Загадочная русская душа на фоне мировой еврейской истории

Из предыдущего замечания следует, что мы должны сразу, не разводя долгих «антимоний», искать богиню–женщину, созданную мужчинами, точнее – братской ордой первого рода. Как это может получиться из того, что мы имеем? А имеем мы стадо с равным количеством мужчин и женщин. Мужчины – в разведке, на стоянке орды одни почти женщины: беременные, кормящие, с малыми ребятишками. Что делать? Промискуитет. У мужчин действует пока «собачий» (см. ниже, в критике Фрейда) первобытный стыд – они носят матерям поесть. Поэтому женщины, находясь среди женщин, рожают согласно теории Геодекяна почти одних только мальчиков. Мужчин становится все больше и больше, женщин – все меньше и меньше. Наступает первый критический момент.

Происхождение

великих богинь–матерей у скученных народов

Мужчины беспрерывно насилуют подряд всех женщин, включая совсем маленьких, я думаю, с трех лет, момента начала нынешней детской сексуальности (в Индии и сегодня выходят замуж с 7 лет), естественно на глазах у подрастающего молодого поколения мальчиков. Происходит гигантская оборачиваемость поколений из–за совсем малой продолжительности жизни. Еще большая оборачиваемость поколений у мужчин по закону Геодекяна – основных носителей изменений генной информации. Замечание: как все млекопитающие, Ева не должна иметь постоянной сексуальности. Недаром ей пришлось придумывать пресловутое «яблоко». Сексуальность могла быть, например, раз в полгода, как у сучки, при появлении, так называемой, «течки», то есть созревании женской яйцеклетки. Постоянный насильственный секс из–за недостатка самок, притом с младенческого возраста, через носителей генной информации – мужчин из поколения в поколение ускоряет период созревания яйцеклетки, доведя его до 28 дней, а иногда – и меньше. При этом в генный аппарат закладывается постоянное «хочу» женщине. Когда этот процесс близился к завершению, появилась женская любовь, первоначально к самому процессу секса, а затем и к его носителю. Так что, я считаю, любовь все–таки женщины придумали и до сих пор в ней первенствуют. Почитайте Сафо (иногда Сапфо). Она близко к тем временам жила. А мужики все: Вертер, ах, юный Вертер.

Например, сучка никогда не пропустит свою «течку» без пользы для себя, она готова перепрыгнуть двухметровый забор на пути к кобелю, сделать подкоп чуть ли не в бетоне, убежать от своего любимого хозяина. Кобель же действует всегда, но по принципу петуха: не догоню, — хоть разогреюсь. Если бы кобель, готовый к случке всегда, переживал бы так же, как сучка в период течки, все кобели бы давно были неврастениками и совсем бы потеряли свой постоянный «интерес». Я это к тому говорю, чтобы показать силу любви женщины, когда она получила постоянное либидо, не потеряв прежней страсти. Ибо свое либидо она получала насильно, а против страсти никто не возражал из «разведчиков», наоборот, приветствовал. Хотя позднее, в большом ряде случаев «разведчики» и раскаялись, что не предприняли «превентивных» мер. «Достали» их «богини» своим развратом. А, любовь, по мнению Фрейда, – великое дело, и в этом случае я полностью с ним согласен.

Я тут упомянул о трехлетнем возрасте приобщения девочек к соитию в первобытной орде, ссылаясь на «опыт» Индии. Кому мало этого опыта, добавлю: прочитайте почти ежедневную судебную хронику о «развратных действиях» с «малолетними», большие статьи в газетах и журналах на тему создания приютов–вертепов с малолетним до ужаса «контингентом». И обратите внимание на то, что достижение «кондиции» малолетнего «обслуживающего» персонала в таких «заведениях для богатых и очень богатых» происходит фантастически быстро. «Профессионализм» этого «персонала» очень высок. Сразу и не подумаешь, если не прочитаешь, что пишут сегодняшние журналисты — «знатоки». Я и думаю, почему одна сторона этого «древнего» процесса имеет право на «долгую», генетическую память, а вторая сторона – нет? Обе «помнят». Уж не буду стесняться, скажу правду: мы справедливо ненавидим взрослых–извращенцев, но надо знать, что некоторые «нимфетки», намного моложе набоковской, совратят любого седовласого мужика. И это все оттуда, из той орды, которую я сейчас с таким трудом описываю. Надо же кому–то это сделать, наконец. Ведь это все – правда, а ее необходимо знать, чтобы лечить. И не надо про «пестики» и «тычинки» с краской на лице. Не каждый «это» может преподавать. «Это» будет преподавать потруднее, чем высшую математику. А мы всех учителей подряд «подрядили» на эту скользкую тему. А большинство из них – физически не могут.

Отвлекся. Итак, первый критический момент, выводы:

— женщина получила сексуальность и зачатки любви;

— с трехлетнего возраста девочки познают не виртуальную картину, а вполне реальное чувство полового сношения, которое, конечно, не могло потом бесследно исчезнуть, и проявляется в большей любви к отцу, чем к матери – собственно, и явившегося ранее ее первым «учителем»;

— мальчики, которым и подглядывать–то было незачем, были свидетелями и пытались воспользоваться тоже своим, как им казалось, неотъемлемым «правом» на женщину. Но получали такой жестокий отпор при страшном «дефиците» женщин от своих более взрослых «сограждан» мужского пола, вплоть до оскопления, что по наблюдениям Фрейда и сейчас еще современные мальчики «помнят» это при неврозах.

Не путать с кастрацией. Ибо, кастрация – это удаление яичек, а оскопление – это удаление самого полового органа. Историки, в том числе и Фрэзер (компьютер меня все время исправляет на Фрезер, но в книге ясно стоит Фрэзер), стыдливо их «путают», но сама картина описываемых ими оргий, когда обезумевшие мужчины – будущие служители матерей–богинь, поливали все вокруг своей кровью, оскопляя себя, показывает, что это было именно ампутация полового органа. От кастрации крови не бывает много, да и притом, это все–таки хирургическая операция, которой научились позднее взамен оскопления, которая еще позднее сменилась обрезанием. И где в орде хирургические инструменты, хотя бы каменные? Увидел «непорядок», обозлился, подбежал, да и просто откусил у «проказника» его достоинство, выживет – хорошо, умрет – мужиков и так чересчур много. Не «эдипов» ли это комплекс, господин Фрейд, который так Вам полюбился? И от которого Вы произвели почти все в мире, вплоть до конституции. Однако ничего не помогало в такой гуще народа, женщин не прибавлялось, а все убавлялось.

И наступил второй критический момент. Граница между описанными событиями первого и второго критических моментов размыта. Но, второй критический момент наступил точно тогда, когда огромная орда разделилась на «фратрии» по количеству матерей с детьми, которые стали жить обособленно. Судите сами. Происходила такая жестокая беспощадная борьба мужчин всех против всех за обладание хоть кем из женщин орды, что так продолжаться дальше не могло. Не знаю, или договорились всем миром, или убегом стали отрываться от «коллектива», или узнали, что «соседи» так сделали. Скорее, всеми этими способами разом, да еще своих способов парочку придумали, но орды стали делиться по женщинам, это точно. Потому что, в противном случае, человеческий род прекратился бы еще тогда. Но так как я пишу, а вы будете читать, раздел произошел.

Это была не маленькая революция, но почти мирная. Я недаром вспомнил про соседей. Где соседи жили плотно, а это было в предгорьях южных морей и на их берегах, опять же близких к горам, а не в Северном Причерноморье, где гор нет, – это произошло раньше. Я уже говорил о скученных народах, не повторять же снова и снова их выгоды в совершенствовании всего, от подсматривания новых изобретений до сглаживания семейных неурядиц. Поэтому все аспекты развития надо бы подсматривать и рассматривать раздельно, у скученных и рассеянных народов, и сравнивать полученные результаты. В случае развития научно–технического прогресса я так и поступал.

Что мы имеем в результате преодоления второго критического момента? Мы имеем первобытную, но уже, так сказать, семейную орду. Никак не подберу ей название. В общем, орда одной женщины–матери, короче орда женщины–матери. Но на первом этапе, при разделе, вокруг женщины–матери с детьми обоих полов, объединилось, я думаю около десятка мужчин разного возраста. При меньшем количестве мужчин разделения бы еще не произошло. А это же был критический момент. Мужчины были друг другом в различной степени родства. Часть из них, вообще, были сравнительно далекого родства, часть – более близкого. В большинстве случаев раздел произошел по интересам к определенной женщине.

Женщин здесь мало, если учесть детей–девочек женщины–матери. Но все они уже постоянно, а не от случая к случаю, сексуальны из–за передачи им с каждым, из быстро оборачивающихся, поколением генов насильной сексуальности, мужики за ними – гурьбой. Мужчины пока не считают себя родственниками, просто любовники одной самки. А теперь представьте себе, что бы делалось сегодня при такой ситуации? Была бы жесткая, нет – жестокая, борьба, и не только с позиции грубой физической силы, что, само собой разумеется. Взгляните в приложение, где приведены Фрейдом истоки остроумия, но не приведены движущие силы его, во всяком случае, – вразумительно. Фрейд подробно и остроумно привел факты эволюции остроумия, от грубого и сального у простолюдинов до утонченно–ехидного, «аристократического».

Я предлагаю к этому блестящему фрейдовскому исследованию, его глубинную движущую силу, как говорят марксисты, – катастрофическую нехватку женщин. Ибо, зачем тратить остроумие, если это не единственный способ привлечь внимание самки у слабосильного, но умного мужика? Учтите при этом, что остроумие Фрейдом показано как древнейший инструмент. И еще надо учесть, что остроумием не только привлекается самка, но и «уничтожается» соперник или целая их куча. Поэтому, не только остроумие насмешки, но и остроумие изобретательское, остроумие подарка получило мощнейший толчок. Вы думаете что, женщина не заметит изобретателя прялки, костяной иголки, каменной ступки с таким же пестиком или обыкновенной толкушки, не говоря уже о подносителе куска сотового меда? Это был такой толчок для работы мужского мозга, что мужик был вынужден подключить к этому делу и правое полушарие своей головы, ранее бездействовавшее. А женщине незачем было подключать свое левое полушарие, она могла себе позволить жить только по правилам правого, эмоциями. И сегодня позволяет, привыкла. Вся эта эволюция быстренько передавалась в генах мужчин–разведчиков следующим поколениям, ведь мама жила дольше и успевала произвести детей и от своего «мужа» и от своего сына. Так что, сегодняшние мужики с букетом цветов и коробкой конфет вместо сотового меда, стоящие под фонарным столбом, — это все оттуда, от страшного дефицита женщин. И не надо сегодняшних мужиков обвинять в том, что они «разучились носить женщинам цветы», незачем, популяция женщин давно восстановилась, в конце матриархата. Это только один аспект преодоления второго критического момента.

Положительная роль второго критического момента: женщина одна в плотном окружении мужчин согласно теории Геодекяна должна рожать преимущественно девочек. Естественное равновесие между мужчинами и женщинами в данной описываемой семейной орде должно наступить довольно скоро. Буквально через несколько поколений. Что–то должно этому мешать, иначе результаты были бы скоротечны и не оставили бы такой глубокий след, вплоть до наших дней. Попытаемся выяснить. Для этого рассмотрим все возможные варианты, не говоря наперед о значительности или малозначительности каждого, как сделали в главе «Тотем и табу», наперед не загадывая ничего. Помните, там получены были благодаря такому подходу очень четкие и даже для Фрейда неожиданные результаты.

В рассматриваемой «семье» сильный мужик, конечно, нашелся, но нашелся и остроумный, и просто умный, и четвертый – очень хитрый. Так что шансы их на царицу–мать (буду так с этого момента ее называть, но временно) были почти уравновешены. Под ногами у них вертелась «мелочь» мужского пола. Было, например, и одна–две девочки, дочери матери–царицы. Что будет в такой неоднородной «семейке»: мать лет 17–18, одна девочка 3 лет, сильный, остроумный, умный, хитрый мужики, три вани–дурака – жертвы инцеста, два нормальных рыбака–охотника, мальчик 4 лет и подросток лет 10–и от роду, итого 13 человек? Специально не беру 12, надоела эта цифра иудо–христианская. Итак, 2 женщины на 11 мужчин.

Начнем анализ с самого младшего. Один из дураков спит под кустом, а мальчик младший с другой стороны куста пытается изнасиловать трехлетнюю сестренку. Мать–царица отлучилась по воду к ручью. Дурак просыпается и в необузданном гневе вырывает, откусывает достоинство несмышленыша и, не обращая внимания на его вопли, насилует младшенькую на «фригане» (смотри чуть выше про Фригию). Я прошу прощения за натурализм, но раньше эта наука так и называлась, натурфилософия. Прошу заметить, что мы с вами взяли только одну «семью–орду», типичную. А сколько их во всем белом свете тех времен? Поэтому два обобщающих вывода:

— спонтанный акт жестокости к сопернику в виде оскопления должен произойти почти в каждой такой «семье» и запомниться на века в подсознании младенцев в виде «страха оскопления», «эдипова комплекса», если уж ему такое название придумали;

— насилование малолетних девочек продолжается и закрепляется в веках, как память ранней насильственной, а потом и почти добровольной детской сексуальности женщин, легкости их вовлечения в детскую проституцию наших дней;

— приобретен опыт избавления от «назойливых» мужчин и его «метод», а это тоже немало.

Если бы не катастрофическая ситуация с женщинами, вернее, с их практическим отсутствием, то «эдипова комплекса» не было бы, но он есть. И это доказывает мою версию происходящих событий.

