки не было оправдания, она поступила ужасно по отношению к Кармэл. Но в действительности же этот поступок был необходим, как разрез плоти, выполненный хладнокровным хирургом, дабы увидеть, что скрывается внутри его пациента, что является источником его мучений. Этот «разрез» помог Никки увидеть всю суть ее матери, узнать жестокую правду, с которой ей теперь предстояло жить.

Тот вечер утроил боль Никки, удесятерил ее ненависть к себе, воскресил любовь к матери и живьем похоронил.

До совета, на котором миссис Маркс намеревалась рассказать о том, что вытворил Джераб, и объявить о его увольнении, оставалось несколько часов.

– Алесса, мне кажется, ты сделаешь только хуже, – сказал Джераб.

Алесса уверенной походкой шла по коридору школы и остановилась, дойдя до кабинета директора.

– Да куда еще хуже? Послушай, я просто попытаюсь, договорились? Может, мне не удастся ничего исправить, но я не могу стоять в стороне, когда ты нуждаешься в помощи, – сказала она и постучала в дверь.

– Да-да, – ответила Голди.

– Миссис Маркс, извините за беспокойство, – сказала Алесса, войдя в кабинет.

– У вас что-то срочное, мисс Торн?

Алесса села напротив Голди.

– Джераб… Мистер Эверетт мне все рассказал.

– И как вам его история? Я вот, например, уже вторые сутки на успокоительном.

– Миссис Маркс, вы не знаете всей правды.

– Боюсь, если я узнаю всю правду, то мне понадобится не успокоительное, а реанимация.

– Вовсе нет, – кротко улыбнулась Алесса и приступила воспроизводить заранее подготовленную речь. – В тот вечер, в «Лоране», у нас с мистером Эвереттом было свидание.

– У вас? – удивилась Голди.

– Да. Я отошла в дамскую комнату, когда Диана Брандт подошла к нашему столику, чтобы поздороваться со своим учителем. Вскоре я вернулась и застала их. Жаль, что в объектив того загадочного шпиона не попало то, как я целую Диану в щеку в качестве приветствия. Простите, миссис Маркс, у нас было такое прекрасное настроение, что мы позволили себе немного расслабиться и пренебречь некоторыми правилами, из-за чего у вас сложилось такое… впечатление.

– Мисс Торн, это же безрассудство! Вы всегда, в любом месте должны соблюдать субординацию!

– Я знаю, я… – на мгновение Алесса растерялась. Только на мгновение. Ведь у нее был в запасе козырь, ей лишь необходимо было набраться не-много смелости, чтобы им воспользоваться. – Дело в том, что… Мистер Эверетт сделал мне предложение. Вот почему мы были так окрылены и безрассудны…

Что ж, припасенный козырь сделал свое дело. Голди была приятно шокирована.

– Но почему же Джераб мне ничего не сказал?!

– Он растерялся! Просто растерялся. Ну вы ведь сами понимаете, миссис Маркс, такое страшное обвинение, к тому же несправедливое! Любой бы растерялся на его месте.

– Я должна немедленно извиниться перед ним! – решительно заявила Голди, поднимаясь со стула.

– Не утруждайтесь. Я сама позову его, – проворковала Алесса и выбежала из кабинета.

Увидев довольную Алессу, Джераб, пребывавший до этого в крайне взволнованном состоянии, наконец расслабился и даже немного повеселел.

– Пойдем скорее!

– Что происходит? – спросил Джераб.

– Голди сейчас будет извиняться перед тобой.

– Что ты ей сказала?..

– Неважно. Ты, главное, соглашайся со всем, хорошо?

– Мистер Эверетт! Ну почему же вы ничего мне не сказали?! Примите мои извинения. Как же я рада за вас! – сказала Голди, как только Джераб и Алесса переступили порог ее кабинета.

Джераб взглянул на Алессу с недоумением.

– Я рассказала миссис Маркс о том, что ты сделал мне предложение.

Заметив, как недоумение во взгляде Джераба сменилось негодованием, Алесса добавила:

– Прости, я знаю, что ты не хотел афишировать.

Джераб не понимал, какую игру ведет Алесса. Он искренне верил ей, желал, чтобы ее усилия помочь ему не были напрасными, поэтому решил подыграть ей.

– Да, я хотел избежать излишнего внимания, но что поделать… Надеюсь, инцидент исчерпан?

– Конечно, Джераб! Я так виновата перед вами. Но если б я все знала с самого начала…

– Миссис Маркс, это моя ошибка. Я не должен был молчать.

– Мы можем идти? – спросила Алесса, схватив Джераба за руку.

– Нет, подождите… – вдруг сказала Голди, подойдя к своему столу, на котором все еще лежали те самые злополучные снимки. – Так кто же этот загадочный шпион? Зачем он следил за вами и подсунул мне эти фотографии?

И на это у Алессы уже был готов ответ:

– Миссис Маркс, Диана Брандт – Главная леди «Греджерс». И так уж вышло, что высокое звание всегда идет в комплекте с завистью и даже ненавистью. Я полагаю, что кто-то случайно увидел Диану в компании Джераба и решил подставить ее.

– Я слышал, что у Дианы конфликт с Элеттрой Кинг, – решил подкрепить доводы Алессы Джераб.

– Да, точно! – подхватила Алесса. – Но это не просто конфликт, а настоящая война. Девушки уже много лет соперничают друг с другом.

– Ох, час от часу не легче… – устало сказала Голди. Тем не менее у нее больше не было никаких подозрений и вопросов. Слова Алессы и Джераба полностью убедили ее. Гнев сменился на милость. Джераб и Диана были спасены.

Алесса пересказала Джерабу весь ее разговор с Голди, когда они оказались в комнате Эверетта. Ей не было смысла что-либо скрывать от него. Она была безмерно горда собой и счастлива, что ее план сработал.

– Как же это глупо, – сказал Джераб, дослушав Торн.

– Это и есть твоя благодарность за мою помощь? – поникла Алесса.

– Алесса, ты меня очень выручила, но как нам теперь быть со всем этим враньем? Я ведь не женюсь на тебе.

– Как это не женишься? Еще как женишься, Джераб, – ледяным тоном сказала Алесса. – У тебя просто нет другого выхода.

– Что ты говоришь… – и тут Джераб понял, что на самом деле задумала Алесса. Гнев и отчаяние вцепились друг в друга и заставили его окаменеть.

– Если ты не женишься на мне, я скажу Голди, что все это выдумала, чтобы спасти тебя. И добавлю, что ты совратил Диану.

– Алесса, да как ты можешь?! – закричал он. Голос его был больше похож на рев обезумевшего от ярости зверя. – Я ведь не люблю тебя и не полюблю, даже если мы сыграем свадьбу!

– Ну и ладно. Моей любви хватит на нас обоих. – Алесса угрожающе посмотрела на Джераба и улыбнулась так, что он почувствовал, как кровь стынет в его жилах. – Выбирай, Джераб. Либо я, либо Диана… и тюрьма.

Глава 41

Алесса не могла молчать, узнав решение Джераба, и на следующий же день она с восторгом и гордостью объявила всем своим коллегам о том, что они с Джерабом помолвлены. Слух молниеносно разлетелся по всей школе. О «счастливой» парочке знал даже обслуживающий персонал «Греджерс».

– Ох, Алесса, Джераб! Поздравляю вас! – воскликнула Дорис Шпиц, учительница французского, остановив пару у входа в столовую и расцеловав каждого.

– Благодарю, миссис Шпиц, – ответила Алесса, не обращая внимания на кислое выражение лица Джераба.

– У меня есть знакомая модистка. Она просто волшебница!

– Я к вам подойду попозже, и мы все обсудим, ладно?

– …Ловко ты, – бесстрастно-холодным тоном сказал Джераб, когда Дорис покинула их.

– Джераб, что с лицом? Изобрази радость. На нас сейчас все будут смотреть.

Так и было. Как только Джераб и Алесса оказались в столовой, все, кто находился внутри, обратили свой взор на них. Алесса к тому же взяла Джераба за руку и прижалась к нему плечом, улыбаясь при этом так, словно ей удалось заполучить какой-то ценный трофей.

– А вот и они! – торжественно произнес Амадей Декари, хореограф, увидев, как к столу преподавателей приближаются Алесса и Джераб. – Какая же вы красивая пара! Я не перестану вами восхищаться!

– Амадей, спасибо, но не мог бы ты потише восхищаться? – сорвался Джераб, чем вызвал негодование Алессы. Та была вынуждена скрасить сие недоразумение стыдливой улыбкой, впившись острыми ногтями в ладонь Джераба.

– А жених наш что-то приуныл, – насмешливо сказал Амадей. – Понимаю, расстаться с холостяцкой жизнью непросто, но ради такой красивой невесты ею все же можно и нужно пожертвовать.

Джераб кивал, выдавливая улыбку. Уголки его рта при этом дрожали, – так сложно ему было притворяться счастливым. Тем временем к столику подошли Роалд Вуд, учитель физкультуры, и его жена – Виола, что преподавала в «Греджерс» актерское мастерство. Джераб понял по их радостным лицам, что они тоже не откажут себе в желании присоединиться ко всем, кто поздравил будущих молодоженов, и ему хотелось выпрыгнуть из ближайшего окна, да вот только, к его великому сожалению, столовая находилась на первом этаже.

– Ну вот, Роалд, теперь мы не единственная супружеская пара в «Греджерс», – сказала Виола, сев за стол.

– Поздравляю, – обратился Роалд к Алессе. – Сочувствую, – сказал он Джерабу с мальчишеской улыбкой.

