За тысячи лет до армагеддона

Глава вторая. Порочная любовь к сладкой жизни

По самым скромным прикидкам, я проклинал свою любовь к сладкому чаю не менее ста семидесяти лет чистого времени. Если считать по двадцать минут в день ежедневно и так на протяжении двенадцати тысяч лет. А ведь в первые три тысячи лет, я только о том и думал, как же меня угораздило обменять свою бессмертную душу на пять кусочков рафинада. Всего-то делов было, посидеть лишних полчаса в интернете, почитать новости, поработать в конце-концов, хотя работать с утра в институте считалось дурным тоном. А через некоторое время вместе со всеми и гаплык. В соответствии с естественным ходом развития событий, описываемых цепочкой: пространственно-временной прокол континуума — звездолет инопланетян — атака на Землю — высокотемпературная плазма — Аллилуйа. Тоже перспектива не из приятных, я вам скажу, зато в хорошей компании и совершенно безболезненно. Так нет же, решил с утра чайком побаловаться.

Стерва Лерочка, лаборантка ответственная в том числе и за чай, в первую очередь за чай, если быть объективным, и совершенно безответственная персона во всех отношениях, во всяком случае в период любовных томлений, которые на нее периодически накатывают по два-три раза в месяц, благополучно опаздывала. Остальные бездельники, числящиеся научными сотрудниками, поддались на уговоры зазывалы из отдела теории хаоса, соблазнившись будущим алаверды и манной небесной, а так же потенциальной карой господней со стороны заместителя директора института, он же руководитель теор. отдела, и поползли на четвертый этаж, создавать массовку на семинаре по прикладным аспектам теории хаоса.

Я же, ссылаясь на свое высокое руководящее положение и.о. завлаба и неотложную необходимость немедленно подготовить отчет чрезвычайной важности лично для «Cамого», остался в лаборатории один. Оно мне надо, прикладные аспекты теории хаоса. Да у меня в квартире после ухода жены такой хаос, что ни одной теорией описать невозможно.

Красота, никто не заглядывает через плечо на экран монитора, хошь песню пой, хошь водку пей. Ну последнее так, для большей отчетливости перспектив. А так, в реальной жизни, хошь в преферанс гоняй, хошь порнушку качай. Благо оптоволокно и неограниченный трафик служат для подобного высокоинтеллектуального времяпровождения солидным подспорьем. Никто не советуется с шефом по поводу семейных неурядиц, гениальных идей или жалуется на то, что зарубежные снобы отказываются публиковать статью в Reviews Modern Physics.

Впрочем, на этот раз, я решил воспользоваться спокойной обстановкой и пересмотреть результаты вчерашних экспериментов. Графики демонстрировали нечто совершенно несуразное. Такое впечатление, что менялась энергетическая константа самого пространственно-временного континуума. Конечно, напрямую измерить этот параметр было невозможно. Вот только косвенные измерения свидетельствовали о том, что либо в ближайшее время нашу Солнечную Систему ожидает большой Ба-Бах, либо вина таки лежит на Славе Кузнецове, который снова запустил свои шаловливые ручки в установку и что-то на что-то там поменял или подкрутил. Я, конечно, больше склонялся ко второму варианту. Смущал лишь тот факт, что изменения проистекали плавно на протяжении последних трех дней. Что не слишком-то вязалось с гипотезой о диверсии со стороны нашего юного дарования. Обычно тот все ломал сразу и надолго.

Отложив на потом допрос с пристрастием своего сотрудника, я начал фантазировать по первому варианту. Исходя из того нелепого предположения, что полученные результаты имеют некое, пусть и отдаленное отношение к окружающей реальности. И с удивлением обнаружил, что Ба-Бах таки нам не грозит, а вот появление пространственно-временного прокола по типу кротовой норы вполне реально. Такое впечатление, что кто-то, ну очень издалека и очень серьезный, собрался к нам в гости.

Чайник закипел, заварку нашел, а сахара нет. Мне бы дождаться Лерочки, она обычно больше чем на сорок минут не опаздывает. Так нет же, поднял свою задницу и поплелся к соседям за сахаром.

Добрая треть сотрудников института числит себя гениями. Возможно человека два-три, ваш слуга в том числе, и могли претендовать на этот титул. Долой ложную скромность. Остальные же, в соответствии с положением о том, что от безумия до гениальности один шаг, так этот шаг и не сделали. Короче, в институте много сумасшедших работало. Но в основном люди безобидные. Кто теорией увлекался, таких меньшинство, кто диссер клепал, кто регулярно напивался дармовым спиртом и обещал всем доказать.

К сожалению, на соседей это правило не распространялось. Группа Жеки Серединцева несомненно относилась к числу буйных, что они неоднократно подтверждали своими экспериментами.

