Загадка гибели СССР. (История заговоров и предательств. 1945-1991)

Приложение № 1

Секретно

Москва, 22 февраля 1946 г. — 21.00

(получена 22 февраля — 15 час. 52 мин.)

511. Ответ на запрос 284 Департамента от 3 февраля (13) касается вопросов столь запутанных, столь деликатных, столь странных для нашей формы мышления и столь важных для анализа нашего международного окружения, что я не в состоянии вместить его в одно короткое сообщение, не поднимаясь, как я считаю, до опасного уровня чрезвычайного упрощения. Поэтому я надеюсь, что буду правильно понят Департаментом, представляя ответ на этот вопрос в пяти разделах, темы которых будут в общих чертах следующими:

1) Основные характеристики послевоенного советского мировоззрения.

История этого мировоззрения.

Его отражение в практической политике на официальном уровне.

Его отражение на неофициальном уровне.

Практические выводы с точки зрения политики США.

Я заранее извиняюсь за подобную загрузку телеграфного канала; однако эти вопросы являются столь неотложными, особенно учитывая недавние события, что если и уделять внимание нашим ответам на них, то, по моему мнению, это следует сделать безотлагательно. Ниже следует:

а) СССР по-прежнему находится в антагонистическом «капиталистическом окружении», с которым в долгосрочном плане не может быть постоянного мирного сосуществования. В 1927 году Сталиным было заявлено делегации американских рабочих: «В ходе дальнейшего развития мировой революции появятся два центра мирового значения: социалистический центр, притягивающий к себе страны, которые стремятся к социализму, и капиталистический центр, притягивающий к себе страны, которые склоняются к капитализму. Битва между этими двумя центрами за контроль над мировой экономикой решит судьбу капитализма и коммунизма во всем мире».

б) Капиталистический мир поражен внутренними конфликтами, присущими самой природе капиталистического общества. Эти конфликты не могут быть разрешены посредством мирного компромисса. Крупнейшим из них является конфликт между Англией и США.

в) Внутренние конфликты капитализма неизбежно ведут к войнам. Вызываемые таким образом войны могут быть двух видов: межкапиталистические войны между двумя капиталистическими государствами и интервенционные войны против социалистического мира. Хитрые капиталисты, безуспешно пытаясь найти выход из внутренних конфликтов капитализма, склоняются к последнему решению.

г) Интервенция против СССР, будучи катастрофой для тех, кто предпримет ее, привела бы к новой задержке прогресса советского социализма и, следовательно, должна быть предотвращена любой ценой.

д) Конфликты между капиталистическими государствами, будучи также чреватыми опасностью для СССР, тем не менее характеризуются огромными возможностями для продвижения дела социализма, особенно если СССР сохраняет свою военную мощь, идеологическую монолитность и верность своему нынешнему выдающемуся руководству.

е) Следует иметь в виду, что не весь капиталистический мир плох. Помимо безнадежно реакционных и буржуазных элементов, он включает: 1) некоторые весьма просвещенные и позитивные элементы, объединенные в соответствующих коммунистических партиях, и 2) некоторые другие элементы (характеризуемые в настоящее время по тактическим соображениям как прогрессивные или демократические), чаяния, реакция и действия которых оказываются «объективно» благоприятными для интересов СССР. Этих последних должно поощрять и использовать в советских целях.

ж) Среди негативных элементов буржуазно-капиталистического общества наиболее опасными из всех являются те, которых Ленин называл ложными друзьями народа, а именно умеренно-социалистические и социал-демократические лидеры (другими словами, некоммунистическое левое крыло). Они более опасны, нежели махровые реакционеры, поскольку последние, по крайней мере, выступают под своими подлинными знаменами, в то время как умеренные левацкие лидеры запутывают людей, используя атрибуты социализма в интересах реакционного капитала.

Это все, что касается предпосылок. К каким выводам они приводят с точки зрения советской политики? К следующим:

а) Необходимо делать все, чтобы усилить относительную мощь СССР как движущей силы в международном сообществе. И напротив, не следует упускать ни одной возможности, с тем чтобы уменьшить мощь и влияние коллективные, а также индивидуальные капиталистических держав.

б) Советские усилия, а также усилия заграничных друзей России должны быть направлены на углубление и использование различий и конфликтов между капиталистическими державами. Если они в конечном итоге перерастут в «империалистическую» войну, то эта война должна быть превращена в революционные восстания в различных капиталистических странах.

в) «Демократические, прогрессивные» элементы за границей должны максимально использоваться для оказания давления на правительства капиталистических стран по направлениям, отвечающим советским интересам.

г) Необходимо вести беспрестанную борьбу против заграничных социалистических и социал-демократических лидеров.

Перед тем как рассмотреть последствия этой партийной линии на практике, я хотел бы привлечь внимание к некоторым ее аспектам.

Во-первых, она не представляет собой естественное мировоззрение русского народа. Последний в целом дружественно настроен к внешнему миру, стремится познакомиться с его опытом, сравниться с ним своими талантами, которыми он обладает, стремится превыше всего жить в мире и наслаждаться плодами своего труда. Партийная линия представляет лишь тезис, который официальная пропагандистская машина продвигает с большим умением и настойчивостью в общество, которое зачастую совершенно не приемлет это всеми фибрами своей души. Однако линия партии определяет мировоззрение и поведение людей, составляющих аппарат власти — партию, тайную полицию и правительство, — и нам приходится иметь дело исключительно с этими людьми.

Во-вторых, пожалуйста, имейте в виду, что посылки, на которых основывается эта линия партии, в большинстве своем просто не соответствуют истине. Опыт показывает, что мирное и взаимовыгодное сосуществование капиталистических и социалистических государств является вполне возможным. Основные внутренние конфликты в развитых странах не являются конфликтами, вызванными в первую очередь капиталистической формой собственности на средства производства, а являются конфликтами, вытекающими из развитого урбанизма и индустриализма как таковых. Причиной того, что Россия до сих пор не столкнулась с ними, является не социализм, а исключительно ее собственная отсталость. Внутренние противоречия капитализма не всегда приводят к войнам; и не все войны могут быть объяснены этой причиной. Это полный нонсенс говорить сегодня о возможности интервенции против СССР после ликвидации Германии и Японии, не учитывая пример последней войны. Не будучи спровоцированными силами нетерпимости и подрывными силами, «капиталистический» мир сегодня вполне в состоянии жить в мире с самим собой и с Россией. Наконец, ни один здравомыслящий человек не имеет оснований ставить под сомнение искренность умеренных социалистических лидеров в западных странах. Кроме того, несправедливо отрицать успех их усилий в деле улучшения положения рабочего населения в тех случаях, как, например, в Скандинавии, когда им был предоставлен шанс показать, на что они способны.

Ложность этих посылок, каждая из которых восходит своими корнями к предвоенной истории, была достаточно полно продемонстрирована самим этим конфликтом. Англо-американские противоречия не стали основными противоречиями западного мира. Капиталистические страны, помимо стран оси, не проявили склонности к решению своих противоречий посредством присоединения к крестовому походу против СССР. Вместо превращения империалистической войны в гражданские войны и революцию СССР столкнулся с положением, когда он был вынужден сражаться бок о бок с капиталистическими державами за известную общность целей.

Тем не менее все эти тезисы, какими бы безосновательными и ложными они не были, сегодня самоуверенно выдвигаются вновь. На что это указывает? На то, что советская партийная линия не основывается на каком-либо объективном анализе положения за пределами границ России; она, бесспорно, не имеет ничего общего с условиями, существующими вне России, и вытекает главным образом из основных внутренних потребностей, которые существовали до последней войны и существуют сегодня.

В основе неврастенического взгляда Кремля на международные дела лежит традиционное и инстинктивное российское чувство присутствия опасности. Первоначально это была неуверенность мирных людей, занимавшихся сельским хозяйством, которые пытались жить на обширной открытой равнине по соседству со свирепыми кочевыми народами. Когда Россия вошла в конфликт с экономически развитым Западом, к этому добавился страх перед более компетентными, более мощными, более высокоорганизованными обществами в сфере экономики. Однако этот последний тип неуверенности сказывался в большей сфере на правителях России, нежели на русском народе, поскольку российские правители всегда чувствовали, что их правление является относительно архаичным по форме, хрупким и искусственным в своей психологической основе, не способным выдержать сравнение или контакт с политическими системами в странах Запада. По этой причине они всегда опасались иностранного проникновения, боялись прямых контактов с западным миром, боялись того, что могло бы произойти, если бы русские узнали правду о внешнем мире или если бы иностранцы узнали правду о внутреннем мире России. И они научились добиваться безопасности лишь посредством упорной, однако смертельной борьбы за полное уничтожение противостоящей силы, никогда не вступая во взаимодействие и в компромисс с ней.

Не является случайностью тот факт, что марксизм, медленно тлевший в течение полувека в Западной Европе, впервые по-настоящему занялся и ярко разгорелся в России. Лишь на этой земле, которая никогда не знала дружелюбного соседа или какого-либо приемлемого равновесия отдельных сил, будь то внутренних или международных, могла расцвести доктрина, в рамках которой считается невозможным разрешить экономические противоречия общества мирными средствами. После установления большевистского режима марксистская догма, ставшая еще более жесткой и нетерпимой в результате ее ленинской интерпретации, стала совершенным механизмом чувства отсутствия безопасности, которому большевики были подвержены еще более, нежели предыдущие правители России. В ее догме, с ее базовым альтруизмом цели, они нашли оправдание своему инстинктивному страху перед внешним миром; диктатуре, без которой они не знали, как можно управлять; жестокостям, которые они не посмели не применить; жертвам, которые они сочли необходимым требовать (так в тексте — А.Ш.). Во имя марксизма они жертвовали всеми этическими ценностями своих методов и тактики. Сегодня они не могут избавиться от этого. Это является фиговым листком их моральной и интеллектуальной респектабельности. Без этого они предстанут перед историей в лучшем случае лишь как последние из длинной череды жестоких и расточительных русских правителей, которые неуклонно двигали страну к все новым высотам военной мощи, с тем чтобы гарантировать внешнюю безопасность своих внутренне слабых режимов. Именно поэтому советские люди должны всегда быть наряжены в торжественные внешние атрибуты марксизма и никто не должен недооценивать важность догмы в советских делах. Таким образом, особенности положения советского руководства и вынуждают их в прошлом, и сейчас прибегать к догмам, которые…[40] <…> внешний мир как злой, враждебный и угрожающий, но и несущий в себе микробы, ползучие болезни и которому суждено погибнуть от все усиливающихся внутренних потрясений, пока растущая мощь социализма не нанесет ему завершающий смертельный удар и он не уступит свое место новому и лучшему миру. Этим тезисом обосновывается тот рост военной и полицейской мощи русского государства, та изоляция русского населения от внешнего мира и то изменчивое и постоянное давление к расширению пределов русской полицейской мощи, которые в совокупности представляют собой естественные и инстинктивные потребности русских правителей. В своей основе это всего лишь неуклонное продвижение тревожного русского национализма — многовековое движение, в котором сложнейшим образом смешались концепции нападения и защиты. Однако в своем новом обличии международного марксизма с его подслащенными обещаниями отчаявшемуся, истерзанному войной внешнему миру он еще более опасен и коварен, нежели когда-либо прежде.

На основе вышесказанного не следует думать, что советская партийная линия обязательно является лицемерной и неискренней, когда речь идёт о всех тех, кто ее проводит. Многие из них слишком мало знают о внешнем мире и являются слишком зависимыми в своих суждениях, чтобы поставить под вопрос… (очевидный пропуск в тексте. — А.Ш.) самогипноз, и кому не представляет трудности заставить себя верить в то, во что легко и удобно верить. И наконец, мы сталкиваемся с непостижимой тайной, связанной с тем, кто на этой великой земле действительно получает точную и неискаженную информацию о внешнем мире, если такой человек вообще имеется. В атмосфере восточной секретности и таинственности, которая пронизывает это правительство, имеются неисчислимые возможности искажения или отравления источников и потоков информации. Неуважение русских к объективной правде, само их неверие в ее существование приводит к тому, что они рассматривают любые факты как инструменты продвижения к той или иной скрытой цели. Имеются все основания подозревать, что это правительство фактически является заговором в заговоре; и лично мне, например, мало верится в то, что сам Сталин получает сколь-либо объективную картину внешнего мира. Здесь имеются все возможности для того вида тонкой интриги, в которой русские являются мастерами. Невозможность для иностранных правительств четко изложить свою позицию русским руководителям — тот масштаб, в котором их отношения с Россией зависят от благорасположения незаметных и безвестных советников, которых они никогда не видят и на которых никогда не могут повлиять, — это, по моему мнению, является наиболее тревожной чертой дипломатии в Москве, причем той, которую западным государственным деятелям следует хорошо помнить, если они хотят понять природу трудностей, с которыми здесь сталкиваются.

Мы сейчас познакомились с характером и предысторией советской программы. Чего можно ожидать в плане ее практического осуществления?

Советская политика, как это отмечается в соответствующем запросе Департамента, проводится в двух плоскостях: 1) официальная плоскость, представленная действиями, предпринимаемыми официально от имени Советского правительства; и 2) подпольной плоскости действий, проводимых учреждениями, ответственность за действия которых не признается Советским правительством.

Политика, проводимая в обеих плоскостях, рассчитана на обслуживание основных направлений политики от а) до г), изложенных в части 1. Действия, предпринимаемые в различных плоскостях, характеризуются значительным различием, однако совпадают друг с другом в своей цели, сроках и последствиях.

В официальной плоскости следует обратить внимание на следующее:

а) Внутренняя политика посвящена укреплению любым способом мощи и престижа Советского государства: интенсивная военная индустриализация; максимальное развитие вооруженных сил; выставление напоказ, с тем чтобы поразить посторонних; постоянная засекреченность внутренних вопросов, рассчитанная на то, чтобы скрыть слабые стороны и информацию от оппонентов.

б) Во всех случаях, когда это считается своевременным и многообещающим, предпринимаются усилия в целях расширения официальных границ советской мощи. На данный момент эти усилия ограничиваются некоторыми соседними точками, как Северный Иран, Турция, возможно, Борнхольм. Однако в любое время могут появится другие точки, если по мере того как скрытая советская политическая мощь будет охватывать новые области. Так, к «дружественному» персидскому правительству может быть обращена просьба предоставить России порт в Персидском заливе. Если Испания попадет под контроль коммунистов, может возникнуть вопрос о советской базе в Гибралтарском проливе. Однако подобные притязания возникнут на официальном уровне лишь тогда, когда будет завершена неофициальная подготовка.

в) Русские будут официально участвовать в работе международных организаций в том случае, когда они видят возможность расширения советского влияния или сдерживания или размывания влияния других. Москва рассматривает ООН не как механизм постоянного или устойчивого мирового сообщества, основанного на взаимных интересах и целях всех стран, а как арену, обеспечивающую возможность достижения вышеуказанных целей.

Советы останутся в ООН до тех пор, пока будет считаться, что эта организация служит достижению заданной цели. Однако, если когда-нибудь они придут к выводу, что ООН наносит ущерб достижению целей расширения их влияния, и если они увидят лучшие перспективы достижения этих целей по другим направлениям, они, без сомнения, покинут ООН. Это будет означать, однако, что они считают себя достаточно сильными, чтобы разрушить единство других стран посредством своего выхода, сделать ООН неэффективной в плане угрозы их целям или безопасности и заменить ее международным инструментом, являющимся более эффективным с их точки зрения. Таким образом, советское отношение к ООН в значительной мере будет зависеть от лояльности других стран по отношению к этой организации и от степени энергичности, решительности и сплоченности, с которой эти страны защищают в ООН мирную и многообещающую концепцию международной жизни, которую эта организация представляет собой в соответствии с нашим образом мышления. Я вновь подчеркиваю, что у Москвы нет абстрактной приверженности идеалам ООН. Ее отношение к этой организации будет оставаться в целом прагматичным и основанным на тактических соображениях.

г) В отношении колониальных районов и отсталых или зависимых народов советская политика даже на официальном уровне будет направлена на уменьшение мощи, влияния и связей развитых западных стран, основываясь на теории, что, пока эта политика проводится успешно, будет образовываться вакуум, способствующий коммунистическому советскому проникновению. Таким образом, советское давление в отношении участия в соглашениях по опеке, по моему мнению, является стремлением получить возможность затруднять и сдерживать влияние Запада в этих точках, а не обеспечивать основной канал для продвижения советского влияния. Нельзя сказать, что последний мотив отсутствует, однако в этих целях Советы предпочитают полагаться на иные каналы, нежели официальные соглашения об опеке. Следовательно, можно ожидать, что Советы будут просить об участии в любых соглашениях об опеке или подобных соглашениях и использовать получаемые подобным образом рычаги, с тем чтобы уменьшить влияние Запада на эти народы.

д) Русские будут энергично стремиться расширить советское представительство и официальные связи со странами, в которых, по их мнению, имеются большие возможности противопоставления западным центрам власти. Это касается таких широко разбросанных географических точек, как Германия, Аргентина, страны Ближнего Востока и т. д.

е) В международных экономических вопросах советская политика будет фактически определяться стремлением Советского Союза к автаркии. Это, однако, будет основной политикой. Что касается официальной линии, то позиция здесь пока не ясна. Советское правительство проявляет странную сдержанность со времени прекращения враждебных отношений в области международной торговли. Если наметятся крупные долгосрочные кредиты, я считаю, что Советское правительство может вновь лицемерно выступить, как это было в 30-е годы, за желательность развития международных экономических связей в целом. В противном случае я считаю возможным, что советская внешняя торговля может быть в значительной мере ограничена собственно советской сферой безопасности, включая оккупированные районы Германии, и может иметь место холодное официальное отношение к принципу общего экономического сотрудничества между странами.

ё) Что касается культурного сотрудничества, то здесь также будет отмечаться неискренняя поддержка желательности углубления культурных контактов между народами, однако на практике это никоим образом не будет интерпретироваться как потенциал к снижению уровня безопасности советских народов. Практические проявления советской политики в этой связи будут ограничиваться узкими каналами тщательно контролируемых официальных визитов и функций, характеризоваться избытком водки и речей и отсутствием постоянных результатов.

ж) Помимо этого, советские официальные отношения будут осуществляться в соответствии с так называемым «правильным» курсом по отношению к отдельным иностранным правительствам, уделяя особое внимание престижу Советского Союза и его представителей, а также тщательному соблюдению протокола в отличие от хороших манер.

Следующие учреждения используются для продвижения политики на этом уровне:

1. Внутреннее центральное ядро коммунистических партий в других странах. Может показаться, что многие лица, входящие в эту категорию, действуют в своем личном качестве, однако на самом деле они тесно взаимодействуют в рамках подпольного оперативного директората мирового коммунизма, скрытого Коминтерна, жестко координируемого и руководимого Москвой. Важно помнить, что это внутреннее ядро фактически действует на подпольной основе, несмотря на легальное существование партий, с которыми оно ассоциируется.

2. Рядовые члены коммунистических партий. Обратите внимание на различие, проводимое между ними и лицами, упомянутыми в пункте 1. В последние годы это различие стало еще более резким. Прежде иностранные коммунистические партии представляли собой странную (и с точки зрения Москвы, часто неудобную) смесь подпольной и законной деятельности, однако сейчас конспиративный элемент аккуратно сконцентрирован во внутреннем круге и направлен в подполье, в то время как рядовые члены — просто не посвященные в реалии движения — выдвигаются вперед как подлинные внутренние приверженцы определенных политических тенденций в своих странах, абсолютно неинформированные о конспиративной связи с иностранными государствами. Лишь в некоторых странах, в которых коммунисты сильны количественно, они регулярно проявляются и действуют как орган. Как правило, они используются для проникновения и оказания влияния или для контроля, в зависимости от обстоятельств, за другими организациями, которые в меньшей мере могут быть заподозрены как инструмент влияния советского правительства, с тем чтобы достичь их цели через… (очевидный пропуск. — А.Ш.), а не выступая непосредственно в качестве отдельной политической партии.

3. Широкий круг национальных организаций или органов, над которыми можно доминировать или на которые можно влиять посредством подобного проникновения. Сюда входят: профсоюзы, молодежные союзы, женские организации, общества, составленные по национальному признаку, религиозные общества, социальные организации, культурные группы, либеральные журналы, издательства и т. д.

4. Международные организации, в которые также можно проникнуть посредством оказания влияния на различные национальные компоненты. Важнейшими из них являются профсоюзные, молодежные и женские организации. Особое, почти жизненно важное значение придается в этой связи международному рабочему движению. Москва видит в этом возможность обойти западные правительства в международных делах и создать международное лобби, способное заставить правительства в различных странах принимать меры, отвечающие советским интересам, и парализовать действия, идущие вразрез интересам СССР.

5. Русская православная церковь с ее заграничными ветвями и через нее — восточная православная церковь в целом.

6. Общеславянское движение и другие движения (армянское, азербайджанское, туркменское и др.), базирующиеся на национальных группах в рамках Советского Союза.

7. Правительства или правящие группы, которые готовы в той или иной мере способствовать продвижению советских целей, такие как болгарское и югославское правительства, североперсидский режим, китайские коммунисты и др. Не только пропагандистские машины, но и практическая политика этих режимов может быть в значительной мере предоставлена в распоряжение СССР.

Можно предположить, что составные части этого обширного аппарата будут следующим образом использоваться в зависимости от их индивидуального характера:

а) Для подрыва общего политического и стратегического потенциала крупных западных держав. В этих странах будут предприниматься усилия, с тем чтобы подорвать веру в собственные силы на национальном уровне, сдержать меры в области национальной обороны, усилить волнения на социальной и производственной почве, стимулировать все формы распада единства. Всем, у кого есть повод к недовольству, будь то по экономическим или расовым причинам, будет настоятельно предлагаться добиваться решения своих проблем не посредством взаимодействия и компромисса, а путем жесткой борьбы за разрушения других элементов общества. В данном случае бедные будут противопоставляться богатым, черные — белым, молодежь — пожилым людям, приезжие — тем, кто давно проживает в том или ином месте, и т. д.

б) В неофициальном плане особенно жесткие меры будут приниматься для ослабления мощи и влияния западных держав в отношении колониальных отсталых и зависимых народов. На этом уровне будут разрешены все приемы. Будут беспощадно разоблачаться и использоваться ошибки и слабые стороны западной колониальной администрации. Либеральное общественное мнение в западных странах будет мобилизовано в целях ослабления колониальной политики. Будет поощряться стремление этих сил к достижению независимости от западных держав, доминируемые Советами марионеточные политические механизмы будут готовиться к захвату власти в соответствующих колониальных районах после достижения ими независимости.

в) В случаях, когда отдельные правительства стоят на пути достижения советских целей, будет оказываться давление, с тем чтобы их сместить. Это может иметь место тогда, когда правительства прямо противостоят целям советской внешней политики (Турция, Иран), когда они закрывают свои границы от коммунистического проникновения (Швейцария, Португалия) или когда они слишком сильно конкурируют, как лейбористское правительство в Англии, в плане морального доминирования над элементами, над которыми важно доминировать коммунистам. (Часто в одном подобном случае имеет место два элемента. Коммунистическая оппозиция тогда становится особенно резкой и жесткой.)

г) В других странах коммунисты будут, как правило, стремиться к уничтожению всех форм личной независимости: экономической, политической или моральной. Их система может обращаться лишь с личностями, которые находятся в полной независимости от высшей власти. Следовательно, лица, являющиеся независимыми в финансовом плане, такие как отдельные бизнесмены, землевладельцы, добившиеся успеха фермеры, ремесленники и все те, кто выполняют руководящие функции на местом уровне или пользуются авторитетом на метах, например, популярные местные религиозные или политические деятели, предаются анафеме. Не случайно, что в СССР даже местные руководители постоянно перемещаются с одной работы на другую, с тем чтобы они нигде не пускали корней.

д) Будет делаться все возможное, чтобы столкнуть западные державы друг с другом. Среди американцев будут распространяться антибританские разговоры, а в Британии — антиамериканские. Европейцев, включая немцев, будут учить ненавидеть обе англосаксонские державы. Там, где недоверие существует, оно будет подогреваться, а где его нет — разжигаться. Будут предприняты все усилия, чтобы дискредитировать и подорвать любые меры, которые чреваты опасностью привести к какому-либо единству или сплоченности между другими… (очевидный пропуск. — А.Ш.) и из которого Россия могла бы быть исключена. Таким образом, любой вид международной организации, не поддающийся коммунистическому проникновению и контролю, будь то католическая… (очевидный пропуск. — А.Ш.) по международным экономическим проблемам или международное братство представителей королевских семей и аристократии, обязательно окажется под огнем многих и зачастую… (очевидный пропуск. — А.Ш.).

е) В целом, любые советские усилия в неофициальном международном плане будут негативными и деструктивными по своему характеру и будут направлены на подрыв источников силы, которые не попадают под советский контроль. Это полностью соответствует основному советскому инстинкту, что не может быть компромисса с противоборствующей силой и конструктивная работа может быть начата, лишь если коммунистическая власть доминирует. Однако на все это будет беспрестанно оказываться давление, с тем чтобы проникнуть и захватить контроль над ключевыми позициями в административном и особенно полицейском аппарате иностранных государств. Советский режим является по преимуществу полицейским режимом, возникшем в тусклом полумире царских полицейских интриг, который привык думать, в первую очередь, с точки зрения полицейской мощи. Это никогда не следует упускать из виду при взвешивании советских мотивов.

Суммируя, мы имеем здесь дело с политической силой, фанатично приверженной мнению, что с США не может быть достигнут постоянный модус вивенди, что является желательным и необходимым подрывать внутреннюю гармонию нашего общества, разрушать наш традиционный образ жизни, ликвидировать международное влияние нашего государства, с тем чтобы обеспечить безопасность советской власти. Эта политическая сила имеет в своем полном распоряжении энергию одного из величайших в мире народов и ресурсы богатейшей национальной территории в мире и движима глубокими и мощными течениями русского национализма. Кроме того, она обладает обширным развитым аппаратом для оказания влияния в других странах, аппаратом, являющимся поразительно гибким и многообразным, которым руководят люди, чей опыт и навыки в области подпольных методов не имеют равных в истории. Наконец, она, вероятно, недоступна для соображений реальности в ее основных реакциях. В отличие от нас обширный фонд объективных фактов о человеческом обществе не является для нее мерой, с которой постоянно соотносится и реформируется мировоззрение, а лишь присвоенным мешком, из которого произвольно и тенденциозно выбираются отдельные предметы в поддержку уже составленного мировоззрения. Допускаю, это неприятная картина. Проблема того, как поступать в отношении этой силы, является несомненно величайшей задачей, с которой когда-либо сталкивалась наша дипломатия и, вероятно, с которой когда-либо столкнется. Это должно быть отправной точкой всей нашей общей политической работы в настоящее время. К ней следует подходить с такой же тщательностью и осторожностью, как к решению крупной стратегической проблемы в ходе войны, прилагая, если необходимо, не меньше усилий в том, что касается планирования. Я не могу пытаться предложить здесь ответы на все вопросы. Но я хотел бы заявить, что в наших силах решить данную проблему, причем не скатываясь к какому-либо общему военному конфликту. И в поддержку этой убежденности я хотел бы привести некоторые соображения более оптимистического характера:

1) Советская власть, в отличие от власти в гитлеровской Германии, не является ни схематичной, ни авантюрной. Она действует на основе установленных планов. Она не рискует без необходимости. Будучи невосприимчивой к логике разума, она очень чувствительна к логике силы. По этой причине она может легко отступить и обычно так поступает, если на любом этапе она сталкивается с сильным противодействием. Следовательно, если противник обладает достаточной силой и ясно показывает свою готовность прибегнуть к ней, ему редко приходится делать это. При надлежащем подходе к возникающим ситуациям исключается разворот событий, связанных с потерей престижа.

