Загадка Либастьяна, или происки богов

Глава 15. Ценная новость

— Где же ты летала, егоза? — подняв глаза от вышивки, философски поинтересовалась нянюшка, не так давно решившая, что возраст у нее не тот, чтобы день-деньской бегать вслед за легконогой принцессой по всему Лоуленду. Близился срок совершеннолетия юной богини — тринадцать, и после некоторых раздумий и переговоров с принцем Леймом, на уроки, в библиотеку и прогулки по замку Бэль начали отпускать без нянюшкиного конвоя. Так что девушке больше не приходилось прилагать титанических усилий, чтобы ускользнуть из-под опеки и в одиночку исследовать замок.

— В картинной галерее столько интересных полотен, няня, — пряча платок с сокровищами за юбкой, невпопад ответила Мирабэль, начавшая усваивать взрослые хитрости божественного поведения. Если нельзя промолчать, не ври, скажи такую правду, которая выгодна тебе. — Я могу до бесконечности разглядывать их. Знаешь, мне так нравиться та картина, где Джей сидит за игорным столом со стопками монеток.

— Лучше бы тебе нравился официальный портрет принцессы Элии, детка, — втыкая иголку с темно-зеленой ниткой в подушечку для булавок, не без укора вздохнула старушка, купившись на простенькую уловку воспитанницы.

— Он плохой, — категорично заявила девушка, пренебрежительно сморщив вздернутый носик. — Элия на нем хоть и красивая, но чужая, далекая и очень холодная, какая-то колючая, как Энтиор. Мне не нравится смотреть на эту картину. И я вовсе не собираюсь быть похожей на ту сестру, которая нарисована там, да у меня и не получиться, ты же знаешь, няня.

— Принцессам и богиням часто приходится делать вид, что они холодные и колючие, деточка, — вздохнула Нэни, отмеряя ярко-синюю нитку для цветка ириса.

— А я не буду! Это неправильно все время притворяться! — упрямо пробурчала девушка и отправилась в свою спальню. Ей очень хотелось еще раз рассмотреть подарок призрака — миниатюру с портретом Кэлера — при ярком дневном свете в тишине и комфорте.

— Ох, голубка, — покачал головой старенькая нянюшка, а иголка продолжала сноровисто сновать по ткани, направляемая умелыми руками мастерицы. — Кабы все во Вселенной было по-твоему слову, да разве ж так бывает…

Размышления о судьбе Тулина и загадка его последнего подарка, на котором при повторном рассмотрении оказалась еще и странная надпись 'Туз Страж', так захватили принцессу Мирабэль, что ночью она видела во сне громадную колоду карт с портретами родственников и незнакомых прежде мужчин, развешанную на гигантском колесе, вращающемся и летящим сквозь узор, сотканный из разноцветных нитей. Во сне, помнится, Бэль понимала все, что видит, и принимала как должное, но поутру, пробудившись, сохранила в памяти лишь обрывки видения, утратившего стройность и смысл. Но мысли о пластинке с портретом Кэлера и ее загадке не покидали юную богиню. На уроках следующего дня она была так рассеянна, что едва не превратила лорда Эдмона в кактус и три раза сфальшивила на музыке, к великому негодованию Ални, обрушившего на нерадивую ученицу целый водопад упреков, впрочем, пропущенных ею мимо ушей. В довершение ко всему, Бэль чуть не покалечилась на тренировке у Итварта, воин был вынужден отменить занятия, чтобы в будущем иметь возможность заниматься со здоровой подопечной.

После уроков девушка сразу не вернулась к себе, а продолжила слоняться по замку, не имея никакой цели, и меланхолично следить с крытой галереи за моросящим, навевающим сонные грезы дождем. Там-то принцессу и обнаружила сбившаяся с ног нянюшка.

— Деточка, ты разве забыла, что сегодня семейный обед? — всплеснула руками запыхавшаяся старушка.

— Да, — отворачиваясь от большого окна и глядя прямо в глаза Нэни, честно призналась Мирабэль.

— Ох-ох-ох, — только покачала головой нянька и поволокла Бэль в покои, переодеваться к трапезе.