На две женщины уже осталось 10 мужчин. 10 – летнего подростка из мужчин практически тоже можно исключить – сильный стресс, полученный им при виде судьбы младшего брата, и знании причины этой судьбы заставит его подсознание в самый кульминационный момент «вспоминать» этот случай, и он не сможет завершить акт. Используя фактор амнезии, вытеснения и так далее, Фрейд лучше меня «разобрал» бы этот случай и его последствия. Я же знаю только одно, что без последствий для 10–летнего мужчины этот факт не останется. Тут может быть импотенция, онанизм, желание стать сильным и мстить, вытеснить это мщение и перенести его с мужчин на женщин в подсознании. Да мало ли что? Психоаналитики разберутся. Но, опять прошу учесть, что таких братцев, как описано, будет тысячи и тысячи, по числу рассматриваемых «семей». Вот и источник различных сексуальных отклонений наших дней, мягко говоря. На две женщины осталось девять полноценных мужчин.

Мы и без Фрейда знаем, что первичный сексуальный позыв девяти мужиков к двум женщинам «не объединяет их, а разъединяет», но может кое–что и объединять, не соглашусь я с Фрейдом. Например, дурость. Как, например, толпу вокруг издателя «Лимонки». Или подлецов вокруг известного «олигарха». Совсем одним, обособленным быть трудно в описываемой «семье», разве что, хитрец? Вы же знаете, что даже собаки есть хитрые. В общем, могут не подать тонущему собрату длинную палку, могут еще и «помочь» меткой прибрежной галькой. Развивается вся гамма мужских чувств и диктуемых ими поступков, в одиночку или сговорившись по интеллектуальным способностям. Различно. Больше, по–моему, никаких революционных действий мужики придумать не смогут, даже обоими своими полушариями. Я «не нахожу тут места», по выражению Фрейда, для сговора таких «разноплановых» мужиков, а тем более, для убийства царицы–матери.

Перехожу к женщинам. «Коварство и любовь», надеюсь, читали или смотрели. Единственная, не считая малолетней дочери, женщина, окруженная толпой мужчин, успехом пользовалась, не сомневаюсь. Как выше доложено, брать ее насильно, как было раньше, стало невозможно. Остальные мужчины не дадут, защищать будут от «грубых» посягательств» своего шустрого соперника. Женщина–мать превратилась в царицу–мать, но не надолго. Эволюция продолжается. Домогаться близости с царицой–матерью стало делом непростым. Открылось соревнование между мужчинами, в том числе на лучший подарок, услугу, остроту, изобретение для «домашнего быта». Царица–мать наглела на глазах. То принеси, это подай, звездочку с неба сорви. Но впереди маячила старость, дочка хорошела на глазах, округлялась и уже научилась глазки строить, все остальное она умела с трех лет. Возникало соперничество женщин, а что это такое, смотри специальную литературу, о которой я упоминал выше. Царица–мать закрепляла свое положение, как могла, но видела, что песенка ее спета. Надо было принимать стратегическое решение для укрепления своей власти. Материнское чувство к дочери давным–давно вытеснило чувство соперничества.

Жалко, что я оскопил младшего братишку, он мне понадобился Аттис – «папочка» чертов, младший сынок царицы–матери, теперь уж назовем ее полным именем – Кибела. Будем считать, что в данной семейке, этого ужасного случая не произошло, а то я слишком уж усложнил ситуацию: и дочку малую приплел, хотя мог бы вполне вообще без нее обойтись, была бы семья с одной женщиной, что вполне реально, да еще и сыночка оскопил. Каюсь. Кибела держала дочку–соперницу в черном теле, шкуру старую со своего плеча, поношенную, на три размера больше, чем надо, выделила. Так что стройные молодые ножки не были видны, за костром заставила следить, золу вытаскивать подальше в сильный ветер: ну, вылитая Золушка из одноименной сказки. Недаром говорят, что сказка ложь, да в ней намек… Любовников у нее из–за этого не прибавлялось, но самое главное, Аттис – папочка, заглядывавшийся на нее, вдруг переключился на уже бывшую мать–царицу, ныне уже почти богиню–мать с той же фамилией. Тут нужны некоторые пояснения психологического плана.

Мужики в одной своей особенности являются стадными животными. Они, все как один, не могут смотреть в корень, как говаривал Козьма Прутков, когда дело касается женщин. То есть их легко обмануть. В новой шкуре, статная, эффектная, самоуверенная, ловко показывающая колено из–под шкуры, как Чиччолина свою грудь в парламенте Италии, Кибела сводят всю их свору скопом с ума очень синхронно. Они не видят уже, что ей, Кибеле уже перевалило (время действия помнить) за двадцать и валяются у нее в ногах непрерывно, даже на охоту перестали ходить и сильно похудели. В то же самое время мужики под сажей никак не могут разглядеть прелести Золушки. В общем, — понятно?

А Кибела под старость, в свои двадцать с небольшим, впервые по настоящему влюбилась в сыночка Аттиса, называя его в страсти, то папуля, то папочка, то папашечка, совершенно так же, как в одноименном языческом мифе тех лет, совсем одурела от любви. А щенок этот тоже возгордился от такого доверия почти богини, со старшими не здоровается, через губу сплевывает, пальцы веером, как «новый русский», совсем собрался уже покупать «Мерседес–600» на артельно заработанные праденьги. Почти богиня Кибела от любви совсем потеряла чувство осторожности, так присущее женщинам по теории Геодекяна. На мужиков, «толпою стоящих у трона» вообще перестала обращать внимание. А они обижались–обижались, терпели–терпели и начинали уже звереть. Но и время, имейте в виду, было такое, пока еще звериное. Рассказывать дальше? Немного еще уточню. Старые опытные женщины в наше советское время говорят, что горе сближает. Нет противоречий? То–то и оно.

Хитрый попросил прощения у первого дурака за то, что нарочно послал его распутывать зацепившуюся за корягу леску из конского волоса в ледяную воду в надежде, что тот схватит воспаление легких. Тот напомнил ему, что это не ветер скинул камень ему на макушку, когда они ставили силки. Умный же предложил сразу голосовать, не разводя долгих прений, а то можно опять поругаться. Два остальных дурака промолчали из–за нечего сказать, но руку «за» подняли. Остроумный рассказал предгорный анекдот про чукчей и тоже проголосовал «за». В целом, получилось единогласно. Тут история раздваивается.

Мне надо ввести еще одну первобытную семейку, аналог предыдущей, но в которой последствия «голосования мужиков» были другие. Все в этой семье было одинаковым, как описано выше, в том числе и результаты «голосования». Только звали расходившегося молодого любовника не Аттис, а Озирис, а любовница его Исида приходилась ему не мамой, как Кибела Аттису, а родной сестрой. Просто Исида влюбилась в братца, потому, что ее собственный сынок еще не научился ходить. Рано ему было. Тут надо бы маленькое замечаньице. В те времена детей кормили грудью до «половозрелости», то есть до трех лет. Как от титьки отнимали, так уже и считалось, что дети готовы к половым сношениям. Это замечание очень укрепляет мою позицию, так как исчерпывающе объясняет нынешний феномен раннего детского сексуализма, как говорит доктор Спок, от трех до пяти, и никак не может найти ему причину. Он говорит просто «просыпается». Как будто этот «инстинкт» – пьяный мужик, который просыпается, когда надо идти на работу.

Вернемся к оставленным на время «собраниям обиженных мужиков». Естественно, они происходили в разных оврагах и на них не присутствовали ни Аттис, ни Озирис, но единогласные решения приняли одинаковые – убить, только на одном собрании – Аттиса, на другом – Озириса.

Первая семейка, с Кибелой во главе и Аттисом – в любовниках. Вернувшиеся мужики, скрепленные клятвой, единые как римская когорта (не отсюда ли она и явилась миру?), застали следующую картину: мать–почти богиня, отсутствует по своим царским делам, а Аттис лежит на троне–раскладушке, сплетенном мужиками, собственно, для своей повелительницы, но не для обнаглевшего счастливого соперника. Лежит голый, как будто специально, и спит. Мужики его грубо будят, грубо по тем временам, ну, очень грубо – по нынешним. Спросонку, да еще и ушибленный при пробуждении, Аттис понес всякую чушь, да еще и стал грозить пожаловаться маме–почти богине. Уж тут мужики не утерпели, сами почти обезумевшие от обид, воздержания, сплоченные уже как целый легион. В общем, оскопили наглеца, что, конечно, хуже, чем убить. Но надо и их понять, бедных. Оскопленный Аттис, без материнской помощи, к которой так привык, помер. Заметьте, я почти в точности воспроизвожу миф, даже о сумасшествии Аттиса спросонку не забыл сказать. Не стал принимать на веру только то, что это именно Кибела наслала на него безумие, а не удар дубинкой при пробуждении. Впрочем, может быть, миф и прав насчет безумия, насланное Кибелой. Но тогда надо признать, что обнаглевший Аттис крадучись похаживал к Золушке, а почти–богиня Кибела узнала об этом. Как бы там ни было, но возвратившаяся Кибела застала своих бывших любовников в новом для нее состоянии. Ряды плотно сомкнуты, взоры блестят, ну, прямо на войну собрались. Надо было расстраивать их ряды. Женщина она была от природы умная, иначе бы не держала их в «ежовых» рукавицах. Правда, от только что совершенного злодеяния, не мужского, так сказать, они были в некоторой растерянности и не знали, как воспользоваться открывшейся возможностью удовлетворить свой первичный позыв. Не спички же тянуть. Зато она воспользовалась затянувшейся паузой.

Я не Шекспир, поэтому перейду сразу к результатам, не останавливаясь на подробностях. «Ты, ты и ты», — сказала она дуракам, — «будете служить мне, будете всегда при мне, будете моим вторым я, будете защищать меня днем и ночью. Но вы должны совершить то, что только что совершили над бедным Аттисом. Это будет ваша клятва мне, ибо выше этой клятв не бывает. Вы все поняли, бездельники? Кто еще хочет присоединиться к ним?». Вот так приблизительно изрекла Кибела. Надо добавить, что мужики смелее, когда вместе, стоит их ряды немного расшатать, как они тотчас сдаются или разбегаются. Вспомните хотя бы Юдифь и Олоферна. А, они еще и вожака не успели избрать. Дураки тотчас же согласились, Умный, немного подумав – тоже. Он рассуждал как три витязя на распутье, только очень быстро, так как был один. Простите, картина есть и про одного витязя, у которого конь низко склонил голову: откажешься, – хуже будет, вон она какая разгневанная, соглашусь, может, среди этих трех дураков в начальники выберусь, а достоинство мое и «вечный зов» при таких обстоятельствах – вещь ненадежная. Кибела, знавшая уже пословицу: куй железо, пока горячо, немедленно заставила их это сделать, тем самым еще раз подтвердив как свой ум, так и требующую безотлагательности оперативность. Потом добавила, глядя на импотента и маленького скопца: «Вы можете остаться со мной, а вы все…», она поглядела на хитрого, остроумного и двух работяг, стоявших в оцепенении как ландскнехты: «прочь с глаз моих, и заберите эту грязную дурочку, которая где–то опять шляется, не вынесла мусор. И чтобы я вас никогда больше не видела». Они и ушли впятером, куда глаза глядят, но мы еще с ними встретимся.

Надо сказать, что таких драм, один к одному, случилось предостаточно. Я же говорил, при каких обстоятельствах стадо–то разделилось. А стад таких было тоже немало, ведь мы рассматриваем скученные народы. Поэтому «мифоплеты» столько много нам имен действующих лиц и доставили, а мифологи потом удивлялись: «Надо же, сирийский, фракийский, египетский и даже вавилонский мифы, ну прямо как один и стали «отождествлять» Кибелу с Астартой, Иштар, Нинанной, потом «доотождествлялись» до Деметры. Потом так все запуталось, что все богини, хоть в чем–то, да «отождествились» (см. «Боги и инцест»).

Между тем, Кибела, подлечив своих скопцов лесными травами, поставила перед ними задачу: «Ты, умный, будешь главным идеологом, как потом будет товарищ Суслов у Дорогого Товарища Леонида Ильича Брежнева (она была и «провидицей» по совместительству), а вы все остальные – по хозяйству, младший кастрат будет старшим по казне, импотент – завхозом, остальные – простыми жрецами, агитаторами. Я буду великая богиня–мать, слушаться беспрекословно, наказание – отлучение от моей особы сроком до полугода, на хлебе и воде, в погребе». «Я могу нечаянно родить», — продолжала она: «Ты, идеолог, то есть главный жрец, я так теперь тебя буду называть, должен придумать версию для такого события, ну, например, что–то вроде непорочного зачатия, так сказать из воздуха. Наследницу я назову сама, попозже. Не забудь, нам надо привлечь клиентуру, помозгуй на этот счет. Подумай также насчет места, где будем всякий сброд собирать. Назначь минимальный набор подношений, но не забудь сказать, что это минимум, а минимум и помогает в их делах минимально. Разработай церемонии, музыкальное сопровождение и прием на работу новых, младших жрецов. В общем, мы создаем религию, и на тебе лежит большая ответственность. Жрать будешь со мной, отдельно. А вы что рты разинули, марш на работу. Да, чуть не забыла. Если будут спрашивать, где Аттис, скажешь, на охоте бык убил. Теперь, кажется, все». И работа закипела. Вскоре собрался международный симпозиум по проблемам оскопления и их влиянию на рождаемость.