2) В сравнении с западным миром в целом Советы все еще остаются значительно более слабой силой. Следовательно, их успех будет зависеть от реального уровня сплоченности, твердости и энергичности, которого может достичь западный мир. В наших силах влиять на этот фактор.

3) Успех советской системы, как формы внутренней власти, еще окончательно не доказан. Ей надо еще продемонстрировать, что она может выдержать важнейшее испытание последовательной передачи власти от одного лица или группы лиц другой. Первая такая передача произошла в связи со смертью Ленина, и ее последствия потрясали советское государство в течение 15 лет. Вторая передача состоится после смерти Сталина или его ухода в отставку. Но даже это не будет последним испытанием. В связи с недавней территориальной экспансией советская внутренняя система будет и сейчас испытывать ряд дополнительных напряжений, которые в свое время легли тяжелым бременем на царизм. Здесь мы убеждены, что никогда со времен гражданской войны русский народ в своей массе эмоционально не был более далек от доктрин коммунистической партии, нежели сейчас. Партия в России стала сейчас величайшим и, на данный момент, чрезвычайно успешным аппаратом диктаторской власти, однако она перестала быть источником эмоционального вдохновения. Таким образом, не следует считать доказанными внутреннюю прочность и эффективность движения.

4) Вся советская пропаганда за пределами советской сферы безопасности является в основном негативной и деструктивной. Следовательно, ей относительно легко будет противопоставлять любую разумную и конструктивную программу. По этим причинам, я думаю, мы можем подойти спокойно и с легким сердцем к решению проблемы о том, как поступать в отношении России. В отношении определения этого подхода я хотел бы лишь в заключение сделать следующие замечания:

1) Нашим первым шагом должно стать восприятие и признание характера движения, каким бы оно ни было, с которым мы имеем дело. Мы должны изучать его с той же смелостью, беспринципностью, объективностью и с той же решительностью не поддаться на эмоциональные провокации или быть уведенными в сторону, с которой врач изучает непослушного и неблагоразумного пациента.

2) Мы должны обеспечить, чтобы наша общественность знала реальное положение в России. Значение этого невозможно переоценить. Одна пресса не может сделать этого. Это должно делаться главным образом правительством, которое обязательно обладает большим опытом и лучше информировано о соответствующих практических проблемах. Здесь нас не должна сдерживать (отвратительность?) картины. Я уверен, в нашей стране сегодня было бы намного меньше истеричного антисоветизма, если бы реалии этого положения были лучше поняты нашим народом. Нет ничего более опасного или более ужасающего, нежели неизвестность. Кто-то может сказать, что изложение большой информации о наших трудностях с Россией неблагоприятно скажется на русско-американских отношениях. Я считаю, что если здесь и есть какая-либо реальная опасность, то это та, с которой мы должны иметь смелость встретиться лицом к лицу, и чем скорее, тем лучше. Однако я не вижу, чем мы рискуем. Наша ставка в этой стране, даже если начнутся огромные демонстрации в поддержку нашей дружбы с русским народом, чрезвычайно мала. У нас здесь нет капиталовложений, которые надо охранять, фактически нет торговли, которую можно потерять, практически нет наших граждан, которых надо защищать, и мало культурных контактов, которые надо сохранять. Наша единственная ставка заключается не в том, что мы имеем, а в том, на что надеемся; и я убежден, что у нас будет больше шансов добиться осуществления наших надежд, если наша общественность будет просвещенной и если наши отношения с русскими будут базироваться на реалистичной, фактической основе.

3) Многое зависит от здоровья и энергичности нашего собственного общества. Мировой коммунизм похож на болезнетворного паразита, который питается лишь от больных тканей. Это точка, в которой перекрещивается внутренняя и внешняя политика. Каждая смелая и острая мера, направленная на решение внутренних проблем нашего общества, на укрепление уверенности в наших собственных силах, дисциплины, морального и общественного духа нашего народа, является дипломатической победой над Москвой, которая стоит тысяч дипломатических нот и совместных коммюнике. Если мы не сможем избавиться от фатализма и безразличия перед лицом недостатков нашего общества, то воспользуется этим Москва — Москва не может не воспользоваться этим в своей внешней политике.

4) Мы должны разработать и выдвинуть перед другими нациями значительно более позитивную и конструктивную картину того мира, который мы хотели бы видеть, нежели мы выдвигали в прошлом. Недостаточно лишь призывать людей развивать политические процессы, подобные нашим. Многие народы, по крайней мере в Европе, устали и испуганы опытом прошлого, они больше заинтересованы в безопасности, нежели в абстрактной свободе. Они предпочитают получать советы, нежели брать на себя ответственность. Мы должны находиться в лучшем положении, чем русские, чтобы дать им это. И если мы не сделаем этого, русские обязательно сделают.

5) Наконец, мы должны обладать мужеством и уверенностью, чтобы придерживаться наших собственных методов и концепций человеческого общества. В конце концов, наибольшая опасность, с которой мы можем столкнуться при решении этой проблемы советского коммунизма, заключается в возможности того, что мы позволим себе стать такими же, как те, кому мы противостоим.

КЕННАН [5.11.СС.140–147].

Приложение № 2

1. Школа международных отношений Колумбийского университета.

2. Институт перспективных исследований по Советскому Союзу им. Аверелла Гарримана Колумбийского университета.

3. Программа по проблемам советских национальностей Колумбийского университета.

4. Исследовательский институт по проблемам международных изменений Колумбийского университета.

5. Институт Центральной Восточной Европы Колумбийского университета.

6. Институт Восточной Азии Колумбийского университета.

7. Институт Южной Азии Колумбийского университета.

8. Институт Среднего Востока Колумбийского университета.

9. Институт Западной Европы Колумбийского университета.

10. Институт африканских исследований Колумбийского университета.

11. Институт латиноамериканских и испано-португальских исследований Колумбийского университета.

12. Центр по Израилю и еврейским исследованиям Колумбийского университета.

13. Совет по европейским исследованиям Колумбийского университета.

14. Центр по исследованиям в области прав человека Колумбийского университета.

15. Центр международных экономических исследований Колумбийского университета.

16. Американская ассамблея Колумбийского университета.

17. Центр по исследованиям в области социальных наук Колумбийского университета.

18. Центр международных исследований Нью-Йоркского университета.

19. Исследовательская группа по проблемам социализма и демократии Нью-Йоркского городского университета.

20. Центр им. А. Билднера по исследованиям Западного полушария Нью-Йоркского городского университета.

21. Институт по проблемам мира и развития на Среднем Востоке Нью-Йоркского городского университета.

22. Ассоциация по изучению национальностей в СССР и Восточной Европе Нью-Йоркского городского университета.

23. Институт по изучению мировой политики Нью-Йоркского городского университета.

24. Центр за выживание западных демократий Нью-Йоркского городского университета.

25. Общество по защите прав человека в Восточной Азии Нью-Йоркского городского университета.

26. Фонд XX века Нью-Йоркского городского университета.

27. Экуменический центр им. Иоанна XXIII Нью-Йоркского городского университета.

28. Исследовательский центр по христианству на Востоке Нью-Йоркского городского университета.

29. Академия по развитию образования Нью-Йоркского городского университета.

30. Институт по изучению проблем безопасности в отношениях между Востоком и Западом Нью-Йоркского городского университета.

31. Центр международных исследований Корнельского университета.

32. Программа внешнеполитических и сравнительных исследований Сиракузского университета.

33. Институт мировой политики Сиракьюзского университета.

34. Аспенский институт гуманитарных исследований Сиракьюзского университета.

35. Информационный центр по национальной стратегии Сиракьюзского университета.

36. Комитет за свободный мир Сиракьюзского университета.

37. Центр стратегических и международных исследований Джорджтаунского университета.

38. Центр по этике и общественной политике Джорджтаунского университета.

39. Институт по исследованиям в области дипломатии Джорджтаунского университета.

40. Центр современных арабских исследований Джорджтаунского университета.

41. Центр по иммиграционной политике и оказанию помощи беженцам Джорджтаунского университета.

42. Институт китайско-советских исследований Университета Джорджа Вашингтона.

43. Центр по исследованиям в области телекоммуникаций Университета Джорджа Вашингтона.

44. Вашингтонский центр внешнеполитических исследований Университета Джонса Хопкинса.

45. Институт внешней политики Университета Джонса Хопкинса.

46. Бруклинский институт Университета Джонса Хопкинса.

47. Институт оборонных исследований Университета Джонса Хопкинса.

48. Центр военно-морских исследований Университета Джонса Хопкинса.

49. Университет национальной обороны Университета Джонса Хопкинса.

50. Смитсоновский институт Университета Джонса Хопкинса.

51. Международный центр для ученых им. Вудро Вильсона Университета Джонса Хопкинса.

52. Институт перспективных русских исследований им. Дж. Кеннана Университета Джонса Хопкинса.

53. Институт политических исследований Университета Джонса Хопкинса.

54. Американский предпринимательский институт по исследованиям в области общественной политики Университета Джонса Хопкинса.

55. Фонд наследия Университета Джонса Хопкинса.

56. Институт международной политики Университета Джонса Хопкинса.

57. Национальный республиканский институт международных отношений Университета Джонса Хопкинса.

58. Институт Среднего Востока Университета Джонса Хопкинса.

59. Центр информации по оборонным проблемам Университета Джонса Хопкинса.

60. Центр по исследованиям проблем национальной безопасности Университета Джонса Хопкинса.

61. Атлантический совет США Университета Джонса Хопкинса.

62. Институт по психиатрии и международным отношениям Университета Джонса Хопкинса.

63. Стратегический институт США Университета Джонса Хопкинса.

64. Институт перспективных международных исследований Университета Джонса Хопкинса.

65. Американский институт по исследованиям в области бихейвиористических наук Университета Джонса Хопкинса.

66. Институт всемирной вахты Университета Джонса Хопкинса.

67. Центр по международной безопасности Университета Джонса Хопкинса.

68. Комитет по вопросам национальной безопасности Университета Джонса Хопкинса.

69. Центр международных католических исследований Университета Джонса Хопкинса.

70. Институт по контролю над ядерными вооружениями Университета Джонса Хопкинса.

71. Центр за национальную политику Университета Джонса Хопкинса.

72. Американский комитет за согласие между Востоком и Западом Университета Джонса Хопкинса.

73. Корпорация аналитического обслуживания Университета Джонса Хопкинса.

74. Национальный совет по советским и восточноевропейским исследованиям Университета Джонса Хопкинса.

75. Центр по изучению деятельности конгресса и президентства Университета Джонса Хопкинса.

76. Баттельский мемориальный институт Университета Джонса Хопкинса.

77. Комитет по существующей опасности Университета Джонса Хопкинса.

78. Совет за жизнеспособный мир Американского университета.

79. Национальный фонд в поддержку демократии Американского университета.

80. Граждане за Америку Американского университета.

81. Коалиция за стратегическую оборонную инициативу Американского университета.

82. Институт международного права Американского университета.

83. Институт высшей военной подготовки Американского университета.

84. Институт национальных стратегических исследований Американского университета.

85. Центр по международным отношениям Гарвардского университета.

86. Русский исследовательский центр Гарвардского университета.

87. Гарвардский институт международного развития Гарвардского университета.

88. Центр по исследованиям Восточной Азии Гарвардского университета.

89. Институт политической деятельности Гарвардского университета.

90. Центр по науке и международным отношениям при Школе государственной деятельности им. Джона Ф. Кеннеди Гарвардского университета.

91. Флетчеровская школа права и дипломатии Тафтского университета.

92. Институт внешнеполитических анализов Тафтского университета.

93. Центр региональных и международных исследований Университета Вермонта.

94. Центр советских и восточноевропейских исследований Университета Коннектикута.

95. Центр Роупера по исследованиям общественного мнения Университета Коннектикута.

96. Йельский центр международных и региональных исследований Йельского университета.

97. Центр развития внешней политики Университета Брауна.

98. Массачусетсский технологический институт Университета Брауна.

99. Центр международных исследований Университета Брауна.

100. МИТРЕ корпорация Университета Брауна.

101. Центр по изучению новой русской литературы Университета штата Массачусетс.

102. Институт исследований по проблемам обороны и разоружения Университета штата Массачусетс.

103. Американская академия искусств и науки Университета штата Массачусетс.

104. Центр международных исследований Принстонского университета.

105. Программа русских исследований Принстонского университета.

106. Совет по международным и региональным исследованиям Принстонского университета.

107. Университетский центр международных исследований Питтсбургского университета.

108. Программа русских и восточноевропейских исследований Питтсбургского университета.

109. Центр перспективных международных исследований Университета Майами.

110. Институт внешнеполитических исследований Университета Майами.

111. Программа русских исследований Университета Висконсина-Мэдисона.

112. Центр русских и восточноевропейских исследований Мичиганского университета.

113. Межуниверситетский консорциум политических и социальных исследований Мичиганского университета.

114. Центр балканских и славянских исследований Университета Чикаго.

115. Центр дальневосточных исследований Университета Чикаго.

116. Центр исследований по Среднему Востоку Университета Чикаго.

117. Региональный и языковой центр по Южной Азии Университета Чикаго.

118. Исследовательский институт по проблемам коммуникаций Иллинойского университета.

119. Русский и восточноевропейский центр Иллинойского университета в Урбана-Шампейне.

120. Центр международных отношений Индианского университета.

121. Русский и восточноевропейский институт Индианского университета.

122. Центр документации по международным отношениям Университета Нотр-Дам.

123. Гудзоновский институт Университета Нотр-Дам.

123. Мершоновский центр по исследованиям и образованию в области национальной безопасности и общественной политики Университета штата Огайо.

124. Исследовательская корпорация Комиссии Брандта Университета штага Огайо.

125. Институт советских и восточноевропейских исследований Университета Джона Кэррола.

126. Центр исследований по НАТО им. Л. Лемнитцера Кентского университета.

127. Эшленд колледж Кентского университета.

128. Центр по общественной политике им. Джона М. Эшбрука Кентского университета.

129. Центр международного развития Университета Мэриленда.

130. Центр исследований по глобальной политике Университета штата Джорджия.

131. Институт международных отношений им. У. Фулбрайта Университета Арканзаса.

132. Центр стратегической технологии Техасского университета.

133. Институт военных исследований Техасского университета.

134. Центр по аэрокосмическим доктринам, исследованиям и образованию Университета авиации.

135. Исследовательский институт по воздушной мощи Университета авиации.

136. Трехсторонний исследовательский институт Университета Дьюка.

137. Институт международных исследований Университета Южной Каролины в Колумбии / Ассоциация международных исследований Университета Южной Каролины в Колумбии.

138. Центр советских и восточноевропейских исследований Университета Канзаса.

139. Центр международных исследований им. Куингли Миннесотского университета.

140. Проект мира во всем мире им. Гарольда Е. Стассена Миннесотского университета.

141. Институт международных исследований Калифорнийского (в Беркли) университета.

142. Институт будущего Калифорнийского (в Беркли) университета.

143. Программа американо-китайских отношений Стэнфордского университета.

144. Центр по проблемам международной безопасности и контроля над вооружениями Стэнфордского университета.

145. Стэнфордский международный научно-исследовательский институт Стэнфордского университета.

146. Гуверовский институт по проблемам войны, революции и мира Стэнфордского университета.

147. Институт по проблемам глобальных конфликтов и сотрудничества Калифорнийского (в Ла Йолла) университета.

148. Калифорнийский институт международных исследований Калифорнийского (в Ла Йолла) университета.

149. Центр по международным и стратегическим отношениям Калифорнийского (в Лос-Анджелесе) университета.

150. Институт по изучению милитаризма и экономических кризисов Калифорнийского (в Лос-Анджелесе) университета.

151. Институт современных исследований Калифорнийского (в Лос-Анджелесе) университета.

152. Центр марксистских исследований Калифорнийского (в Лос-Анджелесе) университета.

153. Христианский антикоммунистический крестовый поход Калифорнийского (в Лос-Анджелесе) университета.

154. РЭНД Корпорация.

155. Центр по изучению советского международного поведения РЭНД Корпорации и Калифорнийского (в Лос-Анджелесе) университета.

156. Западный институт бихевиористических наук Калифорнийского (в Лос-Анджелесе) университета.

157. Центр культурных и технических обменов между Востоком и Западом (Центр Восток-Запад) Гавайского университета.

158. Институт морского права Гавайского университета.

159. Библиотека Конгресса США.

160. Совет по международным отношениям.

161. Ассоциация национального планирования.

162. Фонд Карнеги для целей международного мира.

163. Исследования России в университете штата Айова.

164. Программа русских исследований Американского университета.

165. Центр по исследованию России Аризонского университета.

166. Программа советских и восточноевропейских исследований Бостонского университета.

167. Центр по изучению славянских стран и языков университета Вандербильта.

168. Программа исследования России Вашингтонского (в Сиэтле) университета.

169. Центр русских исследований Вашингтонского (в Сиэтле) университета.

170. Центр русских и восточноевропейских исследований Вирджинского (в Шарлотсвилле) университета.

171. Программа русских и восточноевропейских исследований университета Джорджа Вашингтона.

172. Программа изучения России Джорджтаунского университета.

173. Русские и восточноевропейские исследования Западномичиганского университета.

174. Совет по исследованию России и Восточной Европы Йельского университета.

175. Центр славянских и восточноевропейских исследований Калифорнийского (в Беркли) университета.

176. Русский и восточноевропейский центр Калифорнийского (в Лос-Анджелесе) университета.

177. Центр славянских и восточноевропейских исследований Колорадского университета.

178. Комитет по советским исследованиям Корнелльского университета.

179. Центр русских исследований университета штата Луизиана.

180. Программа советских и восточноевропейских исследований Массачусетсского университета.

181. Программа изучения России Миннесотского университета.

182. Центр русских и восточноевропейских исследований Миссурийского университета.

183. Программа русских региональных исследований Мэрилендского университета.

184. Программа советских и восточноевропейских исследований университета Нотр-Дам.

185. Ассоциация профессоров и преподавателей университета штата Нью-Йорк для проведения восточноевропейских и русских исследований.

186. Программа русских и восточноевропейских исследований университета штата Нью-Йорк (в Бингемтоне).

187. Программа изучения СССР, стран Восточной и Центральной Европы университета штата Нью-Йорк (в Буффало).

188. Комитет по изучению Восточной Европы университета штата Нью-Йорк (в Олбани).

189. Центр славянских и восточноевропейских исследований университета штата Огайо.

190. Центр русских и советских исследований Оклахомского университета.

191. Программа советских исследований Оксидентал колледжа.

192. Центр по изучению языков и регионов СССР и славянских стран университета штата Пенсильвания.

193. Центр по изучению Центральной Европы Портлендского университета.

194. Русские исследования Рочестерского университета.

195. Центр русских и восточноевропейских исследований университета Рутгерса.

196. Исследования России в Рэдклифском колледже.

197. Совместная программа русских и восточноевропейских исследований университета штата Северной Каролины и университета Дьюка.

198. Институт славянских исследований университета штата Северного Огайо.

199. Совет по русским исследованиям Сиракьюзского университета.

200. Программа изучения России Сеттон-Холлского университета.

201. Центр русских и восточноевропейских исследований Стэнфордского университета.

202. Программа изучения России и Азии Стетсонского университета.

203. Комитет по восточноевропейским исследованиям Техасского университета.

204. Программа изучения Советского Союза Эйкронского университета.

205. Программа советских исследований университета Эмори.

206. Институт по изучению СССР.

207. Служба информации и исследований по России.

208. Национальный совет по изучению Советского Союза и стран Восточной Европы.

209. Институт социальных, экономических и управленческих исследований университета штата Аляски.

210. Американское общество по изучению народов Восточной Европы, Северной и Центральной Азии.

211. Центр по изучению Севера университета штата Вермонта.

212. Украинский институт Гарвардского университета.

213. Кафедра уральских и алтайских исследований университета штата Индиана

214. Фонд украинских исследований.

215. Центр изучения России, Восточной Европы и Азии Бостонского колледжа.

216. Бэттельский мемориальный институт.

217. Православная теологическая семинария Св. Владимира.

218. Программа исследования Советского Союза и региона Восточной Европы Гарвардского университета.

219. Факультет славянских языков и литературы университета Джорджа Вашингтона.

220. Русское отделение факультета иностранных языков и литературы университета Джорджа Мейсона.

221. Факультет русского языка и литературы Джорджтаунского университета.

222. Центр корпоративной экономики и стратегии университета Дьюка.

223. Семинар изучения России Йельского университета.

224. Лаборатория по исследованию демографических проблем Калифорнийского (в Лос-Анджелесе) университета.

225. Центр по изучению социалистической системы образования Кентского университета.

226. Русское отделение факультета германских и славянских языков Мэрилендского университета.

227. Институт восточноевропейской драматургии и театра Нью-Йоркского городского университета.

228. Советско-американский симпозиум по русской литературе Северо-западного университета.

229. Русский факультет Тринити колледжа.

230. Центр по изучению восточного христианства Фордхэмского университета.

231. Институт боевой и психологической подготовки.

232. Организация по исследованию и оценке военной истории.

233. Совет по экономическим приоритетам.

234. Центр анализа военно-морских операций.

235. Центр исследования положения религии и прав человека в закрытых обществах.

236. Центр изучения зарубежных стран Американского университета.

237. Исследования изменяющихся обществ Бруклинского колледжа.

238. Институт политической психологии Бруклинского колледжа.

239. Институт сравнительных исследований зарубежных регионов Вашингтонского университета.

240. Институт Западной Европы Колумбийского университета.

241. Бюро аграрных экономических исследований Чикагского университета.

242. Комитет сравнительных исследований литературы Чикагского университета.

243. Исследовательский институт по проблемам китайско-советского блока.

244. Фонд экономического образования.

245. Центр изучения международного театра университета штата Канзаса.

246. Центр по исследованию способов разрешения конфликтов университета Джорджа Мейсона.

247. Институт Кека по международным стратегическим исследованиям Клермонтского университета.

248. Программа исследований проблем мира Корнелльского университета.

249. Программа исследования Юго-Восточной Азии Корнелльского университета.

250. Центр международных исследований Корнелльского университета.

251. Центр международных исследований Массачусетсского технологического института.

252. Миннесотский центр международных дел Миннесотского университета.

253. Центр международных исследований Питтсбургского университета.

254. Центр изучения мирного разрешения конфликтов университета Уэйна.

255. Институт по исследованию внешней политики Филадельфийского университета.

256. Институт международных исследований университета штата Флорида.

257. Институт международных исследований университета Фэрли Дикинсона.

258. Межуниверситетский семинар по проблеме «Вооруженные силы и общество» Чикагского университета.

259. Центр исследований стратегии и внешней политики Чикагского университета.

260. Центр изучения проблем мира Эйкронского университета.

261. Центр международных исследований университета Эмори.

262. Институт международных отношений университета штата Юта.

263. Атлантический Совет США.

264. Вашингтонское отделение центра стратегических исследований.

265. Институт анализа внешней политики.

266. Институт исследования внешней политики.

267. Институт исследования современных проблем.

268. Институт международного мира.

269. Институт советско-американских отношений.

270. Международное общество по исследованию проблем мира.

271. Правительственная исследовательская корпорация.

272. Эйзенхауэровский институт исторических исследований.

273. ТЕМПО-центр — филиал военно-промышленной монополии «Дженерал электрик».

274. Русский институт Американской армии.

275. Рейтеон компани.

276. Комитет за мир с позиции силы.

277. Исследовательская Служба Конгресса.

278. Институт Поиск общей платформы.

279. Институт по гуманитарным проблемам Эспина.

280. Вашингтонский центр внешнеполитических исследований Роберта Осгуда.

281. Американская ассоциация «Национальный вклад в демократию».

282. Агентство перспективных исследований проектов по проблемам обороны.

283. Меридиан-Центр.

284. Оберлинский колледж.

Приложение № 3

Бжезинский Збигнев Альфред

Родился в 1928 г. в Варшаве в семье дипломата, который в 1938 г. получил назначение в Канаду. Женат на внучке бывшего Президента Чехословакии Бенеша. Натурализовался в США в 1958 г. Образование: бакалавр и магистр — Университет Мак-Гилла (Монреаль, Канада, 1949 г.), доктор философии — Гарвардский университет (1953). В 1953–1962 гг. — научный сотрудник, затем профессор Русского исследовательского центра Гарвардского университета; с 1960 г. — профессор государственного управления Колумбийского университета; в 1962–1976 гг. — основатель и первый директор Института по исследованию проблем коммунизма (в 1975 г. переименован в Институт международных изменений) Колумбийского университета. В 1960–1968 гг. — консультант, член Совета политического планирования госдепартмента США, с 1973 г. возглавлял Совет по международным отношениям, в 1977–1981 гг. — помощник президента Картера по национальной безопасности. С 1981 г. — советник Центра стратегических и международных исследований Джорджтаунского университета в Вашингтоне, член Совета директоров СМО, в 1981 г. награжден «Медалью Свободы». Автор около 20 книг (в том числе и в соавторстве).

Биллингтон[41] Джеймс

Родился в 1929 г. Бакалавр и магистр — Принстонский университет (1950), доктор философии — Оксфордский университет (1953). Заинтересовался Россией во время учебы в школе, вследствие парадокса — почему все европейские страны пали под ударами Гитлера, кроме СССР, первая книга, прочитанная им о России, — «Война и мир» Л. Толстого. В 1953–1956 гг. — служба в армии, лейтенант, с конца 1950-х гг. — научный сотрудник Центра международных исследований Принстонского университета, с 1973 г. — профессор русской истории этого университета. С 1975 г. — Директор Международного центра ученых им. В. Вильсона Смитсонианского института, Вашингтон. В 1985 г. в числе 6 специалистов консультировал Президента США Р. Рейгана перед поездкой в Женеву на первую встречу с М. С. Горбачевым. С 1988 г. — занимает пожизненный пост Директора Библиотеки Конгресса США. Президент Американской ассоциации славянских исследований. Неоднократно посещал СССР. Впервые приехал в СССР в 1957 г., после чего написал статью «Возрождение русской интеллигенции», работал в Ленинской библиотеке. Автор 3 книг. Специалист в области русской культуры. Член Совета по международным отношениям.

Голдмен Маршалл Д.

Родился в 1930 г. Образование: бакалавр — Пенсильванский университет (1952), магистр — Гарвардский университет (1956), доктор философии — там же (1961). В 1953–1955 гг. — служба в армии, с 1957 г. — преподаватель политэкономии, доцент, профессор, декан экономического факультета Гарвардского университета, член директората банка. В 1964–1975 гг. — член комитета демократов. С 1975 г. — содиректор Центра русских исследований Гарварда, участник семинара, проведенного советологами для Буша 12 февраля 1989 г. Автор 11 книг по советской экономике и статьи «Развестись, не став врагами», опубликованной в советской прессе [4.100.С.3].