Мирабэль облачили в одно из новых, почти взрослых платьев: серое, расшитое по лифу белыми розами, со свободными рукавами из тонкого узорного кружева, в которых, как решила Бэль, глядя на себя в большое зеркало, даже исцарапанные в играх руки смотрелись до странности аристократично. Няня расчесала густые, отливающие темной рыжиной волосы принцессы, заплела их, уложила короной вокруг головы и закрепила драгоценными жемчужными булавками. В ушки вдели изящные серебряные сережки-цепочки, а на шею повесили кулон с крупным жемчугом. Бэль неуверенно улыбнулась своему странно повзрослевшему отражению, и то ответило хозяйке холодной, высокомерной улыбкой знатной дамы.

'Принцессам и богиням часто приходится делать вид, что они холодные и колючие, деточка', - вспомнила девушка фразу, сказанную давеча нянюшкой, и немного усомнилась в собственной задорной правоте, заставившей ее брякнуть в ответ 'А я не буду притворяться!'. А потом в голове Бэль мелькнула догадка: может быть, на самом деле ни принцессы, ни богини не стараются притворяться холодными и колючими, просто тот, кто на них смотрит, недостаточно внимателен? Он воспринимает лишь платье, драгоценности, важную осанку и не может или не хочет проникнуть взглядом глубже.

Бэль дала себе зарок в следующий раз, когда отправится побродить по галерее Портретов и Зеркал, обязательно присмотреться повнимательнее к портрету Элии. Девушка была почти уверена, что за строгим высокомерием царственной богини заметит в глазах любимой сестры обычную, немного снисходительную, ироничную насмешку, из которой всегда рождались теплые серебристо-золотые лучики, когда она разговаривала с младшей кузиной. А если нет, значит, Элию рисовал плохой художник!

Принцесса показала язык своему чрезмерно-высокомерному отражению и отвернулась от зеркальной глади.

— Кленовая зала, не забудь, — напутствовала Бэль нянюшка, ворчливо добавив со всегдашним вздохом, словно про себя: — Ох, у девчушки ветер в голове!

— Не забуду, — примирительно чмокнул старушку в щечку, пообещала принцесса, выпархивая в коридор.

Приближающееся с катастрофической быстротой время обеда оправданно позволило девушке не вышагивать, строя из себя томную леди хрустальной хрупкости, а быстро нестись по замку. Лорд Ални, небось, закатил бы глаза и снова начал возмущенно лепетать ученице об элегантности и изяществе, но не знакомый с придворными ухищрениями человек счел бы молоденькую принцессу, торопящуюся на обед, грациозной и милой.

Отношение Мирабэль к семейным трапезам, на которые собирались все родственники, пребывавшие в замке, нельзя было назвать однозначным. С одной стороны, она радовалась возможности повидать любимых братьев, поболтать с ними. А с другой, для непоседливой девушки, на каждом шагу нарушающей какое-нибудь идиотское правило этикета, в семейном обществе имелись и раздражающие факторы. Их звали Нрэн и Энтиор. Неодобрительный взгляд Бога Войны, отмечавшего каждый намеренный или случайный промах сестренки, чтобы потом прочесть занудную нотацию, а также презрительное фырканье, брезгливые мины и колкости Энтиора могли испортить настроение кому угодно. Но пока еще обеды были для Бэль в новинку. Они являлись зримым, вещественным подтверждением ее почти взрослого статуса, поэтому на трапезу молоденькая принцесса отправлялась не из-под палки. И пусть морщится Энтиор и пичкает нотациями Нрэн, Бэль была настроена получать удовольствие от общения с другими родственниками.

Кленовая зала нравилась Мирабэль почти так же, как Канареечная. Теплые, медовые тона дерева, темно-зеленые и шоколадные портьеры, затканные золотыми и красными разлапистыми листьями, гобелены, длинные дорожки, продолжающие мотив осеннего леса, легкая, словно воздушная, резная удивительно удобная мебель, большой круглый, в пику традициям стол, несколько превосходных акварельных пейзажей — вся обстановка располагала к душевной беседе. Но больше всего девушку восхищала огромная фигурная люстра, похожая на живой, светящийся магическими желтыми, оранжевыми, зелеными огоньками куст, разросшийся на полотке.

— Кто же еще, кроме Лейма, Нрэна и Элии сейчас дома? — загадала Мирабэль, когда приблизилась к высоким дверям, снабженным мелким бытовым заклинанием заглушки, пропускавшим все звуки только в одном направлении — внутрь.

