Зачарованные

11

Серебряный Шип принял объяснение Никки в любви хоть и радостно, но гораздо спокойнее, чем ее сообщение о том, что она встретила свою бабку в седьмом поколении. Когда она сказала, что Конах ее прапрапрапрапрабабушка, лицо его явило такую степень ошеломленности, было таким забавным, что Никки пожалела, что не достала заранее из рюкзака камеру, дабы снять это выражение на пленку.

— Вижу, — сказала она ошарашенному мужу, — ты весьма удивлен этим. Да, что ни говори, а не всякому выпадает шанс столкнуться лицом к лицу с собственными предками, встретив их во плоти.

— О такой возможности я даже не думал, — сознался он, действительно глубоко потрясенный ее новостью. — Когда я решил вызвать кого-нибудь из будущего, меня интересовало лишь то, что я узнаю от этого человека. Мне и в голову не приходило, что он может встретиться здесь со своими предками. Нейаки, это должно быть очень странно для тебя. Прости, если это повергло тебя в смятение. Я виноват, что не подумал об этом прежде.

Я понимаю, ты поставил перед собой грандиозную цель, гораздо более важную, чем побочные обстоятельства, включая родственность и все такое. Жутковато, сознаюсь, было встретить Конах и увидеть, что она всего лишь на несколько лет старше меня, а еще непонятнее и фантастичнее показалось мне общение с ее детишками. Я, их далекая правнучка, взрослая, а они, мои пращуры — маленькие дети. Да, я не только старше их, но сама ожидаю ребенка, еще одного отпрыска старого фамильного древа. Поверь мне, Торн, это глубоко потрясает!

— Нам надо довериться Черному Копыту и испросить у него совета, можем ли мы рассказать обо всем этом Конах, — проговорил Серебряный Шип. — Ведь он дядя Конах и решит, как поступить лучше.

Никки воззрилась на мужа:

— Торн, но если мы скажем вождю о моек родстве с Конах, нам придется поведать ему и нее остальное. Как ты призвал меня из будущего. В общем, вывалить на его бедную голову целый ворох невероятных новостей.

Серебряный Шип неторопливо ответил:

— Я с самого начала, Нейаки, хотел ему обо всем рассказать. Черное Копыто — мудрый и рассудительный вождь. Он прожил на свете почти девяносто зим и повидал много такого, что не поддается объяснению и что можно принять только на веру. Я уверен, что наш рассказ не так уж сильно потрясет его, скорее просто заинтересует.

— Ладно, это твоя игра, так что играй в нее по тем правилам, которые сам и выдумал, — ответила она, пожав плечами. Затем вспомнила еще кое-что, сказанное Торном. — Постой-ка! Так Черное Копыто приходится Конах дядей? Ты имел в виду, что он ее настоящий дядя, а не просто близкий друг семейства? Я, почему спрашиваю, а тут заметила, что ваши люди применяют родственные термины так широко, что это даже смущает. Как я поняла, когда ты говоришь кому-то брат, это еще не значит, что ты обращаешься к родному брату или кузену, это может быть просто твой приятель. Все женщины у вас сестры, а все старухи — бабушки…

Никки помолчала, затем сухо рассмеялась.

— Да и вообще, кем, к черту, являюсь я сама? Не окажусь ли я матерью своего пращура? Ты… Ты, случайно, не родственник Черного Копыта? Может, я вышла замуж за собственного предка? Впрочем, в данной ситуации все это не важно. Кровосмешение вряд ли возможно, раз мы родились в разных веках, так что наш младенец наверняка родится нормальным и здоровеньким. Я уверена в этом.

Серебряный Шип покачал головой и усмехнулся:

— Да, Нейаки, не тревожь свой рассудок подобной чепухой. Если мы с тобой и связаны какой-нибудь кровью, так лишь той, на которой замешан наш сын. А наш союз священен, ибо основан на взаимной любви и доверии.

При этих его словах надежда вспыхнула в сердце Никки.

— Ты сказал — взаимная любовь? Должна ли я это понимать так, что ты меня тоже любишь?

Нежная улыбка осветила его глаза и подняла уголки губ.