Даллин Александр Давыдович

Родился в 1924 г. в Берлине, в США с 1940 г., натурализовался в 1943 г. Образование — бакалавр — городской колледж Нью-Йорка (1946), магистр — Колумбийский университет (1947), доктор философии — там же (1953). В1943-1946 гг. — служба в армии, в 1956–1971 гг. — ассистент, доцент, профессор международных отношений Колумбийского университета, когда там учились А. Н. Яковлев и О. Д. Калугин, в 1962–1967 гг. — директор Русского института того же университета, в 1962–1970 тт. — одновременно консультант госдепартамента, в 1971–1978 гг. — профессор истории и политических наук, затем президент Комитета планирования русских и восточноевропейских исследований Стенфордского университета. Являлся директором Гарримановского института углубленных исследований Советского Союза Колумбийского университета. Президент Американской ассоциации славянских исследований, Председатель Национального Совета по советским и восточноевропейским исследованиям, член Совета по международным отношениям. Автор 14 книг (в т. ч. в соавторстве и под его редакцией) по внутренним факторам советской внешней политики.

Кан Герман

Родился в 1922 г. Образование: Калифорнийский университет, Калифорнийский технологический институт. В 1945–1946 гг. — сотрудник корпорации «Дуглас аэркрафт», в 1952–1960 гг. — консультант правительственной комиссии по атомной энергии, с 1961 г. — создатель и директор Гудзоновского института, занимавшегося проблемами военно-политической стратегии США, консультант корпорации «Боинг», мобилизационного управления Министерства обороны США, министерства ВВС США, работал в RAND Corporation. Умер в 1983 г.

Кеннан Джордж (младший)

Племянник Дж. Кеннана-старшего.[42] Родился в 1904 г. Образование: бакалавр — Принстонский университет, 1925 г. В 1926–1949 гг. — на дипломатической службе, в том числе в консульстве в Латвии. Весной 1945 г. для Госдепартамента США составил записку «Международное положение России по окончании войны с Германией». Запад, по его мнению, должен был приложить руку к развитию событий в СССР. В 1949–1952 гг. — посол США в СССР. Автор т. н. «длинной телеграммы» от 22 февраля 1946 г. (см. Приложение № 1), был отозван из СССР как персона нон-грата, 1961–1963 гг. — посол в Югославии, руководитель отдела планирования госдепартамента. Профессор политических наук Принстонского университета. Основатель и директор Института углубленных русских исследований в Вашингтоне им. Дж. Кеннана (старшего). Председатель совета института, член Совета по международным отношениям. Автор 12 книг. 5 апреля 1989 г. выступил перед сенатской комиссией по иностранным делам с сообщениями о том, как США должны реагировать на перестройку.

Киссинджер Генри Альфред

Родился в 1923 г. в г. Фуерте, Германия. В США проживает с 1938 г., натурализовался в 1943 г. Образование: бакалавр — Гарвардский университет (1950), магистр — там же (1952), доктор философии — там же (1954). В 1943–1946 гг. — служба в разведотделе 8-й американской армии, в 1954–1971 гг. — преподаватель, доцент, профессор политических наук Гарвардского университета, директор Центра международных исследований, 1957–1975 гг. — консультант Совета Национальной Безопасности США, 1969–1975 гг. — специальный помощник Президента Никсона по национальной безопасности, в 1973–1977 гг. — государственный секретарь, с 1978 г. — председатель международного консультативного комитета «Чейз Манхэттен Банка». Член Директората СМО. Лауреат Нобелевской премии мира за прекращение войны во Вьетнаме. Автор 11 книг. По ряду сообщений является агентом КГБ. (В частности, об этом: [10.С.292].)

Пайпс Ричард

Родился в 1923 г. в г. Чешыне, Польша, в 1940 г. эмигрировал в США, натурализовался в 1943 г. Образование — бакалавр — Корнелльский университет (1945), магистр — Гарвардский университет (1947), доктор философии (1950). В 1943–1946 гг. — служба в армии. С 1950 г. преподавал в Гарварде. В 1953–1962 гг. — научный сотрудник Русского исследовательского центра Гарвардского университета, в 1962–1964 гг. — заместитель директора, в 1968–1973 гг. — директор Центра, профессор истории; старший научный сотрудник Центра стратегических исследований Стенфордского университета. В 1976 г. возглавлял т. н. команду «Б» по оценке советского военного потенциала. В 1981–1982 гг. — директор отдела Восточной Европы и Советского Союза в СНБ США. Профессор истории Гарвардского университета. Неоднократно посещал СССР. Книги: «Образование Советского Союза», «Россия при старом режиме», «Советско-американские отношения в эру разрядки» (1981). Член редколлегии журналов: «Стратегические обозрения», «Орбис», «Журнал стратегических исследований», «Сравнительная стратегия».

Райс Кондолиза[43]

Родилась 14 ноября 1954 г. Афроамериканка, не замужем. Бакалавр политических наук Университета Денвера, магистр Университета Нотр-Дам (Индиана), Доктор Школы Международных исследований Университета Денвера (докторская диссертация «Военные связи СССР и Чехословакии» приготовлена под руководством Джозефа Корбела — отца М. Олбрайт, бывшего посла, выходца из Чехословакии). Владеет русским в совершенстве. В конце 1970-х годов по обмену 1 год стажировалась в МГУ. В круг научных интересов входил Генеральный Штаб ВС СССР. С 1981 г. — научный сотрудник Программы сокращения вооружений и разоружения Гуверовского института, с 1986 г. работала в СМО, одновременно помощником директора департамента проблем ядерного стратегического планирования Комитета начальников штабов, с 1989 г. — в СНБ США специальным помощником Президента по национальной безопасности и директором отдела по проблемам СССР и Восточной Европы. Как только Буш-старший принял дела у Рональда Рейгана, для него был специально в январе 1989 г. организован семинар, в числе шести специалистов по СССР и социалистическим странам Европы была и К. Райс. Когда Ельцин приезжал в Америку, и его принимали в Белом доме, то именно она переводила ему и члену Совета Национальной Безопасности Скоукрофту, на «огонек» зашел Буш-старший. Этой встрече много уделяют внимания, при этом всегда американские источники сообщают, что Ельцин был нетрезв, слушал он только себя и беседа практически не получилась. Такова была операция прикрытия. В 1991–1993 гг. — научный сотрудник Гуверского института, с 1992 г. — ректор Стэнфордского университета, самый молодой профессор в истории университета.

Член СМО, член Совета директоров нефтяной кампании «Шеврон», член Международного совета банка «Дж. П. Морган». С 2001 г. — помощник Президента США по национальной безопасности [5.13.С.13].

Книги: «Сомнительная верность: Советский Союз и чехословацкая армия», «Эра Горбачева», «Объединенная Германия и трансформированная Европа».

Сирил Эдвин Блэк

Родился в 1915 г. Образование: бакалавр — Дьюкский университет (1936), магистр — Гарвардский университет (1937), доктор философии (1941) того же университета. С 1939 г. — преподаватель, ассистент, доцент, профессор истории Принстонского университета, в 1943–1946 гг. — консультант госдепартамента по странам Восточной Европы, в 1950–1951 гг. — научный сотрудник Военного колледжа, в 1968–1986 гг. — директор Центра международных исследований Принстонского университета, член СМО. Автор 7 книг, соавтор и редактор еще 9 книг по истории СССР и советской внешней политике.

Такер Роберт Чарльз

Образование: Мичиганский и Гарвардский университеты. В 1944–1953 гг. — атташе посольства США в Москве, в 1958–1962 гг. — профессор государства и права Индианского университета, с 1962 г. — профессор политических наук Принстонского университета, директор Программы русских исследований этого университета в 1963–1973 гг. и с 1980 г. Почетный профессор Принстонского университета, политический психолог, Президент Американской ассоциации славяноведения. Автор 11 книг и доклада «Какое время показывают часы русской истории?», опубликованного в советской прессе [4.106.СС.77–85].

Улам Адам Бруно

Родился в 1922 г. в г. Львове, в США с 1939 г., натурализовался в 1949 г. Образование: бакалавр — университет Брауна (1943), доктор философии — Гарвардский университет (1947). С 1947 г. — преподавал в Гарварде, в 1953–1955 гг. — научный сотрудник Центра международных исследований Массачусетского технологического института, с 1959 г. — старший научный сотрудник, с 1980 г. — директор Русского исследовательского центра Гарвардского университета. Участник семинара, проведенного советологами для Буша-старшего 12 февраля 1989 г. Автор 15 книг по истории и внешней политики России-СССР.

Хорелик[44] Арнольд

Руководитель группы по изучению Советского Союза и восточноевропейских стран в RAND Corporation, директор Центра по изучению действий СССР за рубежом RAND Corporation и Калифорнийского университета. Член Совета по международным отношениям. С 1987 г. — член редакции журнала «Советская экономика». Автор 4 книг по советской военной и внешней политике. Информатор Буша-старшего перед его поездкой на первую встречу с Горбачевым в 1989 г.

Шульман Маршалл Дерроу

Родился в 1916 г. Образование: бакалавр — Мичиганский университет (1937), магистр — Колумбийский университет (1948), доктор философии — там же (1959). В 1939–1940 гг. — сотрудник американского представительства при Лиге Наций, в 1942–1946 гг. — служба в ВВС, капитан, в 1950–1954 гг. — сотрудник Государственного департамента, в 1954–1962 гг. — заместитель директора Русского института при Гарвардском университете. В 1967–1977 гг. — директор Русского института при Колумбийском университете, профессор. В 1977–1980 гг. — советник государственного секретаря Вэнса, ушел вместе с ним в отставку. Директор Совета по международным отношениям (1972–1977), Член Бильдербергского Клуба. Автор 5 книг по американо-советским отношениям. Президент Американской ассоциации славянских исследователей.

Израэль Джереми

Родился в 1935 г. Образование: бакалавр — Гарвардский университет (1956), магистр — там же (1959), доктор философии — там же (1961). В 1958–1959 гг. стажировался в МГУ (по обмену на Яковлева с Калугиным). С 1961 г. — ассистент, доцент, профессор политических наук в Чикагском университете, председатель Комитета по изучению славянских стран университета, руководитель проекта «Сравнительный коммунизм». С 1983 г. — член Совета планирования государственного департамента. С 1985 г. — профессор политических наук в Центре изучения действий СССР за рубежом RAND Corporation и Калифорнийского университета, Директор RAND Corporation. Приезжал в СССР на рекогносцировку перед событиями августа 1991 г. Автор 5 книг (в т. ч. в соавторстве) по взаимосвязи внутренней и внешней политики СССР.

Приложение № 4

Совершенно секретно

Директива NSC 20/1 появилась в ответ на требование секретаря госбезопасности Джеймса В. Форрестола предоставить ему «понятную формулировку национальной политики» в отношении Советского Союза, на том основании, что без подготовки такой формулировки «нельзя принять никаких логичных решений, какую долю наших ресурсов следует отдать на военные нужды…».[46] Разработанный Штабом политического планирования, этот документ содержит наиболее полное на то время представление о целях политики сдерживания, которые было необходимо достичь.

Документ устанавливает две основные цели политики США в отношении Советского Союза: 1) сокращение мощи и влияния СССР до тех пределов, когда они более не будут угрожать международной стабильности; и 2) достижение фундаментальных перемен в теории и практике международных отношений Советского правительства. В отличие от NSC 7 (Документ 20), директива NSC 20/1 подчеркивает разницу между Советским Союзом и международным коммунистическим движением и, в согласии с аргументацией в PPS 35 (Документ 21), рассматривает возможность установления раскола между ними как средство достижения политических целей США.

NSC 20/1 делает акцент на желательности достижения результатов политики сдерживания невоенными средствами, хотя и признает возможность наступления войны, ненамеренного или умышленного. В заключительной части документа обсуждается вопрос политики США в этом случае. Примечательно, что в документе акцент делается на нейтрализации, а не на уничтожении советской власти, а также отрицается доктрина безоговорочной капитуляции, бытовавшая во Вторую мировую войну.

Очевидно, что Россия, и как самостоятельная сила, и как центр мирового коммунистического движения, стала в последнее время основной проблемой международной политики США, и что в стране отмечается глубокое недовольство и озабоченность целями и методами советских лидеров. Поэтому политика нашего Правительства определяется в значительной мере нашим желанием изменить советскую политику и изменить международное положение, к которому последняя уже привела.

Однако до сих пор еще не было четкой формулировки основных целей США в отношении к России. И особенно важно, с точки зрения повышенного внимания нашего Правительства к делам России, чтобы эти цели были сформулированы и приняты для рабочих целей всеми подразделениями нашего Правительства, работающими с проблемами России и коммунизма. В противном случае есть возможность серьезного распыления усилий в работе над проблемой чрезвычайной международной важности.

Есть две концепции отношения национальных целей к факторам войны и мира.

Первая предполагает, что национальные цели являются постоянными и что на них не могут оказывать влияние перемены в положении в стране, как то: переход от войны к миру; что их следует выполнять постоянно, как невоенными, так и военными средствами, в зависимости от случая. Эту концепцию лучше всего выразил Клаузевиц, который писал, что «война есть продолжение политики, смешанное с другими средствами».

Противоположная концепция предполагает, что национальные цели во время войны и во время мира главным образом не связаны. Согласно этой концепции, существование военного положения создает свои собственные политические цели, которые по преимуществу вытесняют обычные цели мирного времени. Именно эта концепция в основном превалировала в нашей стране. Главным образом эта концепция преобладала и в прошедшей войне, когда победа в войне как таковая, как военная операция, была главной задачей политики США, а все остальные соображения подчинялись ей.

В случае с американскими целями в отношении России ясно, что ни одна из этих концепций не может полностью превалировать.

Прежде всего наше правительство было вынуждено, ради задач развивающейся ныне политической войны, рассматривать более определенные и милитаристские цели в отношении России даже сейчас, в мирное время, чем те, что были сформулированы в отношении Германии или Японии в преддверии реальных военных действий с этими странами.

Во-вторых, опыт прошедшей войны научил нас желательности подчинения наших военных действий четкой и реалистичной концепции долгосрочных политических задач, которые мы хотим достигнуть. Это было бы особенно важно в случае войны с Советским Союзом. Вряд ли мы можем ожидать, что завершим эту войну с тем же военным и политическим исходом, как в случае с прошедшей войной против Германии и Японии. Поэтому, пока всем не станет очевидно, что наши цели не заключаются в военной победе ради нее как таковой, американской общественности будет трудно осознать, что на самом деле будет желательным исходом конфликта. Общественность может ожидать от военного исхода гораздо большего, чем это необходимо, или даже желательно, с точки зрения действительного достижения наших целей. Если люди будут думать, что нашими целями являются безоговорочная капитуляция, полная оккупация и военное правительство, по образцу Германии и Японии, то они, естественно, будут ощущать, что все иное, кроме этих достижений, вовсе не является настоящей победой, и не смогут оценить действительно оригинальное и конструктивное урегулирование.

Наконец, мы должны признать что цели Советов сами по себе практически постоянны. Переходы от войны к миру практически не оказывали на них влияния. К примеру, советские территориальные цели в отношении Восточной Европы, ставшие очевидными в ходе войны, имеют сильное сходство с программой, которую советское правительство стремилось реализовать невоенными средствами в 1939 и 1940 годах, и, по сути, с некоторыми стратегическими и политическими концепциями, лежавшими в основе царской политики накануне Первой мировой войны. Чтобы противостоять такой постоянной политике, столь упорно проводящейся во время и войны, и мира, нам необходимо противопоставить ей задачи не менее постоянные и долгосрочные. В общем говоря, это обусловлено самой природой отношений между Советским Союзом и внешним миром, заключающихся в постоянном антагонизме и конфликте, которые имеют место как в рамках формального мира, так и в правовых рамках войны.

С другой стороны, очевидно, что демократия не может добиться, как это иногда делает тоталитарное государство, полной идентификации своих целей в мирное и в военное время. Ее отвращение к войне как к методу внешней политики настолько сильно, что она неизбежно будет изменять свои цели в мирное время в надежде, что их можно будет достичь, не прибегая к оружию. Когда этой надежде и этой сдержанности кладет конец начало войны, в результате провокации или иных причин, раздраженная демократическая общественность обычно требует либо формулировки дальнейших целей, часто — карательного свойства, которые она не стала бы поддерживать в мирное время, либо немедленной реализации целей, которых в других обстоятельствах она бы добивалась терпеливо, постепенно, на протяжении десятилетий. Поэтому было бы нереалистично полагать, что правительство Соединенных Штатов могло бы надеяться продолжать действовать в военное время на базе точно того же набора целей, или по крайней мере с теми же графиками реализации целей, что и в мирное время.

В то же время следует признать, что чем меньше разрыв между целями мирного и военного времени, тем больше вероятность, что успешные военные действия будут также и политически успешными. Если цели действительно здравые с точки зрения национальных интересов, то они заслуживают сознательной формулировки и достижения как в войну, так и в мирное время. Цели, которые рождаются в результате эмоционального подъема военного времени, не способны отразить сбалансированную концепцию долгосрочных национальных интересов. По этой причине любое действие, планируемое теперь правительством, в преддверии любых военных действий, должно определять наши нынешние мирные цели и наши гипотетические цели в военное время в отношении России, а также сократить, насколько возможно, разрыв между ними.

Наших основных целей в отношении России в действительности только две:

a) Сократить силу и влиятельность Москвы до тех пределов, когда они уже не представляют угрозы для мира и стабильности международного сообщества; и

b) Осуществить базовые изменения в теории и практики международных отношений действующего правительства России.

Если эти две цели будут достигнуты, то проблема, с которой сталкивается наша страна в своих отношениях с Россией, будет сокращена до размеров, которые можно считать нормальными.

Прежде чем обсудить способы осуществления этих целей в мирное и военное время соответственно, давайте сначала изучим их более подробно.

1. Географическое сокращение силы и влиятельности России

Существует две сферы, в которых сила и влиятельность Москвы распространяются за пределы границ Советского Союза так, что это угрожает миру и стабильности международного сообщества.

Первую из этих сфер можно определить как спутниковую зону — то есть зону, где Кремль оказывает определяющее политическое влияние. Следует отметить, что в этой зоне, которая в целом географически прилегает к Советскому Союзу, присутствие, или близость, советских вооруженных сил стало решающим фактором в установлении и поддержании советской гегемонии.

Вторая из этих сфер охватывает отношения между властным центром, контролирующим Советский Союз, с одной стороны, и группами или партиями в зарубежных странах, находящихся за пределами спутниковой зоны, которые видят в России источник политического вдохновения и, сознательно или иначе, демонстрируют общую лояльность к ней, — с другой.

В обеих этих сферах проецированию силы России за ее законные рамки должен быть положен конец, если достижение первой из перечисленных выше целей осуществляется эффективно. Странам в спутниковой зоне должна быть дана возможность фундаментально освободиться от доминирования России и от чрезмерного русского идеологического вдохновения. Миф, заставляющий миллионы людей в странах, удаленных от советских границ, видеть в Москве выдающийся источник надежды на улучшение человечества, должен быть основательно подорван, а его наработки — уничтожены.

Следует отметить, что в обоих случаях цели вполне можно достичь, не поднимая вопросов, затрагивающих престиж советского государства как таковой.

Во второй из этих двух сфер полного удаления чрезмерной русской силы можно достичь без обязательного затрагивания наиболее жизненных интересов русского государства; ибо в этой сфере власть Москвы подрывается по тщательно скрываемым каналам, существование которых сама Москва отрицает. Следовательно, схождение на нет властной структуры, известной прежде как Третий Интернационал и пережившей изъятие из употребления этого названия, не требует никаких формальных унижений московского правительства и никаких формальных уступок со стороны Советского государства.

То же самое по большей части справедливо для первой из этих двух сфер, но не полностью. В спутниковой зоне, безусловно, Москва так же отрицает формальное советское доминирование и старается скрыть его механизмы. Как показали инциденты с Тито, уничтожение контроля Москвы не обязательно является событием, влияющие на соответствующие государства как таковые. В данном случае оно рассматривается как частное дело обеих сторон; и особо подчеркивается, что престиж государств не затронут никоим образом. То же самое предположительно может случиться где-нибудь еще в пределах спутниковой зоны — не затрагивая формального достоинства советского государства.

Однако мы видим более трудную проблему в действительных размерах границ Советского Союза после 1939 года. Ни в коем случае нельзя сказать, что эти размеры угрожают международному миру и стабильности; а в определенных случаях, вероятно, следует считать, с точки зрения наших целей, что их следует полностью признать ради сохранения мира. В других случаях, особенно в случае балтийских стран, вопрос более труден. Мы не можем действительно проявлять безразличие к дальнейшей судьбе прибалтийских народов. Это нашло отражение в нашей нынешней политике признания в отношении этих стран. И вряд ли мы можем полагать, что угроза международному миру и стабильности действительно уменьшилась, пока Европа стоит перед фактом, что для Москвы возможно сокрушить эти три маленьких страны, которые не виноваты ни в какой реальной провокации и продемонстрировали свою способность прогрессивно управлять своими делами, не угрожая интересам своих соседей. Поэтому было бы логично считать частью целей США помочь этим странам вернуться по меньшей мере к приличному состоянию свободы и независимости.

Однако ясно, что их полная независимость потребует реальных территориальных уступок со стороны советского правительства. Что, в свою очередь, непосредственно затронет достоинство и жизненные интересы советского государства как таковые. Напрасно воображать, что этого можно добиться невоенными средствами. Поэтому, если мы считаем, что указанные выше цели действительны как в мирное, так и в военное время, то логически следует, что вряд ли мы заставим Москву разрешить вернуться в соответствующие балтийские страны всем насильственно изгнанным оттуда их гражданам и установить в этих странах автономные режимы, отвечающие в общем культурным запросам и национальным чаяниям данных народов. В случае войны мы могли бы, если это будет необходимо, пойти дальше. Но ответ на этот вопрос зависит от характера русского режима, который бы установился в этой зоне после очередной войны; а нам нет необходимости пытаться решить это заранее.

Следовательно, говоря, что нам следует сократить силу и влиятельность Кремля до пределов, когда они больше не представляют угрозы для мира и стабильности международного сообщества, мы имеем право полагать, что эту цель мы можем преследовать не только в случае войны, но также и в мирное время мирными средствами и что в последнем случае это вовсе не обязательно затронет вопросы престижа советского правительства, что автоматически сделало бы войну неизбежной.

2. Изменения в теории и практике международных отношений Москвы

Наши трудности в отношениях с нынешним советским правительством заключаются главным образом в том, что его лидеры воодушевлены концепциями теории и практики международных отношений, которые не только радикально противоположны нашим, но и отчетливо несовместимы с любым мирным и взаимовыгодным изменением в отношениям между этим правительством и другими членами международного сообщества, как индивидуально, так и коллективно.

Самые примечательные из этих концепций следующие:

a) Что мирное сосуществование и взаимное сотрудничество суверенных независимых правительств, рассматривающих друг друга как равных, иллюзорны и невозможны;

b) Что конфликт является основой международной жизни повсеместно, подобно тому, как в случае между Советским Союзом и капиталистическими странами, одна страна не признает превосходство другой;

c) Что режимы, не признающие авторитета и идеологического превосходства Москвы, безнравственны и вредны для прогресса человечества и что долгом здравомыслящих людей во всех странах является добиваться свержения или ослабления подобных режимов любыми средствами, доказавшими тактическую пригодность;

d) Что в долгосрочной перспективе взаимное сотрудничество не принесет никакой пользы интересам коммунистического и некоммунистического мира, ибо эти интересы в основе своей несовместимы и противоречивы; и

е) Что спонтанное общение между отдельными людьми в управляемом коммунистами мире и отдельными людьми вне этого мира вредно и не может способствовать прогрессу человечества.

Ясно, что недостаточно добиться прекращения доминирования этих концепций в советской, или русской, теории и практике международных отношений. Необходимо также заменить их чем-то противоположным.

Этими противоположными концепциями могут быть:

a) Что для суверенных и равных стран возможно мирно существовать бок о бок и сотрудничать друг с другом, без всякой мысли или попытки доминирования одной над другой;

b) Что конфликт вовсе не обязательно является основой международной жизни и что люди могут иметь общие цели, не разделяя общей идеологической платформы и не подчиняясь единым авторитетам;

c) Что люди в других странах имеют законное право добиваться национальных целей, расходящихся с коммунистической идеологией, и что долгом здравомыслящего человечества является проявлять терпимость к идеалам другим, щепетильно соблюдать невмешательство в чужие внутренние дела на основе взаимности и использовать только приличные и достойные методы в международных отношениях;

d) Что международное сотрудничество может и должно приносить пользу интересам обеих сторон несмотря на различие в идеологической базе двух сторон; и

e) Что общение отдельных людей за пределами международных границ желательно и должно поощряться как процесс, способствующий общему прогрессу человечества.

Тут же возникает вопрос, является ли принятие подобных концепций Москвой целью, к которой мы можем серьезно стремиться и надеяться достичь, не прибегая к войне и к свержению советского правительства. Мы должны признать тот факт, что советское правительство, как мы его знаем сегодня, является и будет продолжать являться постоянной угрозой для спокойствия нашей нации и всего мира.

Совершенно очевидно, что нынешние руководители Советского Союза сами никогда не станут рассматривать концепции, подобные перечисленным выше, как по определению здравые и желательные. Равным образом очевидно, что для того чтобы подобные концепции стали доминировать в русском коммунистическом движении, потребовалась бы, учитывая нынешние обстоятельства, интеллектуальная революция внутри этого движения, что было бы равнозначно изменению его политической индивидуальности и отказу от его базовой цели — существования как отдельной и жизненно важной силы посреди идеологических потоков мира в целом. Такие концепции могли бы стать доминирующими в русском коммунистическом движении, только если, в результате длительного процесса перемен и разрушений, это движение переживет те толчки, которые дали ему жизнь и жизненную силу, и приобретет совершенно иное значение в мире, чем то, которое оно имеет сегодня.

Следовательно, можно заключить (и московские теологи наверняка быстро примут такое толкование), что говорить, что мы стремимся к принятию этих концепций Москвой, равнозначно тому, что нашей целью является свержение советской власти. Отталкиваясь от этого положения, можно доказать, что оно, в свою очередь, является целью, не достижимой невоенными средствами, и что мы тем самым признаем, что нашей целью в отношении Советского Союза является конечная война и насильственное свержение советской власти.

Было бы опасной ошибкой придерживаться такого хода размышлений.

Прежде всего, не существует временных границ достижения наших целей в мирных условиях. Здесь мы сталкиваемся с отсутствием установленной периодичности войны и мира, что не позволяет нам заключить, что мы должны достичь наших мирных целей к определенной дате. Цели национальной политики в мирное время никогда не следует рассматривать в статических рамках. Поскольку они являются основными и ценными целями, их нельзя достичь полностью и в четких пределах, подобно конкретным военным задачам в ходе войны. Цели национальной политики в мирное время следует рассматривать скорее как направления действия, а не как физические цели.

Во-вторых, мы полностью правы и не должны испытывать чувство вины, добиваясь разрушения концепций, несовместимых с миром и стабильностью в мире, и замены их концепциями терпимости и международного сотрудничества. Мы не обязаны просчитывать внутренние перемены, к которым может привести принятие подобных концепций в другой стране, равно как не должны чувствовать ответственности за эти перемены. Если советские руководители решат, что растущее преобладание более прогрессивной концепции международных отношений несовместимо с существованием их внутренней власти в России, то это их ответственность, а не наша. Это дело их собственной совести и совести людей Советского Союза. Мы имеем не только моральное право, но и моральную обязанность трудиться над повсеместным принятием достойных и дающих надежды концепций международной жизни. При этом мы имеем право не стесняться в средствах с точки зрения внутренних улучшений.