– Мистер Вуд, не очень-то любезно с вашей стороны, – укоризненно взглянул мистер Декари на Роалда.

– На самом деле я искренне рад, – исправился Роалд. – И я давно догадывался, что между вами что-то есть, – подмигнул он засмущавшейся Алессе.

Калли подошла с подносом к столику, за которым расположились ее подруги.

– Все говорят, что мистер Эверетт сделал предложение мисс Торн, – сказала она.

– Как же это…? – удивилась Джел. – Я ничего не понимаю. Они что, втайне встречались?

– Диана… – обратилась Никки к подруге.

Диана же, после того как Калли сообщила всем эту неожиданную и неприятную новость, сидела, не шевелясь, глядя в сторону стола преподавателей. Джераб, как ей показалось, выглядел довольным и слегка смущенным. Она так же, как и Джел, не могла ничего понять. Как он мог так с ней поступить? Что заставило его пойти на такое гнусное предательство? Каких усилий ей стоило не сорваться с места, не ринуться в его сторону, крича и плача одновременно, желая добиться от него объяснений! Как в те тяжелые минуты, когда она падала с коня и заставляла себя тотчас подняться, чтобы покорить зрителей своими мужеством и героизмом, чувствуя при этом, как боль из-за множественных переломов костей и ушибов органов адским пламенем обжигает все ее нутро, так и теперь, испытывая тождественные чувства, она нашла в себе силы, чтобы отвернуться от Джераба, сохраняя бесстрастное выражение лица, и продолжить трапезу, как будто ничего и не произошло.

Но Элеттра, наблюдавшая все это время со злорадной усмешкой за Дианой, знала, что та лишь делает вид, что ей все равно.

– Кто бы мог подумать? – сказала Рэмисента, глядя то на Диану, то на Джераба. – Это двойной удар.

Всем известно, что место, где обитают преимущественно женщины, ничем не отличается от серпентария. Элеттра сказала Мессалине Аксельрот, что Диана влюблена в их учителя по литературе, и еще приукрасила немного, добавив, что видела лично, как Диана поджидала Джераба после уроков у его кабинета, даже караулила его в резиденции преподавателей, писала ему любовные записки, рыдала, стоя на коленях и умоляя ответить ей взаимностью. Наши очаровательные, благовоспитанные змейки тут же начали изрыгать свой яд, после того как сплетня разлетелась по всей школе. Над Дианой смеялись и старшие и младшие ученицы. Девушки будто бы только и мечтали найти слабое место Главной леди, чтобы забыть о своей ущербности. Диана знала, что все ей смотрят вслед и потешаются над ней. Все, кто якобы боготворил ее, любил и уважал, показали свою истинную сущность. При этом они продолжали со всем почтением улыбаться Диане и любезничать с ней, а уж потом плевали ей в спину ядом.

– Да говорю тебе, она за ним бегала как умалишенная. Он уже не знал, как от нее отвязаться, – сказала Стелла Пристли, одна из выпускниц.

– Ты считаешь, что она могла так унижаться? – хихикнув, спросила Пэлл Лапира, подруга Стеллы.

– Определенно! Диана только кажется независимой, холодной и уверенной. На самом деле она – жалкая.

Долго Брандт терпела насмешки в свою сторону, но услышав этот разговор выпускниц, она уже не могла держать себя в руках. Как и Никки, что шла тогда рядом с ней и тоже стала свидетелем разговора Стеллы и Пэлл, что сидели на мраморной лестнице у библиотеки. Диана попросила Никки не вмешиваться и оставаться на месте, а сама тихо спустилась вниз, и остановившись на ближайшей к девушкам ступеньке, сказала:

– Продолжай.

Стелла и Пэлл обернулись. Лица у обеих были искажены страхом.

– Диана, я не понимаю… – стала мямлить Стелла.

– Что, за спиной болтать легче, чем сказать все глаза? Так кто же из нас жалкий? – Голос ее был властным, заставляющим замереть и забыть о чувстве собственного достоинства.

Диана не стала больше тратить силы и время на тех, кто глумился над ней.

– Что она о себе возомнила? – прошипела Стелла, когда Брандт ушла.

Но тут подруг настигло новое потрясение.

– Пристли, ты бессмертная, что ли?! – закричала Никки, быстро спустившись.

– Никки… успокойся. Ты реагируешь так, будто мы сделали что-то немыслимое, – сказала Пэлл.

– Мы просто обсуждали сложившуюся ситуацию, разве это возбраняется? – оправдывалась Стелла.

– Вы можете обсуждать своих убогих парней, свой целлюлит, прыщи… Господи, Пэлл, может, тебе подкинуть деньжат на дерматолога, а? Короче, если я еще раз услышу, что кто-то из вас обсуждает Диану, я больше не буду тратить время на разговоры, а просто… – Никки вцепилась в лицо Стеллы, та вскрикнула от боли, задрожала, но так и не решилась противостоять Дилэйн.

– Никки! – попыталась спасти подругу Пэлл, но блондинка не отступила и еще сильнее вдавила ногти в нежную кожу Стеллы.

– …Просто изуродую ваши физиономии! Господь, конечно, уже постарался за меня, но я кое-что добавлю.

У Стеллы уже слезы посыпались. Ей было так больно, точно ее ткнули лицом в спину дикобраза.

– Никки!!! – в ужасе закричала Леда.

Несколькими минутами ранее Леда Дилэйн находилась в своем кабинете, обрабатывала разбитую коленку Клары.

– Будет большой синяк, – с сожалением предупредила Леда сестренку.

– Ничего страшного. Переживу, – улыбнулась Клара, зажмуриваясь всякий раз, когда Леда прикасалась к ее раненой коже ватным шариком, смоченным в спирте.

– Клара, ну когда ты перестанешь дурачиться? Такое ощущение, что у меня не сестра, а брат.

– Это все пустяки.

– Шрамы останутся.

– Шрамы – это памятники боли, которую удалось преодолеть.

Леда с изумлением уставилась на сестру.

– Ничего себе! Откуда цитата?

– Сама придумала.

«Как быстро повзрослел мой белобрысый, неряшливый ангелок», – подумала Леда, улыбнувшись.

– Леда, можно я на эти выходные останусь в школе?

– Можно, конечно. А почему ты не хочешь поехать домой?

– Я не могу там находиться…

– Что мать опять натворила?

– Мама ни при чем. Это Никки. Она поцеловалась с Гаспаром… Мама застукала их, его выгнала из дома, с ней больше не разговаривает, постоянно плачет и много пьет. Это невыносимо, – сколько печали было в глазах Клары!

Леда побежала в учебный корпус старших. Ей не терпелось вызвать Никки на серьезный разговор. Начался перерыв, и в коридорах было полно учениц. Леда с растерянным видом исследовала практически все закоулки школы, но ее попытки найти сестру долгое время были тщетными. Вдруг в толпе у танцевального зала она увидела Калантию.

– Калли, привет! Где я могу найти Никки?

– Они с Дианой пошли в сторону библиотеки.

– Спасибо!

Леда побежала к библиотеке. В этой части корпуса было уже не так многолюдно. Леда остановилась у лестницы, ведущей ко входу в библиотеку, услышав голос сестры.

– …Господь, конечно, уже постарался за меня, но я кое-что добавлю.

– Никки!!! – закричала Леда, увидев, как ее младшая сестра, точно свирепое животное, стращает несчастную девушку.

Никки убрала руку от своей жертвы, с довольной ухмылкой взглянув на результат своих усилий, – ее ногти так глубоко впились в лицо Стеллы, что оставили после себя кровоточащие раны.

– Стелла, ты в порядке?! – спросила Леда.

Стелла ответила рыданием. Пэлл схватила подругу за руку и быстро увела ее от сестер Дилэйн.

– Может, объяснишь, что это было?!

– Леда, не кричи на меня! И вообще, какого черта ты так не вовремя появилась?!

– Не вовремя?! Ты чуть не изувечила Стеллу!

– Ох, я ее просто припугнула! Это я еще мягко с ней обошлась. Мне следовало вырвать ее грязный язык, чтобы она не смела больше говорить обо мне и моих подругах!

– Никки… в кого же ты превратилась? – не скрывая своего разочарования, спросила Леда.

– Ты искала меня только затем, чтобы задать этот вопрос?

– …Клара рассказала мне, что происходит в нашем доме. Наша мать – не подарок, но ты поступила с ней крайне жестоко!

– Леда, да перестань ты! Кармэл завтра же найдет себе нового хахаля. Если уже не нашла. Это не трагедия.

– То есть ты считаешь, что поступила правильно?!

– Нет. Конечно, нет. Я должна была быть настойчивее. Поцелуй – это ерунда. Вот если бы Кармэл застала меня и Гаспара голыми, ублажающими друг друга, тогда моя миссия была бы успешной.

– А ты о Кларе подумала? Она ведь маленькая еще. Она все видит! Это травмирует ее! – сорвалась на крик Леда.

– Ну ничего, – ехидно улыбнулась Никки. – Пусть привыкает. В нормальных семьях людей объединяет любовь, а в нашей – травмы.

Леда добрела до школьного туалета, закрылась в кабинке, села на крышку унитаза и расплакалась. Тяжело было наблюдать со стороны за своими сестрами, которых она любила всем сердцем. Леда не знала, чью сторону принять. При этом пожен-ски она понимала Кармэл. Увидеть любимого с другой, да и не просто с другой, а со своей несовершеннолетней дочерью – это, разумеется, больно. Также ей было жаль Никки, которая, как казалось Леде, таким образом в очередной раз пыталась привлечь внимание матери. Да, способ она выбрала жестокий, но Леде ли не знать, каково это – быть недолюбленным ребенком? На что толкает желание быть замеченным? Если бы материнская любовь была подобием валюты, то сестры Дилэйн были бы беспросветно бедны.

