Зачарованные

2

Вздрогнув, Никки обернулась и обнаружила пресловутого Серебряного Шипа, как он ей представился, прислонившегося к стволу дерева и глядевшего на нее сверху вниз своими жуткими серебряными глазами.

— Так вы преследуете меня? — проворчала она. — Просто несчастье! Из-за вас у меня чуть сердце не разорвалось! Как вы нашли меня?

Его губы насмешливо скривились.

— Женщина, по тропе, проложенной вами, может следовать и слепец, и каждое дикое животное отсюда и до Великой реки наверняка слышало, как вы ломились сквозь заросли кустарника.

Присев рядом с ней на корточки, он передал ей свитер.

— Вы обронили это.

Она, молча и решительно взяла возвращаемую ей изодранную колючками одежку, испытывая двойственные ощущения — и облегчение от того, что она уже не одна, и страх, что он теперь загнал ее в еще более глухой и далекий угол парка. Если бы только знать, что он безопасен…

— Может… может, вы знаете выход из этого лабиринта?

Он предложил ей руку, ладонью вверх.

— Пойдемте, Нейаки. Приближается гроза. Я отведу вас в пещеры, где мы найдем укрытие. Там я открою вам, для чего вы призваны.

Глаза ее расширились от ужаса. Пещеры! Силы небесные! Да если она пойдет с ним туда, в одну из этих пещер, никто не услышит ее призывов о помощи! И что еще хуже, если он решит убить ее, то года пройдут, прежде чем кто-нибудь наткнется на ее прах!

Но стоп! Ведь там наверняка болтаются другие посетители, обследующие эти пещеры. Да и тропы от пещер к выходу из парка хорошо видны и снабжены указателями. Обдумав все это, она решила, что другого шанса на спасение у нее может и не оказаться. А так она отделается от него раз и навсегда. Надо притвориться покорной и следовать за ним, и тогда он поможет ей выбраться из этих чертовых дебрей и вернуться хоть к какому-то подобию цивилизации!

— Держитесь на расстоянии, приятель, — предупредила она, отвергая протянутую ей руку. — И не вздумайте сбить меня с пути. В случае чего знайте: у меня черный пояс по карате.

Ложь остается ложью, даже если она сказана однажды.

— Ах, ученое создание. Может, все же от вас будет хоть немного пользы, маленький посланец. Вот скажите мне, к примеру, что это за черный пояс по карате, которого я должен остерегаться?

Решив, что морочить ему голову и дальше более благоразумно, чем спорить и препираться, она, помолчав немного, внушительно проговорила:

— Карате — это одно из восточных боевых искусств, используемое в основном для самозащиты, и весьма, кстати, эффективное.

Он просто кивнул, видимо удовлетворенный ее ответом, затем повернулся и продолжил путь, ожидая, очевидно, что она побежит за ним как щенок на веревочке.

— Впрочем, пожав плечами, она так и сделала. И только теперь заметила, что небо действительно потемнело, да и ветер заметно усилился. Когда землю потряс чудовищный раскат грома, Серебряный Шип заметно ускорил шаг, и Никки, чтобы не отстать от него, пришлось передвигаться почти вприпрыжку. Вскоре мышцы ее ног буквально горели огнем, а задыхалась она так, что пыхтела почище старого паровика. Затем, будто мало ей было всех этих несчастий, разразилась гроза, сразу же до нитки вымочив ее проливным дождем.

Именно в тот момент, когда Никки почувствовала, что не сможет больше сделать и шагу, ее проводник остановился на небольшой поляне. Игнорируя недавнюю реакцию женщины на его прикосновения, Серебряный Шип взял ее за руку и быстро потащил к беспорядочному нагромождению скал.

Указав наверх, на вход в пещеру, едва видневшийся сквозь сплошную завесу дождя, он приблизился к ней, чтобы она расслышала его среди шума грозы, и спросил:

— Вы сможете подняться или мне помочь вам? Она отпрянула назад и сухо, чопорнейшим учительским тоном сказала:

— Ни то ни другое, приятель. Здесь наши пути расходятся. Теперь я сама в два счета выберусь отсюда.

— Не будьте смешной, женщина. В пещере вы сможете обсохнуть.

— Я прекрасно обсохну в машине.

— Вы не понимаете… — заговорил он, качая головой.

