За день до нашей смерти: 208IV

Глава 8. Без имени

— Что?

Рассветное солнце слабо обжигало зрачок старика, который, опустив брови, пялился на восток. Где-то там была Оклахома — его цель, от которой он отставал всего на несколько дней. От которой он мог и вовсе не отставать, если бы не глупое решение его напарника отправится в Кав. Искусственный канал поблескивал бликами прямо в глаза — его машина уже была развёрнута к мосту. Дул лёгкий ветер, копоша полусухую траву на землях, что были за рекой. Уильям не хотел терять ни секунды, и по его взгляду было понятно: сдаваться в том споре он не собирался.

— Ты прекрасно всё слышал. Избавься от него, — крепче сжав руль до скрипа в перчатках, проговорил он. — Отдай на поручительство, выкинь на улицу, убей — мне плевать. Он с нами не едет.

— Почему?

— Потому что мы не няньки, Джеймс. Этот кусок идиота, который додумался напасть на тебя с перочинным ножиком — не наша забота. Я надеялся, что у тебя хватит ума, чтобы это понять. Или, хотя бы, времени. Ты правда думаешь, что нет ничего необычного в том, что с нами на операциях и в тяжких условиях будет подросток? Повторю: избавься от него, — голос Уильяма во время злобы звучал особенно низко и хрипло.

Мужчина посмотрел на парня, которому было явно страшно сидеть на заднем сиденье одному. Он медлил с ответом, и охотник отлично понимал, что это значит. Чем дольше затягивалась пауза — тем больше понимал. Однако полное осознание пришло в тот момент, когда Виттима, встав по-привычке по стойке смирно, выпрямился и выровнял голову:

— Этого не будет, — уверенно ответил он.

— Повтори.

— Я сказал: этого не будет. Я его не оставлю.

Старик громко выдохнул. «Сколько же прошло с того времени, как я оказался здесь? Два дня? Да, кажется. Это — третий. Или нет? Я пришёл в Стилуотер, напился, вырубился… А сколько пролежал без сознания? Было же утро, когда я проснулся, так ведь? Да, было. Но было ли то первое утро? Голод одолевает. Довольно сильно. Второе? А ещё полтора дня в этом чёртовом городе… Ну, нет… Не буду я терпеть эти слащавые уговоры. Я ведь давал ему время решить проблему. Простую, мать его проблему. Но нет…» Дверь машины со скрипом открылась. Он вышел из авто и молча пошёл в сторону Джеймса, который медленно попятился назад. Открылась задняя дверь. Пацан, на котором, как успел заметить Хантер, была новая одежда, даже не сопротивлялся — он одним рывком вытащил его, держа за плечи кофты и выкинул вперёд себя — к своему напарнику.

— Тогда ты остаешься здесь и выбираешься вместе с ним так, как ты хочешь.

— Я!.. Ты не сделаешь этого.

— А ты правда хочешь проверить? — он оскалился — меньшее из того, что он любил — когда его проверяли «на прочность» подобным образом. — Меньше, чем через час, город наверняка оцепят. Ещё бы — были убиты двое представителей местного закона, а третий находится в чрезвычайно тяжелом состоянии, если ещё не умер… Плюс смерть «простых гражданских», разумеется. И если третий скончается быстрее, чем успеет рассказать, что произошло — ты труп.

— Прекрати, — тот уже начал понимать, к чему идёт разговор.

— Вместе с ним, — Уилл кивнул в сторону мальчика, поправляющего чёрную тёплую кофту с капюшоном. — Очевидно: в город приходит наёмник и случается убийство — здешние люди вряд ли оценят такой жест, а насчёт виновности твоей или её отсутствия даже думать не станут. Кстати, о их жестах дружелюбия, уверен, ты знаешь меньше моего, раз поехал сюда — давай я тебе расскажу подробнее…

— Остановись — я понял тебя.

— Зная то, как они относятся к своим же, — он проигнорировал просьбу и, достав нож, крутил его между пальцами, — сначала они возьмутся за тебя. Потащат в какую-нибудь тёмную комнату и начнут медленно украшать твою кожу резными узорами, лишат ногтей на пальцах, — нож скользил по ногтям, резкими движениями изображая рывок, — на ногах. А потом и самих пальцев. Фаланга за фалангой. Тупым, как ты сам, лезвием или и вовсе отобьют чем-нибудь тяжёлым. И всё это на его глазах, — фигура мальчика, на которую наёмник даже не обращал внимания, вжалась в спину Джеймса.

— Хватит, сука!

— Но не это самое худшее. Хуже всего, что они сделают всё это с ним. А ты будешь смотреть. Палец за пальцем, зуб за зубом. Они будут стягивать миллиметры кожи с него только ради того, чтобы добавить немного смолы и вернуть её обратно. А ты будешь скованным, — расстояние между двумя мужчинами сокращалось, — жалким щенком, каким был два года назад. Будешь молить их остановиться, умолять сделать это с тобой, лишь бы не трогали его. Но, поверь, они и так сделают это с тобой… А потом… Ха-ха-ха. А потом…

Не успел Уильям и опомниться, как Джеймс размашистым ударом в щёку с левой руки повалил его на одно колено. По челюсти прошлась лёгкая волна боли и тут же отозвалась полным онемением зубов. Не поднимая взгляда, он провёл двумя пальцами по краешку губ с правой стороны. Кровь — конечно, кровь. Выплюнув красноватую слюну, он быстрейшим движением нанёс апперкот своему напарнику, который стоял, склонившись над ним. Тело повалилось на багажник авто, но вовремя ухватилось рукой, лишь ногами запутавшись у грязной земли. Наступило затишье. Наёмник, убедившись, что все зубы целы, с трудом пытался подняться на ноги — приходилось руками отталкиваться от земли, потому что вестибулярный аппарат никак не хотел приходить в чувства. И только в тот момент он заметил, что на пацане действительно была новая одежда — старая рыбацкая жилетка и потёртые брюки сменились однотонной чёрной кофтой, которая точно не подходила для зимы, и серыми, отдаленно похожими на джинсы, штанами. На ногах же красовались кустарные ботинки бледно-чёрного оттенка, грубо сшитые из кусков ткани и кожи, но с чрезвычайно прочной подошвой — минимум красоты, максимум практичности.

— Эй, а давай изобьем его?

Тёмная фигура из мыслей Хантера появилась прямо рядом с Джеймсом. Её голос стал куда более хриплым и глухим. Она, насколько помнил бывший пилигрим, редко предлагала достойные идеи… И волосы её тоже стали белыми.

— Давай же, старик. Несколько точных ударов и всё — закинули его в машину, поехали. Он простит. Как и в тот день, с его отрядом. Помнишь эти крокодильи слёзы? — она села на колени и смотрела Виттиме прямо в глаза. — Большие капли солёной воды стекали по этим щекам. Кажется, он хотел умереть ровно так же, как и ты много раз до этого. Но твоё желание ведь сильнее, верно? Чувствуешь всю ту тяжесть и кислоту в груди и горле, если снова упустишь свою возможность? — мрачная тень подошла впритык к Хантеру и коснулась его сердца; глаз у неё всё же не было. — Решайся, старый. Этот пацан будет обузой, ты знаешь это.

Уильям Хантер нахмурил брови и посмотрел своему оппоненту прямо в глаза — нужно было гнать эти мысли, пока они не заняли в его голове главенствующее место. «Нет, — думал он. — Нет».

— Сказал же — хватит, — едва проговорил Джеймс, держась за челюсть.

— Я лишь хотел, чтобы ты понял всю картину.

— Да я уж давно, блять, понял! Но меня то ты за что?

— За то, что ты, сволочь, поехал в Кав-Сити за какими-то тряпками, даже не зная, что со мной. «Я догоню», — вовсе не значит, что догоню аж до этого треклятого города. Я мог прийти раненым. Мог не прийти вовсе. Каждая секунда была счету, а ты решил изображать из себя молодую мать. Отличная работа, напарник, — он протянул руку Джею, который всё ещё не мог подняться с колен.

— Ну… Ты же неплохо справился, — руки с громким хлопком сцепились в замок. — Сумел покрасить волосы и найти машину, — Уильям не оценил этого сарказма. — Единственное, что я вынес из твоей речи — мальчика нельзя оставлять здесь. Он ведёт ко мне, так или иначе. А значит — ведёт к нам. Его схватят и нас станут искать за пределами города, назначив цену за голову. Ты ведь хорошо запомнил наши лица, верно? — мужчина обратился к парню, тот неуверенно кивнул. — Видишь.

В голове Уильяма «Из Джонсборо» Хантера пронеслась лишь одна простая мысль: «Блять» — кажется, его козырь сыграл против него же самого. Но, как и во многих других ситуациях, он не был намерен сдаваться так легко:

— Тогда в чём твой план?

— Какой план?

— Я не отрицаю твоих слов, но и не отказываюсь от своих: в кратчайшее время ты должен избавиться от него или ты остаёшься с ним и крутишься так, как знаешь. В чём твой план?

— Хан…

— Здесь не будет второго варианта. Не сегодня и не сейчас. Тогда, когда я давал тебе выбор, ты решил остаться со мной. И сегодня я напоминаю тебе об этом решении. Ты — мой напарник, и ты мне нужен. Мы направляемся обратно в Оклахому, а он должен исчезнуть. Если всё пройдёт удачно — я снова дам тебе этот выбор и не буду судить, чтобы ты не выбрал. В чём твой план?

— Ну… Я… А что, если отдать его военным? — в голове мужчины словно наступило прозрение, Уильям театрально покосил голову в сомнении. — Да, точно! У них же мало людей, а этот генералишка наверняка захочет видеть ещё одного перспективного рекрута!

— Не уверен, что это так. Если нас не пристрелят по возвращению — будет уже отлично.

— Ну… Но попытаться же стоит. Это ближайшее место, если ты направляешься на юг. В домике в Стилуотере еды нет — только выпивка, да и я бы там его не оставил…

— Выпивки тоже нет. И от дома мало что осталось.

Виттима не без удивления косился на старика — кажется, он вспомнил, при каких случаях они условились пить то, что прятали.

— Ты обязан будешь рассказать мне всё, что произошло за эти пару дней. Но сначала: к чему такая спешка?

— В одном ты точно прав — когда-нибудь я буду обязан тебе это рассказать. Когда-нибудь, — между диалогом повисла тишина, большинство вопросов сменялось новыми, а ответов всё не приходило.

— Так что… ты согласен его оставить?

— В машину.

— Согласен?

— В машину, — более сурово потребовал Хантер, не желая давать прямой ответ.

Старик из Джонсборо быстро завёл автомобиль и ринулся через мост. Утро встречало троих людей приятной прохладой и свежим воздухом после очередного подобия дождя. Проезжая под искусственной рекой, Уильям лишь подумал о том, до какой ширины ссыхался тот водоём в период засушливого лета. «Вот уж точно — непрочные стены». Мост в зеркале заднего вида медленно поднимался и, вместе с тем же, исчезал из виду. Наёмник думал о том, что подымай их машина слои пыли, скрыться было бы куда сложнее, но нет — бледно-синий и местами ржавый мустанг с большой лёгкостью расталкивал колёсами слои мокрой земли и грязи, смешавшиеся в период дождей. Ещё раз взглянув в зеркало заднего вида, он перевёл внимание на приборную панель.

— Что за?.. У нас нет топлива.

— Что?!

— У нас нет топлива, — более уверенно повторил он. — Протянем до Понка-сити — не дальше. Придётся идти пешком.

— Ты приехал в «жалкое подобие цивилизации» и не заправился?

— Приезжал я с полным баком. Чёртовы стражники, чёртовы люди, чёртов город, чёртовы…

Двигатель автомобиля заглох — транспортное средство медленно рассекало по земле на холостых оборотах, пока воидтель, сидевший у руля, покрывал благими словами весь белый свет.

— Дальше — пешком. Идти будем долго, так что предлагаю поесть прямо сейчас, — он привычным движением расстегнул свой рюкзак и обнаружил, что запасов, которые они с Джеймсом набрали в Оклахоме, недостаёт. — Скажи… из чьего кармана ты платил, когда покупал одежду?

— Из обоих — моего не хватило, — ответил тот после короткого молчания.

— Уверен, тебе будет очень обидно, — в Виттиму прилетели две небольших банки тушёнки, — когда военные, забрав его на авианосец, в целях дезинфекции просто сожгут это всё к чертям, а пепел развеют по океану, даже несмотря на то, что паразит не просачивается в одежду, — напарник молчал в ответ. — Учись думать наперёд. Как щека?

— Жить буду, — он провёл языком по свежему шву на правой стороне лица. — Давай есть, пока за нами хвост не увязался.

Вареное мясо медленно таяло на зубах, пока желейная масса из сока и жира превращалась просто в воду. Ели в тишине. Уильям из Джонсборо привык к тому вкусу, но никогда его не любил — всё, что продолжается систематически, рано или поздно перестаёт приносить удовольствие. Хотя проблема на тот момент была даже не в еде — настоящим испытанием было найти нормальную воду, чистую, без привкуса земли или металла, который попадался почти во всей воде. Такая, обычно, водилась в местах скопления людей — кустарные фильтры делали своё дело, но нести с собой запас такой было невыгодно — тяжело, а за сим во фляге наёмника всегда было небольшое противодействие грязи, которое время от времени приходилось заменять — грубо обрезанный слой плотной ткани, который не пропускал лишь самые явные огрехи. Полезно — возможно, отвратительно на вкус — несомненно. Он высоко запрокинул голову, в очередной раз стараясь не думать о вкусе жидкости, и увидел в отражении зеркала, как его нежелательный попутчик морщился от вкуса мяса, немного подрагивая всем телом.

— Что, не люкс? — спросил он у парня, потирая губы, в ответ звучала лишь тишина. — Он вообще говорит?

