Зачарованный сад

Прогулка третья. Юрьев день

Прежде всего, я хочу напомнить, что Юрий и Георгий — это одно и то же имя, оно пришло на Русь вместе с христианством, но форма «Георгий» трансформировалась в «Юрий». Когда в XVII веке патриарх Никон стал исправлять церковные книги, то форма «Георгий» была заимствована снова, но имя опять трансформировалось, теперь уже по законам языка XVII века, и получился Егорий, который потом стал просто Егором[7].

День Егория Вешнего (то есть Весеннего) для русского крестьянина — начало летнего сезона и, прежде всего, первый выгон скотины на пастбища. Но что необходимо сделать перед тем, как животные отправятся пастись на луга? Разумеется, защитить их от ведьм. И вот здесь нас ждет первое радикальное отличие народной культуры от современной.

^{Открытка художественная репродукционная с картины С. В. Иванова «Юрьев день». Начало XX века.}

^{Свердловский областной краеведческий музей имени О. Е. Клера}

Как мы представляем себе ведьму? Прежде всего, как некую женщину, как реального человека. Она живет где-то там в лесу, занимается своей магией, и к ней периодически ходят за какими-то зельями. Откуда мы это знаем? Из сказок. В реальности таких ведьм не существовало.

Для крестьянина «ведьма» — это персонификация беды. У коровы пропало молоко, кто в этом виноват? Ведьма! Это она украла наше молоко, и у ее коровы молока прибыло вдвое. Вот от этого прежде всего надо было защитить свою скотину. Ну и от болезней, которые тоже насылаются ведьмами, разумеется.

^{Цветение боярышника.}

^{© Чурилина А., фото, 2025}

Почему мы говорим о ведьмах у кустов боярышника? Потому, что защитой от ведьм были любые острые предметы, и в частности ветки колючих кустов. Боярышник — одно из главных растений на Юрьев день, его цветущие ветки с длинными острыми шипами русские крестьянки затыкали за балки хлева, чтобы никакая ведьма не испортила их скотину.

^{Ведунья. Николай Рерих, 1916 г.}

^{Частная коллекция / Wikimedia Commons}

А вот в Центральной Европе этот обычай был колоритнее.

Чтобы боярышник уберег скотину, надо, несомненно, поместить ветку на само животное. Эта идея хороша с магической точки зрения, но не очень реализуема: колючий венок может разозлить корову, и последствия будут хуже, чем от ведьмы. Но в мифологии часть равняется целому, и поэтому достаточно воткнуть боярышник… в навоз домашней скотины. О том, до какой степени крестьянин отождествлял корову и ее навоз, говорит тот факт, что древнее название коровы сохранилось в слове «говядина» и еще одном, созвучном, которое изначально означало именно коровий навоз.

Современный горожанин привык к чистоте, и даже слово «навоз» ему кажется неприличным. Но у крестьянского мира свои законы, и там навоз — ценнейшая вещь: это удобрение, это залог хорошего урожая. В нечерноземных областях России невеста, за которой в приданое давали два воза этого добра, считалась богатой. Для крестьянки навоз — это не просто «часть» ее коровы, это продукт не менее ценный, чем молоко. Поэтому магические действия с навозом считались равносильными ритуалу, проведенному над самим животным.

^{Лошадь в хлеву. Антон Мауве, середина XIX в.}

^{The Rijksmuseum}

В Центральной Европе празднование Юрьева дня подозрительно похоже на Бельтайн, и главным событием тоже будет огромный костер. В нем непременно будут жечь среди прочего ветки крыжовника, шиповника, терновника: все это должно уберечь людей и животных от нечисти.

Но в этих областях Европы у терновника и шиповника было и другое предназначение. Девушки вплетали их в косы перед тем, как отправиться на праздничное гулянье. Магия была вполне понятной: колючки должны были им помочь подцепить парня.