Но не успел он пуститься в объяснения, как зазубренное копье ослепительной молнии ударило в землю в нескольких ярдах[2] от того места, где они стояли. И это было настолько близко, что прелестные завитки волос на затылке Никки буквально зашевелились от ужаса, тем более что и земля у нее под ногами вздрогнула под аккомпанемент оглушительного грома. Она издала испуганный визг и со страха ввергла себя в объятия Серебряного Шипа.

Воспользовавшись временным смятением женщины, Серебряный Шип поднял ее и, перебросив через плечо, начал проворно карабкаться по крутому нагромождению скал, волоча ее на себе без особо заметных усилий, будто это мешок с птичьими перьями.

Рюкзак с каждым его шагом все больше съезжал Никки на голову, так что она поневоле тыкалась носом в его спину, и должно было пройти несколько минут, прежде чем ей удалось восстановить дыхание, нарушенное сдавленными легкими.

— Сейчас же отпустите меня! — заявила она настолько решительно, насколько могли ей позволить подобные обстоятельства. — Вы слышите? — верещала она, вцепившись ногтями в его спину.

— Я не глухой и не мертвый, — сухо отозвался он. — Ну и голосок! Почище скрипа неясыти, да и когти слишком уж острые. Ни то ни другое, смею вас заверить, не украшает женщину.

— Да уж, откуда взяться хорошим манерам, когда тебя умыкает какой-то шальной неандерталец, доживший до наших дней? Отпустите меня немедленно или я спущу с вас всю шкуру!

И она всерьез проскребла ногтями по его спине, дабы он почувствовал, что шутки с ней плохи.

Он замычал, остановился и сильно шлепнул ее пониже спины, исторгнув тем самым гневные крики, грозящие разорвать его барабанные перепонки.

— Не создавайте себе больших трудностей, чем уже имеете, — мрачно буркнул он. — Поутихните малость, не то я поскользнусь на этих камнях, выроню вас, и вы у меня покатитесь вниз головой.

Спасения ради Никки прекратила боевые действия, но продолжала извергать тирады, которые, правда, преобразились в короткие, резко обрываемые фразы, так как ее подбрасывало и мотало на его плече.

— Ну, я достану вас. У меня трое… трое больших сильных братьев. И если хоть пальцем… Если меня тронете, тогда… хоть волос на моей голове… они вас прибьют как бешеную собаку… И такое с вами сделают… Не найдется ни одного собачьего куска, стоящего погребения! Отпустите меня немедленно!

Однако захватчик игнорировал все эти вопли, что только сильнее распаляло ее ярость и даже подвигло к отчаянной мысли. Решив, что падение с каменистого склона может оказаться предпочтительнее и, возможно, менее болезненно, чем длительные страдания от пыток или чего бы то ни было, что мог держать на уме этот парень, Никки решила действовать и вонзила зубы в мякоть его плеча.

Серебряный Шип вновь замычал. Очевидно, то, что она, несмотря на его предупреждение, возобновила атаку, привело его в замешательство, и он, пошатнувшись, оступился. Нога его соскользнула с мокрого от дождя камня, и на пару душераздирающих секунд, пока он не восстановил равновесия, они находились в весьма опасном положении. Челюсти Никки ослабили свою хватку. Почти сразу же он сбросил ее с плеча, выражение его лица не предвещало ничего хорошего, он схватил ее за волосы и приподнял, так что она почти повисла в воздухе, едва касаясь пальцами ног земли.

— Если хотите сохранить зубы и эти свои космы, то прекратите столь безрассудное буйство, — зарычал он, сверкнув белоснежными на фоне бронзовой кожи зубами. — Ваши угрозы и жалкие попытки борьбы не принесут вам ничего, кроме ненужных страданий.

Хотя Никки, оказавшись теперь в подвешенном состоянии, никак не могла вспомнить, принято ли в племени шони скальпировать своих неприятелей или нет, она понимала, настоящая ситуация не располагает к обсуждению данного вопроса, и определенно не стала бы держать пари, ставя свою жизнь, против каких бы то ни было аргументов. Простой мысли о такого рода смерти оказалось достаточно, дабы унять до поры ее неистовство. Стуча зубами, проливая горячие слезы, крупными каплями бегущие по щекам, она вдруг смиренно попросила:

— Пожалуйста. Только не причиняйте мне зла. Я сделаю все. Только не причиняйте мне зла. Не убивайте меня.