— Редко. Больше слушает. И то — это со мной. Ты для него знаком лишь из пары строк, в которых я тебя упоминал.

— Рассказывал обо мне?

— Да. Нужно же было ему сказать, в конце концов, кто его вырубил.

В тот момент старик впервые вгляделся в лицо парня: худощавое, не отточенное до конца половым развитием, угловатое и чистое оно обладало широкими скулами и ровными щеками, которые слегка выпирали у линии губ. Дуговые, почти блестящие каштановые волосы, торчащие из-под всё ещё надетого капюшона, едва доходили до глаз и были расчёсаны по обе стороны ото лба — судя по длинным вискам, их просто не стригли и, вдобавок, не брили — на едва выступающем подбородке также где не где да виднелись темноватые участки. Но интереснее всего были глаза — светло-серые, идеально серые, без каких-либо переливов оттенка зелёного или голубого — испуганный туман, который глядел на Хантера из-под поднятых и в меру редких бровей. В них было пусто — абсолютно ничего, словно только что кто-то украл картину из галереи, оставив голую стену, и это не вызывало ни доверия, ни привязанности.

— А имя-то у «него» есть? — не сводя взгляда, спросил Уильям.

— Нет, — ответил за мальчика Джеймс, разрывая тишину. — Он без имени. По крайней мере, он его не назвал.

— Никто, стало быть? — тот оскалился. — Хм… А как тебе такое имя — «Никто»? Ха-ха-ха-ха, — Уилл рассмеялся, заметив, как глаза открываются ещё шире. — Нет, конечно же, нет, — его голос снова сделался низким и серьёзным. — Для меня ты так и будешь — Мальчик, Пацан. Не вижу я в твоём взгляде ничего, что заслуживало бы имя. И вряд ли стану больше искать.

— Хан…

— Да будет так, — отрезал он. — Называй его таким именем, каким тебе захочется, но я своего решения не изменю — ни к чему привязываться. Выходим? Выходим. До Оклахомы идти больше дня — мы у самого Понка-Сити, так что я предлагаю сделать остановки — одну у Перри — всё равно где, а вторую… Есть одно небольшое местечко у Сью-ар-да, — читал по слогам из карты странное название старик, — которое я считаю безопасным. По крайней мере, оно было таковым несколько дней назад. Выдвигаемся, Пацан, — театральным движением он задрал воротник плаща и поправил рубаху. — Советую тебе не снимать капюшон, если додумаешься — скоро станет довольно холодно.

Трое мужчин покинули заглохший автомобиль и выдвинулись в дорогу. Их путь лежал через город, который, в своё время, поплёлся на коленях к территории Кав — Понка-Сити. Первое время, жители того места казались самодостаточными — проще простого было спасти свою жизнь, когда ей угрожало что-то постижимое или более-менее знакомое. В тот момент, когда три пары ног ступили на территорию города, Уильям «Из Джонсборо» Хантер вспоминал радиоэфиры, вечно вещавшие в первые несколько лет — те самые, которые слушал лишь его отец, выгоняя мальчика в соседние помещения бункера, но любопытство всё равно брало своё — он украдкой пробирался к углу дверей и вслушивался в монотонные речи. «Как же там говорилось?» — воспоминания всё не хотели идти в голову, когда перед глазами открывались полуразрушенные, оголённые всему миру их же владельцами, дома.

«Они умирают очень быстро… Я вижу их из собственного окна — отчаянных, кашляющих и блюющих собственной кровью… Я боюсь… Маски не помогают… Заразность… Это как грёбаная простуда. Говорили мне — делай прививки…»

Огромный, в сравнении со всеми окружающими, город-призрак, из которого жители ближайших маленьких поселений вытягивали всё, что могло им пригодиться — мебель, электронику, одежду — приветствовал немой тишиной. Лишь лёгкий ветер развивал засохшие кусты да деревья. На улицах властвовали пластик и ржавчина, покрывая собою дороги — трава и мох, как ни странно, обходили то место, предпочитая не столь отдалённые леса и степи, превращая Понка-Сити в забытый памятник человечеству, если не могилу. Шли они молча — старались не тревожить призраков прошлого и теней, которые, казалось, наблюдают за ними из-за каждого угла, смотрят из билбордов вечными улыбками и отзываются лёгким беспечным хохотом в парках и зонах отдыха. Да, обычно Хантер предпочёл бы ходить ночью, но что-то ему подсказывало — что-то, преследующее своим образом ещё с Синего домика у Роки-Байу, что ночи скоро перестанут быть такими безопасными, если не исчезнут с графика выживания насовсем. Вдали взмыла стая птиц, перепуганная шумом — обвалился какой-то из домов. Убийственная сила времени и вандализма хоронила цивилизации так, как умела — выжидала. Кирпич превращался в труху, металлы ржавели, краска облезала. Треснутые бордюры у асфальтированных дорожек наводили грусть даже на окраине города — компания не стала двигаться через центр. Обветшалые одноэтажные домики, разбухшие от сырости и влаги в стенах; свободно рассекающие по трассе гнилые листья, не успевшие ещё превратиться в перегной — то был худший момент года для знакомства с каким-либо местом в тех климатических широтах.

«Сегодня я видел женщину, которая ломилась ко мне в дверь. Кажется, она услышала мой эфир — кричала что-то о том, что я глупец, раз решил пропагандировать людям изоляцию и консервацию помещений. Я не открыл — разумно, казалось бы, но потом она… Она вывернула весь свой желудок буквально мне на порог. Не хочу выходить и убирать это. Не хочу вообще выходить…»

Некоторые машины, казалось, сдались под дождями ещё в первые годы — они погрязали в землю настолько глубоко, что от некоторых оставалась лишь крыша, напоминающая миру о том, что всё вернётся к земле рано или поздно. Солнце взошло в зенит — стало, хотя бы, не холодно.

«Три года после начала этого… Этого. Люди умирают всё реже, всё медленнее. Связался с Южной Мексикой — там, если верить, заражены вообще почти все, но умирают люди очень редко, в то время, как в Оттаве, дохнет каждый второй. В чём же дело?»

Город всякий раз пытался доказать мужчинам свою жизнеспособность — вплоть до границы их преследовали слабые хрипы, стоны, рыки. Некоторые одинокие ходячие, чье состояние тела оставляло лишь сожалеть, даже пытались идти за ними. Ползти. Старик не обращал на это внимания, мужчина изредка оглядывался, чтобы оценить дальность вероятного противника до себя, а парень лишь испуганно держался последних и вздрагивал всякий раз, когда то место пыталось говорить с живыми на своём языке. Уже скоро Понка-Сити оказался за спиной. Переход давался очень медленно — прострелянная нога уставала и начинала ныть куда быстрее, чем здоровая. Да и сам Уилл не хотел, чтобы шов на месте выстрела разошёлся — было бы только больше мороки. Впрочем, даже с такой скоростью он шёл на уровне скорости Мальчика, чей шаг точно не был размашистым.

«Они всё равно умирают. Месяц-другой. Год, для некоторых. Те же симптомы, пускай и очень редко. Кто-то становится… Не знаю… Агрессивнее? Уже вторую неделю подряд кто-то настойчиво бьет в мою дверь. Совпадение? Вряд ли — голоса разные… Я их расслышал — они ничего не хотят. Не требуют… Просто. кричат… Трудно выходить из своего убежища — всё труднее и труднее… Кажется, я в окружении».

Бесконечные, когда-то степи, всё более часто превращались в обильные леса из простых лесополос — бесконтрольная природа ловко возвращалась на места своего порабощения и снова устраивала прекраснейший беспорядок, называемый «природной системой». Поле за полем, дорога за дорогой… Старик выбрал для себя держаться железнодорожных путей — это был самый простой и безопасный способ, чтобы дойти до места, не сбившись с направления — не асфальтированные тропы очень быстро заросли, а асфальтированные часто представляли собою опасность в виде случайных людей — всё ещё опаснейших существ на планете.

«Кажется, это новый симптом болезни — бешенство. Это же бешенство?.. Люди начали медленно сходить с ума — все те, кто раньше плевался кровью, теперь брызжут слюной. И… Я не знаю, как это объяснить… Они сильные. Я впервые вижу, чтобы одна хрупкая женщина парой ударов оставила на моей двери вмятины… На железной, блин, двери… Взглянул в глазок — даже её белки были красными — кровь колотилась в ней, как в центрифуге… Чёрт, теперь и умирать стрёмно».

Солт-Форк Арканзас — единственная река до их первой остановки — разлилась куда сильнее прежнего. Уильям попросил минуту, ссылаясь на боль в ноге и осел на рельсах, вдыхая запах реки. Свежо. Поток воды стремительно двигался из точки А в точку Б, одаряя своими мелкими брызгами всех тех, кто осмелится подойти хоть немного ближе к той удивительной силе. Так прошло несколько минут. Небольшое селение с необычным именем Марленд встретило их не слишком дружелюбно — отдаленным гулом выстрелов. Кажется, очередной лагерь людей терпел осаду от мертвых или им подобных. С одной стороны, наёмник отчётливо понимал, что мешает таким выжившим уйти от старых городов и домов, а с другой… «Наверное, это больно — каждый день смотреть на то, кем ты был и осознавать, как низко пал. Наверное».

«Я проснулась от нечеловеческих криков — какая-то группа полосовала человека прямо у меня под окнами. Они знали, что я здесь? Нет… Надеюсь. Но они всё ещё тусуются в округе… И этот человек… Он жив. Как? Единственное, что у него осталось — левая рука… Кажется, он пытается поцарапать ею кого-то…»

У путей лежал опрокинувшийся состав. В нём были труха и чьи-то кости — кажется, очередная голубая мечта «о поезде, что беспрепятственно колесит по стране» оборвалась именно там. Чьи-то кости меньше, чем у других — дети. Да, Новый Мир не жалел людей уже с пелёнок. «Странно, что собаки не растащили… Если и эти остались». Чуть дальше лежало Ред-Рок — ещё одно маленькое поселение, чье достояние — школа, самая большая могила из всех в том месте. Вряд ли люди могли бы предвидеть, что один из детей болен. Вряд ли кто-то вообще хотел думать именно на своё чадо. Почему? Всё из-за холодных чисел и простой математики.

«Шесть дней. Раньше большинство умирало за шесть дней после проявления симптомов. Внутреннее кровотечение, приводящее к смерти, отказ лёгких — так себе зрелище и внешне, и при препарировании. Потом кто-то прожил месяц, кто-то — полгода… И чем дольше жили, тем злее становились. Потом кто-то просто перестал кашлять. Излечился? Вряд ли. Но что-то произошло… Думаю, это из-за силы организма — естественной сопротивляемости и иммунитета, потому что ни один ребёнок не выжил, а вот подросток — ещё как. А теперь… Теперь, чтобы убить этих тварей, которые ломятся к моей тетё, понадобится куда больше времени, чем шесть дней. Но мы же семья, в конце-концов… Пожелайте удачи».

Степи. Степи за степями, за которыми видно лишь степь — тот, кто говорил о романтике дороги, явно не преодолевал большие расстояния пешком и в тишине. Наедине с мыслями, путь, конечно, казался короче, но вот было легче ли от того? Многим, как понимали и старый, и молодой охотник, думать не хотелось вовсе не от того, что не умели…

Блэк-Баэр — десятиметровая речушка прямо перед Пэрри. Нет, они не стали останавливаться — не было желания смотреть на вечно коричневый поток воды. Странно, не правда ли? Как человеку нравится одно явление, но отторгает точно такое же? Возможно, дело в масштабе. Возможно, дело во вкусах и предпочтениях. Но точно было ясно одно: тот маленький поток воды не ждёт история о Гадком Утёнке — он навсегда будет настолько привлекательным и отвратительным, каким был изначально. Дорога до Пэрри заняла куда больше, чем предполагалось — восемнадцать часов вместо двенадцати. На нервы не было сил — мужчины прошли ещё один ориентир, едва передвигая ногами, и пытались не смотреть в его сторону. Не получилось. Те же разрушенные дома, те же остатки от трупов, те же голодные собаки, которые всё ещё помнят, кто такой человек, или, хотя бы, чуют ту кровь, которой от него пахнет за долгие мили — люди пали, но не так низко, чтобы перестать быть монстрами для остальной цепи. Расступись, мир, человек идёт.

«Они стали нападать массово — стаями. Мы поймали одного такого. Вроде в сознании, а вроде — нет. Что-то бормотал, брыкался… Пристрелили быстро — как только перешёл на крик… Я убил человека? Не знаю. Я не уверен… Кажется, что-то происходит…»

— Дальше я не пойду. Остановимся там, — Уильям кинул рукой на небольшой домик у Литтл-Мун роад, сразу за Пэрри.

— Почему? — саркастично спросил Джеймс. — Ноги не держат?

— Ночь, — коротко, но серьезно ответил он. — Ночь переждём здесь.

— Раньше, помнится, ты любил ночное время?

— Раньше. Сейчас говорю: ждём. Верь на слово, пока нет доказательств.

— Сдаётся мне, я уже почти восемьдесят километров только и делаю, что верю на слово.

Сон окутал очень быстро — пускай наёмник и старался не подавать виду, но усталость брала его в клешни сильной и крепкой хваткой — не пошевелиться. Не было ни снов, ни видений, ни даже образов — просто темнота, от мысли о которой шли мурашки. Утро. Проспал. Конечно же, он проспал. И не выспался — мысли ходили ходуном, ходуном ходило тело, но желание в кой-то веки нормально почистить зубы, так как Джеймс прихватил из города зубную пасту со щёткой, брало верх. Бодрит. Снова стало свежо, хотя и усталость всё ещё была рядом, всё ещё держала. Однако… кому жаловаться, если плохо всем одинаково? Они выдвинулись. Ноги отдавали при каждом шаге легким онемением — привычный эффект для закаленных мужчин, и повод для жалоб парню, который, к счастью, всё ещё избегал лишних разговоров. Перед сном Хантер даже слышал, как Пацан шептал о чём-то Джеймсу. О чём именно? Неизвестно. Да и не его то было дело.

