Зачарованные

16

В согласии с традицией племени шони, на этот день была назначена футбольная церемония. Будь там хоть генерал Гаррисон, хоть не генерал Гаррисон, а ритуальное мероприятие шони должно произойти в назначенный срок. Так распорядился вождь Черное Копыто.

Генералу не очень понравилось связанное с этим недополучение положенных ему почестей, но в то же время он испытал облегчение, увидев, что индейцы, собравшиеся в Вапаконета, настроены вполне миролюбиво и воевать, похоже, не собираются. А когда Черное Копыто пригласил его принять участие в увеселительных церемониях, он и совсем успокоился. Ко всему прочему генерал рассчитывал переговорить с появившимся здесь Джонни Чапмэном, который частенько поддерживал американских военных, сообщая им о намерениях индейцев атаковать белых поселенцев. Чапмэн не был ни армейским разведчиком, ни шпионом, но он являлся верным американцем, считающим своим долгом предупреждать соотечественников о грозящей им опасности. За все эти годы он спас жизни множества людей, никогда не требуя и не ожидая за это никакого вознаграждения.

Смуглая, темноволосая Никки в своем новом индейском одеянии ничем особо не отличалась от других жителей деревни. Правда, она держалась в отдалении, чтобы ни генерал Гаррисон, ни его сопровождающие не заметили цвета ее глаз, дабы они и подумать не могли, что она родилась и выросла где-то в другом месте, а не здесь, в этой деревне. Впрочем, даже если бы они и увидели ее поближе, вряд ли чему удивились, здесь не редкость встретить индейца с примесью крови белых людей — многие жители здешних мест, еще с тех времен, как впервые начали заселять Огайо, брали себе жен из индейских деревень. А что касается генерала и его людей, то ни один человек племени шони не проболтался бы насчет их Мистического Вестника Будущего.

Но саму Никки генерал Гаррисон весьма интересовал. Из всех присутствующих здесь она одна знала, что произойдет с этим человеком в будущем. Она знала, что в один прекрасный день он мог бы стать президентом Соединенных Штатов, если бы за месяц до того не схватил пневмонию и не помер. Прежде она никогда не находилась так близко к президенту, кроме разве одного случая, когда Роналд Рейган в ходе предвыборной кампании прибыл в округ Аллен и в аэропорту ей довелось я пожать ему руку.

Впрочем, Рейган тогда еще не стал президентом. Он был простым республиканским кандидатом. А вот Гаррисон внушал Никки странное чувство, схожее, может быть, с тем, какое испытывает цыганская гадалка, уже разглядевшая и разгадавшая линии руки, но еще не заговорившая о том с ее владельцем. Ох, как хотелось Никки подойти к Гаррисону и выложить ему все, что она о нем знала, раскрыть ему будущее, о котором он сам еще не подозревает!

Такая жалость, что она не может себе этого позволить, а должна таиться и держаться от него в стороне. И все же Никки уловила момент и тайком сфотографировала Гаррисона, стоящего с Черным Копытом возле вигвама большого совета. После чего сразу бросилась в свой вигвам и спрятала камеру в рюкзак, благодаря судьбу, что никто, особенно Серебряный Шип, не застал ее за таким рискованным и, в сущности, идиотским занятием.

Когда подошло время футбольного матча, внимание Никки переключилось на другое. Серебряный Шип, как ни странно, не возражал против ее игры в женской команде. До этого она думала, что он сочтет игру слишком грубой и, учитывая ее положение, запретит участвовать в ней.

Готовясь возражать, она осторожно затронула эту тему, а он просто сказал:

— Не вижу в том опасности ни для тебя, ни для ребенка, иначе не позволил бы тебе играть.

Вскинув ресницы, Никки восторженно посмотрела на мужа и, приложив руку к сердцу, сказала:

— Ох, я и забыла, что замужем за предсказателем. Прости, дорогой. Я могла бы и сама догадаться, что ты предвидишь исход дела. Кстати, скажи, кто сегодня выиграет, мужчины или женщины?

— Мужчины, естественно, — ответил он, подмигнув ей.

— Ты это предвидишь, или просто тебе так хочется думать?

— Тут и не надо быть пророком. Мы, мужчины имеем преимущества в силе, скорости и росте. Скажу больше, из десяти игр женщины выигрывают у нас только одну.