Серебряного Шипа удивила ее мольба. Хватка его ослабла, так что она могла теперь нормально стоять на ногах. Он же, помрачнев, тихо спросил:

— Как маленькая гусыня может говорить такое? Разве я не сказал, что не причиню ей вреда?

— Тогда… тогда отпустите меня.

— Я не могу. Вы пойдете со мной. Нам надо о многом поговорить, многое узнать друг о друге. Пойдемте, Нейаки. — Он протянул ей руку. — Вперед, маленькое существо. Доверьтесь мне, и скоро все объяснится.

Она смотрела на него, пытаясь успокоиться, ища доказательств его искренности, хоть малейший намек на сострадание. Господи, неужели он действительно безумен? Серебряный Шип будто понял значение ее взгляда и ответил на него красноречивым молчанием.

Все еще колеблясь, Никки подала ему руку. Его длинные пальцы сомкнулись, полностью поглотив ее ладонь.

Что-то вроде удовольствия проступило в глазах Серебряного Шипа, когда он, удовлетворенно кивнув, сказал:

— У вас есть сердце. Приободритесь. Все будет хорошо, хотя путь нам предстоит нелегкий. Но не бойтесь, ибо я защищу вас от всех бед.

Серебряный Шип вел ее, помогая преодолевать наиболее трудные места, и вскоре они достигли пещеры. Внутри, стоило сделать лишь несколько шагов, было сухо и не так уж беспросветно темно, как Никки того опасалась. Широкий вход не мешал проникновению свежего воздуха, да и свод пещеры находился достаточно высоко, футах[3] примерно в семи или восьми от каменного пола. Дальше стены постепенно снижались, и там, в глубине, Никки едва различила часть стены и более темное пространство в тени, которое, как ей показалось, было туннелем, ведущим к другой части пещеры. В углу, неподалеку от входа в пещеру, в месте, защищенном от ветра и дождя, находился маленький земляной очаг, скорее даже просто кострище. Рядом, на искусно сплетенном соломенном матрасе были сложены шерстяные одеяла или попоны, кто их разберет.

— Вы… вы стали здесь лагерем? — настороженно спросила Никки.

— Ха-ха, — с невинным видом произнес он. Она ответила почти автоматически и фальшиво:

— Ну, я так напугана, что не смею даже улыбнуться, но, может, вы позволите и мне пошутить? У меня достаточно поводов позубоскалить над собственным теперешним положением.

Серебряный Шип нахмурился, что-то явно привело его в недоумение.

— Пожалуйста, Нейаки, объясните… Я не совсем понимаю, почему вы думаете, что я шутил?

— О, ради всего святого! — воскликнула она с досадой. — Разве я сказала, что вы шутили? Да вы просто смеялись. Я отчетливо слышала это ваше ха-ха.

Он покачал головой, улыбка приподняла уголки его губ.

— Маленькая гусыня опять ошиблась. Ха-ха на языке племени шони означает да. Но это я сам виноват. Постараюсь помнить, что говорить с вами лучше на вашем шеманезе английском.

— Ну, вот вы опять! — сердито сказала она. — Что это еще за шеманезе такое? Я полагаю себя за прилично образованного человека, но никогда этого слова не слышала, а вы упоминаете его уже второй раз.

Немного подумав, он объяснил:

— По-нашему это значит американские колонисты, как вы сами себя зовете, хотя вы говорите почти на таком же языке, как эти красные мундиры[4], англичане, живущие за Великим морем. Слова у вас те же самые, но звучат совсем по-другому.

Своему неожиданному смеху Никки удивилась так же сильно, как ему удивился и Серебряный Шип. Ее аметистовые глаза искрились весельем.

— В наши дни, среди людей, расселившихся по всей стране и по всему миру, человек рад уж и тому, что способен понять если не своих соседей, то хотя бы родственников. Семейство из Делавэра, прибывшее в Техас и понявшее особенности юго-западного произношения, сможет обратиться к азиатскому доктору или испанскому библиотекарю.

Он слегка покачал головой:

— Общение между нами тоже, кажется, затруднено.

— Этого могло и не быть, если бы вы перестали валять дурака, изображая из себя черт, знает кого, — ответила она. — Я ценю, конечно, ваше старание держаться в рамках роли, но вы явно хватаете через край. В конце концов, когда вы спуститесь с облаков на землю, окажется, что я даже больше шони, чем вы сами.