Мы не знаем наверняка, что успешное осуществление нами рассматриваемых целей приведет к распадению советской власти; ибо здесь нам не известен временной фактор. Совершенно возможно, что под давлением времени и обстоятельств некоторые из первоначальных концепций коммунистического движения могут в России постепенно измениться, как это было в нашей стране с рядом первоначальных концепций американской революции.

Следовательно, мы имеем право полагать и публично заявлять, что нашей целью является предоставить русскому народу и правительству более прогрессивную концепцию международных отношений с помощью всех имеющихся в нашем распоряжении средств и что при этом мы как правительство не занимаем никакой позиции в отношении к внутреннему положению в России.

В случае войны, очевидно, не возникнет вопросов такого характера. Если между нашей страной и Советским Союзом возникнет состояние войны, наше правительство вольно осуществлять свои основные цели любыми средствами по своему усмотрению и при любых условиях, которые оно может пожелать предъявить русской власти или русским властям в случае успешного осуществления военных операций. Будут ли эти условия включать свержение советской власти — это лишь вопрос целесообразности, который будет обсуждаться ниже.

Посему эта вторая из двух основных целей равным образом приемлема для осуществления как в мирное, так и в военное время. Эту цель, как и первую, соответственно можно принять за основополагающую, на которой будет строиться наша политика как в мирное, так и в военное время.

Обсуждая интерпретацию этих основных целей в мирное или в военное время соответственно, мы сталкиваемся с проблемой терминологии. Если мы продолжим говорить о конкретных линиях ориентации нашей политики в военное или мирное время как о «целях», то мы можем впасть в семантическую путаницу. Поэтому, исключительно ради ясности, мы сделаем произвольное различие. Мы будем говорить о целях исключительно в смысле указанных выше основных целей, являющихся общими как для войны, так и для мира. Когда же мы ссылаемся на наши направляющие цели, применимые конкретно для нашей военной или мирной политики соответственно, мы будем говорить не о «целях», а о «намерениях».

Каковы же тогда намерения национальной политики США в отношении России в мирное время?

Они вытекают логически из рассмотренных выше двух основных целей.

1. Сокращение силы и влиятельности России

Давайте сначала рассмотрим сокращение чрезмерной силы и влиятельности России. Мы уже видели, что этот вопрос разделяется на проблему спутниковой зоны и проблему коммунистической деятельности и советской пропаганды в более далеких странах.

Что касается спутниковой зоны, то намерением политики США в мирное время является создание максимально возможного напряжения в структуре отношений, благодаря которым в этой зоне поддерживается советское доминирование, и постепенно, с помощью естественных и законных сил Европы, лишить русских их положения первенства и дать соответствующим правительствам возможность получить независимость действий. Есть много способов, с помощью которых эта цель может быть достигнута и достигается. Наиболее решительным шагом в этом направлении стало предложение о Европейско-российской программе, высказанное в речи госсекретаря Маршалла в Гарварде 5 июня 1947 года. Принуждая русских либо дозволить странам-сателлитам войти в отношения экономического сотрудничества с Западной Европой, что неизбежно укрепило бы связи между Востоком и Западом и ослабило исключительную ориентацию этих стран на Россию, либо остаться вне этой структуры сотрудничества за счет тяжелых экономических жертв, мы создали серьезное напряжение в отношениях между Москвой и странами-сателлитами и, несомненно, поставили исключительный авторитет Москвы в столицах стран-сателлитов в неловкое и затруднительное положение. По сути, все, что помогает сорвать покрывало, под которым Москва скрывает свою силу, все, что заставит русских обнажить грубые и безобразные контуры их власти над правительствами стран-сателлитов, помогает дискредитировать правительства стран-сателлитов в глазах их народов, усилить недовольство этих народов и их желание свободного сотрудничества с другими нациями.

Нелояльность Тито, которой несомненно в некоторой степени способствовало напряжение, вызванное проблемой ЕРП, отчетливо показало, что напряжение в отношениях между Советским Союзом и сателлитами вполне может привести к реальному ослаблению и подрыву русского доминирования.

Следовательно, наше намерение — продолжать делать все, что в наших силах, чтобы усиливать эти напряжения и в то же время сделать возможным для правительств стран-сателлитов постепенно освободиться из-под русского контроля и найти, если они того пожелают, приемлемые формы сотрудничества с западными правительствами. Этого можно добиться путем умелого использования нашей экономической мощи, прямой или косвенной информационной деятельности, созданием максимально возможного напряжения в существовании железного занавеса, укрепления Западной Европы, с тем чтобы она стала максимально привлекательной для народов Востока, и другими средствами, которых слишком много, чтобы все их перечислять.

Конечно, мы не можем полагать, что русские будут сидеть сложа руки и позволять таким образом сателлитам освободиться от русского контроля. Мы не можем быть уверены, что в какой-то момент этого процесса русские не обратятся к насилию какого-либо рода — то есть к формам военной оккупации или, возможно, даже к крупной войне, чтобы не дать этому процессу завершиться.

Мы вовсе не желаем, чтобы они это сделали; и, со своей стороны, мы должны делать все возможное, чтобы сохранять ситуацию гибкой и сделать возможным освобождение стран-сателлитов такими способами, которые не создадут никакого вызова советскому престижу. Но даже при величайшей осторожности мы не можем быть уверены, что они не прибегут к оружию. Мы не должны полагать, что сможем автоматически повлиять на их политику или получить гарантированные результаты.

То, что мы обращаемся к политике, которая может привести к этим результатам, вовсе не означает, что мы берем курс на войну; и нам следует быть чрезвычайно предусмотрительными, чтобы сделать это очевидным при любых обстоятельствах и избежать обвинений подобного характера. Учитывая отношения антагонизма, которые по-прежнему являются базовыми для всех отношений между советским правительством и некоммунистическими странами в наше время, война остается постоянно присутствующей возможностью, и никакой курс, избранный нашим правительством, не может заметно уменьшить эту опасность. Обращение к политике, противоположной изложенной выше, — а именно признать советское доминирование в спутниковых странах и ничего не противопоставлять ему, — никоим образом не уменьшит опасность войны. Напротив, можно с изрядной долей логики утверждать, что долгосрочная опасность войны неизбежно будет выше, если Европа останется расколотой по нынешним линиям, чем если бы власть русских была бы уничтожена мирным путем в благоприятное время и в европейском сообществе восстановился бы естественный баланс.

Соответственно, можно утверждать, что наше первое намерение в отношении России в мирное время — поощрять и способствовать невоенными средствами постепенному сокращению чрезмерной русской силы и влиятельности в нынешней спутниковой зоне и появлению соответствующих восточноевропейских стран как независимых факторов на международной сцене.

Однако, как мы уже видели, наше обсуждение этой проблемы будет неполным, если мы не примем во внимание вопрос территорий, находящихся ныне за советской границей. Хотим ли мы сделать нашей целью добиться невоенными средствами какого-либо изменения границ Советского Союза? Мы уже видели в Главе III ответ на этот вопрос.

Мы должны способствовать любыми имеющимися в нашем распоряжении средствами развитию в Советском Союзе институтов федерализма, которые позволили бы возродить национальную жизнь балтийских народов.

Можно спросить: почему мы ограничиваем эту цель балтийскими народами? Почему мы не включаем другие национальные меньшинства Советского Союза? Ответ состоит в том, что балтийские народы — единственные, чья традиционная территория и население теперь полностью включены в состав Советского Союза и которые продемонстрировали способность успешно справляться с государственными делами. Более того, мы по-прежнему официально отрицаем законность их насильственного включения в состав Советского Союза, и потому они имеют особый статус в наших глазах.

Затем мы имеем проблему развенчания мифа, с помощью которого люди из Москвы поддерживают свое чрезмерное влияние и реальную дисциплинарную власть над миллионами людей в странах за пределами спутниковой зоны. Сначала — несколько слов о природе этой проблемы.

До революции 1918 года русский национализм был исключительно русским. За исключением нескольких эксцентричных европейских интеллектуалов XIX века, исповедовавших мистическую веру в способность России избавить цивилизацию от ее пороков,[47] русский национализм не привлекал людей за пределами России. Напротив, относительно мягкий деспотизм правителей России XIX века, возможно, был хорошо известен в западных странах, и о нем повсеместно сожалели, чаще, чем в случае с гораздо более жестокими деяниями советского режима.

После революции лидерам большевиков удалось посредством умной и систематической пропаганды укоренить среди большой части мировой общественности определенные концепции, чрезвычайно благоприятные для достижения их целей, включая следующие: что Октябрьская революция была народной революцией; что советский режим был первым по-настоящему рабочим правительством; что советская власть была определенным образом связана с идеалами либерализма, свободы и экономического благополучия; и что он предлагал многообещающую альтернативу национальным режимам, под которыми жили другие народы. Таким образом в сознании многих людей была установлена связь между русским коммунизмом и общим беспокойством во внешнем мире, вызванным воздействиями урбанизации и индустриализации, а также колониальными волнениями.

Поэтому доктрина Москвы стала в некоторой степени внутренней проблемой для каждой нации в мире. В лице советской власти западные политики теперь сталкиваются с чем-то большим, чем с еще одной проблемой во внешних отношениях. Они сталкиваются также со внутренним врагом в своих собственных странах — врагом, посвятившим себя подрыву и конечному разрушению своего национального сообщества.

Разрушение мифа международного коммунизма — это двойная задача. Она требует двух сторон, между которыми нужно установить взаимодействие, как то, что существует между Кремлем, с одной стороны, и недовольными интеллектуалами в других странам (ибо именно интеллектуалы, а не «рабочие», составляют костяк коммунизма вне СССР) — с другой. Чтобы справиться с этой проблемой, недостаточно поставить себе целью заставить замолчать пропагандиста. Гораздо более важно вооружить слушателя против такого рода атаки. Есть определенная причина, по которой к московской пропаганде так жадно прислушиваются, а этот миф так охотно принимается многими людьми далеко за пределами России. Если бы эти люди не прислушивались к Москве, они слушали бы что-либо еще, в равной степени ошибочное и в равной степени экстремальное, хотя, возможно, менее опасное. Так что задача разрушения мифа, на котором покоится международный коммунизм, имеет отношение не только к руководителям Советского Союза. Она также имеет отношение и к несоветскому миру, и прежде всего — к конкретному обществу, частью которого является каждый из нас. Если мы сумеем рассеять смятение и неправильные представления, благодаря которым процветают эти доктрины, — то есть если мы сумеем уничтожить источники ожесточенности, которые подталкивают людей к иррациональным и утопическим идеям такого рода, — мы преуспеем в разрушении идеологического влияния Москвы в зарубежных странах.

С другой стороны, мы должны признать, что только часть международного коммунизма вне России есть результат внешнего влияния и подлежит соответствующему исправлению. Другая часть представляет собой что-то вроде естественной мутации видов. Она происходит из сходного по духу движения пятых колонн, к которому принадлежит определенный небольшой процент населения в каждом обществе и которое отличается негативным отношением к родному обществу и готовностью следовать за любой внешней силой, противостоящей ему. Этот элемент всегда будет присутствовать в любом обществе, представляя почву для работы недобросовестных чужаков; и единственная защита от его опасного воздействия — отсутствие желания со стороны сильных режимов эксплуатировать эту несчастливую сторону человеческой натуры.

К счастью, Кремль сделал гораздо больше, чем смогли бы мы сами, чтобы развенчать самый миф, которым он действует. Югославский инцидент, возможно, самый яркий случай такого рода; но история Коммунистического Интернационала полна других случаев затруднений, с которыми сталкиваются отдельные люди и группы вне России, пытающиеся быть последователями московских доктрин. Кремлевские лидеры настолько неосмотрительны, настолько безжалостны, настолько властны и настолько циничны в дисциплине, которую они налагают на своих последователей, что лишь немногие могут признавать их авторитет слишком долго.

Ленинско-сталинская система основывается главным образом на власти, которую меньшинство отчаянных заговорщиков всегда может получить, по крайней мере временно, над пассивным и неорганизованным большинством. По этой причине кремлевские лидеры в прошлом почти не беспокоились о том, что их движение оставляет за собой прочный шлейф разочаровавшихся бывших последователей. Их целью было не сделать коммунизм массовым движением, а работать через небольшую группу безукоризненно дисциплинированных и используемых до конца последователей. Они всегда были рады освободиться от тех людей, которые не могли вынести такой дисциплины.

Долгое время это работало достаточно хорошо. Новобранцев было легко заполучить; а партия переживала устойчивый процесс естественного отбора, оставлявшего в ее рядах только наиболее фанатично преданные, самые лишенные воображения и наиболее тупые и беспринципные натуры.

Теперь же югославский случай поставил большой знак вопроса над тем, как хорошо эта система будет работать в будущем. До этого с ересью легко было справиться полицейскими репрессиями в пределах советской власти или проверенным путем отлучения и личного террора за этими пределами. Тито показал, что в случае с лидерами государств-спутников эти методы совсем не обязательно эффективны. Отлучение коммунистических лидеров, не подчиняющихся советской власти и имеющих свою собственную территорию, полицию, армию и дисциплинированных последователей, может расколоть коммунистическое движение, как ничто другое, и нанести наиболее сильный удар по мифу о всеведении и всемогуществе Сталина.

Следовательно, с нашей стороны необходима концентрация усилий для создания благоприятных условий, чтобы воспользоваться преимуществом советских ошибок и появившихся трещин, а также способствование стойкому ухудшению структуры морального влияния, которое кремлевские власти оказывали на людей, находящихся вне досягаемости советской полиции.

Поэтому мы можем сказать, что наше второе намерение в отношении России в мирное время — подрывать с помощью информационной активности и любых других имеющихся в нашем распоряжении средств миф, который держит людей, удаленных от русского военного влияния, в положении подчиненности Москве, и заставить мир в целом увидеть и понять Советский Союз в истинном свете и занять логичное и реалистичное отношение к нему.

2. Изменение русских концепций международных отношений

Теперь мы переходим к толкованию, в условиях политики мирного времени, нашей второй важной цели — а именно: осуществление изменения концепций международных отношений, превалирующих в московских правящих кругах.

Как мы уже видели, в разумной перспективе мы не сможем изменить базовую политическую психологию людей, находящихся ныне у власти в Советском Союзе. Недоброжелательный характер их взглядов на внешний мир, их отрицание возможности постоянного мирного сотрудничества, их вера в неизбежность конечного разрушения одного мира другим — все это останется, хотя бы по той простой причине, что советские лидеры убеждены в том, что их система не выдержит сравнения с западной цивилизацией и потому спокойствия не будет до тех пор, пока пример процветающей и могущественной западной цивилизации не будет физически вычеркнут, а память о нем — дискредитирована. Это уже не говоря о том, что эти люди чрезвычайно сильно преданы теории неизбежного конфликта между двумя мирами — во имя этой теории они подвергли смертной казни или тяжелейшим страданиям миллионы людей.

С другой стороны, советские лидеры умеют признавать если не аргументы, то ситуации. Поэтому, если создавать ситуации, когда акцент на элементах конфликта в их отношениях с внешним миром не принесет их власти никакого преимущества, то их действия, и даже тон их пропаганды среди их собственного народа, могут измениться. Это стало очевидным в ходе прошедшей войны, когда их военное союзничество с западными державами имело только что описанный эффект. В этом случае изменение их политики имело относительно краткую продолжительность; ибо с завершением военных действий они увидели возможность достижения своих важных целей независимо от чувств и взглядов Запада. А это означало, что ситуации, которая заставила их изменить свою политику, больше не существовало.

Поэтому, если аналогичные ситуации возможно будет снова создать в будущем и советские лидеры будут вынуждены признать их реальность, и если эти ситуации будут поддерживаться длительное время, т. е. период, охватывающий значительную часть органичного процесса роста и перемен в советской политической жизни, то они могут оказывать постоянный изменяющий эффект на взгляды и привычки советской власти. Даже относительно недолгая, и в основном на словах, возможность сотрудничества между основными союзниками в ходе прошедшей войны оставила глубокий след в сознании русской общественности и, несомненно, создала серьезные трудности для режима в его попытках по окончании войны вернуться к старой политике враждебности и ниспровержения западного мира. И все же это все происходило в период, когда не было абсолютно никакого сколько-нибудь значимого изменения в советском руководстве и никакой естественной эволюции внутренней политической жизни в Советском Союзе. Если бы советское правительство было вынуждено соблюдать политику осмотрительности и сдержанности в отношении Запада столь долго, чтобы нынешние лидеры сменились другими, и если бы происходила какая-либо естественная эволюция советской политической жизни перед лицом этой необходимости, то в конечном счете можно было достичь реальных перемен в советских взглядах и поведении.

Из этого обсуждения вытекает, что коль скоро мы не в силах изменить базовую политическую психологию нынешних советских руководителей, то мы можем создать ситуации, которые, при достаточно долгом их существовании, могут заставить их смягчить свое опасное и неправильное отношение к Западу и соблюдать некоторую степень сдержанности и осмотрительности в своих отношениях с западными странами. В таком случае мы действительно могли бы сказать, что начали добиваться успехов в постепенном изменении опасных концепций, которые ныне лежат в основе поведения Советов.

Опять-таки, как в случае ослабления советской власти, так и в случае любой прочной программы сопротивления советским попыткам разрушения западной цивилизации, мы должны признать, что советские лидеры могут увидеть письмена на стене и предпочтут прибегнуть к насилию, чем дать этим вещам произойти. Повторим еще раз: такой риск возможен в любой здравой политике в отношении Советского Союза. Он заложен в самой природе нынешнего советского правительства; и что бы мы ни делали, мы тут ничего не изменим. Это не новая проблема для международных отношений Соединенных Штатов. В «Записках федералиста» Александр Гамильтон заявлял:

«Давайте не забывать, что мир или война не всегда оставляются нам на выбор; и сколь бы сдержанными и нечестолюбивыми мы ни были, мы не можем рассчитывать на сдержанность и надеяться смирить честолюбие других».

Следовательно, ставя целью изменить концепции, которыми ныне руководствуется советское правительство в международных делах, мы должны опять-таки допускать, что ответ на вопрос, можно ли достичь этой цели мирными средствами, зависит не только от нас. Но это не должно нам мешать в наших попытках.

Поэтому мы должны сказать, что третьим нашим намерением в отношении России в мирное время является создание ситуаций, которые заставят советское правительство признать практическую нежелательность действий на основе его нынешних концепций и необходимость действовать, по крайней мере внешне, так, будто концепции, противоположные упомянутым, истинны.

Конечно, это прежде всего вопрос поддержания политической, военной и психологической слабости Советского Союза в сравнении с международными силами за пределами его контроля и поддержания среди некоммунистических стран высокой степени настойчивости в деле соблюдения Россией элементарных международных приличий.

3. Конкретные намерения

Все перечисленные выше намерения — общие по характеру. Попытка сделать их конкретными завела бы нас в бесконечный лабиринт попыток вербальной классификации и скорее внесла бы сумятицу, нежели ясность. По этой причине не следует делать попыток озвучивать возможные формы конкретного осуществления этих намерений. Многие из этих форм с легкостью увидит всякий, кто думал о трактовке этих основных намерений на языке практической политики и действия. К примеру, очевидно, что важнейшим фактором в достижении всех этих намерений без исключения будет та степень, в которой мы преуспеем в проникновении за железный занавес или в его разрушении.

Однако вопрос конкретного толкования можно существенно прояснить кратким указанием на негативную сторону картины — иными словами, указав, что же не является нашими намерениями.

Прежде всего, нашим первостепенным намерением в мирное время не является подготовка сцены для войны, которая рассматривается как неизбежная. Мы не рассматриваем войну как неизбежную. Мы не отрицаем, что наши основные намерения в отношении России возможно успешно осуществить не прибегая к войне. Мы должны признавать возможность войны как вытекающую логически и во все времена из нынешней позиции советского руководства; и мы должны быть подготовлены к этой возможности.

Но было бы неправильным полагать, что наша политика основывается на положении неизбежности войны и ограничивается приготовлениями к вооруженному конфликту. Это не так. Наша задача, автоматически определяемая в настоящее время, в отсутствие состояния войны, действиями других, — отыскать средства успешного осуществления наших целей, не прибегая к войне самим. Она включает приготовления к возможной войне, но мы рассматриваем их лишь как вспомогательные и как меры предосторожности, а не как первостепенный элемент политики. Мы по-прежнему надеемся и стремимся достичь наших целей в рамках мира. А если мы когда-либо придем к заключению (что не исключается), что это действительно невозможно и что отношения между коммунистическим и некоммунистическим мирами невозможны без конечного вооруженного конфликта, то весь фундамент этого документа должен быть пересмотрен, а изложенные здесь наши намерения в мирное время — радикально изменены.

Во-вторых, нашим намерением в мирное время не является свержение советского правительства. По общему признанию, мы стремимся к созданию обстоятельств и ситуаций, с которыми было бы трудно справиться нынешним советским руководителям и которые были бы им не по душе. Возможно, что им не удастся, перед лицом этих обстоятельств и ситуаций, удержать свою власть в России. Но повторим еще раз: это их дело, а не наше. В данном документе не рассматривается вопрос, возможно ли для советского правительства действовать с относительной пристойностью и сдержанностью и при этом сохранить свою внутреннюю власть в России. Если ситуации, на которые направлены наши намерения в мирное время, действительно возникнут и окажутся несовместимы с существованием внутренней советской власти и заставят советское правительство сойти со сцены, мы будем наблюдать за этими переменами без сожаления; но мы не должны чувствовать себя ответственными за их поиск или их осуществление.

В этой главе рассматриваются наши цели в отношении России в случае, если между Соединенными Штатами и СССР возникнет состояние войны. Рассматриваются также варианты благоприятного исхода наших военных операций, к которым мы должны стремиться.

1. Невыполнимые задачи

Прежде чем начать обсуждение, чего мы должны стремиться достичь в войне с Россией, давайте сначала проясним, чего мы не должны надеяться достигнуть.

Прежде всего, мы должны признать, что для нас не будет выгодно или практически выполнимо оккупировать и взять под свое военное администрирование всю территорию Советского Союза. Этому препятствуют размер данной территории, количество жителей, различия в языке и обычаях между местными жителями и нами и невозможность найти адекватный аппарат местной власти, через который мы могли бы работать.

Во-вторых, и вследствие первого допущения, мы должны признать, что вряд ли советские лидеры безоговорочно сдадутся нам. Возможно, что советская власть разрушится под воздействием неудачной войны, как то случилось с царским режимом во время Первой мировой войны. Но даже это не наверняка. А если такого разрушения не произойдет, мы не можем быть уверенны, что мы сможем уничтожить советскую власть какими-либо средствами, кроме сумасбродных военных действий, направленных на подчинение всей России нашему контролю. У нас уже есть опыт с нацистами как пример упорства и стойкости, с которыми безжалостный диктаторский режим может цепляться за свою внутреннюю власть даже на территории, постоянно сокращающейся вследствие военных операций. Советские лидеры могут, если будут вынуждены, заключить компромиссный мир, даже крайне неблагоприятный для их интересов. Но вряд ли они предпримут что-либо вроде безоговорочной капитуляции, что полностью подчинит их враждебной власти. Скорее они скроются в самой далекой деревне в Сибири и в конце концов погибнут, как Гитлер, под натиском врага.

Существует сильная вероятность, что если мы проявим крайнюю заботливость, насколько это возможно в военное время, и не будем вызывать у советских людей враждебности из-за неумеренно жестокого обращения военной полиции, то последует повсеместное разрушение советской власти в ходе войны, что с нашей точки зрения можно считать ее благополучным исходом. Мы будем полностью правы, способствуя такому разрушению всеми имеющимися у нас средствами. Но это не значит, что мы можем быть уверены в полном свержении советского режима, то есть в устранении его власти на всей нынешней территории Советского Союза.

Независимо от того, сохранится ли советская власть на какой-либо части нынешней советской территории, мы не можем быть уверены, что отыщем среди русских какую-либо другую группу политических лидеров, которые будут полностью «демократичными» в нашем понимании этого слова.

Хотя в России были моменты либерализма, концепции демократии не знакомы подавляющей массе русского населения, и особенно тем, кто по характеру склонен к государственной деятельности. В настоящее время существует ряд интересных и сильных русских политических группировок среди русских изгнанников; все они на словах исповедуют принципы либерализма, в той или иной степени, а некоторые из них, возможно, были бы с нашей точки зрения предпочтительнее советского правительства в роли правителей России. Но, сколь бы либеральны ни были эти группировки, никто не знает, не станут ли они, получив власть, поддерживать ее методами полицейского террора и репрессий. Действия людей, находящихся у власти, гораздо сильнее определяются обстоятельствами, в которых они вынуждены осуществлять свою власть, чем идеями и принципами, которые воодушевляли их, когда они находились в оппозиции. Передавая бразды правления какой-либо русской группе, никогда нельзя быть уверенным, что они будут управлять такими методами, которые были бы одобрены нашим народом. Поэтому, делая такой выбор, мы всегда рискуем и берем на себя ответственность, не будучи уверенными, что справимся с нею похвальным образом.

Наконец, мы не можем надеяться за короткий промежуток времени привить наши концепции демократии какой-либо группе русских лидеров. В конце концов, политическая психология любого режима, в какой-то степени отвечающего воле людей, должна быть такой же, как у самих этих людей. Но наш опыт в Германии и Японии отчетливо показал, что психологию и взгляды широких масс нельзя изменить за короткий промежуток времени одними лишь предписаниями или наставлениями иностранных властей, даже при полном разгроме и подчинении. Такое изменение может вытечь лишь из органичного политического опыта данного народа. Максимум, что может сделать одна страна для достижения подобной перемены в другой стране, — это изменить окружающие влияния, которым подвергается данный народ, предоставив ему реагировать на эти влияния по своему усмотрению.

Все это говорит о том, что мы не можем ожидать, после успешных военных действий в России, создания там правительства, полностью подчиненного нашей воле или полностью выражающего наши политические идеалы. Мы должны учитывать сильную вероятность того, что нам придется в той или иной степени сотрудничать с русскими властями, которых мы не одобряем полностью, чьи цели отличаются от наших и чьи взгляды и недостатки нам придется принимать во внимание, нравятся они нам или нет. Другими словами, мы не можем надеяться добиться полного утверждения нашей воли на российской территории, как мы пытались это сделать в Германии и Японии. Мы должны признать, что какого бы урегулирования мы в конечном счете ни достигли, это должно быть аполитичное урегулирование, политически обговоренное.

Вот что касается невыполнимых задач. Теперь — каковы же наши возможные и желательные цели в случае войны с Россией? Они, как и цели мирного времени, логически вытекают из основных целей, изложенных в Главе III.

2. Сокращение советской мощи

Первой из наших военных целей, естественно, должно быть разрушение русского военного влияния и доминирования в зонах, прилегающих, но находящихся вне границ любого русского государства.

Очевидно, что успешное ведение войны с нашей стороны автоматически приведет к достижению этого результата на большей части — если не во всей — спутниковой зоны. Последовательные военные поражения советских сил, возможно, настолько подорвут авторитет коммунистических режимов в восточноевропейских странах, что большинство из них будет свергнуто. Могут остаться очаги в виде политического «титоизма», т. е. остаточных коммунистических режимов чисто национального и локального характера. Их мы можем не принимать во внимание. Без поддержки в виде мощи и авторитета России они наверняка либо исчезнут со временем, либо разовьются в нормальные национальные режимы с большей или меньшей степенью шовинизма и экстремизма, свойственных сильным национальным правительствам в этой зоне. Конечно, нам следует добиваться уничтожения любых формальных следов сверхъестественного влияния России в этой зоне, таких как союзнические договоры и т. п.