Вдруг затрезвонил телефон. Леда отвлеклась от тяжких размышлений и ответила:

– Я занята. Говори быстро, что нужно?

Звонок был от ее бывшего мужа. Он уже месяц названивал ей. Рассел вдруг опомнился и решил вернуть жену, надеясь на то, что Леда смогла простить, а еще лучше – забыть его измену.

– Леда, давай встретимся? Ты же обещала.

– Не припомню, чтобы я тебе что-то обещала.

– Не издевайся надо мной.

– Это я издеваюсь?! Рассел, мы уже все выяснили! Оставь меня в покое!

Леда была разъярена до предела. Мало того что мать и Никки лишили ее всякого спокойствия, так еще и муженек решил добить ее! Она хотела завершить разговор, но вдруг телефон выскользнул из ее дрожащих рук и угодил прямо в полную урну.

– Да что ж за день-то сегодня такой! – взревела Леда.

Подавив брезгливость, Леда стала копаться в урне, чтобы найти свой телефон, и тут… Среди скомканных клочков туалетной бумаги она обнаружила тест на беременность. Леда достала его и телефон, что лежал рядом.

Леда уже и не знала, где взять силы, чтобы справиться с новым потрясением. Мало того что она нашла тест на беременность в туалете для учениц, что уже само по себе было обстоятельством, опорочившим честь благородных девиц «Греджерс», так он еще оказался положительным!

Голди Маркс растерялась на миг, не зная, какие еще слова подобрать, чтобы как следует извиниться перед Дианой за все подозрения, обвинения и оскорбления, нанесенные ею в пылу гнева. Диане хотелось покинуть кабинет директрисы с облегчением и ошеломляющим чувством победы: из школы не исключают, Голди не презирает, Джераб в безопасности. Джераб… Вот мысль о Джерабе и не дала ей вдоволь насладиться триумфом. Неужели все это правда? Он в самом деле женится на Алессе? Как же он так быстро «переобулся»?

Диана и Джераб случайно встретились в одном из коридоров учебного корпуса. Диана хотела пройти мимо, но Джераб, убедившись, что рядом никого нет, остановил ее:

– Мисс Брандт.

Он подошел к ней, она стояла к нему спиной.

– Встретимся на нашем месте. Как обычно, – тихо сказал Джераб.

– Как скажете, мистер Эверетт, – дрогнувшим голосом ответила Диана.

В пять часов они встретились у старой конюшни. Джераб сразу же, без прелюдий, рассказал Диане о том, что произошло.

– Алесса испортила бы мне жизнь. Хотя… я сам все испортил. Это наказание за мою слабость. Мы с тобой знали, на что идем. Эта сказка не могла длиться вечно, – заключил он.

Диана выслушала его, не перебивая, а затем, когда воцарилась тишина, задала вопрос:

– Джераб, у тебя есть яйца?

– Что, прости? – опешил Эверетт.

– Яйца есть у тебя?! Почему ты так легко смирился с ролью марионетки? Неужели ты не мог по-мужски сказать Алессе, что не хочешь быть с ней?!

– Я говорил! И, разумеется, я на этом не остановлюсь. Я сделаю все, чтобы она меня отпустила!

– Так чего же ты ждешь? Действуй! Или, может, ты это сделаешь после свадьбы, после рождения ваших детей, на смертном одре?!

– Тебе легко говорить! Ты, в отличие от меня, ничем не рисковала!

Джераб принудил себя остановиться, опомниться. Да, пусть Диана порой рассуждала и вела себя как взрослый, мудрый человек, и часто поражала его своими остроумными рассуждениями, но это не дает ему права общаться с ней на равных. Она еще молода, старается постигнуть многое, но все-таки кое-что ей не дано пока понять в силу юного возраста и максимализма, присущего ему. Диана считала проявление осторожности – слабостью, а бунтарства – истинным показателем силы. Не смыслила она, как ему было страшно, когда он понял, что Алесса может отправить его за решетку. У него нет связей и денег, чтобы найти хорошего адвоката и доказать свою невиновность. Не понять Диане и то, как Джерабу трудно отказаться от должности в «Греджерс». Ей, привыкшей с младенчества получать то, что она захочет, неведомо, с каким усердием простые люди из обычных семей добиваются успеха, скольким им приходится пожертвовать, сколько сил потратить, да еще и без гарантии, что их труды не напрасны. Только в сказках ради любви можно рискнуть всем, даже собственной жизнью, в реальной жизни все куда прозаичнее.

– Мне жаль, что я так поступаю с тобой… Ты даже не представляешь, как мне жаль тебя, Диана, – успокоившись, сказал Джераб.

– О нет, жалеть меня не надо. Это унизительно.

Диана отвернулась, чтобы Джераб не увидел, как блестят ее глаза из-за слез.

– Это сделала Элеттра? – вдруг спросил Джераб.

– Не знаю…

– Диана, Алесса, конечно, коварная…

– Коварная? Да мразь она конченая! – Диана вновь повернулась лицом к Джерабу, забыв про слезы.

– Ну да, так точнее будет. И все же не она сфотографировала нас. Скажи, – Джераб подошел к ней, положил руку на ее плечо и испытующе посмотрел ей в глаза, – мы пострадали из-за твоей вражды с Кинг?

– Я не знаю, – прошептала она.

Элеттра, вне всяких сомнений, виновата, но Диана также осознавала, что и она причастна к их с Джерабом мукам. Она начала эту войну, считая Элеттру своим главным врагом, в чем теперь очень и очень сомневалась. Диана, вопреки убеждениям Эверетта, понимала, что истинной жертвой всей сложившейся ситуации является Джераб. Из-за нее он мог лишиться не только профессии, но и свободы.

Вот почему Диана не могла сказать ему правду. Она боялась, что Джераб разозлится на нее и их расставание станет еще болезненнее.

– Джераб… – сказала Диана, легонько коснувшись его лица. – Я благодарю тебя за все. Этот короткий период, что я провела с тобой, лучше, чем вся моя жизнь.

Его взгляд проникал в самое сердце. Трудно было удержаться и не поцеловать его. Страстно, ненасытно. Пальчики Дианы скользнули по его щеке к губам, что молили его о поцелуе. Он наклонился к ней. Она почувствовала, как его горячее дыхание покрывает ее губы. Но тут Диана оттолкнула его, понимая, что этой невинной близостью она только углубит зияющие раны своего сердца, и выбежала из их убежища.

На улице разыгралась метель. Ветер зловеще завывал, подбрасывая к небу снежную пыль. Диана не обращала внимания на непогоду. Она шла вперед по сугробам куда глаза глядят, одновременно расстегивая пуговицы длинного черного пальто (зимой все ученицы «Греджерс» носили одинаковые однобортные пальто с массивным капюшоном и вышитым белыми нитками гербом школы на правом плече). Не останавливаясь, она сбросила пальто и продолжила свой тернистый путь в сарафане и тоненькой блузе. Холод был неистовый, но отчаяние, бурлящее где-то глубоко в душе, согревало Диану. Она пылала. Слезы. Снова слезы предупреждали о своем появлении жжением в глазах, но Диана приказала себе держаться. «Ни одной слезы моей больше не прольется. Хватит. Буду терпеть, как бы больно ни было. Надеюсь, однажды мое сердце не выдержит и остановится. Все буду держать в себе до самого конца» – такими были ее мысли.

Глава 42

– Что вы сказали?! – Голди в этот момент была похожа на огромный раскаленный шар, наполненный гневом.

– Я подозреваю, что одна из учениц – беременна, – повторила Леда, а затем положила на стол директрисы тот самый тест, который она нашла в урне. – Вот.

– Где вы это взяли?

– В туалете, в учебном корпусе старших учениц.

– Это точно какое-то проклятье! Столько лет все шло мирно и гладко, и что теперь?! Скандал за скандалом… Но это уже не просто скандал – это позор!!!

– Миссис Маркс, а может, этот тест сделал кто-то из обслуживающего персонала? Или учителей?

– А если нет?

– Если нет… Тогда предлагаю организовать мед-осмотр для учениц. Скажем девочкам, что это плановое мероприятие.

– Ну да. Да, вы правы. В любом случае никто сам не признается. Леда, я поручаю вам заняться этим делом.

– Конечно. У меня есть знакомая, Агне Корденас. Она – замечательный врач-гинеколог, у нее своя клиника.

– Человек она надежный? Леда, поймите, о том, что произошло, никто не должен знать.

– Агне можно доверять. Я ручаюсь.

Итак, Бригида Ворчуковски всю неделю сопровождала ничего не подозревавших старшеклассниц на осмотр к доктору Корденас. Агне осматривала девушек в кресле, водила на УЗИ, опрашивала по стандартной схеме, пока медсестры брали кровь из вены на анализ.

– Господи, терпеть не могу гинекологию, – сказала Калли. – Каждый раз как первый, и всегда кажется, что врач пытается отыскать клад в моей вагине.

– Да, у меня такие же ощущения, – хихикнула Никки. – Знаете, что я только что поняла? Мы с вами организовали, сами того не зная, Клуб разбитых сердец. Диана и Джераб, Калли и Руди, Джел… и Закари, я и Арджи. Мы все были так счастливы. А теперь… Поэтому я предлагаю отправиться на новогодние каникулы в Сен-Тропе. Оказывается, Кармэл недавно приобрела там виллу! Мы обязаны туда поехать. Нам необходимо развлечься и отвлечься от всех этих любовных передряг. Как считаете?

