С усилием поднимаясь, задрожали веки — открывая серо-желтую муть перед взором. Но, не выдержав даже столь легкого напряжения, упали словно рухнувший занавес. Следующая попытка открыть глаза вновь не увенчалась успехом.
Раскрыв ладони, едва шевеля непослушными пальцами, практически беззвучно застонал — с усилием потянув в себя магическую энергию. Ощущение было, словно наждачкой по открытой и глубокой ране провожу — причем по всему телу. Но силы возвращались — как и возможность кричать от боли. Хлынувшая в меня энергия восстанавливала поломанный организм, а я, не выдержав, изогнулся дугой, невольно разбрасывая овощи вокруг себя.
«Какие овощи?»
— А-а-а… — словно выныривая из беспамятства тяжелого похмелья, застонал я, хлопая ртом и ворочаясь в куче капусты и моркови, под которыми был погребен. Извернувшись, встал на четвереньки и принялся карабкаться вверх. Ладони скользили по склизким кочанам, в лицо лезла яркая зеленая ботва… но у меня получилось. Даже несмотря на то, что внутри словно извивались пламенные змеи, опаляя обжигающим жаром боли внутренности, кости ломило, а голова раскалывалось под тугим чугунным обручем.
Зато живой.
Выбравшись из кучи, понял — нахожусь в телеге, — упав на которую, проломил днище и свалился на дорогу, после чего меня и погребла груда овощей. Едва удержав стон, я схватился за борт, удерживая равновесие.
— Пес, пес… — мысленным полушепотом донеслось до меня эхо эмоций столпившегося вокруг телеги люда. Когда я, сощурив слезящиеся глаза, осмотрелся, толпа — человек пятнадцать — прянула по сторонам.
Крестьяне. В серо-грязных туниках, коричневых шерстяных плащах, многие в деревянных сандалиях, кто-то босой. Под моим взглядом все они низко склонялись, заискивающе заглядывая в глаза. Узнали?
«Пес, пес…» — все так же ощущал в мыслях эхо.
— Почему пес? — спросил я хриплым голосом, едва сдерживая гримасу боли — с трудом выпрямляясь на телеге.
— Вы же… Пес Господский, господин, — пробормотал один из крестьян, самый дородный, с седой бородкой. И лучше всех одетый: в сапогах, синем плаще, белой — а не серой, — тунике, и с поясом. Староста, наверное.
Ну да. Пес Господский — сразу все понятно. Но стоило только так подумать об этом — я еще и голову опустил, касаясь висков, пытаясь хоть чуть-чуть приглушить давящую боль, как вспомнил. Конечно, я же в одежде наемника-телохранителя гостя Лартского — который так кстати мне ее одолжил. Пес Господский, значит — сквозь серую пелену не отпускающей боли осмотрел я себя и увидел на левой стороне груди блеклую, особо не выделяющуюся эмблему в виде схематичной головы собаки.
— Разрешите, господин, — осторожно, с явным густым страхом, поинтересовался староста, мелко-мелко подергивая подбородком в сторону телеги.
Понемногу приходя в себя, я тяжело, с трудом заставляя повиноваться задеревеневшие от боли мышцы, перегнулся через борт и едва не рухнул в дорожную пыль. Но удержался и отошел в сторону — как пьяный — опасливо меня обойдя, десяток крестьян сразу кинулись собирать овощи с дороги и разгребать их на телеге — с целью залатать пробитое днище.
— Куда едем? — поинтересовался я у старосты.
— В город, господин, — глубоко поклонился тот.
— Зачем? — удивился я и поморщился от боли — даже глазами было тяжело шевелить. Но все же постарался выпрямиться, сразу начав осматриваться по сторонам, игнорируя боль — но никого из преследователей ни на дороге, ни в небе не обнаружил.
— Вулкан проснулся, господин, — склонился между тем староста в поклоне, показывая в сторону города, неподалеку от которого чадил плотной шапкой дыма каменный исполин.
