За закрытой дверью

Глава 20

Рейн ковыряла завтрак, всем телом чувствуя дискомфорт от дорогой одежды. Синий кашемировый свитер от Армани. Ботинки от Прада. Было пределом неблагодарности жаловаться на такие роскошные вещи, которые, кроме всего прочего, идеально на ней сидели. Но она все равно нервничала.

Сет расположился напротив нее и уминал уже третью тарелку. На этот раз он загрузился омлетом с морепродуктами, рогаликами со сливочным сыром и копченым лососем, жареной картошечкой, сосиской и пирожным. Он воткнул вилку в очередной кусок и кивнул на ее тарелку.

— Ешь, Рейн, — сказал он. — Чтобы общаться с этими акулами, требуется много калорий.

— Я с тобой сжигаю все свои калории, — пробормотала она. Взгляд Сета скользнул выше ее плеча. Она обернулась и увидела Виктора, здоровающегося за руку со смотрителем музея, с которым она беседовала за ужином. Серджо. Она улыбнулась и помахала ему рукой. Он улыбнулся в ответ и тоже помахал рукой.

Виктор взял себе чашку кофе и направился к ним с лучезарной улыбкой.

— Доброе утро, дорогая. Тебе очень идет этот цвет. Надеюсь, вы двое хорошо спали?

Рейн беспомощно покраснела.

— Да, неплохо, — сказал Сет и отправил в рот сосиску.

— А у вас, Маккей, какие планы на день? — спросил Виктор.

— Мы с Рейн возвращаемся в Сиэтл. Виктор глотнул кофе, глядя поверх чашки.

— Вообще-то я хотел провести с Рейн некоторое время сегодня утром. Уверен, вы поймете меня. Я сам сегодня возвращаюсь в город после обеда, так что мне не составит труда подбросить ее…

— Да все в порядке, — ответил Сет. — Я могу подождать. А потом заберу ее.

— Мне жалко вашего драгоценного времени.

— Это не беда, — пожат плечами Сет. — Мой ноутбук всегда со мной. Я как-нибудь развлекусь, пока вы решаете свои семейные дела. Если хотите, я могу разработать более современную систему наблюдения для гостевой комнаты. Большая часть приборов, которые я дезактивировал, давно устарела.

Взгляд Виктора стал жестче.

— Как мило с вашей стороны, но, прошу вас, не утруждайте себя. Стоун-Айленд предназначен для отдыха, а не для работы.

— Как угодно. — Сет довольно улыбнулся. Виктор повернулся к Рейн:

— Ты уже позавтракала?

Она оттолкнула фрукты и йогурт и поднялась из-за стола.

— Да, — ответила она.

Когда она проходила мимо него, Сет поймал ее за руку, притянул к себе и страстно поцеловал. Она покраснела, поймав на себе любопытный взгляд Виктора.

— Сегодня на улице солнечно, — сказал Виктор. — Может, пойдем наружу и воспользуемся хорошей погодой?

Она последовала за Виктором на крыльцо и спустилась вниз по тропинке. Они дошли до причала и встали плечо к плечу, глядя на блики солнца, играющие на глади залива.

— Раньше ты боялась воды, — заметил Виктор. — Помнишь, как я учил тебя плавать?

Она поморщилась от воспоминания:

— Ты обошелся со мной жестоко.

— Разумеется. Ты не хотела учиться. Ты и на велосипеде не хотела учиться кататься. И стрелять. Но я настоял.

— Да, это уж точно.

Случай с велосипедом был самым ужасным. Она вся изранилась, разбила колени в кровь, ревела, но Виктор был беспощаден. Он заставлял раз за разом залезать на эту отвратительную вещь, пока она наконец не освоила велосипед. С плаванием было то же самое. Она чуть не захлебнулась тогда.

Но не утонула. И научилась. Она даже научилась стрелять из пистолета, несмотря на этот ужасный шум, болезненную отдачу и синяки, которые оставались после этого на ее маленьких нежных руках. Насилие, которым все это сопровождалось, пугало ее, но она научилась всему. Он попросту не оставил ей выбора.

Она отвернулась от воды и встретилась взглядом с Виктором.

— Ты считал, что это твой долг — сделать меня сильнее, — сказала она.

— Питер и Аликс были слишком мягкими и ленивыми, — объяснил Виктор. — Если бы я оставил все на волю твоих родителей, то ты выросла бы законченной трусихой.

Это было правдой. Ей требовалось поблагодарить Виктора за то чувство наслаждения, которое она познала, когда освоила велосипед. А когда она вынырнула после своего первого прыжка в воду, Виктор аплодировал ей и велел повторять до тех пор, пока техника не станет лучше.

