За боем бой

Дом Ипатьева

– Послушайте, Калманов, мы не можем торчать у этого дурацкого забора целый час. Вы любопытны, как институтка. Здесь же постоянно шатаются патрули. Идемте скорее! – Высокий человек, в длинной офицерской шинели, с темными полосами от споротых погон, озирался по сторонам, поблескивая стеклами пенсне.

– Погодите, Алексей Кириллович, погодите. Он стоит спиной, но сейчас, я чувствую, должен обернуться. А кто эта черненькая девица, кокетничающая с караульным? Горничная?

– Сами вы, поручик, горничная! Это великая княжна Мария.

– Великая княжна?.. – изумился Калманов, на мгновение отрываясь от щели между досками.

– А что вы удивляетесь! Беспомощность портит царей не хуже власти.

– Алексей Кириллович, – снова припав к щели, спросил поручик. – На дереве около забора вырезан какой-то странный крест с загнутыми концами.

– Это свастика. Любимый знак императрицы.

– Императрицы?

– А вы хотите, чтобы Александра Федоровна плуг и молот на деревьях вырезала? Пойдемте скорей, кажется, сюда идут!..

– Погодите, Романов оборачивается…

– Да пойдемте же! Вы, право, как мальчишка… – Высокий грубо дернул поручика за рукав и потащил на другую сторону улицы. И вовремя, потому что к особняку подруливал автомобиль с вооруженными людьми, одетыми в кожанки.

– Не бегите! Делайте вид, что мы прогуливаемся! – зло шептал высокий на ухо поручику, который тщетно старался изобразить беспечность человека, вышедшего подышать свежим майским воздухом.

Они прошли мимо автомобиля и свернули на проспект. Вечерело. Угасал купол возвышавшейся над Екатеринбургом колокольни Вознесенской церкви.

Приехавшие люди вышли из автомобиля и скрылись за забором.

– Кто это? – уже громче спросил Калманов.

– Комиссар Голощекин.

– А-а…

– Вы его знаете?

– Нет. Но слышал, что он разагитировал нескольких наших офицеров, они заключили договор и теперь служат у красных в Уральском полку.

– Вы помните их фамилии?

– Помню.

– Напишете вечером список, он скоро пригодится… Так вы видели лицо Романова?

– Видел. Он постарел, поседел.

– Если вы сравниваете с портретами из "Нивы", то постарел он гораздо раньше: пьет, как мастеровой.

– И еще: у него глаза конченого человека.

– Не говорите вздора, его вытащат отсюда, он еще может понадобиться, хотя нужно быть полным идиотом, чтобы думать о реставрации. – Высокий сделал паузу и добавил почти мечтательно: – А какое совпадение, поручик! В Ипатьевском монастыре, в Костроме, три столетия назад началась династия Романовых и в доме купца Ипатьева, но уже на Урале, заканчивается!

Они помолчали, думая каждый о своем, шагая по городу, до краев наполненному революцией. На тумбах, заборах и стенах домов ветер трепал клочья вчерашних декретов и воззваний. Мимо шли отряды вооруженных людей.

– Вы обратили внимание, сколько в апреле было большевистских декретов об армии? – заметил высокий. – Они зашевелились…

– Я думаю, РККА никогда не станет настоящей армией…

– Оставьте эти непотребные сокращения большевикам. А о том, будет у комиссаров настоящая армия или нет, судите по тому, как они дали под зад коленом Дутову!

– Да-а, Александра Ильича…

– Давайте прекратим разговоры на улице!

– Но вы же сами…

– Оставьте!..

Так они молча, недовольно поглядывая друг на друга, шли минут десять и наконец добрались до одноэтажного, выкрашенного в голубоватый цвет купеческого домика. Высокий повернул кольцо калитки, и в этот момент их окликнули:

– Калманов!

Метрах в сорока от них стояли несколько человек, одетых в такие же длиннополые шинели и фуражки без кокард. Но одно отличие имелось: на груди были приколоты красные ленточки.

– Кто это? – тихо, почти не разжимая губ, спросил высокий.

– Прапорщик Владимирцев. Мы вместе сидели под арестом. Сейчас он служит в Уральском полку. Я вам рассказывал…

– Хорошо. Представьте меня и скажите, что на днях мы собираемся к Голощекину, чтобы заключить договор. Расспросите о вакансиях в полку… Только спокойно.

Тем временем Владимирцев торопливым шагом приблизился к ним и, улыбаясь, подал руку. У него было подвижное округлое лицо и радостно удивленные голубые глаза.

– Калманов, ей-богу, это – вы! Я так рад вас видеть! – начал прапорщик, слегка нечетко выговаривая "р". – А мы с Иваном Степановичем, уж извините, думали, вы вместе с Юсовым удрали к Дутову…

– Почему к Дутову? – побледнел поручик, забыв обо всех наставлениях.

– Мы не следопыты, чтобы искать атамана в Тургайских степях, засмеялся, спасая положение, высокий. – Викентий Семенович, познакомьте нас!