— Бежать же надо, — поморщился я, обшаривая пояс. Обнаружил кинжал и небольшой, но туго набитый кошелек. Заглянул внутрь — навскидку пара десятков золотых кругляшей.
«Все нормально, деньги есть», — возник в голове памятью предыдущей жизни чужой бодрый голос.
— Бежать надо, господин, истинно так. Только много гостей в город съехалось — даже из Иномирья прибыли — посмотреть, как вулкан живет, — ответил староста, отвлекая от воспоминаний. А я так и не смог поймать эхо узнавания фразы, что всплыла в памяти.
Оглядевшись, посмотрел на вереницу фургонов и — достав из кошелька золотой, бросил его старосте. Подумав, добавил еще два и направился к одной из телег, выпрягая лошадь. Самую большую, а значит сильную из представленных — сказал я сам себе. Не желая признаваться, что мне просто жалко этого урода. На конкурсе лошадиных неудач это чудовище заняло бы второе место — настолько было неухоженно, жалко и забито жизнью. Остальные лошадки выглядели пободрее — но были меньше, покладистее, а значит слабее — уговаривал я сам себя, пока еще была возможность взять другого скакуна, а не это несуразное недоразумение.
Ошеломленный староста в это время воззрился на монеты, на которые можно было всех его лошадей купить — возможно даже с телегами. Седла у него не нашлось — только простая уздечка. Вскочив на коня, я критически скривился — устраиваясь на облезлой кривой спине.
— Погнали, Кошмар, — ткнул я пятками коня (или это лошадь?), не давая себе шансов передумать.
Боль и одеревенение из тела между тем практически ушли — отзываясь лишь отдельными всполохами, понемногу возвращались сила и бодрость. Названный Кошмаром скакун ржанул короткой радостью — при этом удивительно тепло мазнув чувством благодарности, и понес меня в сторону городских ворот.
Верховые животные в Новых Мирах больше сходны с автомобилями — мотоциклами, квадроциклами, вертолетами и самолетами первого отражения, — при этом с упрощенной механикой управления, и поведенческим набором под внешность. Названная мною Кошмаром лошадь (или конь?) — от других не отличался. Соответствуя своей несуразной внешности — старый, затюканный, — едва не кряхтел, перейдя на нечто среднее между рысью и манерой бега чемпиона по кроссу среди участников из домов престарелых.
Уже лучше приходя в себя — обретая ясность мыслей, — задумываясь краем о том, что меня подвигло взять именно это скрипящее подо мною чудовище, я размышлял, как неплохо меня приложило. Вспоминая взорвавшийся артефакт курносой чародейки — после уничтожения которого потратил практически все силы для того, чтобы не разбиться об землю.
Пока скакал к городу, то и дело понукая замедляющегося коня, с трудом сохранял самообладание. Вариантов было всего два — и оба очень плохие.
Первый — с Ребеккой или Картой Хаоса что-то случилось, и она просто не может меня найти. Второй — не хочет. Во второй вариант верить категорически не хотелось, но я допускал его в равной степени с первым. То, что Ребекка запланировала мое венчание, совершенно не гарантировало спокойной жизни — может быть, она просто решила обезопасить себя, пойдя по пути наименьшего сопротивления?
На тракте становилось все больше людей и повозок — приходилось скакать по полю рядом, вся дорога вскоре уже была забита караванами купцов, везущих продукты в переполненный гостями город. Поначалу я хотел было свернуть к побережью и пробраться к святилищу Анубиса через порт, но по здравом размышлении решил двигаться напрямик, экономя время.
Толпа у ворот собралась немалая — объезжая столпотворение на въезде, старясь не слишком торопиться, я ловил на себе брошенные исподтишка взгляды, но впрямую выказать неудовлетворение никто не пытался.
Приблизившись к воротам, я вдруг понял, что не знаю, как говорить со стражами. Но меня никто ни о чем и не спросил — вооруженные короткими мечами легионеры лишь расступились, — давая дорогу. Двинув коня прямо в гомонящую толпу, заставив его втиснуться между двух повозок дородного скандалящего о размере пошлины купца, я миновал было арку, но уловив тень движения, резко обернулся. Как раз чтобы увидеть, как резко опускает голову, скрывая лицо широким капюшоном, аколит в сером плаще — стараясь затеряться среди толпы. Но слишком направленным, липким было его внимание — и я понял, что очень, очень ошибся с решением пройти через ворота.