Никто из подруг не возражал, да и трудно было не поддержать такую превосходную идею. Калли заработала достаточно денег, она теперь могла спокойно оплатить следующий учебный семестр и позволить себе немного отдохнуть перед ним. Джел была рада тому, что Никки упомянула ее, значит, Дилэйн наконец-то оттаяла, поэтому она готова была поехать с ней куда угодно. Диана в самом деле надеялась, что новогоднее путешествие поможет ей восстановиться после разрыва с Эвереттом и морально подготовиться к тому, что последние полтора года в школе она будет наблюдать за отношениями Алессы и Джераба. Диана была уверена, что вскоре Джераб смирится со своей участью и попробует откопать в своей душе «законсервированные» чувства к Алессе, которые он испытывал к ней в юности. Он вновь полюбит ее, это очевидно. И больно.

– Надо отдать Диане должное, – сказала Рэми, глядя в сторону Брандт и ее свиты. – Она отлично держится.

– Рэми, что бы мы ни сделали, от нее никто не отвернется. Это все равно что пытаться потушить извергающийся вулкан плевком. Мы бессильны… и смешны.

– Эл, но она ведь потеряла часть своей власти. Ты не забывай про это.

– Ее потери по сравнению с моими – ничтожны, – вздохнула Элеттра.

– Ведете ли вы половую жизнь? – обратилась Агне Корденас к Диане, когда та явилась к ней на осмотр.

– Да, в некотором роде.

– Что это значит?

– Жизнь имеет меня знатно. – Диана была в шоке от самой себя. Чем она думает? И думает ли вообще? В ее-то положении так выражаться! Доктор Корденас не знала, как подавить свое возмущение. Ей ведь казалось, что леди «Греджерс» исключительно вежливы и благочестивы. Хотя… теперь уж глупо придерживаться такого мнения о воспитанницах знаменитой школы, ведь ей приходится искать среди этих несовершеннолетних особ ту, что готовится стать матерью и обладательницей клейма позора в высшем обществе Англии. – Простите… По утрам мой юмор всегда такой… беззастенчивый.

– Рэмисента, что случилось? – спросила Агне, увидев несколько белесых шрамов на внутренней поверхности бедра девушки.

– Я просто порезалась, когда брилась, – солгала Рэми.

– Надо быть аккуратнее, – сказала Агне и приступила к осмотру.

– Вам тоже, – ответила Рэми, почувствовав вторжение гинекологического зеркала в ее промежность.

– Назовите дату последней менструации, – вопрос был адресован Джел. Для О’Нилл он был крайне сложным, как если бы доктор попросила перечислить все химические элементы из таблицы Менделеева. Голод нанес ущерб организму Джел, и прежде всего он «прошелся» по репродуктивной системе. Цикл не просто нарушился – он исчез, поэтому Джел так тяжело было вспомнить, когда ее тело нормально функционировало. – Джелвира?

– …Девятого ноября, – ее ответ был чистой ложью.

– Мисс Дилэйн сказала мне, что у вас были проблемы с питанием и…

– Да, были. Но сейчас уже все хорошо, – и это тоже было ложью.

– Что-то ты долго, – сказала Калли, когда Никки вышла из кабинета доктора.

– Она все расспрашивала меня про моих партнеров. Не знала, что врачи имеют право задавать такие вопросы. Может, Корденас думала, что я растеряюсь? Ха, не тут-то было. Особое внимание я уделила своему нынешнему партнеру. – Никки бросила колющий взгляд на Рэми, а та сделала вид, что ничего не заметила, поэтому Дилэйн решила пойти ва-банк. – Ах, Элай Арлиц – потрясающий любовник! У него такой могучий, крепкий…

– Никки! – закричала Рэми.

– Ум! – завершила свою фразу Никки и рассмеялась.

– Я рада, что тебе по душе достоинства моего брата, но не могла бы ты не кричать так об этом?

– Прости, Рэмисента. – Тон голоса Никки был наигранный, издевательский. – Знаешь, мы ведь скоро можем стать родственниками! Я украла сердце твоего брата.

– И мозги, видимо, тоже. Только безмозглый станет встречаться с тобой.

– Даже не знаю, какой эвфемизм подобрать, чтобы не ранить тебя. Хотя…

– Никки, забей, – вмешалась Диана. – Давай лучше обсудим нашу будущую поездку.

Голос Дианы подействовал на Никки, как хлыст на коня, – Дилэйн незамедлительно повиновалась и отступила.

– Рэми, неужели Элай до сих пор встречается с ней? – спросила Элеттра.

– Да. По моей просьбе.

– Не поняла?

– Эта дурочка думает, что Элай влюблен в нее, а он на самом деле лишь держит ее при себе.

– Зачем? – Эл испугалась не на шутку, увидев зловещую улыбку на лице Рэмисенты. Впервые она видела подругу такой – загадочной и даже отталкивающей. – Рэми, что ты задумала?

– Я все исправлю.

– Как ты это исправишь? – спросила Леда.

– Вы знаете как…

– Аборт – это очень опасная процедура для такого юного возраста, – произнесла Леда назидательным тоном.

– В моей ситуации – это единственный выход. Я не хочу, чтобы мой отец узнал о моем положении… Леда, помогите мне.

– Чем я могу помочь?

– Не говорите ничего миссис Маркс. Прошу вас!

– Но я обязана. – Леда взглянула с жалостью на девушку, что стояла напротив и плакала, склонив голову. – Милая моя, давай сделаем так: я попрошу миссис Маркс не сообщать ничего твоему отцу, а ты… исправь то, что натворила.

Леда проклинала себя в этот момент за то, что не возражает и даже склоняет несчастную к аборту, зная, какой это риск. Также она понимала, что для учениц «Греджерс» возможные непоправимые последствия данной процедуры – ничто по сравнению с крахом их репутации и осуждением высокоморального общества.

– Я поговорю с доктором Корденас. Думаю, Агне не останется равнодушной к твоей проблеме.

– Только… насколько я знаю, на эту процедуру необходимо согласие родителей?

– Деньги позволят избежать этой формальности.

– Хорошо…

– Нет, Леда! Я не имею права молчать! – Таков был ответ Голди, когда та услышала просьбу медсестры.

– Миссис Маркс, мне кажется, что если мы вмешаемся в эту историю, то произойдет трагедия.

Но Голди и слушать ничего не желала:

– О чем вы говорите?! Трагедия – это то, что одна из учениц «Греджерс» ждет ребенка! Эта девка порочит не только честное имя своего отца, но и оскверняет нашу школу одним лишь своим присутствием! Я это так просто не оставлю!

Переубедить Голди было так же нереально, как и переплыть брассом океан. Леда утешала себя мыслью о том, что она все сделала правильно. Она должна была доложить директрисе о тесте и о том, кому он принадлежит. Но встревоженное сердце подсказывало ей, что она все-таки допустила ошибку. И цена этой ошибки будет велика.

– Клара, стой, – окликнула Никки сестру, увидев, как та покидает центральный корпус. Клара подбежала к Никки, свежий снег скрипел под ее кожаными сапожками. – Позволь мне узнать, моя дорогая сестрица, что ты наговорила обо мне Леде? Не надоело жаловаться?

– Я не жаловалась…

– Ну конечно! Она накричала на меня из-за тебя!

– Прости, пожалуйста, – хныкающим голосом сказала Клара.

– …И ты меня. – Как бы Никки ни старалась, она не могла перестать любить свою младшую сестру, несмотря на то что после признания матери ее пожирала зависть к Кларе. Леда, по мнению Никки, заслужила любовь Кармэл, она ведь помогала ей и всегда была с ней учтива. А вот Клара была, в сущности, бесполезна, да и к тому же часто показывала свой капризный характер. Кларе только кажется, что она страдает. На самом же деле ей повезло больше всех в семье Дилэйн. «За что ее любят? За что я ее люблю? Почему меня не любят…» – размышляла Никки. И все же ее любовь к сестре была сильнее жгучей зависти. – Козявка, я не хотела, чтобы на тебе как-то отразилась ситуация со мной и Гаспаром. Мне жаль, что так получилось.

– Никки, все в порядке, – улыбнулась Клара, обняв сестру.

– А что ты там делала? – спросила Никки, кивнув в сторону центрального корпуса.

– Решила зайти к Леде, чтобы она обработала колено.

– До сих пор не зажило?

– Я опять упала.

– Клара, ну ты просто воплощение неуклюжести! – рассмеялась Никки. – Леда небось отчитала тебя?

– Нет. Она была занята. Разговаривала с твоей одноклассницей, которая залетела.

– Что?! – Никки удивилась так, будто увидела говорящую лошадь.

– А потом она пошла к директрисе и…

– Подожди-подожди, – остановила Никки сестру. Клара и не предполагала, насколько ее слова шокировали Никки, а вскоре она заметила, как выражение лица старшей сестры стало хищным, сосредоточенным. Никки напоминала кошку, заприметившую мышь. – С кем она разговаривала? Кто залетел?!