— Конечно, Нейаки. Я полюбил тебя в первый день, в ту самую минуту, когда ты взмолилась не убивать тебя, а потом приободрилась и доверчиво протянула мне руку. Тогда я и понял, что мы обязательно будем вместе. Это было на…

— Я знаю, — прервала она его, и лицо ее озарилось радостью. — Это было написано на звездах. Судьба, Предопределение. Рок.

— Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал?[24] — смущенно спросил Серебряный Шип.

Она хихикнула, в глазах ее сверкнули озорные огоньки.

— Милый мой, еще нацелуешься, впереди у тебя лет пятьдесят, если не больше. Впрочем, один раз можешь поцеловать. Как-нибудь перетерплю.

Встреча с Черным Копытом была обставлена по-королевски торжественно, по крайней мере, с большей пышностью, чем подобные встречи описаны в учебниках, по которым учила своих студентов Никки. Почтенный вождь племени тони, облаченный во все регалии, положенные ему по званию, высокий и стройный, с морщинами возраста и опыта, врезанными временем в его лицо, держался, подтянуто и гордо. Столь же ясный рассудком, сколь и крепкий телом, он казался гораздо моложе своих лет.

Оставшись наедине с Черным Копытом в его вигваме, Серебряный Шип и Никки рассказали ему свою историю. Затем они молча сидели перед вождем, ожидая его ответа. По прошествии нескольких томительно долгих минут он пронзил их обоих осуждающим взглядом, который потом сосредоточил на Серебряном Шипе как на истинном виновнике неудачной затеи.

— Не скажу, что очень уж удивлен — наконец заговорил вождь. — Ты и твои братья всегда своими затеями приносили людям одно беспокойство; и хоть ты задумал это с самыми добрыми намерениями, но посмотри, какой хаос внес в жизнь этой юной женщины. Остается только надеяться, что ты своими необдуманными действиями не свел ее с ума, вырвав из мира, которому она принадлежала, и, переместив в наш.

Черное Копыто поднял перед ним руки ладонями вниз, затем вновь со вздохом опустил их на колени.

— Ну, к добру ли, к худу ли, а что сделано, то сделано. Теперь надо решить, сумеем ли мы извлечь из этого пользу. Возможно, ты прав, Серебряный Шип, утверждая, что это предопределение свыше. И Духи действительно хотят отвести от нашего народа беду, вещая через тебя и твою юную жену.

Суровый вождь повернулся к Никки:

— А что скажет Нейаки? Хочет ли она остаться здесь и быть женой Серебряного Шипа?

— Да, сэр, хотя должна признаться, что многое оставила в своей жизни в двадцатом веке. Я утратила и семью и друзей. Больше всего мне будет не хватать родителей и братьев.

Черное Копыто кивнул:

— Я удивился бы, если бы было иначе. Но из всего, что вы двое сказали мне, я понял, что и здесь у Нейаки есть родственники. Конах, ее муж и дети, Меласса и я. А также и этот юный индеец, — он жестом указал на Серебряного Шипа, — и ребенок, которого вы сотворили.

Глаза Никки расширились, и не просто от удивления, что ее мужа, вполне зрелого мужчину, назвали юным индейцем.

— Вы?.. — негромко воскликнула она. — Я и с вами в родстве?

Черное Копыто опять кивнул:

— Если в вас течет кровь Конах, значит вы и моя родственница. Можете называть меня дедушкой или дядей, как вам больше нравится.

— Благодарю вас, почту за честь, — искренне проговорила Никки и почтительно склонила голову. — И хотя мне трудно поверить в столь невероятное происшествие, как перемещение во времени, но, видя, что вы в этом не сомневаетесь, я начинаю принимать все как есть.

Старый вождь, посмеиваясь, сказал:

— Серебряного Шипа и его братьев я знаю с часа их рождения. Я помню день, когда они впервые принялись пробовать свои силы, знаю о них все — и плохое, и хорошее, равно и то, что от них можно ожидать чего угодно, а потому никогда особенно не удивлялся их выходкам, хотя подчас, не находя слов, только разводил руками.