Но в связи с этим перед нами снова встает проблема желательной для нас степени изменения советских границ в результате успешных военных действий с нашей стороны. Мы должны честно признать, что в данное время мы не можем ответить на этот вопрос. Ответ почти повсеместно зависит от того, какой тип режима установится вследствие военных действий в конкретной рассматриваемой зоне. Если этот режим будет предоставлять по крайней мере достаточно благоприятные перспективы соблюдения принципов либерализма во внутренних делах и сдержанности во внешней политике, то возможно будет оставить под его властью большую часть, если не всё, территории, полученной Советским Союзом в ходе прошедшей войны. Если же, что более вероятно, послевоенные русские власти наложат небольшие ограничения на либерализм и сдержанность, может стать необходимым изменить эти границы в гораздо большей степени. Об этом нужно говорить просто как об одном из вопросов, которые следует оставить открытыми до тех пор, пока развитие военных и политических событий в России не покажет нам полностью характер послевоенных рамок, в которых нам предстоит действовать.

Затем встает вопрос советского мифа и идеологического авторитета, которым советское правительство сейчас пользуется среди людей за пределами нынешней спутниковой зоны. Конечно же, в первую очередь этот вопрос будет зависеть от того, сохранит ли нынешняя Всесоюзная коммунистическая партия авторитет над какой-либо частью нынешней советской территории после следующей войны. Мы уже видели, что не можем исключать эту возможность. Если авторитет коммунистов исчезнет, этот вопрос автоматически разрешится. Однако следует предположить, что в любом случае сам неудачный исход войны с советской точки зрения вероятно нанесет решительный удар по этой форме проецирования советской власти и влияния.

Как бы то ни было, мы не должны ничего предоставлять воле случая; и, естественно, следует считать, что одной из наших основных военных целей в отношении России должно быть основательное разрушение структуры отношений, посредством которых лидеры Всесоюзной коммунистической партии имеют моральную и дисциплинарную власть над отдельными гражданами или группами граждан в странах, не находящихся под коммунистическим контролем.

3. Изменение русских концепций международных отношений

Наша следующая проблема снова касается концепций, которые будет определять русскую политику после войны. Насколько мы можем быть уверенны, что впредь русская политика будет вестись по направлениям, максимально близким к тем, что были признаны нами выше желательными? Вот суть проблемы наших военных целей в отношении России; и ее нельзя недооценивать.

В первую очередь, это проблема будущего советской власти, то есть власти коммунистической партии в Советском Союзе. Это чрезвычайно затруднительный вопрос. На него нет простого ответа. Мы видели, что если мы будем приветствовать, и даже стремиться к полному разрушению и исчезновению советской власти, мы не можем быть полностью уверенны, что достигнем этого. Следовательно, мы можем рассматривать это как задачу-максимум, а не минимум. Тогда, если предположить, что на части советской территории может оказаться целесообразным существование советской власти по завершении военных действий, каково будет наше отношение к ней? Согласимся ли мы вообще поддерживать с ней отношения? А если да, то какие условия нам следует установить?

Прежде всего, мы должны признать как заранее принятое решение то, что нам не следует заключать полномасштабное мирное соглашение и/или устанавливать регулярные дипломатические отношения с любым режимом в России, возглавляемым кем-либо из нынешних советских лидеров или людей, разделяющих их образ мыслей. За последние пятнадцать лет мы уже имели печальный опыт попыток действовать так, будто с таким режимом возможны нормальные отношения; и если мы будем вынуждены прибегнуть к войне, чтобы защититься от последствий их политики и действий, наша общественность вряд ли простит советских лидеров за подобное развитие событий или возобновит попытки нормального сотрудничества.

С другой стороны, если по завершении военных действий на части советской территории сохранится коммунистический режим, мы вряд ли сможем полностью его игнорировать. Он не может не представлять, в границах наших возможностей, потенциальной угрозы миру и стабильности в самой России и в мире. Самое меньшее, что нам следует сделать, — быть уверенными, что его возможности зловредных деяний настолько ограничены, что не могут принести серьезного вреда, и что мы сами, или дружественные нам силы, держат все под контролем.

Для этого потребуются две вещи. Во-первых, будет нужно реальное физическое ограничение мощи такого остаточного режима, с тем чтобы он не мог развязать войну либо угрожать и запугивать другие нации или другие русские режимы. Если бы военные действия привели к решительному сокращению территории, находящейся под влиянием коммунистов, особенно если бы такое сокращение лишило бы их ключевых факторов в нынешней военно-промышленной структуре Советского Союза, то это физическое ограничение последовало бы автоматически. Если же находящаяся под их контролем территория значительно не уменьшится, того же результата можно будет достичь интенсивным разрушением важных индустриальных и экономических объектов с воздуха. Возможно, потребуются оба этих средства. Но, как бы то ни было, мы можем определенно заключить, что мы не можем считать наши военные действия успешными, если после них сохранился контроль коммунистического режима над долей нынешнего военно-промышленного потенциала, достаточной для того, чтобы на аналогичных условиях вести войну с любым соседствующим государством или с любой соперничающей властью, которая может установиться на традиционной русской территории.

Второе, что нам потребуется, — в случае, если советская власть в целом сохранится на традиционных русских территориях, — это некие условия, определяющие по крайней мере ее военные отношения с нами и с властями окружающих стран. Иными словами, нам может потребоваться определенный вид отношений с подобным режимом. Сейчас это может звучать неприятно для нас, но вполне может оказаться, что наши интересы будут лучше защищены такого рода отношениями, чем широкомасштабными военными действиями, необходимыми для полного подавления советской власти.

Можно с уверенностью сказать, что подобные условия будут жесткими и откровенно унизительными для коммунистического режима. Они могут чем-то напоминать условия Брест-Литовского мирного соглашения 1918 года,[48] которое в этой связи заслуживает внимательного изучения. Тот факт, что немцы подписали это соглашение, не означал, что они действительно признали превосходство советского режима. Они считали, что соглашение сделает советский режим на некоторое время безопасным для них и поставит его перед проблемами выживания. Русские поняли, что в этом и был замысел немцев. Они пошли на соглашение с величайшей нерешительностью и пытались нарушить его при всяком удобном случае. Но превосходство немцев в силе было реальным, а расчеты немцев — реалистичными. Если бы Германия не потерпела поражение на Западе вскоре после заключения Брест-Литовского мира, вряд ли советское правительство смогло бы серьезно препятствовать достижению немцами их целей в отношении России. Именно в таком ключе наше правительство могло бы обходиться с советским режимом в последних стадиях вооруженного конфликта.

Невозможно предсказать, каков будет характер таких условий. Чем меньшая территория останется в распоряжении такого режима, тем легче будет задача выдвижения условий, удовлетворяющих наши интересы. В наихудшем случае, то есть при сохранении советской власти на всей или почти всей нынешней советской территории, мы должны требовать:

a) Непосредственных военных условий (сдачи вооружений, эвакуации ключевых зон и т. д.), предназначенных обеспечить военную беспомощность на долгое время;

b) Условий, призванных создать серьезную экономическую зависимость от внешнего мира;

c) Условий, призванных предоставить необходимую свободу, или федеральный статус, национальным меньшинствам (нам следует по меньшей мере настаивать на полном освобождении балтийских государств и гарантировании некоторого федерального статуса Украине, который позволил бы украинской местной власти получить большую степень автономии); и

d) Условий, призванных разрушить железный занавес и обеспечить свободный приток идей извне и установление многочисленных контактов между людьми в зоне советской власти и людьми вне ее.

Таковы наши цели в отношении любой остаточной советской власти. Остается вопрос, каковы наши цели в отношении любой некоммунистической власти, которая может установиться на части или на всей русской территории впоследствии военных действий.

Прежде всего, необходимо сказать, что независимо от идеологической базы любой такой некоммунистической власти и независимо от степени, в которой она будет высказывать приверженность идеалам демократии и либерализма, нам следует тем или иным способом обеспечить выполнение базовых задач, вытекающих из перечисленных выше требований. Иными словами, мы должны автоматически соблюдать меры предосторожности, дабы гарантировать, что даже такой некоммунистический и номинально дружественный нам режим:

a) не имеет мощных вооруженных сил;

b) в значительной степени экономически зависит от внешнего мира;

c) не имеет слишком большой власти над основными национальными меньшинствами; и

d) не создает чего-либо, напоминающего железный занавес, в отношениях со внешним миром.

В случае подобного режима, исповедующего враждебность к коммунистам и дружбу к нам, мы, несомненно, должны быть осмотрительны и выдвигать эти условия так, чтобы это не было оскорбительно или унизительно. Но нам следует проследить, чтобы эти условия тем или иным образом были выдвинуты, если мы хотим защитить наши интересы и интересы мира во всем мире.

Поэтому мы можем смело сказать, что наша цель в случае войны с Советским Союзом, — следить за тем, чтобы по завершении войны ни одному режиму на русской территории не дозволялось:

a) Сохранять военные силы в масштабе, который может угрожать любому соседствующему государству;

b) Сохранять экономическую самостоятельность в такой степени, которая позволяла бы создание экономической базы вооруженных сил без помощи западного мира;

c) Отказывать в автономии и самоуправлении основным национальным меньшинствами, или

d) Сохранять какое-либо подобие железного занавеса.

Если выполнение этих условий обеспечено, то мы можем адаптироваться к любой политической ситуации, могущей вытечь в результате войны. Тогда мы будем в безопасности независимо от того, сохранится ли советская власть на всей русской территории, только на небольшой ее части или исчезнет вовсе. И мы будем в безопасности, даже если первоначальный демократический энтузиазм нового режима окажется недолговечным и постепенно уступит место антиобщественным конфекциям международных отношений, в которых воспитывалось нынешнее поколение советских людей.

Вышесказанное следует считать адекватным выражением наших военных целей и в случае, если благодаря войне политические процессы в России пойдут своим собственным курсом и мы не будем обязаны брать на себя серьезную ответственность за политическое будущее страны. Но остаются вопросы, на которые придется отвечать в случае, если советская власть разрушится так быстро и так радикально, что страна останется повергнутой в хаос, делая затруднительным для нас как победителей совершать политический выбор и принимать решения, формирующие политическое будущее страны. При такой возможности нам предстоит столкнуться с тремя основными вопросами.

4. Разделение / национальная безопасность

Прежде всего, что для нас было бы желательно в таком случае: чтобы нынешние территории Советского Союза оставались под единым режимом или чтобы они были разделены? А если они останутся объединенными, по крайней мере в значительной степени, то какая степень федерализма должна соблюдаться в будущем русском правительстве? И как быть с основными национальными меньшинствами, в особенности с Украиной?

Мы уже упоминали о проблеме балтийских государств. Балтийские государства не должны быть вынуждены оставаться под какой-либо коммунистической властью после следующей войны. Если территория, примыкающая к балтийским государствам, будет управляться русскими властями иначе, чем коммунистическими властями, то мы должны руководствоваться пожеланиями балтийских народов и степенью сдержанности, которую русские власти склонны проявлять в отношении к ним.

В случае с Украиной мы имеем другую проблему. Украинцы — наиболее передовой из народов, которые в настоящее время подчиняются России. Они в основном обижены русским доминированием, а их националистические организации активны и известны за рубежом. Поэтому легко можно подойти к заключению, что их в конце концов следует освободить от русского владычества и позволить им самостоятельно устраиваться как независимому государству.

Мы должны остерегаться такого заключения. Сама его простота делает его негодным в условиях реалий Восточной Европы.

Действительно, украинцы страдают под русской властью и нужно что-то сделать, чтобы защитить их положение в будущем. Но есть определенные базовые факты, которые не следует упускать из виду. Хотя украинцы и были важным и специфичным элементом в Российской империи, они никак не показали себя «нацией», способной успешно решать вопросы независимости вопреки серьезному русскому противостоянию. Украина не является четко определенным этническим или географическим понятием. Население Украины, первоначально в значительной мере состоявшее из людей, бежавших от русского или польского деспотизма, незаметно превратилось в русских или поляков. Между Россией и Украиной нет четкой разделительной линии, и вряд ли ее можно будет установить. Города на украинской территории были по преимуществу русскими и еврейскими. Истинная основа «украинскости» — это чувство «отличия», вызываемое специфическим крестьянским диалектом и незначительными различиями в фольклоре и обычаях в сельских районах. А поверхностные политические волнения — это в основном работа немногочисленных романтически настроенных интеллектуалов, которые почти не имеют представления о государственном устройстве.

Экономика Украины неразрывна связана с экономикой России в целом. Никакой экономической самостоятельности не было с тех пор, когда эта территория была завоевана кочевниками татарами и затем стала служить целям оседлого населения. Попытка вырвать ее из русской экономики и сделать чем-то самостоятельным была бы искусственной и разрушительной, подобно попытке выделить Кукурузный пояс, включая промышленную зону Великих озер, из экономики Соединенных Штатов.

Более того, люди, говорящие на украинском диалекте, разделены, как и те, кто говорит на белорусском диалекте, по признаку, который в Восточной Европе всегда считался истинным показателем национальности — а именно, по религии. Если в Украине можно будет провести какую-нибудь настоящую границу, то логически это будет граница между зонами, традиционно приверженными восточной церкви, и теми, кто предан римской церкви.

Наконец, мы не можем быть безразличными к чувствам самих великороссов. Они были самым сильным элементом Российской империи, каковым являются теперь в Советском Союзе. Они и останутся самым сильным национальным элементом на этой территории, под любым статусом. Любая долгосрочная политика США должна основываться на их признании и на сотрудничестве с ними. Украинская территория является их национальным наследием в той же степени, как Ближний Восток — для нас, и они осознают этот факт. Решение, имеющее целью полностью отделить Украину от остальной России, непременно вызовет их обиду и сопротивление и, при конечном анализе, может проводиться лишь силой. Вполне возможно, что великороссы будут вынуждены признать возрожденную независимость балтийских государств. В прошлом они уже долгое время смирялись со свободой этих территорий от русского правления; и они признают, подсознательно или иначе, что данные народы способны к независимости. В отношении украинцев все обстоит иначе. Они слишком близки к русским, чтобы суметь выступать как что-то совершенно отличное. Хорошо это или плохо, но им придется определять свою судьбу в особых отношениях с великорусским народом.

Кажется очевидным, что в оптимальном варианте эти отношения должны быть федеральными, когда Украина будет обладать значительной степенью политической и культурной автономии, но не будет экономически или военно независимой. Такие отношения полностью бы отвечали и требованиям самих великороссов. Поэтому может показаться, что в этих рамках должны заключаться и цели США в отношении Украины.

Следует отметить, что этот вопрос — гораздо большее, чем вопрос далекого будущего. Украинские и великорусские элементы среди русских эмиграционных оппозиционных групп уже яростно соперничают за поддержку США. То, как мы отнесемся к их конкурирующим требованиям, может оказать важное влияние на ход и успех движения за политическую свободу среди русских. Поэтому важно, чтобы мы приняли наше решение сейчас и стойко его придерживались. А данное решение должно быть не прорусским, не проукраинским, но таким, которое признает историческую географическую и экономическую реальность и отводит украинцам достойное и приемлемое место в семье традиционной Российской империи, неотъемлемой частью которой они являются.

Надо добавить, что хотя, как говорилось выше, мы не должны безрассудно поддерживать украинский сепаратизм, но тем не менее, если на территории Украины без нашего участия установится независимый режим, мы не должны открыто противостоять ему. Делать так значило бы взять на себя нежелательную ответственность за внутренние перемены в России. В конечном счете такой режим должен оспариваться со стороны русских. Если он успешно продержится, то это докажет, что приведенный выше анализ ошибочен и что Украина действительно обладает способностью и моральным правом на независимый статус. Нашей политикой в первую очередь должно быть соблюдение внешнего нейтралитета, пока не задеты непосредственно наши собственные интересы — военные или иные. И только если становится ясно, что развивается нежелательный застой, мы должны начать поддерживать элементы различия в рамках допустимого федерализма. То же самое относится и к любым другим попыткам достижения независимого статуса со стороны других русских меньшинств. Маловероятно, что какое-нибудь из других меньшинств сможет сколько-нибудь долго успешно сохранять действительную независимость. Однако если они предпримут такую попытку (а вполне возможно, что кавказские народы смогут это сделать), то наше отношение должно быть таким же, как и в случае с Украиной. Нам следует быть осторожными, чтобы не поставить себя в положение открытого противостояния таким попыткам, что привело бы нас к утрате навсегда сочувствия данного меньшинства. С другой стороны, мы не должны поддерживать их в тех действиях, которые в конце концов могли бы осуществляться только с нашей военной помощью.

5. Выбор новой правящей группы

В случае разрушения советской власти мы наверняка столкнемся с требованиями поддержки со стороны различных соперничающих политических элементов среди нынешних русских оппозиционных групп. Для нас будет практически невозможным избежать поддержки той или иной из этих групп в ущерб ее соперникам. Но довольно многое будет зависеть от нас самих и от нашего представления о том, чего мы стремимся добиться.

Мы уже видели, что среди существующих и потенциальных оппозиционных групп нет ни одной, которую мы хотели бы поддерживать полностью и за чьи действия, в случае ее прихода к власти в России, мы хотели бы нести ответственность.

С другой стороны, мы должны ожидать, что различные группы будут предпринимать энергичные попытки заставить нас вмешаться во внутренние дела России и принять меры, означавшие бы действительную ответственность с нашей стороны и сделавшие бы возможным для политических групп в России продолжать требовать нашей поддержки. В свете этих фактов очевидно, что мы должны прилагать определенные усилия, чтобы избежать принятия ответственности за решение, кто будет управлять Россией после разрушения советского режима. Наилучший вариант для нас — позволить всем эмигрантам вернуться в Россию как можно быстрее и проследить, насколько это зависит от нас, чтобы им всем были предоставлены примерно равные возможности высказать свои претензии на власть. Наша базовая позиция должна заключаться в том, что в конечном счете русский народ должен сделать свой собственный выбор и что мы не намерены влиять на этот выбор. Следовательно, мы не должны иметь протеже, и нам следует проследить, чтобы все из соперничающих групп получили возможность изложить свои доводы русскому народу через средства массовой информации. Вероятно, что в своем соперничестве эти группы прибегнут к насилию. Даже в этом случае нам не следует вмешиваться, пока не затронуты наши военные интересы или пока не последует попытки со стороны какой-либо из групп установить свою власть путем крупномасштабных и диких репрессий в тоталитарном духе, затрагивающих не только оппозиционных лидеров, но и само население.

6. Проблема «декоммунизации»

На любой территории, освобожденной от советского правления, мы будем сталкиваться с проблемой остатков советского аппарата власти.

Вероятно, что в случае полного вывода советских вооруженных сил с нынешней советской территории местный аппарат коммунистической партии уйдет в подполье, как это делалось в зонах, захваченных немцами, в прошедшей войне. Возможно, он даже частично всплывет на свет в виде партизанских отрядов. В этом смысле проблема обхождения с ним будет достаточно простой; ибо нам потребуется только предоставить необходимое оружие и военную поддержку любым некоммунистическим русским властям, которые могут контролировать местность, и дозволить этим властям обходиться с коммунистическими бандами традиционно основательными методами русской гражданской войны.

Более трудную проблему будут представлять второстепенные члены коммунистической партии или чиновники, которые могут быть раскрыты и арестованы либо могут предоставить себя милосердию наших вооруженных сил или каких-либо русских властей, существующих на данной территории.

Здесь, опять же, нам не следует брать на себя ответственность распоряжения судьбой этих людей или же отдавать прямые приказы местным властям о том, как это сделать. Мы имеем моральное право настаивать, чтобы они были разоружены и чтобы они не занимали ведущих позиций в правительстве, пока они не предоставят ясное свидетельство искренних душевных перемен. Но в основном это должно оставаться проблемой русских властей, которые могут занять место коммунистического режима. Мы можем быть уверены, что такая власть сможет гораздо успешнее, чем мы сами, оценить опасность, которую бывшие коммунисты представляют для нового режима, и распорядиться ими так, чтобы они не смогли причинить вреда в будущем. Нашей главной заботой будет следить за тем, чтобы ни один коммунистический режим как таковой не установился заново в зонах, которые мы уже освободили и которые, согласно нашему решению, должны оставаться свободными от коммунистического контроля. Кроме того, нам следует быть осторожными, чтобы не дать втянуть себя в проблему «декоммунизации».

Основная причина этого в том, что политические процессы в России протекают странно и непредсказуемо. В них нет ничего простого, и ничто нельзя принять за данность. И очень редко — если когда-либо вообще — цвет бывает просто черным или белым. Нынешний коммунистический аппарат власти, вероятно, изрядной частью состоит из людей, подготовленных и имеющих склонность к участию в процессах управления. И любой новый режим наверняка будет вынужден воспользоваться услугами многих из этих людей, чтобы быть способным управлять вообще. Более того, мы не способны в каждом отдельном случае выявить мотивы, которые подтолкнули отдельных граждан России на сотрудничество с коммунистическим движением. Мы также не способны оценить степень, в которой такое сотрудничество ретроспективно окажется дискредитирующим или криминально опасным для других русских. Для нас было бы опасно в таких вопросах действовать на основе каких-либо установленных допущений. Мы всегда должны помнить о том, что преследование со стороны иностранного правительства неизбежно сделает местных мучеников из тех людей, которые в иных обстоятельствах были бы просто объектами насмешек.

Поэтому в случае территорий, освобожденных от коммунистического контроля, мы должны быть мудрее и ограничиваться наблюдением за тем, чтобы отдельные бывшие коммунисты не имели возможности реорганизоваться как вооруженные группы с претензиями на политическую власть и чтобы местным некоммунистическим властям было предоставлено достаточно оружия и оказана помощь в любых количествах, которые они пожелают получить.

Следовательно, мы можем сказать, что мы не должны делать нашей целью осуществить своими собственными силами на территории, освобожденной от коммунистических властей, какую-либо крупномасштабную программу декоммунизации и что в основном мы должны оставлять эту проблему любой местной власти, которая может вытеснить советское правление.

[5.14.С.173–203.]

Приложение № 5

Раздел «Американо-советские отношения»

Во внешней политике Соединенных Штатов Советский Союз является главным объектом беспокойства. В настоящее время в Советском Союзе происходят явные перемены, и США должны постоянно следить за происходящим в СССР. К таким переменам относятся: начатые советским лидером Михаилом Горбачевым «перестройка», «гласность», «демократизация» и частичный пересмотр внешнеполитической и военной доктрины, известный как «новое мышление».

В отношениях с Советским Союзом новому президенту следует руководствоваться следующими четырьмя общим задачами:

• уменьшить советскую военную угрозу Западу за счет поддержания стратегической стабильности путем мощного и эффективного сдерживания агрессии с помощью устрашения;

• поощрять Москву и ее сателлитов придерживаться внутренней и внешней политики, более совместимой с безопасностью и ценностями Запада.

Советский Союз, как и его предшественница Российская империя, является многонациональной державой, в которой великороссы составляют едва ли не половину населения, но к 2000 году они, вероятно, станут национальным меньшинством. Чтобы заручиться поддержкой нерусских национальностей в своей борьбе за власть, лидер большевиков Владимир Ленин предоставил им право выхода из состава России и образования национальных суверенных государств. Однако к 1922 году он же использовал военную силу, чтобы вернуть их в лоно государства. Эта проблема до сих пор не нашла своего решения, о чем свидетельствуют недавние вспышки националистических настроений в Армении и все более настоятельные требования экономической, если не политической, независимости от Москвы, звучащие в прибалтийских республиках.

НОВОЙ АДМИНИСТРАЦИИ СЛЕДУЕТ РАЗРАБОТАТЬ ДОЛГОСРОЧНУЮ СТРАТЕГИЮ ОТНОСИТЕЛЬНО ДЕКОЛОНИЗАЦИИ СОВЕТСКИХ НАЦИОНАЛЬНЫХ РЕСПУБЛИК, ВХОДЯЩИХ В СОСТАВ СОВЕТСКОЙ ИМПЕРИИ. Для начала новый президент должен назвать Советский Союз его подлинным именем — последней колониальной империей в мире. Затем ПРЕДЛОЖИТЬ МОРАЛЬНУЮ И ПРОЧУЮ СООТВЕТСТВУЮЩУЮ ПОДДЕРЖКУ АНТИКОЛОНИАЛЬНЫМ НАЦИОНАЛЬНО-ОСВОБОДИТЕЛЬНЫМ СИЛАМ ВНУТРИ СССР. Одобрение, которое США получат от половины советского населения, в значительной степени компенсировало бы предсказуемо негативную официальную реакцию Советов.

Инициативы на 1989 год

…3. Реагировать на кризисные ситуации в центральноевропейских и восточноевропейских странах. Весьма вероятно дальнейшее развитие кризисной ситуации в центральноевропейских и восточноевропейских странах, учитывая быстро ухудшающееся экономическое положение, углубляющийся кризис правового обоснования статуса правящих коммунистических партий и вводящие в заблуждение сигналы из Москвы. Положение в Венгрии и Польше особенно нестабильно. Вновь избранному президенту следует образовать и созвать межведомственную группу по региону Центральной/Восточной Европы, возглавляемую заместителем советника президента по национальной безопасности, отвечающим за анализ глобальной политики Советского Союза, в состав которой должны быть включены представители Совета национальной безопасности, госдепартамента, министерств обороны, торговли и финансов. По возможности в максимально сжатые сроки ЭТОТ СПЕЦИАЛЬНЫЙ ОРГАН ДОЛЖЕН РЕКОМЕНДОВАТЬ ПРЕЗИДЕНТУ ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ, ЭКОНОМИЧЕСКИЕ, ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ВОЕННЫЕ МЕРЫ РЕАГИРОВАНИЯ США НА КРИЗИСНЫЕ СИТУАЦИИ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ/ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ. Подобные меры могли бы включать: заявление руководителей стран НАТО об осуждении советского вторжения, согласованные экономические санкции против Советского Союза в случае советского военного вмешательства, отзыв послов западных стран из Советского Союза, приведение вооруженных сил НАТО в различную степень боевой готовности, согласованные действия западных стран в ООН. Президенту следует обсудить перечисленные возможные варианты действия с союзниками США и сформировать определенный механизм, обеспечивающий оперативное, согласованное реагирование союзников на любой кризис в Центральной/Восточной Европе.

4. Укрепить экономическую безопасность Запада. В условиях, когда Советский Союз проводит энергичную и изобретательную стратегию в отношении финансовых и торговых рынков западных стран, США должны взять на себя лидирующую роль в укреплении экономической безопасности Запада. Соединенным Штатам следует: обратить внимание союзников на проблему «не связанных обязательствами» займов, предоставляемых Советскому Союзу западными финансовыми учреждениями (в виде наличных денежных средств); подтвердить соглашение 1982 года, заключенное с союзниками и запрещающее всякое правительственное субсидирование займов Советскому Союзу; ЕЩЕ БОЛЕЕ ОГРАНИЧИТЬ ПЕРЕДАЧУ СЕКРЕТНОЙ ТЕХНОЛОГИИ СТРАНАМ СОВЕТСКОГО БЛОКА и ограничить энергетическую независимость Запада путем подтверждения установленных верхних ограничений на экспорт советского газа в страны Западной Европы.