Там Кибела узнала, что в одной такой же в точности семье мать и дочь помирились, она ее не выгнала вместе с отщепенцами–мужиками, вернее вернула ее на следующий же день опять к себе из «подземного царства», что–то пошептав ей на ухо. Звали их Деметра и Персефона. Они работали на пару, душа в душу. Золушка–2, то есть Персефона, все хватала на лету, адрес мужиков из «подземного царства», номер пещеры, запомнила, грамоты же еще не было. Потом частенько туда ходила, по полгода там задерживалась, маму тоже брала с собой. Кибела поняла, что, вгорячах, сделала большую ошибку, выгнав дочку свою, Золушку–1, теперь их и след простыл, не вернешь. А первичный позыв, между тем, уже давал о себе знать. Рождавшихся от «святого духа» мальчиков скопили, увеличивая жрецов, девочек отдавали в проститутки при храме, кое–какой, а – доход храму. Надо признать, что согласно Геодекяну у, окруженной мужиками–жрецами, хотя и скопцами, богини, рождались почти одни девочки, что увеличивало доход храма. А куда их еще? Не всех же в наследницы богине? Хотя именно отсюда ее и брали, но не всех же. Пока главному жрецу это не надоело. У него пуще прежнего заработало левое полушарие, аналитическое. Он уже видел себя первым жрецом, но не около богини, а около ее статуи.

Тотема и табу не изобретали, незачем. Организация была открытая, международная, наподобие нынешней ООН. А нам пора к той семье, которую оставили, к Исиде и Озирису.

Когда эти мужики, проголосовав единогласно за убийство Озириса, возвратились домой, они застали на «фригане» или на таком же троне–раскладушке из ивовых прутьев, любовно сплетенных для своей царицы–матери, почти уже богини, Исиды, их вместе, с Озирисом, притом совокупляющимися, как пишется в современных милицейских протоколах, «с особым цинизмом». Простите, но я хочу передать чувства полностью, чтобы сделать правильный вывод, и вам понятнее будет. Принимая свое сакраментальное решение (смотри Фрейда), мужики и так были, как говорится, на взводе. А тут такое. В общем, убили вгорячах их обоих. И тут их охватил ужас (смотри опять Фрейда). Далее кратко (более полно и подробно опять у Фрейда): создали братство–тотем, запретили себе внутритотемную эндогамию, произвели мать–царицу в богиню–мать и тем самым, как говорит Фрейд, сняли с себя часть вины, а культ богини–матери помог им в дальнейшем справляться с ночными кошмарами–воспоминаниями. Может быть, даже съели мать, чтобы «скрепить свой договор», так у Фрейда получается ловчее. А так как, не были оскоплены, как их собратья в аналогичном случае, то создали принцип экзогамии. Я уже дальше не могу так красиво как Фрейд, читайте его, в приложении, и ниже, в следующем разделе. Только не забудьте, пожалуйста, мысленно вычеркивать отца, и вставлять вместо него мать, хотя она и не всем настоящая мать, она мать–царица, будущая, то есть настоящая богиня–мать.

И не забудьте, что я применяю здесь термин тотем, позаимствованный у Фрейда, в его понимании. Когда я буду рассматривать разрозненные, точнее изолированные народы, я буду снова употреблять этот термин, но тотем в этом случае, совсем не тот тотем, который я употребляю здесь. Здесь мне хотелось показать на практике, что может произойти так, как говорит Фрейд. Поэтому я выражаюсь его термином тотема. Но когда я перейду к изолированным народам, я буду понимать под термином тотем то, что понимают под этим термином все исследователи феномена тотема, раньше Фрейда изучавшие его. Это будет классическое понимание слова тотем, не связанное ни с какими братскими кланами, ни с какой религией, ни с какими богами и духами. Помните, пожалуйста, об этом.

Вы понимаете, что я выше изложенным абсолютно исчерпывающе и безупречно доказываю происхождение богинь–матерей, которыми полна история и мифы. С которых как с «белков» потом сняли «кальки» для всех без исключения религий, и которым Фрейд все никак «не находил места». И не забудьте, что я много раз повторял, что между сыном и матерью существует куда более сильная связь, чем между сыном и отцом. Это поможет вам поверить мне еще более чем Фрейду с его «сыновьями – отцом».

Важный вывод первый. Создав для себя экзогамию, мужики должны были сохранять свой очаг, воспоминание о богине–матери. Никаким другим способом это сделать было нельзя, как найти ей замену, женщину–царицу, снова царицу–мать, которую они охраняли как свою святыню, полновластную правительницу, как и прежде, разрешив ей даже рожать, но сперва – от «святого духа», а затем и от незначительного лица, но не члена тотема, то есть, выходя замуж за «иностранцев», о которых нам Фрэзер все уши прожужжал. Наследование, разумеется, было по женской линии. Это была фактическая царица тотема, а затем – микроскопического государства. Для своего «внутреннего» употребления мужики создали образ матери–богини, постепенно заменяя ее статуями в образе женщины с плодовитой свиньей, ну, и так далее, я к этому еще вернусь. Таким образом, у нас уже есть богини двух сортов: типа Кибелы со скопцами–жрецами и типа Исиды с Озирисом, без скопцов, но с культом ежегодным в честь «плодородия» богини–матери своего тотема.

Важный вывод второй. Создав тотем по матери, что мужчины предприняли дальше, уже для себя? Это не простой вопрос, но его надо решить, ибо нельзя двигаться дальше. Можно решиться на полиандрию, то есть, на многомужество своей царицы, которую «где–то достали» взамен старой, ими уже убитой, но из этого выйдет прежний финал, какой они уже проходили. Им остается только или самим уходить куда–нибудь «в мужья», или приводить себе жен в свой тотем. В мужья они уходить не могут, тогда в прах рассыплется их фрейдовский тотем, на таком ужасном переживании построенный. Так тоже не годится. Придется приводить дам к себе, не членов их тотема. К тому же им должно надоесть все время выбирать себе новую царицу, которая то и дело носит им деток от «святого духа». Лучше ее заменить раз и навсегда какой–нибудь статуэткой и создать для нее соответствующий ритуал, который успокоит им нервы. Можно, конечно, и оскопиться от переживаний плоти, сходив неподалеку, к жрецам Кибелы, да и остаться там. Тем более что «движение» набирало обороты благодаря ее организаторскому таланту и уму главного жреца. Этот вывод нельзя сбрасывать со счета. Он помогает продлить недостаток женщин еще чуть–чуть, сверх предписанного Геодекяном. Но, где брать женщин? Их везде по одной в тех семьях, что мы рассмотрели. Оставим пока этот вопрос открытым. Но, заметьте себе, если я найду им женщин, то у них будет патриархат, ибо пришлые, так сказать, разрозненные женщины попадут в дружное мужское братство–тотем. Кроме того, каждый мужчина, нашедший себе вторую половину, не захочет, чтобы она «обслуживала» братьев по тотему, а создаст крепкую, почти советскую семью. И его все поддержат.

Важный вывод третий. Выше я говорил, что в рассматриваемых «семейных ордах» должен согласно теории Геодекяна восстановиться паритет между рождающимися мальчиками и девочками, буквально через несколько поколений. Тогда бы мы, может быть, даже не заметили бы этап катастрофической нехватки женщин. Но этот этап продолжался довольно долго, он отразился в истории и мифах очень отчетливо, только объясняли его по–детски наивно. Вспомните хотя бы похищение сабинянок. Это когда Ромул отстроил Рим, а женщин там очень не хватало почему–то. Нам объясняют, что, дескать, это воины были, а жены их где–то далеко остались. Чушь какая. Послушайте песни «Синенький скромный платочек», «Вьется в тесной печурке огонь», почитайте снова «Жди меня и я вернусь» Симонова, а это ведь народные произведения, отразившие его, народа чаяния, потому и полюбившиеся им так сильно, хотя они все имеют и авторов. Просто авторы выразили действительные чувства народа, а не так как Сулейман Стальский, «великий советский поэт 40–х», написал: «На дубу зеленом – два сокола ясных, один сокол – Ленин, другой сокол – Сталин». Дуб, да еще и зеленый. Помнит ли его кто–нибудь? Я помню, у меня в детстве память была хорошая, в школе заставили выучить, во втором классе, в 1944 году. Поэтому «объяснения» историков о недостатке женщин в Риме – детские. Заканчиваю о «сабинянках»: «Сабины – италийское племя, севернее Рима. В недавно основанном Риме царила нехватка женщин. Ромул устроил игры и пригласил сабинянок с семействами. Во время игр римляне похитили незамужних сабинянок». Видите, какая «целомудренная цитатка»: «незамужних», как будто они на праздник с паспортами приехали и показывали их всем встречным мужикам. А все до единой древние войны, начиная с Троянской, из–за чего происходили? Исключительно из–за женщин. С чего бы это, если не из–за их катастрофического недостатка. Так что «недостаток женщин» затянулся более чем, на несколько поколений, и этому надо искать причины.

«Себя скоплю – себе рай куплю»

Оскопление – это, конечно, выход из положения, но не радикальный. Ибо женщина, видя мужика, не знает, скопец ли он? А потому при виде их продолжает производить девочек согласно Геодекяну. Но это посторонняя женщина. Женщина же, живущая рядом со скопцами, не будет верить своим глазам, а будет верить своему знанию, что они скопцы. Поэтому рожать будет мальчиков. В результате достижение паритета между мужчинами и женщинами будет затягиваться. Она же знает, что настоящих мужчин не хватает. Выход в том хотя бы, что скопцы не кидаются на женщин и это уже большой плюс на время, пока не будет решена проблема. Они же не знали теории Геодекяна. Теперь сказание о скопцах.

Это сегодня мы привыкли: микроскоп, телескоп, фонендоскоп и так далее, окончание «скоп» от греческого skopeo – смотрю, рассматриваю, наблюдаю. Слово «скепсис» — разглядывающий, исследование, сомнение, уже проливает некоторый свет. Оказывается, надо посмотреть, чтобы развеять сомнение. Ожегов же со Шведовой говорят: «скопец, то же, что кастрат». Они уже не различают их. Перейдем к Далю: «скопа» – женск. орлик, хищная птица–рыбачка, охотно ловит рыбу и домашнюю птицу когтями. Отсюда «скопчик» или «копчик» – мужск., а также «скопиное гнездо». Отчего же иностранное слово «скоп» присвоили русской птице, и именно – самке, которая «ловит когтями», а потом уже произвели от этого женского слова – мужское, видоизменяя женское? В русском языке так не бывает. В нем птиц мужского и женского пола называют либо по–разному: курица – петух, либо, добавляя к мужскому имени суффикс и женское окончание «иха»: воробьиха, соловьиха, а чисто женские имена птиц не имеют мужского рода: цапля, гагара, синица. А тут «скопа – скопчик», птица, кстати, редкая, теперь – в красной книге. Пойдем дальше по Далю: «скопажный» – архаическ. прокаженный». Прокаженный – это по–русски больше похоже на отверженный, отмеченный чем–то страшным, так как проказа на Руси мало известна. Почему я говорю, что слово иностранное? Читаем дальше (выделено мной): «скопить» — оскоплять, делать скопцом, телесно лишать мужества, холостить, исказить, делать кажеником. Поговорка: Себя скоплю, себе рай куплю. У скопцов: огненное крещение. «Скопитель», «скопительница» – оскопивший кого–нибудь. Скопец – каженик, то есть показывающий. Скопцы завладели меняльным промыслом; все страсти их обратились в корысть и стяжание. Скопчий, скопческий, скопеческий, к скопцам, скопчеству, состоянию или братству скопцов относящееся». Сюда надо добавить скоба – гнутая железка для скобления, происшедшая тоже от скоп (скоб).

Проанализируем. Слова скопец – каженик, скопить – делать кажеником – это прямой перевод греческого skopeo на русский язык, птица женского рода скопа, то есть скопительница. Скопажный – это оскопленный, отмеченный как скопец, и вместе с тем отверженный. Но, поговорка: себя скоплю, себе рай куплю, совсем не пессимистична. Это для всех оскопленный – отверженный, а скопцы знают, зачем скопятся, рай покупают. И почему это вдруг иностранное слово, русский аналог которого «смотрю, показываю», так широко распространилось на Руси? Что, слово «смотрю» не покрывает всех оттенков мысли, которую хотят выразить? Я думаю, что именно так. Смотрю – это одно, а skopeo – смотрю, это совсем другое, это смотрю именно на предмет засвидетельствования скопца, а это уже не просто смотрю, безразлично на что. А сколько производных слов от скопца, оскопляю? При относительной бедности русского словаря 1880 года. Даже скоба от скопа, а у скобы, в свою очередь, десятки других производных слов, иногда уже совершенно далеких от первоначального смысла этого иностранного слова.

Сам факт применения иностранного слова для обозначения вполне определенного понятия по–русски говорит о привнесении этого понятия в русский язык извне, из стран скученных народов. И это слово слишком хорошо прижилось и столь же сильно размножилось на русской почве, да и приняло одно из четких понятий, рай куплю. А это уже говорит о том, что само оскопление широко распространилось и причины этому были, но появились значительно позднее, чем у скученных народов, иначе бы родилось русское слово и не пришлось бы «занимать» иностранное. Это доказывает, что широкое распространение описанного мной случая с Кибелой и Аттисом происходило отнюдь не на Русской лесной равнине, «идея» его родилась в самой древней среде обитания человека, к нам же пришла с берегов Черного и Средиземного морей. Но причины появления этого феномена на Русской равнине и движущие силы его пока скрыты от нашего взора. Иначе бы мы свое слово выдумали для его обозначения. Надеюсь, я найду ему причины в дальнейшем.