На Егория цветы были исключительно благим символом. Их запекали в обрядовом хлебе, который скармливали скоту, чтобы он был здоровым. Цветами украшали подойники: доение в Юрьев день было ритуальным, оно должно было обеспечить хорошие надои в течение всего года.

Это отношение к цветам понятно: ведь примулы, «божьи ключики», — это и есть те ключи, которыми святой Юрий «отпирает» весну и траву.

И вот скотина заручилась божественной защитой и может идти пастись… А куда она, собственно, пойдет? «На луг» — скажут все. Но дело немного сложнее: в северных местностях скотину довольно часто пасли в лесу.

В русской культуре есть два прямо противоположных образа: это леший и… нет, не водяной, не угадали. И не домовой. Не пытайтесь перебирать мифологических персонажей, все будет мимо.

Это… лес. Да, лес — это совершенно самостоятельная сила в русской мифологии, которая противоположна лешему.

Лес — это мир смерти. Но надо понимать, насколько понятие смерти различается в народной и городской культуре. Для горожанина смерть — событие редкое, и оно — катастрофа, за смертью нет ничего. И если в загробную жизнь людей некоторые верят, то, скажем, у спиленного в городе дерева нет никакого последующего бытия. Для крестьянина смерть — часть жизни, и за большинством смертей следует именно жизнь: они верят, что покойный помогает живым, а скотину и птицу убивают, чтобы люди были сыты, дерево же срубают, чтобы обогреть людей. Крестьянин боится смерти, потому что она происходит часто, слишком часто, и все же она никогда не будет катастрофой в круговороте бытия, где мертвая плоть становится перегноем и основой будущей жизни.

^{Лес. Анна Берент. 1920-е гг.}

^{National Museum in Warsaw}

И лес, будучи миром смерти, тем самым оказывается воплощением справедливости и закона. Вспомним сказку про Василису Прекрасную, которую мачеха и ее дочери хотели погубить, отправили к Бабе-яге, а в итоге Василиса вернулась с черепом, горящие глаза которого сожгли ее обидчиц… Да и сказка «Двенадцать месяцев» примерно о том же, только без черепа. Это отличные примеры того, как лес в народных представлениях воплощает справедливость.

А вот идея закона будет связана именно с Юрьевым днем. И проблема в том, что этот закон суров, неотвратим, его невозможно умилостивить, а приговор нельзя отменить никакими жертвами.

Итак, если на Юрьев день лес будет голым, то год будет голодным, если же лес будет зеленым, то год будет урожайным и сытым.

Что ж, повлиять на то, чтобы лес к Юрьеву дню покрылся зеленью, крестьянин не мог никак. Но важность этой приметы, страх перед неурожаем вызывал следующий виток поверий: чего нельзя делать, чтобы не случилось «голого леса».

Поверье это такое: пока лес не оденется, крестьянка ни в коем случае не должна заниматься во дворе рукоделием (шить, прясть и т. д.). Филологи скажут, что это магия подобия: пока лес не одет листвой, нельзя вне дома изготавливать одежду человеку. Современный горожанин назовет это чистым суеверием. Но задумаемся: конец апреля, вроде бы жаркие дни… Но зайдет солнце, и придет весенний холод, так что, если засидеться во дворе, риск простудиться будет очень высок. А любая рукодельница знает, как трудно оторваться от работы, как хочется пошить еще немножко, так что шанс застудить легкие именно сидя с рукоделием во дворе — особенно велик. Поэтому проще и разумнее вообще запретить женские посиделки в период крайне высоких перепадов суточной температуры. А объяснение? Неважно, как это объяснять, главное — не простудить хозяйку. Иными словами, перед нами не суеверие, а мифологическое объяснение жизненно важного запрета.

Мы разобрались с лесом, а теперь поговорим о лешем. Если лес — воплощение закона, хоть и сурового, но справедливого, то леший — это чистая стихия. Добрые и злые дела он совершает беспричинно. Договориться с ним сложно… и человеком, который будет договариваться с лешим, оказывается пастух.