— Да, но это было прежде, когда женская команда играла без меня, — ответила она с самодовольной улыбкой. — Я футбольная энтузиастка, я знаю все лучшие приемы и понимаю стратегию игры. Мозги нередко одерживают верх над мускулами.

— Может, заключим пари? — предложил он.

— Я уже заключила. Поставила свою коралловую губную помаду против серебряных сережек-колец Огненного Сердца, и мятный освежитель дыхания с кремом для рук против волосяного диска Черного Копыта, знаешь, такой, с орлиным пером, свисающим вниз. Дядя хотел, чтобы я поставила свой фонарик, но мы, шотландцы, ловко умеем вести переговоры. У меня был хороший учитель — моя мамочка. Я уверена, дай ей возможность, и она переговорила бы самого Джека Бенни[32] с его скрипкой.

Серебряный Шип не обеспокоился спросить, кто такой Джек Бенни. Гораздо больше его интересовало заключение собственного пари с женой. Глаза его сверкнули двумя звездами, когда он наклонился к ней и сказал:

— Могу предложить тебе кое-что поинтереснее, маленькая гусыня.

— Ох, в самом деле? И что же? — спросила она, игриво тряхнув головой.

— Когда ты показывала мне снимки своего семейства, мне особенно понравился один, где ты, совсем еще маленькая, лежишь голышом на белой шкуре. Если вы проиграете, то мне хотелось бы заполучить такой же снимок, только сделанный сейчас.

Она изобразила вполне невинный взгляд, хотя в глазах ее промелькнули озорные чертики.

— Боже, Торн, не знаю, что и сказать… С тех пор я выросла и больше не снимаюсь в порнографии. Да и потом, у тебя, насколько мне известно, нет белого меха, разве не так?

— Белого меха нет, — ответил он с дьявольской усмешкой, — но разве медвежья шкура не может его заменить?

— Ну, допустим… Но что ты будешь делать с этим фото? У тебя же нет секретного сейфа, чтобы спрятать его, а мне не хотелось бы, чтобы подобный снимок вывесили в людном месте, где все вместе и каждый в отдельности могли бы его лицезреть.

— Как это может быть! Дело здесь личное, только между мужем и женой. Никто, кроме меня, никогда не положит на него свой глаз, ибо я спрячу его в мой Духов мешок.

И он показал ей на маленький кожаный мешочек, свисающий с его шеи.

Никки с любопытством посмотрела на мешочек.

— Все хочу спросить тебя, что ты там хранишь?

— Особые амулеты, то, чем Духи одарили меня для защиты от болезней и врагов. Что там внутри, известно только мне, это у нас в обычае. Я сказал тебе, Нейаки, все, что мог. Скажи я больше, Духи разгневаются на меня; а ты должна обещать, что из уважения к моей личной тайне, никогда не заглянешь в Духов мешок.

Никки нахмурилась.

— Я хоть и любопытна, как соседская девчонка, но не до такой же степени. И меньше всего мне хотелось бы, чтобы ты делал что-нибудь вопреки своим религиозным убеждениям. Если это священно для тебя, то вот тебе мое торжественное слово. Я никогда не дерзну сунуть нос в этот твой магический мешочек.

Он кивнул, принимая ее обещание.

— Но мы отклонились от темы нашего разговора.

— Ну да, пари! О'кей, мы выяснили, чего ты хочешь. Но что ты сам ставишь против снимка, где я голенькая лежу на медвежьей шкуре?

— Может, ты хочешь иметь свое собственное седло?

Никки покачала головой:

— Нет, не думаю. К чему мне сейчас седло? В ближайшие месяцы я слишком растолстею, чтобы ездить верхом.

— Могу против снимка поставить серебряный шейный обруч и пару колец для твоих ушек.

— Нет. Но сохрани эту идею для нашей первой годовщины.

— Так что же тогда? Может ты, сама назовешь предмет, который будет равноценен твоей ставке?

Теперь уже в ее улыбке промелькнули бесенята.

— Я приму то же самое. Снимок, на котором ты голым лежишь на медвежьей шкуре. Памятный снимок, если не возражаешь.

— А где ты будешь его хранить, жена? — спросил он, подняв брови. — У тебя же нет Духова мешка.

