Зачарованный сад

Прогулка шестая. «Русалка на ветвях сидит»

Начнем с главного: есть ли у русской русалки рыбий хвост? Если да, то чем же она сидит? Ведь в рыбьем хвосте костей таза не обнаружено. Да и как она забралась на дуб? Некоторые смекалистые говорят, что кот ученый проявил свои таланты, перекинул златую цепь через ветку и таким образом поднял русалку.

Все это, конечно, шутки, а если говорить серьезно, то дело в том, что у самых разнообразных русалок, с которыми связаны поверья и обряды, нет никакого рыбьего хвоста. Русалка с хвостом в русской народной культуре действительно есть, и предпочитает она акваторию студеных рек и озер Русского Севера, спускаясь иногда до Нижнего Новгорода, где ее можно лицезреть в музее. Именуется такая русалка… фараонкой.

^{Резной наличник с изображениями фараонок. Гороховец, Владимирская область.}

^{Orini / Shutterstock}

Таково народное восприятие библейской книги «Исход»: народ фараонов, который поглотило море, превратился в рыболюдей, именующихся фараонами. Имеется даже древнерусское сказание об этом. Только вот в сказании говорится, что эти фараоны — фактически рыбы с человечьей головой, без туловища. Откуда брались такие рыболюди? Сейчас их высушенные чучела можно видеть в музеях (а фото — в интернете, и это подлинные снимки), когда-то их возили по ярмаркам. Разумеется, не живых рыболюдей, а именно чучела: смекалистые моряки добывали крупную рыбину, ловили обезьяну, пришивали ее голову к сушеной рыбе — и «фараон» готов, можно обеспечить себе сытую старость, показывая его за деньги.

Но русские фараонки совсем другие. У них есть туловище, большая женская грудь, и это именно северные образы. И встречаем мы их в деревянной резьбе Русского Севера. Почему?

В допетровское время связь России с западной Европой шла через северные порты — Архангельск и Колу (ныне пригород Мурманска). А слово «Мурманск» происходит от древнерусского «урмане», то есть норманны. Везет русский мореход на своей лодье[12] письмо от Ивана Грозного к Елизавете Английской (они чуть не поженились… ах, какие бы были дети!), а в Англии видит в резьбе чудо-чудное, диво-дивное: выше пояса — голая баба, ниже пояса — рыбий хвост… или два рыбьих хвоста. Называются эти создания «мелюзины», а образ происходит аж из Древней Греции. К мелюзинам в Англии относились уважительно и серьезно: их изображения встречаются на резьбе скамей в церкви, а мать Елизаветы, жены Эдуарда IV (брата будущего Ричарда III), всерьез утверждала, что мелюзина была у них в роду. Что бы сделал современный человек, встретив такое диво? — привез бы магнитик на холодильник. Что делать мореходу XVI века? — вернулся домой, взял доску, вырезал на ней фараонку, прибил на наличник: пусть все видят, как далеко он был и какое чудо встречал.

^{Мелюзина с двумя хвостами. Керамический декор печи. Чехия, XV–XVI вв.}

^{Národní muzeum — Historické muzeum / Jan Rendek}

Но книжные фараоны и севернорусские фараонки — это просто заморская диковина. Никаких поверий с ними не связано. Так они и существовали на периферии народной культуры, пока не настала эпоха книгопечатания. Здесь хочется употребить современное слово «фотогеничность», по которой заморская красавица превосходит всех отечественных русалок вместе взятых. А поскольку, как мы убедимся совсем скоро, образы русских русалок неразрывно связаны с традиционным хозяйствованием, то с уходом прежнего образа жизни уходили и поверья. Так фараонка вытеснила всех.

Пшеница и рожь — место обитания полевых русалок. Это духи плодородия, они бегают по полям и своим бегом придают силу колосу. Называют их полудницы, и говорится, что если человек увидит такую русалку, то она ударит его своей чугунной сковородкой.