5. Прекратить субсидирование продаж зерна Советскому Союзу. Продажа американской пшеницы Советскому Союзу, приостановленная после советского вторжения в Афганистан, была возобновлена при администрации Рейгана. Хотя не должно быть препятствий для коммерческих поставок зерна Советскому Союзу, следует учесть, что продажа пшеницы в эту страну осуществляется до последнего времени по ценам ниже тех, что выплачиваются фермерам правительством США. Разница покрывается за счет налогоплательщиков. Так, каждые 6 тыс. бушелей зерна, проданных Советскому Союзу, обходятся американским налогоплательщикам в 4722 доллара, что равняется сумме налоговых платежей средней американской семьи из четырех человек в 1987 году.

Долгосрочные контакты на продажу зерна таят в себе опасность формирования сектора американской экономики, находящегося в большой зависимости от советских торговых заказов. Продажа зерна, если она вообще будет продолжаться, должна осуществляться без какого-либо посредничества и субсидий правительства США. Вновь избранному президенту следует отдать распоряжение министрам сельского хозяйства и торговли предоставить рекомендации относительно того, каким образом США могут приостановить все правительственные субсидии продаж зерна Советскому Союзу.

6. Отказаться от заключения новых соглашений между СССР и США в области связи, если Москва не приостановит глушение западных радиостанций. Глушение Советским Союзом передач радиостанции «Свобода» является нарушением подписанного им Заключительного акта Совещания в Хельсинки. Неоднократные протесты Вашингтона не дали никаких результатов. Предлагаемый межведомственный комитет по советско-американским обменам или (если тот не будет создан) руководитель отдела по вопросам отношений с СССР и странами Восточной Европы в аппарате Совета национальной безопасности должен представить рекомендации в отношении санкций Соединенных Штатов против СССР в случае продолжения глушения передач радио «Свобода». Санкции могут включать ограничение на поездки официальных советских представителей в США и отказ в выдаче виз известным советским пропагандистам.

7. Создать резервный валютный фонд для финансирования работы радиостанций «Свободная Европа» и «Свобода».

Раздел «Политика в отношении стран Восточной Европы»

Со времени поглощения советской империей после Второй мировой войны стран Центральной/Восточной Европы политика США в отношении этого региона представляла собой преимущественно ответные действия. На протяжении десятилетий концепция отбрасывания коммунизма, когда она была вообще сформулирована как таковая, ограничивалась риторикой и не содержала никакого действенного начала. Однако о том, что такое отбрасывание может быть успешным, свидетельствует урок, полученный из опыта применения доктрины Рейгана на Гренаде и, вероятно, в Афганистане и Никарагуа. Совершенно модифицировав эту политику, ее следует применить и в отношении Центральной/Восточной Европы. Задача должна состоять в том, чтобы усилить уже наблюдающееся неприятие коммунизма подавляющей частью населения этого региона.

УСПЕХ АМЕРИКАНСКОЙ ПОМОЩИ ПОЛЬСКОМУ ПОДПОЛЬЮ указывает на то, что США могут избирательно оказывать содействие демократической оппозиции, имеющейся в странах Центральной/Восточной Европы. Растущая нестабильность в этом регионе, являющаяся результатом неизбежной смены поколений, экономических кризисов и двусмысленных сигналов из Москвы, может вскоре предоставить благоприятные возможности демократическим силам одной или нескольких стран.

Для достижения конечной цели, которую преследует политика США в отношении Центральной/Восточной Европы, — национального самоопределения и демократического управления для народов этого региона, — стратегия США должна включать три компонента. Во-первых, США должны содействовать появлению политически релевантного гражданского общества, способного бросить вызов однопартийному государству. ПОМОЩЬ США ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ОППОЗИЦИИ, КАК ТАЙНАЯ, ТАК И ОТКРЫТАЯ, и составляет то средство, которое ускорит возможность такого вызова.

Во-вторых, США должны последовательно применять экономические и политические рычаги для оказания давления на внутреннюю политику режимов Центральной/Восточной Европы. США должны методично и недвусмысленно использовать свои отношения со странами этого региона, чтобы поощрять внутреннюю либерализацию, все большую независимость от Советского Союза и коренную экономическую реформу и карать за возрождение сталинизма.

Политика «дифференциации» устанавливает связь между уровнем дипломатических и экономических отношений США со странами Центральной/Восточной Европы и соблюдением последними прав человека. Эта политика способствовала политической либерализации в Венгрии и Польше: расширению дозволяемых открытых дискуссий, более терпимому отношению к политической оппозиции, менее строгому преследованию диссидентов. В процессе тщательного приспособления своей тактики к условиям каждой из стран этого региона США ДОЛЖНЫ ПООЩРЯТЬ ВО ВСЕЙ ЦЕНТРАЛЬНОЙ/ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ МЕСТНЫЕ СИЛЫ, ВЫСТУПАЮЩИЕ ЗА ПОЛИТИЧЕСКУЮ НЕЗАВИСИМОСТЬ, ДОБИВАЯСЬ СОКРАЩЕНИЯ РОЛИ ГОСУДАРСТВА В ЭКОНОМИКЕ И БОЛЕЕ ШИРОКОГО ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ ПРИНЦИПА НАЦИОНАЛЬНОГО САМООПРЕДЕЛЕНИЯ. Результаты рекомендуется определять по тому пути, который прошла каждая конкретная страна этого региона в своем достижении этой цели.

Новые средства связи, особенно спутниковое прямое вещание, основанное на принципе передачи радио- и телевизионных сигналов через выведенные на орбиту спутники и не использующие наземные передатчики, охватывают широкую аудиторию в Центральной/Восточной Европе. В отличие от обычных радио- и телепередач сигналы, передаваемые по спутниковой связи, фактически невозможно глушить, и они представляют собой наиболее эффективный с точки зрения затрат способ нарушить информационную монополию коммунистического режима. Спутниковое радиовещание можно принимать с помощью относительно простых спутниковых антенн. Например, в Польше они уже становятся новым символом благосостояния. Директор ЮСИА должен отдать распоряжение о всестороннем пересмотре развития технологии спутникового прямого радиовещания. Одновременно новая администрация должна оказать давление на конгресс с целью увеличения ассигнований на внедрение новой техники связи.

Таким же образом «видеобум» в Центральной/Восточной Европе, одной из причин которого является жажда населения приобщиться к западной культуре, обеспечивает ЮСИА отличный канал связи с народами этого региона. Агентству следует увеличить количество и доступность видеокассет в посольствах и культурных центрах США.

Инициативы на 1989 год

…2. Создать механизм поддержки демократических движений в Центральной/ Восточной Европе. УЧИТЫВАЯ СВОЙ ОПЫТ ОКАЗАНИЯ ПОМОЩИ ПОЛЬСКОМУ ПОДПОЛЬЮ, администрация должна создать инфраструктуру поддержки демократических и национально-освободительных сил в этом регионе. ПРЕЗИДЕНТУ СЛЕДУЕТ УБЕДИТЬ КОНГРЕСС В НЕОБХОДИМОСТИ ФИНАНСИРОВАНИЯ (ТАЙНОГО И ОТКРЫТОГО), ЗАКУПОК ТАКИХ ИЗДЕЛИЙ, КАК КОРОТКОВОЛНОВАЯ РАДИОАППАРАТУРА, КРАСКИ, ПЕЧАТНЫЕ ПРЕССЫ, ИЛИ С ПЕЧАТАЮЩИМИ УСТРОЙСТВАМИ, ВИДЕОМАГНИТОФОНЫ, ВИДЕОКАССЕТЫ. Одновременно Национальному фонду в поддержку демократии следует начать выявление потенциальных пожертвователей открытых субсидий, которые можно было бы передавать (как в Польше через институт свободных профсоюзов отделения Американской Федерации труда и Конгресса производственных профсоюзов (АФТ/КПП)).

Раздел «Доктрина освобождения»

Доктрина освобождения является планом действий, имеющим целью бросить вызов советской империи. Она основывается на многих политических принципах и мероприятиях Рональда Рейгана, называемой в целом доктриной Рейгана.

Советская империя складывалась постепенно на протяжении десятилетий, по мере того как советские руководители настойчиво и последовательно использовали возможности экспансии.

Если говорить абстрактно, советская империя организовывалась по расходящимся от центра к периферии концентрическим кругам, различающимся двумя переменными — временем и географическим положением. Более узкие круги включают государства, которые близко расположены к центру русского государства и уже длительное время являются частью империи. Если рассматривать советскую империю под этим углом зрения, то в первый круг входят этнические территории, получившие независимость после большевистской революции, но аннексированные Москвой позднее, известные ныне как Армянская Республика, Грузинская Республика и Украинская Республика.

Второй круг образуют государства, попавшие под контроль Москвы в результате заключения Москвой в 1939 году союза с Гитлером: Эстония, Литва, Латвия, Молдавия.

Третий круг советской империи составляют государства, попавшие в подчинение Москвы в результате нарушения Сталиным Ялтинских и Потсдамских соглашений и отказ от Запада от противодействия Сталину, а также в результате кубинской революции 1959 года. Этот третий круг образует ядро центральноевропейской/восточно-европейской империи Москвы и включает Болгарию, Чехословакию, Восточную Германию, Венгрию, Польшу и Румынию, а также захваченное у Японии и Кубу.

Четвертый и самый удаленный от центра круг включают государства, вовлеченные в советскую империю в 70-е годы, когда уход Соединенных Штатов из мировой политики предоставил Советскому Союзу самую крупную после 1945–1948 годов возможность для экспансии. Из-за географической удаленности и значимости для Москвы этот четвертый пояс является границей империи. Это — Южный Йемен, Вьетнам, Мозамбик, Ангола, Лаос, Камбоджа, Эфиопия, Никарагуа и Афганистан. В число этих государств входила и Гренада до ее освобождения американскими войсками в октябре 1983 года.

Хотя некоторые американские лидеры, особенно госсекретарь Джон Фостер Даллес в Администрации Президента Дуайта Эйзенхауэра, иногда призывали отбросить советскую империю «в прежние границы», а некоторые, особенно Джон Кеннеди, оказывали действительную помощь борцам, которые боролись за освобождение своих стран от коммунистической тирании, Рональд Рейган стал первым американским президентом, логично обосновавшим необходимость помощи Соединенных Штатов в мировом масштабе всем движениям сопротивления, которые ведут борьбу с коммунистическими режимами. Эта американская помощь и является тем, что получило название «доктрина Рейгана», хотя сам Рейган этот термин не использовал. Она уходит корнями в доктрину Трумэна конца 40-х годов, которая спасла Грецию, Турцию и другие европейские страны от советского господства.

Нынешняя доктрина освобождения продолжает и даже дополняет доктрину Рейгана. Она дает надежду странам, расположенным в каждом из концентрических кругов советской империи. Средства реализации доктрины освобождения и ее ближайшие цели для стран каждого круга различны. Та помощь, которая видится США реалистической и подходящей для поддержки борцов за свободу в Афганистане, Анголе и Никарагуа, не подходит для Польши, Латвии или Армении. Для каждого круга США должны выработать соответствующую политику.

Политика Рейгана изменила характер борьбы в странах третьего мира. Сегодня в Афганистане, Анголе, Камбодже, Эфиопии, Лаосе, Мозамбике, Никарагуа и Вьетнаме антисоветские повстанцы ведут вооруженную борьбу с репрессивными, опирающимися на советскую военную помощь режимами. Это радикальное Изменение характера партизанских боевых действий в странах третьего мира. На протяжении трех десятилетий после Второй мировой войны характер этих боевых действий определяли главным образом пользующиеся советской поддержкой коммунистические повстанцы, ведущими борьбу с прозападной ориентацией и добившиеся в результате ее образования четвертого круга империи.

Однако четвертый круг не является единственным, в который ныне бросают вызов советскому господству. Брожением охвачены советские колонии в Восточной Европе. Так и не признав законность режимов, навязанных им Москвой, чехи требуют свободы вероисповедания, венгры — демократии, жители Восточной Германии — права на эмиграцию, польские студенты — академических свобод. Это выступления протеста в атмосфере политической неопределенности. Советскому господству брошен вызов даже во втором и третьем кольцах. Сотни тысяч людей участвуют в демонстрациях в советских «республиках» Армении и Азербайджане в поддержку старых территориальных притязаний. Мусульмане в республиках Средней Азии проводят демонстрации с требованием свободы вероисповедания. Эстонцы создали Национальный фронт, который скорее похож на вторую политическую партию.

Конечная цель доктрины освобождения должна состоять в демонтаже советской империи, открывающем перед сотнями миллионов людей возможность национального самоопределения. Этим будут реализованы два основополагающих замысла: предоставление права на самоопределение народам, которым в этом праве так долго отказывали, и укрепление безопасности Запада.

В момент вступления Рейгана в свою должность США оказывали помощь только одному движению сопротивления: афганским моджахедам. В 1986 году США предоставляли помощь движениям вооруженного сопротивления в Афганистане, Анголе и Никарагуа. Опираясь на эту помощь, включающую поставки современных зенитных и противотанковых ракет, группы сопротивления вынудили противника, превосходящего их по вооружению, прекратить боевые действия.

Афганские моджахеды даже вынудили Москву объявить о своем намерении вывести свои войска из Афганистана — это первое со времен Второй мировой войны поражение советских войск. Если советские войска будут выведены из Афганистана в объявленные сроки и возникнет некоммунистический Афганистан, для Москвы это явится страшным психологическим и военным ударом.

Далее, создав радиостанцию «Радио Марти» по образцу «Свободной Европы», администрация Рейгана стимулировала политическую оппозицию на Кубе. С 1985 ГОДА АДМИНИСТРАЦИЯ ОКАЗАЛА ЗАПРЕЩЕННОМУ ПОЛЬСКОМУ ПРОФСОЮЗУ «СОЛИДАРНОСТЬ» И ДРУГИМ ПОЛЬСКИМ ОППОЗИЦИОННЫМ ГРУППИРОВКАМ ТАЙНУЮ ФИНАНСОВУЮ ПОМОЩЬ, А ТАКЖЕ ПОМОЩЬ В ФОРМЕ НЕЛЕГАЛЬНОГО ВВОЗА В ПОЛЬШУ КРИТИЧЕСКИХ ПУБЛИКАЦИЙ, ПЕЧАТНО-МНОЖИТЕЛЬНОЙ ТЕХНИКИ, РАДИОАППАРАТУРЫ И ВИДЕОКАССЕТ.

Основной проблемой для осуществления доктрины освобождения явилось нежелание госдепартамента, ЦРУ и других ключевых ведомств использовать возможности, открывающиеся благодаря движениям сопротивления в мире. Чтобы исправить такое положение вещей, вновь избранному президенту следует образовать ведомство по поддержке движений сопротивления с достаточными полномочиями по реализации доктрины освобождения…

США должны предоставить помощь в рамках доктрины освобождения антисоветским повстанцам, ведущим борьбу против режимов в Эфиопии, Лаосе, Мозамбике и Никарагуа.

Не менее важно, чтобы новая администрация начала обдумывать возможность применения доктрины освобождения в отношении других стран советской империи, и в частности, поставить вопрос, каким образом США могут наилучшим образом поощрять борцов за политические свободы, действующих в странах Восточной Европы или даже в самом Советском Союзе. Действительная либерализация вызовет эрозию советской империи. Новой администрации следует отказаться от монопольных притязаний на новые идеи в области содействия демократическим силам. Директору ведомства по содействию этим силам нужно поощрять профобъединение АФТ/КПП, а среди прочих ведомств торговую палату США и министерства образования и труда к поиску путей поддержки демократических сил. Так, например, ПРОФОБЪЕДИНЕНИЕ АФТ/КПП МОГЛО БЫ ВЗЯТЬ НА СЕБЯ НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ОБУЧЕНИЯ ОППОЗИЦИОННЫХ ЛИДЕРОВ ВОСТОЧНОЕВРОПЕЙСКИХ СТРАН, А МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ — ПЕРЕСЫЛАТЬ БРОШЮРЫ, РАСКРЫВАЮЩИЕ ПРЕИМУЩЕСТВА САМООПРЕДЕЛЕНИЯ.

Разумеется, уровень и характер американской помощи движениям, ведущим борьбу в четвертом кольце империи, являются неприемлемыми в отношении стран третьего или второго кольца. В пределах третьего кольца в отношении советских колоний в Восточной Европе и Кубы Соединенным Штатам нужно активизировать свои программы, направленные на поощрение демократии, национальной независимости и взаимного доверия между вооруженными силами стран-членов Варшавского Договора. Со временем это приведет к тому, что Москве станет значительно сложнее оккупировать, как это было в Чехословакии в 1968 году, какую-нибудь из зашатавшихся стран-сателлитов Восточной Европы. СОЕДИНЕННЫМ ШТАТАМ СЛЕДУЕТ СПОСОБСТВОВАТЬ УЛУЧШЕНИЮ СВЯЗИ МЕЖДУ ДИССИДЕНТАМИ СТРАН ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ, СОЗДАВАЯ ТЕМ САМЫМ ВОЗМОЖНОСТЬ ДЛЯ НИХ ПЛАНИРОВАТЬ И ОСУЩЕСТВЛЯТЬ СОВМЕСТНЫЕ ДЕЙСТВИЯ. СОЕДИНЕННЫМ ШТАТАМ НУЖНО АКТИВИЗИРОВАТЬ СВОИ УСИЛИЯ ПО УСТАНОВЛЕНИЮ СВЯЗЕЙ С РУКОВОДИТЕЛЯМИ РАЗЛИЧНЫХ НЕЛЕГАЛЬНЫХ И ЛЕГАЛЬНЫХ ОППОЗИЦИОННЫХ ДВИЖЕНИЙ И ПООЩРЯТЬ АКЦИИ ПРОТЕСТА. Правительство США должно обращаться к Москве с официальными требованиями дальнейшего ослабления контроля Советов над странами Восточной Европы. Новая администрация должна выступать с заявлениями в поддержку забастовщиков и участников акций протеста в этих странах именно в то время, когда президент оказывает давление на Москву, требуя от нее разрешения независимых профсоюзов, соблюдения общепринятых норм в области прав человека и создания демократического общества.

События, происходящие в последнее время в СССР, показывают, что многие национальные группы, поглощенные советской империей, не смирились навечно со своей судьбой. Напряженность в отношениях между Арменией и Азербайджаном по вопросу взаимных территориальных претензий показывает, что то, что оспаривается, не есть просто спор между провинциями одного и того же государства (как, скажем, перепалка по территориальному вопросу между Индианой и Огайо), а представляет собой конфликт между различными государствами.

Новому президенту следует поручить своим главным советникам разработать всеобъемлющий план действий США в связи с важными событиями, происходящими в СССР. ПОДОБНЫЙ ПЛАН ДОЛЖЕН ИСПОЛЬЗОВАТЬ ВСЕ ПОДХОДЯЩИЕ ДЛЯ ЭТОГО СРЕДСТВА, КОТОРЫМИ РАСПОЛАГАЮТ США, ДЛЯ ПООЩРЕНИЯ СВОБОДНОГО ПОТОКА ИНФОРМАЦИИ К НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКИМ ЭЛЕМЕНТАМ И ЭФФЕКТИВНОЙ СВЯЗИ МЕЖДУ НИМИ, ГЛАВНОЙ ЦЕЛЬЮ ДОЛЖНО СТАТЬ СТИМУЛИРОВАНИЕ ДЕЦЕНТРАЛИЗАЦИИ, РАВНО КАК УКРЕПЛЕНИЕ НЕЗАВИСИМОГО НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ.

Для еще большего ослабления контроля Москвы радиостанция «Свобода» должна расширить свои передачи на языках народов, населяющих первое кольцо империи. Частные лица и официальные представители должны переправлять в эти порабощенные государства литературу на их родных языках, раскрывающую различия между народами этих государств и русским народом.

ДОКТРИНА ОСВОБОЖДЕНИЯ ДОЛЖНА ТАКЖЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ВЫГОДЫ РЕЛИГИОЗНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ ВНУТРИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА. Новой администрации следует организовать переправку Библии на советскую территорию, переведенной по меньшей мере на десять различных национальных языков, с тем чтобы снабдить верующих в СССР книгами, которых они так долго были лишены.

Новой администрации следует также искать возможности использовать мусульманский фундаментализм в Казахстане, Киргизии, Таджикистане, Туркмении и Узбекистане. Это можно осуществить путем привлечения опытных афганских моджахедов для доставки миллионов экземпляров Корана через афгано-советскую границу. Те же моджахеды, которые принудили Советскую Армию прекратить боевые действия, могли бы помогать населению советских среднеазиатских республик в деле организаций нелегальных политических движений.

Инициативы на 1989 год

1. Новой администрации во взаимодействии с конгрессом следует принять закон о помощи борцам за свободу, предусматривающий создание ведомства по поддержке движений сопротивления, на которое должна быть возложена ответственность за координацию осуществления доктрины освобождения между соответствующими федеральными государственными органами; назначение директора ведомства президентом с последующим утверждением его в должности сенатом, при этом директор должен быть членом Совета национальной безопасности; учреждение фонда поддержки движений сопротивления в объеме 1 млрд долларов в год, за счет которого администрация могла бы оказывать помощь движениям сопротивления. Никакое положение этого закона не должно истолковываться как препятствующее расширению ОТКРЫТОЙ ИЛИ ТАЙНОЙ ПОМОЩИ любому движению сопротивления…

В Восточной Европе американская стратегия по достижению национального самоопределения и демократии для народов региона должна включать три компонента. Во-первых, США ДОЛЖНЫ ОКАЗЫВАТЬ ОТКРЫТУЮ И ТАЙНУЮ ПОМОЩЬ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ АНТИКОММУНИСТИЧЕСКОЙ ОППОЗИЦИИ. Во-вторых, США следует ставить развитие своих отношений с режимами Восточной Европы в зависимость от проводимой теми внутренней политики. ВОЗНАГРАЖДАЯ эти страны за политическую либерализацию, независимость от Советского Союза, экономическую децентрализацию и передачу собственности в частные руки. В то же время должны получать отпор и наказываться всякие рецидивы сталинизма. Наконец, необходимо поставить Москву в такие условия, чтобы она платила все возрастающую цену за свой постоянный отказ удовлетворить право народов Восточной Европы на национальное самоопределение. Советская политика в регионе должна служить решающим фактором, влияющим на масштабы экономического и политического сотрудничества с Западом.

Раздел «Разведывательное сообщество США»

Задача разведывательного сообщества США заключается в оценке возможностей, уязвимых мест и намерений других стран, в первую очередь тех из них, которые являются реальными или потенциальными противниками. Всякий раз, когда поведение других государств представляет серьезную угрозу национальной безопасности Соединенных Штатов, американские политики часто стремятся повлиять на политику таких стран, используя разведывательные данные…

Простого знания того, что может случиться, разумеется, чаще всего недостаточно. Необходимо еще иметь возможность повлиять на события, предотвратить угрозу национальной безопасности США и защитить интересы Соединенных Штатов. Некоторые из этих мероприятий осуществляются открыто, как часть обычных дипломатических и военных операций США. Но в силу ряда причин какие-то мероприятия предпочтительнее скрывать, или, другими словами, проводить так называемые тайные операции, причастность к которым США становится незаметной или по меньшей мере спорной. Тайные операции могут включать в себя: предоставление экономической и военной помощи, обучение иностранного персонала, поддержку оппозиционных сил и национально-освободительных движений за рубежом, противодействие враждебной пропаганде и т. д. Учитывая диапазон угроз безопасности США и нестабильное бурное развитие событий во многих странах третьего мира, тайные операции остаются главным инструментом защиты национальной безопасности Соединенных Штатов. Во всяком случае их роль в последнее десятилетие возросла, и эта тенденция, по всей видимости, будет продолжаться…

Поскольку основной целью операций внешней разведки являются вербовка иностранной агентуры и работа с ней, новый президент должен подчеркнуть необходимость восстановления корпуса региональных и языковых специалистов, ослабленного вследствие выхода на пенсию поколения времен Второй мировой войны. Подобная языковая подготовка и знания по отдельным регионам особенно требуются аналитикам, работающим в географических отделах. Глубокие знания какой-либо страны и ее культуры требуют определенного срока пребывания в ней, а также возможности читать и объясняться на языке этой страны.

Поскольку колледжи и университеты США не готовят достаточного количества таких специалистов, гражданским и военным разведывательным ведомствам США следует расширить собственные программы подготовки, включая временное пребывание обучающегося за рубежом в условиях полного погружения в местную языковую среду. Вербовщикам не следует довольствоваться только новоиспеченными выпускниками колледжей. США — многонациональное государство с множеством людей, которые имеют талант к иностранным языкам или владеют ими. Из этого людского моря можно набрать достаточное количество кандидатов с опытом и подготовить их к работе в условиях зарубежных культур, где опытность ценится выше молодости.

[5.15.СС.26–28].

Приложение № 6

Общественная оборона является ненасильственной альтернативой военной обороны. Основное ее требование — ответственность за оборону страны — должны взять на себя не правительства и войска, а сами люди. Ни одно правительство в мире не проявляло длительного интереса к общественной обороне, потому что провести ее в жизнь значило бы, что у самого населения усилилась бы способность сопротивляться репрессии со стороны самого правительства.

Преимуществом общественной обороны является то, что насилие против населения, которое защищается безнасильственными методами, не будет пользоваться поддержкой мировой общественности. При таких условиях вряд ли кто будет применять насилие в широких масштабах. Наличие регулярных военных сил обычно оправдывается ссылкой на угрозы «врагов». Если военные силы захотят свергнуть правительство, кто их остановит? «Кто сторожит самих стражей?»

При общественной обороне такой вопрос не возникнет, так как общественная оборона основывается на массовом участии всего народа, и потому профессиональная военная сила не нужна. Безнасильственные методы, применяемые против иностранного агрессора, можно также применить против местных военных сил, если они стараются захватить власть. Поэтому общественная оборона является тем видом защиты, который больше всего совпадает с идеалами свободы и демократии.

Ненасильственное общее сопротивление агрессии. Общественная оборона состоит из массового политического, экономического и общественного неповиновения с целью противодействия военной агрессии или политической репрессии.

Общественная оборона основывается на том принципе, что никакое правительство — ни демократическое, ни военно-диктаторское — не может существовать без пассивной поддержки (или по крайней мере непротивления) большей части населения.

Методы общественной обороны

а) Символические меры:

• официальные заявления (выступления, письма, петиции);

• лозунги, листовки, плакаты;

• демонстрации, пикеты;

• мода носить своеобразные маленькие знаки протеста (как, например, скрепки для бумаг, которые носили штатские норвежцы во время фашистской оккупации).

б) Отказ от сотрудничества:

• общественный бойкот, решение не выходить из дому;

• бойкоты со стороны потребителей, рабочих, торговцев; разные эмбарго;

• забастовки, решение работать точно по норме (без перевыполнения), отсутствие на работе по мнимой «болезни»;

• отказ от уплаты налогов или долгов, изъятие денег из банков и сберкасс;

• бойкоты государственных учреждений;

• неповиновение, задержки в работе;

• мнимая нетрудоспособность («замедление», «недоразумение», «ошибки»).