— А почему бы и мне не завести для себя такую полезную и нужную вещь? — жизнерадостно спросила она. — Не хочешь же ты сказать, что в вашем обществе этот обычай распространяется только на мужчин? А что, женщина не может иметь такой же мешочек?

— Некоторые могут. Те, что получили наставление Духов.

— И как им удается повидаться с Духами, что бы получить необходимое наставление? — допытывалась она. — Они удаляются от общества, постятся и молятся? Я читала, что в некоторых племенах юноши так и поступают.

— В нашем племени тоже. Однако нет нужды предпринимать далекие путешествия. Духи повсюду, Нейаки, они вокруг нас. Они в деревьях, в камнях, в животных. Во всем, что ты видишь и к чему прикасаешься. Среди них есть Дух, предназначенный только для тебя, тот, который ближе к твоей душе. Стоит тебе, очистив сердце и тело, открыть для него свое сознание, и Дух тотчас заговорит с тобой.

— Медитация, — заключила она. — Освободить свой разум от всего лишнего и слиться с природой.

— Да и тело должно быть очищено и внутри и снаружи, — поучал, он жену. — Никто не может принять Духов, не пройдя особого очищения.

— Итак, полагаю, мы возвращаемся к посту, — сказала она, сморщив нос. — Не сказала бы, что это для меня что-то новое. Бог знает, сколько разных диет я перепробовала, хотя они помогают лишь временно. Мой искуситель всегда является в виде шоколада. Однако я хочу сделать этот прекрасный снимок. И чтобы у меня было, где его хранить. Ради этого стоит немного поголодать. Не для похудания, а для чего-то более существенного. Когда я могу начать?

— Когда захочешь, маленькое создание. Я приготовлю для тебя очистительный вигвам, где ты будешь потеть.

— Парилку? Сколько времени это займет?

— Полдня самое большее. Дольше всего приходится возиться с подготовкой, нужно вычистить камни травами, потом нагреть их.

— Постой-ка. А все это голодание и потение не повредят нашему беби?

— Я не предвижу тут ничего плохого.

— Прекрасно! Но знаешь, отложим это мероприятие дня на два. Не хотелось бы пропустить футбол и ночные танцы. Сначала я хочу выиграть пари. А потом, когда здесь все поуспокоится, гости разъедутся по своим деревням, мне легче будет сконцентрироваться, да и больше шансов, что никто не прервет мою медитацию.

Никки весьма удивилась сходству футбола шони с той игрой, к которой она привыкла. Правда, игровое поле в длину составляло примерно три четверти от длины обычного футбольного поля, ярдов семьдесят пять вместо сотни, но по обе стороны поля стояли штанги ворот, совсем как дома — и основная цель игры была все та же: толкая и гоня мяч через поле к линии ворот, забить гол. Однако у шони мяч требовалось забить в ворота, штанги которых отстояли друг от друга лишь на три фута. Каждый гол засчитывался, и команда, первая забившая двенадцать мячей, считалась победившей.

Мяч из сыромятной кожи, набитой оленьей шерстью, тоже был круглый, но маленький, чуть больше теннисного. К тому же правила для двух команд различались. Мужчинам дозволялось бить по мячу только ногами, в то время как женщины имели право и ногами его пинать, и поднимать, чтобы бросить руками, что являлось, очевидно, попыткой хоть как-то уравновесить неравные силы. Возраст игроков в обеих командах был самым разным, в игре участвовали и подростки, и пожилые люди. Захватывать, удерживать, отнимать и отбивать мяч разрешалось любым способом, и хитростью, и силой, хотя Серебряный Шип заверил Никки, что мужчины не стремились быть излишне грубыми, не применяли к женщинам силовых приемов и старались не причинить вреда детям и пожилым игрокам.

— Это хорошо, — сказала она, — а то, я вижу, здесь явно недостает защитных шлемов, масок и наплечников. Хорошо еще, что мы все будем играть в мокасинах, а не в клепаных футбольных бутсах, потому что этими штуковинами можно было бы запросто убить какого-нибудь вашего голенького ангелочка. А я уж не говорю об ушибах, синяках и разбитых голенях!

— Многие игроки защищают голени мететава-вой, нечто вроде кожаных чулок. Хочешь, я достану для тебя пару?