Вернемся на берега морей древней цивилизации. Что такое город Скопье, как не город скопцов, или город, где оскопляют. А наш город Скопин? Нет других корней в русском языке, чтобы произвести это имя города. А древнегреческий скульптор Скопас разве не «скопец»? Посмотрим: «Скопас – древнегреческий скульптор и архитектор, 4 век до новой эры, современник Праксителя. Сохранился фриз мавзолея в Галикарнасе (нынешний Бодрум в Турции) с изображением битвы греков с амазонками. Искусство Скопаса отличается драматическим пафосом борьбы, страстностью, выразительностью поз и жестов. Скульптура Ареса» (выделение мое). Отметим, прежде всего, точную датировку его жизни, 400 лет до рождества Христова. А теперь уточним, что он, скопец эдакий, изображает «с пафосом борьбы, страстностью, выразительностью поз и жестов»? Во–первых, Ареса. А, Арес, как нам уже известно, сын родных брата и сестры Зевса и Геры, в свою очередь, «получивщихся» от инцеста богини–матери Геи с сыном Кроносом. Во–вторых, битву греков с амазонками, притом, в том самом месте, где историки и отводят им место, хотя они распространены, в общем–то, по всему миру. А, что такое Галикарнас? Отвечаем: «Галикарнас. Правительница Артемизия Первая. Высшего расцвета Геликарнас достиг при правителе Мавсоле и его супруге Артемизии Второй».

Смотрите, как складно все получается. Я, вроде бы «безосновательно» нарисовал картину богинь–матерей в двух вариантах и все они немедленно стали подтверждаться фактическим материалом. В одну кучу, в одно и то же время, «в районе рождества Христова или совсем чуток ранее» собрались оскопления, самооскопления, амазонки, скульптуры Ареса с его мамой, мало того, город Скопье, скульптор Скопас, который творил в Галикарнасе. А город–государство это «организовала» женщина Артемизия, да еще и Первая, а расцвета этот город–государство достиг при Артемизии Второй, а мужа – грозного царя, ей «пририсовали» историки, в некоторой растерянности упомянув и ее. Давайте проверим на нашей царской династии. Сколько у наших царей было в женах, например, Анн и Марий»? Да куча целая. А кто же им давал номерные имена Первая, Вторая, Третья и так далее? Императорам и императрицам, конечно, давали, чтобы отличить друг от друга. А женам–то и мужьям–то, царским зачем давать? Они же для истории простые пешки. А в Галикарнасе тогда зачем «простых» жен нумеруют? Только на одном этом простом рассуждении всплывает подделка Мавсола под правителя, когда он был простым мужем–тряпкой у Артемизии Второй, царицы при матриархальном праве.

В эту кучу свалилось «похищение сабинянок в Риме», идиотское фрэзеровское «единственное объяснение» по поводу «замужества» и «передачи власти в стране» заезжему «мужу–иностранцу». Теперь понимаете, что я не вру? И понимаете, что такие дела могли происходить только у скученных народов около теплых морей и гор «в одной упаковке», много сообщающихся между собой? А народы в лесах, мало общающиеся, чуток отстали в этом вопросе. Эдак, я докажу, пожалуй, правоту «новохронистов–1», не прибегая к их методам, что все это было совсем «недавно», ибо даты по возможности не указываю.

Но и это еще не все, как говорят в рекламных роликах. Однако перенесу свои рассуждения в следующий параграф.

Амазонки

Тут мне на память пришла сразу папесса Джованна, о которой я уже упоминал выше. Строки из «новохрона–1»: «7 июля 855 года св. престол в Риме заняла Джованна, дочь англосакса, родившаяся в городе Ингельгейм. Она изучала науки в школах Майнца и Афин и постигла все, что доступно было современному знанию. Приехав в Рим, получила профессуру в Греко – Римской школе св. Марии. Римские философы и кардиналы были совершенно очарованы ею! Очень скоро она стала считаться чудом Рима. И она действительно была незаурядной личностью, судя по тому, что после смерти Льва Четвертого заняла его место. (…) Ее портрет более семисот лет висел потом в Сиенском соборе среди портретов римских пап с надписью «Иоанн Четвертый, женщина из Англии». (…) Статую Джованны убрали из собора в 16 веке по распоряжению папы Сикста V. В 17 веке папа Климент VIII велел замазать ее портрет и заменить изображением папы Захария».

Немного ниже авторы «новохрона–1» продолжают: «В 9 веке занятие женщиной должности понтификса было событием, выходящим за всякие рамки, но не потому, что заняла она именно эту должность, а потому, что общее отношение к женщине было как к человеку второго сорта. Примерно в это же время и в Византии правили женщины, сестры Зоя и Феодора. Вот, наверное, тот момент истории, когда мужчинам (в том числе духовным лицам) стало неудобно содержать гаремы».

Что касается гаремов, то и сегодня их не сильно стесняются в Иране, а уж что говорить про 9 век? Это официальные гаремы, а, сколько неофициальных, подпольных гаремов было у советских мусульман в Средней Азии? Так что не в стеснительности дело. Гаремы просто появились позже рассматриваемых событий в отместку за совсем недавний матриархат как раз там, где нынче и процветают гаремы. Посмотрите, ведь где царствовали Зоя и Феодора? А Артемизии Первая, и Вторая? А сабинянки где обретались? Как раз там, у скученных народов, около теплого Средиземного моря. А наследование где было по женской линии, когда «царями становились мужья–иностранцы» цариц?

Или посмотрите на следующий экскурс в историю и литературу. Сенека: «Время моей молодости пришлось на принципат Тиберия Цезаря: тогда изгонялись обряды инородцев, и неупотребление в пищу некоторых животных признавалось уликой суеверия». Примечание к этому тексту: «… в 19 году новой эры началось преследование иудейского культа и четыре тысячи иудеев–вольноотпущенников были сосланы в Сардинию». А что за «улика в суеверии»? Свинина, которую ели иудеи раз в году в честь своей древней плодовитой богини–матери, но в остальное время есть свинину было строжайше запрещено. Не едят – вот она и улика. Пойдем дальше. В Древнем Лациуме «пятый римский царь Сервий Туллий считался сыном рабыни. Третий царь Анк Марций и у Тита Ливия, и у Дионисия Галикарнасского назван внуком Нумы Помпилия, второго царя, без упоминания имени отца».

Трудно же в этой чуши разобраться, если считать наследование по мужской линии? А вот если считать по женской линии, то все сразу становится на свои места, как и с Артемизиями из Галикарнаса под номерами, откуда и явился миру историк Дионисий. Просто Дионисий–то писал про женское наследование, а позднейшие историки переделали его на мужское. Вот и получилась чушь. Действительно, царица брала себе в мужья того, кто ей понравился, будь он хотя бы и сыном рабыни. Заметьте, опять же: не сын раба, как положено в мужском наследовании, а все–таки рабыни же, как положено в женском наследовании. Это первое. Второе. При мужском наследовании сын «второго царя» должен быть «третьим царем». Но им оказался «внук второго царя», притом «без упоминания имени его отца», то есть сына «второго царя». В принципе–то так может быть: умер «сын второго царя», не успев поцарствовать, и царем стал его сын, то есть внук «второго царя». Но какого же черта не упомянуть даже имя этого «сына второго царя»?

Объясняю. Надеюсь, помните, как трудно было подделать «Повесть временных лет», она же «Радзивиловская летопись», о которой я говорил выше. Уши–то торчать остались и «новохронисты–2» за эти уши и вытащили всю правду, которую я уже приводил. Совершенно точно так же и торчат уши из этих выдуманных номерных римских царей, которые в действительности были только мужьями цариц римских. Более правдоподобным выглядела бы следующая «реконструкция». Сервий Туллий был простым мужем, может быть даже временным, действительной царицы, имя которой вытерли из оригинала или опустили при переписке, а оставили или специально вставили именно его, Туллия. У царицы, естественно, были дети, может быть, даже и не от Туллия, а от какого–либо раба покрасивее. Наследовать ей должна была ее дочь, от кого бы она ни была. Естественно, у нее был муж, а может быть и мужской гарем из «чужестранцев», имен которых бумаги не хватит записывать. Были и дети, женские имена которых записывались, как и положено при матриархате. Вот так и образовался «внук второго царя без упоминания отца», который, опять таки не царствовал, а был простым мужем–портянкой. Но при позднейших переделках истории его–то как раз и записали в «скрижали» «царем» под видом безродного внука, как и предыдущего «сына рабыни». Однако я отвлекся.

Осталось кратко рассмотреть остальные случаи из моей таблички в разделе «Тотем и табу» «по вновь открывшимся обстоятельствам», выражаясь судебным языком. И надо при этом еще доказать, что быстрому восстановлению «паритета» между рождающимися мальчиками и девочками что–то мешало, найти это «что–то». Одну причину мы уже знаем. Это распространившееся по всему древнему миру оскопление, подкрепляемого Кибелой, с ее ставшим «культом» «праздником» и ее первым, главным жрецом, если помните, Умным.

Мы с вами подробно рассмотрели с новых позиций ситуацию, когда мужчины убивают свою «мать», которая, в общем случае, действительной их матерью не является, причем сразу в двух вариантах. Оба варианта реальные и подтверждены. Из одного варианта получили богиню мать и ее культ, из второго – фрейдовский тотем, экзогамию, и прасемью во главе с матерью–царицей и материнское наследование и имени, и прав.

Как мы не будем стараться, мы не найдем в семейной орде с одной женщиной, окруженной мужчинами, «почвы» для убийства дочерями отца, так как их столько просто–напросто не найдется в этой орде, ведь прастадо разделилось на «семейные» орды по количеству женщин, в каждой – по одной, от силы – две–три, малолетних. Наверное, поэтому «настоящих» богов–мужчин и нет, так – одни «боженята–папочки». Но амазонки–то были и «по моей теории», и на практике. Откуда же они взялись? Можно конечно «сделать революцию в некоторых из прастад», которые не разделились добровольно, как описано выше. Это, еще некоторое время назад, когда женщин стало крайне мало, но еще не так катастрофично, чтобы сами мужчины не вынуждены были их «поделить» между своими «семейными» ордами. Мне кажется, что в этом есть какой–то «житейский смысл». Во всяком случае, плохо или хорошо, но он объясняет появление амазонок и все то, что я так правдоподобно на исторических примерах писал выше, в главе «Тотем и табу», женское наследование, угнетение мужчин и так далее. Да, кажется, я на верном пути.

Скорее всего, на этапе, когда женщин стало, например, вполовину меньше чем мужчин, и сексуальная нагрузка на них резко возросла, наиболее решительная, сильная и не обремененная грудными детьми часть их, смогла договориться и покинула стадо. Это самая древняя акция, поэтому о ней так мало сохранилось известий, только наивные по объяснению этого феномена и его особенностей сказки–мифы. Но все равно, похищать сабинянок можно только оттуда, где они есть. Никому не придет в голову похищать одну–разъединственную женщину, окруженную стеной мужчин. Это восстание просто приблизило разброд стада на семейные орды, так как женщин в стаде осталось совсем мало. Весьма вероятно, что племя Сабины – такая женская орда, но уже имевшая в своей среде мужчин, выросших мальчиков или благоприобретенных или украденных взрослых мужчин со стороны. Одним словом, амазонки. У кого–нибудь есть другие объяснения?

Рассмотрим возможности и перспективы такой женской орды. Отделившись и обосновавшись, женщины должны были организоваться: дать клятву, выбрать вождя, и немедленно создать вооруженные силы, ибо угроза им со стороны обезумевших мужчин была совершенно реальна. Надо заметить различия в так называемых завоевательных и оборонительных войнах, которым все мы обучены еще в школе, поэтому распространяться не буду. Женщины вели оборонительную войну, поэтому моральный дух их был очень высок. Мужчины вели завоевательную войну, сравнимую с грабительской, поэтому ряды их не были стройны, каждый воевал за конкретную юбку, притом только для себя. Исход сражений – предсказуем. Вот поэтому мифоплеты и наплели столько страшных слов о непобедимости амазонок, их жестокости, постеснявшись сказать, почему именно. Я разъяснил. Женские орды не могли жить в плотном окружении остальных, не то племен, не то орд с преобладанием мужчин, постоянная опасность заставляла их кочевать на просторе, например, в Причерноморских степях или в провинциях Венето, Ломбардия, в будущей Италии, на ее севере, там, где и расположилось известное уже нам племя Сабины. Верховые лошади, всегда в седле – это ли не почти полная безопасность и суверенитет? Такими нам и оставили амазонок историки – застывших навсегда, а скопец Скопас изобразил на фризе в мавзолее Галикарнаса.

Обратимся к внутренней политике, но сперва подумаем над тем, что покажет применение теории Геодекяна. В окружении женщин женщины рожают мальчиков. Не от ветра, конечно, а от вполне реальных пленных мужиков. Какова жизнь мужиков в таком племени, можете себе представить сами. Мужчин очень мало, самый необходимый минимум. Поэтому с малолетним сексом девочек пришлось покончить, раз и навсегда. Впоследствии это назовут моралью. Если вы думаете, что, завоевав, украв или найдя в лесу себе мужа, амазонка станет делиться им со своими товарками по клану, то ошибаетесь, даже собака, и даже костью своей не делится. Поэтому начнут создаваться внутри клана семьи, матриархальные, мужик – на побегушках. Царица будет, естественно, избираться, муж ее будет чуть–чуть свободнее, чем у остальных, но в целом – тоже птица невысокого полета.

Краткие женские истории из Античного Рима:

1.Туллия передает власть в Риме в руки Тарквиния (Античный Рим 6 века до н.э.).