«Они перестали кричать… Кто-то из них. Им было больно? Наверное — никогда не слышала, чтобы человек мог так драть глотку за просто так. Теперь кто-то из них молчит — бродит с пустым взглядом по улице, пытаясь не уронить челюсть на пол, из которой вечно течёт слюна… Что-то не так с их оттенком кожи. У тех, кто кричал — он больше похож на бледно-красный, а у этих… зеленоватый, что ли?»

Кажется, в бескрайних полях всегда можно было найти что-то своё — зрение улавливало причудливые символы, которые меняли свой образ с каждой секундой. Диковинные, странные, порою страшные. Но это, чаще всего, оказывались просто деревья — реальность всегда была немного скучнее, даже если фантазия предвещала опасность.

Следующим ориентиром был Орландо, и он не справился с той ролью — городок зарос зеленью по самые верхушки маленьких домиков. Проходя прямо через арку деревьев было чрезвычайно трудно заметить, что где-то там, за временем и природой, есть маленькое напоминание о человеке. Единственное, что уловил Мальчик краем глаза — диспетчерскую будку. Так что когда Орландо не оказалось на горизонте даже через несколько часов, мужчины решили, что та будка, которую они видели — это и был когда-то заселённый людьми город. Малхолл, который показался спустя несколько часов, не представлял из себя ничего выдающегося — просто пустырь. Ни домов, ни даже почтовых ящиков. Почему? Кто его знает. Часто случалось такое, что люди, пытаясь отстраивать себе новое жилье, полностью сносили старое — просто, чтобы забыть или забыться о когда-то цивилизации. А, быть может, это был баллистический удар, которые наносили по очагам заражения — на войне все средства были хороши.

«Сегодня я убил одного из них с помощью охотничьего ружья. Они практически бессмертны. Я стрелял в ногу, когда он побежал на меня, но тот даже глазом не повёл. Руки, почки, таз… Помог лишь выстрел в голову — череп разлетелся на куски, и Это упало на землю. Всё же… как в том фильме, верно? «Стреляй в голову»? Это и есть конец для всех нас? Наверное, да. Люди подписали себе приговор».

Скелтон-Крик — ещё одна речушка и место, чтобы пополнить запасы воды. По крайней мере, в ней не было трупов. По крайней мере, не было на первый взгляд. Однако перебирать было нельзя. Симаррон — у главной дороги мигрировала стая, у которой как раз было время кормёжки. Пожалуй, это было тем, на что не стоило смотреть — если группа бродячих мёртвых голодала до предела, она просто останавливалась и начинала есть всё: траву, насекомых, себе подобных — слабейшие кормят сильнейших, редкие животные, которым не посчастливилось попасться такому сброду, разрываются на сотни и десятки мелких кусочков, а с земли слизывается даже кровь, но, что куда страннее, такую процедуру выполняют все — от самых свежих и до тех, у кого уже несколько месяцев не функционировал желудок, лишь раздувая их тело вширь. Да, на это действительно не стоило смотреть.

Следующим был Гатри — дни, как и городки, пролетают мимо глаз один за другим. Солнце вставало, поднималось, садилось — в рутине время либо замедляется, либо летит незаметно для всех. В тот день случилось второе.

«Голова — не слабое место. Сегодня моя подруга вонзила нож прямо в центр лба одной из таких тварей. После недолгой паузы, эта хрень поднялась с земли и продолжила бежать за нами. Меня зацепило — едва чувствую руку. К счастью, моя девочка додумалась выстрелить. Сердце… Кто бы мог подумать, верно? Мало того, что его разбивают нам, когда мы видим в толпе Этих знакомые лица, так ещё и нужно будет разбивать их самому… Помните, друзья: цельтесь в сердце, не в голову… Кх-кх… Так надежнее. Если уж вы решили мстить этому миру за всё отнятое — мстите наповал. Прощайте».

— Странно… — сказал Джеймс, свесив ноги с вагона. — Зачем кому-то писать фразу «Жди» на дереве? Кого ждать? Второго пришествия?

— Не знаю… — отнекивался Хантер. — Не знаю.

— А почему именно это место? Ты же пришёл в Стилуотер, верно? Почему остановился здесь?

— Организм не особо разбирался куда идти — дыра в ноге и потеря крови были приоритетнее.

— Понятно… — потянул тот с небольшим стыдом. — Нет! Не понятно. Как тогда дошёл до Стилуотера, если упал здесь?

— Потому что этот же организм оказался надежнее, чем некоторые люди, — старик многозначительно посмотрел на Виттиму и прервал этим серию пугающих его вопросов.

— «Надёжнее», — ворчал про себя парень. — Откуда же мне знать то было?.. Ещё и военных зачем-то приплёл. «Надёжнее»…

— Каких военных?

— Память отшибло. Вон — на дереве: «Военные. ОК»,

Старый охотник пулей пролетел мимо напарника к дереву — да, на старой надписи, которая, как он помнил, была явно написана идеально, слабо было выцарапано небольшое дополнение. Теперь фраза имела совсем друг смысл, пускай и посылалась к одному и тому же старику: «Жди. Военные. ОК (Оклахома)».

— Так… что это всё-так значит?

— Я… Уже — ничего. Я жив, всё нормально, — мужчина безразлично пожал плечами и развернулся к Хантеру спиной, направляясь в вагон. — Джеймс! — вдруг окликнул его тот. — Завтра не должно быть никаких оправданий. Завтра мы придём в Оклахому и нас снова станет двое. Понимаешь?

— Понимаю, — тихо ответил Виттима. — Как скажешь.

Компания отходила ко сну. Закрыв двери вагона, Уильям «Из Джонсборо» Хантер накрыл себя своим плащом и медленно начал отходить ко сну — в его голове никак не укладывалось то, что завтра, быть может, он вполне сорвёт джекпот всей его жизни вообще — трудно было пережить ночь, думая в таком ключе. Но усталость опять брала своё. Неужели это будет первый день за много лет, когда звезда, которую зовут Солнцем, не заберёт ничего, а даст? Быть может. Но это завтра. Завтра…

Ночь. Час и тридцать две минуты как настал следующий день. Сон, словно подлый предатель, оставил в самый ответственный момент и решил не возвращаться. Старик сидел у пробитой им же стены вагона и наблюдал за тем, как на дереве с надписью колышется листва, мирно покачиваемая ветром. Осенний ночной холод на время не давал мозгу отключиться, даже если тот и попытался бы. В темноте лес казался живым и огромным существом, которое раскинуло свои ветви на целые километры и только ждало, пока кто-то проникнет в него глубже, чтобы поглотить целиком, вместе с мыслями. Взор стеклом остановился на резных буквах и замер, словно замороженный — один из тех типов взглядов, которые смотрят в пустоту даже тогда, когда обращены на тебя. Мирный шелест природы изредка прерывался падающими ветками и отдалёнными криками ночных птиц.

«Почему не пошла со мной, если теперь ждёт? Она ведь могла просто исчезнуть. Нелогично… И что ей двигало, когда предложила пойти с ними? Просто желание спасти меня? Привести туда, где мне «найдётся местечко»? Но зачем? Искренняя доброта мертва — у всего есть своя выгода».

— Тратишь драгоценные часы сна на то, чтобы ворошить воду в океане? — тень, возникшая из угла вагона, села рядом с наёмником.

— Скорее, пытаюсь понять. Скажи?.. — около вагона послышались невнятные хрусты; Уильям тут же поднял голову и навёлся на дыру, а его собеседник лишь молча наблюдал.

— А как ты сам думаешь, что это? — упреждая вопрос, спросил силуэт.

— Не знаю… Я не идиот — не верю ни в любовь с первого взгляда, ни в доброту и ни в самоотдачу — оттого только больше путаюсь. У меня всё просто — я ей должен. А она… В моём случае, это считать это чем угодно — желанием отблагодарить за спасение, мимолётной привязанностью, чувством незавершённости — у меня полно причин, но… — взгляд снова остановился на надписи. — Зачем это ей?

— В самоотдачу не веришь, потому что сам никогда не проявлял? — кивок послужил ответом. — Ха…

— Что смешного?

— Если ты нашёл целых три причины для неё за несколько секунд, то почему бы ей не найти для тебя хотя бы одну? Тем более, если дело только в выгоде.

— Не всё так просто… — в ответ снова раздался смех. — Да-да-да, ты же сейчас скажешь — что…

— Я бы действовал, а не искал оправдания. Тем более, если ты так боишься не отдать свои долги.

— Дело даже не в страхе. То есть… Да — нужно хотя бы отдать им должное, но… Даже не то, чтобы нужно. Я просто хочу этого. Хочу, чтобы, когда я сдох, после меня осталось хоть что-то хорошее. Хочу умирать с чувством выполненного долга, а не той херни, что есть сейчас, но, в то же время, не могу ни успокоится, ни поверить в то, что вся эта доблесть была безвозмездной…

— А почему бы не делать, что хочешь, если жизнь — это смертный приговор в рассрочку, а ты как никогда близок к последней своей выплате? Именно.

Он ничего не сказал в ответ, и та тишина была почти самым громким согласием в его жизни. Уже через десять минут рука машинально упала на лоб от усталости, а в голове крутилась всего одна мысль: «Нужно завязывать с этим. Просто решить этот вопрос, пока не стало слишком поздно». Холод медленно окутывал конечности и, давя на веки, погружал в глубокий сон. Уже там, в пелене мечтаний и планов, послышался шелест полей…

* * *

— Куда мы идём? — немного высоковатый голос парня рассеивал ночную тишину.

— В безопасное место, — высокая фигура отвечала коротко и не сбавляла темп.

— А почему всё время ходим ночью? Холодно становится.

— Не задавай глупых вопросов. Одежда из Кав-Сити должна греть тебя достаточно, чтобы ты не жаловался.

— А почему мы не задержались в Кав? Там ведь безопасно? — тишь рассекалась лишь шумом полей с бурьяном. — Эй! Знаешь, мне бы не помешал глупый ответ.

— Не наглей. Ты действительно не знаешь, почему проще ходить ночью, или дурака клеишь, потому что устал? — абсолютно серьёзно спросил мужчина, парень какое-то время молчал. — Предупреждаю: не смей мне лгать, иначе дальше пойдёшь один.

— И то, и другое. Я и не знаю, и чувствую, что долго идти не смогу.

Не ответив ничего, высокий и крепкий силуэт лишь поправил лямки своего рюкзака и молча продолжил идти по направлению к западу. Небольшой посёлок Кав остался за спиной путников часы назад. Тогда Лм ещё не знал, что в то время в том селении бушевали две вещи: самосуд и лихорадка. Впрочем, десятилетия так и не искоренили первое. Бледная ночь полностью накрыла летнюю землю, ярко освещая ещё не сильно заросшие деревьями поля и дороги. Странно, но за недели — именно столько занял путь от Хоупа до Кав, ни спасённый, ни спаситель не говорили по-человечески — бледная тень в чёрном плаще редко снимала маску, а ещё реже — говорила из-за неё что-нибудь.

— Так почему мы идём ночью? — в ответ ничего не раздалось. — Почему?!

— Потому что… Эх… Не могу поверить, что действительно столь глуп. Потому что если мы пойдём днём, то не пройдёт и часа, как ты услышишь, — не оборачиваясь, ответил тот.

— Услышу что?

— Никогда не слышал стаю? — Ли молчал. — Смотрю, детство твоё было счастливым, несмотря на то, что я нашёл тебя на рынке рабов… Хотя и звучат они сейчас иначе — начали появляться особи… более совершенные — они видят и слышат куда лучше обычного. Я считал бы это слухами, если бы не повстречал сам — не знаю, как, но они чуют человека даже за препятствием. И вот, когда они тебя засекли, раздаётся гул — слабенький хрип, который быстро перерастает в настолько сильный визг, что барабанные перепонки лопаются, если стоять впритык. И каждый… Живой или мёртвый слышит это — этот шум.

— А почему ты называешь их «мёртвыми», если они, по факту, живут?

— У всех свои варианты этого названия. Мне проще говорить «мёртвые», чем «обращённые» или «зомби», или «заражённые», или… Моё название отсеивает сам шанс на то, что кто-то из этих людей, когда-то близких, возможно, мне людей, может быть ещё живым — убивать приходится всех.

— Тогда почему «Стая»? Из-за размера?

— Нет. Не совсем. Стаи стали для меня «Стаями» из-за того, что в них эти ублюдки становятся просто животными — движутся вместе, нападают вместе, жрут тебя тоже вместе — они в разы опаснее и сплочены куда лучше людей…

Уильяма «Стреляного Ли» Хантера интересовала та тема, как никогда ранее — он меньше месяца был в свободном мире, но человек, спасший его, пресекал любые встречи с заражёнными на корню. В доме рабов Хозяина знали лишь слухи о заражённых — многие из людей, сидевших там, никогда не покидали Хоуп и знали лишь то, что слышали. Слухам нельзя было доверять. А радиоэфиров или видео на редких живых сайтах в бункере… было недостаточно, чтобы оценить своего противника. Но и простое любопытство, разумеется, разъедало изнутри. «Каким должен быть враг, чтобы выкосить почти всех людей? И почему сейчас с ними справляются?» — вопросы не покидали голову восемнадцатилетнего парня, но куда больше его интересовал другой:

— Ты так и не ответил мне… Зачем? — снова спросил он из-за спины, немного почёсывая перебинтованную рану на щеке.

— Что «зачем»?

— Зачем ты меня спас?

— Хотел бы, чтобы я этого не делал? — в глухом голосе появились нотки насмешки.

— Нет, конечно. Но мне непонятно — ты же видел меня всего несколько раз… За что? То есть… Да, я слышал то, что ты «дал мне шанс», но зачем?