— Конечно, хочу, — обрадовалась Никки. — А еще бы хорошо что-нибудь на локти и коленки. Хоть я не играла уже тысячу лет, но до сих пор помню все свои разбитые коленки и ссадины на локтях, полученные в игре с братьями. Один раз даже заработала приличный синяк под глазом, это когда я забивала гол, а на пути у меня вдруг появилось колено Джека. Я никогда особенно не расстраивалась из-за таких вещей, но в тот раз оставалась неделя до школьной вечеринки — танцы и все такое. Так я кучу времени потратила, чтобы загримировать свое «украшение», но синячина упорно проступал сквозь все слои грима и пудры.

Жребий не тянули и монет не подбрасывали, а игра началась с того, что посредник просто подбросил мяч в воздух над центром поля. Естественно, что мячом завладели мужчины, более высокие и прыгучие. Но ненадолго. Среди суматошно молотящих по мячу ног промелькнула женщина, схватила мяч и побежала вперед. Она перебросила его другой женщине, та — третьей, которая, впрочем, сразу потеряла мяч, и его вновь перехватила команда соперников.

Тут Никки осознала, что освистывание и улюлюканье не является прерогативой современных болельщиков. Как, впрочем, и маленькие балеты победы, вроде тех, что исполнили игроки мужской команды, забив свой первый гол. Кроме того, они подбегали к автору гола, похлопывали его по всем местам и подбадривали, так что и это, подумала Никки, не в двадцатом веке возникло.

Очень быстро Никки поняла, что в футболе шони гораздо меньше правил, чем в современной игре. Лобовые, боковые и даже задние удары были вполне приемлемы. Не наблюдалось удержаний, толчков, тайм-аутов, а система замены была крайне хаотична. Она заметила, что если кто-нибудь уставал, то просто выходил из игры, чтобы отдохнуть, а потом возвращался на поле всякий раз, когда его об этом просили. Некоторые из болельщиков присоединялись, когда им казалось, что это нужно, а иные игроки покидали поле в середине игры и больше не возвращались. Единственная трудность заключалась в необходимости довести до сознания других игроков, что ты покидаешь поле, дабы они не продолжали играть на тебя.

Но то, что отсутствовало в правилах игры, целиком возмещалось всеобщим энтузиазмом. Над выкриками, стонами и перебранками время от времени раздавался взрыв смеха. Зрители криками подбадривали своих фаворитов, игроки перекликались друг с другом, вопили на своих противников, и все это шумело, бурлило и было полно жизни. Словом, игру одухотворял здоровый азарт. Никки почти не знала языка и далеко не всегда могла понять смысл возгласов и призывов. Конечно, когда она отпихнула одного из мужчин, наддав ему локтем в живот, то смысл его вопля был ей абсолютно ясен. Точно так же и парень, который толкнул ее так, что она шлепнулась лицом в грязь, прекрасно понял, что именно выражает ее жестикуляция и выражение лица, и бросился помочь ей встать.

Примерно час спустя мужчины, при счете 6:2, лидировали. Никки понимала, надо что-то предпринять. Она уже подумывала о том, какие мероприятия организационного толка способны улучшить положение дел. И вот, поскольку правила игры не запрещали этого, она, с помощью Конах, начала проводить летучие совещания на боковой линии. Удивительно, но женщины и впрямь схватывали все на лету, почти без вопросов принимая план общей стратегии. Под руководством Никки, при толковых дополнениях других женщин, команда приступила к реализации замысла. И вскоре удача повернулась к ним лицом — женщины забили три гола подряд. Мужчины, конечно, быстро смекнули, в чем дело, и начали проводить свои собственные маленькие совещания по разработке тактики. Именно тогда Никки и подумала, что если бы в любви и войне все было честно, женщинам пришлось бы объявить тотальную мобилизацию.

В качестве самозваного вдохновителя она наставляла свою команду:

— Каждой нужно выбрать на поле одного мужчину и найти способ всячески задерживать его, владеет он мячом или нет. Те из вас, кто покрупнее, пусть и присмотрят себе здоровяка, а худые и слабые должны обратить внимание на малорослых. Стремительные против стремительных, высокие против высоких, маленькие против коротышек. Нам нужно образовать линию защиты, готовую удержать любого мужчину, прорывающегося к нашим воротам, особенно если он с мячом. Ты, Сизая Горлица, сильна в броске мяча, а Конах лучше удается мяч перехватывать. Звонкая Вода, ты бегаешь быстрее всех, так что стой поближе к их воротам и, как только тебе передадут мяч, беги что есть силы в конец зоны. Никки повернулась к высокой женщине, которая самой природой была создана вратарем, у нее даже щель между передними зубами напоминала футбольные ворота.