— Мне так хотелось заглянуть на несколько лет вперед, мой вождь, — будто оправдываясь, сказал Серебряный Шип. — Ведь если мы будем знать будущее наших людей, то сумеем лучше наставить их.

— И что ты там, в будущем, увидел, кроме трагедии? — поинтересовался Черное Копыто. — Сделало ли тебя мудрее знание, принесенное оттуда? Сделало ли оно тебя счастливее?

— Нет, мой вождь. Но я обрел твердую уверенность в том, что люди шони должны оставить эту войну с шеманезе. Нет для нас ничего мудрого в том, чтобы следовать путем Текумсеха. Как я уже говорил Нейаки, если мы убедим моего брата покинуть тропу войны, нам, возможно, удастся спасти и его, и наших воинов, и все племя от катастрофы.

— Многие из людей нашего племени не пошли за ним, и все же он продолжает стоять на своем, — заметил Черное Копыто.

— Это, правда, но если и остальные не захотят следовать за ним, ему просто не с кем будет идти, у него не останется воинов, — продолжал настаивать Серебряный Шип. — Мы должны убедить всех шони отказаться участвовать в затее Текумсеха. Если теперь заключить мир с американцами, возможно, судьба нашего племени не будет столь трагичной.

Черное Копыто вновь обратил взор к Никки.

— Что скажешь на это, Нейаки? Ты пришла к нам из будущего. Можешь ли дать нам мудрый совет?

— Я бы с удовольствием, — сказала Никки и тяжко вздохнула. — Но просто не знаю, что и думать… Мне всегда казалось, что если человек и способен переменить свое будущее, то истории изменить он не может. Конечно, я и представить себе не могла, что вдруг окажусь в прошлом и увижу свою жизнь в далеком, еще не наступившем будущем. А что, если, думаю я теперь, можно и историю переменить, раз оказалось возможным перенести меня из одного времени в другое. Однако совершить это способен далеко не каждый. Если это вообще достижимо, то лишь для того, кто обладает фантастической магической мощью.

— Как муж Нейаки, например? — подсказал Черное Копыто.

— Или Текумсех, — предположила Никки. — Возможно, только он способен переписать собственную часть истории, изменив свое решение и остановив тех, кто следует за ним.

— Мысль соблазнительная, — заключил Черное Копыто. — Но как знать, может, это под силу лишь тому, кто достаточно искусен и умудрен, чтобы убедить Текумсеха. — Взор его вновь обратился к Серебряному Шипу. — Хорошо, сын мой, я все это обдумаю и попрошу Духов наставить меня. А пока мы будем ждать их ответа, не мешало бы созвать кое-кого из наших людей и обсудить с ними сложившееся положение. Возможно, нам удастся остановить тех, кто хочет следовать за Текумсехом тропой войны, чтобы сражаться и…

— И проиграть, — добавила Никки.

Черное Копыто покачал головой, глаза его наполнились печалью.

— Да, дитя мое. Ибо за деяния нескольких проклятье понесут все. Таков путь жизни и войны, о ком бы мы ни говорили — о племени шони, британцах или американцах. Одни должны выиграть, другие — проиграть. Проигравшие сполна платят контрибуцию тем, кто одержал победу. Это повелось со времен древнейших цивилизаций и будет так до тех пор, пока последний человек здесь, на нашей матушке-земле, не отдаст небу последнего воздыхания.

Весть об общем сборе сразу же разлетелась по всем родам племени шони. А пока Черное Копыто размышлял и ждал ответа Духов, он нашел время, чтобы несколько раз побеседовать с новой племянницей, и так же, как в свое время Серебряный Шип, был очарован ее рассказами о достижениях людей в конце двадцатого века. Он задавал множество вопросов, о всех этих чудесах и новшествах хотя некоторые вещи, о которых она рассказывала его страшили. Никки, среди прочего, продемонстрировала ему быстрый огонь, как называл Серебряный Шип зажигалку, и вождь пришел от вещицы в такой восторг, что Никки предложила ему принять ее в дар.

Он отнесся к нему сдержанно.

— Тебе самой может понадобиться этот живой огонек, ибо, как я слышал, ты не очень сведуща и ловка в разжигании домашнего очага.