2. Амазалунта (Юлия Меса) передает власть в Риме в руки своего сына – гота Амалариха. Константинополь признал Амазалунту (и Амалариха) как законных царей Рима. (Средневековый Рим 6 века н.э.).

3.Рядом с античной Туллией находится Лукреция. Обе женщины – жены Тарквиниев. Туллия – жена Тарквиния Гордого, Лукреция – Тарквиния Коллатина. Обе женщины – царского рода. Обе женщины активно участвуют в борьбе вокруг римского престола. О других женщинах (в это время) Т. Ливий ничего не говорит (Античный Рим 6 века до н.э.).

4. Рядом с Амазалунтой находится ее сестра Матасунта. Обе женщины принимают активное участие в управлении Римской империей. О других женщинах, игравших важную роль в политической жизни. Италии, ничего не сообщается (Средневековой Рим 6 века н.э).

5. Лукреция (6 век до н.э.) покончила жизнь самоубийством, Туллия изгнана. Амазалунта (6 век н.э.) убита.

6. В 534 году н.э. Амазалунта предоставляет готу Теодату титул короля, а самую же власть удержала за собой. По получении короны Теодат убивает Амазалунту. Именно смерть Амазалунты вызывает известную Готскую войну.

7. Когда известие о самоубийстве Лукреции доходит до народа, возмущенная толпа лишает царствования Тарквиния Гордого, а его брата с женой и детьми изгоняет. Вспыхивает Тарквинийская война.

8. Начало гражданской войны Плутарх объясняет именно смертью Юлии (Юлия и Помпея –жены главного царя), а воюют Юлий Цезарь (Цезарь – прозвище) и Помпей.

9. Антонина – жена Велизария – одна из центральных фигур Готской войны 6 века н.э. Антоний – первый и ближайший приближенный Юлия Цезаря, один из основных персонажей гражданской войны 1 века до н.э. Антонина неотступно сопровождает Велизария. Антоний всегда рядом с Юлием Цезарем. Антонина – знаменитая проститутка Ромеи. По Прокопию, она – проститутка №2 вслед за проституткой №1 – Феодорой (женой Юстиниана). Антоний – знаменитый развратник Рима.

10. Женой главного царя Юстиниана (главный царь – это один из двух царей: Рима и Константинополя, то есть из двух царей — главный) была знаменитая гетера Феодора. В описании Прокопия Феодора – императрица Ромеи.

11. Между тремя богинями происходит спор, кто из них лучше, красивее? Парис выбирает Афродиту. И началась Троянская война.

12. Оскорбив жену, царь Кандавл подписывает себе смертный приговор. Жена, заметив присутствие Гигеса в своей спальне, заставляет его убить мужа. Происходит смена царской династии.

13. В 14 веке есть знаменитая женщина Матильда, жена людовика Бургундского. Во время второго нашествия персов на Грецию «во главе греческих ополчений стоял талантливый полководец Мильтиад, долго живший в Персии». Матильда – победтельница в войне, дальнейшая ее судьба трагическая. Суд над Матильдой. Мильтиад – победитель в войне с персами, дальнейшая его судьба – трагическая. Суд над Мильтиадом. «Служительница храма подземных богинь показала Мильтиаду священные предметы, которые не подобает лицезреть ни одному мужчине» (Геродот).

В дополнение к «новохрону–2» из Джонса:

14. «Константин (Великий, основатель Константинополя) был старшим сыном Констанция от служительницы по имени Елена. Когда Констанций стал цезарем, ему пришлось развестись с Еленой и жениться на дочери Максимина Феодоре, а маленький Константин был отдан на воспитание при дворе Диоклетиана». Похоже, что это та самая императрица–проститутка Ромеи. И не императоры царствовали, а императрицы.

15. «Причиной вторжения (Атиллы) послужил безрассудный поступок Гонории, сестры Валентиниана III, которая в бешенстве от того, что ее выдали замуж за нелюбимого человека, послала Атилле свое кольцо и письмо, в котором просила о помощи». Во–первых, Гонорию Гонорием заменить пара пустяков, тем более что и Гонорий императором был. Во–вторых, это же просто детская сказка, как если бы молодая леди Клинтон вызвала на подмогу нашу армию, если, не дай бог, бывший президент США выдаст ее замуж не за того, кто ей мил.

16. Когда умер Зенон, право выбора наследника вновь перешло к сенату, который передал это дело на рассмотрение императрице Ариадне. Ее выбор пал на пожилого служителя суда Анастасия, за которого она вышла замуж».

17. Юстиниан применил к арендаторам земли (фактически рабам) правило, по которому дети свободных матерей получали свободу, даже если их отцы принадлежали к арендаторам.

18. Парфенон в 12 веке действует как латинский храм Девы Марии, то есть античная Афина = средневековой Деве Марии (построен в 1363 году). Знаменитый Парфенон, построенный якобы в античную эпоху, затем надолго исчезает с исторической арены вплоть до средних веков и является из небытия лишь в 14 веке н.э. при Нерио.

19. Античные историки много говорят об участии финникийского флота в войне 490 года до н.э. Финикия выступает на стороне Персии против Греции. Но Финикия – это средневековая Венеция. А Древняя Персия – это Франция. Маргарита переделана в перса Мардония, зачинателя и вдохновителя греко–персидских войн. Венеция своим флотом поддерживает французов–персов.

В библейской же истории нет цариц, только цари, как и положено иудеям. Хотя, если покопаться в их истории, обнаружим, что даже Соломон был первоначально женщиной.

Знакомство двух кланов

Пора два клана знакомить. Собственно, они и без нас познакомились. Первоначально воевали, брали пленных друг у друга, потом заключили перемирие, потом мир, но отношения были натянутые, как у СССР и США, хотя послы и чрезвычайные, и полномочные друг у друга сидели. Называется это «холодная война». Дело в том, что у них общественные строи были разные, нет, не капитализм и социализм, а патриархат и матриархат. Притом, в то время великих держав не было, это потом, несколько позднее, вперед вырвется Византия на базе иудаизма. Да, да, именно на этой основе. Но, во время, которое я рассматриваю, государств было не меньше тысячи. И почти все они умещались в Средиземноморье, Месопотамии, немного – в Египте, Иране. Также – в Южном Причерноморье. Там, где сейчас Турция. А одно, в котором часто менялись народы, правители и религии – около соленых озер Эльтон и Баскунчак, недалеко от устья Волги. Для создания сверхдержавы нужна хорошая, крепкая, завоевательская религия типа христианства, мусульманства, марксизма–ленинизма или национал–социализма. А такой, вы же видите, пока не создано. На базе секса и скопцов, какая религия?

Надо уточнить, что амазонки, узнав про то, что у братских кланов есть фрейдовский тотем, тоже завели его у себя. Чисто по–обезьяньи, как это умеют делать только женщины. Согласны? А табу на эндогамию у них получилось само собой, ведь они с самого своего основания были эндогамны, по истории своего происхождения, так сказать.

Надо исследовать, почему кланы амазонок относительно быстро исчезли? Во–первых, они не быстро исчезли. Как мы видели выше, такие кланы амазонок с наследованием по женской линии сосуществовали с мужскими кланами, с мужским наследованием титулов царей. Только позднее жившие историки под воздействием повсеместно осуществленного переворота к мужским кланам и при переписке истории сделали все возможное, чтобы затемнить ситуацию и представить те времена в ином свете, в свете патриархата. Правда, у них это получилось не всегда чисто, как это и случается при любой подделке документов: везде «торчат уши», следы подделок. Возьмем тех же правительниц Галикарнаса Артемизий с их скульптором скопцом Скопасом. Вспомним сабинянок в Древнем Лациуме. На них я остановлюсь подробнее позднее, в критике взглядов Фрэзера. Пока только скажу, что это же вылитый матриархат с женским наследованием царской власти, когда мужчин считали ни за что, и даже не интересовались их родословной, даже родословной мужей собственных цариц.

Перенесемся в древнюю Киевскую Русь, где по выше изложенным мной сведениям из древних авторов князь и княгиня были равноправны во всем и даже похвалялись друг перед другом у кого дружина лучше, у кого деревень в подчинении больше. Где, как правило, после смерти князя наследовала ему княгиня. Как не увидеть здесь «знакомство» мужских и женских кланов, перешедшее в брачные отношения, где права женских кланов во главе со своей предводительницей амазонок не уступали правам мужчин во главе со своим князем. И это же уже писаная история, из которой просто невозможно было без следа удалить равноправие князей и княгинь на Руси, как женское наследование в Древнем Лациуме. Заметьте, я на этом остановлюсь еще подробнее, что в описании древних историков указано, что среди погибших княжеских воинов при взятии Константинополя находилось множество женщин–воинов. Как не увидеть в этом объединение «познакомившихся» мужского и женского кланов, предпринявших совместный поход на Константинополь, притом на равноправных договорных условиях.

В приведенных примерах я вижу три этапа «знакомства» клана амазонок и братского клана. В истории сабинянок и Древнего Лациума с женским наследованием я вижу чистый матриархат, переделанный историками в патриархат с «торчащими ушами». В истории похищения сабинянок я вижу начало «знакомства» мужского и женского кланов, не проживавших еще вместе, но уже начавших широко общаться. В истории Киевской Руси я вижу объединение мужских и женских кланов типа конфедерации, с большими и равными правами субъектов ее. Объединение шло, конечно, от «любви» между главарями кланов, которая перешла во всеобщую «любовь» между членами разных кланов. Я на этом еще остановлюсь более подробно в соответствующем месте.

Теперь несколько слов об исчезновении кланов амазонок. Оно произошло совсем недавно, только историки замазали сведения об этом в летописях, и получилось, что это было очень давно, почти мифично. Отмечу здесь две группы причин, уничтоживших матриархат. Разбираться с ними более подробно буду в другом месте, когда накоплю достаточно материала для этого. Первая группа причин лежит в правом полушарии женского мозга, в эмоциональном. Перечислю их и больше не буду к ним возвращаться, так как выше достаточно подробно их рассмотрел. Это более сильная, нежели мужская, любовь, вытекающая из животного материнского инстинкта, закрепившегося в генах намертво в миллионах поколений живых существ. Это женское самопожертвование и неамбициозность, о которых я уже говорил. Это неумение женщин жить рассудком, истекающее из того же использования правой части головы, вместо левой ее части. Вообще говоря, надо бы исследовать и причины, почему так получается, но у меня недостаток знаний для этого. Отмечу лишь то, что согласно теории Геодекяна, женщина – хранительница генной информации, а мужчина – разведчик жизни, приобретатель этой информации. Но он идет вперед разумом, в основном из–за малого знания законов жизни, путем проб и ошибок, а женщина не может себе хранить информацию таким же 50 на 50 способом. Поэтому она консервативна, знания заменяет чувством, которое меньше обманывает, чем несовершенные знания и несовершенный из–за этого анализ. Но консервативность женщин должна резко противостоять попыткам мужчин что–то изменить. Поэтому борьба между ними за первенство должна оказаться суровой, лишь отчасти ослабляемой женской неамбициозностью и самопожертвованием.

Вторая группа причин – это изобретательность мужчин в деле создания левым своим полушарием умозрительных, философских представлений о религии, легших в основу единобожия – арианства. Обратите внимание, что язычество – это чисто эмоциональное восприятие мира, без всякого там «вскрытия» причинно – следственных взаимосвязей. Язычество подобно песне кочевника, что вижу, то – пою. Многобожие или язычество – это женская непосредственность, обозначение, во–первых, первородного страха перед миром, во–вторых, песнь продолжению человеческого рода, в третьих, это – нахождение способов борьбы с повседневными неприятностями жизни путем не рассуждений, а так сказать, простейших симпатических связей и простейших аналогий, выходящих не из анализа, а из самоочевидности. Я на этом еще остановлюсь позднее на примере анализа табу и магии у первобытных народов. Здесь напрочь отсутствует аналитика.

Арианские же религии целиком и полностью построены на аналитике, на причинно–следственных связях, и даже на прямом запугивании паствы, вытекающем из причин, как их следствие. Поэтому они мужские. Но и не только поэтому. Они также амбициозные религии, не допускающие соперников. Вы ведь только посмотрите, в многобожии никто не запрещает обращаться к разным богам, так сказать, по принадлежности их компетенций, они все равны между собой, а главная богиня не особенно высовывается из их ряда. Сегодня ее оргия, завтра – другой богини. А в единобожии же под великим страхом нельзя ни «лить себе других богов», ни поклоняться им. То есть, единобожие – это, прежде всего дисциплина как в армии, мужская дисциплина, дисциплина беспрекословного подчинения и почитания, а то – будет хуже. И эта дисциплина победила женщин также как и мужчин. Потому, что дисциплина – это и консерватизм в то же время, которому женщина следует по своей природе. Надо заметить, что во времена становления единобожия, например христианства, главными его двигателями первого периода были, прежде всего, сами женщины, и этим полна история. На единобожии, мужской религии, патриархат победил матриархат. Некоторые подробности я рассмотрю в соответствующих разделах ниже.

Глава 5

От фрейдовских тотема и табу к женской религии

без морали

Введение

Я не хочу продолжать свое исследование, пока вы не узнаете, что по этому поводу думают люди в 2000 году, каково, так сказать, общественное мнение на этот счет.