Аликс и отец даже не удосужились прийти и посмотреть.

Она снова обернулась к воде, ошеломленная воспоминаниями. Когда она была ребенком, она боялась и боготворила Виктора. Он был совершенно непредсказуемым. Требовательным и насмешливым. Иногда жестоким, иногда добрым. Всегда пылким и притягательным. Полная противоположность ее затерянному в своих мечтах, текущему по течению, погруженному в размышления отцу, потягивающему коньяк.

— Какое-то время я боялся, что воспитание твоей матери возобладало.

— В чем?

— В том, что ты едва не превратилась в беспомощную трусиху. Но ей не удалось. Гены Лазара взяли свое. Ей не удалось.

В его серых глазах светилась гордость. Он читал ее как открытую книгу, словно ее мысли проецировались на широкий экран. Он понимал ее, как никто другой. И что-то внутри ее отвечало на это. А остальная ее часть замерла испуганно. Она не могла допустить, чтобы этот человек что-то значил для нее, или связать себя с ним каким бы то ни было образом. Не после того, что он сделал. Она стала искать способ избавиться от наваждения.

— А где захоронен мой отец, Виктор?

— Я все ждал, когда ты это спросишь. Он похоронен здесь.

— На этом острове?

— Его кремировали. Я захоронил его прах и воздвиг надгробную плиту, — сказал Виктор. — Пойдем, я покажу тебе.

Она не была готова предстать перед могилой отца в компании Виктора, но никакой возможности избежать этого не было. Она пошла за дядей по извилистой каменистой тропе, которая вела на вершину утеса, возвышающегося над островом. Среди скал обнаружилась скрытая от глаз и ветров маленькая долина. Она была покрыта зеленым мхом. Деревьев не было вовсе. Посреди этой расщелины стоял черный мраморный обелиск.

Точь-в-точь как в ее сне.

Она уставилась на надгробие, ожидая, что из букв, высеченных на камне, вот-вот начнет сочиться кровь.

— Все хорошо, Рейн? Ты вдруг побледнела.

— Мне снилось это место, — сказала она, задыхаясь. Глаза Виктора блеснули.

— Так, значит, у тебя тоже это бывает?

— Что бывает?

— Сновидения. Это фамильная особенность Лазаров. Твоя мать никогда не рассказывала тебе об этом?

Она покачала головой. Мать жаловалась врачам на кошмары дочери до тех пор, пока Рейн не научилась молчать о своих снах.

— У меня бывают такие сны, — продолжал Виктор. — У твоей бабушки они тоже были. Живые, повторяющиеся сны. Иногда о будущем, иногда о прошлом. Мне всегда было любопытно, передалось ли тебе это от меня по наследству.

— От тебя? Мне? — спросила Рейн удивленно.

— Конечно. Тебе от меня. Мне казалось, что такая смышленая девочка, как ты, сама должна догадаться об этом.

Он терпеливо ждал, пока она придет в себя. Наконец она заговорила, запинаясь:

— Ты хочешь сказать, что ты… что моя мать…

— У твоей матери много тайн.

Ей казалось, что под ней разверзлась земля. — Ты ее соблазнил? Виктор фыркнул.

— Я бы не стал это так называть. Соблазнение предполагает какие-то усилия со стороны того, кто соблазняет.

Рейн была так шокирована, что даже не заметила оскорбления в адрес своей матери.

— А ты уверен? Виктор пожал плечами:

— С Аликс ни в чем нельзя быть уверенным, но учитывая твои сны и то, как ты выглядишь, ты определенно либо от меня, либо от Питера. И я лично убежден, что ты от меня. Я это чувствую.

Слова собственника. Они вибрировали в ее голове.

— Почему?

Он нетерпеливо взмахнул рукой.

— Она красивая женщина, — сказал он обыденно. — И я хотел доказать свое превосходство над Питером. Не то чтобы это удалось или была какая-то необходимость. Мы были слишком разными. Я и так его испортил. Все время делал за него грязную работу. И это была ошибка. Я надеялся уберечь его от темной стороны жизни. Но это не сработало. Он все равно столкнулся с ней. Он нашел Аликс.

Она протестующе вскинула руки:

— Виктор…

— Ему нужен был кто-то, кому бы понравилась его чувствительность. — Лицо Виктора вспыхнуло гневом. — А не жадная до денег дрянь, которая раздвигает ноги перед каждым, кто готов ублажать ее.

— Довольно! — закричала Рейн Он отпрянул, шокированный ее тоном. Она заставила себя не отвести взгляда от его горящих глаз, напуганная своей наглостью.