Глава 43

Диана не приехала бы домой на выходные, если бы не новые тяжелые обстоятельства, тревожащие ее душу. В «Греджерс» ей стало жить еще невыносимее, чем прежде. Мало того что все кому не лень обсуждали и осуждали ее персону, уже даже не испытывая страха познать всю ярость Никки, что всякий раз заступалась за подругу, так Диане еще приходилось несколько раз в день сталкиваться с Алессой и Джерабом, они ведь теперь всегда ходили вместе, изображая счастливую парочку. Уроки литературы стали пыткой. Алессы, слава богу, не было рядом, но Диана все равно ощущала ее присутствие, ее власть над Джерабом. Диана смотрела на губы Эверетта и с горечью понимала, что уже никогда не сможет поцеловать их, не сможет притронуться к его крепкой груди, ощутить, как при объятии с ним тепло его разгоряченного тела овевает ее, точно кокон. Видеть любимого и не иметь возможности прикоснуться к нему… Ох, эта незавидная участь вводила Диану в то же отчаяние, что испытывал бы безногий человек, которому твердили бы ежедневно: «А вот ты бы мог танцевать, жаль, что ног у тебя нет! А вот ты бы мог плавать, да только ты безногий! Ты бы мог бегать по утрам, если бы у тебя были ноги!»

Поэтому Диана приехала домой, чтобы хоть как-то отвлечься.

Однако не суждено ей было насладиться желанным одиночеством. В дверь ее комнаты постучали.

– Рамона? – спросила Диана.

– Это я, – ответил мужской голос.

Диана вдохнула поглубже, медленно выдохнула, закрыв глаза, пытаясь этой мини-медитацией настроиться на непростой разговор, и после открыла дверь.

– Ты занята? – задал вопрос отец.

– Умираю от скуки. Тоже своего рода занятие, – пожала плечами Диана.

– Диана… – Алэсдэйр сделал шаг вперед и обнял дочь.

– …Пап, что с тобой?

– Давно хотел это сделать. Не могу больше жить так.

Алэсдэйр взял Диану за руку, повел за собой и сел с ней на кровать.

– Мы ведь с тобой не враги. Я люблю тебя, ты это знаешь…

– Знаю, – подтвердила Диана, улыбаясь.

– Я всегда… всегда буду заботиться о твоем благополучии.

Диану тронули слова отца. Да и вообще его визит стал для нее приятным потрясением. Неужели их противостояние закончилось? Алэсдэйр простил дочь? А может, он почувствовал свою вину перед ней? Диана видела в глазах отца боль и сожаление. И это подействовало волшебным образом на ее холодное сердце:

– Папа, прости меня за мои выходки. Я просто хотела показать тебе, как мне больно из-за того, как ты поступаешь со мной… Но теперь, я надеюсь, все в прошлом? Мы больше не будем мучить друг друга?

– Не будем, – сочувственно улыбнулся Алэсдэйр. – Я знаю, что ты думаешь обо мне. Я – тиран, помешан на деньгах, мне наплевать на тебя и твою мать.

– Нет, я так не думаю…

– Диана, перестань, – продолжал улыбаться отец. – Я хочу, чтобы ты запомнила кое-что: я никогда – никогда, слышишь? – не дам в обиду тебя и Аннемари. Вы – самое дорогое, что есть у меня. Мне все равно на Роберта, «Голдэнд Пауэр» и на последствия, которые обрушатся на меня, когда Патридж лишит меня работы.

– Как лишит? – удивилась Диана. Отец Джулиана ведь манипулировал Алэсдэйром, исходя из желания Брандта стать владельцем компании. Алэсдэйр рисковал только своим повышением по службе, которого он так жаждал. Неужели Роберт и впрямь, дабы отомстить за своего сына, готов уволить друга? Все из-за того, что Диана отказала Джулиану?! Ну и семейка.

– Ничего страшного. Я справлюсь, – заверил Алэсдэйр. – У меня есть кое-какие идеи для нового дела. Только вот Роберт понял, что я не поддамся ему, и решил действовать иначе. Через тебя…

– Что ты имеешь в виду?

– Помнишь Ньютона Эшбрука? Джулиан познакомил тебя с ним, когда праздновал свой день рождения. Это знаменитый профессор, довольно уважаемый человек в медицинском сообществе. Так вот, Патриджи хотят с помощью Эшбрука перекрыть тебе путь в медицину. Ты не сможешь поступить даже в провинциальную медицинскую школу. Ни в одной стране.

Диана с самого детства хотела стать врачом, много лет упорно шла к этой цели. И теперь из-за того, что она не ответила взаимностью самовлюбленному ублюдку Патриджу, все ее мечты и цели обратятся в прах! Диане хотелось кричать. Она чувствовала, как внутри нее все плавится от бешенства. Но ей все же удалось спрятать свои истинные эмоции и чувства, ни один мускул на ее лице не дрогнул.

– Невелика беда. Быть может, я была бы скверным врачом, – спокойно ответила Диана.

Ярко выраженное удивление исказило лицо Алэсдэйра. Он смотрел на дочь так, будто она воспарила над ним.

– Неужели ты готова пожертвовать своей мечтой ради принципов?

– Это не просто принципы, это моя жизнь, отец! Это все равно что загреметь в тюрьму на пожизненное за то, чего не совершал, – вот что для меня брак с Джулианом! Уж лучше смертная казнь, чем все это.

– И кем же ты планируешь стать тогда? – Тон отца, что некогда был дружелюбным, доверительным, стал теперь грозным.

– Да кем угодно! Разве мало профессий в этом мире? В конце концов, я буду выпускницей «Греджерс», так что мне не стоит переживать из-за своего будущего. Один путь к мечте перекрыт, сто других открыты.

– А ты уверена, что будешь выпускницей «Греджерс»?

– …Интересный вопрос, – насторожилась Диана.

– Я ведь могу забрать твои документы и отправить тебя в Освано, к моему кузену Джерси. Ты будешь учиться в обычной школе с детьми фермеров.

Диана отвернулась от отца.

– …Как же я могла купиться на этот дешевый спектакль? Отец раскаялся! Справедливость восторжествовала! Ты до сих пор пляшешь под дудку Роберта Патриджа и его полоумного сынка!!!

– А ты до сих пор не можешь понять, насколько все серьезно! – парировал Алэсдэйр. – Этим людям нельзя переходить дорогу! Они уничтожат меня, тебя, Аннемари – всех нас, черт возьми!!! И все из-за твоих капризов!

– Забирай документы. Я уеду в Освано, – заявила Диана.

– Ты доиграешься, – усмехнулся отец. – Диана, ты не знаешь другой жизни. Ты ведь приползешь ко мне обратно!

– Вот когда приползу – тогда и будешь злорадствовать. Мы с тобой очень похожи, отец. Ты привык идти до конца и никого не щадить, – я тоже.

«Все в этом мире – фальшь, притворство. Нет больше веры ни во что. Родные врут, любимые предают». Диана надеялась, что в саду никому не удастся ее найти, но не тут-то было. Аннемари воспользовалась своим «материнским радаром» и отыскала дочь.

– Рамона, скорее! – кричала она прислуге, что тащилась за ней с зонтиком в руках.

– Мама, оставь меня, пожалуйста.

– Алэсдэйр мне все рассказал. Ты с ума сошла?! Глупая ты девчонка! Куда ты собралась?! – неистовствовала Аннемари.

– Рамона, уйди, – сказала Диана, когда прислуга поднесла к ее голове раскрытый зонт.

– Диана, зимой солнце тоже опасно, – сказала мать.

– Проваливай! – закричала Диана, и Рамона тут же поспешила удалиться.

– Что ты делаешь?..

– Привыкаю к другой жизни. На ферме у дяди Джерси никто не будет держать зонт над моей головой.

– Диана, ты же спортсменка. Ты прекрасно знаешь, что ради победы можно многим пожертвовать… Джулиан без ума от тебя. Он буквально бредит тобой!

– Он сумасшедший, мама. Вы хотите, чтобы я связала свою жизнь с сумасшедшим человеком, – сказала Диана таким тоном, каким обычно объясняют ребенку, что нельзя делать то-то и то-то.

– Он любит тебя, глупышка.

– Любит? Мама, ты ведь говорила, что любви не существует. Что же ты противоречишь сама себе?

– Не противоречу никоим образом. Благодаря Джулиану я поняла, что любовь все-таки есть. Каждая женщина мечтает, чтобы за ней так бегал мужчина.

– Ну да, так же и лань мечтает, чтобы за ней бегал изголодавшийся кабан.

– Ты считаешь нас с отцом злодеями, да? Но мы ведь тебя не заставляли вытворять этот перфоманс на празднике Джулиана! Ты сама все испортила! Мы могли бы все мирно уладить, но ты решила действовать по-своему, как привыкла! Отец потеряет работу из-за тебя. Ты хоть представляешь, что с нами будет?! А твоя карьера? Ты же мечтала стать врачом, и что теперь?! Тебя даже уборщицей в госпиталь не возьмут!

– Ну что об этом говорить? Уже ничего нельзя сделать.

– Можно! Можно, Диана. Ты должна поговорить с Джулианом. Если ты поманишь его к себе, он тут же уговорит Роберта сжалиться над отцом. И все снова будет хорошо. Все в твоих руках, Диана! Извинись перед ним, походи с ним на свидания. Может, он и не сделает тебе предложение. А если все-таки решится, то… Брак – это не приговор, поверь мне. Ты всегда можешь найти кого-то на стороне, что тебе мешает? Да, иногда тебе придется радовать Джулиана, ублажать его. Но это наша женская доля, что поделать? Воспринимай это как визит к стоматологу. Тоже ведь неприятно, когда он ковыряется в твоей дырке? Я дырку в зубе имею в виду.

– Спасибо за уточнение, мама…

– Нужно чуть-чуть потерпеть, и все. Стоматолог и то дольше мучает.

– Мам, а у тебя есть кто-то на стороне?

– Время от времени появляется, – улыбнулась Аннемари так, будто ей сделали комплимент.