Лакей распахнул створку, и девчушка моментально получила ответ на свой вопрос — противный, полный томной брезгливости голос Энтиора, осведомлявшегося, помахивая в воздухе кистью руки — взмах направо открывал идеальную кисть принца, сверкал драгоценный перстень с рубином на безымянном пальце, налево — кружевные манжеты эффектно ниспадали на длань вампира:

— Любопытно, чье больное воображение породило идею о непременном присутствии ребенка на взрослых трапезах?

Вопрос был задан в продолжение некоего разговора, но явно точно рассчитан по времени так, чтобы достичь остреньких ушек Бэль.

— Нрэна, — с охотой просветила Элия брата. — Что же касается проблем воображения, их лучше обсуждать с самим недужным. Вызвать кузена для разговора?

— Нет, это может подождать, — выкрутился из положения принц и, завершив череду эффектных взмахов, уронил руку на стол. Острые ногти впились в тонкую тканую салфетку, Бэль даже показалось, что послышался треск разрываемой материи.

— Привет! — подмигнул сестренке Джей, раскачиваясь на стуле.

Элия улыбнулась, а Кэлер встал и прогудел, отодвигая стул:

— Привет, малышка! Не хочешь присесть рядом со мной?!

'Есть Элия, Джей и Кэлер, нет Нрэна — хорошо, есть Энтиор и нет Лейма — плохо, но хорошего больше,' — произвела мысленный подсчет Бэль, просияла благодарной улыбкой, грациозно кивнула брату и, подобрав юбку, села на предложенное место с безупречным изяществом. Энтиор брезгливо раздул ноздри, демонстрируя свои возражения по поводу соседства с Бэль за одним столом, но промолчал.

Девушка оглядела сервированный стол: холодные закуски, подливы и соусы уже принесли, но за еду родственники не принимались, ждали короля. Как правило, на семейные трапезы Лимбер являлся вовремя, а вот с мерзкими послами фокус 'его величество задерживается' проделывал не раз и с искренним удовольствием, ему ничего не стоило приказать выставить на стол самые аппетитные блюда и промурыжить особо приставучих типов парой-тройкой часов ожидания.

Кэлер нежно косился на блюдо с холодной ветчиной, бужениной и грудинкой, обреченное на свидание с его утробой, в животе бога кто-то громко потребовал начинать. Джей развлекался, катая по скатерти перечницу, и трепался о пустяках с сестрой.

Лимбер появился одновременно с перезвоном часов, стилизованных под дуплистое дерево. На сей раз его величество был облачен не в полосатое полотенце, а во вполне цивилизованный наряд: бархатные черные брюки и черно-синий дуплет, дополнявший яркую синеву рубашки. Тяжелая золотая цепь с медальоном, инкрустированным сапфирами и изумрудами, и королевский перстень-печать были единственными украшениями монарха.

— Прекрасный день, — официально приветствовал король своих детей и племянницу.

Мирабэль кроме приветствия достался наигранно-подозрительный взгляд, которым Лимбер одарил ее перед тем, как опустился в подвергшееся пристальному досмотру кресло. Невинные проделки эльфиечки с клеем и колючими предметами, отошедшие в прошлое совсем недавно, были весьма памятны государю.

Внесли горячие мясные блюда. Дождавшийся счастливого часа Кэлер тут же вывалил на тарелку половину всей ветчины рядом с горой тушеных в остром соусе овощей и громадной отбивной.

— Где потерял Рика? — бросил Джею насмешливый вопрос король, отхватывая здоровенный кусок хорошо прожаренного ростбифа.

— Он приболел, — помявшись, выкрутился Бог Воров.

— Вот как? — хохотнул Лимбер, думая, что угадал причину некоторой неловкости сына. — Хорошо вы, видать, погуляли, ребятишки.

— Лучше некуда, — мрачно констатировал принц, уткнувшись в свою тарелку, где по обыкновению сооружал бассейн из десятка соусов для купания отбивных.

— Нрэн на границе с инспекцией, а Лейм еще не вернулся? — спросил король у дочери, задумчиво собирающей себе на тарелку салаты нескольких сортов.

— Нет, папа, — покачала головой принцесса. — Лейм, как и Нрэн, чрезвычайно предан делу. Видимо, кузен решил последовать твоему совету и продолжить научные изыскания и связанные с ними эксперименты в другом месте. Пока о мире его пребывания нам ничего не известно.

— Ну-ну, — поощрительно хмыкнул король, а прожевав особенно крупный кусок мяса, добавил: — Оно и к лучшему. Надеюсь, отголоски работы нашего технического гения не докатятся до Лоуленда.