— Возможно, когда-нибудь тебе станут ясны мои мотивы. А, быть может, я скажу тебе о них сам. Но не сейчас. Сейчас считай это чистым везением и присутствием в моём сердце чего-то, кроме эгоизма.

— А почему тогда не спас других, а взял именно меня? Что насчёт остальных там, в клетках?

— Говорил же: на твоей стороне было везение.

Вопросов становилось только больше. От осознания того, что спаситель более скрытен, нежели палач, холод окутывал юного Хантера только сильнее, пронзая своими порывами ветра, словно лезвиями, даже через куртку. Он не верил в везение. Верил в месть, ненависть, эгоизм, даже посматривал на чистую самоотдачу, но не в везение — в голове мпарня не складывалась картина, в которой кто-то просто кидает монету и определяет этим судьбу — это невозможно. Так быть не должно было.

— Ты хотя бы видел ходячего? — вдруг прервал тишину человек в маске.

— В смысле «мёртвого»? Наверное, — робко ответил Ли. — Я видел, как один парень в противоположном ряду камер… Сначала он сильно отощал, потому что его не кормили, а от ударов плетью пошло заражение раны… В общем, одним утром он просто сошёл с ума — накинулся на решётки и кричал что-то о том, что все мы этого заслужили. Вены вздулись, из глаз и зубов — кровь, ногти кровоточат. Хозяин… Гарсиа не стал бить его, а просто пристрелил. Потратил четыре патрона, несмотря на то, что стрелял в лёгкие. Это оно?

— Нет. Это диссидент. Не ходячий.

— А в чём разница? В цвете кожи или?..

— Издеваешься? — фигура остановилась, заставив Хантера столкнутся с широкой спиной лбом. — Хочешь сказать, что ни разу не видел мёртвого? Даже издали? — в ответ раздалась лишь тишина. — Немыслимо. Смотри…

* * *

Гул. Оглушительный и заполоняющий уши, гул. «Это выстрелы? Нет. Это… Это?!» Уильяма «Из Джонсборо» Хантера выкинуло из сна, словно бы его ударили током. В сонном приливе адреналина, он хотел вскочить с места, но его тут же остановила твёрдая рука — Джеймс.

— Тоже слышишь это, да?

— Да. Это и вправду вертолёт?

— Угу, — кивнул мужчина. — И летит он, причём, очень низко. Военные — сто пудов. Учитывая замашки твоего генералишки, не удивлюсь, если он заказывает себе «карету» прямо с чёртового Мичигана.

— Почему тогда шёпотом?

Спустя несколько минут вновь послышался хруст веток. «Точно не олениха», — пронеслось в голове у старика, так как периодичность топота говорила только о двух конечностях существа. Звук повторялся всё чаще и чаще, приближаясь к вагону — кто-то бежал. Внезапно точно такой же шум раздался по другую сторону от вагона. По третью. Кто-то и вовсе перебирался по деревянным трухлявым шпалам, разнося на всю округу громкое и звучное эхо от удара ног и ногтей о дерево. Чуть позже к этому хаосу присоединились некто, ходящий на четырёх конечностях, но убедить Хантера в том, что это животное, не удалось бы, наверное, никому — ни одно животное не имело столь резкого и отвратительного запаха, а о звуках лучше и не вспоминать.

— Падаль, — медленно проговорил охотник.

— Она, родимая, — подтвердил Джеймс. — Заметил их ещё вчера — когда проснулся посреди ночи. Судя по шагам… Больше двадцати. Значит, рядом стая… Или орда — мигрируют же, суки. И идти она будет вместе с нами — на юг. Чёрт… — тот оскалился, почесав зашитую щеку. — Кстати, с кем разговаривал? Ночью, — кивнул на дыру у вагона напарник. — Пялился в пустоту и вёл довольно странную беседу? У меня довольно чуткий сон в последние месяцы.

— Неважно.

— Это же не первый раз, когда ты так болтаешь невесть с кем. Кто-то из Калифорнии? Или те самые Библиотекари? — он указал пальцем на рацию, висевшую у Уилла на поясе.

— Психоз. Когда будешь моего возраста — я посмотрю, как ты в трезвом уме останешься. Сказал же — не вникай.

— Что это было? — раздался внезапно в меру высокий голос.

Они обернулись и увидели Пацана, только протирающего свои сонные глаза. Чёрные волосы растрепались в капюшоне и запутались, больше напоминая птичье гнездо, нежели причёску.

— Ха. Оно проснулось, и оно говорит — два чуда за раз.

— Это была падаль. Грёбаные недомерки, — в ответ собеседник лишь покосил голову и ещё раз протёр глаза. — Ты же в курсе, что это такое? «Падаль\грифы\перваки\крысы»? — ответом служил лишь немой отрицательный кивок. — Ого… Хм… Может, просто не понимаешь?.. Ну, в общем, это небольшая группа заражённых которая…

В тот момент рядом послышался звериный вой, а ровно через момент сменился вполне человеческими криками и хрипами. Хрустов костей слышно не было. «А вот это была олениха», — поднимаясь, подумал Хан.

— Так вот… Перед Стаей всегда идут самые слабые — их называют падалью. Ну, мы с Уильямом называем… Это обязательно группа. Думаю, всё из-за того, что шансы у падали сдохнуть куда выше, чем у остальных. Они… Выполняют роль разведки, — Джеймс поднял руки перед собой, очерчивая неизвестный миру контур. — Осматривают леса, реки и города на предмет противников. Ты наверняка мог их видеть у… где ты там жил? Они очень… вялые — поодиночке никогда не нападут, — Уильям выглянул из вагона навстречу убегающему отряду — в метрах ста или ста пятидесяти действительно валялся свежий труп оленя, на шпалах не осталось даже следов от крови — слизали. — То, чем брезгует стая, ест падаль — гнилье, трава, кости, прочая хрень… Но не побрезгуют и обворовать человека — они тихие и мелкие, так что красться умеют. Падалью становятся дети или травмированные ходячие. Когда они выходят на разведку — выедают всё, что можно съесть на скорую руку и что выглядит привлекательно, так как остальные… не позволят им. Такая иерархия — если эти мудаки и присоединяются к своим старшим братьям, то не должны претендовать на многое. А ещё их могут сожрать в голодные времена — интересное зрелище. От группы, больше пяти человек, лучше держаться подальше — такие теряют страх даже перед армией… И… Да, думаю, и всё.

— Отличная презентация, — подытожил и съязвил вдруг бывший пилигрим. — Неструктурированная, плоская, малоинформативная, но весьма интересная — то, что надо. А теперь двинули — мелкие уже скрылись из виду, а вот те, что побольше, скоро нагонят. И я уж думаю, что они додумаются заглянуть в этот грёбаный вагон — обоняние у них получше будет, — Уилл спрыгнул с вагона и тут же схватился за ногу — привыкнуть к тому, что даже самые простые движения отдаются болью, было довольно затруднительно.

— Ну, а чем ты дополнил бы мой рассказ, гений? — раздался голос позади. — Я, кажется, упомянул всё самое важное.

Он оглянулся по сторонам: стаи нигде видно не было, а удаляющиеся фигуры худощавой падали, которые стягивались за шумом вертолёта, становились всё меньше и меньше.

— Важное, но не всё. Я бы добавил, что… Ох, блять, — он совсем не заметил труп оленихи под ногами. — Добавил бы, что ходячие присоединяются к группам падали не по своей воле. Как только более сильные особи замечают, что кто-то не отрабатывает свой хлеб, они просто не подпускают этого «кого-то» к кормушке — пьют и едят эти ребята самыми последними и часто становятся просто жертвоприношением матке, — троица медленно ускоряла шаг по направлению к Оклахоме. — Потому, чтобы выжить, суметь дать отпор своим сородичам и не умереть от голода, они примыкают к падали — приходят к еде быстрее, чем ту сожрут.

Наёмник открыл флягу с водой и, запрокинув голову, начал пить — идти было ещё далеко. К счастью, заражённые не показывались и не решались бежать обратно. Однако он понимал, что при первой возможности лучше свернуть с рельс — возвращаться «разведчики» будут тем же маршрутом.

— Но настоящие представители этой касты — заражённые дети. Самые мелкие — те, что заразились до возраста десяти лет, выигрывают тем, что практически не устают из-за не до конца сформировавшейся анаэробной системы — молочная кислота накапливается в мышцах в меньших количествах, а выводится быстрее — усталости организма эти ребята практически не чувствуют, плюс — постоянное пополнение калорий из-за того, что они приходят к кормёжке первыми, позволяет им выживать практически бесконечно, — он оглянулся и понял, что ни один из его собеседников до конца не осознал некоторые из терминов. — Но я не знаю насчёт развития этой самой системы, как и организма в целом — лишь несколько лет назад у одной исследовательской группы появились подозрения о том, что вирус не только не затормаживает процесс развития организма, но и наоборот — ускоряет его. Хоть и против этой теории логика — падаль старела бы, будь это так. И я надеюсь, что это так никогда и не подтвердится.

— Почему? — искренне спросил Мальчик, вглядываясь в фигуру наёмника.

— Потому что в таком случае падаль, как и ходячие, как и матки… — начал отвечать Джеймс.

— Просто исчезнут. Либо преобразятся до неузнаваемой нами ранее опасности. Представь себе: паразит развивает детский организм так, как ему нужно, на протяжении всей жизни носителя… Останутся Колоссы, Сонары, аранча, Бутоны и Симбиоты, если эти названия тебе о чём-то говорят, которые начнут сбиваться в стаи. В орды, чёрт бы их побрал. И тогда, готов спорить, ни один город не выстоит, ни одни стены. К тому же, не стоит забывать про появление новых видов, которое… — старик снова вспомнил о монстре на Роки-Байу. — Которое ближе, чем кажется. А эта теория только подтверждает опасения. Подтверждала бы. Сейчас развиваются только самые сильные особи из заражённых — формируют подвиды, которые держатся друг от друга поодиночке, а стайные же играют вторичную роль. И лучше бы вам молиться всем известным богам вместе со мной, чтобы так и оставалось.

Замолчав, он достал из кармана плаща свой блокнот и принялся читать записи и вырезки из речи учёных — даже ему нужно было иногда освежать знания. На часах было около семи утра — снова проспал. Впрочем, возможно, организм просто восстанавливался после ранения, потери крови и необоснованно большого количества алкоголя.

— Но продолжим. падаль, как подвид, появилась самой первой — зачатки защитных механизмов вируса. Также эти ублюдки первыми перестали гнить — протестировали нечто большее, чем декада лет жизни, так сказать, и первыми получили укрепленную пищеварительную систему — так же всеядны, как и мы, но переваривают куда больше видов клетчатки, обходятся без соли и поглощают белок в невероятных количествах. В общем, как я и говорил, выживать они умеют.

— Почему бы тебе просто не дать ему блокнот? — зевнув, спросил мужчина.

— Но слабость этих ребят нашлась очень быстро — отсутствие обоняния, — продолжил рассказчик. — Верхняя и нижняя челюсть развиваются довольно сильно, а поверх обычных зубов формируется целый второй ряд — более клыковидные, острые — эволюция в обратном направлении. К счастью, корни передних зубов просто перекрывают ноздри. Перекрывали, вернее — на ранних стадиях это работало так. Сейчас просто отмирает переносица, — старик провёл рукой у носа, имитируя лезвие, — подчистую. Как итог: только зрение и слух, людей они не чуют. Ходячие, примкнувшие к ним, к сожалению, имеют всё, что и обычный человек, но и устают довольно быстро — нагонять своих братьев по несчастью возможности у них нет, так что тактика боя весьма проста — отделить подвиды друг от друга и убивать. Мелким куда проще сворачивать слабые шеи, чем целиться в сердце — перелом продолговатого мозга им обеспечен, а с ним — отключение всех жизненно важных функций. Дыхание, ориентация в пространстве, кровообращение. Проще простого.

— Вы их убиваете… потому что они убивают вас? Выживание?

В его глазах читалось искреннее любопытство, но ири был невероятно глупый вопрос. Даже слишком глупый, учитывая то, сколько времени прошло с Жатвы. Единственное, что пришло старику в голову — воспоминание о том, что человек, сопроводивший Мальчика ранее, тоже не отличался умом. «Если родственник — это явно семейное».

— Сколько тебе лет? — снова спросил Джеймс за Хантера.

— Я… Семнадцать. Семнадцать лет и…

— И ты не знаешь, ради чего мы убиваем, Пацан?

— Нет, — твёрдо ответил тот. — Не знаю.

Следуя ранее намеченному плану, старик развернул своих путников на юго-запад — сквозь плотные слои деревьев, поросших мхом, они вышли к скрытому лозой магазинчику: «Spring Creek Firearms\Оружейный магазин Спринг Крика». Небольшое, наверняка дождевое озерцо, отображающееся на старых картах Виттимы небольшим пятнышком двадцать на двадцать метров, из-за ливней превратилось просто в настоящее озеро, заливая и магазинчик, и дорогу, и даже дома, находящееся в полусотне метров от неё — не пройти.

— Не знаешь… в плане морали, что ли? — всё не отставал от Пацана Виттима.

— Ну… Наверное…

— Не-не-не. Что значит «наверное»? Ты же говорил, что твой брат убивал мертвяков?

«Хм… «Брат», — пронеслось в голове у Хантера. — А это многое объясняет. И желание отомстить, и глупость…» Он осторожно переступал корни деревьев, стараясь не намочить подошву своих ботинок — те воду, разумеется, не пропускали, но лучше было быть осторожным заранее. Опадающая листва подло покрывала землю, пряча препятствия, грязь и лужи под одинаковым слоем из жёлтых, оранжевых, красных и коричневых листьев — осень. «Впрочем, глупость это объясняет не до конца».