Состояла группа из трех химиков органиков, одного биохимика и самого Жеки, моего университетского однокашника — физика теоретика. Им бы в соответствии с профессиональной ориентацией чего-нибудь тихонько в ретортах кипятить, всего-то вреда, если какая хренотень рванет, или новый наркотик получится. Так нет же, увлеклись Женькиными безумными идеями о дискретности временного континуума, образование-то не позволяет осознать всю несуразность теории, а вот бюджет хоздоговорной тематики, которую эти бестолочи шутя задней левой ногой выполняют в свободное от работы время, как раз позволяет заниматься всякой фигней. Сложившаяся ситуация ни для кого не являлась тайной. Даже заказчик одно время было возмутился, начал наезжать на руководство института.

— Как это, мы деньги несусветные платим, а ваши сотрудники занимаются черт знает чем.

Так бы и прихлопнули эту научную синекуру, не мудрствуя лукаво, да в последний момент оказалось, что заказчику не шашечки на машине нужны, ему ехать надо. А приличные результаты ни у кого, кроме Женькиной группы, не получаются. Проверено на практике. Заказчик сгоряча часть работы передал другим исполнителям и получил полный пшик. Прибежал назад, подписал акт о полной и безоговорочной капитуляции в виде дополнительного премиального фонда и больше в творческий процесс не вмешивался. А оборзевшие победители с фанатизмом неофитов перешли от этапа установочных экспериментов к практической реализации теоретических изысков. Как-то заказали всяких железок общим весом тон в пять и стали монтировать некую сюрреалистическую конструкцию.

Меня по-соседски, опять же как Женькиного однокашника и приятеля, регулярно приглашали для консультаций по узкоспециализированным вопросам, типа: как получить магнитное поле с заданными пространственными характеристиками, или что случится с институтской подстанцией, после того когда проектируемая конструкция выйдет на рабочий режим. Я всегда бескорыстно, но за определенное моральное вознаграждение, делился с ближними своими светом научной премудрости. Короче, обмотку генератора с заданными характеристиками посчитал, а касательно подстанции предложил не беспокоиться, ежели их конструкция выйдет на заданный режим, объяснял я Тамаре, Жекиному заму и главной неупокоенной, в смысле неуспокоенной, так вот в этом случае не то что от подстанции, от половины нашего города мало что останется в неизменном состоянии. Да только волноваться незачем, поскольку работать эта штука ну никак не может.

Я как-то обратил внимание, что зажечь народ можно только великими идеями, облеченными в схему простой технической реализации. Как с коммунистами было. Хочешь светлое будущее, всего-то и надо забрать все у богатых и разделить среди бедных. Или другой пример. Был у меня хороший знакомый, который еще до переворота работал помощником у одного руководителя страны. Так вот, он по просьбе другого хорошего человека пытался объяснить шефу, что надо бы в соответствии с научным прогрессом создать институт лазерных технологий. А шеф, старый маразматик, просто понять не может, что за такие лазеры, мазеры и Ванденберги. Пока Вовка не выдержал и говорит: «Николай Петрович, а вы подумайте, если танки со всех сторон попрут, а мы их лазером как шандарахним и в драбадан». И что вы думаете, через месяц решение Сов. Мина о создании института.

Так вот, Жека в своем мифотворчестве ни на йоту не отклонился от оптимальной схемы. Великая идея в наличии, это мечта романтично настроенной интеллигенции, изрядно засоренная прагматично-меркантильными соображениями — возможность путешествовать во времени. Касательно технической реализации, чего уж проще, создать вращающееся магнитное поле нужной интенсивности, этакий силовой диск. Ну а дальше совсем просто, когда линейная скорость на ободе диска превысит скорость света, произойдет квантовый временной скачек. Заморочить головы физически необразованным химикам с помощью ритуальных формул и сияющих перспектив оказалось делом двух недель. С тех пор Жекина группа уже пол года ваяет магнит с нужными параметрами. Самое смешное в этой истории, что сам Жека твердо убежден в правоте своей теории. Ну да флаг им в руки, а мне бы сахарку немного.

С начала рабочего дня не прошло и получаса, и уважающие себя люди должны были только приступить к обсуждению текущих политических событий, в крайнем случае смаковать вчерашний боксерский поединок.

Несмотря на это у соседей во всю кипела работа. Впрочем, что с этого контингента взять. Сумасшедший ученый физик Жека Серединцев, с горящими глазами и лбом Роденовского мыслителя. Две молоденькие симпатичные выпускницы химфака, Лена и Оленька, вместе с их старшей товаркой Томой, тридцатилетней жгучей брюнеткой восточного типа, все скопом безнадежно влюбленные в Жеку. И наконец Юра Пичугин, худой, сутулый и совершенно не от мира сего. По этому признаку он и Жеке стопроцентную фору даст. У Юры вообще нет стопоров, а голова варит так, что даже я иногда завидую. Именно Юру я числю вторым институтским гением.

Я иногда задумываюсь, а что бы было, ежели Жеке пришла бы в голову мысль построить из подручных материалов не машину времени, а ядерный космический двигатель. Где бы Юра плутоний доставал? А ведь придумал бы что-нибудь.