— Я не потерплю, чтобы так говорили о моей матери. Виктор поаплодировал ей:

— Браво, Катя. Если бы это был тест, ты бы его прошла с легкостью. Аликс не заслуживает такой преданной дочери.

— Меня зовут Рейн. И пожалуйста, не говори больше об Аликс.

Виктор изучал ее лицо с минуту.

— Это место, похоже, расстраивает тебя, — заметил он. — Давай вернемся в дом.

Она снова пошла за ним по тропе. Снова и снова она прокручивала в голове его слова, но они никак не укладывались в ее сознании.

Тропа привела к веранде, которая примыкала к задней стене дома. Он открыл перед ней дверь и жестом предложил следовать за ним вниз по лестнице.

— Я обещал показать тебе мою коллекцию, — сказал он. — Хранилище в подвале. После тебя, дорогая.

Маленький маячок в кармане жег ей руку. Она подумала о замке Синей Бороды, и живот у нее свело от страха. Она приказала себе не думать об этом. Надо просто сделать все правильно! Она плавала с акулами, зажав кинжал в зубах. Она пообещала Сету Она должна как минимум попытаться.

Виктор открыл крышку пульта управления на стене рядом с бронированной дверью и набрал несколько цифр.

— Кстати, это мне напомнило кое о чем, — пробормотал он. — Сегодня утром я сменил личный код доступа к компьютеру.

Рейн кивнула из вежливости.

— Одно слово. Минимум четыре буквы. Максимум десять. Ключевое слово… что я хочу от тебя.

Она недоуменно посмотрела на него:

— Ты хочешь сказать, что говоришь мне часть кода? И чего ты ждешь от меня дальше?

Он фыркнул.

— Я тебя умоляю. Мне казалось, что ты знаешь меня лучше. Если я тебе скажу весь код, то это ничего не даст ни тебе, ни мне. — Он мечтательно улыбнулся. — А если ты вычислишь его сама, то будешь знать все.

Он набрал еще несколько цифр. Замок щелкнул, и тяжелая бронированная дверь медленно открылась.

— Прошу, — сказал Виктор.

Она вошла в комнату. Воздух, созданный совершенной системой климат-контроля, сомкнулся вокруг нее в собственническом объятии.

Виктор вернул стилет шестнадцатого века к остальным ножам и кинжалам. Он снял с верхней полки деревянный ящик и положил его на стол.

— Мне сказали, что этой рапирой нанесли смертельный удар в семнадцатом веке во Франции, — сообщил он. — Дуэль состоялась из-за неверной жены, если верить документу. Придя в ярость, обманутый муж заколол этим клинком обоих: и жену, и ее любовника. Часто такие истории сочиняют, чтобы поднять цену на лот, но в данном случае у меня есть причины доверять бумагам. Документы, подтверждающие правду, хранились в архивах Лувра, но для денег нет границ.

Виктор внимательно наблюдал за ее реакцией, когда она читала древний вердикт, держа в дрожащих руках. Она не могла не быть его отпрыском. Ее сны были серьезным доказательством.

Она осторожно передала ему бумагу.

— Да, — сказала она, убедившись. — Я думаю, это правда.

Она тоже чувствовала все, как и он. Это не должно было иметь значения, но имело. Какое это удовольствие — показывать свои сокровища тому, кто действительно способен их оценить.

— Ты ведь чувствуешь это, не так ли? — Он протянул руку к рапире.

Рейн избавилась от холодного оружия с видимым облегчением.

— Что чувствую?

— Пятно. Я бы сказал «энергетику», но этот термин так затаскали парапсихологи новой эры, что он потерял смысл.

— Я что-то не очень тебя понимаю. Он похлопал ее по плечу.

— Ты поймешь, моя дорогая. Если тебе снятся сны, то и остальное тоже придет. Это цена, которую ты платишь за то, что родилась с фамилией Лазар.

— Я уже расплатилась сполна, — прошептала она. Он безжалостно посмеялся над ней:

— Не ной. У власти всегда есть цена. И ты должна научиться пользоваться властью, чтобы ценить ее дары.

Она посмотрела на него с сомнением в глазах.

— А от дурных снов есть какой-то толк?

После недолгого колебания он достал из кармана связку ключей. Он открыл замок и достал из ящика черный пластмассовый чемоданчик.

— Знания — это всегда сила, если у тебя хватает мужества посмотреть правде в глаза, — сказал он и положил чемоданчик на стол. — Взгляни на это. Это мое последнее приобретение. Мне интересно, какой эффект эта вещица произведет на тебя. Она не древняя и отнюдь не красивая. И даже не редкая в отличие от других предметов моей коллекции.