— Ну, не молчи — не тяни кота за… Знаешь, за что.

— За что?

— Серьёзно? Просто говори уже.

— Да, убивал, но это делал только он — не я. И делал для защиты — уверен. Он никогда не пытался напасть на… мёртвого… просто так.

— Ещё бы, — оскалился Хан. — Попробовал бы он лишний раз напасть на трупов — ствол же в руках едва держал.

— Эй! — окрикнул старика Джеймс.

— Слишком грубо, молодая мать?

— Знаешь, ты мог бы сказать это и помягче.

— Да? — Уильям из Джонсборо остановился и, смотря Виттиме прямо в глаза, продолжил. — Тогда так: у его брата было достаточно мозгов и самосохранения, чтобы не полезть с хреном в руках на стаю, но недостаточно, чтобы не грабить двух людей, обвешанных стволами, с помощью пушки, которую он даже пустить в ход не мог. Не будь его брат идиотом — остался бы жив, а он не сиял бы своим ранимым личиком в этом болоте. Достаточно мягко?

— Иногда ты такой мудак.

— Кто-то должен быть им, чтобы освещать реальность, — у наёмника пронёсся перед глазами образ Девочки. — А впрочем…

— Не все стреляют так же хорошо, как и ты, — раздалось вдруг у него за спиной.

— А?

— Я сказал… — парень замешкался, поправляя капюшон. — Сказал, что не все стреляют так же хорошо, как и ты. Не все вообще хотят уметь стрелять! Зачем? Чтобы отнимать жизни других, пока сам живёшь в достатке?!

— Именно. Миром правит эгоизм, так или иначе. А за оружие берутся всё. Не знаю, откуда ты, да и плевать мне, но здесь стрелять умеет каждый. И каждый стреляет. Способ заработка, выживание, вынужденные обстоятельства или месть — каждый. Попробовал бы ты не взяться за ствол после потери и не научиться стрелять только ради того, чтобы выпустить всего одну пулю.

— Откуда тебе знать? Ты-то точно никого не терял.

— Повтори? — Уильям «Из Джонсборо» Хантер остановился и развернулся.

— Не надо, Пацан, — Джеймс попытался остановить его, но тот лишь скинул руку парня с плеча. — Да, блин, хоть один из вас должен быть умнее!

— Я… по глазам… По глазам твоим вижу, что ты никого не терял — подлые, тёмные, — оскалился Мальчик. — И по поступкам — тоже. Ты убивал за деньги, избивал и топил друга, подставлял людей, которым давал надежду, плевал и плюёшь на остальных… — пелена слёз застыла на его глазах. — Ты не ценишь жизнь и уж точно не выглядишь, как человек, потерявший тебе близкого! Что ты можешь сказать о потере?! — старик из Джонсборо молчал.

— Хан! Остынь, — Джеймс вышел вперёд, загородив собою мальчика. — Хотя бы ты не горячись и будь. Он же просто…

— Заткнись и отойди — ты уже рассказал достаточно.

— Но п…

— Заткнись и отойди, Джеймс, — напарник, заколебавшись, сделал шаг назад.

«Просто ребёнок…» — в глазах Хантера сверкнул огонёк, просвечивая сквозь седые локоны. В один из моментов рядом с ним возник тёмный силуэт и, как показалось старику, заулыбался. Он схватил пацана за куртку и, приподняв, ударил о ближайшее дерево.

— Кто ты, блять, такой, чтобы судить меня?! — уверенность пропала из глаз Мальчика, стоило тому встретиться взглядом с Ли. — Даже не смей заикаться… Даже думать себе не позволяй о моём прошлом, — несмотря на ярость, голос звучал мертвецки холодно. — Я высказался только о тех фактах, которые слышал и видел сам, а ты… не зная абсолютно нихрена… Заткнись! — руки ослабли и он поставил парня на землю. — И не произноси больше ни слова из своих грёбаных предположений. Насрать, из какой ёбаной страны сказок ты пришёл, но здесь, в этом мире, каждый что-то терял! И то, что я не валяюсь в собственных слезах и соплях, значит только то, что я сильнее, чем какая-то истеричка. Закрой рот и держи всё в себе — миру плевать на тебя и твои проблемы, — он выдохнул и, отпустив собеседник, развернулся, взглянув на маршрут. — А для молчаливого сопляка ты слишком много говоришь. Выдвигаемся дальше.

Обойдя, наконец-то, болото, они выбрались на нормальную дорогу, с которой, как сразу решил их проводник, лучше не сворачивать — большинство деревьев лишилось своей листвы и покрывало все видимые ориентиры далеко за пределами человеческого зрения одинаково разнообразным камуфляжем. Шли молча. Оклахома встретила троицу неприятно холодными ветрами и криками заражённых — по тем же ранее пустым улицам гуляли облака пепла, носимые порывами воздуха туда-сюда, а стаи, пересекаясь странными маршрутами, сливались друг с другом на узких улочках.

— Не понимаю… — сказал Джеймс, заметив группу ходячих вдали. — Военные же вычистили всё, верно?

— Только на бумаге и только в идеале — не думаю, что им есть смысл зачищать целый город.

— Хорошо, но почему стаи идут в центр?

— Не в центр, а на юг, Джеймс. Они идут на юг. Всё логично. Двинули.

Компания медленно вступила в городскую черту. Рассекая своими ботинками потоки воды, они проходили спальные районы, встречая на своём пути одиноких заражённых. «Такие долго не протянут, — мелькало в голове у Уильяма, — Не протягивали». Да, так и было — мёртвые, отбившиеся от стаи, не проживали и года. Чаще всего, они умирали от рук человека — ни голод, ни погода, ни даже дезориентация не могли убить их так скоро, как бы это сделал их ближайший родственник.

Многочисленные дома, тем временем, изнывали от дождей, выливая через свои водопроводы воду и грязь, а сами дороги, казалось, только что пережили войну. Одноэтажные стены и потолки медленно, но верно сменялись двухэтажными. Там, под серыми тучами и едва заметными бликами утреннего солнца, эти домики медленно разлагались вместе со своими хозяевами, спрятанные от всего мира тоннами мокрых листьев. Среди шумов ветра, разносящего этот самый мусор по углам города и капель воды, падающих с крыш, начали раздаваться многочисленные хлопки.

— Слышишь это? — спросил вдруг старик. — Будто кто-то по лужам бредёт. Стая, наверное, но…

— Что?

— У меня странное ощущение. Будто она не впереди нас, а…

Троица быстро прошмыгнула за угол. Выглянув по направлению к северу, Хан действительно увидел сотни голов, плетущихся в их направлении. «Свежие, новые, похожие на… Нет». Идущее на них полчище состояло, в основном, из заражённых нового поколения или же Поколения Четыре, как окрестили этот период учёные — заразились в период, который начался ближе к шестидесятым годам второго тысячелетия. На них оставались волосы, их ноги крепли, удлинялись и заострялись зубы, развивались челюсти — практически тот же человек, но с более бледным и землянистым оттенком кожи. По крайней мере, так кажется издали.

— Подождём внутри, — объявил Уильям из Джонсборо.

— Чего?

— Не «чего», а подождём. Они движутся на юг. Мы — тоже. Либо идти с ними на перегонки, либо выждать в этом захолустье. Я предлагаю второе.

Поднявшись по деревянному порогу, первое, что сделал мужчина — дёрнул дверь. Не заперто. Сдвигая мокрые листья и разливая вчерашнюю воду, старый кусок дерева на петлях со скрипом открылся. Путникам предстала ещё одна дверь — просто покосившееся шесть брусьев с москитной сеткой между ними. Удар.

— Располагайтесь, — насмешливо сказал тот, уронив рюкзак на деревянный стул. — У нас где-то час, пока они пройдут и наберут достаточное расстояние.

Облезлая краска приятно потрескивала под тяжестью ботинок. Грибок медленно, но уверенно проникал через поры в дерево и, поддерживаемый влажностью, размножался с очень и очень большой скоростью — темноватые дыры в стенах были лучшим этому доказательством. Ну, а пол и вовсе немного проседал из-за трухи — когда-то красивый узорный ламинат бледно-серого цвета был весь в жёлто-зелёных пятнах и больше напоминал бушующее болото, нежели обычное покрытие. Сквозь разбитые окна вместо пыли и пепла влетал запах свежести, циркулируя и уносясь в неизведанном направлении. Старика всегда поражало то, как пепел умудрился остаться в этом городе даже спустя пол века. Впрочем, учитывая то, что в центре города было мало деревьев, как и почвы в общем, это и не было столь удивительным. Выцветшие картины на тёмно-коричневых стенах вещали собою куски разных историй — на одной сохранилась гончая на поводе, рвущаяся за своей целью, на другой — буйные волны и кусок кормы корабля. Фарфоровые вазы, перегнившие и облезлые узорные обои бледно-зелёного, скорее всего, цвета — всё выглядело так, словно хозяева этого места исчезли по щелчку пальцев и никогда больше не вернулись обратно. «Впрочем, — подумал Хантер, глядя на серую улицу, — возможно, так всё и было».

Взяв стул с металлическим основанием, он струсил с него пыль и сел напротив входа. Через полузакрытую дверь виднелись единичные силуэты, количество которых не спешило пополняться — стая была ещё далеко. «Ради чего вы их убиваете?» — ещё раз прокрутил в своей голове вопрос Уилл, чтобы убедиться в его глупости. Ответ был весьма и весьма прост. По крайней мере, с заражёнными-одиночками — их смерть не приносила ни пользы, ни вреда человеку. Такие особи редко представляли опасность, так как притупленные чувства ориентации не срабатывали вовремя, а уставший организм подводил, но их всё же убивали и, более того, чаще, чем кого-либо другого. Так зачем же? Из-за самообороны? Нет. Как говорилось ранее, отбиться не представляло труда, а опасности было минимум. Из-за выживания? Тоже не оно — лишь Эволюция и её люди опускались до того, что ели мясо людей, но даже они брезговали заражёнными, и ни достойной одежды, ни оружия эти ребята по себе не оставляли. Пожалуй, здесь играли те же причины, которые заставляли каждого в том мире браться за оружие: гнев, месть, удовольствие, покой — эмоции. В тех же редких случаях, когда они нападали на людей, всё было просто — не оставалось выбора.

Количество фигур начало пополнятся. Первый десяток, второй, третий… Поднявшись, старик закрыл дверь и защёлкнул щеколду — вряд ли они услышали бы тот звук из-за собственных криков, а вот отбившийся идиот, который забрёл бы в дом, представлял бы куда более реальную угрозу. Вернувшись на место, он согнулся в спине и, поставив голову на сложенные в замок руки, думал всего об одном: «В моей жизни бывали деньки и поспокойнее». Шум снаружи не сильно и усиливался — лишь шумы от разлетающейся в сторону воды и редкие хрипы тревожили тот дом — ни часов, ни сквозняков, ни даже вздохов.

— Знаете, ну нахер, — спустя десятки минут, сказал Джеймс. — Эта тишина уже начинает на меня давить. Может, вы оба и привыкли, что всё можно держать в себе, а любимое занятие — это болтать с самим собой, но не я. Пошло это всё.

— Тебе скучно? — меланхолично спросил Хан.

— Он ещё и издевается… Рассказал бы лучше что-нибудь, мистер дохрена умный.

— Дай тему — может и расскажу чего-нибудь.

— Тему… Тему ему… Да хоть…

— Почему я не заслуживаю имя? — вдруг спросил самый младший из компании. — Почему «Мальчик»?

— Это очередной повод для ссоры, а не тема, — закатил глаза Виттима. — Так что…

— Я отвечу.

— И ты туда же. А, впрочем, знаешь… Ну тебя нахер. Общайтесь! — мужчина дёрнул рукой и стал у окна, делая вид, что наблюдает за мёртвыми.

Уильям убрал руки от головы и лишь ещё сильнее согнулся, сидя на стуле. Его взгляд был обращён на пол, но тот понимал, что Пацан сидел прямо сзади него и, пялясь своими серыми глазами, ждал объяснений. Громко выдохнув, он начал говорить:

— В самом начале ты так и не ответил на вопрос о том, есть ли у тебя имя. Либо ты его скрываешь, либо его у тебя его никогда не было. Не спрашивай, какого из вариантов придерживаюсь я, — охотник немного повернул голову, но тут же отстранился, — но тебя, в любом случае, нужно как-то называть. Обращаться или… Неважно. Здесь у меня свобода выбора, и я говорю: ты не получишь ничего. Не от меня — я, как ты помнишь, сужу только из того, что знаю, услышал лично или видел сам, — на последнем слове отвечающий сделал особый акцент. — Ты не сделал при мне абсолютно ничего. И вряд ли сделаешь — ты не заслуживаешь имени в моих глазах, а его, поверь, нужно заслужить. К тому же… — Уильям из Джонсборо поднялся со стула и подошёл ко второму окну. — Имя даёт ощущение привязанности, важности. И не только тому, кому его дают, а и тому, кто это делает. От меня ты этого не дождёшься — мы здесь для того, чтобы ты смог пойти своей дорогой, а мы — своей. Не значит ли это, что имя, данное нами тебе, будет ни к чему? Именно, — он подошёл к пареньку и посмотрел в его глаза. — Вот, как всё можно сократить: я этого не хочу, а ты этого не заслуживаешь. Ты получил ответ на свой вопрос?

— Да.

— Отлично. Тогда двинули — в окне силуэтов уже нет, — он забрал рюкзак с пола и закинул на правое плечо. — О чём ты, Джеймс, мог бы и сказать.

— Извини — заслушался.

— Да я так и понял. Эй! — окликнул Пацана Хантер. — С вопросом о убийствах всё тоже очень просто: нами руководят нужда и здравый эгоизм. Поверь — ни к чему другому ты не придёшь, как бы ни пытался. Надеюсь, твоё любопытство сыто и будет молчать хотя бы несколько часов, — дверь открылась и ветер сразу же занёс сквозняк вместе с мелкими брызгами воды. — Выдвигаемся.