У горожанина это поверье вызывает недоумение: где и зачем русалка хранит чугунную сковородку? Но живые поверья — не роман фэнтези, где у сюжета должна быть мотивация. Точнее, у поверий мотивация тоже есть, и еще более прочная, чем в романе, но проистекает она не из сюжета, а из обстоятельств реальной жизни.

^{Жатва. Александр Маковский, 1896 г.}

^{National Museum in Warsaw}

Поверье о полуднице и ее сковородке — это метафора солнечного удара, а запрет, хоть и звучит магически, несет в себе вполне практическую пользу.

Тем не менее об облике полудницы у нас есть сведения.

Когда я была студенткой и училась на филологическом факультете МГУ, нам о ней рассказывал академик Никита Ильич Толстой (правнук Льва Николаевича, невероятно элегантный и изысканный, в отличие от прадеда). Он говорил так: «Ну, я мужчина уже пожилой, поэтому я могу вам сказать, что у полудницы такой большой бюст, что, когда она бежит, она закидывает его за спину». Что ж, я женщина тоже уже пожилая, поэтому я могу к этому добавить, что дамы с таким бюстом бегают по всем мифологиям, если изучать их более-менее глубоко, мне они известны от Чукотки до Италии, такая грудь — символ гиперплодовитости (и это неудивительно, ведь, по сути, это грудь женщины, которая выкормила многих детей).

Мы говорим о полуднице как о русалке, но откуда вообще взялось слово «русалка»? Каковы самые надежные источники сведений о русском язычестве? Как мы уже знаем, язычники не оставили нам письменных свидетельств, так что мы довольствуемся скудными упоминаниями в христианских текстах. Из них наиболее ценны поучения против язычества, поскольку церковник, уж если негодует, то знает, о чем говорит.

Так вот, в поучениях против язычества XI–XII веков… нет слова «русалка». Там есть слово «русалии». Обозначает оно или праздник, причем этот праздник сопровождается «плясанием», «бесчинными игрищами», ряжением, или же это слово обозначает участника такого праздника, причем в весьма примечательном окружении: «трубы, скоморохи, гусли и русалии». «Трубы» и «гусли» — это, конечно, названия музыкантов (подобно тому, как мы говорим «первая скрипка»). Итак, мы совершенно внезапно встречаемся с «русалкой» мужского пола, причем этот русалий оказывается не мифическим рыбо-мужчиной, а живым человеком, представителем творческой самодеятельности. Почему именно самодеятельности? Чем он отличался от профессиональных деятелей искусства — скомороха и гусляра? Об этом чуть позже. «Русалка» в таком случае, видимо, участница праздника русалии, тоже вполне живая девушка.

Но откуда взялось слово «русалии»? Ученые единодушны в том, что оно пришло на Русь от южных славян, а к тем — через греков — из Древнего Рима. Это трансформированный римский праздник Розалии.

И поэтому мы идем в розарий.

Розалии — это римский праздник проводов всех, кто умер до брака, причем провожали их не только розами (откуда и название), но и песнями. Почему?

В традиционном обществе считается, что если человек умер молодым, то он не дожил свой срок и не может уйти в страну мертвых. И тогда он станет неупокоенным мертвецом, вампиром, чего, конечно, тоже допустить нельзя. Поэтому был необходим некий ритуал, который отправит всю неженатую молодежь, умершую за этот год, в мир мертвых.

Почему на розалии-русалии царит буйное веселье? Прежде всего, потому что очень страшно… Представьте, что это у вас умер брат или сестренка, друг или подруга. А если не у вас, то у соседа… о чудовищно высокой детской смертности мы говорили. И конечно, страшно: а вдруг через год так будут провожать меня? От страха наша психика выработала надежную защиту — смех. И, как уже упоминалось, эта защита может быть весьма действенной.

Будет ли от этих «бесовских игрищ» польза? Да, я уже многократно говорила об эффективности гормонального всплеска. Это пример весьма эффективной магии (без мистики), в отличие от наших фестивалей, где мы готовы плясать всю неделю, здесь глубинной основой является страх и соответствующие ему гормоны.

