За тенью дракона [СИ]

Глава 14 ЧЕРНЫЙ БЕРКУТ

Хмурое утро встретило Зерона промозглым холодом. Костер давно догорел, и остывшие уголья отсырели под павшей росой. Неподалеку паслись хорты, срывая хоботами пожухлую осеннюю траву. Детеныш забавно повторял движения своего взрослого сородича, а тот внимательно присматривал за ним. Взрослый хорт был самцом. О том свидетельствовали его размеры, да и другие признаки, коих Зерон не преминул приметить.

В сером небе кружил одинокий беркут. Зерон коснулся взглядом птицы и замер. На оконечности ее правого крыла четко просматривалось белая отметина.

— Тот самый, что ли? — пробормотал Зерон, вспомнив беркута с белым пером в крыле, летящим над Долиной царей.

Беркут медленно снижался широкими кругами. Зерон почувствовал на себе взгляд воздушного хищника, а в следующий миг беркут, сложив крылья, ринулся вниз.

Послышался шепот воздушных струй, рассекаемых птицей, и она опустилась на скальный уступ в нескольких шагах от Зерона, в упор пронзив его немигающими глазами. Беркут имел необычную, иссини черную окраску, и лишь правое его крыло завершалось белым пером.

— Ты кто такой? — прошептал Зерон, не смея пошевелиться и оторвать взгляд от темных, как ночь зрачков в янтарных глазах птицы.

В следующий миг беркут расправил крылья и покинул скалу. Пролетев низко над землей, он затем круто набрал высоту. Вскоре его силуэт растаял в небесной дымке. Все это время Зерон, не отрываясь, смотрел ему вслед. Сомнений не было. Он видел этого беркута над Долиной царей. Но Зерона не покидало ощущение, что он еще где-то встречался с этим беркутом. Но где?

Странная птица. Почему их пути пересекаются? Зачем она приблизилась без опаски к нему? А может это и не птица вовсе, а скитающийся дух великого мага, воплощенный в беркуте? Может быть это дух самого Мауронга?

Зерон задумчиво потер лоб и еще некоторое время продолжал размышлять над необычным визитом Царя небес, как он назвал беркута, но только утомился от множественных мыслей.

Пора было продолжить путь. Зерон наскоро зажевал остатки второй хлебной лепешки и поднялся на ноги. Горизонт крылся за густым утренним туманом. Небесный огонь едва проявлялся сквозь серую мглу. Зерон направился в противоположную от него сторону. Едва он прошел с десяток шагов, как взрослый хорт перегородил ему путь. Он был огромен, достигая в холке высоты не менее десяти локтей.

— Ты чего? — недовольно спросил Зерон. — Пусти.

Хорт повернулся к Зерону боком и приподнял левую переднюю ногу.

— Тебе чего надо? Нет у меня еды. Пусти!

Сзади к Зерону подошел детеныш и лбом подтолкнул его к взрослому хорту.

— Отстаньте от меня!

Зерон попытался отскочить в сторону, но толстый хобот крепко обхватил его.

— Пусти!

Он попытался выхватить меч, но руки стиснула крепкая хватка. Хорт подтащил его к поднятой ноге и отпустил.

— Ты чего? Хочешь, чтобы я залез сюда?

Хорт слегка подтолкнул Зерона.

— Ты хочешь понести меня на себе?

Хорт будто поняв слова человека, нетерпеливо тряхнул тяжелой лобастой головой.

— Отблагодарить меня захотел? Хорошо. Но если потащишь меня куда попало, я воткну меч в твою холку, а затем спрыгну и убегу. Понял?

Хорт фыркнул хоботом в ответ.

Зерон забрался на ногу. Хорт приподнял ее выше, хоботом подтолкнул Зерона, и тот, цепляясь за длинную жесткую шерсть, взобрался на спину животного.

— Пошли, что ли? — Зерон ударил пятками по спине хорта. Тот двинулся вперед, но направился в северную сторону.