— На этот счет ничего обещать не могу, — честно призналась богиня, лакомясь салатом с орехами и черносливом, замечательно гармонирующим со вкусом нежного мяса ягненка под сливовым соусом. — Когда Лейм целиком отдается делу, он бывает настолько увлечен воплощением идеи, прежде существовавшей лишь в его сознании, что не задумывается ни о собственных удобствах, ни о вероятных осложнениях и проблемах, или же принимает их как допустимую погрешность.

— Твоему кузену не стоило столько учиться в урбо-мире, — буркнул Лимбер, сваливая себе на тарелку еще один ростбиф. Король, правивший несколько десятков столетий магическим миром Узла, вполне разделял предубеждения Источника, не доверявшего сполна технарям.

— Неважно где ты учишься, отец, — оставив свое кровавое, лишь чуть тронутое огнем мясо, неожиданно встал на сторону кузена Энтиор, вновь сделав несколько изящных движений рукой, и манерно протянул, демонстративно покосившись на Бэль: — Важно, кто учится и с какими целями. Зачастую, даже имея перед глазами самый лучший пример, можно поступать далеко не соответствующим образом, либо наоборот…

— Знаешь, братец, — подмигнув Бэль, вмешался в разговор Кэлер, накалывая на вилку кусок телячьей почки, фаршированной паштетом, — все зависит от того, кто этот пример подает. Бывает, что кое с кого просто не хочется его брать.

Бэль, в чей огород активно метал камни вампир, энергично кивнула, подтверждая согласие с ходом мыслей брата и, закусив губку, потянулась через полстола к соуснику с густой, почти одни ягоды, и сладкой вишневой подливой к мясу. Выловив пальцами вишенку, принцесса положила ее на язык и нахально-детским взглядом посмотрела прямо в изумленно расширившиеся бирюзовые очи красавчика Энтиора.

— Бэль! — только и сумел выдавить из себя Энтиор, почти поперхнувшись именем кузины.

— Воистину, малышка, рукой гораздо вкуснее, — поддержал принцессу Кэлер, окунув в соус всю пятерню, и достал целую горсть вишен, закапав белоснежную узорчатую скатерть, донес до рта и принялся жевать.

На впавшего в шоковое состояние Энтиора было просто больно смотреть, но добила его проделка Элии. Поглядев с каким аппетитом Кэлер лопает вишни, богиня сама потянулась к соуснику рукой. Выловила пару ягод, задумчиво их прожевала, облизала пальчики и кивнула с умным видом:

— Очевидно, правы люди, утверждающие, что еда руками пробуждает аппетит и придает блюду дополнительные оттенки вкуса.

Взгляд, которым наградил сестру после этих слов Энтиор, был подобен взору героя, падшего от руки вернейшего соратника.

— Это, наверное, у тех, у кого навоз с пальцев в еду падает и капает иная ароматная грязь? — 'невинно' высказал догадку Джей, любуясь нежной зеленью лица вампира.

— Может, введем в королевстве новое правило этикета насчет еды руками? — весело предложил обществу Лимбер.

— Только после моей кончины, — демонстративно прикрыл лицо рукой Энтиор.

— Судя по твоему виду, ждать недолго осталось, — хохотнул любящий отец.

Вампир оскорблено фыркнул и погрузился в демонстративное молчание, якобы наказывающее родственников за издевательства и должное побудить их к глубочайшему раскаянию. Почему-то никто не возрыдал и не стал немедленно просить у принца прощения.

Без ядовитых реплик Энтиора обед прошел весело и приятно даже для Мирабэль. Она наслаждалась каждой минуткой, проведенной вместе с родственниками, но как не искренна была ее радость, одна навязчивая мысль никак не хотела оставить принцессу. Ей ужасно хотелось обсудить с кем-нибудь историю Тулина и его загадочного подарка. Все понимающий Лейм, готовый выслушать сестру, как назло исчез в мирах на неопределенный срок, оставались Элия, Джей и Кэлер. Лучше всего, конечно, было поделиться тайной с кузиной, правда, у девушки возникли некоторые сомнения относительно благосклонного отношения богини к новости о том, что младшая сестра свободно разгуливает по подземелью и дружит с жертвами Энтиора.