Лечение песнями и плясками — это часть южнославянских русалий. Приготовьтесь удивляться. Если наши русалии — летние, то балканские — зимние, рождественские. У нас русалки — исключительно женские образы, у южных славян русалии — реальные женатые мужчины. На время праздников они живут отдельно, не разговаривают ни с кем, кроме собственного вожака, ходят по селу с ритуальными песнями, заходят в дома и… безобразничают там, причем хозяйка должна их почтительно приветствовать, угощать едой и выпивкой. Если русальцы останутся довольны оказанным приемом, то просто побросают все и уйдут, но если им покажется, что прием был недостаточно хорош, то они примутся все действительно крушить. И если в доме есть больной, то они над ним будут плясать и петь, причем плясать с саблями (боевыми). Оцените состояние больного, вокруг которого пляшут не очень трезвые мужики с настоящим оружием. Способен ли шок прогнать болезнь? Шанс невелик, но ненулевой.

^{Румынские калушары. Исполнители обрядовых танцев на русальской неделе.}

^{Muzeul Maramureșului}

Что касается бесчинств русальцев, то этот обычай нам кажется диким и отвратительным, потому что у нас круглый год в магазине есть любая еда, мы не ощущаем последствий засухи и неурожаев. А для крестьянки эта бешеная ватага — символ неуправляемой стихии, которую хозяйка надеется задобрить. Кроме того, такой ритуал — психологическая подготовка к стихийным бедствиям, которые непременно произойдут, не в этом году, так в следующем.

Но вернемся к летним русалиям восточных славян. Когда их празднуют? В разных местностях по-разному. Наиболее распространенный вариант — за неделю до Троицы, но иногда это было и за две недели до нее, иногда — неделя после Троицы, иногда — неделя перед Иваном Купалой или после него. Живая традиция, в отличие от книжной, очень вариативна и текуча.

Итак, всю неделю мы «скакали в русалиях», провожая наших юных умерших, в конце недели они ушли в мир мертвых; на следующий год будем провожать тех, кто умрет за это время.

Итак, представьте, что вы — крестьянин или крестьянка, вы ушли в лес и там… вот так, как тут: люди здесь бывают, но редко, и вдруг вы слышите детский плач. Идете на него и видите ребенка. Для вас нет сомнений, что это ребенок русалки. В каком случае вы возьмете его в свою семью? Слушатели обычно бодро отвечают, что сделают это, если своих детей нет, или своих мало, или это мальчик, а в своей семье только девочки. Все правильно.

^{Крестьянка с ребенком. Анна Билинская-Богданович, 1891 г.}

^{National Museum in Warsaw}

И вот вы принесли этого ребенка домой и замечаете, что он растет более сильным и здоровым, чем ваши собственные дети (если они есть). Для вас нет сомнений, что он такой здоровый, потому что русалка приходит и кормит его грудью.

А теперь давайте разбираться с этими поверьями.

Как говорится в старом анекдоте, есть три вида лжи: просто ложь, ложь наглая и статистика. Так вот, «выживал один ребенок из пяти» — это статистика. Женщина за свою жизнь способна родить двадцать — двадцать пять раз, а как говорит русский народ о многодетной семье? «Семеро по лавкам скачут». То есть если выжило семеро — это много. Но женщины разные: где-то не выжил ни один, а где-то… десятый, двенадцатый — и все живы. И вот тут возникает проблема, как их прокормить. Что сделает отец? Он возьмет очередного ребенка и отнесет его в лес. И это хороший, заботливый отец — он заботится о старших детях, о тех, кто уже доказал свою жизнеспособность.

Тут уместно вспомнить самый известный миф о природе — о том, что она якобы добрая. Эту концепцию сформулировал Жан-Жак Руссо, призывавший цивилизованного человека вернуться к природе, к естественности, но идея витала в воздухе. В городском воздухе, я бы уточнила, то есть среди тех, кто от природы безнадежно оторван. На самом деле она всегда нацелена на выживание сильнейшего (в отличие от цивилизации, которая заботится о слабых). Самки животных просто отталкивают от еды своих слабых детенышей, если считают, что еды мало.