* * *

— Беги! Беги, блять!

— Бегу! Парнишка, не отставай! Хрена они дают! Твою мать! — выстрел. — Не отставай, тебе говорят!

Дневную тишину поздней осени разбивал хор из шагов, сливаясь своим шумом в непроглядный град. Рассекая своими ботинками старые лужи, троица бежала так быстро, насколько могла к тому самому First National Center Building — единственному известному безопасному и обжитому месту в Оклахоме. Впрочем, безопасность не была гарантированной.

— Связывайся с ними! — кричал мужчина старику. — Отсюда покрытия уже должно хватать. Пристрелят ведь!

— Закройся и беги! — Уильям всеми силами шерстил рюкзак, выискивая рацию.

Обогнув очередной дом, компания свернула налево — подальше от центральных проспектов. Там, на узких улочках, между высокими и не очень домами, было явно больше шансов выжить — мёртвые, гонящиеся за ними уже около часа, всё никак не хотели отставать, но координировались между собой куда хуже. Впрочем, самые быстрые из них то и дело нагоняли без того уставших путников, хватая или почти хватая их за одежду или провиант. На одной из кочек старый охотник дёрнулся и обхватил ладонями своё бедро.

— Что с тобой?

— Нога… — немного содрогаясь, ответил тот. — Нога грёбаная…

Пробежав спустя несколько десятков минут сквозь внутренние дворы больницы Святого Энтони, трое живых вывернули на Норт-Дьюи авеню и стремительно рванули на юг — им оставалось около десяти-пятнадцати минут бега. Стараясь не цепляться рукой за больную конечность и осторожнее переваливать вес, Уильям «Из Джонсборо» Хантер что есть мочи ковылял по скользким тротуарам, имитируя бег, чем злил даже самого себя — скорости было явно недостаточно, а преследователи не давали форы никому и ни при каких обстоятельствах.

Наверное, никто бы так и не смог посчитать точно, сколько стай слетелось на крики сородичей о свежем мясе, но, оборачиваясь, старик то и дело видел не меньше двух сотен лиц, просто заполонивших улицу, и то были только первые ряды. А за шеренгой, разбежавшейся на всю ширь — поток, смывающий всё. Бегущие наперегонки с самими собою заражённые то и дело падали, спотыкаясь или скользя на мокрой траве, а их сородичи тут же приносили им плачевную участь, разбивая черепа когда-то обувью, дробя рёбра каблуками и пятками, выворачивая суставы одним движением, ломая кости… Те же, что были в хвосте — слишком голодные, чтобы бежать, доделывали работу, не оставляя ни времени, ни воронам почти ничего съестного. Действительно незавидная смерть. Или жизнь. Впрочем, у живых были дела поважнее, чем созерцать. Обогнув музей Искусства по дуге из-за огромных завалов, они направились к библиотеке — оттуда была прямая дорога к цели.

— Не отвечают! Тишина на всех волнах, — тот немного потряс старую рацию. — Работай, сволочь!

Здание Национального Центра уже показывалось из-за контуров соседних небоскрёбов. Рассекая своими шпилями небеса, оно теперь казалось защищённой со всех сторон крепостью: на окнах, кроме панорамных, что в пентхаусе, стояли металлически задвижки, перекрывая обзор извне, свободные выступы здания были защищены небольшими укрытиями из чего-попало, чтобы, в случае атаки с редких соседних зданий, занимать там оборону, а на одном из них, если сильно присмотреться, и вовсе можно было заметить одинокий силуэт в тёмной накидке — снайпер.

— Дай сюда эту хрень! Парень, не отставай! — в ответ раздались лишь хриплые вздохи. — Да, вот так! — пара ударов по электронике и, словно в какой-то старой шутке, раздалось шуршание радиоволны — заработало.

В тот момент раздался выстрел прямо у ног Виттимы — кажется, стрелка у военных кормили не зря. Шальная пуля дала рикошет от асфальта и влетела в ржавую дверь автомобиля, что стоял рядом. Беглецам пришлось остановится и сдать назад — под стеклянный коридор, что был между двумя зданиями на уровне второго-третьего этажей. Достаточно большой и широкий, чтобы не дать военному ни единого шанса. Мужчина пытался настроиться на нужную волну, а старик с парнем лишь с опаской смотрели себе за спину — бегущие заражённые всё ещё не отставали ни на шаг.

Уильям снял с плеча винтовку и оценил ситуацию: перестрелять всех не получилось бы, а ближайшие из них были уже меньше, чем в сотне метров расстояния — в паре десятков секунд. Нацелившись примерно на шпиль Национального центра, он медленно начал выходить за балкон, осознавая, что пусть лучше первым разящим выстрелом с той винтовки будет выстрел в человека, чем тот самый человек выстрелит первым, или мёртвые доберутся до желанной ими еды. «Лучше всё, чем смерть меж двух огней», — думал себе стрелок. Впрочем, вряд ли тот самый выстрел был бы удачным — попасть с того расстояния с той разнице в высоте в едва заметную цель при среднем ветре почти невозможно с первого раза.

— Приём! — вдруг прокричал Джеймс. — Приём! First National, прекратите огонь! Это наёмники, что были здесь несколько недель назад! Отзовите вашего стрелка!

— Приём. Слышу Вас.

«Видимо, не судьба», — вытянув из кобуры револьвер, Хан кинул оружие Парню и молча кивнул головой на бегущую стаю. «Знаешь, что делать», — говорил его взгляд. Сам же он нацелился на стаю, пытаясь выследить сонара в толпе, чей вой, смертельный вой, время от времени столь сильно резал уши.

— Необходимо подтверждение личности. У кого?..

— Издеваешься, сука?! Пять этажей в обмен на что угодно, сержант Хеллер, недели назад — прекратите грёбаный огонь!

— Понял, — на какие-то считанные секунды в эфире повисла тишина. — Ребят, отзовите Тихого! Быстрее!

В тот момент кто-то вцепился в ствол винтовки, уронив охотника на колени — ходячий, выбежав из-за угла, оказался там как никогда вовремя. Подставив оружие, как единственную преграду, старик оперся в стойке и замер, пытаясь пересилить мертвеца и не упасть.

— Стреляй, — едва выдавил тот из себя Пацану. — Стреляй же…

Мёртвые уже были на расстоянии нескольких десятков метров. Мальчик, замерев с отсутствующим выражением лица, таращился на сцепившихся, а Джеймс был слишком увлечён как разговором, так и снайпером, команду об отступлении которому ещё не успели передать, что не обращал внимания на схватку. Собрав силы в кулак, Уильям оттолкнулся от земли и рывком повернул корпус влево, заставляя мертвеца упасть на пол по инерции силы. Только заражённый оказался у асфальта, как выживший, наступив ногою на бледную спину в порванной коричневой ветровке, выстрелил прямо в голову, тут же отведя затвор и выкидывая гильзу. Приглушённый звук выстрела исчез почти мгновенно — всё ещё громкий в узком пространстве, но очень тихий для снайперского оружия. Понимая, что затворное оружие будет слишком медленным, он выхватил из рук парня свой револьвер и навскидку выпустил шесть патронов в ближайшие цели.

— Когда говорят «стреляй» — стреляй, сука! — привычным движением, он перезарядил барабан.

Выстрел. Кто-то из толпы заражённых отлетел назад, а пуля, пройдя насквозь, зацепила сзади идущего — силуэт с крыши открыл огонь по мёртвым. Джеймс рукой скомандовал: «Бежим», — и тут же ринулся с места. Желания медлить не было ни у кого. Ещё раз выпустив весь запас барабана, Уилл побежал следом. Добравшись прямо до балконной лестницы, по которой они взбирались в прошлый раз, наёмники обомлели — одного из пролётов буквально не было — он валялся на земле, так что забраться наверх с земли не представлялось возможным — слишком высоко даже для троих. Из-за угла тут же вывернули самые быстрые из мёртвых.

— Вижу вас! — раздалось по рации. — Установку спустить не успеваем! Ищите обходной путь — Тихий прикроет вас!

— Это я, блин, понял! — разъярённо ответил мужчина. — Просто стреляйте — мы разберёмся! Бежим!

Завернув на юг, Джеймс решил обойти здание и войти в то же самое отделение банка — проверять остальные двери в той трёхсотметровой шеренге домов было слишком рискованно, а погоня всё не отставала, щёлкая зубами, крича сорванными голосами и разбивая вдребезги ногами отражения в дождевой воде. Хантер же считал заражённых, что возникали у него за спиной и молился всему, во что верил, чтобы впереди не оказалась ещё одна стая: «Десять, двадцать, тридцать, сорок, Пацан, пятьдесят… Что?!»

— Стой! — схватил тот Джеймса за плечо. — Пацан! Пацан!

Там, на широкой улице, стоя у одного из давно брошенных автомобилей, замерла небольшая человеческая фигура. Омываемая редкими каплями уходящего дождя, она стояла посреди потрескавшейся дороги, смотря в одну точку, и шептала что-то себе под нос, но звуки пропадали из-за хора шагов, заставляющего трястись даже стёкла. Наёмники, наверное, так и не поняли бы причины — не вспомнили бы, если бы они, подбежав к Мальчику, не увидели то, что видел он: у заржавевшего когда-то давным-давно средства передвижения, был некто важный — сухой, мёртвый, с прогнившими глазницами, но всё ещё важный. Мальчик смотрел на бледно-синюю жилетку, обвивающую торс, на серую шапку с бубоном и таким же серым ободом, на ржавый пистолет, что валялся рядом, и шептал этому всему только одно:

— Брат…

— Уведи его отсюда, — шепнул старик Джеймсу, смотря на запад.

— Брат…

— Джей, бери его и бежим! — мёртвые всё приближались.

Не дожидаясь развязки, Уильям схватил парня так крепко, как мог, и рванул, подгоняя второй рукой напарника. Силуэт едва-едва шевелился, словно парализованный. Напряжённые мышцы натянулись струной, а взгляд остановился в одной точке — где-то в районе бледно-зелёного лица, осколка стекла, торчащего в районе сердца, и светлых локонов волос, которые ещё не сгрызли ни птицы, ни мухи, ни мёртвые. Спустя драгоценную секунду молчания всё это прошло, и он закричал так, как мог:

— Брат! Брат! Пусти меня! Отпусти! Бра-а-ат! — небольшая, сравнительно, фигура, брыкалась, словно бешеный бык — бесполезно. — Отпусти меня-я-я-я! Встань! Бежим! Поднимайся, брат! Встань!

— Слишком медленно! — прокричал охотник, отстреливая бегущих фигур.

Развернув своего подопечного к себе, Виттима ударил его по щеке с разворотом корпуса и, не давая опомнится, схватил за челюсть.

— Беги или присоединишься к нему! Ну же! Вперёд!

Бег давался всё труднее — наверняка разошедшиеся швы ныли и не давали развить полную скорость, а ритм дыхания, не успевшего подстроиться под новое-старое ранение, сбился. В один момент Уильям сдавленно вскрикнул и, выставив ногу вперёд, замер. Сквозь волосы на затылке он чувствовал, как жжётся кожа на шее и рвётся воротник рубахи от ногтей. Закинув руку за спину, он скинул с себя заражённого и, не сбавляя ход, выстрелил в лежачего позади себя. Оставался последний рывок.

— Не останавливайся! Давай сюда! — напарник уже стоял у двери.

Компания подбежала к тому самому зданию. Буквально уронив мальчика под бронированное окно, молодой охотник скинул с плеча винтовку и, не целясь, открыл огонь, пока Уильям поднимал защитные ролеты. Трупы падали горой, не прибавляя и не сбавляя в расстоянии между перспективными жертвами — меньше пяти метров.

— Ныряй! — раненый кинул Пацана под приподнятое заграждение и, окрикнув Джеймса, нырнул сам, отстреливая бегущих с револьвера. Как только магазин винтовки опустел, а спусковой механизм щёлкнул в пустоту, тот рывком проник в здание и опустил занавес — троицу накрыла темнота.

Во тьме, плотность которой рассеивали лишь слабые линии света между пластинами в ролетах, когда о те били мертвецы всем своим весом, не было слышно ничего — ни звуки сильной одышки, ни редкие щелчки при перезарядке оружия просто не существовали за всеми теми приглушёнными криками, что раздавались сквозь хлипкие стены.

— Это всё? Всё?!

— Только если наша «прочная» защита выдержит. Фух… Но я бы… Я бы надолго тут не задерживался.

— Ага. Момент… Дай только… Дай отдышусь.

— Не говори мне про «отдышусь» — сдохну сейчас. Ещё и шов грёбаный…

Хрипы от Стай мёртвых монотонно, но хаотично разбивали тишину, а слабый щелчок фонарика Джеймса пролил немного света на ситуацию и помещение в целом: Уильям сидел на полу с порванным воротником рубахи и расцарапанной шеей, облокотившись на дверной косяк; Виттима стоял у металлодетектора, скинув рюкзак на пол; а Парень осел прямо напротив просвета, смотря пустым взглядом на пол.

— Вот же сцука-жизнь — нужно было нам выйти из-за угла прямо на стаю.

— Скорее, это она вышла на нас. И не из-за угла, а из-за угла в трёх кварталах — скажи ещё спасибо, что я пристрелил саранчу, которая была в первых рядах — не больно бы далеко мы убежали с этой сучкой на хвосте.

— Ага…

— Не «ага» — мог бы и сонара зацепить — меньше стянулось бы.

— Да пытался я — головёшка какой-то идиотки не вовремя решила накренится — пуля в неё ушла.

— Сказал мужик с автоматической винтовкой и четырьмя десятками патронов в магазине.

— Иди-ка ты нахер, а. Сам ходишь с револьвером и затворной «снайперкой» — вообще молчал бы про скорострельность.