– Боже правый…

– Диана, это жизнь. Более того, это – секрет идеальных отношений. Брак не лишает тебя удовольствий, при этом он дает тебе безопасность и стабильность. Это выгодная сделка, только и всего. Мы с Алэсдэйром взрослее и мудрее, ты должна нам довериться. Мы знаем, как правильно. Ты поймешь нас, когда станешь матерью.

– Очень надеюсь, что я никогда не пойму вас. И уж тем более не поступлю со своей дочерью так, как вы со мной.

Аннемари поняла, что ее доводы никак не повлияли на дочь. «Что ж, тогда придется действовать иначе», – с легкой досадой подумала миссис Брандт.

– Ты все-таки уедешь в Освано, да?

– Да, мама.

– Я верю… Ты с легкостью нас покинешь. О да, ты сделаешь это не задумываясь. Ну а как же твои подруги? Ты и их оставишь? Хорошо, что они у тебя есть. – Больше Аннемари не произнесла ни слова. Она была вполне удовлетворена испуганным взглядом Дианы. Он выдал ее слабость. Калли, Никки и Джел – это три огромных якоря, которые удерживали Диану. Даже когда она предлагала Джерабу бросить все и уехать в Этлфёрк, Диана всей душой надеялась, что Эверетт отвергнет ее предложение и заменит его другим, при котором ей не нужно будет расставаться с подругами. Они вместе росли, взрослели, делили радость и беды. Они и так расстанутся после школы, поэтому каждой хотелось использовать то короткое, ускользающее время до выпускного на полную. Кто знает, как распорядится судьба? Может, им вообще не суждено встретиться во взрослой жизни…

Аннемари знала, насколько Диане дорога дружба с ее девочками. Когда-то и у нее были такие подруги. Диана никуда не уедет. Аннемари была в этом плане спокойна. Осталось только уговорить дочь, чтобы она наладила связь с Джулианом.

Диана в этот момент смотрела вдаль и осознавала, что у нее больше нет сил бороться. Она не принадлежит себе.

Интересно, было ли кому-то в тот зимний день так же плохо, как и ей? Способен ли кто-то понять ее?

Элеттра тоже приехала домой в те выходные. Ей необходимо было отправиться на одно важное дело. К счастью, отец был в отъезде, об этом ей сообщила Барбара, так что можно было не бояться встречи с ним. Но…

– Элеттра.

Эл покинула комнату. В коридоре стоял Бронсон. Элеттра, увидев его, испытала такой ужас, будто отец до этого считался мертвым и вот теперь… восстал.

– Папа… не знала, что ты дома, – нерешительно пробормотала она.

– Куда собираешься? – спросил Бронсон. Эл была одета в черный свитер и бежевые брюки – одежда явно не для дома.

– …К Рэмисенте. Она давно приглашала в «Кэнди Грэдди», там как раз новое рождественское меню.

– Понятно. А я уж подумал, что ты пошла избавляться от моего внука.

Элеттра оцепенела. Ее охватило такое жуткое чувство, как во сне, когда видишь монстра, но не можешь убежать от него, так как страх парализовал тело. Остается только ждать неминуемой гибели.

– Ну давай. Скажи что-нибудь. Оправдывайся, – сказал Бронсон, самодовольно улыбаясь.

Элеттра наконец пришла в себя, забежала в комнату и заперла дверь. Все произошло так быстро, что Бронсон даже не успел ничего сообразить.

– Элеттра!!! Открой дверь!!!

– Папа, давай позже поговорим, когда ты успокоишься.

– Я абсолютно спокоен!!! Открою эту чертову дверь!!! – Бронсон пнул дверь ногой. – Барбара!!!

Элеттра поняла, что отец пошел искать домработницу, у которой всегда при себе связка ключей от всех комнат. Эл подбежала к окну. Ее комната располагалась на третьем этаже. Если она спрыгнет – точно убьется. Что же тогда делать? Эл подошла к комоду, открыла один из ящиков и достала маникюрные ножницы. Спрятав ножницы в сжатом кулаке, Эл села на краешек кровати и стала покорно ждать отца.

Итак, тот самый тест, который обнаружила Леда, принадлежал Элеттре. Несколько недель назад ее состояние изменилось. Грудь слегка увеличилась, живот побаливал, тошнило по утрам. Элеттра отметала мысль о беременности. С Арджи у нее не было близости, так неужели… Нет. Это немыслимо. Элеттра стала искать в интернете такие же случаи, как у нее, и выяснилось, что забеременеть от отца все-таки возможно. К сожалению, есть много подобных случаев. Элеттре стало так мерзко, будто ее заставили проглотить чью-то рвоту. Вот тогда она купила тест, который окончательно подтвердил ее подозрения. Как же сложно ей было знать жуткую правду и делать вид, будто у нее нет никаких проблем. И это еще притом, что ей необходимо было давать отпор Диане! Этой мрази, которая создала идеальные условия, чтобы вывести Бронсона из себя. Он в пылу ярости напал на дочь, вновь изнасиловал ее, после чего Эл забеременела… Если бы Брандт могла знать, к чему привела ее месть!

Агне Корденас согласилась помочь Элеттре, и когда Бронсон окликнул ее, Эл как раз собиралась в клинику, чтобы сделать аборт. Она вынуждена была приехать домой, где могла бы «отойти» от этой процедуры. Элеттра до последнего надеялась, что Леда сжалится над ней и ничего не расскажет миссис Маркс, но… Отец теперь все знает. Более того, каким-то образом Бронсон выяснил, что Эл записалась на аборт, приказал Барбаре соврать, что его нет дома, там самым заманив Элеттру в ловушку, – все это в очередной раз подтверждает могущество мистера Кинга. Он все знает, все контролирует, от него не скрыться. Не спастись.

Бронсон появился в комнате дочери спустя пять минут.

– Почему ты закрылась? – удивился он. – Ты что, боишься меня? Я просто хочу узнать, кто отец твоего ребенка.

– Это ты, – спокойно ответила Элеттра, глядя в никуда.

– Что? – усмехнулся Бронсон, словно дочь рассказала ему неприличный анекдот. – Элеттра, я ничего не сделаю тебе и твоему пареньку. Просто назови его имя. Все-таки этот джентльмен должен ответить за свой поступок, не так ли?

– Этот джентльмен – ты, папа, – улыбаясь, ответила Эл.

– Это невозможно, – вдруг помрачнел Бронсон.

– Я тоже сначала не поверила. Но это правда, папа. Я ношу под сердцем твоего ребенка. Ну давай, скажи что-нибудь. Оправдывайся. – Эл наконец посмотрела на отца. В ее глазах больше не было страха. Наоборот, ей стало хорошо, особенно когда она заметила, как изменилось лицо Бронсона – оно застыло в ужасе. Какое удовольствие!

Внезапно раздался рингтон телефона Элеттры. Он лежал на комоде, Бронсон схватил его.

– Арджи, – прочитал он вслух имя, высветившееся на экране, затем ответил на звонок и включил громкую связь.

– Элеттра, привет! Давай смотаемся на Бэлл-фойер-лэйк? Там каток уже вовсю работает…

Бронсон прервал звонок, скопировал номер Смита и переслал его себе, а потом бросил телефон на пол и несколько раз стукнул по нему каблуком своего ботинка.

– Шлюха!!! Ты мелкая шлюха!!!

Бронсон подбежал к дочери, схватил ее за горло.

– Не трогай меня!!! – только и успела сказать Элеттра, а затем попыталась воспользоваться своим «оружием», спрятанным в кулаке, но Бронсон успел схватить ее за руку и скрутить запястье, добившись тем самым, чтобы она выронила ножницы.

– Грязная сука!!! – Бронсон еще больше рассвирепел, когда понял, что дочь все это время готовилась убить его. Он ударил ее в живот кулаком, все еще сдавливая другой рукой ее шею.

– Папа! У меня с ним ничего не было! Это твой ребенок, – задыхаясь, сказала Элеттра. – Хотя нет… Это не ребенок. Это чудовище! Такое же, как и ты! Маленький урод внутри меня!

– Врешь! – Следующий удар пришелся по лицу. Боль была адская, словно по костям лица проехался грузовик. – Я найду этого Арджи! Найму человека, который расправится с ним! Он воспользовался моей маленькой девочкой! Подонок!!! Как он трахал мою девочку, а? Грубо?! Или нежно?! – Бронсон принялся раздевать дочь, лихо снял с нее свитер, штаны. Элеттра осталась лишь в бра и трусиках. После Бронсон стал расстегивать свои штаны. Спустя несколько минут его вялый член уже был между ног Элеттры. Бронсон смотрел на него, как на диковинную зверушку. Орган не подчинялся ему. Бронсону даже пришлось отпустить горло дочери, чтобы поработать освободившейся рукой, реанимировать свое естество.

– Что, не получается? – спросила Элеттра. – Вот так вот, папуля! – И тут она рассмеялась. Смех был припадочный, нервный.

Элеттра не прекратила смеяться даже тогда, когда увидела в глазах отца… не злость, не ярость, не ненависть, нет… Это была тьма. Та самая тьма, которой Бронсон подчинялся, которая лишала его рассудка. Это уже не человек был.

Бронсон был убит горем из-за того, что кто-то посмел притронуться к его дочери. Она ведь принадлежала только ему! Только он имел право получать наслаждение, пользуясь ею. Только он мог любить ее так, как она того заслуживает. Ему до тошноты было противно теперь смотреть на нее. Желание войти в нее стало для него отвратительным… Поэтому его тело противостояло ему. Так еще эта малолетняя потаскуха теперь потешается над ним. Над его горем!