Но обычай относить детей в лес — гуманен (разумеется, в условиях традиционного общества): он не только обеспечивает выживание старших, он дает шанс младшему: шанс, что его найдет и заберет тот, у кого дети умирают или растут слабыми.

Вот откуда берутся «русалочьи дети».

Таким образом, представление, что такой приемыш будет более здоровым, чем свои дети, — это не мифология, это особенности традиционного быта.

Как мудро заметила одна из посетительниц, если русалка-полудница закидывает свои груди за спину, то такой большой грудью она должна кого-то кормить. Вот и продолжим разговор о том, кого и как русалка выкармливает.

Когда крестьянка идет жать, она берет с собой грудного ребенка и кладет в борозду. Обычно такой ребенок орет — даже если он здоров, ему хочется, чтобы мать была рядом. Но бывает так, что ребенок не кричит, спокойно лежит, улыбается… В таком случае жница уверена, что это приходила русалка, покормила ребенка грудью и улыбается дитя тоже ей.

^{Юноша и русалки. Эскиз Альберта Эденфельда. 1896 г.}

^{Finnish National Gallery / Hannu Pakarinen}

И вот теперь, если задуматься, у нас возникает несостыковка в сроках. Русальная неделя — это июнь, а основное время жатвы — август и даже позже. Так как же русалка может кормить ребенка жницы, если всех русалок изгнали в середине июня (или, самое позднее, 13 июля)?

Иными словами, у нас под словом «русалка» подразумеваются два совершенно разных мифологических персонажа. Изгоняемые русалки — молодежь, умершая до брака, это русалки обоего пола. Персонаж, которого мы пока назовем «русалка с грудью», — строго женского пола, это дух плодородия. И ни один из этих типов русалок не связан с водой, хотя в нашем понимании русалка — именно водный дух.

И чтобы разобраться с этом, мы идем к пруду.

Откуда мы знаем образ водяной русалки? Пушкинскую «Русалку» мало кто вспомнит, зато мы с детства знаем «Майскую ночь» Гоголя. И знаем, что такие русалки зовутся «мавки». Это утопленницы.

К утопленникам отношение было особым… особо жутким. Прежде всего, это человек, умерший до срока, то есть он не может уйти в страну мертвых, он превращается в нечисть и может забирать живых. Но даже если тело утопленника нашли и похоронили, река может потребовать свое обратно. Дошедший до ХХ века обычай требовал в случае засухи бросить в реку крест с могилы утопленника. Это явно сглаженная форма несравнимо более древнего обычая — отдать реке самого утопленника, его кости.

В связи с этим я не могу не рассказать потрясающую историю, произошедшую в Полесье (мне ее поведала Елена Левкиевская, наш выдающийся специалист по народной демонологии). Советский колхоз. Засуха. Что делают колхозники? Конечно, бегут на кладбище вытаскивать крест с могилы утопленника. А крест не выворачивается. Тогда они идут в правление колхоза, правление выписывает им трактор (!!!), трактор едет на кладбище и выворачивает крест. И тогда выясняется, что родственники утопленника, прекрасно зная этот обычай, приделали к кресту снизу широкую доску, чтобы его нельзя было вывернуть. Но мощь трактора они не учли.

Однако вернемся к Гоголю. Под его пером мавки предстают прекрасными девами, добрыми или злыми, но неизменно притягательными. Почему? Потому что это не фольклор, потому что это — литература. А литература имеет к фольклору такое же отношение, какое шашлык имеет к жизни баранов — качество шашлыка, конечно, зависит от того, как жил баран, но все-таки его зарезали, зажарили и полили изысканным соусом. Вот именно это и проделывает с фольклором любой автор. Он пишет для горожан, а горожанину приятно читать про прекрасных дев.