Первой мыслью было убить заметившего меня аколита — но толпа напирала, а соглядатай уже затерялся в сутолоке. Сжигать же несколько десятков человек, сработав заклинанием по площади, вариант не особо. Позади сомкнулись несколько десятков телег, создавая для меня непреодолимую — во всяком случае, с наскока — преграду, а вот впереди возник небольшой просвет.
Грязно выругавшись негромко, пнул коня пятками, сжимая объятые огнем ладони на поводьях — понимание того, что сейчас снова могу оказаться в фокусе неизвестных охотников, душевного равновесия не добавляло. Направленный прямо в толпу конь возмущенно заржал, но неожиданно резво ринулся вперед, заколотив копытами по брусчатке — только прыснул по сторонам люд. Однако ведущая от ворот узкая улица была так же, как привратная площадь, забита телегами и праздношатающимся народом. Коню было все равно — он, словно направленный неумелой рукой квадроцикл врубился в толпу, пробивая себе путь облезлой, но широкой грудью. Несколько мгновений — и, миновав давку за воротами, я помчался вперед между толпами прохожих, словно волной отхлынувших перед носом хищного эсминца.
«Давай, давай!» — ударил я коня еще раз пятками, хотя этого и не требовалось — доходяга и так развил максимальную скорость, не обращая внимания на наездника. Я пронесся по узкой улочке, подгоняемый гулом и собственными страхами перед неизвестностью. Ведь стремился я сюда, чтобы сменить имя и исчезнуть с Карты Хаоса для знающих — а получилось, что сам себя загнал в ловушку. Или пока не загнал?
Полетел на брусчатку лоток с булками, грязно закричал мне вслед торговец, взвились в стороны тряпки шатров. Опомнившись, я потянул было на себя поводья — замедляя бег коня и недоумевая, почему так опрометчиво ускорился, — как почувствовал на себе сразу несколько злых взглядов. То, что конь в этот момент приостановился, помогло — прямо передо мной мелькнули три ледяные стрелы, врезаясь в мостовую и брызнувшими осколками калеча случайных прохожих. Машинально я выбросил вперед руку, создавая защитную сферу от следующей серии атакующих заклинаний, и меня — вместе с конем — отнесло на несколько метров в сторону, бросив в переулок.
Жидкой пламя так и обволакивало мои ладони — которыми, машинально, — я вцепился скакуну в холку. Кошмар заржал от боли и накренился подо мной, словно входящий в крутой поворот мотоцикл. Его подковы рванули брусчатку с искрами, и у меня перед глазами замелькали стены и развешанное белье. Я мчался на обезумевшим от боли коне по очень узкому проходу — который неожиданно кончился чьим-то садом. Увидев свободный проход между домами, под испуганные крики собравшихся на застолье под раскидистым деревом людей, дернул поводья, направляя Кошмара, и вновь погнал его вперед. Машинально ударив пятками изо всех сил, пригнулся к гриве — вовремя, — лишь мелькнула широкая доска вывески, едва чиркнув по волосам. Позади гремело треском ломающихся ледяных глыб, но я даже не оглянулся. Пролетев, словно автогонщик, среди загромождения проулков, выскочил на городскую площадь.
Здесь царило настоящее столпотворение — огромные толпы бродили между рядами палаток, среди них выделялись одеждами и повадками многочисленные туристы в организованных группах. Было невероятно много магов и наемников — охраняющих гостей из иных миров, прибывших в Помпеи посмотреть на извержение вулкана и смерть города. Чувствуя позади многочисленные взгляды преследователей, я прижался в гриве коня — направляя его вперед. Скакун истошно заржал — закричал почти как человек и, подпитанный моей энергией, помчался прямо через толпу.
