Итак, брак изначально создан в древних, догосударственных образованиях (как обычай) и государствах (как институт, зачастую имеющий религиозную форму) для регламентации вопросов, связанных с созданием и функционированием семьи, в том числе вопросов, связанных с детьми. Именно в связи с появлением парного брака, как считается, появилась возможность фиксации отцовства. Впоследствии отсутствие такой фиксации в традиционных обществах приводило к тому, что внебрачные дети были ущемлены в правах по отношению к «законным» (рожденным в браке) детям. С этим мнением светских исследователей во многом согласуется и религиозная точка зрения у адептов ряда мировых религий. Повеление «плодиться и размножаться» дополнено словами «будут двое одна плоть». Аналогично мыслят и некоторые другие конфессии, например индуисты, с чем связан крах государственной политики ограничения рождаемости в Индии.
В ряде стран брачное законодательство еще дифференцирует права детей, рожденных в браке или вне брака.
В России у внебрачных детей те же права, что и у рожденных в браке, если их признают оба родителя. Однако при отказе отца признавать внебрачного ребенка своим отцовство зачастую приходится специально доказывать в суде. Что интересно, семейное законодательство в России формально сильно ограничивает права родителей на распоряжение детскими правами, запрещая отказ законного представителя ребенка от принадлежащих ему прав и собственности. Одиноким усыновлять детей не разрешается.
Государства нашего времени часто поддерживают семью в качестве «ячейки общества». Это связано с тем, что именно семья выполняет основную работу по воспитанию детей. Несмотря на то, что в ряде стран (включая Россию) эта поддержка мала, она существует, невзирая на финансовые трудности, поскольку востребована обществом. Многодетные семьи получают дополнительную поддержку.
Исторически институт гражданского брака сформировался давным-давно: в Нидерландах — с 1580 года, во Франции — с 1791-го, в Англии — окончательно — с 1836 года, в Германии — с 1875-го, в России — с 1917-го.
Если проследить за этими датами внимательно, то практически каждая из них соответствует крупному социальному перевороту в данной конкретной стране: первое, за что брались буржуазные и социалистические революции, это за перелицовку, а порой и выворачивание наизнанку семейных ценностей.
В послереволюционной России, чтобы не говорить о себе сомнительных слов «сожительство» (и тем более «блуд»), каковыми их клеймили церковь и иные религиозные институты, живущие без венчания и регистрации стали называть его на европейский манер «гражданским браком», используя термин как эвфемизм, то есть извинительно более мягкий аналог. По сути ничего не менялось, просто называться это стало по-другому.
Какова же была предоставленная гражданам альтернатива венчанию?
Думается, чиновники ни сегодня, ни тогда не способны были ни на что другое, кроме бюрократизации процесса, сведения его к подражанию церковному и к минимуму духовной составляющей — с упором на гражданский факт.
Вместо таинственных, уносящихся вверх соборов молодоженам распахнули двери сначала городские ратуши, а затем «дворцы бракосочетаний», от мещанского убранства которых порой морщатся даже самые толстокожие посетители.
Судите сами — все эти диванчики, скамеечки, вазы с цветами в самых неподходящих местах, гипсовые барельефы с купидонами — да знают ли дизайнеры подобных помещений, что они практически в точности повторяют декор европейских «домов терпимости», дешевых борделей?
Поистине, возьмись за дело организации гражданского брака человек знающий, думающий и чувствующий, мы бы не смогли войти в такой дворец без трепета и даже страха: в оформлении такого дворца воедино были бы символически слиты и прошлое, и настоящее, и будущее, какими они представляются сегодня. Анфилада комнат выглядела бы не вульгарным проходом в центральную залу, где совершается таинство (да-да, именно таинство рождения новой семьи!), а путешествием по подсознанию, силящемуся проникнуть в грядущее с единственным вопросом — верно ли я поступаю, связывая жизнь с этим человеком, будет ли мой брак удачным, принесет ли он мне счастье?
Если человек, вступающий в какой угодно брак, искренен, если он не заключает брак фиктивный (фальшивый, не продиктованный чувством) с целью объединить, например, капиталы, он будет мучиться именно такими вопросами.
Пока же мы, брачующиеся редко, но метко, видим в гражданских дворцах некое облегченное содержание и поневоле тоскуем по высоченным стенам соборов, фрескам и алтарям. Людям с воображением кажется, что пресловутая тетка-распорядительница с указкой, профессионально заправляющая недолгим торжеством, уделяет нам, переживающим великие, этапные минуты своей жизни, слишком мало времени и стремится отделаться от нас поскорее.
В то же время многим из нас это кажется и несомненным преимуществом современности, поскольку пятиминутная процедура вполне укладывается в наши рамки компактности и портативности. «Зачем размазывать», — резонно думаем мы и подчиняемся ускоренному распорядку событий, не ведая о том, как губителен он даже в скоротечности наших судеб.
В урбанистической культуре многие ритуалы сокращены до минимума и изрядно обеднены.
Рождение человека… Та же тетка из роддома открывает дверь бокса, бледная супруга выходит, чуть спотыкаясь, держа родимый сверток с ленточкой — и все? А где же торжество? Идите-идите, нам некогда. А наши крематории? Пара слов над гробом — и почти сразу, тут же — опускание его в подземную огненную пучину, а затем выдача протокольной урны, запечатывание ее в стену колумбария? Помилуйте, но это суррогат. Можно ли так провожать человека туда, откуда нет возврата?
Церковные обряды, обкатанные столетиями, способны совершенно иначе перенастроить душу, придать поворотному событию частной судьбы подлинно великий, запоминающийся смысл. Урбанизм, пробующий облегчить и механизировать, в том числе брак, потерпел здесь, кажется, совершенный крах.
Сегодня словосочетание «гражданский брак» употребляется в адрес тех, кто действует в интимной сфере по упрощенной схеме: сто лет назад обходились без церкви, в наши дни — без государства. Можно лишь гадать, отчего это выражение подразумевает, по крайней мере, в России, некую редукцию (уменьшение, сокращение) заведенного порядка. Дело, думается, в самом понятии «гражданин», не получившем должного развития в России.
О том, почему это произошло, можно распространяться часами, но главной причиной окажется слабость светского пути развития в глазах народа и, следовательно, его языка. Ведь «гражданин», «гражданство» — понятия светские, и, видимо, они в глазах русских людей редуцируют понятие человека, которое гораздо шире, объемнее и значительнее, чем отдельно взятый государственный поданный.
Оттого и гражданский брак как понятие — брак неполный, недостаточный, и спустя долгие десятилетия сохраняет свою изначальную семантику (значение), даже изменив свое значение.