Как выглядят мавки в украинском фольклоре? Это ребенок (то есть мавки бывают и мужского пола) в неподпоясаной грязной сорочке, при встрече с ним следует сказать: «Иван да Марья, крещу тебя», — отчего мавка должна исчезнуть. То есть мавка — это умерший ребенок, который почему-то не был отправлен в мир мертвых. Кто любит «Гарри Поттера», тот видит в фольклорной мавке нечто подозрительно знакомое. Да, это очень похоже на образ домовых эльфов (и, кстати, история Добби заканчивается тем, что его выпускают из мира людей). Сравните Добби с Панночкой Гоголя — и вы узнаете, как много разных вкусностей можно приготовить из одного и того же фольклора.

Но что означает слово «мавка»? В нем мы видим сохранившийся древнерусский корень «навь», означающий неупокоенного мертвеца. Итак, мы выяснили, как же называли на Руси тех духов, кого отпускали русалиями. Их звали «навьи» или, возможно, «навки» — маленькие навьи.

^{Мавка и Лукаш. Рисунок неизвестного художника.}

^{Государственное бюджетное учреждение Амурской области «Амурский областной краеведческий музей им. Г. С. Новикова-Даурского»}

Но вода — женская стихия, поэтому представления именно об утопленницах — особенные. По русскому выражению, эти русалки зовут парней с ними на ветвях «колыхаться», причем если парень вступит в любовную связь с русалкой, то или она его залюбит до смерти, или он потом умрет от тоски по ней. А теперь сравним это с «Майской ночью», где мавка помогает главному герою в его любовной истории, и ощутим, как страшно далека литература от фольклора. Кстати, аналогичная история с «Жизелью» Адана, где виллисы — духи девушек, умерших до свадьбы, которые «затанцуют до смерти» мужчину, если он придет ночью на кладбище, но мертвая Жизель спасает своего возлюбленного (тоже явная переделка народных поверий в угоду городской публике).

Русалии в том виде, в каком они дожили до XIX века, — это «похороны русалки» и троицкая березка. Береза — женское дерево в мифологии многих народов, поскольку белый цвет — цвет молока, цвет полотна. На Троицу березку могли срубать, одевать в сарафан или просто украшать лентами. Неделю ее носили по деревне, величали, а затем или топили, или бросали на ржаное поле. Березку могли украшать и не срубая, тогда девушки ее завивали, то есть закручивали ей ветки в кольцо, целовались через него — кумились, то есть обещали в будущем крестить детей друг у друга. Наконец, могли выбирать девушку, называя ее русалкой, обвешивали всю березовыми ветками, а по окончании праздника бросали в воду… нет, не девушку, а только ветки с нее, сами с криком разбегались, а она пыталась догнать кого-нибудь, и если догоняла, то это было очень плохой приметой.

^{Вила. Иллюстрация Веры Хлебниковой к поэме «Лесная тоска». 1920-е гг.}

^{Wikimedia Commons}

Вот и поговорим о приметах. Вы знаете, что на Троицу или Купалу плели венки (на Троицу — из березовых веток), затем бросали их в воду и гадали: далеко поплывет — ждет счастливое замужество, прибьет к берегу — еще год в девках сидеть, а если потонет, то ой… В этом суть народных гаданий: в них всегда один из вариантов ответа — смерть. И поэтому в народных верованиях персонажи, предвещающие смерть, — благие: они дают возможность успеть хоть как-то подготовиться к ней. А в городской культуре, когда смерть близких перестает быть ежегодным событием, эти персонажи становятся все более и более отрицательными.