Бронсон схватил дочь за волосы и бросил на пол, как вещь, и после стал вышибать из нее жизнь. Он бил преимущественно ногами в живот. Удары были такими зверскими, мощными, что Элеттре казалось, отец вот-вот пробьет в ней дыру и ее размозженные органы вытекут наружу. Чтобы дать ногам отдохнуть, Бронсон сел верхом на дочь и стал бить ее руками: в грудь, по лицу, опять в живот. Элеттре было так больно, что она и кричать уже не могла.

Элеттра очнулась, после того как почувствовала какой-то взрыв внутри себя. А потом волны скребущей боли разнеслись по всему ее телу. Она открыла глаза – отца рядом не было. Долго Эл не могла понять, что именно у нее так сильно болит. Лицо болело, словно в него повтыкали иголки. Трудно было моргать и шевелить губами. Кости болели. Казалось, что не осталось ни одной уцелевшей косточки в ее скелете. Голова болела и кружилась. Нет, все не то. Что-то еще тревожит ее. И тут Элеттра посмотрела на свои ноги. Они были в крови. Как и трусы. На полу багровая лужица. Ребенок, вернее, то, что от него осталось, выходил из нее. Вот из-за чего ей было так больно. Элеттра еле-еле встала, доковыляла до телефона, что все еще лежал на полу. Состояние телефона было примерно такое же, как и у Элеттры, только он все-таки «погиб» после ударов Бронсона, включить его не удалось. Элеттра вышла в коридор, прошла немного вперед, заметила Барбару, убирающуюся в соседней комнате.

– Барбара… Вызовите «Скорую».

Домработница посмотрела с жалостью на девушку, затем виновато опустила глаза и сказала:

– Простите, мисс Кинг. Ваш отец велел… простите. – Барбара подошла к Элеттре, схватила ее за плечо и повела обратно в комнату.

– Нет… Что вы делаете?.. Барбара, пожа-алуйста, помогите мне… – Элеттра не могла сопротивляться. Барбара открыла дверь комнаты Эл, толкнула девушку внутрь и заперла ключом. – Барбара!!!

– Простите, мисс Кинг, – повторила Барбара, перед тем как уйти.

Элеттра подошла к окну, открыла его. «Теперь уже все равно», – подумала она, глядя вниз. На улице было мрачно и морозно. Зима выла ледяным ветром. Элеттра прыгнула вниз. Небольшой сугроб смягчил ее падение, но она все равно долго не могла подняться из-за новой порции боли. Кажется, что-то хрустнуло, и это точно не снег…

– Вставай… Ты сможешь… – сказала Эл сама себе.

Где-то все-таки она смогла найти силы, чтобы встать. Отец, видимо, решил убить ее. Элеттра не знала, сколько времени она провела без сознания, но не сомневалась в том, что все это время Бронсон заходил к ней в комнату и проверял, жива ли она еще.

– Не умру… нет… я не умру… – твердила Элеттра, ступая босыми ногами по снегу.

На улице не было ни души. Особняки в Бэллфойере располагались на приличном расстоянии друг от друга. Ближе всего к дому Кинг находились владения семьи Лаффэрти и четы Бакстеров. Элеттра направилась в сторону последних, поскольку если бы она выбрала Лаффэрти, то ей бы пришлось идти против ветра, а так мощные порывы толкали ее в спину, тем самым помогая ей идти вперед, ведь сил у нее было катастрофически мало.

Эл позвонила в дверь. Спустя несколько долгих минут ей наконец открыли.

– «Скорую», умоляю…

– Господи, Элеттра… – сказал Энгус Бакстер, хозяин дома. Перед его очами была страшная картина: полуголая девушка в крови и синяках еле стоит и дышит, каким-то чудом ей еще удается говорить.

– Мистер Бакстер, пожалуйста, вызовите «Скорую», – вновь попросила Элеттра.

А Энгус не шевелился и даже не удосужился пригласить несчастную домой, ведь на улице была дьявольская стужа. Лысый, тучный мужчина был полностью подчинен невыразимому страху.

– Энгус, кто там? – Подошла молодая белокурая женщина. Увидев Элеттру, она едва не потеряла дар речи. – …Что ты стоишь?! Скорее вызывай врача!!!

– Лайза, нет, – вдруг очнулся мистер Бакстер. Несмотря на то, что лютый холод ворвался в дом, так как дверь была открыта настежь, Энгус покраснел и даже вспотел. – Кинг звонил…

– И что?!

– Он сказал, чтобы мы вернули ему дочь, если она обратится к нам за помощью, и добавил, чтобы мы не обращали внимания на ее состояние…

– Энгус, ты рехнулся?!! Она же может умереть!

– Кинг знает все о моих грешках. Если я ослушаюсь его, нам с тобой несдобровать.

– Элеттра!

Эл развернулась и пошла обратно.

– Пускай идет. Сделаем вид, будто ничего не было, – сказал Энгус, закрывая дверь.

Еще одно доказательство всевластия Бронсона – он обзвонил всех соседей и приказал, чтобы те отказали Элеттре в помощи, если той все-таки удастся сбежать каким-то образом. Конечно, все понимали, что в семье Кинг творится что-то страшное, но никто не решился противостоять Бронсону. Совесть всех мучила, но инстинкт самосохранения все же был сильнее.

Элеттра шла вперед, обвив себя руками, согнувшись пополам. Она понимала, что совсем скоро умрет, только не знала, из-за чего именно: из-за боли или чудовищного холода?

– Помогите… – сказала Эл, увидев впереди расплывающуюся человеческую фигуру. – Помогите…

Все. Ноги не выдержали. Она упала лицом в снег. Стук ее умирающего сердца отражался в ушах. Это последнее, что Элеттра услышала, перед тем как ее мир потух.

Глава 44

Калли возвращалась домой из Ицли. Настроение ее было омрачено тяжелой работой, которой она посвятила свой долгожданный выходной, и еще тем, что, проходя мимо толпы, образовавшейся на перроне у электрички, Калли увидела парня, и где-то внутри она почувствовала резкий укол, что заставил ее остановиться. Рыжая копна волос, худощавое тело, смех заразительный… очень знакомый. Парень стоял к ней спиной, но Калли не сомневалась в том, что это…

– Руди! – крикнула она.

Парень обернулся. Нет… не он. Незнакомец улыбнулся растерявшейся девушке и снова отвернулся. Калли тоже отвернулась и стремительно зашагала прочь. Щеки ее покраснели, но отнюдь не из-за мороза. Ей стыдно было перед этим незнакомцем, да и перед собой тоже, ведь все это время, после того как она рассталась с Руди, Калли заставляла себя поверить в то, что больше ничего к нему не чувствует. Но сердце ее лишь посмеивалось над ней и убеждало ее в обратном.

Оказавшись в районе Бэллфойер, Калли решила идти до дома не торопясь. Она вспоминала прошлую зиму… Как они с Руди ходили на каток. Несмотря на то, что Калли каждый год учила своего друга кататься, у Руди все равно ничего не получалось, и стоило ему только ступить на лед, его ноги тут же начинали жить своей жизнью, напоминая две гуттаперчевые палочки. Калли улыбнулась, вспомнив, как Руди забавно падал, а затем вставал и пытался догнать ее, зачарованно глядя, как она грациозно катается.

По пути домой Руди всегда искал самый большой сугроб, чтобы упасть в него спиной. «Такой взрослый, но все равно мальчишка», – умилялась Калли. Она тоже не отказывала себе в этом ребячьем удовольствии и падала с Руди. Возвращалась домой вся мокрая, продрогшая, за что получала от матери взбучку. «Ты уверена, что твой друг не слабоумный?» – уточняла всякий раз Мэйджа, отряхивая дочь от снега. Калли не обращала внимания на недовольство матери. Мэйджа не могла понять, что Руди учит ее дочь получать радость от банальных вещей и не бояться быть самой собой.

– Помогите…

Калли остановилась, услышав чей-то голос. Думая о Руди, она и не заметила, как оказалась у ворот своего дома. Калли обернулась. Плотная пелена снега не позволяла ей разглядеть даже то, что находилось на расстоянии вытянутой руки. Она сделала несколько шагов вперед, вгляделась… И побежала.

Не сразу ей удалось узнать того человека, которому принадлежало распластанное на снегу, синее, окровавленное тело.

– Элеттра!

Калли упала на колени рядом с бездыханной девушкой, не раздумывая сняла с себя куртку и набросила на Элеттру, что была холоднее, чем лед.

– Боже мой…

Калли с трудом разомкнула веки. Несколько минут ей удалось поспать. Она поразилась: как в такой чудовищной, стрессовой ситуации она умудрилась заснуть? Но организм ее был вымотан до предела, ведь Калли весь день работала и всю ночь провела в больнице.

– Да, мам, – ответила она на звонок, который и заставил ее пробудиться.

– Калли, где ты?! Ты смерти моей хочешь?! Я звоню уже который раз! Ты на часы смотрела?!

– Прости, забыла позвонить тебе… Я в больнице.

– В больнице?! Что случилось?!

– Со мной все хорошо. Тут Элеттра…

– Элеттра Кинг? – переспросила Мэйджа уже спокойно.

– Да. Я нашла ее на улице, без одежды. Она была вся в крови и без сознания! Мама, мне было так стра…

– Калли, – перебила Мэйджа, – не нужно было помогать ей.

– Что?..

– У этой семейки вечно какие-то… разборки. Бронсон Кинг звонил твоему отцу и сказал, что у нас будут большие неприятности, если мы ввяжемся в это. Калли, возвращайся домой. Умоляю тебя, возвращайся домой! Ты сделала все, что могла!