– Да-да, – спохватился Калманов. – Знакомьтесь: есаул Енборисов Алексей Кириллович… Прапорщик Владимирцев Андрей Сергеевич.

– Бывший есаул, как вы догадываетесь! – снова улыбнулся Енборисов, протягивая руку. – Кому теперь нужны казачьи офицеры, если любой унтер может назвать себя хоть фельдмаршалом.

– Я не согласен с вами, Алексей Кириллович, – возразил Владимирцев. Конечно, с большевиками можно не соглашаться, но если офицер старой армии честно идет к ним на службу, они относятся с уважением. И жалованье, знаете ли, неплохое…

– Дело не в деньгах… Просто тяжко смотреть, как гибнет без армии Россия… Мы вот с Викентием Семеновичем собираемся на днях к Голощекину. Говорят, он человек разумный. А у вас в полку, в случае чего, найдутся вакансии?

– На это я ответить не могу, так сказать, не по чину. А впрочем, давайте я познакомлю вас с Иваном Степановичем Павлищевым, нашим полковым командиром!

– С удовольствием! – радостно отозвался Енборисов, и они все вместе направились к группе военных, от которой несколько минут назад отделился улыбчивый Владимирцев.

Подошедшие представились. Павлищев, слушая складный рассказ Енборисова, приглаживал маленькие черные усики и рассматривал есаула темными внимательными глазами. На худощавом волевом лице Енборисова пенсне выглядело как-то нелепо.

– А вы почему молчите, Калманов? – неожиданно спросил поручика Павлищев. – Раньше вы были разговорчивее… По крайней мере с Юсовым.

– Не напоминайте мне это имя, господин подполковник!

– Странно, кажется, вы вместе с ним собирались к Дутову? Или я ошибаюсь? – нахмурился Павлищев.

– Иван Степанович, – вступился Владимирцев. – Что вы, право!.. Я же ведь тоже не сразу решился идти с вами. Слава богу, Калманов понял свою ошибку и не поехал вместе с Юсовым.

– Да-да, – смягчился командир полка. – Вы правильно сделали, Викентий Семенович. Я, вы знаете, не большевик, но то, что они делают сейчас, мне представляется наиболее нужным для России. Хорошо, если вы это тоже поняли.

– Пришлось объяснить! – закивал головой Енборисов, и в стеклах пенсне запрыгали огоньки. – А то ведь молодой человек не за понюх табаку, извините, жизнь погубил бы!

Офицеры еще некоторое время стояли, разговаривая, а потом, условясь встретиться в казармах Уральского полка, простились.

Енборисов и Калманов через калитку вошли в палисад и очутились в доме. Есаул зажег лампу, закурил и принялся ходить по комнате. Поручик молчал, словно провинившийся гимназист.

– Подите вы к черту, мальчишка! – взорвался наконец Енборисов. Ничего нельзя поручить, мычите как теленок. Какой вы, к дьяволу, социалист-революционер.

– Алексей Кириллович, вы же видели, Павлищев не поверил!

– Бросьте, сейчас все не без греха. И подполковник, наверное, тоже не сразу к большевикам побежал. Слушайте меня внимательно: завтра вы идете к Голощекину и проситесь в полк Павлищева, говорите, что за вас могут поручиться… Хотя бы тот же Владимирцев. Служите большевикам на совесть и ждете сигнала от меня. Никакого ребячества. До моего сигнала вы – честный военспец…

– А сколько ждать?

– Не волнуйтесь, недолго. Скоро начнется. Через четыре дня откроется в Петрограде совет партии социалистов-революционеров. Он подтвердит курс на восстание. Левые эсеры тоже долго с большевиками не уживутся: Спиридонова власть делить не захочет. Наконец, большевики сделали очень большую ошибку, что пустили чехов через Урал и Сибирь. Все складывается в нашу пользу. Я уезжаю завтра утром, Павлищеву скажите, что перед вступлением в полк решил проведать родителей, скоро вернусь. Намекните, что я всегда сочувствовал большевикам, чуть ли не член эр-ка-пэ. Кстати, где служит ваш Юсов у Дутова?

– В контрразведке.

– Очень хорошо, черкните ему несколько слов, какой-нибудь родственный лепет – если он контрразведчик, все остальное поймет сам.

Калманов сел за стол, взял бумагу, карандаш и написал: "Дорогой Юрий Николаевич! Я жив, здоров. Посылаю вам весточку с моим старшим другом Алексеем Кирилловичем Енборисовым, думаю, вы сойдетесь. Ваш Викентий Калманов. Екатеринбург. 4 мая 1918 г.".

– Прекрасно, – похвалил Енборисов. – А теперь пишите имена всех этих большевистских прихвостней. Начинайте с Павлищева…

"Уральский рабочий", 9 мая 1918 года:

"Согласно решению Совета Народных Комиссаров, бывший царь Николай Романов и его семья переведены на жительство из Тобольска в Екатеринбург и помещены в отдельном изолированном от внешнего мира помещении".