За боем бой

Дневник адъютанта 1-го Уральского полка Андрея Владимирцева

17 июля 1918 г., Белорецк

Завтра выступаем на Верхнеуральск. А пока стоим в Белорецке, куда наш отряд прибыл 16-го. По пути к станице Еманжелинской, мы встретили транспорт из Уфы и получили в свое распоряжение 90 тыс. патронов, 80 снарядов и 5 миллионов рублей. Лучше бы вместо денег было побольше боеприпасов – их приходится беречь.

Блюхер продолжает прежнюю тактику: рассылает впереди отряда агитаторов, и те возвращаются с пополнением – в основном рабочими, но есть и революционно настроенные казаки. По дороге выяснилось, что Верхнеуральск оставлен, и, изменив направление, через Кагинский и Узянский заводы мы двинулись в Белорецк – старый металлургический завод, похожий теперь на осажденную крепость. Улицы поселка запружены подводами – войска, беженцы. В заводской больнице – госпиталь. Продовольствия и боеприпасов у них тоже не хватает.

Здесь – ушедший из Троицка отряд Николая Томина и верхнеуральцы Ивана Каширина. Иван Дмитриевич не похож на старшего брата. Он ходит в хромовых сапогах, синих офицерских брюках и косоворотке, подпоясанной серебряным пояском, на котором висит кривая шашка, отделанная также серебром. Голову бреет. Его речи слушают, раскрыв рты. Его тут в наше отсутствие выбрали "главнокомандующим", и он выступил с интересным "манифестом": "Мощные духом, с верой в победу, с железной товарищеской дисциплиной мы выступаем против врагов и предателей трудового народа. Пощады никакой, борьба не на живот, а на смерть. Смело вперед!"

Здесь, в Белорецке, без нас происходили странные события. Командир Верхнеуральского отряда Пичугин и начальник Главного (никак не меньше!) военного штаба Енборисов не поладили с местным большевистским лидером Точисским, застрелили его, а большевиков посадили под арест. По их словам, большевики собирались бежать из Белорецка, прихватив деньги. Честно говоря, на комиссаров это не похоже. В конце концов арестованных освободили, но чувство у всех осталось тяжелое. Енборисова я помню еще по Екатеринбургу, нас познакомил Калманов, который, кстати, уверяет, что бывший есаул – сочувствующий, чуть ли не большевик. Сомневаюсь.

В отряде у них полный разброд. Енборисов называет дисциплину "возвращением старорежимных порядков". Я рассказал Павлищеву, Иван Степанович сам все видит и очень не доволен дурным примером верхнеуральцев, хочет поговорить с Блюхером и Николаем Кашириным.

Между прочим, здесь, в Белорецке, и отец Кашириных – такой молчаливый старичок в синей фуражке с огромным козырьком. Он хочет проделать с сыновьями весь поход.

А еще мне рассказали один забавный случай. Когда наши уходили из Верхнеуральска (оставаться не было смысла – белые стянули большие силы), комиссар финансов Сандырев вывозил ценности и, чтобы избежать погони, оставил у сейфа записку: "Знаю, что меня Каширин предаст суду, а может быть и расстреляет, но золото оставляю, потому что народ остается, а уходит небольшая кучка искателей приключений. Сам же остаться не решился, зная отношение ко мне Дутова".

Белые не стали возиться с чугунными дверьми, а выставили часовых и объявили Сандырева чуть не героем. Представляю, какие у них были физиономии, когда сейф все же открыли. В отместку насмерть забили жену комиссара.

Еще нужно сказать о Томине – он командир Троицкого отряда, казак-фронтовик. После октябрьского переворота вернулся на родину и организовал Красный казачий полк имени Степана Разина. Сам Томин ходит в кумачовой рубахе, с раненой рукой на перевязи. В отряде у него порядка гораздо больше, чем у Пичугина.

Теперь главное. Вчера в доме заводоуправляющего был совет командиров. Первым выступил Николай Каширин и предложил идти через Верхнеуральск к Екатеринбургу, он доказывал, что при приближении красных партизан насильно мобилизованные белыми казаки разбегутся по домам.

Енборисов и Пичугин вообще предложили распустить всех по домам, чтобы сохранить силы "для будущих решающих схваток с мировым капиталом", но после того как на них зашикали, присоединились к плану Николая Каширина. Блюхер же утверждал, что население станиц в большинстве настроено к Советской власти враждебно, поэтому идти нужно через рабочие районы, в направлении Красноуфимска, и там соединиться с Красной Армией. Блюхера поддержал Томин. Иван Каширин вступился за брата. Среди командиров начались споры. Тогда Блюхер нехотя согласился с предложением Кашириных, но сделал это не потому, по-моему, что его переубедили, а чтобы не вносить в отряд раскол. Томин тоже согласился идти на Верхнеуральск.

На совещании постановили разбить отряд на три подотряда: Верхнеуральский – командир Пичугин, Троицкий – командир Томин, Уральский командир Блюхер, но сначала тайным голосованием избрали главкома. Предложили Блюхера, Томина и Кашириных. Василий Константинович снял свою кандидатуру, так как его план не был принят. Иван Дмитриевич тоже снял свою кандидатуру. Выбрали Николая Каширина. Начальником главного штаба оставили Енборисова, но, по-моему, новому главкому это не понравилось.

На совещании окончательно сосчитали число бойцов вместе со вновь примкнувшими. И получается, мы сила: 4700 штыков, 1400 сабель, 46 пулеметов, 13 орудий!

Пожалуй, все… А вот еще интересный случай! Рассказал мне его Михаил Голубых – новый начальник оперотдела главного штаба. Вчера к штабу уральцев подъезжает на коне седой старичище и спрашивает у Блюхера, стоявшего на крыльце:

– Где тут штаб командующего?

– А зачем тебе штаб, дедушка?

– Молокосос! – орет старикан. – Я спрашиваю, где штаб командующего? Где командующий?

– Я и есть командующий! – пожал плечами Блюхер.

Старик сначала не поверил и даже было понес Василия Константиновича за вранье, но собравшиеся на разговор бойцы со смехом подтвердили. Тогда дед расстроился, что теперь его не возьмут в отряд. Взяли.

Еще – виделся с Гончаровой, заходил проведать наших раненых. Любопытно они выглядят: вместо бинтов, которых не хватает, используют разорванный на узкие полосы ситец (его в обозе много), поэтому люди в разноцветных повязках похожи на неких цирковых артистов. Но все это, как сказал поэт, было бы смешно, когда бы не было так грустно!

По-моему, Саша уже на меня не злится и очень смеялась, когда я рассказал про случай с дедом-добровольцем. Но глаза у нее грустные, наверное, все время думает о родителях, оставшихся в Екатеринбурге. Я ее уверяю, что город ни за что не сдадут. Кажется, она верит.

Павлищев сказал, что мы еще пожалеем, что не приняли план Блюхера. Я с ним не согласился: Каширины лучше знают Урал – они местные…