^{Русалии. 1901 год, деревня Дубока, Сербия.}

^{Wikimedia Commons}

В связи с Троицкой березкой стоит поговорить о еще одном любопытном явлении. До нас не дошло ни одного русского языческого идола. А между тем мы знаем, что в новгородской почве сохраняются даже берестяные грамоты, то есть физическая возможность сохраниться у идолов была. И тем не менее ничего не дошло. Но давайте вспомним народные обряды, несомненно хранящие следы языческой древности, где используется нечто вроде идола. Весной это Масленица, которую сжигают, затем троицкая березка, которую топят, затем Ярила, которого хоронят, осенью — Велесова борода, последние колосья, которые оставляют сгнивать в поле, зимой, на Николу Мокрого, топят чучело мужчины… Складывается следующая картина: бог пришел, вот стоит посреди деревни, все ему поклоняются, а через неделю бог уходит. Это же косвенно подтверждается и в «Повести временных лет», в которой рассказывается о языческой реформе молодого князя Владимира: он повелел поставить в Киеве вне двора теремного идолы богов. Из этого как минимум следует, что стационарных идолов в Киеве тогда не было. Поэтому художники, начиная с Николая Рериха и до множества современных, рисуя языческие капища восточных славян, кажется, весьма далеки от исторической правды.

И еще одно интересное отличие народной культуры от ее современной трактовки. Оно касается венка. В народной культуре венок — прежде всего девичий убор (и фрейдистская трактовка здесь вполне уместна). Собственно, головной убор девушки и назывался венцом и мог быть сделан из самых разных материалов, но он всегда оставлял макушку открытой. И если мужчина надевал венок, например как жених на свадьбе или на Троицу, — то он всегда надевал его не на голову, а на шапку (шапка — символ мужского достоинства, в том числе и во фрейдистском смысле). Но к концу ХХ века мужские головные уборы практически вышли из употребления, так что современные неоязычники рисуют волхвов в венках и венцах.

^{Офелия (Русалка). Константин Маковский (1839–1915).}

^{Частная коллекция / Wikimedia Commons}

Наша культура подспудно сохраняет народные представления о русалках: если мы увидим девушку с длинными распущенными волосами (особенно светлыми), мы скажем: «Русалка какая!» Именно распущенные волосы — главный отличительный признак русалки (в фольклоре — еще и неподпоясанная одежда). В народной культуре и то, и другое — признаки нечисти. Сейчас это сложно понять, но для крестьянского сознания распущенные волосы — это верх неприличия. У некоторых традиционных народов даже в XXI веке это осознается настолько сильно, что современная чукотская женщина, переплетая косы, сначала распускает одну, расчесывает и заплетает, а потом другую. Она не только не может показаться другим с распущенными волосами — ей недопустимо, неприлично быть в таком виде даже в одиночестве![13]

Относительно распущенных волос я расскажу три истории, первую — трагическую, вторую — странную, а третью — со счастливым концом.

1988 год, моя первая экспедиция — на Русский Север. Я по младости наивно полагала, что если я никого не вижу, то и меня никто не видит, и прошлась по пустынной деревне с распущенными волосами (а они были до пояса). Что сказать… скандал был на три деревни. Но это было не самое страшное. Деревенские что? День поругались, назавтра забыли, у них буря впечатлений от приезда москвичей; а вот старшие студентки меня так поедом ели до конца экспедиции, что я до сих пор им этого простить не могу.

2004 год (что характерно, нашей эры), я работаю в музее. У нас в отделе есть девушка, носит распущенные волосы ниже лопаток. Идем на какое-то мероприятие. И вдруг начальница пресс-центра говорит ей: «Что это ты распустехой идешь? Приберись!» Бедная девушка не понимает, что не так, она всегда так ходит, на дворе двадцать первый век, и это столица, не деревня же! Еле-еле конфликт удалось замять.