И все-таки Бэль решилась, понадеявшись, что самые щекотливые моменты удастся как-нибудь обойти или замолчать. Когда трапеза завершилась, горячий пирог и воздушные пирожные оставили после себя лишь приятное воспоминание, а Элия вместе с другими родственниками поднялась из-за стола, девчушка поспешила к сестре. По счастью, Энтиор, частенько провожавший Элию до покоев, все еще разыгрывал злую обиду и вышел первым, не дожидаясь никого.

Тихонько подобравшись к сестре, Бэль попросила:

— Элия, можно мне сейчас пойти к тебе поговорить?

— Хорошо, детка, — согласилась богиня и, не тратя времени даром, телепортировалась вместе в сестренкой в апартаменты.

Бэль в покоях Элии нравились все комнаты без исключения, но особенно малышка любила будуар и гостиную. Несмотря на комфорт и изысканную красоту спальни, юная эмпатка не могла долго находиться в месте, пропитанном столь яркими и пока чуждыми ей эмоциями. Сама не отдавая отчета, почему, Бэль почти не играла в этой части апартаментов сестры. В гостиной девушка сразу же скинула с узких ступней миниатюрные и, если бы не фасон, казавшиеся просто детскими, туфельки. По эндорскому ковру было кощунством ходить в обуви, если можно наслаждаться прикосновением густого ворса к ногам. Забравшись в большое кресло, обитое кремовой тканью с выпуклым узором, Мирабэль подперла подбородок кулачком и задумчиво поинтересовалась у сестры:

— Элия, а как становятся призраком? Почему?

— Призраком? — привычная к неожиданным вопросам фантазерки Бэль, без малейшего удивления переспросила богиня, опускаясь на диванчик неподалеку от кузины. — По-разному, детка. Тут испытанного рецепта, одного на всех, не бывает. Но кое-что общее у призраков есть. Их не зря называют неприкаянными душами. Нечто удерживает души на земле, не давая уйти, обрести покой, не дает Силам или Служителям Смерти понять, что нужно явиться и забрать жертву. Так происходит, если, конечно, мы говорим именно об истинных привидениях, а не отголосках памяти и эмоций, своего рода слепке личности или ее обрывке, запечатленном на вещах или в зданиях.

— Я хочу знать о самых настоящих, — серьезно и уверенно заявила Бэль, поблескивая карими глазами, расширенными от любопытства. Она поерзала, устраиваясь поудобнее, подобрав под себя ножки.

— Призраки могут остаться среди живых, удерживаемые узами сильной любви или ненависти, которые испытывают к ним люди, или собственными неистовыми чувствами, пережитыми в момент смерти, — не впадая в довольно привычный для себя излишне менторский тон, но и не опускаясь до примитивизма, поведала сестренке Элия. — Нити эмоций становятся своего рода якорем, мешающим душе продолжить путь. Так же подобную роль может сыграть неисполненное обещание, клятва, обет или невозвращенный долг. Вымышленные или настоящие, они равно цепко держат душу в своих сетях.

— Я дружила с призраком мальчика, убитого Энтиором, — призналась Бэль, не дожидаясь расспросов о причинах внезапного интереса. — Его звали Тулин, маленький подмастерье менестреля Мендоллы, арестованной за шпионаж. Мы играли в замке, еще вчера поджигали замечательные фейерверки, которые ты подарила мне. А потом Тулин дал мне одну вещь и исчез. Почему-то все, с кем мне удается подружиться, быстро исчезают, даже призрак. Почему исчезают призраки? Почему ушел он?

— Трудно судить, малышка, — качнула головой принцесса, не упрекая сестричку за неподобающее знакомство. (Когда таковое уже не только состоялось, но и пришло к завершению — нотации не имеют смысла). — Если ты смогла по настоящему подружиться с привидением и выдернуть его из бесконечного замкнутого круга мыслей о собственных страданиях, то он обрел свободу, и его душа утратила связь с местом гибели. Радость от игры с фейерверками могла стать последним сильным впечатлением, истончившим якорь страданий. Возможно, кстати, его освободил и ритуал дарения. То, чем Тулин одарил тебя, было ценным для него?

— Да, очень, — признала девушка, вспоминая торжественный, почти патетичный тон мальчика. — Он говорил, что это подарок отца и талисман, который теперь будет оберегать меня. Знаешь, Элия, он подарил мне картинку, вылитый портрет Кэлера. Красивая. Но разве такая вещь могла быть очень ценной?