Византийская и Римская (Римско–германская) империи соседствовали после того, как разделились. Как будто «новохронисты» доказали, по крайней мере, мне, что Византия древнее Рима. Они также доказали мне, что иудейство – израильство (богославцы – богоборцы), как сегодня говорят «два в одном», но к Палестине, как географическому понятию, имеют отношение слабое. Арианство – единобожие зародилось около вулкана Везувия – это похоже на истину, но требует некоторого уточнения. Я хочу сказать, что арианство в смысле единого бога в таком случае, по «официальным данным» было практически у всех народов, о язычестве которых мы знаем. Зевс, хотя происхождение которого весьма сомнительно в смысле сплошного промискуитета, – громовержец, верховный бог, всех остальных он мог наказывать, сколько душе угодно. Значит, в этом смысле все остальные боги – его ангелы или святые, боги второстепенные. Русский Перун – тоже, кстати, громовержец, остальные деревянные куклы — боги, тоже подчиненные главному. Можно сколько угодно приводить примеров, что есть главный бог и второстепенные боги, вплоть до римских императоров, по совместительству, богов. Значит, тенденция главного бога – универсальна? Но тогда нет места для богинь–матерей по выражению Фрейда? Он, да и все остальные, просто забыли о таком широком господстве богинь–матерей?

Поэтому идея главного бога, идея единобожия, сильно раздута. Ей историки и религиозные деятели придают сильно преувеличенное значение, как всемирному тяготению. Зачем бы это? Зачем нужно единобожие? Кому? Что плохого в том, что при болезни молишься одному богу, а в радости – другому, торговать помогает один, воровать – другой? Дело в том, что царь, князь, вождь один, а народу много. Надо, чтобы и бог был один, а вышеуказанные вельможи были бы его представителями «на местах». Конечно, в те годы идеологии и «пиарщиков» на жалованье не было, но попадались умные люди, которые не зря ели царские хлеба, знали свой народ. Бог один и брожения между людьми нет, бог–царь и все ему подчиняются. Очень удобно. Поэтому надо считать, что более или менее полное единобожие потребовалось тогда, когда мини государства стали увеличиваться путем слияния под «сильной» рукой, безразлично, мужская она или женская. Поэтому и женщины, стоящие во главе государств, стали ревностными приверженками, например, христианства.

Итак, послушаем «общественное мнение», как, каким образом человечество продвигалось от первобытной орды через тотем и табу до религии и морали. И не забудем при этом, что я впервые утверждаю, что не труд сделал человека, а секс, через насильственное приобщение женщины к постоянно действующей сексуальности. Труд же, как и остроумие, – это только инструмент достижения цели в борьбе за симпатии женщины.

Зигмунд Фрейд с использованием Фрэзера и других авторов

о предпосылках религии

(Критика)

«Туземцев Австралии рассматривают как особую расу, у которой ни физически, ни лингвистически незаметно никакого родства с ближайшими соседями, меланезийскими, полинезийскими и малайскими народами (об этом у меня есть отдельные работы – мое). Они не строят ни домов, ни прочных хижин, не обрабатывают земли, не разводят никаких домашних животных, кроме собаки, не знают даже гончарного искусства. Они питаются исключительно мясом различных животных, которых убивают, и кореньями, которые выкапывают. Среди них нет ни королей, ни вождей. Собрания взрослых мужчин решают общие дела. И, тем не менее, они поставили себе целью с тщательной заботливостью и мучительной строгостью избегать инцестуозных половых отношений. Больше того, вся их социальная организация направлена к этой цели. Вместо всех отсутствующих религиозных и социальных установлений у австралийцев имеется система тотемизма. Для наших целей вполне достаточно указания на ту большую тщательность, с которой австралийцы и другие дикие народы стараются избежать инцеста».

Это мнение Фрейда представляется мне сомнительным. Должно что–то привести их к такой организации, лояльной, бесконфликтной, согласованной в отношениях полов, выдвинувшей мужчин на передний план. Посмотрим, может Фрейд найдет этому объяснение, а может – проигнорирует.

«Табу и амбивалентность чувств. Табу – полинезийское слово, которое трудно перевести, потому что у нас нет больше обозначаемого им понятия. Понятие табу разветвляется в двух противоположных направлениях. С одной стороны, оно означает – святой, освященный, с другой стороны – жуткий, опасный, запретный, нечистый. Противоположность табу – слово обычный, общедоступный. Таким образом, с табу связано представление чего–то требующего осторожности, табу выражается по существу в запрещениях и ограничениях. Наше сочетание «священный трепет» часто совпадает со смыслом табу. Ограничения табу представляют собой не что иное, нежели религиозные или моральные запрещения. Только они сводятся не к заповеди Бога, а запрещаются собственно сами собой» (выделено мной). А вот это очень поспешное заключение. Сам же потом доказывать будет, что табу – подсознательное, необъяснимое чувство. Поэтому это заключение, что табу равно религии выглядит сейчас совершенно необоснованным. Я даже думаю, что здесь пока чисто внешнее сходство, даже случайное.

«Это можно было бы назвать амбивалентным отношением индивида к объекту, или, вернее, к определенному действию. Он постоянно желает повторить это действие, видит в нем высшее наслаждение, но не смеет его совершить, и страшится его. Вследствие имевшего место вытеснения, связанного с забыванием – амнезией, мотивировка ставшего сознательным запрещения остается неизвестной, и все попытки интеллектуально разбить запрещение терпят неудачу, так как не находят точки, на которую они должны быть направлены». Сам же и объяснил, что религией тут пока и не пахнет.

«Отношение примитивных народов к вождям, королям и священникам руководствуется двумя основными принципами, которые как будто скорее дополняют, чем противоречат друг другу. Нужно их бояться и оберегать их (выделено мной). Почему направленность чувств к власть имущим содержит такую большую примесь враждебности? Исследования доисторического периода образования королевства должно дать нам самые исчерпывающие объяснения». (…) «Согласно данному Фрезером освещению вопроса, первые короли были чужеземцы, «предназначенные после короткого периода власти к принесению в жертву, как представители божества» на торжественных праздниках». (…) «И на мифах христианства отражается еще влияние этого исторического развития королевского достоинства (выделено мной). Двойственные к покойнику чувства – нежные и враждебные – оба стремятся проявиться во время потери его, как печаль и удовлетворение. Это тоже амбивалентность».

Насчет амбивалентности чувств к покойникам, – несомненно, поэтому Фрейд и приблизил покойников к королям, чтобы легче объяснялся тезис «нужно их бояться и оберегать их», совсем неочевидный. Посмотрим, будет ли он, этот тезис Фрейда, доказываться, как следует, кроме ссылки на Фрэзера? Добавлю, что мифов у христианства нет, и не было, христианство все написано на бумаге, а мифы были у язычества, которыми воспользовалось христианство. Это у Фрэзера четко доказано (см. «Боги и инцест»).

Посмотрим теперь, как освещает Фрэзер «принесение в жертву королей». В главе «Предание смерти божественного властителя» Фрэзер пишет: «Смертные боги. Человек сотворил богов по своему образу и подобию, и, будучи смертным сам, он, естественно, наделил тем же печальным свойством и свои творения». Далее он перечисляет ряд народов, у которых боги умирают и добавляет: «Прослушав ряд проповедей о христианском боге, эти туземцы осведомились, приходилось ли ему когда–либо умирать. Получив отрицательный ответ, они очень удивились и сказали, что это, должно быть, действительно великий бог (…) Не миновали общей участи и великие боги Египта (…) Умерщвление правителей по причине их одряхления. Если даже великие боги, живущие вдали от земной суеты, и те, в конце концов, умирают, то, как может избежать такой участи бог, вселившийся в бренную оболочку человеческого тела (…) При появлении первых признаков упадка сил богочеловека следует предать смерти, перенести его душу в тело сильного преемника». (Идут многочисленные примеры из жизни дикарей). «Правители – раз уж им пришла в голову счастливая мысль посылать на смерть вместо себя заместителей – позаботились о ее практическом осуществлении. (…) Обычай предания царя смерти в конце года покажется нам еще более правдоподобным, если мы узнаем, что на земле до сих пор (1923 год – примечание мое) существует царство, в котором монарх живет и правит всего один день. В Нгойо, в одной из областей древнего конголезского царства, имеет место обычай, согласно которому вождь, надевший на голову корону, неизменно умерщвляется в ночь после коронации. В настоящее время право на престол принадлежит вождю племени мусуронго, но он, как и следует ожидать, не спешит его занять, так что трон пустует». Нечего добавить, кроме: нам бы такое правило. Хотя умерщвление престарелых родителей путем не прямого убийства, а предоставления такой неминуемой «возможности» путем оставления в зимней тундре у угасающего костра без запаса дров, или перенесения в «царство мертвых» старшим сыном, как показано в кино Куросавы про айнов острова Хоккайдо – и сегодня известно. Поэтому, я думаю, что все это не имеет отношения к одним королям, а имеет отношение ко всем абсолютно соплеменникам, и, следовательно, ничего не доказывает применительно только к королям. Другими словами, несмотря на предоставление такой возможности Фрейдом Фрэзеру, последний не подтверждает мысли Фрейда, что «первые короли были чужеземцы, «предназначенные после короткого периода власти к принесению в жертву, как представители божества». Посмотрим еще раз, впереди, не станет ли Фрейд действительно доказывать свой тезис получше, чем голословной ссылкой на другой авторитет?

Осталось напомнить, что же пишет Фрэзер о королях–чужеземцах в главе «Престолонаследие в Древнем Лациуме»: «Но неразрешимым пока остается один вопрос: каким был порядок престолонаследия у племен древнего Лациума? (…) ни у кого из последующих римских царей трон отца не унаследовал сын. Один из царей был в родстве со своим предшественником не по отцовской, а по материнской линии, а остальные трое – Таций, Тарквиний Старший и Сервий Туллий – имели наследниками своих зятьев иностранного происхождения. Все это свидетельствует в пользу того, что право наследования передавалось по женской линии, и титул царя переходил к иностранцам, которые женились на дочерях царя».

Как так? Это же дурь несусветная? Даже предательство собственного народа, не говоря уже о личных привилегиях. С таким трудом и опасностью захватить власть и царские блага, а затем отдать их «прохожему молодцу»? Что хотите, а так не бывает.

Впрочем, Фрэзер придумал объяснение: «На языке этнографии (! – мой) это означает, что престолонаследие в Риме, а возможно, и во всем древнем Лациуме подчинялось правилам, которые выработало первобытное общество во многих частях мира: экзогамии, матрилокальности поселения и счету родства по женской линии (ну, прямо советская энциклопедия – примечание мое). (…) Политическим и религиозным центром каждой общины был неугасимый огонь царского очага, попечение о котором было делом девственниц–весталок из царского рода. Царем становился мужчина из другого клана – может быть, даже из другого города и другого народа, — который женился на дочери своего предшественника и благодаря ей получал царство. Дети, которых он от нее имел, наследовали не его, а ее имя; дочери оставались дома, а возмужавшие сыновья пускались в путь, женились и селились в стране своей жены в качестве царей или простолюдинов. Преимуществом этой гипотезы является то, что она объясняет темные стороны истории царской власти в Лациуме простым и естественным образом».

Ничего себе, «простым», да еще и «естественным». Да это настолько по–дурацки «непросто», что кричать хочется. Настолько неестественно, что стыдно упоминать о слове «естественно», когда у этих «дураков из Лациума» даже инстинкт самосохранения не действует.

Простите, но надо продолжать, так как дальше Фрэзер начнет путать причину со следствием: «Она (его гипотеза – мое) делает более понятными предания, повествующие о том, что латинские цари рождались от матерей–девственниц и отцов божественного происхождения. Эти предания за вычетом элементов преувеличения (эти элементы Фрэзер опускает почему–то – мое) означают не более как, то, что женщина зачинала ребенка от неизвестного мужчины. Неопределенность отцовства лучше совместима с системой родства, которая не считается с фактором отцовства, чем с системой, которая делает его фактором первостепенной важности». Эту комолую фразу перевожу: зачем знать кто отец, когда это не имеет значения? Так как только мать имеет детей, отец – не имеет. Продолжу Фрэзера: «Если при рождении римских царей отцы их действительно не были известны, то это свидетельствует либо о половой распущенности, существовавшей в царских семьях вообще, либо об ослаблении правил морали в особых случаях, когда женщины и мужчины на время возвращались к половой распущенности былых времен».

В последней фразе Фрэзер совсем отдалился от того, что доказывал, и стал противоречить самому себе, но в то же время, приблизился к пониманию другой истины, не имеющей никакого отношения к теме, которую он «раскрывает». Поясняю. Как это так, «при рождении римских царей отцы их действительно не были известны»? Что, совсем уж царским дочерям выбирали жениха прямо «с ветра»? Должны бы узнать, хотя бы, кто отец того, кому доверяют свое государство, не говоря уже о собственной дочери.

Что касается «половой распущенности в царских семьях», то ими полна история, а у богов – в особенности, и я не вижу тут ничего криминального, времена были такие. А, вот «ослабление правил морали в особых случаях» я бы назвал «Праздником инцеста», который заменил собой повседневный инцест, ставший табу, аморальным, так сказать. Хотя морали очень сильной и не было, иначе бы и не ходили на эти оргии в церковь, как сейчас перестали ходить на демонстрации в честь 1–е мая и Октябрьской революции, когда «палку» убрали. А инцест – это такая хорошая штука, так хочется с самого раннего детства, хоть тогда, хоть сейчас. И думаете пары в церкви совсем уж случайные? Нет, перед счетом: раз, два, три, уже присмотрелись, присоседились. И не надо никакого огорода городить и соотносить это с не имеющими никакого отношения царскими женитьбами–замужествами. Этот праздник жизни сам по себе, как разрешенное воспоминание о «хороших» временах, кстати, совсем еще недавних. А первые «христопродавцы», продавцы нового «учения», не могли им не воспользоваться, иначе, кто бы за ними пошел при таких хороших «дохристианских» праздниках? Использовали по насущной необходимости, а потом еле избавились, пришлось даже костры инквизиции разжечь, но об этом – ниже.