Его глаза сузились от острого интереса.

— Почему вы сказали так?

— Да потому что моя прапрапрапрабабка по отцовской линии была индианкой из племени шони. Конечно, прошло слишком много времени, чтобы мне помнить язык и традиции шони, но ее гены пережили все эти долгие годы. Некоторые из нас получили в наследство от нее смуглую кожу и темные волосы.

— Вот оно как? Теперь я понимаю, почему Духи послали именно вас. Оказывается, вы из наших. — Он сверкнул белозубой, весьма довольной улыбкой. — Милости прошу в прошлое, к нашему роду, маленькая гусыня.

И тут Никки разразилась раздраженным монологом:

— Вы, я смотрю, не желаете прекратить свои идиотские игры? Только не ждите, что я куплюсь на это. И вот еще что, перестаньте обзывать меня гусыней. Звучит, может, и умилительно, но мне уже изрядно надоело. Ведь я все-таки имею степень бакалавра, так что мне ни к чему водить знакомство с кем-то, кто обзывает меня безмозглой птицей.

— Но это ваше имя, разве нет? — изумленно прошептал он.

— Мое имя Николь, для приятелей — Никки.

— Нейаки на языке племени шони значит дикая гусыня.

— В самом деле? А вы, я вижу, не просто хотите меня одурачить, а всерьез помешаны на своей идее.

— Я говорю правду, — искренне сказал он, — хотя не очень-то верится, что вы в ней особо нуждаетесь. Да я был бы рад и одурачить вас, если бы знал, что так вам будет лучше.

— Спасибо, но по мне лучше бы дождь поскорее кончился. — Ее взгляд обратился к выходу из пещеры, где полотнища ливня все еще спадали с небес. — А еще лучше, если мы просто забудем весь этот бред. — Она вдруг даже хихикнула, придя в себя настолько, что к ней вернулось чувство юмора. — Боже, что такое, в самом деле, гусыня-утопленница? И чего она стоила бы, где бы то ни было? В свете нашей интерпретации моего имени, я, полагаю, должна быть благодарна вам за то, что вы спасли меня.

Ее слова вдруг напомнили Серебряному Шипу о его роли хозяина, и он шагнул к своей постели, взял одно из одеял и протянул его Никки.

— Вам холодно.

Он так и стоял с протянутой рукой, на которой висело одеяло.

— А что? Гусыня — это годится! — Она расхохоталась. — Теперь все понятно! Особенно если учитывать, что моя фамилия — Сван[5]. Остается только надеяться, что я не начну гоготать, ходить вперевалку или, Господи спаси, терять перо! Вы ведь знаете старинную пословицу? «Если нечто выглядит как утка и крякает как утка, так оно, скорее всего утка и есть».

Никки взяла одеяло и накинула его себе на плечи, но он остановил ее:

— Mam-max. Нет. Сначала надо снять одежду, а то от нее и одеяло промокнет, и вы простудитесь.

Никки удостоила его леденящей улыбкой.

— От своих восьмиклассников мне доводилось слышать и кое-что похлеще, мистер вождь. И я разденусь не раньше, чем вы встанете на голову и превратитесь в каменную статую.

Если ее реплика и расстроила его, то смысл он понял хорошо. Лицо его вновь посуровело, а голос уподобился громовым раскатам.

— Нейаки не должна заболеть. Нам еще многое предстоит сделать. Не спорьте больше со мной. Снимите одежду и завернитесь в одеяло, или я сделаю это за вас. — Он отвернулся и отошел подальше. — А я пока разведу огонь. Делайте, как я говорю, и вскоре обсохнете, согреетесь, и, надеюсь, станете поспокойнее.

Молясь и ожидая гостя из будущего, Серебряный Шип в предшествующие дни и ночи не готовил пищи. Слишком много времени прошло с тех пор, когда он разводил огонь, так что на кострище теперь не осталось ни одного горящего уголька. Из небольшого запаса дров он извлек пару сосновых чурок. В центре одной вырезал углубление, куда установил заостренный конец другой, подложив туда сухой мох, и принялся за дело. Никки зачарованно следила за его действиями, о смысле которых она, как историк, имела, конечно, представление.