Но Никки настояла на том, чтобы подарок ее был принят.

Здесь, в этом старинном мире, существовало множество вещей, в которых она не очень сведуща и ловка. Приготовление еды на открытом огне, в чугунном котле или на вертеле, попытки испечь на раскаленном камне сдобные лепешки — все это было для нее сущим наказанием. Она никак не могла приноровиться к этим процессам, давая промашку то со временем готовки, то с расстоянием от огня, то с установкой необходимого жара.

— Знаешь, милый, все эти муки помогли мне по-настоящему оценить свою прежнюю плиту, — проговорила она, с тоскою глядя на лежащие перед ней недопеченные внутри и подгоревшие снаружи хлебцы. — Терморегулятор был, правда, не из дорогих, но это все же лучше, чем экспериментировать с открытым огнем. А уж за свою микроволновку я бы сейчас полжизни отдала.

— Ты опять говоришь загадками, Нейаки, — миролюбиво проворчал Серебряный Шип, без всякого энтузиазма поглядывая на предложенное ею подгоревшее печиво.

Он медленно, но верно выздоравливал и жил теперь с Никки в своем вигваме.

— Нечего и мечтать, — усмехнулась она. — Даже если я и перетащила бы сюда свое кухонное оборудование, толку от него здесь все равно никакого. Без электричества все эти современные чудеса будут мертвы. Только не проси меня объяснить тебе, что такое электричество.

— Почему?

— Потому что я сама толком до конца его не понимаю, а уж как объяснить человеку начала девятнадцатого века, и совсем ума не приложу. Это все равно, что объяснить иностранцу, что такое в наши дни рок-н-ролл[25]. Да и вообще, можно я не буду сейчас влезать в дискуссию, тем более по поводу электричества, о'кей?

Серебряный Шип с любопытством взглянул на нее.

— Ты что-то сегодня не в духе.

— Не валяй дурака, Шерлок. Можно подумать, что ты впервые заметил, что женщины иногда бывают немного не в духе! Разве твоя первая жена никогда не испытывала недомоганий во время пэ-эм-пэ?

— Пэ… Во время чего?

Никки закрыла глаза и быстро забормотала молитву, дабы Господь ниспослал ей терпение главное, что понадобится ей в эти дни.

— Предменструальный период, — выпалила она с раздражением. — За неделю или около того перед месячными кровотечениями многие женщины становятся раздражительными.

— Да, но ты не должна теперь страдать от этого, разве не так?

Его настоятельный тон раздражал ее.

— Всем нравится быть здоровыми, никто не хочет страдать и знать о страданиях прочих. Прости, я ведь никогда прежде не беременела, откуда мне знать, может, мое дурное настроение из-за этого, как и болезненность титек.

— Титек?

— Ну, сосалок!

Никки наклонилась и, сжав груди руками, ткнула ими чуть ему не в лицо.

— А-а! Сосалки! — Лицо Серебряного Шипа просветлело. — Наконец-то они получили достойное имя. Сейчас им самое время так называться!

Никки застонала.

— Сдаюсь!

— Значит, я победитель? Прекрасно! Значит, я могу взять эти сосалки в качестве контрибуции?

И, не дожидаясь ответа, он опрокинул Никки на спину рядом с очагом и принялся расстегивать пуговки ее платья.

Когда рот его прикоснулся к одному из набухших, отвердевших сосков, Никки застонала от наслаждения.

— Знаешь, Торн! Хоть ты и ведешь себя порой тупее любого идиота первокурсника, иногда мне кажется, что ты прекрасно понимаешь, о чем я толкую, но придуриваешься, нарочно провоцируя меня на занятия этим видом спорта.

Он приподнял голову и долго присматривался ко второй ее груди.

— Хорошо, но, кажется, и ты не прочь позаниматься этим спортом.

— Практика нас совершенствует… так говорят… — пробормотала она, поскольку речь ее сделалась почти неразборчивой, он в этот момент ласкал языком ее сосок. — Но мы не должны… С твоей стороны… ты не должен…

Он приподнялся, чтобы перевести дыхание, и усмехнулся своей неотразимой усмешкой, явленной будто с рекламы зубной пасты.