Самым же главным считаю то, что все приведенные выше выдержки подтверждают мою версию, высказанную в предыдущей главе. Там у меня доказательств, на мой взгляд, было недостаточно. Теперь их – даже излишек.

Предлагаю формулу, которая все поставит на свои места действительно «простым и естественным образом», доказательство оставлю на потом. В Лациуме был матриархат, власть амазонок (см. выше). Правили или только царствовали царицы. Была экзогамия, поэтому замуж не выходили, а брали за себя мужиков не то, чтобы совсем «с ветра», но и не очень следили за его родословной, был бы красивый. Все равно – «папашка» и кушать будет отдельно, в сторонке, и – что дадут. Нужен он был только для одной цели, известной. Мама–царица передавала свои права дочке старшей, но не всегда. Иногда дочка сама или в сговоре с другими, маму–царицу и убивали, старая и под ногами путается. Это для того, чтобы будущие историки нашли дворцовые интриги. Мужика — «царя» держали чуть ли не на привязи, так что он о настоящем царстве и не мечтал, пожрать бы дали. Я это уже описывал.

Потом, когда мужики как–то поднатужились и изобрели письменность, а за ней и «патриархат», как Маркс коммунизм, то, естественно, им понадобилась религия, как Марксу знаменитый «Манифест». Кое–какие «допатриархатные» записки, конечно были. В них кое–что сожгли, кое–что подправили незаметно, а цариц – заменили на царей. Для этого надо было, наверное, поменять только окончания фамилий, и то – только в «русских переводах». Очень любят русские отличать мужчин от женщин окончаниями слов. Но не все, конечно сожгли. Некоторые бумажки кое–где сохранились. То война помешала, то – эпидемия, то – еще бог знает, что. Если принять эту мою версию, пока – в качестве гипотезы, то ничего не надо городить. Все в древнем Лациуме встанет на свои законные места. Притом действительно простым и естественным образом.

Но ученые, «популяризаторы науки» и историки этого сделать не могут по независящим от них причинам. Так как придется признать, что матриархат действовал почти вчера, о чем я уже неоднократно напоминал, а не «на грани раннего и позднего палеолита». А такое мнение крамольное, поэтому к рассмотрению приниматься не может по определению. Представьте себе только разницу между «почти вчера» и идиотской «гранью» в тысячи лет между «ранним и поздним палеолитом». Фрэзер был, безусловно, и ученым, и популяризатором науки, поэтому принять моего «предложения» не мог. Фрейд, может быть, и мог бы принять, но он принципиально не говорит о женщинах, кроме их неврозов, разумеется. Однако продолжим цитировать Фрейда.

«В душевных движениях примитивных народов приходится вообще допустить большую степень амбивалентности, чем ту, какую мы можем найти у современного культурного человека. По мере уменьшения этой амбивалентности постепенно исчезает также табу, являющееся компромиссным симптомом амбивалентного конфликта. Понимание табу проливает свет на природу и возникновение совести. Не расширяя понятия, можно говорить о совести табу и о сознании вины табу после нарушения его» (Выделено мной).

Остановимся. Фрейд ничем не подтверждает то, что мной выделено. Он просто констатирует. Поэтому, если бы Фрейд был жив, я бы у него спросил: А у собаки и кошки есть совесть? А у коровы, лошади? Многие, имевшие отношения к животным, подтвердят, что совесть есть. Чем, как не совестью можно объяснить следующие факты? Хозяин выходит из избы во двор. Собака сидит в конуре. Услышав шаги хозяина, она выскакивает из конуры и, виновато вильнув хвостом, начинает лаять на белый свет, никого не видя и не слыша в радиусе километра, извиняясь и показывая тем самым, что, вообще–то она – на посту, несмотря на лежку в будке. Разве это не совесть? Она знает свои обязанности и чувствует себя виноватой, что так некстати расслабилась.

Или: собачонка комнатная, всегда выпрыгивающая к двери встречать хозяйку, вдруг на этот раз не встречает, виновато «приветствует» издалека, а то и прячась под кроватью. Стесняется. Она, извините, нагадила и знает, что это нехорошо, неприлично для уважающей себя культурной комнатной собачки.

Рассказ о блудливой корове. Корова, входя со стадом в деревню, любила еще погулять, уже по деревне, не торопясь в открытые для нее ворота. Выходила хозяйка искать ее. Корова всегда раньше, чем хозяйка ее, засекала хозяйку и неслась, подняв хвост трубой, мимо оторопевшей хозяйки во двор, стесняясь своего «проступка».

Лошади, вообще, «академики». Я работал много лет в шахте и наслышался от стариков–коногонов, бывших, естественно. Лошади умеют считать, во всяком случае, до пятнадцати. Лошадь трогает с места состав сцепленных друг с другом вагонеток, например 17, а «норма» ее 15. Трогает и тут же останавливается. Первая вагонетка останавливается, остальные, растянутые на сцепках, начинают стучать о первую: раз, два, три… семнадцать. Лошадь этот состав не повезет, хоть убей ее. Отцепишь две вагонетки, посчитает этим же способом и … повезет. О совестливости лошадей можно написать трактат.

Поговорка: знает кошка, чье мясо съела – это уже «общественное мнение» целого народа. Против него и Фрейд не пошел бы. Можно, конечно, сказать, что понятию совести животные у человека научились, но я буду настаивать, что – наоборот.

Этот абзац мне нужен затем, что я хочу применить понятие совести к самой дикой человеческой орде, а Фрейд мне мешает своими голословными утверждениями. Разумеется, также, что понятие совести мне не мешает утверждать, и я это делал несколько раз уже, что в те времена не было понятия стыда инцеста, ведь это такое же обычное дело как, например, высморкаться без употребления носового платка в те далекие годы. Мораль – понятие тоже разновременное и это можно доказать на сотнях примеров.

Фрейд: «Совесть представляет собой внутреннее восприятие недопустимости известных имеющихся у нас желаний; но ударение ставится на том, что эта недопустимость не нуждается ни в каких доказательствах, что она сама по себе несомненна. Еще яснее это становится при сознании вины, восприятии внутреннего осуждения таких актов, в которых мы осуществили известные желания». Вот поэтому–то я и говорю, что совесть первична.

Таким образом, табу, глубже которого невозможно добраться, даже на примере австралийских аборигенов, самых примитивных людей планеты, есть, по мнению Фрейда, первооснова и религии, и совести. Что из этого следует? То, что согласно этому утверждению Фрейда совесть могла бы развиваться без религии. Но, так как я доказал, что совесть уже есть и без табу, то, может быть, и религия обойдется без табу? Ведь Фрейд нам очень подробно объяснил понятие табу. Табу это не только прямой запрет чего–либо, это грубо, с одной стороны «священный», с другой стороны «нечистый», то есть необыкновенный, а противоположность табу – обыкновенный. Скорее, вопреки Фрейду, источник религии не табу, а тотем, то есть коллектив людей, объединенных на какой–то основе, почва для проповеди чего угодно. Я же уже показал выше, что первоначально мужики, убившие мать–царицу, договорились убить ее любовника, то есть, создали коллектив (фрейдовский тотем). Потом уже, по чистой случайности убили обоих. Таким образом, табу вопреки мнению Фрейда не является первоосновой религии по моему глубокому доказанному выше убеждению.

Совесть особо никому не нужна для ее специального культивирования. Вождям она даже мешает пользоваться «кремлевскими» привилегиями. А вот запретительная часть табу, в модернизированном виде религии, могла бы сослужить хозяевам жизни неплохую службу. Но это будет уже не табу тогда. Сам факт амбивалентности чувства, но уже не табу, «бояться и беречь вожака», с одной стороны, и принести его же в жертву, т.е. попросту убить, с другой стороны, «хозяевам жизни» надо было менять. А то будут проявлять нежные чувства, но уже к начальнику–покойнику. Поэтому древние философы в звериных шкурах, съев лучшие куски от артельно–убитого мамонта, должны были призадуматься, с целью найти способ «скособочить» амбивалентность. Для этого у них были «психологи», «философы» и вообще умные старики–сограждане в набедренных повязках. Это уже напоминает зачатки клана, которому зачаток – опять тотем, а не табу. Надо сказать, что все это не один вождь сообразил за один день, все вожди во всем мире постоянно призадумывались на эту тему.

Фрейд отмечает: «Троттер считает стадный инстинкт первичным, неразложимым. Тогда места вождю нет. Высказывание Троттера: человек есть животное стадное, мы осмеливаемся исправить в том смысле, что он скорее животное орды, особь, предводительствуемая главарем орды. С самого начала существовало две психологии: одна – психология массовых индивидов, другая – психология отца, возглавителя, вождя. Воля отдельного индивида была слишком слаба, он не отваживался на действие. Никакие другие импульсы, кроме коллективных, не осуществлялись, была только общая воля, не было воли отдельной».

Только и спрошу: что в стаде нет вожака? Что, орда не стадо? Я про это уже говорил выше: стадо – это когда все вместе, а женщин становится все меньше и меньше из–за эффекта Геодекяна. Почти семейная орда – это когда самок осталось столь мало, что все самцы поделились на группы, вокруг каждой отдельной самки с детьми. Но это не та орда, какую имеет в виду Фрейд. Тут скорее самка – фактическая глава орды, хотя самый сильный самец ее контролирует, когда не спит и не охотится за пищей или вообще не заболел. Только чуть ослаб, отвлекся, устал – все, уже не вожак. Другие на очереди, загрызут. А самка в таких условиях – сексуальная, вся надушенная, накрашенная, с маникюром. И если самка не захочет иметь дела с «вожаком», ее поддержат остальные самцы. В такой ситуации не может быть вожака. Вожак – лицо уважаемое, можно сказать любимое. А какая к нему любовь у его соперников, за что?

Фрейд: «Анимизм, магия и всемогущество мысли. Анимизм – учение о представлениях о душе, о духовных существах вообще. Анимизм представляет собой философскую систему, он не дает объяснение отдельного феномена, но дает возможность понять весь мир как единую совокупность, исходя из одной точки зрения. Человечество создало три таких философских системы, три великих миросозерцания: анимистическое, религиозное и научное. Из них первым явилось анимистическое, может быть самое последовательное и исчерпывающее, полностью, без остатка объясняющее сущность мира.

Невозможно предполагать, что люди из чисто спекулятивной любознательности дошли до создания своей первой мировой системы. Практическая необходимость овладеть миром должна была принимать участие в этих стараниях. Мы не удивляемся поэтому, когда узнаем, что рука об руку с анимистической системой идет еще что–то другое, — указание, как поступать, чтобы получить власть над людьми, животными, предметами или их душами. Это указание, техника анимизма – колдовство или магия. В анимистической стадии человек сам себе приписывает всемогущество мыслей, в религиозной стадии он уступает всемогущество мыслей богам, но не совсем серьезно отказался от него, потому что сохранил за собой возможность управлять богами по своему желанию разнообразными способами воздействия.

Первое миросозерцание, сложившееся у человека, анимистическое, было, следовательно, психологическим. В то время как магия сохранила еще полностью всемогущество мысли, анимизм уступил часть этого всемогущества духам и этим проложил путь к образованию религий. Что побудило примитивного человека проявить это первое ограничение? Едва ли сознание неправильности его предпосылок, потому что он сохраняет магическую технику». В общем, все верно, только как–то расплывчато, не по делу, которое он пытается нам объяснить.

«В Дарвиновской первобытной орде нет места для зачатков тотемизма. Здесь только жестокий ревнивый отец, приберегающий для себя всех самок и изгоняющий сыновей. И ничего больше. Это первоначальное состояние общества нигде не было предметом наблюдений». Что написано – это не орда. Это супружеская пара, надо полагать, в которой все самки, и мать, и дочери используются отцом, а маленькие мальчики, изгнанные – погибают. Это примитивно очень.

«Самая примитивная организация – это мужские союзы, состоящие из равноправных членов и подлежащие ограничению согласно (его – Мое) тотемистической системе при материнском наследовании». Это еще примитивнее. Откуда взялось материнское наследование?

«В один прекрасный день изгнанные братья объединились, убили и съели отца и положили, таким образом, конец отцовской орде». Хорошо, съели. С кем остались мать и дочери, ведь сыновья, создавая тотем, отказались от них? Как с наследованием?

«Они осмелились сообща и совершили то, что было бы невозможно каждому в отдельности». Опять хорошо, сели кушать отца, мать и сестры плачут, а они едят, а потом куда–то ушли заниматься онанизмом и гомосексуализмом.