— А у тебя особая задача. Выбери себе место возле нашей линии ворот и не уходи оттуда. Не пропуская мимо себя никого и ничего, особенно мяч. Падай. Садись на зад. Ложись на землю плашмя. Делай что хочешь, но останови мяч. Хоть юбкой, хоть как.

Женщина одарила Никки щербатой улыбкой и энергично кивнула.

— О'кей, девочки, если все понятно, передавайте мои советы другим, и зададим им жару! Вперед! И кто что умеет — кто глаза им отводит, кто бодается и пинается, кто царапает им спины. Впивайтесь в них, как клопы!

Речи Никки произвели сильное впечатление и вдохновили команду на подвиги. Окрыленные женщины рассыпались по полю, кровь их взыграла. Они не только выполняли рекомендации предводительницы, но и сами на ходу изобретали массу приемов для достижения поставленной цели, иные не просто пинали противника, а старались носками мокасин угодить в наиболее уязвимые точки ног, недостаточно защищенные одеждой, словом — били прицельно. Даже девочки-подросточки подхватили азартное начинание, юркими гиенами путаясь под ногами, бодаясь и брыкаясь, как козлята, и внося разлад в ряды противника.

Среди всеобщей суматохи Никки отметила одну занятную вещь. Многие женщины, вопреки ее совету, подобрали себе противника не по росту, весу или толщине, а по родственному признаку, проще говоря — своих собственных мужей. Сначала Никки с досадой подумала, что это большая с их стороны ошибка, но, приглядевшись, поняла, что метод имеет свои преимущества, ибо кто, как не жена, знает все самые слабые и уязвимые точки и места, супруга. Одного несчастного парнягу так, очевидно, достала женушка, вонзившая свои пальцы ему под ребра, что он стал беспомощен, как слепой новорожденный котенок. Другой женщине достаточно было только дунуть в самое ухо супруга, как он замер на месте и, воззрившись на нее, идиотски ухмылялся.

Оценив тактику подруг, Никки устремилась к Серебряному Шипу. Когда они столкнулись лицом к лицу, она подмигнула ему и дерзко исполнила несколько па шимми, что заставило его удивленно вскинуть брови. А поскольку все его внимание переключилось на жену, то мяч благополучно пролетел мимо. В другой раз она бросилась ему на грудь, оседлала его, обвив ногами, и он резко взвился и рухнул на спину как срубленный дуб. Никки, последовала за ним, вонзив свое колено прямо ему в солнечное сплетение в то время как носок ее мокасины уперся ему в пах.

Серебряный Шип собрался, было сбросить ее с себя, но вынужден был отказаться от этой попытки, поскольку носок мокасины еще сильней придавил некоторые деликатные части его тела.

— Даже и не думай, парнище! — предостерегла она его с самодовольной улыбкой. — Только попробуй, и термин футбол обретет для тебя совсем иное значение[33].

— Женщина, ты играешь нечестно, — выразил он свое недовольство, все более накаляясь.

— Не дергайся, — прикрикнула она на него, еще сильнее притиснув носок мокасины.

Результат не замедлил сказаться. Торн сдавленно застонал.

Никки ухмыльнулась.

Толпа в этот момент заревела. Женщины только что забили очередной гол, и счет стал 9:9.

Хотя мужчины и пытались перенять у женщин их тактику, у них из этого ничего не вышло. Двадцать минут спустя Звонкая Вода, после спринтерской пробежки, влепила решающий мяч в ворота противника. Игра окончилась победой женской команды с перевесом в одно очко. Победительницы покидали поле усталые, потные и заляпанные грязью, но глаза их светились счастьем.

Никки прохаживалась возле Серебряного Шипа. Язык ее облизнул пересохшие губы, и она увидела его глаза, потемневшие от желания. Она издала низкий зловредный смешок.

— Сердце мое, на этой медвежьей шкуре ты та-ак хорошо смотришься!