Калли выключила телефон. Может, ей все это снится? Ведь она не могла сейчас разговаривать со своей матерью. Это была не Мэйджа, а какое-то бездушное, напуганное существо. Неужели отец Элетт-ры так запугал ее родителей, что если бы не она, а Мэйджа и Спенсер нашли Эл, то они развернулись бы и ушли домой как ни в чем не бывало? Да что же это такое?! Калли была тысячекратно благодарна своей интуиции, которая подсказала ей сразу звонить в «Скорую» и не сообщать ничего Бронсону Кингу. Конечно, при оформлении документов ей пришлось сообщить номер отца Элеттры, поскольку этой формальности нельзя было избежать.

Калли подбежала к медсестре, которая принимала Элеттру в стационар.

– Извините, есть какие-нибудь новости об Элетт-ре Кинг?

– Она приходит в себя после наркоза.

– Наркоз? Была операция?

– У нее произошел выкидыш. Необходимо было сделать чистку, – равнодушно ответила медсестра, будто ее спросили, в какой стороне находится уборная.

Калли стояла несколько секунд в ступоре. Элеттра была беременна…

– Я могу ее увидеть?

– Думаю, да.

Медсестра проводила Калли до палаты. Элеттра была в сознании, но все еще не «здесь». Она смотрела в одну точку, не моргая, и еле-еле дышала. В ее истории болезни значились такие диагнозы, как: самопроизвольный аборт, сотрясение мозга средней степени тяжести, травма органов брюшной полости, малого таза, множественные переломы ребер, перелом скуловой кости и обморожение второй степени всех конечностей. Врачам стоило бы добавить, что душа их пациентки мертва. Спасти ее, к сожалению, не удалось.

– Элеттра…

– Калли? – Эл нахмурилась и медленно-медленно повернула голову к Лаффэрти. – Что ты здесь делаешь?

– Я тебя нашла.

Калли села на стул, что стоял возле кровати.

– Значит, я жива…

– Конечно, жива. Ты просто еще не отошла от наркоза, – улыбнулась Калли, одновременно смахивая слезы с щек.

– А мой отец?..

– Ему уже позвонили. Он скоро приедет.

– Нет… Нет… Зачем… Зачем вы это сделали… – Элеттра хотела кричать, да не могла.

– Элеттра… – испугалась Калли, увидев, как Эл запаниковала и заплакала.

– Он убьет меня… Он убьет меня…

– Элеттра, что произошло? – Калли взяла Эл за руку, что неистово дрожала. – Скажи мне, что с тобой случилось?.. Что с тобой сделал отец?

Элеттра закрыла глаза, сделала над собой усилие и с трудом проглотила огромный ком, что не позволял ей полноценно дышать.

– …Он пытался убить меня. Узнал, что я беременна… Была беременна.

Калли не удивил ее ответ. Она посмотрела на Элеттру с сочувствием и попыталась подобрать подходящие слова, чтобы поддержать ее.

– …Это его ребенок.

А вот теперь Калли замерла. Несколько минут ей потребовалось, чтобы «переварить» признание Элеттры и наконец сказать:

– Как его? Элеттра, ты бредишь…

– Он насиловал меня, Калли. – Эл посмотрела Калли прямо в глаза и поняла по выражению ее лица, что та в высшей степени шокирована.

Калли спешно встала и подошла к окну.

– …Кто-нибудь еще знает об этом?

– Моя тетя Аделайн. Она мне не поверила… И ты тоже не веришь мне. Никто мне не поверит… Конечно, в это сложно… сложно поверить…

Калли снова подошла к Элеттре, заметив, как та еще сильнее задрожала. Это было что-то между эпилептическим припадком и предсмертными конвульсиями. Элеттра рыдала взахлеб, задыхалась и выла. Выла от боли, душевной и физической.

– Элеттра, милая моя, успокойся! Я верю… Я тебе верю!

Это были страшные минуты. Калли никогда еще не видела и не чувствовала столько отчаяния, столько страха и ненависти. Когда Элеттра немного успокоилась, Калли не выдержала и сама расплакалась.

– Прости меня за все… Если бы я знала, что у тебя… как тебе тяжело, я бы никогда не позволила себе издеваться над тобой. И не допустила бы, чтобы другие… Господи, мне нет оправдания!

Презрение к самой себе легло тяжким грузом на сердце Калли. Мир бывает несправедлив, но таким его делаем мы сами своими наиотвратительнейшими поступками. Кто нам дал право судить других, наказывать?

– Ты спасла меня, – прошептала Элеттра. – Я никогда это не забуду. Калли… что мне делать? Я хочу убить его.

– Нет, это… крайняя мера. Нужно обратиться в полицию!

Элеттра ответила полуулыбкой, немного помолчала и после сказала:

– Энгус Бакстер, наш сосед, офицер полиции. Я была у него, перед тем как ты нашла меня.

Калли окончательно рассталась с желанием существовать дальше в этом мире, погрязшем в бессердечии.

– Калли, мой отец никого и ничего не боится. Он убьет меня. И Арджи… Бронсон все знает. Сказал, что найдет человека, который расправится с ним. Я знаю, что это не просто угроза. Он сделает это. – Дрожь снова истязала тело Элеттры.

– Почему он такой? Что им движет? Ты пыталась понять?

– Он говорит, что любит меня. Вот и все.

– …Больной ублюдок.

– Калли, могу я попросить тебя кое о чем?

– Разумеется.

– Не говори ничего Диане и всем остальным своим. – Калли понимающе кивнула. – И еще… извинись за меня перед Дианой.

– …Так это все-таки ты? – шепотом спросила Калли.

– Нет, – уверенно ответила Элеттра. – Деймоса я не трогала. Но я все равно причинила ей много зла. Да и тебе, Никки и Джел тоже от меня досталось. Простите, если сможете. Скоро я за все расплачусь.

Элеттра отвела в сторону взгляд и добавила:

– Возможно, мы с тобой видимся в последний раз.

– Элеттра, ну что ты говоришь такое! Ты не одна! Ты теперь в безопасности! – уверяла Калли, пропустив мимо ушей извинения Кинг. Да и о том, что она была когда-то обижена на Элеттру, Калли уже и не помнила. Все это было незначительно по сравнению с той бедой, с которой столкнулась Кинг.

– Я буду в безопасности только тогда, когда Бронсон будет мертв. До тех пор я на волоске.

– Ты рано сдаешься, слышишь?

Элеттра попыталась улыбнуться.

– Иди домой. Тебе нужно отдохнуть. Завтра в школу.

– Ты тоже отдыхай. И не думай ни о чем плохом, договорились?

– …Постараюсь.

Калли подошла к двери и остановилась, услышав последние слова Элеттры:

– Спасибо тебе.

Только когда Калли оказалась за порогом палаты, она смогла вздохнуть полной грудью. За стеной, отгораживающей ее от Элеттры, было пролито столько слез, там столько горя и безысходности! Калли полагала, что чувства Элеттры, которые она испытывала в данную минуту, ничем не отличаются от тех, что поглощают человека, застрявшего в трясине, не имеющего возможности спастись.

– Калантия, здравствуй!

Калли осторожно повернула голову в сторону того, кто к ней обратился.

Бронсон.

– …Здравствуйте, мистер Кинг, – ответила Калли, еле-еле оторвав язык от неба.

– Как Элеттра? Ты была у нее? – Бронсон прекрасно справлялся с ролью обеспокоенного, подавленного отца. Весь запыхался, взгляд растерянный, руки прижаты к груди, тяжело вздымающейся под натиском тревоги.

– Она в порядке, но еще слишком слаба.

– Какой ужас… Барбара, наша домработница, сказала, что Элеттра упала с лестницы! Я ничего не слышал, так как находился в своем кабинете. Ты же знаешь, дом у нас огромный. Мы будто живем на разных континентах. А потом мне вдруг звонят из больницы и говорят… – В этот момент Бронсон всплакнул, а затем, прилагая огромные усилия, продолжил: – Что моя дочь едва не умерла!

– Так Элеттра упала с лестницы? – осведомилась Калли.

– Да. Видимо, голова закружилась…

– А как она тогда оказалась на улице?

Тишина… А ведь в больнице было очень шумно, но Калли не слышала ни звука. На несколько секунд ужас, который она испытала, взглянув Бронсону в его дьявольски злые глаза, заставил ее отключиться от этого мира. После Калли поняла, что Бронсон проверял ее. Он знал, что той уже все известно, Элеттра открыла ей их тайну, но полагал, что Калли, как и все, кто попал под его влияние, будет молчать и согласится с его версией, которую он нарочно громко огласил перед персоналом стационара. Калли не прошла его проверку, и теперь Бронсон едва сдерживался, чтобы не выпустить свой гнев наружу.

– Мне нужно ее увидеть!

– Нет! – резко ответила Калли, преграждая ему путь.

Откуда столько бесстрашия и силы в ней оказалось в этот момент – она сама не знала.

– Ты не пускаешь меня к собственной дочери?!

– Мистер Кинг, я же сказала, Элеттра очень слаба, поэтому не нужно сейчас беспокоить ее.

Бронсон посмотрел по сторонам. Свидетелей их разговора было полно, поэтому он не рискнул ответить Калли так, как того требовала бурлящая ярость внутри него.

– Калантия, я весьма признателен тебе за такую трогательную заботу о моей дочери, – сказал он, и оскалившись, изобразил улыбку.

После чего Бронсон поспешил удалиться. Но… Перед тем как скрыться за дверью, ведущей в приемное отделение, он обернулся и вонзился в Калли зловещим взглядом. Взглядом, предупреждающим о неизбежном возмездии.