И наконец, счастливая история. 1999 год, я решаю поехать на Селигер. Выбираю деревню на самом дальнем краю озера (туда пароходик летом ходит два раза в неделю — и больше никакого транспорта, кроме личных машин!), там в каждой семье есть лодка, я быстро выучилась грести и стала уходить гулять по озеру на 10–12 часов. Устанешь грести — выходишь на берег, научную книгу читаешь, грибы собираешь… красота! И вот в какой-то момент я слышу мужские голоса. Ну, молодая женщина, одна в лесу, идут охотники… неприятная ситуация. На душе у меня скверно, я стою неподвижно. Волосы у меня по-прежнему до пояса, полураспущены, на мне белая юбка до пят и зеленая кофточка. Охотники подходят, видят меня. Один другому говорит: «Смотри, русалка стоит!» — тот отвечает: «Ага», — и оба топ-топ быстро в чащу. Уникальный случай, когда одинокая девушка напугала двух взрослых мужиков. После историй о русалках, которые зовут парней «на ветвях колыхаться», можно понять, что напугало охотников. Но подлинный триумф у меня был позже. Мой коллега издал статью с современными поверьями о русалках[14], и это были тексты на полтора абзаца примерно такого типа: «На мостках-то, где бабы белье полощут, в сумерки сидит хто-сь, не разберешь, а подойдешь ближе, так оно и бултых в воду. Вот то русалка была», — и я в ответ рассказываю ему эту полноценную сюжетную историю, да к тому же с объяснением, что было на самом деле. Так что, если вы читаете в книге нашего выдающегося этнографа Дмитрия Константиновича Зеленина «Очерки русской мифологии. Умершие неестественной смертью и русалки» о том, что юноша женился на русалке, вы теперь будете понимать, что это не выдумка.

^{Образ птицы Сирин в русской вышивке.}

^{The Metropolitan Museum of Art}

У нас остался без ответа самый главный, самый волнующий вопрос: как же все-таки в Древней Руси называли тех самых прекрасных мифических дев, которые в итоге дали наш образ водной русалки? Иначе говоря, как звались «русалки с грудью», но не духи поля, а духи, связанные с водой? И кстати, с какой именно водой они были изначально связаны?

Ответ нам дают те же поучения против язычества XI–XII веков, где говорится о почитании вил, «они же зовутся сирины». Слово «вила» в форме «самовила» или «самодива» известно и южным славянам. Там это прекрасные девы-лебеди.

Если мы берем мифологию, не обработанную для горожан (как «Сказка о царе Салтане» Пушкина), то лебедь там — малоприятный персонаж. Многие знают греческий миф о подвигах Тесея по пути в Афины и помнят, как он убил Прокруста, растягивавшего всех на своем ложе, но мало кто знает, что в числе этих разбойников-убийц был Кикн, что в переводе означает «Лебедь». Столь же мало известно, что либретто первой, провалившейся в постановке версии «Лебединого озера» Чайковского заканчивалось гибелью Одетты и Зигфрида (ведь он нарушил клятву, назвал невестой другую — да, он был обманут колдовством, но это не отменяло проступка). Любители скандинавской мифологии знают «Песнь о Вёлунде», которая начинается с того, что три брата похищают у дев-лебедей их крылья и женятся на них, а заканчивается насилием, трупами и ужасом. Одним словом, если в фольклорном сюжете появляется лебедь, то все кончится или плохо, или… «Очень плохо», — слаженно подсказывает мне группа.

Русские вилы, о почитании которых с ненавистью пишут церковники, уподоблены греческим сиренам, то есть дево-птицам. Кстати, сирены могли изображаться не только как существа с птичьим телом и женской головой, но и с женской грудью, что полностью согласуется с образом наших вил-русалок с их грудью. Как мы помним, сирены обитали на острове, пением заманивали моряков, их корабли разбивались и сирены поедали мертвые тела. Этот прекрасный, но жестокий образ тоже уже не удивляет.

Русские вилы были, судя по всему, духами плодородия, связанными с водой, но только не морской и даже не речной, а небесной. Они на своих крыльях (а может быть, и в своих грудях?[15]) приносили дождь, столь необходимый для урожая. Именно о вилах-самодивах идет речь, когда мы говорим, что русалки прилетают на первые цветы. Им молились о дожде, о них рассказывали страшные истории — о том, как юноша похитил у вилы ее лебяжьи одежды и насколько плохо это кончилось.

И в итоге именно вила мутирует в ту хвостатую русалку, которую мы все знаем. Интересно, что с сиренами произошла та же мутация: на картинах XIX века и позже их изображают как рыбо-дев.