Надо понимать, что в русской деревне пастух был не очень-то уважаемым человеком: за работу платили (а это уже «не такой, как все», что в деревне — просто приговор), хозяйством ему заниматься недосуг, да еще и с лешим знается. Поэтому матери ругали своих дочерей: «Не будешь послушной/работящей/опрятной — выйдешь замуж за пастуха!» Но при всей своей непопулярности — пастух был незаменим.

На Юрьев день он совершал магические действия, которые охраняли стало от козней лешего и от волков (а волки были зверьми святого Юрия, о чем чуть позже). Поэтому пастух выдирал с корнем молоденькую рябинку (дерево лешего), а в правую руку брал икону святого Георгия и с этими символами двух, по сути, противоположных, но для него единых сил обходил стадо. После этого он сажал рябинку обратно в землю, тем символически запирая ритуал. В других областях Русского Севера пастух перед первым выгоном скота шел в лес, выдирал с корнями рябинку, сосенку и елочку, расщеплял их от корня до макушки, клал в ворота и по ним прогонял все стадо. Эти деревья образовывали своего рода арку наоборот, и она защищала стадо.

^{Цветение орешника. Фотография Александры Чурилиной.}

^{© Чурилина А., фото, 2025}

Орешник — одно из самых благих растений в народной культуре, ведь орехи — это не просто растительная замена мясу, но еще и продукт практически бесконечно долгого хранения. И неудивительно поэтому, что орешник — растение-оберег, способный защитить даже самое святое для крестьянина — хлеб.

^{Пастух с овцами. Антон Мауве, вторая половина XIX в.}

^{National Museum in Warsaw}

Хотя Юрьев день — праздник прежде всего скотоводческий, но и земледельческие ритуалы с ним тоже связаны. Ведьмы, о которых мы говорили в самом начале, способны украсть не только молоко у коровы, но и обильный урожай с хлебного поля. Чтобы этого не произошло, на Егория обходили поля посолонь[8] и втыкали там кресты из орешника, которые должны отгонять ведьм. Этот пример хорошо показывает, как в народном православии переплетено языческое с христианским: дело даже не в использовании магического растения, а в том, что поля защищает именно его сила, а не сила Бога или святых, то есть этот ритуал является языческим по сути, но в христианских формах — он проходит в день святого, ветки орешника образуют крест.

^{Лук странный. Фотография Александры Чурилиной.}

^{© Чурилина А., фото, 2025}

Юрьев день — это все-таки праздник святого Георгия, а он, как мы помним, убивает змея. Поэтому неудивительно, что в народной культуре этот день стал днем магической борьбы со вполне реальными гадами. В Юрьев день следовало убить змею…

В наше время, когда человек и природа разошлись максимально далеко, мы привыкли жалеть любое живое существо, не задумываясь о том, насколько оно опасно для человека. Поскольку лично наш риск умереть от укуса змеи ничтожен, то мысль об убийстве вызывает возмущение (и непременно кто-то из группы скажет, что «жалко змею»). Но для крестьянина змея — смертельно опасная тварь, которую надо убивать и в будничных, и в ритуальных целях, потому что крестьянин жалеет людей.

Итак, в Юрьев день следовало убить змею, отрубить ей голову, затем вложить ей в пасть чеснок…

Чеснока в ботаническом саду нет, но лук странный нам его отлично заменит в этом виртуальном ритуале (или ритуальном виртуале).

…И положить эту голову на грядку. Чеснок, который таким образом прорастет сквозь череп змеи, считался могучим оберегом.

Чеснок обладает очень мощными обеззараживающими и лечебными свойствами и потому крайне мифологизирован. Зубчик чеснока носили с собой для защиты от любой нечисти (и это реально могло помочь для дезинфекции). Сходные представления распространялись и на лук.

