Загнанная в ловушку. Дело Пентагона

Глава 10. Джоанна vs Карина

Шесть с половиной лет назад

Тот день был выходным. Я старательно писала программу удаленного доступа, которую задал мне Шон в рамках индивидуального учебного плана. Он занял компьютерную комнату, а мне досталась гостиная. В одном помещении мы работать не могли, Картер не терпел конкурентного стука по клавишам. Это его отвлекало. По крайней мере я предпочитала именно эту версию объяснений.

На мне было платье с цветами и широкими белыми полосками окантовки краев, волосы скручены в замысловатый жгут. Я, конечно, не собиралась выходить из дома, но ради мужчины я же хочу одеться, причесаться и накраситься. Причина была неверной, но, как ни странно, это стало для меня неким утешением, потому что в дверь позвонили.

Я не стала дожидаться, чтобы вышел крайне раздраженный Шон и потом начал рычать, что по моей вине был вынужден отрываться от дел. В конце концов я выучила урок: кто бы там ни пришел его нужно выставить. Так что я подошла к двери, не глядя в глазок, дернула ручку… и вдруг все заготовленные вежливые слова застряли в моем горле. И я сразу поняла, кто передо мной. Голоса Роберта Клегга и Джастина Картера смешались воедино, и я сразу поняла, что на пороге концентрированные неприятности.

А мои неприятности оказались одеты в жакет с раскраской под зебру, желтый топик, аквамариновые брюки и золотые туфли на сумасшедших каблуках. В пальчиках с длинными ногтями под цвет брюк была зажата совсем не женская сигарета. И пахли неприятности так, будто выкурили уже пачку, однако, за табаком прятался запах каких-то дорогущих духов. О да, рядом с пани (а, разумеется, это была она) я в своем платье в цветочек я почувствовала себя дешевкой. И не представляю, каким образом, ведь одета она была как попугай, но все же.

Ее глаза обладали кошачьи прищуром и металлическим блеском поверх странной фиолетовой радужки, кожа не была знакома с расширенными порами, а также и с солнечными лучами, и цвет ее волос мог бы повторить только художник очень высокого класса. Она была ниже меня сантиметров на десять, наверное, но сумасшедшие шпильки украли как минимум половину моего преимущества. И, черт, она была безупречнее не придумать.

Я возненавидела ее сразу. Вот на этом самом месте. Даже на порог пускать не хотела, потому что чувствовала, будто стою на пути у движущегося на всех парах состава поезда. И сойти с рельсов уже не успевала.

Мы с ней подняли глаза одновременно. Она, выходит, тоже меня разглядывала. Интересно, что подумала она?

— Шон дома? — спросила пани с легким австралийским акцентом. То есть приехала и жила здесь, совсем как я.

— Он занят и в такие моменты не очень любит посетителей, — попыталась я избежать лобового столкновения с полным составом. Но это не прокатило.

— О, — рассмеялась она хрипловато. — Я курсе, но меня он точно примет. И тут, словно в доказательство ее слов, к дверям ломанулась Франсин. Она и лаяла, и счастливо скулила. Да. Это меня обидело. Да. Я посчитала это предательством. Да. Я никогда больше не была добра с бедняжкой Франсин. Сейчас мне кажется это сплошным безумием, но если вы читали о таком явлении, как проецирование, вы знаете, на кого я злилась. Вы знаете, что раз мне нечем было задеть Шона, то уж собаке-то досталось. Нет, я, как и прежде, кормила Франсин, гуляла с ней, но мое отношение прежним никогда не стало.

— Я позову его, — сказала я, задаваясь вопросом, насколько велика вероятность, что и остальные обитатели дома будут так же рады гостье, как собака? Мое сердце стучало глухо и больно. Что ей надо? Зачем она приехала.

— Шон, к тебе гости. — А он, чтобы его, даже не повернулся в мою сторону.

— Я занят.

— Гости передали, что ты отвлечешься и будешь очень рад их присутствию, — переступая через себя, сказала я.

— Вот как… Какие интересные гости. И кто это? — скучающим тоном спросил он.

— Женщина, — пожала я плечами, сама не понимая, почему назвала ее именно так. — Рыжая.

И вдруг случилось невероятное. Шон на мгновение замер, а затем моментально поднялся со стула и направился к двери на звуки лая и счастливого скулежа. А я подходить не стала, мне нужно было много пространства. Я не могла созерцать смерть последних своих иллюзий вблизи. Тем временем, Шон и пани остановились друг напротив друга, и что-то такое повисло в воздухе, что даже Франсин притихла, реагируя на происходящее. Воздух стал душным, толстым, плотным, его стало невозможно проглотить. И тут ее губы дрогнули в улыбке. И хотя это было всего лишь абстрагированием от происходящего, я была рада, что не увидела выражение лица Шона, он стоял ко мне спиной. А затем они заговорили, и не по-английски. Я сразу вспомнила Алекса и справедливо заподозрила в иностранке русскую… ну или не русскую, она же не совсем из их братии. В общем, строго говоря, я не ошиблась. А Шон указал рукой в сторону кухни и выгнал собаку на улицу.

— Джоанна, Карина или, среди Бабочек, пани. Потому что якобы по происхождению она в каком-то там колене полячка.

— Я чистокровная полячка, — сухо заметила она.

— Да? А ты хоть раз в Польше была? — фыркнул Шон. — Если мне не изменяет память, ты скрываешься от праведного возмездия в более… урбанизированных странах. — И хотя это было жалко, я все равно обрадовалась, что он начал знакомство со шпильки.

— Это тут вообще не при чем! — сощурилась Карина.

— Мы останемся каждый при своем мнении, — пожал плечами Шон.

А во мне взыграла вежливость.

