Загадка третьей мили

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ Суббота, 26 июля

Без пяти четыре утра следующего дня Морс проснулся и посмотрел на часы, что стояли около его постели. Ему было странно, что еще так рано, а он уже чувствует себя совершенно отдохнувшим. Он встал с постели и постоял немного у окна, глядя на тихую улицу, которая находилась всего в сотне ярдов от Бэнбери-Роуд, дороги, которая вела на север к Кидлингтону и оттуда мимо управления полиции «Темз-Вэлли» к Траппу, где вода, должно быть, тихо плескалась сейчас о борт какого-нибудь плавучего домика.

Морс задернул занавески и отправился в ванную. Взглянув на себя в зеркало, он заметил, что щека почти пришла в норму, принял две последние таблетки пенициллина и вернулся в постель. Он лег на спину и подложил руки под голову...

Нужно было докопаться еще до очень многих вещей, которые помогли бы полностью восстановить картину этой погубленной человеческой жизни. Ему снова как наяву представились воды канала, которые постепенно меняли свой цвет с зеленого на серый, с серого на желтый, потом на черный... на белый... Морс совсем было задремал, но в его сознании тут же снова всплыл образ хитроумно задуманного убийства, и в центре всего этого грандиозного хитросплетения событий и обстоятельств он увидел... самого себя. В одном он бы теперь совершенно уверен: несмотря на непоколебимую веру Льюиса в то, что тело принадлежит Брауни-Смиту, человек, которого они нашли, был совершенно определенно не доктор Брауни-Смит из Лонсдейла.

Теперь Морс никак не мог заснуть, потому что уже наступило утро, и из окна доносился шум транспорта и голоса людей, садящихся в автобусы. Овидий, находясь посреди ночи в объятиях своей любимой, кричал лошадям, чтобы они скакали тише по небесному своду[15]. Но у Морса не было возлюбленной, и, когда часы показывали без пятнадцати пять, он встал, приготовил себе чай и снова посмотрел на тихую улицу под его окном, где, как он уже чувствовал, начиналась суета жизни, и ночь определенно переходила в день.

И предчувствие не обмануло Морса, потому что на следующее утро он, как это произошло несколько раньше с Брауни-Смитом, получил длинное письмо. Это было очень странное и необычное письмо.

Конец первой мили