— Мне много не нужно — я не промахиваюсь.

Усмехнувшись, Хантер медленно, держась за стену, начал подниматься с пола. Где-то на половине его лёгкие резко свело, а ноги потеряли силу подниматься — немного осев, старый охотник попытался вдохнуть и тут же забылся в порыве столь давно не беспокоившего его кашля.

— Ты в порядке? — мужчина протянул руку, чтобы помочь своему напарнику подняться.

— Кх-кх… Да… Кх… Я… Кх-кх-кх… Секунду… Кх… — наёмник жестами пытался подкрепить то, что помощь ему не нужна, но в тот момент, когда он упал на колени и согнулся, это уже не выглядело столь убедительно.

Пока Уильям «Из Джонсборо» Хантер пытался выплюнуть свои лёгкие на пол, заражённые молотили по зданию, если не по инерции, то от мнимой интуиции или безделья, а Джеймс всё ещё стоял с протянутой рукой, Парень просто не шевелился.

— Слушай… — начал Виттима, отстав от старика. — Пацан… Ты…

— Я думал… Думал… Это будет не так трудно. Почему он?

— Жизнь — несправедливая штука, — он сел рядом с Мальчиком и посмотрел на просвет. — И чаще всего бывает так, что страдают те, кто этого не заслуживает… А те, кто заслуживает, выходят сухими из воды, потому что знают, как избегать страданий.

— Ты говорил, ты знаешь, что с ним случилось… Я знаю, что ты имел ввиду это, но… — тот едва заметно кивал. — Как… Как он?..

В ответ Джеймс молчал. Долго. Крики за стеной прекратились, а рация разрывалась от попыток военных связаться с двумя охотниками за головами, но на обратной стороне была лишь тишина.

— Я… — наконец собрался с мыслями Виттима.

— Только не говори, что ты не сказал ему, — откашлявшийся Хантер стоял позади и, протирая рот от крови куском ткани, смотрел в щель. — Куда глупее, чем я о тебе думал.

— Не было времени, Хан.

— «Времени».

— Ты тоже знаешь, что с ним случилось? — Парень вдруг посмотрел на старика.

— Да.

— Скажи мне.

— И не подумаю — не моя забота.

Уилл сделал шаг вперёд, отодвигая «препятствие» рукой, но подросток тут же скользнул ладонью в кобуру и, достав оттуда револьвер навёл охотнику на голову. Быстро, холодно и бесшумно — такого не ждал никто. Джеймс и Уильям оказались на одной стороне оружия, Парень — на другой. И глаза его были налиты если не слезами, то кровью.

— Говори, — шёпотом произнёс Мальчик. — Скажи мне, как.

— Пацан!..

Не успел мужчина и прокричать фразу, как старик развернулся и обхватил револьвер левой ладонью: указательный и большой палец сдерживали барабан от вращения, средний упал за спусковой крючок, а указательный прямо перед курком — спусковой механизм был заблокирован.

— Не строй из себя невесть что.

В ответ парень попытался надавить на курок, но ничего не произошло — лишь то ли улыбка, то ли оскал Уильяма стал немного шире. Проведя указательным и средним пальцами дугу вниз, он вытолкнул барабан из револьвера и, наклонив оружие стволом вверх, нажал на экстрактор — клипса с шестью патронами звонко упала на пол, лишив «стрелка» превосходства в ситуации. Хантер замахнулся и что есть силы ударил Мальчика по щеке, от чего тот осел на стену, но оружие не отпустил.

— Не думай, что я не осознаю твою утрату, но есть одно «но»: мне плевать, — глаза парня немного расширились. — Запомни, — он сжал ствол сильнее и потянул на себя, приближая оппонента ближе, — это моя пушка. Не смей брать, целиться или стрелять в меня из моего же оружия, — одним рывком тот вырвал ствол обратно и, подняв амуницию с пола, направился к лестницам. — Идиот.

— Ты сказал, «выудить факты»! — остановил его голос из-за спины. — Я хочу выудить! Как он умер? — в ответ раздался лишь смех. — Ты говорил о двух вооружённых людях. Они убили его? Ранили? Что с ним случилось?

— Смотрю, ты не умеешь отступать от своей цели. Что ж… — в этот момент он поймал взгляд Джеймса, стоящего позади и молчащего всё это время, в котором читалось лишь одно, и чем сильнее вглядывался Уильям Хантер, тем сильнее видел в этом не просьбу, а мольбу. — Не сегодня. Джей, ответь уже этим по рации, — мужчина, тут же ожив, схватился за прибор для связи.

— Ч-что?

— Я выбираю не отвечать.

— Но ты же…

— Да. Да, слышу вас! — перебил Виттима разговор почти криком. — Поднимаемся наверх с восточного угла. Да. Три-четыре часа — сообщите вашему стрелку. Скоро будем. Конец связи.

— Без «но» — твои аргументы никак не повлияют на моё решение. Не думай, что я забыл о твоей выходке у вагонов. Не думай, что забуду эту. А это только один день, шкет. Если хочешь что-то вытянуть — извинения были бы кстати. Хотя, в твоём случае, не помогут даже они. Просто держи рот закрытым, а руки — опущенными.

Троица медленно проходила знакомые залы, направляясь к лестницам. Хантер шёл, смотря в пол, и понимал, что ещё немного, и он увидит её — Девочку. То ли свою ошибку, то ли единственный хороший поступок со времен восьмидесятого года. Что было делать дальше — неясно. Как и всякий неидеальный план, список наёмника резко обрывался на том, что он добирается до Оклахомы. Дальше — пустота. И лучше ему было бы быстрее придумать то, что нужно сказать или сделать, чем, как он делал обычно, смотреть «по-ситуации».

На крыше было «не многолюдно» — оставшиеся заражённые всё ещё толпились внизу, а большинство из них и вовсе вернулось к самому Национальному зданию — снайпер всё ещё стрелял. Спрыгивая с той же крыши на ту же машину, проходя по той же парковке, спускаясь на тот же уровень ниже из-за того же обрыва у мужчин в голове крутилась лишь небольшая ирония о том, что в прошлый раз ни военные, ни они сами не желали больше видеть друг друга, наверное, никогда. «Надеюсь, нас ждёт более-менее тёплое приветствие». Прыгнув на балкон, старый охотник схватился за карниз и тут же отпустил одну руку, рефлекторно схватившись за ногу из-за колющей боли. Вторая же, соскользнув с мокрых перил, не удержала целое тело на весу — он упал на предыдущий пролёт, ударившись головой о железо.

— Нормально?! — прокричал напарник несколькими метрами выше.

— Да… Да! Ай, блять… — он схватился за затылок и тут же взглянул на руку — кровь, но на такие мелочи банально не было времени.

Через несколько десятков этажей и сотни ступеней твёрдая рука барабанила по железной двери — несмотря на осведомлённость, военные не спешили открывать.

— Надеюсь, с ними проблем не будет.

— Угу. С ними не будет проблем, если они, сука, даже не откроют дверь! Эй там!

Спустя минуту в двери что-то щёлкнуло. Только сейчас Хантер заметил, что в том месте, где дробовик Джеймса вынес к чертям кусок железа, стоит новый замочный механизм.

— Скучали, сучки?! — сержант Хеллер был необъяснимо весел.

— Ага, сказочно. Чуть не сдохнуть — мечта просто.

— Да ладно тебе — жив же. О-о-о, а вот и герой месяца, — парень явно указывал на старика, — и тоже жив! Я-то думал, что все наёмники — мудаки, а оно вот оно как оказалось… Оп-па-па. Шкет с вами?

— Шкет с нами.

— Пополнение, да? Ха-ха-ха-ха-ха. Ладно — за мной, — темнокожий, коротко стриженый, что характерно для военных, сержант, медленно повёл троицу вниз через чердак. — Не, ну ты тогда, конечно, нихера так дал! Как ты вообще выжил-то?! Весь в крови, у самого рана на ноге, тащишь эту…

— Я…

— …девку на себе, как проклятый, сзади орёт какая-то толпа зедов, и ты такой в полуобморочном состоянии: «Нахер мне ваша помощь — меня ждут», — и в закат! Хера себе, мать мою! — мужчина сжал кулаки и сымитировал удар.

— Слу…

— Да я такое только в грёбаных фильмах о войне видел, старый! Ты же, сука, как Термонатор из того фильма! «Я вернусь», — пафосно поковылял на запад! Даже дробовик в качестве платы оставил, и… И!.. Ух-х! Респект тебе, короче говоря.

— Слушай! — наконец смог сказать Уильям, когда компания стояла уже посреди пентхауса. — Во-первых, «Терминатор», а во-вторых, тебе бы медаль: «Самый длинный язык диверсионных войск», — сошла бы впору.

— Но я же поблагодарить хотел, мужик! Мы ж у этой девахи, блин, как ужаленные носились, чтобы ей лучше стало. Спло…

— И помогло? — резко перебил тот.

— Что?

— Ваша помощь ей помогла?

Хеллер посерел. Улыбка всё ещё красовалась на его лице, но медленно спадала и больше походила на результат паралича мышц лица, чем настоящие эмоции. Старик схватил парня, чей рост не превышал метра семидесяти за воротник и поднял к себе.

— Помогло?!

— Эй, давай без прошлого раза — нормально же общаемся.

— Хан, что тут?.. — попытался влезть напарник.

— Не сейчас! Где она? — ответа не последовало. — Ну?!

* * *

В импровизированном госпитале было на удивление шумно — человек в типичном белом халате, коего Уильям «Из Джонсборо» Хантер точно не видел в прошлый раз, носился с места на место, обустраиваясь в западной части третьего этажа сверху. Она находилась в самом дальнем углу — том, что ближе к окнам. Там, как было видно, располагали «тяжёлые случаи» — те, кому нужен был покой и отдых, но не компания. Большинство из раненых не были таковыми — ребята ковыляли и прихрамывали с прострелянными или переломанными ногами, едва шевелили руками из-за перевязок, но не были в бреду — действительно серьёзных ранений было единицы. Но Она была одним из таких. Уильям из Джонсборо остановился перед занавеской, что ограждала его от Неё и замер. Замер, потому что, положив пальцы на шею, понял, что ритм его сердца очень далёк от спокойного.

— Состояние малышки стабильно тяжёлое, — раздался голос позади, и этим голосом оказался человек в халате — высокий почти настолько же, сколько и наёмник, бледный мужчина с худощавым лицом и золотисто-русыми волосами, зачёсанными назад. — Доктор Хименес, — представился тот. — Нет, не испанец — вообще мало что известно о моих корнях, но… Вижу, вас это не интересует. Логично. Как я и говорил, — мужчина попытался вытереть кровь с краешка одежды — бесполезно, — состояние юной леди стабильно тяжёлое — детский организм не способен справиться с ранением подобной сложности.

— И? Что вы сделали, чтобы ей помочь?

— Всё, что могли. Но полно вам — «помочь»… — он покачал головой. — Здесь нет даже простых жаропонижающих, что уж говорить об антибиотиках, а за слово «анальгин», должно быть, вообще сжигают на кострах, но… Но мы пытаемся. «Народными», так сказать, средствами, но пытаемся.

— Я не видел тебя здесь несколько недель назад. Откуда ты?..

— Меня и не было. Пройдёмся? — он медленно зашагал между самодельных палат, которые представляли из себя просто три-четыре занавески и кровать. — Так вот. Я прибыл сюда совсем недавно — где-то около десяти дней назад. Работа кипит, сами видите, — мужчина мельком заглянул за ширму и тут же продолжил шаг. — Со мной прислали также отряд обученных военных с «Пекода» и снайпера.

— Прислали врача, но не медикаменты?

— Глупость, да? Но, смею вас заверить, медикаменты были. Увы, запас самых банальных из них иссяк ещё в Южной Дакоте — там дела обстоят куда хуже, чем здесь — даже все трупы после того психически больного паренька не успели похоронить, а новые-то всё прибывали, — доктор потёр указательный палец о большой, имитируя шуршание бумаги, — некрологи писать было некогда, чего уж там таить. Так что сюда… Как себя чувствуешь, Ларри? Нарывов, боли нет? Температуры?

— Нормально, док. Что-то пальцы на ноге часто чешутся, но я держусь.

— Ха-ха-ха! Позитивный настрой — самое оно. Но если фантомные боли будут слишком частые — скажи мне. Побеседуем и настроем твою «крышу» на нормальный лад. Так, — вновь обратился «док» к Хантеру. — На чём это я?.. Ладно — неважно. Смею вас заверить, что беспокоиться не о чём — мы нашли отличный выход.

— Какой?

— Командование оттуда, — он указал пальцев вверх. — Решило выслать десантный вертолёт по всем точкам, как только Теннеси подал сигнал о захвате. Ну, знаете, какую-нибудь из старых махин, вроде… Не знаю… МИ-26? Я не силён в летательных машинах — ему подобные, в общем. Представляете, сколько стоило заправить такую?

— Дальше.

— Да. Так вот… Слушайте, я не знаю модель этой боевой машины, но знаю вместимость — шестьдесят человек ровно. Иначе — перегруз. И сюда этот, извините, катафалк прилетит с бойцами — на каждую точку, кроме Теннеси, принесёт пятнадцать бойцов и заберёт пятнадцать раненых. На этом этапе была небольшая проблема — раненых из сорока людей у нас двадцать четыре — от трещины в кости до заражения крови.

— Но они же?..

— Нет, не беспокойтесь, они не сволочи — думаю, один из них с радостью уступит место вашей девочке. «Птичка» должна прилететь на днях. Если быть точным… Двадцать шестого.

— Послезавтра?