— Существует множество способов освежевать кролика. И, любезная моя Нейаки, множество способов приготовить дикую гусыню.

Выздоравливая, большую часть времени Серебряный Шип проводил возле вигвама, делая кое-что по хозяйству — мастерил лошадиную сбрую, чинил свой лук. А в последние дни отделывал и полировал какой-то металлический предмет. Когда Никки спросила его, что это, он быстро спрятал свое изделие, заменив его другим предметом. На другой день он подозвал ее к себе.

— Вытяни левую руку.

— Зачем? — спросила она, но сделала, как он просил.

Он надел на ее руку браслет и сказал:

— Это мой дар жене, чтобы она и все вокруг знали, как высоко я ее почитаю и как она дорога моему сердцу.

Никки взглянула на браслет. Удивление и радость озарили ее лицо.

— Так ты с этим возился последние дни? Торн! Он просто великолепен!

Браслет, изготовленный из светлого металла, был отполирован до зеркального блеска и украшен гравировкой: цветы и крошечные гуси.

— Это… это вроде свадебного подарка? В моей культуре, когда пара сочетается браком, жених и невеста обмениваются обручальными кольцами, их носят на одном из пальцев.

— Если при этом они клянутся друг другу в любви, тогда да, это мой свадебный подарок, — торжественно ответил он.

Она бросилась к нему и пылко обвила руками его шею.

— Я буду носить его всегда, Торн. Плохо только, что у меня самой нет ничего ценного. Мне бы тоже хотелось, чтобы мой дар показал тебе и всему миру, как высоко я ценю твою любовь и как сама обожаю тебя.

— Ты подарила мне свое сердце, а скоро подаришь и сына. Что рядом с этим любой другой подарок, будь он даже серебряный.

— Выходит, браслет и вправду из серебра? — спросила она. — Я было так, и подумала, но не могла представить, где ты мог раздобыть этот драгоценный металл. Насколько я знаю, серебро никогда не добывалось в Огайо. Наверное, ты купил его у племен, живущих западнее?

— Нет, моя любопытная гусыня. Есть здесь одно местечко, до него дня два пути, где шони начали добывать серебро задолго до моего рождения.

— Ну и ну! Кто бы мог подумать! И белые люди ничего об этом месте не знают?

— Секрет племени шони. Никто, кроме шони, не знает, где скрыт рудник. Мы никогда не говорили о нем белым людям, как и о том, из чего изготовляем особый порошок, заглушающий боль.

— Тот, что ты принимал, когда тебя ранили? Который действует примерно как опиум?

— Да, но мы делаем его не из тех полевых цветов, из которых белые люди делают опиум. И к нашему средству не привыкаешь, как к опиуму, хотя и действует оно сильнее.

— Я помню, ты говорил, что вы готовите этот порошок из плодов какого-то дерева. Как получилось, что белые люди до сих пор не обнаружили чудодейственной силы этих плодов?

— Они думают, что эти плоды ядовиты, что они смертоноснее, чем укус змеи, — пояснил он с хитроватой улыбкой. — Впрочем, так оно и есть, пока особым образом не приготовишь из плодов и цветов этого дерева порошок.

— А ты уверен, что люди шони не передадут однажды американцам секрет приготовления этого средства, хотя бы из боязни утратить его?

Серебряный Шип широко улыбнулся.

— Кто знает, как сложится… Ручаться, во всяком случае, я бы не стал, потому что, как и ваш президент, Вашингтон[26], не умею и не хочу лгать.

— Странно, неужели это дерево все еще растет в пространстве моего времени? — задумчиво проговорила она.

— В один прекрасный день, когда я почувствую себя совсем хорошо, поведу тебя в лес и покажу это дерево, — пообещал он. — Мне тоже интересно, обнаружил ли позже белый человек тайну его истинных свойств.

Он притянул Никки к себе и начал нежно покусывать ее ухо, от чего тело ее пронизала приятная дрожь.

— Довольно разговоров, — прошептал он. — Лучше докажи мне, что тебе в самом деле дорог мой подарок.

Тихо рассмеявшись, она ответила:

— Да, я докажу тебе это. И она ему это доказала.