— Тогда зачем она тебе?

— Я приобрел ее не для себя. Это для одного из моих клиентов.

Рейн засунула руки в карманы.

— И какая у нее история?

Он откинул крышку и подтолкнул чемоданчик ближе к ней.

— Ты мне скажи Очисти свое сознание. И скажи, что всплывет первым.

Она взглянула на вещь, напуганная и измученная.

— Пожалуйста, не смотри на меня так, — попросила она, — Я из-за этого нервничаю.

— Прости. — Он отступил на шаг. Рейн протянула руки и взяла пистолет.

— Совсем другие ощущения, чем с рапирой. Пятно, как ты говоришь, совсем свежее.

— Да, — подтвердил он.

Ее глаза, казалось, ослепли, когда она заглянула сквозь время и пространство. Ему стало ее жаль: так много сразу свалилось на ее плечи. Но ей придется пройти через все это.

— Женщина была убита. — прошептала она. — Человеком… нет. Тварью. Тварью настолько пустой внутри, что это уже давно не человек. Боже.

Она согнулась, закашлявшись. Ее всю трясло.

Виктор помог ей дойти до кресла и сесть в него. Его встревожила ее реакция. Она закрыла лицо руками, ее плечи тряслись, как будто она плакала, но ни звука не было слышно. Он взял с полки стакан и бутылку коньяка и налил ей немного.

— Катя. Прости. Ты в порядке?

Она открыла лицо. Он вложил стакан ей в руку, и она сжала его одеревеневшими пальцами.

— Что это было, Виктор?

Его поразил ее сухой, жесткий тон и прямолинейность вопроса.

— Это часть игры, в которую я играю. — сказал он, чувствуя, что оправдывается. — Это краденое орудие убийства. Извини меня, дорогая. Я не хотел тебя расстраивать. Я показал тебе его, чтобы убедиться, что ты можешь чувствовать… — Он остановил себя.

— Что чувствовать? — Она поставила на столик стакан с коньяком.

— Пятно, — ответил он.

— Я это почувствовала, — произнесла она низким голосом. — И надеюсь, что мне никогда больше не придется ничего подобного испытать.

Он почувствовал приступ вины:

— Я и не предполагал, что ты такая впечатлительная. Уверяю тебя, я…

— Твоя игра того не стоит. Что бы она ни значила.

— То есть?

— Эта вещь отравляет. — Ее голос властно звенел» даже в этой глухой, звуконепроницаемой комнате.

Виктор удивился.

— В средние века аристократы на протяжении многих лет травили себя ядами, чтобы выработать иммунитет ко всему, что им могли подсыпать враги. Со мной случилось то же самое, у меня выработался иммунитет.

Она покачала головой:

— У тебя нет такого иммунитета, как ты думаешь. И если ты так любишь смотреть правде в глаза, то посмотри в глаза этому факту. Тебе не стоило держать эту вещь. Что бы ты ни сделал ради того, чтобы раздобыть ее, она этого не стоила. И что бы ты ни планировал с ней сделать, тоже того не стоит.

Он был так удивлен ее дерзостью, что не сразу нашелся, что сказать.

— И откуда в тебе этот талант к морализаторству? — спросил он с издевкой в голосе. — Точно не от меня. И уж точно не от Аликс.

— А может, это все мое? — сказала она. — Может, я сама в себе все это воспитала, без вашей помощи.

— А-а. Ангел правосудия поднялся из помойной ямы ее прошлого, возносясь над грехами ее лживых, порочных предков-прелюбодеев.

— Прекрати, Виктор.

Он захлопнул чемоданчик и убрал его в ящик. Его руки тряслись от гнева. Он не чувствовал такой ярости много лет, с тех пор как Питер…

Нет. Он не хотел думать о Питере. Он закрыл ящик.

— Хватит с нас шокирующих признаний на сегодня. Пора передать тебя под охрану твоего нового сторожевого пса. Бог знает, что может с ним случиться, если он забредет в это место греха и порока в поисках тебя.

— Виктор, прошу тебя, перестань.

Отчаяние на ее лице пробудило в нем что-то заржавевшее и давно не востребованное, что-то, что лучше было не трогать. От этого он только еще больше разозлился. Он открыл дверь.

— После тебя, — сказал он холодно.

Она вышла из комнаты, гордо подняв голову и выпрямив спину.

Он включил охранную систему и подумал, не сменить ли ему код доступа в компьютер. Хотя, с другой стороны, к чему все это? С таким к нему отношением она никогда не догадается, что это за код.

Не в этой жизни.