— Постой! Не туда! — Зерон потянул рукой хорта за левое ухо и тот послушно повернул в нужном направлении.

— Хорошо! Умная зверюга! — восторженно выкрикнул Зерон. У него немедленно созрела мысль. А что если приручить этих животных, а после использовать в сражениях. Эти чудовища будут взламывать строй противника, как тараны. Но он отбросил от себя эту затею. Впереди его ждала неизвестность.

Утренний туман медленно таял, открывая дали. Небесный огонь светил в затылок. На спине хорта Зерон, чувствуя себя в полной безопасности, с интересом озирал окружающий пейзаж. В небе медленно кружились пишачи. Поодаль белели чьи-то кости. Саблезубая кошка метнулась в сторону, спасаясь от тяжелой поступи хорта. Пара черных шерстистых носорогов паслась вдалеке. Рядом с хортом пыхтел его детеныш, быстро ступая по траве.

Зерону было тепло и уютно на широкой холке хорта. Вместе с тем покой, царивший вокруг, был обманчивым. В нем таилась смерть, где хищник выслеживал добычу. Здесь властвовал закон зверя, и в этом законе поток жизни пробивал себе путь в жестоких и кровавых схватках между своими обитателями. В этих схватках оттачивались клыки и когти, ноги бегали резвее, крылья быстрее рассекали воздух.

Слабые не выживали.

Впереди послышался грозный раскатистый рык, и на взгорке возник силуэт пещерного льва. Пред этим хищником в страхе разбегались саблезубые кошки и медведи. Даже лесные драконы не рисковали вступать с ним в схватку. Зверь, оскалив клыки, выразил недовольство приближением хорта, но уступил дорогу его силе, нехотя отойдя в сторону. Детеныш хорта при этом теснее прижался к родителю, а Зерон стиснул рукоять меча. Уж слишком внушительный облик был у хищника.

Льва миновали благополучно. Зерона в тот момент посетила мысль, что Ахарта специально отпустил его, заранее зная какие непреодолимые опасности встретятся ему на пути. Если здесь повсеместно встречались зверюги, против которых у Зерона не было никаких шансов остаться в живых, не сиди он на спине хорта, то, что его ждало на прямой дороге? Нет. Ахарта все же еще тот негодяй. Прикинулся добреньким. Жалкими грошами одарил, а сам представлял в тот момент, как Зерон будет отчаянно отбиваться от какого-нибудь клыкастого чудовища, а может и нечистой силы, против которой никакое оружие человеческое не спасет. Лепешек черствых дал на дорогу, а сам смеялся ему вслед. Дескать, иди малец, не хочу я тебя сам убивать, добрым буду. Пусть клыки кровожадной твари вспорют твой живот, и ты будешь умирать медленно, видя, как свирепый зверь поедает твои кишки. Вот гад, все же этот Ахарта! А перед смертью какой-то бред нес. Никому верить нельзя. Этот мир жесток и коварен. В нем царит закон зверя, а самый коварный зверь в этом мире это человек.

— Я буду самым коварным зверем, — процедил сквозь зубы Зерон, глядя с высоты холки хорта на бесконечные декорации спектакля под названием «Жизнь».

В декорациях справа проявились горы на горизонте. Над ними клубились темные свинцовые тучи, готовые сбросить на землю снег. Они пришли со стороны океана. Пишачей в небе заметно прибавилось. К ним присоединились коршуны. Кое-где в распадках темнели редкие перелески. Вдали паслось стадо лохматых степных быков.

Небесный огонь вошел в полдень, пригревая левую щеку Зерона мягким теплом и навевая дрему. Окружающие декорации расплылись, уступая место иллюзиям сна. К реальности Зерона вернул хобот хорта, толкнувший его в бок. Зерон вздрогнул, невольно хватаясь за меч, вскинул голову и увидел пред собой небольшую быструю речушку. Она бодро несла свои чистые воды по камням. Хорт топтался возле воды. Его детеныш тем временем, завалившись набок, весело плескался в речных струях.