Прянули в сторону самые расторопные — остальные отлетали по сторонам от широкой груди коня — еще недавно спокойной крестьянкой скотины, а сейчас накачанного магией безумного скакуна с горящими красным глазами. Распихивая попадающихся на пути людей, магов, лотки, палатки, лошадей, телеги и даже стражников, я мчался через площадь — мимо арены, оставляя за собой шевелящуюся просеку в плотном столпотворении. Раскиданный люд позади возмущенно вопил, ржали лошади, громыхали падающие прилавки, металась ткань рухнувших палаток под руками оказавшихся под ней торговцев. Но все это длилось недолго: словно гончие за мною следовали десятки боевых магов и чародеев, разрезая всклоченную толпу многочисленными ножами — оставляя за собой крошево смерти и увечий.
Возникший передо мною вдруг седовласый статный чародей в яркой красно-золотой мантии попробовал поставить огненную стену — удивительно вовремя. Протянув руку, я ухватил энергию ставшей родной стихии и хлестнул назад, будто широкой плеткой — двое преследователей в серых плащах перестали существовать, рассыпавшись прахом. Потянув силу чародея в себя — не отпуская плетки, — я напрягся, неожиданно почувствовав сопротивление.
Кошмар по-прежнему несся кометой, сметая все на своем пути, а я пытался повернуться в седле, — за мной, извиваясь змеей, тянулся огненный хлыст — неизвестный маг цеплялся за жизнь, изо всех сил удерживаясь на этом свете. Теперь уже я оставлял огненный смертоносный след — на конце длинного пламенного хлыста среди разрушенных и полыхающих торговых палаток болтался кроющий всех и вся гулким басом маг.
Площадь почти кончилась — и, свалив несколько последних лотков, я оказался в тесных улочках, ведущих к порту. Небо закрывали выступающие надстройки многочисленных этажей инсул — многоэтажек для бедняков, но по свисту крыльев и пронзительным воплям сверху я догадался, что подтянулась воздушная кавалерия охотников.
Я, наконец, смог сесть в седле прямо — не зная, что делать с огненным хлыстом в руке, а улочка вдруг кончилась, и я выскочил на пристань.
— Стоять! — заорал коню, рванув поводья и словно в индийском кино заставляя его заскрежетать копытами по деревянной мостовой, заваливаясь набок. Ринулся с неба грифон — растопыривая когтистые лапы, в которых вдруг оказался чародей, которого я тащил за собой с самого рынка; опережая меня, он по инерции полетел вперед — я еще и ускорения придал, взмахнув огненной плетью словно кнутом. Брызнула кровь, грохнул огненный взрыв — и от грифона остались только когти и перья, — а пронзительно завизжавшую наездницу унесло далеко вверх.
Хлыст жизненной энергии, за которую цеплялся чародей, не отдавая, втянулся в меня словно отпущенная, натянутая перед этим до упора тугая резинка — я невольно закричал от дичайшей боли, густо плюнув кровью напополам с огнем. Огромная часть выжигающей меня силы через левую ладонь зашла коню — бедное животное, дохнув дымом и пламенем, укатилось прочь от меня, — словно пущенный из пращи горящий камень. Ударившись в здание трактира, конь исчез под рушащимися перекрытиями.
Где-то там, в пыли и ошметках балок, погибала сейчас та самая кровать, на которой мы с Юлей впервые узнали друг друга — на краткий, очень краткий миг, — подумал я. Отдачей меня пронесло в другую сторону — разрушая топорщащиеся доски мостовой, сметая огромную сеть с рыбой, местами обуглившейся до мелких угольков. Вырвавшись из склизкой, вымазанной мокрым углем рыбьих тушек полукопченой массы, я побежал прочь. И в дыму, взвившихся в воздух перьях грифона и рыбной чешуе, споткнулся о тонкую фигурку.
«Опять ты!» — мельком подумал я, вбивая объятый пламенем кулак в курносое детское личико. Хрустнула кость, брызнула кровь — а брошенная на деревянную мостовую чародейка нелепо взбрыкнула ногами в предсмертной судороге. Почувствовав под ладонью живую силу, я вырвал кулак — рука ощутимо дрожала: оказавшийся в ладони наполненный силой воды камень новой диадемы вибрировал от сильнейшего напряжения близости противоположной стихии — моего огня.