— Именно. Простоит здесь день-другой, если всё будет нормально, и назад по тем же точкам. Не думаю, что эта вертушка — единственная. С момента заключения контракта с Чёрным Золотом дела идут вверх, но… Для неё время — жизнь, — кивнул Хименес уже в дальний угол этажа. — Чем быстрее — тем лучше. А когда следующая — чёрт её…

— А почему не забрали тем же вертолётом, на котором прилетели вы?

— Ха! Ха… А хороший вопрос, — врач заглянул в одну из палат. — Вертолёт забрал местного генерала и какого-то старика, прибежавшего к нему в спешке, но… Быть может, конечная цель была не на авианосце или… Нет, не имею ни малейшего понятия. Знаю только одно: если бы знал о девчонке, потребовал бы для неё место ещё в прошлый раз. Но дерьмо случается, верно?

— Тогда скажи ещё одно: разве всё это не «строжайшая военная тайна»?

— Пф… Бросьте. Даже если бы и была — я, считайте, должен вам. Ваша малышка и её состояние были единственным поводом двигаться для всех этих ленивых ублюдков. Когда я прилетел — здесь не было практически ничего, но стоило мне выдать список, как они обшарили все аптеки в городе. Да, там было пусто, но всё-таки… Ладно. Думаю, я сказал вам достаточно, чтобы вы не вырывали меня из работы вопросами? — ответом послужил кивок. — Отлично. В таком случае, извольте — долг зовёт, — мужчина пожал руку старику, немного испачкав ладонь того кровью. — Эй, Ирвин! Ирвин! Какого дьявола ты снял перевязь?!

— Подождите! — остановил его Хан. — Здесь была девушка и парень из гражданских? Странно одеты, с небольшими рюкзаками, есть акцент?

— Были. Ушли ещё дня… четыре назад.

— Куда?! — но доктор его уже, увы, не слышал. — Блять… Ладно. Были — уже хорошо.

У Её «палаты» было всё так же тихо. Ни шёпота солдат, ни писка какой-нибудь аппаратуры, ни даже простого шума от хлама за серым окном — просто тишина. Кто бы мог подумать, что это и просто кусок ткани, висящий на железных кольцах, могли быть такими страшными? Но они таковым были — несколько раз Уильям из Джонсборо подносил руку, чтобы отдёрнуть занавес, и каждый раз оставался ни с чем. Ещё раз. И ещё раз. В конце концов, он схватил ширму за край и резко отдёрнул. Беззвучно. Пожалуй, самым большим желанием за все те сотни мыслей о Девочке для него было то, чтобы она просто узнала его. Тщетно. Сделав пару шагов, он наконец увидел Её. Она была в бреду — ёё побледневшее личико, мокрый от жара лоб, накрытый компрессом — теми самыми «народными» средствами — синяк на щеке, который поставил ещё он — всё было так, словно и не проходило нескольких недель, будто бы он, старик из Джонсборо, отнёс беглянку из Аркадии в это здание только вчера. Но прошли недели. И самым ярким доказательство тому, что всё шло плохо, была окровавленная перевязь у тазовой кости. Всё ещё окровавленная. Рядом с Ней лежала его кепка, скинутая на пол то ли случайно, то ли впопыхах, а у самого угла — дробовик, который, видимо, никто не пожелал брать в качестве платы за спасение. Да, то всё точно было лишь вчера.

Хан медленно подошёл к Ней и осел рядом с «кроватью» — старым матрасом, взятым неизвестно откуда, который лежал на двух сдвинутых столах. Молчал. Долго. Просто вслушиваясь в её сердцебиение, в надежде уловить хоть что-то, он обдумывал то, что должен сказать так, будто его услышат.

— Я… Я…

«Я многое хотел сказать, — он опустил голову и уставился в пол, глубоко дыша. — Представлял нашу встречу как угодно, но только не так. Ожидал горы вопросов, просьб, кучу разговоров, в которых я, обычно, не люблю участвовать… А теперь даже не знаю, что сказать. Я…»

— Прости меня.

«Наверное, не стоило мне ничего делать. Уверен, ты бы сбежала от тех ублюдков рано или поздно, а сейчас я… Нет. Прости. Прости. Это всё ещё сложнее, чем я себе представлял. Это… А теперь я даже не смогу поговорить с тобой так, как ты хотела бы. Вообще никак не смогу. Чёрт… — он запустил руку в волосы, потирая лоб. — Я вытащу тебя отсюда. Да, доктор говорит верно, но нужно убедиться, что один из раненых вояк отдаст тебе место. Уж я-то уговорю его, — Девочка лишь тяжело дышала, сотрясая воздух. — Было бы здорово, если бы всё обошлось… Было бы? Не знаю. Я много что могу предложить, как наёмник, но мало что могу, как человек… Шанс на лучшую жизнь? На кораблях военных её полным-полно. Нет болезней, нет заражённых, нет враждебных людей… Да, мы могли бы с тобой отправиться в Вашингтон, но сейчас… Сейчас сделка с военным — лучшее, что я могу, и, что важнее, это единственное, что тебе нужно. А значит — остальное не важно. Знаю, что ты можешь очнуться до завтра или прийти в себя, но… Захочешь ли ты лететь, зная, что я останусь? Я бы… Я бы не захотел». Уилл Хантер поднял кепку с пола и повесил на ствол дробовика. Взгляд его упал на серое окно — на орду, проходящую в самых низах города. Одинаковые, безликие, все они когда-то жили и умерли. Единственное, что от них осталось — воспоминания. Если осталось. Он развернулся и ещё раз взглянул на серое тельце.

— Всё будет в порядке. Верь мне. Мы с тобой… обязательно увидимся.

В центре временного госпиталя было куда оживлённее — те военные, что были в состоянии хоть как-то передвигаться, делали это изо всех своих сил — таскали ржавые койки, разбирали завалы хлама, чистили оружия — пользу приносили здесь все и каждый, потому что почти все понимали одно: им здесь жить.

— Кто из вас?! — прокричал он на весь зал, встав в центре. — Кто из вас не полетит вместо неё?!

По залу тут же пополз шёпот, шум утих. Мало что Хантер мог различить из монотонного бреда, но одну фразу он услышал чётко: «Это тот самый, что принёс её. Уильям». Позади наёмника возникла фигура Джеймса — кажется, тот спустился на крик, донёсшийся до него и Хеллера.

— Я, — послышался высокий голос из толпы.

Из-за ширмы «вышел» парень низкого роста с длинным чёрным ирокезом набок. Без правой ноги вплоть до колена. Старик сразу узнал лицо парнишки — именно у него он забрал винтовку ещё тогда, когда ног было две.

— Чего ты хотел от меня?

— Хочу убедится в том, что ты не передумаешь.

— Это шутка, да?

— На словах много кто герой. Я не хочу, чтобы в последний день, визжа, словно истеричка, заявлял, будто это место по праву принадлежит тебе, Ларри, — имя было вышито на рубахе, рядом с группой крови.

— Эй, ну ты не загоняй! — раздалось из-за одной ширмы. — Ларри — нормальный мужик!

— Да! Мы тут все можем за эту деваху впрячься, если потребуется!

— Надеюсь, — сказал Хантер, кивнув. — Но до тех пор, пока этого не случилось — я прослежу за тобой.

— Лучше скажи: а ты готов впрячься?

— Что?

— Я повторю, — громче заявил солдатик, — ты готов за неё впрячься? — охотник развернулся и по его взгляду был понятен ответ. — Просто, знаешь, я тут подумал: раз уж ты здесь… — на лице парня появлялась ехидная улыбка. — Что ты можешь предложить за её спасение?

— Ларри! — раздался крик из толпы.

— Завались, Карл! Этот хрен в два лица смог перебить больше полусотни трупов — думаешь, ему нечего нам предложить?! — протестовавшая фигура тут же скрылась за ширмой. — Мы пол месяца возились с этой девкой и не просили вознаграждения… вообще ничего не просили! Но он-то здесь! Жив-здоров, сука, с моей пушкой, пока я, — рядовой шагнул вперёд, опираясь на сухую ветвь от дерева, как на костыль, — лишился ноги. И теперь лежу здесь. Я — калека. Даже хуже — я бесполезен. Из-за тебя сволочь! — один из силуэтов кивнул. — И теперь некому разобраться ни с грёбаными мародёрами, ни со сверхгнездом! Здесь всего десять целых ребят! Десять мальчишек, которые до сих пор не умеют нихрена! — откуда-то послышался одобрительный крик. — Вся эта гребучая группа «профессионалов» сдохла в том гнезде, а оставшегося в живых нам присылали ублюдки-бандиты по кусочкам! Мы нихера не можем, а всем «свыше» насрать! Думаешь, эти пятнадцать идиотов изменят что-то?! Да они также, как и предыдущие сдохнут, даже следа по себе не оставив!

— Да! — раздался крик рядом с наёмником.

— Но есть ты. Ты, который вместе со своим дружком перевалил пять этажей и не моргнул глазом. Ты, который принёс на себе тело, будучи раненым в ногу, и выживал среди заражённых неделями, отказавшись от медицинской помощи, — каждый раз он указывал на него пальцем. — Ты, который составил карту всех гнёзд города и остался, при этом, жив. Я не прошу нам помочь, — он поднял высоко голову, хотя и смотрел исподлобья. — Я требую! Как человек, который лишился из-за тебя ноги! И даже её я не желаю получить обратно! Нет! Я спрашиваю тебя от имени всех: что ты, сука, можешь предложить для того, чтобы всё прошло так, как тебе хочется, а наша жизнь стала хоть немного больше похожа на жизнь, а не на выживание, а?!

— Он прав!

— Прав!

— Помоги нам, старый!

— Я повторяю: каждый из нас с радостью уступит место твоей девчонке, но тебе, раз уж ты пришёл, как заботливый папаша — придётся заплатить. Что ты можешь нам дать?

Над залом повисла гнетущая тишина. Доктор Хименес, выйдя из одной из «палат», полушёпотом пытался узнать, что произошло за время его отсутствия, а Уильям «Из Джонсборо» Хантер поражался лишь одному: как, порою, быстро хорошо сложенная ситуация может скатиться в нескончаемый поток дерьма. Однако одно он знал точно: на карте слишком большая цена, чтобы торговаться.

— Всё, — сказал он. — Я даю вам на выбор всё, что у меня есть.

Зал разразился одобрительными криками, среди которых хватало хвалебных од старому охотнику. Кто-то даже подкинул в воздух военную фуражку, но настроения самого охотника это не изменило. Ларри же, похлопав его по плечу, тут же сменил гримасу с ехидной улыбки на доброжелательную.

— Я-то в тебе не сомневался, но ты же знаешь, — поднимая ветвь, прохрипел он, — для лучшего эффекта иногда нужно надавить на эмоции, — старик громко выдохнул и, кажется, сказал что-то себе под нос.

— Ты в курсе, что такое эффект Бумеранга?

— Нет.

— Вот и хорошо — будет меньше причин смеяться надо мной, — парень перевалился на бок и направился обратно. — Но! Мужчина и мальчик, пришедшие со мной, в деле не участвуют — я не могу говорить за…

— Участвуют! — раздалось из-за спины — говорил Джеймс.

— Какого хрена ты творишь, идиот?!

— Я сказал, что слышали: мы в деле!

Зал вновь накрыла волна оваций. Кажется, двое матёрых выживших были спасением для этих рядовых. И это было неспроста — Хантер отчётливо понимал, что эти военные могут попросить у них лишь две вещи. И каждая из них нравилась бывалому пилигриму и наёмнику меньше предыдущей…

* * *

Закат приближался к своему завершению. Последние лучи солнца слабо опаливали шпиль небоскрёба. Местные жители ложились в предвкушении — уже завтра решится одна из двух их проблем. Впрочем, предвкушение это затмевалось тем, что оставшимся воякам — тем, кто ещё способен держать в руках оружие, тоже придётся участвовать — с проблемой такого масштаба не справятся ни два, ни три человека.

— Нахрена ты согласился? Ты же был там — понимал, что они выберут либо свехргнездо, либо банду мародёров — ни то, ни другое, я бы не назвал лёгким, — старик сидел у своего койки-места и читал морали. — А ты… Ты не заимеешь от этого прибыли.

— Знаю.

— Тогда зачем?!

— Ты ещё спрашиваешь? За два года, что мы работаем вместе, я не видел от тебя нихрена — ни сожаления, ни милосердия — ничего. А здесь появляется девчонка с простреленным тазом, рядом с которой валяется твоя кепка, и ты, который грозится перевернуть мир, лишь бы ей стало лучше. Я не идиот, Хан. Последний раз я видел такое, когда ты меня из-под расстрельной стенки вытащил. И если тебе вдруг пришло в голову сделать что-то хорошее под конец своих долбанутых дней не для себя, а для других — я в деле.

— Ты хоть понимаешь, куда нам придётся пойти? Понимаешь, что просто хочешь сдохнуть за компанию?

— Ну, сверхгнездо, и что? Справимся. Так же, как и всегда. Даже если сдохнем там вдвоём — пацан останется на попечении у надёжных людей. Ему будет на кого равняться и у кого учиться.

— Уже пристроил его?

— Я… Нет. И насчёт этого… Он не хочет оставаться здесь.

— Как это понимать «не хочет»? У него выбора не особо много.

— Не знаю. Но наотрез. Я… Тебе ведь теперь не принципиально, когда от него избавляться, верно?

— Джеймс… Плевать, — вдруг сказал тот. — У меня есть твоё слово, что с ним?

— Что?.. То есть… Да. Да, есть. Больше с ним у тебя не будет проблем!

«Было бы это так…» — думал себе Хан. Хотя, разумеется, отлично понимал, что проблемы будут. Но это его не волновало. Не в тот момент. В системе его приоритетов произошёл сильный сдвиг, перемещающий почти всё мирское в «долгий ящик». В конце концов, он-то понимал, насколько малы шансы на то, что завтра он может вернуться.

— Ну так что… — потянулся Джеймс. — Спать и в Ад?

— Да… Да… В Ад.