в) Вмешательство и альтернативные учреждения:

• безнасильственное препятствование и мирный захват какого-нибудь здания;

• мнимая «потеря» разных нужных документов работниками учреждений;

• установление неофициальных параллельных учреждений в управлении государством: в печати и радио, в транспорте, в социальном обеспечении, в здравоохранении, образовании и т. д.

Что люди сами могут делать

Общественная оборона главным образом опирается на густую сеть сотрудничества среди населения. Поэтому важно укрепить эти общественные связи. Такие связи уже существуют в спортивных клубах, дошкольных учреждениях, профсоюзах. Это включает дружественные связи среди соседей, сотрудников и студентов. Все эти отношения крайне важны в любой эффективной общественно-оборонительной операции. Такие отношения поддерживают людей, сопротивляющихся оккупационной армии или военному перевороту и служат источником новых идей. В любом общественном мероприятии необходимо действовать совместно и знать, что тысячи других делают то же самое — как, например, во всеобщей забастовке с целью помешать оккупационной силе. Такая способность на согласованное действие возможна только при хорошо развитых связях.

Местные сообщества

Сначала на улицах города, а потом и в целых районах соседи могут планировать сопротивление. Существует много разных методов сопротивления. Можно перевернуть или снять дорожные знаки, как и сделали чехи, сопротивляющиеся советской оккупации в 1968 г. Для местных жителей это не будет проблемой, а оккупантов это дезориентирует.

Местные жители могут заговаривать с солдатами оккупационной армии, чтобы подружиться с ними. Настенные надписи можно использовать для пропаганды ненасилия и солидарности в знак сопротивления. Можно узнавать, где поблизости есть пишущие машинки, печатные станки и любительские радиоустановки и как их использовать.

Рабочие заводов и фабрик

Рабочие заводов и фабрик могут отказать агрессору в готовом продукте своего труда, если знают, как вести данный промышленный процесс и, если нужно, как остановить его. Применяемые методы будут зависеть от конкретных обстоятельств. Если, например, идет всеобщая забастовка, рабочие должны будут знать, как вывести фабрику или завод из строя так, чтобы посторонние не могли ее эксплуатировать. В течение очень длительной борьбы рабочие, производящие товары для общего потребления (одежда, дома и пр.), могут решить продолжать выпуск продукции. Рабочие, занятые в производстве оружия, горючего и в других отраслях промышленности, крайне важных для агрессора или репрессивного правительства, должны по возможности подрывать производственные процессы на этих заводах.

Иохан Гальтунг говорит, что для самого эффективного сопротивления производственный процесс на заводах должен опираться на небольшое количество простых, но очень важных компонентов, которые, если их снять и уничтожить, нельзя будет сразу заменить. Можно было бы держать копии этих компонентов в безопасном месте, даже в другой стране. Агрессор не мог бы эксплуатировать завод, даже применяя насилие и пытки, да их, наверное, и не применяли бы.

Рабочие могут: а) узнать, как саботировать производственный процесс или как остановить его, причиняя наименьший вред заводу, б) узнать, как быстро изменить методы производства, чтобы выпускать продукцию, более полезную для общества, в) разработать систему связи и методы принятия решений среди рабочих и между рабочими и другими группами, г) провести «пробные испытания» методов изменения процесса производства или саботажа его, д) делиться опытом с другими рабочими и населением.

Программисты и операторы компьютеров

Компьютеры крайне важны во многих областях современного индустриального общества, в том числе в промышленном производстве, в системе коммуникации, в военном планировании и работе государственных учреждений. Вследствие этого тем, кто работает с компьютерами, очень легко сопротивляться любой группе, желающей захватить власть.

Эти работники в особенно выгодном положении, так как посторонним не очень легко занять их место; даже применяя физическую силу, агрессор не может ручаться за то, что нет «ошибок» в вычислительной системе и что выходят именно желаемые данные.

Чтобы приготовиться к эффективному сопротивлению, операторы и программисты могут: а) узнать, как втайне остановить или расстроить операцию компьютеров, б) приготовить альтернативные программы или незаметные изменения в уже существующих программах, которые можно было бы использовать в случае крайней необходимости, в) связаться в этих делах с сочувствующими программистами и операторами, г) провести «пробные испытания» таких методов расстройства или изменения операций компьютеров, д) сообщить информацию о таких методах сопротивления другим лицам в области вычислительной техники и широкому кругу населения.

Другие примеры

Можно было бы разработать в деталях возможные реакции на агрессию почти в каждой группе общества, как в вышеизложенных случаях. Вот еще несколько примеров:

а) Государственные сотрудники могут уничтожить или «потерять» дела диссидентов и других людей, которые могут оказаться объектом преследования органами безопасности.

б) Секретари государственных учреждений и работники служб связи могут «случайно» передать важную информацию группам оппозиции.

в) Сочувствующие в вооруженных силах могут предупреждать членов движения сопротивления о предстоящих наступлениях и других операциях; они могут сеять сомнение в армии и уклоняться от исполнения приказов или «не понимать» их.

г) Любая работа, заданная агрессором, может быть «задержана» или «не понята». Это хороший метод борьбы против особенно жестких правителей, так как очень трудно отличить подлинную нетрудоспособность от притворной.

Что делать в случае крайней репрессии

Общественная оборона может оказаться надежным способом сопротивления агрессорам, вынужденным считаться с «общественным мнением», как бывает в большинстве демократических стран. Но эффективна ли она против действительно жестких агрессоров? Может ли она быть эффективной против таких репрессивных режимов, как диктатуры Гитлера и Сталина?

Исторические примеры показывают, что ответ может быть только положительным.

Ненасильственное сопротивление фашисткой оккупационной армии было эффективным в Голландии, в Дании и в Норвегии во время Второй мировой войны. Например, фашистский режим Квислинга в Норвегии пытался ввести нацистские доктрины в учебный план в школах. Учителя открыто отказывались от этого; многие были арестованы и отправлены в концентрационные лагеря. Но они продолжали сопротивляться, в конце концов правительство Квислинга, которое не желало обозлить норвежский народ, освободило учителей. Школы же никогда не использовались для фашистской пропаганды.

Даже в фашистской Германии безнасильственное сопротивление было эффективным в некоторых случаях. В 1943 году в Берлине тысячи жен арестованных евреев (сами жены не еврейского происхождения) демонстрировали на улице перед зданием тюрьмы. Наконец, заключенных освободили.

Даже самая жесткая диктатура нуждается хотя бы в пассивной поддержке или несопротивлении большой части населения. Ни одно правительство в истории не было настолько сильным, что могло бы существовать без согласия (хотя бы молчаливого) своего народа. Если режим придерживается непопулярной политики и пытается насильно подавлять всякую оппозицию, тогда репрессия приведет к тому, что все больше людей будет сопротивляться правительству.

Общественная оборона действительно может быть эффективным методом борьбы против крайней репрессии. Но при жестокой репрессии необходимо особенно тщательно отбирать методы и тактику сопротивления. В таком случае более полезны незаметные «ошибки» в исполнении задач и «неправильное толкование» приказов. Когда такое сопротивление широко поддерживается, становится возможным открытое неповиновение.

[5.16.С.3].

Приложение № 7

«„Советский котел“[49]

1. Экономический кризис, устремления к независимости и антикоммунистические силы разрушают советскую империю и систему власти:

• Борис Ельцин стал врагом номер один старого порядка и имеет хорошие перспективы стать первым в истории России ее всенародно избранным руководителем, приобретшим благодаря такому мандату легитимность;

• на Украине, второй по величине республике с 50 млн жителей, набирает скорость движение в сторону суверенитета;

• белорусские власти признали и начали переговоры со стачечным комитетом, выступающим против дальнейшего правления как собственной коммунистической партии, так и Кремля;

• Прибалтийские республики используют тревожное затишье в отношениях между Кремлем для укрепления новых институтов и расширения поддержки со стороны некоренного населения, в первую очередь русских, в пользу независимости;

• Грузия объявила о своей независимости, а все остальные республики настаивают на относительно больших полномочиях местной власти;

• бастующие шахтеры настаивают в своих требованиях не только на экономических приобретениях, но также на структурно-экономических и политических переменах. Их призыв ныне получает отклик в других отраслях промышленности;

• планово-централизованная экономика потерпела необратимый крах и сменяется хаотическим набором бартерных сделок на местном и республиканском уровнях, слабо напоминающим рынок, но без складывания его в сколь-либо отчетливую систему;

• неоднократные заверения центра о контроле над общегосударственным телевидением не задушили рождение новых радио- и телекомпаний и примерно 800 новых независимых газет, которые и восполняют недосказанное в новостях;

• Коммунистическая партия Советского Союза (КПСС) распадается как регионально, так и идеологически. Находящиеся пока в зачаточном состоянии и тем не менее растущая система новых партий набирает силы.

2. Оказавшись в средоточии этого хаоса, Горбачев из пламенного реформатора превратился в консолидатора. Поступающие непрерывным потоком разведсообщения и публичные заявления свидетельствуют, что Горбачев выбрал этот курс как в силу своего собственного политического кредо, так и в результате давления на него прочих традиционалистов, которые желали бы от него применения куда более крутых агрессивных мер. Его попытки сохранить существо управляемого из центра Союза, руководство Коммунистической партии и планово-централизованную экономику без широкого использования силы, толкнули его к тактическим уловкам, которые не решают основополагающих проблем и препятствуют, хотя и не могут остановить, складыванию новой системы;

Всесоюзный референдум с его расплывчато сформулированным вопросом обещает быть блистательной пустышкой и не оказывает никакого влияния на переговоры о новом союзном договоре;

• недавно оглашенная антикризисная программа по содержанию не более чем один из многочисленных экономических планов правительства и подобно своим предшественникам содержит обещание реформ, следующих за программой стабилизации, которая не будет работать;

• в своих успешных усилиях оказывать доминирующее влияние на работу Верховного Совета СССР Горбачев раздул этот орган, превратив его в многочисленную группу с разнородным членством. Такой ход подорвал роль этого общественного института, призванного согласно первоначальному замыслу в качестве органа, объединяющего представителей Союза и республик, стать форумом, на котором выплескивались бы и улаживались споры.

Следствием политических зигзагов и провалов Горбачева стало падение доверия к нему почти что до нулевой отметки. Даже некоторые из его ближайших, только что приобретенных коллег-традиционалистов дистанцируются от него […].

3. Горбачев действительно оказался перед драматическим выбором в своих усилиях вывести СССР за рамки старой, обанкротившейся и косной системы. Его уловки несомненно помогали ему удержаться у власти и изменили эту систему необратимым образом, но они в то же время продлевали и утяжеляли агонию перехода к новой системе и означали политический пат во всеобщем уравнении сил:

• экономика вошла в штопор без перспектив на выход из него, и только счастливое стечение обстоятельств способно предотвратить сокращение валового национального продукта (ВНП) на двузначную цифру;

• инфляция в конце прошлого года оставила 20 %, а в этом будет по крайней мере в два раза больше;

• сохранившаяся привычка решать проблемы исключительно по принципу „сверху — вниз“, особенно в отношении республик, породила войну законов между разными уровнями власти и создала в дополнение к экономической неразберихе неразбериху законодательную.

4. В этой ситуации нарастающего хаоса значительно увеличилась возможность событий взрывного характера:

• общественное недовольство ухудшением экономических условий жизни способно привести к беспорядкам или широкомасштабным стачкам, в особенности в оказавшихся в последнее время в проигрышном положении промышленных центрах союзных республик с их многочисленным рабочим населением;

• неудачный маневр центральных властей, типа насильственной январской акции в Вильнюсе, могут дать новые импульсы антиправительственным силам, способным привлечь на свою сторону симпатии Запада;

• Горбачев, Ельцин и другие менее известные, но все же значительные лица могут умереть по причине колоссальной напряженности своего труда или быть преднамеренно убиты, что способно вызвать непредсказуемые последствия;

• где-то может появится новый влиятельный лидер или даже несколько, как это произошло в Польше с Валенсой или Ландсбергисом в Литве, и они начнут делать историю;

• вожди реакции, в союзе с Горбачевым или без него, могут прийти к выводу о том, что у них остался последний шанс, и они начнут действовать под флагом защиты законности и правопорядка.

5. Из всех возможных вариантов взрывного развития событий особенно роковой оказалась бы попытка реставрировать открытую диктатуру, ибо это сопровождалось бы стремлением к отказу от только что обретенных свобод и неизбежной долговременной дестабилизации обстановки. К сожалению, подготовка к введению диктаторского правления уже началась в двух направлениях:

1) Горбачев может не желать такого поворота событий, но сам увеличивает вероятность серией своих персональных назначений, своим отчуждением от реформаторов и соответственно поиском опоры у традиционалистов, которых он тем самым усиливает, а также своими попытками править посредством указов, которые не работают, зато подбрасывают мысль о введении диктатуры для их реализации.

2) Более угрожающим представляется, что верхушка армии, МВД и КГБ осуществляет приготовления для широкого использования силы в политической жизни:

а) выступлениями, статьями и заявлениями их многочисленных руководителей закладывается соответствующий психологический фундамент. Крючков осудил иностранное вмешательство и утверждал, что содействие военных в ряде случаев необходимо для восстановления внутреннего порядка. Ахромеев потребовал сильной руки. Язов дал публичные указания, позволяющие в случае надобности применять огнестрельное оружие для защиты военных объектов и памятников; признав, что командир Вильнюсского гарнизона действовал неподобающим образом, он отказался привлечь его к дисциплинарной ответственности за убийство невиновных гражданских лиц. Командующий сухопутными войсками Варенников на заседании Верховного Совета потребовал более жесткой политики в прибалтийских республиках, а ряд военачальников обращался к Горбачеву с петициями в пользу крутых мер либо требовал этого на массовых митингах.

б) Коммунистическая партия с санкции Горбачева делает все возможное для удержания своей ведущей и направляющей роли в Вооруженных Силах, обновляя свой фасад при сохранении структур Главного политического управления. На всеармейском уровне и ниже проводились партийные конференции, призванные институционализировать новые структуры. Они также почти наверняка использовались для пропаганды идеи сохранения любой ценой централизованного Союза.

Уже не первый день идет кампания за отставку или как минимум смещение ключевых постов демократически настроенных офицеров <…>

Развертывание в Москве 28 марта примерно 550 тыс. солдат и офицеров вооруженных сил и внутренних войск с участием КГБ прошло четко и организованно, и это свидетельствует о том, что командная структура для проведения таких операций уже создана.

Возможно, именно совокупность этих психологических и организационных приготовлений к использованию силы побудила Шеварднадзе повторно предостеречь о „грядущей диктатуре“.

6. Реакционеры все же преступят к действию — с Горбачевым или без него, — их первой мишенью на этот раз станут Борис Ельцин и российские демократы;

• Ельцин — единственный лидер, пользующийся массовой симпатией и поддержкой как в своей собственной республики и, что важнее всего, — на Украине;

• он постепенно и с большими трудностями толкает движение России к автономии;

• те, кто хочет сохранить управляемый из центра Союз, понимают, что не добьются своего, если Россия ускользнет из-под их контроля.

Любая попытка восстановления открытой диктатуры начнется в Москве с ареста или убийства Ельцина и других демократических лидеров, таких как мэр Попов и его заместитель Станкевич, захвата всех средств массовой информации и восстановления цензуры при одновременном запрете собраний, подкрепляемым демонстрацией силы устрашения. Будет создан Комитет национального спасения — возможно под не менее одиозным именем, — который объявит о своем намерении спасти Отечество посредством суровых, но временных мер, призванных проложить путь демократии и экономическим реформам.

8. Долговременные перспективы такого предприятия невелики и даже их кратковременный успех далеко не гарантирован;

• число воинских подразделений, на которых можно положиться при проведении репрессий, ограничено;

• будет трудно сохранить сплоченность участвующих в акции сил, если, что вполне вероятно, демократы откажутся безропотно отступить;

• любая акция против Ельцина искрой всколыхнет активность в других местах, и тогда силы госбезопасности и армии окажутся слишком растянуты при попытке установить контроль над другими российскими городами.

Даже если путч в России удастся, ряд других республик воспользуется неразберихой в собственных целях. Если путч не провалится немедленно, предпринятая попытка восстановить авторитаризм потерпит неудачу спустя несколько лет. Его предполагаемым лидерам недостает какой-либо конструктивной программы, кроме того, у них не окажется в распоряжении ни экономических ресурсов, ни политической сметки, необходимой для установления диктатуры. Скорее всего, повторится опыт введения военного положения в Польше с дополнительным элементом в виде отделения республик, но почти наверняка с большим кровопролитием и большим экономическим ущербом.

10. Даже путч скорее всего не сможет предотвратить выход плюралистических сил на доминирующие позиции уже до конца этого десятилетия. Эти силы притупляют натиск центра и укрепляются у региональных рычагов власти, в то время как силы традиционалистов, все еще контролирующие правительство и центральные учреждения, все более дискредитируют себя из-за отсутствия у них жизнеспособной, устремленной в будущее программы <…>

11. Такой медленный прогресс плюралистических сил, однако, ставит их на несколько лет перед угрозой путча и разочарования общественности в них из-за неспособности добиться быстрых улучшений. Понимая это, они, по всей вероятности, должны усилить натиск для достижения прорыва, подразумевающего в первую очередь подписание союзного договора, дающего республикам весомое слово в определении политики центра. Возможно, это им удастся. Даже сам Горбачев еще окончательно не потерян для их дела. Столкнувшись лицом к лицу с выбором: перейти окончательно и бесповоротно в лагерь традиционалистов, ненавидящих его и не разделяющих его предубеждения против использования неприкрытой силы, или снова связать себя с реформаторами, он все еще может избрать второй путь. Несмотря на всю политику оборонительных репрессий, центральная власть в то же самое время терпит или даже инициирует некоторые меры, которые могут создать основу реформаторских усилий:

• принят ряд законов, необходимых для формирования рыночной системы;

• референт Горбачева Шахназаров и Ельцин имели беседу о желательности проведения общенационального „круглого стола“, хотя декларированные ими цели сильно разнятся;

• союзное и российское правительства так или иначе формируют, хотя и чрезвычайно медленно, механизм урегулирования разногласий и разделения обязанностей по отношению к вооруженным силам и КГБ, в первую очередь через возглавляемый генерал-полковником Кобецом российский Комитет по обороне и безопасности.

Аналогичным образом была создана объединенная коллегия республиканских министров иностранных дел под председательством министра иностранных дел СССР:

• начались переговоры с прибалтийскими республиками, хотя и вновь с большими сложностями и с абсолютно разнящимися конечными целями каждой из сторон.

До сих пор эти разноплановые акции не имели оперативной значимости и не будут ее иметь, если центральная власть станет упорствовать в своих нынешних политических устремлениях. Но если бы она проявила желание сменить свой политический курс, эти акции создали бы потенциал для выхода из нынешнего тупика.

12. Реформаторы скорее всего не упустят ни одного такого продвижения с тем, чтобы затруднить переход к активизации репрессий, а затем попробовать добиться в стратегическом плане прорыва. С Горбачевым или нет, с путчем или без путча, что наиболее вероятной перспективой является до конца десятилетия, если не раньше трансформация Советского Союза в несколько независимых государств и конфедерацию оставшихся республик, включая в себя Россию. Эта конфедерация будет обладать размерами, экономическими ресурсами и накопленными производственными мощностями, достаточными для того, чтобы оставаться первостепенной военной державой, но децентрализация устройства будет удерживать ее от возобновления милитаристской, агрессивной политики прежних лет.

13. Текущая ситуация в СССР и неоднозначность ее ближайшей эволюции ставит нас перед тремя возможными вариантами развития событий в течение следующего года:

а) сохранение нынешней патовой ситуации, а значит, и стоящей перед Западом дилеммы оптимального баланса отношений с различными противоборствующими силами. Эта дилемма может стать еще острее по мере активизации борьбы и более быстрого вхождения экономики в штопор. Социальные взрывы наподобие нынешней шахтерской забастовки и вспышки страстей в Белоруссии могут в любой момент перевести ситуацию в русло открытого насилия или военного положения. Даже если дело не дойдет до этого, экономика СССР будет все более продвигаться к упадку, а выдохшийся Горбачев умножит свои призывы о помощи Западу. Хотя СССР еще мог бы попытаться предпринять какие-нибудь новые международные инициативы, например, на Ближнем Востоке и в области контроля над вооружениями, рост внутренней нестабильности сильно уменьшает его дипломатическое влияние и, вероятно, воспрепятствует эффективному продвижению таких инициатив. Рост нестабильности в стране вызовет негативный эффект в Восточной Европе в виде свертывания экономического взаимодействия и неспособности сформировать новую основу для советско-восточноевропейских отношений;

б) попытка реставрации диктатуры, которая означала бы для Запада повторения польских событий 1981 г., но, вероятнее всего, в более жестком и кровопролитном варианте. Страна по-прежнему останется в состоянии экономического паралича. Новый режим даст заверения в сохранении сотрудничества с остальным миром и скорее всего продолжит вывод войск из Восточной Европы, пытаясь, возможно, вымогать еще больше, чем нынешний. На деле внешняя политика станет более агрессивной, но такой Советский Союз не сможет восстановить ни свое прежнее глобальное влияние, ни позиции в „третьем мире“. Возможны, однако, попытки резко увеличить торговлю оружием за наличную валюту, искать приобретений на Ближнем Востоке за счет США и плотно работать с „пятой колонной“ в Восточной Европе в попытке ниспровергать формирующиеся там демократии. Кое-кто в западной Европе станет доказывать, что этот внутренний откат достоин сожаления, но Горбачев или кто-то другой, взявший власть, по сути дела не будет иметь иного выбора, кроме как восстановить порядок, и что лучший путь повлиять на ситуацию (и как-то спасти вложенные в страну западные инвестиции и кредиты) — продолжить сотрудничество вкупе с символическими жестами неодобрения. Если только репрессии не перехлестнут по жестокости события на площади Таньанмынь, достижение Западом консенсуса как в интерпретации событий, так и в принятии ответных мер будет чрезвычайно маловероятным; ускоренный прорыв плюралистических сил создаст наилучшие перспективы для внутренней и внешней стабильности, основанной на договоренности в духе сотрудничества. Но эта победа плюрализма принесет и свои проблемы. Способность плюралистических сил к эффективному управлению проблематична и не может быть гарантом еще долго, возможно, на протяжении жизни целого поколения. Национальная проблема не разрешима в одночасье, а напряженность внутри республик и между ними сохранится при самой оптимальной политико-экономической системе. Некоторые из республик не будут управляться демократами, но все они станут претендовать на помощь со стороны США. Новые лидеры, оказавшись наверху в силу местной популярности, решительности и целеустремленности, не будут иметь опыта в международных делах и станут выдвигать преувеличенные задачи и требования, что уже происходит с некоторыми из них. Несмотря на эти трудности и скорее всего затяжной процесс внутренней и внешней адаптации к новым правилам поведения, этот прорыв, в особенности если он произойдет в славянском ядре, предложил бы наилучшую перспективу для примирения между Востоком и Западом, аналогичную тем, что привела франко-германские отношения к их нынешнему состоянию».

[5.17.СС.114–119].

Приложение № 8

У нас немало людей в искусстве, чья слава, надутая и сконструированная лживой плановой прессой, делает их смешными и жалкими тенями политической декорации. Если западный литературный герой идет к одной цели — к богатству, удовольствию, счастью денежного могущества, то герои Толстого и Достоевского и почти всей русской литературы по сути равнодушны к этому благу, и мещанину западному они могут показаться наивными простаками.

ГЕРОЯМ НАШИМ нужен целый мир: добро, справедливость, правда, любовь, верность, то есть беспредельное, пока существуют воображение, мысль, мечта и память. Открывается ли смысл жизни человеку, нашедшему самородок золота? Воображение и золото освобождают и порабощают нас. Только это совершенно разное и освобождение, и порабощение. Зыбкость западно-американской доктрины — это углубляющийся кризис глобализации, уже не подвластный ни воле, ни разумению сверххищного толка правителей, а подвластный враждебной всему человечеству дикой стихии. Есть ли какой-либо смысл в уничтожении тысячами ракет и бомб не самого преступника, а природой созданной афганистанской земли и ее народа? Возмездие? Мщение? Зуб за зуб? Наказание? Смешно наказывать преступника, который не найден, не схвачен, лишь мстительным воображением Америки определен преступником, и это бессильное и провокационное воображение возбудило, как страшная эпидемия, американский народ и подчиненную Америке Европу ежедневными инъекциями прессы и телевидения.

Дело здесь не только в политике, не только в горечи краха своей мифической неприкосновенности. Я непоколебимо убежден, что малообразованные американцы любят отблеск своей «несгибаемой» личности в мировых зеркалах, в общем-то, примитивную и заимствованную мечту о самих себе как о богоизбранном народе.

Каждый народ выбирает свою дорогу к небу. Американцы считают, что их дорога к небу отмеряется смертельно-вкрадчивым шорохом бескрылых ракет, грохотом разрывов, плачем детей и женщин, парадами военной силы и безнаказанности; пожалуй, нет такого кусочка земли, где не взвизгнула бы англосаксонская пуля и не разорвался бы американский снаряд, кровью утверждая «мировую демократию». Конечно, не вся Америка переполнена дебилами, но именно Америкой сделан выбор, — какой когда-то был сделан нацистской Германией: сила выше права — патологическая доктрина господства над миром и изобилия для «золотого миллиарда», которая в реальности — последнее обещание земных негодяев. Ни на секунду не могу представить, чтобы политик, лишенный здравомыслия, стоял на позиции, полезной духу народному. Неограниченная чванливая сила, невежество и зло никогда не согласятся считать себя побежденными, покуда гибельная угроза конца не заглянет им в зрачки.

Среди множества политиков разумение, терпение и чувство собственного достоинства всегда оставались в меньшинстве, так же как и достоинство своего Отечества. Если философ неизлечим от болезни, которая называется «мысль», пытающаяся объяснить мироустройство, если писатель и художник постоянно живут в «образе» и хорошие книги и их герои совершают благие поступки, то политики одевают свои слова в роскошные смокинги, выпячивают грудь, вроде бы защищая в беде всех, кто обездолен, делают сладкие глаза, гладя в школах по головкам детей и раздавая конфеты. В то же время неизлечимой болезнью властолюбия, заискиванием перед сильными мира сего они еще ни разу не остановили кровопролития ни в одной из современных войн, оправдывая трусость и собственное безволие благопристойным гуманизмом и правами человека. «А был ли мальчик-то?» А может, бен Ладен не существует, а придуман политиками, и другой «бен Ладен» ходит по земле и совершает чудовищные преступления?

Чтобы не прослыть мизантропом, я должен бы со всей неистовостью хвалить народ, или, как его сейчас стали называть, народонаселение, его ум, бесстрашие, доброту, самоотверженность, мужество, его незабвенное прошлое, его славу. Прошлое же невозвратимо. Реально человеку принадлежит только настоящее. И все-таки порой я испытываю тихую радость, вспоминая тебя, милая моя Россия. И все, что было связано с нашей молодостью и тобой после великой войны. За последние пятнадцать лет мою родину «благочестивые демократы» предали и продали три раза, извратив добрые истины, растлив молодежь, разрушив школы, превратив детские сады в пустыри, а голодные города в туберкулезные очаги; в стране миллионы потерявших свою профессию, миллионы беспризорных, полчища проституток, насильников, грабителей, убийц… и миллионы доверчивых «наивняков»… Боже милостивый, не сделай их большими простофилями, чем они есть! За пятнадцать лет в России возник новый вид обывателя, новая его ветвь, давно взращенная в разных формах и вариантах на земле Соединенных Штатов. То есть человек тонет, захлебывается в заботах, в долгах жестокой денежной повседневности, в фантазиях о вкусном куске, комфорте и удовольствии; и его охватывает дрожь, окатывает холодным потом, когда мысль то и дело возвращается к пустеющему кошельку. Тогда он ничто. Тогда он отчаяние. Но он заколдован ложной надеждой, внушенной дьявольским лукавством властей.