Спасая мне жизнь, время вновь — как всегда в момент смертельной опасности, когда у меня есть магическая энергия, — замедлило свой бег. Рванув вперед, даже не видя направленных на себя заклинаний, я — едва не поскользнувшись на склизкой массе рыбы, отпрянул. Вовремя — воздух сгустился от ледяных стрел и молний: магов огня среди моих преследователей больше не было.
Действуя не разумом — точно не разумом, — я за доли мгновений развернулся навстречу преследователям. Краем глаза успел увидеть больше десятка фигур — одна за другой появлявшихся из проулков и ведущих в порт улиц. Не знаю, чем думал и как, но, вогнав всю силу доспеха духа в ладонь, при этом левой рукой формируя неполную защитную сферу, я ударил артефактный камень об землю, разбивая его.
Взрывной волной меня подняло и отнесло прочь — а так как я еще был в пространственном скольжении, то в неторопливом для себя полете увидел, как медленно-медленно бугрится исчезающая в волнах набережная, как рушатся дома вокруг площади, как светлые и голубые фигурки чародеев-охотников отлетают прочь словно кегли. Но не все — те, кто не пользовались доспехом духа или защитой просто вспыхивали кровяными веерами.
Еще до того, как рывком вырвался из скольжения, успел заметить бельевую веревку — я приземлялся в квартале неподалеку от порта, и схватился за нее. Меня, словно на тарзанке, протащило по широкой дуге и удалило о стену. Вернуть доспех духа, разлив по всему телу, догадался в последний момент, и пробив пять стен — две капитальные, — я выкатился на другой улице. Прямо на пути троих боевых магов.
Даже не думая, вся тройка бросилась на меня. Вновь скольжение — и, едва-едва уклонившись от лучившегося бледным свечением клинка, кулаком отправил первого нападающего в глубокий нокаут. В плечо мне ударили сразу три взблеснувших магией метательных ножа — доспех духа выдержал, а внутри поднялась неконтролируемая густая ярость. Уйдя от очередного веера клинков, я поднырнул под падающий изогнутый фламберг, ударив коленом на излом руки. Вырванный из ножен кинжал попал прямо в рот закричавшему наемнику, ломая шейный позвонки и дробя то место, где должен быть нейроблок.
Словно лопнула туго натянутая струна, а в меня хлынула потоком энергия умирающего — тело боевого мага затряслось, словно попав под удар сильнейшего электрического напряжения, — превратилось в прах. Взмахнув рукой, я отбил очередные метательный ножи и, в полупируэте подхватив фламберг, в два шага оказался рядом с третьим охотником. Расширившиеся красные глаза с вертикальными зрачками, сдавленный крик умирающего и мой вопль, полный ярости и злости. Изгибающийся пламенем клинок рассек противника напополам — и тот рухнул, погребая под собой самого первого оглушенного кулаком наемника. Тот, оказавшись среди густой крови и чужих внутренностей, дернулся было, приходя в себя. Увидев мои глаза, он испуганно завизжал — словно девушка — и заскреб пятками по брусчатке, пытаясь отползти прочь.
Спокойнее надо быть. Спокойнее.
Спокойнее не получалось — внутри жарким пламенем билась ярость, и хотелось убивать. Лишь усилием сдержавшись, чтобы не выйти на охоту за преследователями среди тесных улочек, я — уже не обращая на истошно кричащего в неконтролируемой панике боевого мага внимания, побежал в сторону святилища Анубиса, — представляя примерное направление.
Вдруг мостовая под моими ногами мягко ушла в сторону, а дом совсем рядом вздрогнул, чуть проседая. Держа наготове фламберг, я раскрутился вокруг себя — но тут, заполняя все вокруг, раздался далекий и гулкий, раскатистый гром — а мостовая под ногами мелко-мелко задрожала.
Извержение Везувия началось.