— Вы, в самом деле, надеетесь, что вам быстро удастся достичь желаемого? — спросила она.

Он, даже не удостоив ее взглядом, ответил:

— Нет, не быстро, Нейаки. Сначала появится дымок, а уж потом и огонь вспыхнет.

А она уже запустила руку в рюкзак, нашаривая там свою сумочку. Не прошло и пары минут, как она повернулась к нему и сказала:

— У меня есть идея получше. Попробуйте обойтись этим.

Серебряный Шип увидел у нее на ладони белый цилиндрик.

— Что это такое?

Никки всерьез начинала злиться:

— Ох, да хватит вам! Вы что, не видите, что это зажигалка? Раз у нас нет спичек, самое время воспользоваться «биком»[6].

С этими словами она крутанула большим пальцем металлическое колесико, от чего сразу же вспыхнул маленький желтый огонек.

Серебряный Шип отпрянул назад, челюсть его отвисла, а глаза расширились; все лицо его выражало крайнюю степень потрясения. Но вот не успел он опомниться, как пламя исчезло в отверстии этого странного предмета.

Когда, наконец, он вновь обрел дар речи, то изумленно пробормотал:

— Каким волшебством это сделалось? Вы колдунья?

— Случалось, меня и похуже обзывали, — сказала она, окинув его скептическим взглядом. — Если бы я не была существом здравомыслящим, то подумала бы что вы и вправду… что вы никогда не видели прежде зажигалки.

— Да, не видел. А можно сделать так, чтобы огонь опять вернулся? — спросил он совсем как ребенок, желающий повторения фокуса.

— Конечно можно.

Она снова крутанула колесико, явив его удивленному взору маленький язычок пламени.

— Чудо, воистину чудо! — прошептал он. — Кто бы мог подумать, что огонь можно воззвать к жизни так быстро.

Никки протянула ему зажигалку и наблюдала, как он несколько раз извлекал из нее огонек. Ее изумляла неподдельность его восхищения.

— Эй! — со смехом сказала она. — Хватит баловаться. Вы изведете весь бутан, и нам нечем будет разжечь костер.

— А что это — бутан?

— Ну, это сжиженный газ внутри зажигалки. Когда колесико высекает из кремня искру, то газ вспыхивает. Presto![7] Мгновенное пламя.

Серебряный Шип повернулся к кострищу, зажег «Бик» и поднес огонек к сосновым лучинкам. Пламя, ему на удивление, вспыхнув, сразу исчезло, так что он чуть не с отвращением воскликнул:

— Огонь умер!

— Да нет, надо просто удерживать кнопку, если нужно подольше задержать пламя. — Опустившись рядом с ним на колени, Никки взяла зажигалку и поднесла огонек к щепкам. Быстрее получилось бы, если бы мы подожгли сначала бумагу.

Серебряный Шип покачал головой:

— Пергамент слишком дорогая вещь, чтобы разжигать им огонь, женщина. В следующий раз можно взять для этого ничего не стоящие книжки.

Никки вскинула руки в жесте покорного послушания, что не помешало ей возмущенно воскликнуть:

— Да не коснутся вовек такие слова учительских уст.

В то время как Серебряный Шип сосредоточил внимание на разведении костра, Никки, все еще всерьез опасавшаяся возможного скальпирования, решила последовать его совету. Она быстро стащила с себя промокшие джинсы, футболку и кроссовки и закуталась в одеяло. Но бюстгальтер и трусики, хотя они тоже были влажными, снимать не стала. Сырое, липнущее к телу белье было все же лучше, чем ничего, тем более что она все еще сомневалась в его способности по-джентльменски окаменеть. Если худшее станет наихудшим, сумасшедший марш-бросок к машине в нижнем белье предпочтительнее, даже если заблудишься в парке.

Она повернулась к разгорающемуся костру и увидела Серебряного Шипа, стоящего спиной к ней и снимающего свою кожаную юбку с бесстыдством, которому позавидовал бы любой актеришка, занятый в порнофильмах. Сбросив одежду, он взял с постели одеяло и начал его разворачивать, в то время как взор Никки был прикован к его поджарым, тугим ягодицам. Глаза ее расширились, с губ сорвался стон изумления. И единственная мысль, которую она смогла выразить словами, была: «Ох, черт побери! Да у него на сдобных булочках еще и ямочки имеются!»