— Иногда значим бывает не столько сам предмет, сколько представление о нем владельца. Тебе ведь собственная шкатулка с безделушками дороже всей сокровищницы замка, — с легкой улыбкой констатировала Богиня Любви, осторожно подводя сестренку к мысли о необходимости продемонстрировать подарок. — Но, кто знает, быть может, талисман Тулина и в самом деле является драгоценным?

— Я принесу и покажу тебе его! — охотно предложила Бэль, опережая желание сестры, и вскочила с кресла.

— Воспользуйся Законом Желания, егоза, — внешне спокойно, стараясь не показывать внутреннего возбуждения, предложила Элия, и Бэль, протянув руку вперед, извлекла из воздуха предмет, моментально подтвердивший правильность подозрений богини. Знакомая форма, узор на рубашке и орнамент по краю миниатюры. Без сомнения, перед Элией была карта из Колоды Либастьяна.

— Вот, — сестричка доверчиво протянула подарок Тулина.

Элия взяла карту в руки, и последние сомнения покинули богиню. Дюжий мужчина с добродушной веселой искоркой в глазах, мечом на поясе и закинутой за спину гитарой не мог быть никем иным. На портрете действительно красовался братец Кэлер, удостоенный поэтичного и удивительно подходящего псевдонима — Туз Страж.

'Ничто не происходит совершенно случайно, настал срок, и нити Мироздания сплелись так, чтобы Карта из Колоды Джокеров попала к нам через Бэль', - сделала оптимистичный вывод Богиня Логики и начала продумывать, каким образом карту можно забрать у сестренки, не посвящая ее в тайну, слишком опасную даже для взрослых, не то что для ребенка. Появилась идея, и принцесса тут же поспешила реализовать ее.

— Надо же, — весело воскликнула Элия. — Карта словно для коллекции Джея.

— Значит, это игральная карта? — заинтересованно уточнила Бэль.

— Конечно, дорогая, — ласково заверила сестренку Элия, показывая пальцем на причудливый, но удивительно гармоничный узор из роз, игральный костей и шутовских колпаков. — Видишь, орнамент, обрамляющий портрет, и рисунок на рубашке — оборотной стороне миниатюры — идентичны, такие рисунки очень характерны для карт.

— А у Джея есть другие такие?

— Нет, у него нет. Но ему, увлекающемуся коллекционированием редких карт, будет интересно посмотреть на портрет брата, ставшего персонажем колоды, — совершенно честно, но слишком конкретно (ведь у Джея действительно не было других карт) ответила Элия, продолжая любоваться картой и недоумевая, почему она не излучает силу столь же мощно, как карты, найденные прежде. В конце концов, богиня пришла к мысли о том, что всему виной странное состояние, в котором пребывало творение Либастьяна. Будучи материальным предметом, переведенным в нематериальную плоскость, оно утратило или изменило часть своих характеристик, но, вновь вернувшись в мир живых, карта Колоды Джокеров должна была обрести прежнюю силу, тем более мощную, что находилась в одном мире со своим физическим оригиналом.

— Это точно Кэлер, а не кто-то очень похожий на него? — еще раз переспросила Бэль.

— Почему бы и нет? — усмехнулась Элия, пожав плечами. — Наш брат — личность весьма популярная в мирах и как бард и как покровитель стражей. Не вижу причин, по которым с него не могли бы нарисовать столь своеобразный портрет.

— Кэлеру, наверное, тоже интересно будет посмотреть на эту картинку, — предположила маленькая принцесса.

— Конечно, — согласилась принцесса, сделала вид, что задумалась, и продолжила: — А вот Джею, наверное, твою игрушку лучше не показывать. Он так азартен и охоч до экзотических новинок, способных стать жемчужинами его обожаемой коллекции, что тут же захочет обладать картой. А тебе она дорога как подарок друга. Джей начнет горячиться, торговаться, предлагать за миниатюру все сокровища Вселенной, а когда ты ему откажешь, разобидится и решит, что поссорился с тобой навсегда. Таков уж наш вспыльчивый братец! Ты знаешь, как много значит для него все то, что касается божественной сути и призвания Бога Игроков.

— Элия, — бесхитростно сказала Бэль, не предполагая, что угодила прямехонько в расставленную ловушку, — если ты думаешь, что эта картинка так много значит для Джея, я подарю ему ее. Не думаю, что Тулин стал бы возражать. В конце концов, память хранится не в вещах, а в сердце. Правда!? Я не хочу, чтобы брат расстраивался. Он мне всегда что-нибудь привозит из странствий, играет со мной и никогда не жадничает, если я прошу что-нибудь подарить.