Хобот хорта вновь нетерпеливо толкнул Зерона в бок. Слезай, дескать. Зерон уцепился за хобот и через миг стоял на земле.

— Все? Приехали?

Хорт мотнул головой из стороны в сторону, так будто понял вопрос.

«Не приехали еще. Привал, значит», — решил Зерон. Он подошел к воде. В реке на мелководье плавали крупные рыбины. Зерон не мог упустить такой удачный момент для рыбалки. Он осторожно вошел в воду, затаился неподвижно и дождался момента, когда одна из рыбин подплыла к его ногам. Быстрый выброс обеих рук, и рыба на берегу блещет серебром чешуи.

Зерон не стал ее жарить. Он распотрошил рыбу пальцами, удалив внутренности, и съел сырьем. Хорты тем временем плескались в воде и утоляли жажду. Зерон также напился чистой воды впрок и не преминул удобрить реку.

Можно было отправляться далее. Пред тем как забраться на холку хорта Зерон поймал еще одну рыбину про запас на вечер и насадил за жабры на прутик.

Хорты вместе с Зероном переправились через речку. Далее за ней плоская равнина сменилась пологими холмами и редкими перелесками. По-прежнему изредка на пути попадалось разное зверье большое и малое. В небе кружили пишачи вместе с хищными птицами, да на севере раздувались темные тучи.

Незаметно приблизился вечер. Для ночевки Зерон облюбовал один из перелесков. Здесь можно было набрать хвороста для костра, да и место было не столь открытое, как в чистом поле.

— Стой! — он ударил хорта пятками по бокам. Тот послушно остановился. Не дожидаясь, пока Хорт подаст хобот, Зерон скатился, как с крутой горки по его шерстистому боку и направился собирать хворост.

Тайлуг сидел на куче соломы, припав спиной к холодным камням. Холод притуплял боль в избитой спине. Он слышал, как вокруг него в темноте шныряли крысы. Гнусные твари опасались приближаться к живому человеку, но Тайлуг знал, что они не преминут изгрызть мертвеца до костей.

Темнота и голод обостряют чувства. Песчинки времени медленно падали в пустоту вечности, тревожа темную гладь воспоминаний, и давно забытые события прошлых лет рисовались на ней, проявлялись сквозь плотный туман забвения смутными картинами.

В них Тайлуг маленьким мальчиком карабкался по острым скалистым утесам над шумным прибоем Северного океана, впиваясь пальцами в крепкие камни и ощущая при этом пьянящую сладость опасности вместе с головокружительным восторгом преодоления высоты. Там наверху свежий ветер бил ему в лицо, наполняя его грудь великой силой, принесенной из неведомых далей.

Иллюзия прохлады ветра сменилась леденящим холодом, пронзающим до костей и возвратившим его из грез прошлого во мрак сырого подземелья. Но, что это? Видение? Игра воображения? Темнота подземелья расступилась, и он увидел белые облака. Там, вдалеке, за лесной рощей водная гладь реки отражала высоту неба. Навстречу к нему шла… нет, она будто плыла по воздуху. Её длинные, светлые волосы шевелил ветер.

— Агни, — прошептал он.

— Тайлуг, муж мой, — она протянула ему руки. Он бросился навстречу к ней и почувствовал, что не может приблизиться, она медленно удалялась от него.

— Агни! — вскрикнул он. Их руки едва соприкоснулись. Кончиками пальцев он на миг почувствовал её мизинец, маленький, теплый, живой.

На глаза нахлынула тьма, затем надсадно скрипнули петли двери, и темноту разогнал свет факела. Тайлуг ожидал увидеть ненавистную физиономию тюремщика, но на этот раз в темницу вошел незнакомец. Его лицо пряталось за колючей густой бородой. Единственный правый глаз вошедшего мрачно блестел. Щеку до пустой левой глазницы рассекал снизу доверху глубокий шрам.

— Жив еще? — спросил одноглазый. — Бери. Я тебе пожрать принес.

Пред Тайлугом на пол легла деревянная миска с хлебной лепешкой и куском жареного мяса. Забытый аппетитный запах хорошей свежей еды пронзил ноздри.