^{Святой Георгий. Старообрядческая икона XVIII в.}

^{National Museum in Warsaw}

Во всех южных областях славянского мира чеснок, пророщенный через голову змеи, считался оберегом, но болгары придавали ему еще большее значение: он давал им возможность видеть злых духов и даже самого дьявола, а еще — власть над демонами. Гуцулы были более скромного мнения о магической силе такого чеснока: его перо следовало заткнуть за шапку, и это могло сделать человека невидимым.

«Власть над дьяволом» я оставлю без комментариев, а вот насчет невидимости мы поговорим на одной из следующих лекций — с этой магией не все однозначно.

Мне думается, что у ритуалов проращивания чеснока через череп змеи большое будущее в современной магической практике. И с «жалко убивать змейку» проблем не будет, ведь на любой ярмарке крафта, эзотерики и других более или менее мистических субкультур непременно найдется прилавок с разнообразными черепами, сделанными из пластика. Так что этот народный ритуал может приобрести актуальное современное звучание.

На этом занятие по защите от «темных искусств» успешно завершено, но наша прогулка отнюдь не окончена. Нам еще надо увидеться с самим святым Юрием — опять-таки, хотя бы в воображении.

Святого Юрия русский народ назвал волчьим пастырем; если волк утаскивал скотину, добычу запрещалось отбирать, существовала поговорка: «Что у волка в зубах, то Егорий дал». Волк вообще предстает в славянских поверьях как существо скорее благое, например, если волк заскакивал в деревню, это считалось хорошей приметой. С чем связано такое странное для нас отношение к этому хищнику?

Традиционный ответ на этот вопрос таков: волки — санитары леса, они уничтожают больных животных, от которых болезнь могла бы перейти и к домашним. И это действительно так, но не объясняет того мистического ореола, которым окружен образ волка как в древних культурах, так и в современности. Мы помним сказочного Серого Волка, который был надежным советчиком и помощником Ивана-царевича, мы знаем о волках у трона скандинавского Одина, который был, помимо прочего, богом мудрости, мы знаем греческого Аполлона Ликейского, то есть Волчьего (рядом с его храмом собирались философы, отчего собрание получило название «ликей», это дало современное слово «лицей»). В современном искусстве волк скорее символ мистической силы, чем хищник. Итак, в чем же причина?

Современные антропологи говорят о том, что, когда человек впервые пришел на земли Евразии сорок тысяч лет назад, то обнаружил стаи волков, которые в буквальном смысле пасли огромные стада копытных, защищая свое стадо от чужих стай. В волчьей семье выработаны очень рациональные принципы воспитания щенков и молодых волков. Всему этому человек учился у волка. Это огромнейшая и невероятно интересная тема, но… вернемся к святому Егорию.

Теперь становится понятно, почему Аполлон, Один, святой Георгий оказываются повелителями волков. Осталось лишь рассказать легенду, ради которой надо было прийти на самую большую поляну дендрария под самое раскидистое дерево. Итак, жил да был охотник, и однажды пришлось ему заночевать в лесу. Ищет он, где заночевать, и выходит на большую поляну, видит могучее дерево посреди, забирается на него и пытается заснуть. Наступает полночь, и собираются под это дерево волки со всего леса — молодые, старые, все, сколько их ни есть в лесу. И вот видит охотник, что приходит на эту поляну святой Егорий — и начинает всем волкам назначать добычу: тому дикого зверя, тому скотину… до рассвета всем назначал. Под утро остался на поляне самый старый волк — лапы уже слабые, зубы уже сточены, — и спрашивает он святого Егория: «Ну а мне-то что?» «А тебе вон сидит!» — отвечает ему святой.

^{Аполлон в образе волка. Деталь конской упряжи. IV в. до н. э.}

^{Institute of Balkan Studies with Center for Thracology, Bulgaria / Николай Генов}

Да, вот внезапно такой черный юмор. Но в основе этой жестокой истории — представление о том, что простому смертному нельзя видеть высшие силы, ничем хорошим это не кончится.