У него был только один, но весьма существенный как для научного сотрудника, недостаток. Легко мог увлечься чем-то совсем сторонним, так что основная работа сразу становилась побоку. Я припоминаю, как меня соседи привлекли на общественных началах к операции по спасению рядового Пичугина. В тот раз Юра начитался Кастанеду и начал экспериментировать с веществами. Ну этот-то момент особого опасения не вызывал. Не в первый раз. А вот когда коллега начал на голубом глазу цитировать ахинею типа:«Каждый идет своим путём. Но все дороги всё равно идут в никуда. Значит, весь смысл в самой дороге, как по ней идти…», или того хуже:«…И всё это лишь для того, чтобы понять, что в мире нет ничего, что действительно имело бы значение», соседи забеспокоились. Поскольку заподозрили, что подобное чтиво может негативно отразиться на мозговой деятельности и приведет к поражению подкорки. И тем самым повлияет на сроки выполнения очередного этапа хоз. договорной работы. Настороженность вызвал тезис про то, что ничего не имеет значения. А это как раз прямой намек на желание забить болт на работу.

К счастью, приступ удалось купировать, переключив внимание пациента на подпольный общеинститутский конкурс по самогоноварению.

Меня же во всей этой истории больше всего заинтересовали невзрачные, но чрезвычайно странные грибочки фиолетового цвета, микроплантацию которых, буквально в квадратный метр, Юра успел организовать прямо у себя на лабораторном столе. Уж больно затейливые звуки они издавали. Заинтересовали тем, что несмотря на отчаянные и продолжительные усилия с моей стороны, мне так и не удалось обнаружить ничего подобного ни в одном из справочников по грибам, мхам, лишайникам, низшим растениям, флоре в целом и даже тем, в которых описывались отдельные, наиболее одиозные представители фауны.

Сам же Юра на этот счет молчал как партизан, временно перейдя по этому вопросу в категорию тех, кто обещал: «Ужо я вам всем покажу. Вы у меня еще попляшите». Наверное, за Кастанеду обиделся.

Так вот, у соседей работа кипела. Конструкция, расположенная в центре лаборатории приобретала законченные контуры. По внешнему виду это напоминало ритуальную пентаграмму. Сходство усиливалось тем, что пол был размечен мелом, где помимо общего контура были прорисованы векторы силовых линий и прописаны заданные интенсивности поля. В узлах пентаграммы уже установили соленоиды, в центре, на время отладки, поставили рабочее место, стол, кресло, компьютер. Остальное место занимала мешанина из проводов, датчиков, преобразователей.

— О, Андрей пришел, — обрадовался мне Женька. — Помоги эту штуку переставить. Мой приятель, норовил сдвинуть здоровенный цилиндр, с тем, чтобы тот стал ровно в середину нарисованного на полу круга.

— У нас сахар кончился, — пожаловался я, упираясь плечом в массивную болванку.

— Каждому в жизни чего-то не хватает, — философски подтвердил Юра, ковыряясь массивной отверткой в щитке электропитания. — Одним павлинов-мавлинов, другим сладкой жизни, а вот нам не хватает фазовой синхронизации. Не знаешь где взять килограмма два?

— Тома, отсыпь благодетелю сахарку, — скомандовал Женька, удовлетворенно рассматривая плоды нашей совместной деятельности по перемещению грузов.

— Андрей, а ты пока посмотри на мониторе диаграмму напряженности поля. Будешь мне командовать, а я точной регулировкой подстрою.

Я сел в кресло и начал рассматривать картинку на мониторе. Красивый пятилепестковый цветок медленно вращался на экране, временами вспыхивая россыпью бенгальских огней в узлах интерференции. Судя по всему, от этого фейерверка и необходимо было избавиться.

— А вы что, уже мощность подали? — поинтересовался я.

— Да нет, что ты, это тестовый сигнал, — просветила меня Тамара, выходя из подсобки. — С силовой частью Юрке еще недели две возиться. У нас и защита еще не смонтирована.

Армагеддон начался с вполне нейтрального вопроса Томы.

— Юра, ты куда сахар положил?

Тот повернул голову на голос и заорал нецензурное слово бля, отлетая от силового щита, из которого во все стороны полетели искры и повалил дым.

— Кажется, я что-то ненужное перемкнул, — добавил он контуженным тоном, недоуменно разглядывая у себя в руках рукоятку отвертки с расплавленным металлическим огрызком на конце.

Картинка на экране монитора радикально изменилась. Пятилепестковый узор начал стремительно расщепляться на острые грани. Скорость вращения все время увеличивалась, и пропорционально скорости возрастала громкость и высота звука, который возник невесть откуда. Я поднял голову от экрана. Соленоиды укутали столбы синего прозрачного пламени. Каждый цилиндр был связан с соседними шнуром малиновой плазмы, по которому пробегали зеленые огненные сгустки. Их количество все время увеличивалось в соответствии с громкостью звука, который уже достиг болезненного порога. Свет внутри пентаграммы начал темнеть. Это казалось тем более странным, если учесть, что снаружи все оставалось ярко освещенным, а на зеленые огненные сгустки можно было смотреть, только прищурив веки.

Потом бабахнуло, и я навернулся об землю с двухметровой высоты, больно при этом ушибши копчик.