— Ешь, — приказным голосом произнес одноглазый.

Тайлуг протянул руку и тут же отдернул назад.

«Отравить решили», — мелькнула нехорошая мысль.

— Ты чего? — удивленно поднял густые брови одноглазый. — Не голоден? Или отвык от хорошей еды?

— С чего бы такие блага? — с подозрением в голосе спросил Тайлуг. — Решили отправить меня в Дхор, наградив удовольствием вкусить приятные яства?

— Ээээ… Так ты полагаешь, что я тебя отравить вознамерился? — спросил одноглазый после короткой паузы. Смерти боишься? А в народе говорят, что ты бесстрашен, и смерть боится тебя. Чему мне теперь верить?

— Чему хочешь тому и верь. Я не боюсь смерти, ибо смерть это новое рождение для праведных. Но я не желаю уйти из Эгириса, не отомстив подлым мерзавцам.

— Кому ты желаешь отомстить?

— Будто ты не знаешь. А если не знаешь, то спроси того, кто послал тебя с ядом ко мне.

— С ядом? — одноглазый усмехнулся. — Вот так всегда. Желаешь сделать доброе дело, а тебя обвинят во зле. Уж такова жизнь. Но смотри же, если не веришь мне.

С этими словами он отломил кусок лепешки и отправил себе в рот, с насмешкой глядя на Тайлуга. Затем прихватил кусок мяса.

— Эй, хватит, — Тайлуг протянул руку, жадно подаваясь вперед. — Ты так все сожрешь. Давай сюда.

— Еще чего, — одноглазый ощерился сквозь густую бороду. — А где благодарное слово?

— Кто ты такой? — настороженно спросил Тайлуг и жадно впился зубами в мясо.

— Не узнаешь меня? — невесело усмехнулся незнакомец. — Время меняет нас. Я уже стар, да и острая сталь изменила до неузнаваемости мой лик. Я Дзен. Бывший командир третьей хуги седьмого хугатона Тигр. Я бился вместе с тобою против зергов в долине реки Хель.

— Дзен? — Тайлуг недоверчиво посмотрел на сгорбленного старого человека. В нем ничего не осталось от облика того доблестного гетальпа, ведущего за собой бойцов в битву. — Дзен? Это ты? Я помню этот день! Я помню ту мою первую битву, будто это было вчера! Но, что произошло? Почему ты здесь в этих стенах?

— Долго рассказывать, — печально улыбнулся Дзен. — Жизнь коварная штука. Я был воином. Теперь я твой тюремщик.

— Мой тюремщик? А где прежний тюремщик? Где этот шакал?

— Кто-то прирезал его, — ухмыльнулся Дзен. — Теперь я буду присматривать за тобой. Помню тебя, как доблестного воина. Но как ты мог стать изменником?

— Я не изменник, — возразил Тайлуг.

— Все преступники отрицают свою вину, — уверенно произнес Дзен. — Человек существо непостоянное. Зачастую его деяния во многом зависят от жизненных обстоятельств. Вчера он был герой, а завтра становится преступником. Такова жизнь.

— Я не преступник, — мотнул головой Тайлуг.

— Понимаю, — кивнул Дзен. — Порой человек сам не желает себе признаваться в том, что совершил. Так ему удобнее. Ты преступник, но я помню твою доблесть воина и сделаю все, чтобы твои последние дни были не столь мрачны. В лучшую камеру я тебя не переведу. Сюда тебя определил Та-Зам. Так, что придется тебе здесь коротать свое последнее время. Но кормить хорошо и свежую воду тебе буду давать, дабы ты на своих ногах смог пройти свой последний путь.

Спасибо и на том, — произнес Тайлуг, проглатывая последний кусок лепешки. — Ты заходи почаще. Мне будет с кем скоротать время до моего последнего дня.

— До встречи, кронгетальп, — с этими словами Дзен развернулся и, прихрамывая на левую ногу, направился к выходу.