'Это потому, мой наивный котенок с мудрым сердечком, что ты ни разу не просила у нашего братца нужной ему до зарезу вещи. Счастливое различие в приоритете ценностей', - философски улыбнулась про себя принцесса и ответила:

— Солнышко мое, с твоей стороны очень благородно предложить Джею такой ценный дар, но позволь своей циничной сестре дать тебе маленький меркантильный совет. Джею очень будет нужна эта картинка, так почему бы тебе не пожелать чего-нибудь взамен? Брат расстарается.

— Пожелать? Чего угодно? — мечтательно протянула Бэль, ухнув с головой в грезы.

— Попробуй, — лукаво предложила искусительница Элия. — Чем Джокер не шутит? Когда Джею что-нибудь позарез нужно, он способен свернуть горы. Я выступлю посредником в вашей сделке.

— О-о-о!!! — глаза девушки разгорелись, предложение сестры она восприняла как приглашение к увлекательной игре, в которую свойственно играть взрослым. — А можно я подумаю, чего мне больше хочется?

— Конечно, — рассмеялась Элия и с мягкой насмешкой уточнила: — Дать тебе карандаш и лист бумаги?

— Ага, — серьезно согласилась Бэль, и принцессе не осталось ничего иного, кроме как обеспечить сестренку письменными принадлежностями.

Усевшись на небольшую конторку в углу, девушка углубилась в творческий процесс сочинения требований, а Богиня Любви, заложив карту Кэлера в книгу о душевных болезнях, принялась за чтение специальной литературы, питая призрачную надежду обнаружить там хоть малейший намек на лечение недуга Рика. В присутствии братьев Элия не подавала вида, но состояние рыжего принца серьезно встревожило ее. С альвионских времен в душе отважной, не боящейся ни Творца, ни Повелителя Межуровнья принцессы поселился смутный, но от того не менее значимый страх потерять семью, стать беспомощной свидетельницей гибели родичей. Элия была готова на многое, если не на все, чтобы не допустить подобного поворота событий.

Итак, на протяжении как минимум получаса каждая из принцесс занималась своим серьезным делом. Бэль посасывала карандаш, наворачивала локон на палец, прикусывала нижнюю губку, сопела, вздыхала, короче, работала с полной самоотдачей. Такой усидчивости от нее пытались тщетно добиться педагоги, а буквочки высокого шрифта из-под руки юной принцессы выходили ровные, аккуратные, изящно и соразмерно украшенные декоративным элементом, как раз такие, каких уж и не чаял увидеть бедолага каллиграф, расписавшийся в своем бессилии.

— Элия, а записывать можно любые желания, даже самые неисполнимые? — еще разок уточнила девушка, отвлекаясь от почти полностью исписанного листа бумаги.

— Конечно, милая, — рассеянно заверила сестренку богиня, и та снова углубилась в работу.

Наконец, девушка спрыгнула со стула у бюро и объявила:

— Эли! Я закончила! Вот!

Богиня подняла глаза на младшую кузину и взяла из ее рук листок прекрасной гербовой бумаги.

— Это все, детка? — не без иронии осведомилась женщина, мельком глянула на преизрядный список.

— Пока больше ничего не вспоминается, — чуточку огорченно созналась Бэль.

— Думаю, Джею этого хватит для изучения, — уверенно предположила Элия, скатывая свиток в трубочку.

Гадаете, что написала юная принцесса? Из экономии места, щадя время и нервную систему читателя, приводим лишь треть списка, составленного ее высочеством, принцессой Мирабэль.

Внимайте:

— лошадь, не эльфийскую лошадку, а настоящую большую, вороную или белую кобылу

— разрешение на самостоятельные прогулки по городу в любое время (даже вечером)

— съездить с братьями в миры на несколько дней сразу, а не пару часов

— покататься на корабле Кэлберта

— побывать на взрослом балу

— подстричь волосы покороче, по плечи, как у Джея

— сделать, чтобы у меня были светлые волосы и серые глаза навсегда

— отменить географию, законоведение и дурацкое вышивание с девочками

— иметь животных: дракончика, кошку, лисенка, волчонка, пантеру, как у Элии

— посмотреть оружейную и потрогать там, что захочется…