Продолжу цитирование: «Тотемистическая трапеза, может быть, первое празднество человечества, была повторением и вспоминанием этого преступного замечательного деяния, от которого многое взяло свое начало: социальные организации, нравственные ограничения и религия. Объединившиеся братья находились во власти тех же противоречивых чувств к отцу, которые мы можем доказать у каждого из наших детей и у наших невротиков как содержание амбивалентности отцовского комплекса. То, чему он прежде мешал своим существованием, они сами теперь себе запрещали, попав в психическое состояние хорошо известного нам из психоанализа «позднего послушания». Они отменили поступок, объявив недопустимым убийство заместителя отца тотема, и отказались от его плодов, отказавшись от освободившихся женщин. Таким образом, из сознания вины сына они создали два основных табу тотемизма, которые должны были, поэтому совпадать с обоими вытесненными желаниями эдипова комплекса. Кто поступал наоборот, тот обвинялся в единственных двух преступлениях, составляющих предмет заботы примитивного общества. Оба табу тотемизма, с которых начинается нравственность людей, психологически неравноценны. Только одно из них: необходимость хранить животное–тотем покоится всецело на мотивах чувства. Отец был устранен, в реальности нечего было исправлять. Но другое – запрещение инцеста имело также сильное практическое основание. Половая потребность не объединяет мужчин, а разъединяет их. Таким образом, братьям, если они хотели жить вместе, не оставалось ничего иного, как, быть может, преодолеть сильные непорядки, установить инцестуозный запрет, благодаря которому все они одновременно отказались от желанных женщин, ради которых они, прежде всего и устранили отца. Они спасли, таким образом, организацию, сделавших их сильными, и основанную на гомосексуальных чувствах и проявлениях, которые могли развиться у них за время изгнания. Может быть, это и было зародышем матриархального права, пока оно не сменилось патриархальным семейным укладом» (выделено мной).

Остановим Фрейда и обдумаем его выкладки:

1. Я уже обосновывал выше, в разделе «Тотем и табу», что в таких условиях табу на инцест устанавливать незачем, переживания не те, очень слабые, и порадовать себя есть чем. Освободившимися самками.

2. Тотем создать можно, конечно, но это будет не тотем в строгом понимании этого слова, а так…, «клуб филателистов».

3. А вот, откуда из того, что произошло, взялись социальные организации, нравственные ограничения и религия, хоть убей не пойму. Социальная организация первобытных рыболовов – пойму, социальная организация гомосексуалистов – пойму, так как и без убийства отца, из одной его боязни можно так организоваться. От чего нравственные ограничения? У их собаки уже совесть есть. Пусть на нее посмотрят и договорятся без убийства отца, разговаривать–то, я думаю, уже умели, хотя бы как ильфо–петровская Элочка–людоедка. Инцест только сегодня запретили себе, а он отнюдь не безнравственным казался, даже много позже им вовсю пользовались, начиная от богинь и кончая христианскими церквами. А что еще в те времена к нравственности относилось?

4. И, наконец, почему уважаемый психоаналитик, все никак не может объяснить переход от материнского к отцовскому наследованию? У него же, что в орде, что в братском клане – все еще материнское наследование, стыдно как–то уже. На дворе чуть ли не христианство, а у него все материнское наследование и вместе с ним еще только сегодня, после убийства отца, – зародыш его самого – «матриархального права, пока оно не сменилось патриархальным семейным укладом». Когда же сменится? Что, до коммунизма будем ждать патриархата? Я уже удивлялся чуть выше постулатам Фрэзера по этому поводу. Опять, снова да ладом?

Продолжим: «С другим табу, защищающим жизнь животного–тотема, связывается право тотемизма считаться первой попыткой создания религии. С суррогатом отца можно сделать попытку успокоить жгучее чувство вины, осуществить своего рода примирение с отцом. Тотемистическая система была как бы договором с отцом, в котором последний обещал все, чего только детская фантазия могла ждать от отца: защиту, заботу и снисходительность, взамен чего сыновья брали на себя обязанность печься о его жизни, т.е. не повторять над ним деяния, сведшего в могилу настоящего отца. В тотемизме также заключалась и попытка оправдаться: «Если бы отец поступал с нами так, как тотем, то у нас никогда бы не явилось искушение его убить». Тотемистическая религия произошла из сознания вины сыновей, как попытка успокоить свое чувство и умилостивить оскорбленного отца поздним послушанием. Все последующие религии были попытками разрешить ту же проблему. Различными путями – в зависимости от культурного состояния, в котором они предпринимались, и от путей, которыми шли, но все они преследовали одну и ту же цель, – реакцию на великое событие, с которого началась культура и которое с тех пор не дает покоя человечеству» (выделено мной).

Слова–то красивые, а смысла в них – ноль. Во–первых, тотем этим ребятам создавать незачем, я уже объяснял. Во–вторых, почему клуб гомосексуалистов – основа религии? Основа религии – толпа для пропаганды какой–нибудь религии, но не основа самой религии. Основа религии – генетическая боязнь непонятного, как боится комнатная собачка выстрела из ружья, а приласкай ее, погладь – успокоится. Даже коммунисты в Кремле втихаря молятся, когда никто не видит, и верят целительницам–предсказательницам. Все, все без исключения верят во что–то сверхъестественное, которое хорошо бы ублажить: от уборщицы до президента, включая пропагандистов атеизма. Вот это и есть основа, которую используют ловкие люди. Собаки, хоть и совестливые, но в бога, по–моему, не верят. Попробовали бы у них религию создать, хоть с тотемом – сворой, хоть – без.

Лучше связать «табу, защищающее жизнь животного–тотема» не с «первой попыткой создания религии», а с внушением, гипнозом, если хотите. Нельзя трогать мать–богиню потому, что она одна (отца–бога я вообще выбрасываю, так как его не было, в том числе и в истории), значит, нельзя трогать и животное–тотем, ее заменившее, а потом – и статую богини. Но это же не первая попытка создать религию, это следствие создания религии. Внушили, что убивать царицу–мать не надо, выйдет себе дороже. И все это поняли, потому, что наглядно и прочувствовано. Дальше уже потребовалась изрядная доля внушения, чтобы отождествить мать–царицу с животным–тотемом, а потом еще большая, чтобы отождествить ее с хорошо обработанным камнем. Я хочу сказать, что тотем создавался не для религии, а по насущной необходимости и только в этом процессе путем наблюдения ловкие люди увидели раскрывающиеся возможности внушения: секта «дырочников» вообще «отождествила» бога с дыркой в углу избы. Поэтому во фрейдовском и классическом табу и не надо искать истоки религии. Истоки религии надо искать в умных людях, подмечающих «всеобщую боязнь людскую» и даже сейчас необъяснимую, в – «социологах», если хотите, желающих «жить лучше» всех остальных.

«Но и другой признак, точно сохраненный религией, проявился тогда в тотемизме. Амбивалентное напряжение было, вероятно, слишком велико, чтобы прийти в равновесие от какого–нибудь установления, или же психологические условия, вообще, не благоприятствуют изживанию этих противоположных чувств. Во всяком случае, заметно, что связанная с отцовским комплексом амбивалентность переносится также и в религию. Религия тотемизма обнимает не только выражение раскаяния и попытки искупления, но служит так же воспоминанием о триумфе над отцом. Удовлетворение по этому поводу обуславливает празднование поминок в виде тотемистической трапезы, при которой отпадают ограничения «позднего послушания», вменяется в обязанность всякий раз заново воспроизводить преступление убийства отца в виде жертвоприношения тотемистического животного, когда, вследствие изменившихся влияний жизни, грозила опасность исчезнуть сохранившемуся результату того деяния, усвоению особенностей отца. Нас не удивит, если мы найдем, что сыновнее сопротивление также снова возникает отчасти в религиозных позднейших образованьях, часто в самых замечательных превращениях и перевоплощениях. Если мы проследим в религии и в нравственном прогрессе, еще не строго разделенных в тотемизме, последствия превратившейся в раскаяние нежности к отцу, то для нас не останется незамеченным, что, в сущности, победу одержали тенденции, диктовавшие убийство отца. Социальные чувства братства, на которых зиждется великий переворот, приобретают с этого момента глубочайшее влияние на развитие общества. Они находят себе выражение в святости общей крови, в подчеркивании солидарности жизни всех, принадлежащих к тому же клану. Обеспечивая себе, таким образом, жизнь, братья этим хотят сказать, что никто из них не должен поступать с другими так, как они все вместе поступили с отцом. Они исключают возможность повторения судьбы отца. К религиозно обоснованному запрещению убивать тотем присоединяется еще социально обоснованное запрещение убивать брата. Еще много пройдет времени, пока заповедь освободится от ограничения только кругом соплеменников, и будет гласить просто: не убий. Сначала место патриархальной орды занял братский клан, обеспечивший себя кровной связью. Общество покоится теперь на соучастии в совместно совершенном преступлении, религия – на сознании вины и раскаянии, нравственность – отчасти на потребностях этого общества, отчасти на раскаянии, требуемом сознанием вины» (выделено мной).

Вот все эти слова, а не только выделенные, истрачены зря, хотя и хорошие. Они не туда направлены. Хотя отца, может быть, и убили, только последствий этих не было и не могло быть. Повторяю: переживания не те. А вот если принять во внимание, что братья (чисто по названию, а не по действительному родству) убили инцестирующиую с ними мать в ревности ее к друг к другу (см. основополагающую мою таблицу в разделе «Тотем и табу»), тогда другое дело. Они бы смогли создать и тотем, и божество, но, заметьте, не мужского, а женского рода, каких пруд пруди в нашем исследовательском распоряжении под именем богинь–матерей. Я хотел, было, на этом закончить, но решил, что надо доказать свою мысль основательнее.

Фрэзер: «Из обычая изображать Афину в одеянии из козьих шкур тоже можно заключить, что во время оно коза была священным животным этой богини. Однако, несмотря на это, козу, как правило, не приносили в жертву Афине и не допускали ее в великое святилище богини – афинский Акрополь. Поступали так якобы потому, что коза нанесла вред оливе – свещенному дереву богини. Отношение козы к Афине до этого момента такое же, как отношение лошади к Вирбию: оба этих животных запрещалось вводить в святилище, потому, что они чем–то навредили богу. Варрон, однако, сообщает, что правило, закрывающее козе доступ в Акрополь, допускало одно исключение. Один раз в год козу, по словам римского автора, пригоняли в Акрополь для совершения необходимого жертвоприношения. Между тем, как было отмечено выше, возможно, что животное, которое приносят в жертву единственный раз в году, является не рядовой жертвой, а представляет самого бога. Отсюда можно сделать заключение, что один раз в году в Акрополь приносилась в жертву коза в роли самой Афины… Та же судьба, как мы видели, постигла свинью, приносимую в жертву Деметре и Озирису (Озириса надо выбросить – примечание мое), и козу, которую жертвовали Дионису, а, возможно, и Афине (исправляю: именно Афине) … Мы и не подозревали бы о существовании важного исключения из этого правила, которое дошло до нас благодаря счастливой случайности, сохранившей труд Варрона». (стр. 447 – выделено мной). Как я и говорил, не все сожгли.

Почему Фрейд зациклился на «эдиповом комплексе» и «боге–отце»? Он что не читал этой фразы? Со стопроцентной уверенностью заявляю, что читал, так как постоянно берет примеры свои именно у Фрэзера. Тогда почему «скрывает» эту фразу от нас, не пытаясь даже объяснить нам ее со «своих» позиций? Если говорить прямо и откровенно, то Фрейд пытается нас обмануть, всовывая нам свой «товар не первой свежести» под видом доброкачественного. Других определений быть не может. При этом я уже доказал, что «эдипов комплекс» – это совершенно частный случай, совершенно незначительный из описываемой мной жизни «древних» людей». Совершенно аналогичный по значению своему «детской сексуальности девочек», «проституции», «оскоплению» перешедшему в «обрезание», «угнетению» как жен, так и мужей, «старческим вспышкам плотских чувств», истокам импотенции и фригидности, воровству и выкупу невест и женихов, групповому сексу и религиозным оргиям, каменным фаллосам в церквах, нелюбви между тещей и зятем, между свекровью и снохой и так далее. Пусть попробует вывести все эти «особенности» только из своего «основополагающего» эдипова комплекса, если он придает ему такое исключительное значение. Пусть объяснит исчерпывающе, почему существуют богини–матери в таком количестве, которым он, видите ли, «не находит места». А своей «выдумке» – богу отцу, место нашел, да он не влезает туда, в это его «место», как в «прокрустово ложе», «обрезать» надо.

«В противоположность новому пониманию, и совпадая со старым пониманием тотемистической системы, психоанализ обязывает нас, таким образом, придерживаться взгляда о глубокой связи и одновременности происхождения тотемизма и экзогамии».

Верно, но с учетом перемены направленности убийств, как я сказал выше. Кроме того, надо учесть, что «тотемизм» используется в чисто фрейдовском понимании, не соответствующем общепринятому, классическому. Но как я покажу ниже, в следующих разделах, «глубокой связи и одновременности происхождения тотемизма и экзогамии» иногда не существует. Прошу это пока принять к сведению.

«Таким образом, напрашивается предположение, что бог сам является животным–тотемом. Он развился из животного–тотема на более поздней ступени религиозного чувствования. Но все дальнейшие дискуссии излишни при том соображении, что сам тотем не что иное, как замена отца (выделено мной). Таким образом, он является первой формой замены отца, а бог – второй, позднейшей, в которой отец снова приобрел свой человеческий образ. Такое новообразование – свидетельство тоски по отцу. Братский клан равных братьев давал трещину благодаря тому, что они, каждый в отдельности, стремились, несмотря ни на что, стать равными отцу, воспользоваться его привилегиями, хотя совместная трапеза как давление не давала клану рассыпаться окончательно. Первоначальное демократическое равенство всех соплеменников нельзя было уже больше сохранить. Появилась склонность в связи с почитанием отдельных людей, отличившихся среди других, вновь оживить старый отцовский идеал созданием богов. Появились опять отцы, но социальные завоевания братского клана не погибли. Фактическое различие между новыми отцами семейств и неограниченным праотцем орды было достаточно велико, чтобы продолжить существование религиозной потребности, сохранить неудовлетворенную тоску по отцу. Сцена одоления отца и его величайшего унижения послужила материалом для изображения его высшего триумфа. Я не могу найти здесь места для великих материнских богов, которые, может быть, предшествовали отцовским богам» (выделено мной).