Главное: мне не сегодня стало ясно, что у нас отобрали то, что мы сами отдали, что поменявшие кожу растворены в покорности, не способны к самозащите. Нет, не благоразумие, а малодушие и слабость околдовывают нас мазохистским рабством. Нас истязают ложью и пошлостью, унижают, грабят, произнося медовые слова о демократии, а мы, бедные, вконец отупевшие, самозабвенно шепчем: «Как сладостно быть свободным и не ходить на собрания в домоуправление!»

Впрочем, деятельность нынешнего правительства не может быть подвержена никакому сомнению. Оно, правительство, в поте лица работает на благоденствие, оборону и науку страны, что вызывает радостное уважение россиян и рукоплескания любимых заграничных друзей, желающих нам несокрушимой мощи и процветания. Трудно объяснить, но кто-то, наверное, хорошо знает, почему каким-то скоростным волшебным действом исчез из космического пространства шедевр российской науки — подзвездная станция «Мир», приговоренный к затоплению в безбрежных водах океана; или — как, почему, отчего и каким образом погибла лучшая из мировых подлодок «Курск»; или почему мы так спешно разоружили свою армию и так великодушно пожурили американцев, с достаточной наглостью вышедших из ПРО: «Это ошибка»; и почему с такой услужливостью уменьшаем количество боеголовок; или почему мы отказались от разведывательного комплекса на Кубе и военной базы во Вьетнаме. Однако бравые генералы бодро и твердо объяснили россиянам, что, мол, на доллары, полученные за отданные объекты, мы купим разведывательные спутники и «разные другие вещи» — и все будет в порядке.

«Надейся на лучшее, но рассчитывай на худшее» — должно быть, эта пришедшая мне в голову формула может служить каким-то сомнительным ответом. Но придет ли избавление от несуразных прелестей нашей действительности? В выгребных ямах утонули добродетели, и неистовствует вакханалия так называемого американского кинематографа со своим сексом, умственным развратом, грязным растлением душ, порождающим патологию мысли, уродства факта и слова, поощряющие звериные инстинкты, все способы надругательства и убийств. Как будто мы все разговариваем на кладбище жизни, а лица еще живущих героев напоминают лица людей, которые забыли умереть или умрут через минуту. Так что же основа человеческого существования? Дикие нравы, кровь, насилие, жестокие извращения, страх? Да, это так, и они полностью отравили и разъели американское общество, ревущее о свободе и демократии, как дикие ослы в пустыне. И Россия вступила в неблагополучный и уже ржавеющий XXI век. Официальная демагогия, тошнотворное бесстыдство непристойностей гуляют по нашей земле. Мы знаем, что терпение — замечательное русское качество, но в тумане лжи и умопомрачения как бы забыли, что жизнь человеческая чрезвычайно коротка, чтобы терпеть бесконечно.

Библия — «божественный шифр», и события библейские передают то, что ученые называют «событиями языка», доступными нам через чудесный дар Божий, через слово, которым мы выражаем мысли о человеке, очеловечивая его. В 20-х годах новаторы в языковедении мечтали обрести себя новыми через новый язык. Им мнилось, что новое слово откроет истину и освежит нацию. Но это значит — потерять себя, свою национальность, обрубить корни собственной цивилизации, объединенной одним языком в родственную общность. Без русского языка нет русской нации. Между тем происходит подмена старых названий и понятий: саммит, альянс, холдинг, консенсус и т. д. А красивенькие пришельцы из возлюбленной нами «заграницы» несметными полчищами захватили нашу прессу и телевидение, вызывая восторг неграмотных журналистов. Впрочем, в наших паспортах мы теперь «некто», люди без национальности. Россия без русских — это, надо думать, уже не Россия. Исчезает язык — растворяется культура, о которой американская «Nation» признавалась несколько лет назад: «В настоящее время из всех национальных литератур мира русская литература величайшая».

В некоторых странах писателей (а их большинство) литературоведы называют «горцами», то есть созерцающими жизнь как вид с горы; «пловцами» же называют художников, ныряющих в океан многослойной жизни, в тайные глубины сознания.

Умнейшие люди России, евразийцы, всегда понимали, как великолепно чувствовала бы себя Европа, превратив русскую цивилизацию в культуру третьего сорта, обезличенную, отравленную, потерявшую свою духовность, своеобразие, честность, всю неповторимую яркость российских черт, особенностей пейзажа, воздуха, неба… И как приятно было бы в XXI веке, разрушив посредством глобализации культуры всех народов земли, поставить на трон одну, американо-европейскую масс-культуру, или, как ее называют «интеллектуалы», общечеловеческую.

Антинациональная монархия Петра расколола три века назад национальное единство России и стала насаждать романо-германскую культуру, не сумев, однако, полностью задушить русское начало, русский язык, русские традиции. Как это ни печально, многие «демократы», поклонники заемной цивилизации, до сих пор лежат лицом вниз в ароматах чужестранной канавы и не видят негаснущих звезд в вечном над Россией небе.

ДА, МЫ ЖИВЕМ в России. Но это уже не Россия наших отцов, сделавших ее непокорной и мощной, а искривленное ее отражение в «комнате смеха». Смеяться над собой не так уж грешно в комедиях, наш же смех похож на рыдания. Экономист Шмелев считает, что «в целом XX век был для России веком регресса: за один век она пережила восемь войн, шесть революций. С 1914 года в России вымерло 3 поколения. Генофонд мы уже потеряли». Добавлю, что скандинавские народы, не потерявшие генофонд, преспокойно существующие (Швеция 300 лет не воевала), хорошо питающиеся, что полезно для интеллекта, стали в XX веке выше ростом на два-три сантиметра, но в то же время отличились перед миром не великими открытиями в науке и культуре, а первыми местами по преступности, убийствам и самоубийствам.

Между тем происходят более опасные процессы в человечестве, в том числе в России, происходят перемены в душах людей, исчезают лучшие качества: дух нравственности, любовь, мужество, самоотверженность, товарищество, верность, честь.

Все эти признаки человечности уменьшаются с каждым годом как шагреневая кожа. Человечество катастрофически поглупело, очерствело и одичало не потому лишь, что утрачивает генофонд, а потому, что, обретя космическую силу и власть гигантской гордыни, потеряло трезвое отношение к себе и в конце концов предало себя как мыслящее существо, обладающее разумением, чувством самосохранения, умеренности, милосердия, братства.

Что ж, прошла эпоха гениев, наступила эпоха дураков.

Я не только согласен с этим определением Сталина, я чувствую эту эпоху везде: в политике, в искусстве, в бытовых взаимоотношениях, в отсутствии добропорядочности, в любви, доведенной до скотства.

Прошла эпоха гуманизма, наступила эпоха респектабельных каннибалов, изощренной жестокости и крылатых ракет. У современных политиков хватает ума, коварства, лжи и мистификаций вести игру с народом, разрешая ему критически высказываться, как это позволялось и властителями в Древнем Риме, зная, что рабы сделать ничего не могу. Но игра власть имущих имеет цель: всемирная глобализация, мировое господство и благоденствие «золотого миллиарда». Глобализация — это пять миллиардов из шести, населяющих землю; голодные рабы, бомжи, как принято сейчас говорить; отдельные же государства будут низведены до бесправия колоний. Какой страшный круг в истории мечтают совершить глобалисты!.. Сладкие их сны напоминают первоначальный план «Ост», разработанный в Германии Розенбергом. План этот, наверное, был бы реализован фашизмом, если бы его не сокрушила Россия. Не стоит сильно сомневаться, что после победы над Советским Союзом с его неисчислимыми ресурсами гитлеровцы без особого перенапряжения овладели бы Великобританией и Соединенными Штатами, ибо имели сильнейшую армию, несравнимую с американской по воинскому духу.

План «Ост» рухнул. План глобализации, тоже рассчитанный на всемирное господство, едва ли будет принят малыми и большими государствами с распростертыми объятиями. Ведь всему человечеству будет предоставлена единая возможность — вздрагивать от грозных или фальшиво ласковых команд со стороны Соединенных Штатов.

И что же? Экономика или политика правит миром? Кто занимает командные высоты и дает целеуказания в жизни нашей?

Но своих политиков выбираем мы, и в главных наших бедах надо беспощадно обвинять себя, собственную леность думать, инертность и инфантильную наивность мышления, безнадежную надежду на «кривую», которая вывезет — и, даст Бог, заживем. Сладко заживем.

Народ перестал уважать себя, вернее, он робеет заставить власть имущих уважать его человеческие права. Он страшится выказывать протест «вождям», их заискиванию перед Западом, и становится не по себе, когда начинает казаться, что часть народа заражена порчей. Эта часть стала завистливой, недоброй, пропитанной желаниями беззаботной жизни, легкого богатства, удовольствии, которые ежедневно показывают, наподобие елочных игрушек, с экранов телевизоров. Эта часть развращена сексуальными зрелищами американского и русского образца, ее не трогают чужие беды, чужая боль, чужое несчастье; женщины потеряли стыд, вошло в норму «низвержение» интимного белья, но обнаженные тела не вызывают естественную чувственность, а вызывают едкий смешок жрецов аномалий.

Еще с войны я помню тевтонскую жестокость немцев. И я знаю, что гнев русских напоминает отлив и прилив. Отлив, как в океане, — беззвучен; прилив — это шум, грохот, неистовство.

Я не представляю своей жизни без России, но сейчас моя Родина стала как будто незнакомой мне, она унизительно находится в состоянии отлива. Мозг наш — словно бы в состоянии комы, а сердце продолжает биться. Вот что такое современный русский гнев. Потухший гнев правды уничтожает энергию жизни. И это смертельно опасно.

Разум дал человеку возможность выбирать. Или оккупация сытомещанских политических лицедеев и рыночных воротил, властолюбивых и жадных к добру народному? Или Великая Россия — самостоятельная, гордая, свободная, с высочайшей в мире культурой?

Я не признаю романтический консерватизм, вместе с тем я не отрицаю одного из эсхатологических положений во взгляде на историю, которая представляется мне движением перехода от цветущей сложности к упрощению, усреднению и, в конце концов, угасанию.

Россия, моя любимая Россия, обманутая, ограбленная, потрясенная несправедливостью, которая началась с несправедливости, она, Россия, в болезнях и ранах, присела на свои развалины сбоку кривой тропинки перед дышащим ледяным холодом наступившего XXI века, почти в беспамятстве пытаясь понять, как ей жить дальше и ради чего.

И все-таки, если еще не угасла искра надежды, удваивающей силы, не вытоптана скорбью русская земля до холодного пепла, если в унынии не утрачены энергия движения и жажда естественной жизни, тогда даже терпящий крушение корабль усилием всей команды достигнет спасительного берега — и зажжется в наших душах чувство освежающей радости.

Юрий Бондарев

[5.18.С.2].

Иллюстрации

Сталин был одним из крупнейших геополитиков XX века, сумевшим вывести СССР на уровень сверхдержавы, задающей тон всей мировой политике.

После смерти Сталина во внутренней и внешней геополитике СССР произошли значительные изменения, и Советский Союз вступил в эпоху своего заката.

Самый популярный Президент США Франклин Делано Рузвельт незадолго до своей скоропостижной кончины 12 апреля 1945 г. в Уорм-Спрингсе. Снимок сделан 19 ноября 1944 г.

Президент США Ф. Д. Рузвельт и Премьер-министр Великобритании У. Черчилль на борту американского корабля «Августа», где 18 августа 1941 г. была подписана «Атлантическая хартия», заложившая основы послевоенного мироустройства.

5 июня 1947 г. Госсекретарь США Джордж Маршалл выступил в Гарвардском университете с программной речью, которая стала исходным пунктом осуществления комплекса экономических и политических мер, известных под названием «план Маршалла». В период с 1948 по 1952 г. план Маршалла являлся стержнем всей европейской политики США, способствовал продолжению реализации целей, заложенных в доктрине Трумэна, и в итоге стал концептуальной и практической подготовкой к осуществлению плана и созданию в 1949 г. НАТО. В долгосрочной перспективе все эти цели сводились к достижению победы в «холодной войне» и завоеванию мирового лидерства. Таким образом, план Маршалла наряду с другими внешнеполитическими программами периода «холодной войны» представлял собой реальный инструмент Соединенных Штатов в противостоянии с Советским Союзом и строительстве «Pax-Americana».

Инициаторы создания Института углубленных русских исследований им. Кеннана-старшего в Вашингтоне — Джордж Кеннан-младший (справа) и Джеймс Биллингтон (слева). 1980 г. В феврале 1946 года, работая в посольстве США в Москве, Джордж Кеннан в телеграмме в Вашингтон изложил основные принципы политики «сдерживания» (см. Приложение № 1), которая заключалась в жестком и последовательном реагировании на каждую попытку СССР расширить сферу своего влияния.

Первое здание штаб-квартиры RAND Corporation в г. Санта-Моника, штат Калифорния.

Аллен Даллес прославился прежде всего своими знаменитыми «Тезисами» (или, как по-другому их называют, «Планом Даллеса», хотя под «Планом Даллеса» все же следует понимать Директиву Совета Национальной Безопасности США NSC № 20/1 от 18 августа 1948 года, см. Приложение № 8), в которых была сформулирована политика в отношении СССР и где, в частности, прозвучали и такие слова:

«Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу — все это мы будем ловко и незаметно культивировать, все это расцветет махровым цветом…

И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества. Будем выбрасывать духовные корни большевизма, опошлять и уничтожать основы духовной нравственности. Мы будем расшатывать таким образом поколение за поколением, вытравлять этот ленинский фанатизм. Будем браться за людей с детских, юношеских лет, главную ставку будем делать на молодежь, станем разлагать, развращать, растлевать ее. Мы сделаем из них циников, пошляков, космополитов».

12 марта 1947 г. Президент США Гарри Трумэн провозгласил новую внешнеполитическую доктрину США, которая выражалась в экономической, финансовой и военной помощи некоммуннистическим, в том числе антидемократическим, режимам. В отличие от «доктрины Монро», на которую ссылался Трумэн как на источник, «доктрина Трумэна» предусматривала примущественно активное или агрессивное вмешательство в дела других стран, если это будет выгодно США. 22 мая 1947 г. «доктрина Трумэна» вступила в силу, положив, таким образом, начало эпохе «холодной войны».

Г. Киссинджер выступал в качестве консультанта Координационного совета (1955-1956) и Группы оценки систем оружия при Объединенном комитете начальников штабов (1955—1960). Работал в Совете национальной безопасности (1961-1963), Агентстве по контролю над вооружениями и разоружению (1961-1967) и государственном департаменте (1965-1967). С 1959 по 1969 г. возглавлял Гарвардскую программу оборонных исследований. Киссинджер разработал идею «гибкого реагирования», включавшую возможное применение тактического ядерного оружия. Публикации конца 1950-х гг. создали Киссинджеру репутацию последовательного антикоммуниста, с подозрением относящегося к перспективам разрядки.

По словам Д. Ф. Устинова, «ни один враг не принес столько бед, сколько принес нам Н. С. Хрущев своей политикой в отношении прошлого нашей партии и государства, а также в отношении Сталина». При Хрущеве произошла первая сдача геостратегических Позиций СССР. Под видом разоружения было проведено сокращение армии и специалистов, произведены многочисленные разрушения в народном хозяйстве, но, главное, была заложено политика «абсурда», так и не преодоленная в брежневскую эпоху.

Фрэнсис Фукуяма — старший научный сотрудник RAND Corporation, автор теории о «конце истории», излагающей следующую версию исторического процесса. Человечество от темной эпохи «закона силы», «мракобесия» и «нерационального менеджирования социальной реальности» двигалось к наиболее разумному и логичному строю, воплотившемуся в капитализме, современной западной цивилизации, рыночной экономике и либерально-демократической идеологии. История и ее развитие длились только за счет нерациональных факторов, которые постепенно уступали место законам разума, общего денежного эквивалента всех ценностей и т. д. Падение СССР ознаменовало собой падение последнего бастиона «иррационализма». С этим связано окончание Истории и начало особого планетарного существования, которое будет проходить под знаком Рынка и Демократии, призванных объединить мир в слаженную рационально функционирующую машину.

Кондолиза Райс — бакалавр политических наук Университета Денвера, магистр Университета Нотр-Дам (Индиана), доктор Школы Международных исследований Университета Денвера. Владеет русским в совершенстве. С 1981 г. — научный сотрудник Программы сокращения вооружений и разоружения Гуверовского института, с 1986 г. работала в СМО (Совет по международным отношениям), одновременно помощником директора Департамента проблем ядерного стратегического планирования Комитета начальников штабов, с 1989 г. — в СНБ США специальным помощником Президента по национальной безопасности и директором отдела по проблемам СССР и Восточной Европы. Член СМО, член Совета директоров нефтяной кампании «Шеврон», член Международного совета банка «Дж. П. Морган». С 2001 г. — помощник Президента США по национальной безопасности.

Хрущев С. Н. Один из американских советологов. Сын Н. С. Хрущева. В советском прошлом был специалистом по созданию ракет. С начала 1992 г. работает в Центре внешнеполитических исследований Браунского университета (г. Провиденс, штат Род-Айленд) в качестве научного работника в проекте «Альтернативные пути развития постсоветских государств».

Збигнев Бжезинский — главный идеолог сегодняшней внешней политики США. В 1961-1967 гг. — член Совета планирования политики Госдепартамента США, в 1967-1968 гг. — консультант госдепартамента США, в 1973-1976 гг. — директор созданной им вместе с Дэвидом Рокфеллером Трехсторонней комиссии. После 1981 г. Бжезинский — крупнейший эксперт в США по внешней политике и отношениям с СССР и Россией.

В своей программной книге «Великая шахматная доска» (1997), посвященной геополитике США в XXI веке, Бжезинский, в частности, много внимания уделил Украине: «Все большая склонность США, особенно к 1994 году, придать высокий приоритет американо-украинским отношениям и помочь Украине сохранить свою недавно обретенную национальную свободу рассматривалась многими в Москве — и даже „прозападниками“ — как политика, нацеленная на жизненно важные для России интересы, связанные с возвращением Украины в конечном счете в общий загон». США, таким образом, действуют по принципу «разделяй и властвуй»: США являются единственной сверхдержавой в мире, империей, и «великие обязанности имперской геостратегии заключаются в предотвращении сговора между вассалами… сохранении покорности подчиненных… и недопущении объединения варваров» (т. е. Украины и России).

В отношении будущего России Бжезинский пишет: «Какой должна быть Россия, чтобы соответствовать интересам Америки, и что и как должна Америка для этого сделать?» Ответу на этот вопрос автор посвящает специальную главу, называя Россию «черной дырой». Одну из самых главных задач Бжезинский формулирует так: «Не допустить вновь возрождения евразийской империи, способной помешать американской геостратегической цели формирования более крупной евроатлантической системы, с которой в будущем Россия могла бы быть прочно и надежно связана».

Так видится Бжезинскому ядро будущей Европы к 2010 г.

«План Розенберга» (план раздела Советского Союза, разработанный Альфредом Розенбергом). Переведенная на английский язык американская копия, снятая с документов Третьего рейха и хранящаяся в Библиотеке Конгресса США. В советской печати карта впервые опубликована Л. Корявиным («Известия», 3 мая 1990 года). Предназначавшийся для дальнейшего исторического проживания русского народа ареал («Московия») изображен на карте черным пятном. Как видим, «черная дыра» — введенная З. Бжезинским метафора для обозначения постсоветской России, — имеет вполне реальный, а отнюдь не условный прообраз.

Если же обратиться к еще более раннему периоду истории, то можно обнаружить те же планы раздела России, опять-таки разработанные американцами. Речь идет о так называемом «Плане Антанты», который был принят на совещании в Париже 23 декабря 1917 года и обнародован президентом США Вудро Вильсоном в канун 1918 года. План предусматривал раздел России на сферы влияния и носил название «Условия конвенции». (Опубликован журналом «Российский обозреватель», 1995, № 1). Перепечатан газетой «Правда» 20 сентября 1995 года.

В начале 90-х гг. XX века в американской печати появились карты США с изображением 7 новых американских штатов, расположенных на территории Западной и Восточной Сибири, Якутии, Бурятии, Амурской области, Хабаровского и Приморского краев.

Вариантом того же «плана Антанты» можно считать на сей раз уже вполне серьезное предложение Бжезинского («Великая шахматная доска») о разделении РФ на три, связанных между собой по типу конфедерации части: Европейскую, Сибирскую, Дальневосточную.

Самый скандальный перебежчик на Запад, начальник Управления «К» ПГУ КГБ (внешняя контрразведка), генерал-майор, профессор О. Д. Калугин (второй справа) с агентом ЦРУ Кимом Филби (в центре). Штаб-квартира КГБ в Ясенево (г. Москва), 1976 г.

Председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин (справа) с дочерью Людмилой и зятем Д. М. Гвишиани. Академик Гвишиани с момента основания возглавлял Всесоюзный Институт системных исследований Государственного Комитета по науке и технике при Академии Наук СССР, который являлся чем-то вроде филиала «Трилатераля» в СССР.

Главный идеолог, или «серый кардинал» КПСС М. А. Суслов.

В аппарате ЦК Суслова называли «серым кардиналом». Как член Политбюро, отвечающий за вопросы идеологии, Суслов стоял на вершине пирамиды, состоящей из множества идеологических учреждений. В ЦК КПСС он контролировал деятельность таких отделов, как культуры, агитации и пропаганды, науки, школ и вузов, а также двух международных отделов. Суслов курировал Политуправление Советской Армии, отдел информации ЦК, выездную комиссию, отдел молодежных и общественных организаций. Под его руководством и контролем находились Министерство культуры СССР, Государственный комитет по делам издательств, полиграфии и книжной торговли, Государственный комитет по кинематографии, Гостелерадио, печать, цензура, ТАСС, Союз писателей СССР и другие творческие союзы: художников, архитекторов, журналистов, работников кинематографии, система партийного просвещения, общество «Знание», подготовка школьных учебников, научные институты по общественным наукам, отношения Советского государства с различными религиозными конфессиями и церковными организациями т. д.…

Суслов был похоронен с такими официальными почестями, с какими после марта 1953 года не хоронили в Москве ни одного из высших руководителей партии и государства.

Председатель КГБ СССР, генерал армии Ю. В. Андропов.

В целом под руководством Андропова КГБ СССР стал весьма противоречивой организацией. По воспоминаниям В. А. Казначеева: «Нельзя сказать, что работа КГБ была безупречной во времена руководства этим ведомством Юрия Владимировича. Были очень серьезные ошибки и недочеты как во внешней деятельности, так и внутриполитической…

Деятельность Андропова всегда носила характер максимального извлечения личной выгоды, завоевания наиболее влиятельных позиций. Он с удивительной ловкостью мог совмещать в себе внешний либерализм и внутреннюю жестокость. Множество русских молодежных организаций национального толка были истреблены, а их участники получили не символические сроки, как, например, прозападные правозащитники, а совершенно реальные, полновесные 10—15 лет…»

Другой задачей Ю. В. Андропова стало создание интеллектуального ядра, которое со временем могло бы стать главным «мозговым центром» будущих катаклизмов «внутри» системы.

Член Политбюро Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза, министр обороны Маршал Советского Союза Д. Ф. Устинов.

Скончался 20 декабря 1984 года в результате «острой сердечной недостаточности».

Член Центрального Комитета Коммунистической партии Чехословакии, министр национальной обороны генерал армии Дзур.

Скончался 15 января 1985 года в возрасте 66 лет в результате «сердечной недостаточности».

Член Политбюро Центрального Комитета Социалистической Единой Партии Германии, министр национальной обороны Германской Демократической Республики генерал армии Г. Гофман.

Скончался 2 декабря 1985 года в результате «острой сердечной недостаточности».

Член Центрального Комитета Венгерской Социалистической Рабочей Партии, министр обороны Венгерской Народной Республики генерал армии И. Олах.

Скоропостижно скончался 15 декабря 1985 года на 59-м году жизни в результате «сердечной недостаточности».

Визит М. С. Горбачева в Великобританию 5-7 апреля 1989 г. «Историческое» рукопожатие двух непримиримых геополитических противников в очередной раз символизировало отсчет гибели СССР с последующей планомерной сдачей позиций по всем направлениям. Фактически «холодная война» Советским Союзам была проиграна.

Р. М. Горбачева в политических решениях советского руководства играла важную, а порой и особую роль. Имея волевой характер и огромное влияние на высокопоставленного супруга, она нередко проводила те решения, которые считала необходимыми — от снятия и назначения руководящих лиц до влияния на политику страны в целом.

Э. А. Шеварднадзе проявил необоснованную уступчивость при объединении Германии и поспешном выводе советских войск. Эксперты считают, что за «германский пакет» можно было получить 100 млрд, долларов и списать все долги СССР. Также в результате соглашения о линии разграничения морских пространств СССР и США, подписанного в 1990 году госсекретарем США Дж. Бейкером и бывшим министром иностранных дел СССР Э. Шеварднадзе, к США отошел участок 200-мильной прибрежной зоны России в Беринговом и Чукотском морях. По приводимым МИДом РФ оценкам экспертов, совокупные потери российской рыболовной отрасли за 12 лет составили около 2,8 млн тонн рыбы на сумму свыше 1,4 млрд, доллара США.

Задачей главного идеолога «перестройки» А. Н. Яковлева являлось прежде всего продолжение «жречества» Суслова и идеологическое прикрытие действий Горбачева. В такой области открытой политики, как идеология, необходимо было найти, выдвинуть, обосновать, а после использования отбросить как ненужное массу штампов, которые должны на первом этапе легко «запасть» в головы миллионов, чтобы повести их в нужном направлении.

По данным, неоднократно опубликованным в ряде изданий, самые близкие сподвижники Горбачева, бывший главный идеолог КПСС А. Н. Яковлев и бывший член Политбюро ЦК КПСС, нынешний глава Грузии Э. А. Шеварднадзе до сих пор возглавляют самую влиятельную масонскую ложу в Российской Федерации — «Магистериум», российский аналог Трехсторонней комиссии и Бильдербергского клуба, созданный в 1992 г. (См. [5.19].)

Председатель КГБ СССР В. А. Крючков сыграл роковую роль в переориентации работы КГБ, подготовив таким образом развал самой могущественной спецслужбы мира. Его участие в ГКЧП поставило точку в этом развале, когда советская империя рухнула, а система безопасности самой великой державы подверглась необратимым разрушениям.

Командующий Воздушно-десантными войсками генерал-полковник П. С. Грачев сыграл двойную роль в ГКЧП, что позволило ему впоследствии стать министром обороны РФ.

Министр обороны, Маршал Советского Союза Д. Т. Язов, участник ГКЧП.

Министр внутренних дел СССР Б. К. Пуго покончил жизнь самоубийством при до конца не выясненных обстоятельствах.

Советник Президента СССР по военным вопросам Маршал Советского Союза С. Ф. Ахромеев покончил с собой при до конца не выясненных обстоятельствах.