— Что будете пить? — спросила я, выдавливая из себя улыбку.

— Кофе, конечно, — огрызнулся Шон. А Карина не возразила.

Итак, она красивая, умная и любит кофе. Идеальная девушка для Шона Картера. Хотя раньше мне казалось, что на эту должность подхожу сама. Но нее я просто никогда не встречала ни одной красавицы, по отношению к которой могла бы с уверенностью сказать, что да, она лучше меня. Так вот в тот день это случилось впервые. И осознание оказалось до смешного неприятным.

— Так что тебя забросило в Нижний Мир?

— Деньги, — ответила она без обиняков, чем изрядно меня удивила. Ей нужны деньги, но она не могла знатно не потратиться на билетик до Сиднея. А они продолжили и дальше, будто меня и не было.

— Зачем? Когда, чтоб тебя, ты промотала все, что получила от Алекса и не Алекса тоже?

— Как тебе удается опошлить все на свете? — кисло поинтересовалась она, но не обиделась.

— Ты уехала из Сиднея к нему. Я немного удивлен, что и из Петербурга ты тоже смоталась. На этот раз к кому?

— К Лиз Маер, если тебе действительно интересно.

— Уверяю тебя, мне абсолютно похрен. Я спросил, чтобы тебя позлить.

А она засмеялась. Она, черт ее дери, просто рассмеялась!

— Годы идут, а Шон Картер остается незыблемым.

— Ты хочешь поговорить за жизнь? Охотно оставлю вас с Джоанной. Это у вас точно общее. — И сказано это было так, словно больше у нас нет общего ничего. Вероятно, он был прав, но это было очень обидно, потому что ОНА в его глазах точно выигрывала. — А если хочешь, чтобы я сделал вид, что поддерживаю подобного рода беседу, извести меня за несколько дней до в письменной форме.

— Ты отвратительный, — отмахнулась Карина.

— Деньги тебе зачем?

— Не могу сказать.

— Тогда катись отсюда, — без труда решил вопрос Шон.

И вот теперь она обиделась. Я даже обернулась через плечо, чтобы посмотреть на ее выражение лица. Зрелище было стоящее. После такого взгляда и каменная глыба бы почувствовала себя виноватой. Но не Картер же.

— Шон, я не прошу наличности. Мне нужны любые средства заработать.

— И ты приехала, чтобы попросить меня…

— Отказаться от нелегалки.

— Ты меня, должно быть, разыгрываешь.

— Шон, у Монацелли есть сетевики, есть интеллектуальщики, параллельщики… но ты хакер и я хакер. Мы делим одну ветку и одних заказчиков, при всем том, что ты известнее и лучше. Я не спорю с этим. Но мне нужны деньги. Очень. И срочно.

— Карина, сколько нервов ты потратила на эту речь, сколько времени ее придумывала и репетировала? Пустое. Мой вопрос не меняется: за-чем?

Я поставила перед ними по чашке кофе, и Карина свою опустошила залпом, хотя я даже вазочку со сладостями не успела принести. Почувствовала себя прислугой, которую никто даже не замечает.

— Кое-кто болен. Кое-кто, кто мне безмерно дорог.

— Вот видишь как все просто. — После этих слов Шон постучал по столу пальцами и, наконец, произнес: — Хорошо. Забирай.

— В-всех? — у нее глаза расширились и стали квадратными.

— Половину. Мне тоже нужно на что-то жить.

— Это смешно. Ты на легальной части срываешь больше, чем я на нелегалке!

— Пани, я не собираюсь выходить из игры, — кивает Шон. — Всех я тебе не отдам, забирай половину или проваливай ни с чем.

Она несколько смутилась.

— Хорошо, спасибо.

Шон лишь кивнул.

— Зачем ты приехала?

— Поговорить…

— Разговор пятиминутный и вполне себе телефонный.

— Если подслушают…

— Меня не подслушают!

— Меня подслушают.

— Значит среди хакеров тебе не место. — Пани так посмотрела на Шона, что, клянусь, еще чуть-чуть, и у нее бы волосы как змеи зашевелились.

— Ты знаешь, что это не так.

— Хватит устраивать пляски с бубнами, я задал вопрос.

— Я приехала, потому что мне нужен друг! — выпалила она, наконец.

— И ты решила меня записать в категорию, прости, друзей? Я друг Алексу, тебе я не друг, не был и не собираюсь становиться. Ты поступила с Алексом как последняя дрянь, назови хоть одну причину, почему я не должен вышвырнуть тебя пинком под зад, а лучше за волосы затащить в самолет и отправить в твой гребаный Лондон или где ты теперь ошиваешься?

— Скажем, потому что меня так часто пинали под зад и таскали за волосы, что ты не встанешь в один ряд с другими ублюдками, считая себя особенным? — иронично поинтересовалась она. И нее еще и чувство юмора имеется. Я чуть не взвыла.

— Причина достойная, — признал Шон. — Но жилетку из меня сделать не выйдет, как ни старайся. Мне хватает той парочки идиотов, которые кончают от счастья, что получили статусы моих друзей. Но на деле я терплю их девчачье нытье, потому что изредка они бывают исключительно полезны.

— Как Алекс?

— Подумываю понизить его приоритет, так как он не только идиот, а еще и наркоман. И толку от него в последнее время ноль. На самом деле я молча терплю все его закидоны только потому что в его срыве виновата ты…

— Думаешь, мне так хотелось взять и уехать? — прервала она монолог Шона. И я попыталась прикинуть, что это за любовный треугольничек получился такой. Более странной ситуации не придумать. То есть Шон и Алекс дружат, хотя как минимум один из них увел у другого девушку, а ненавидят оба теперь, пардон, ее? Это возможно, только если пани — последняя стерва. Стало быть, я не ошиблась в ее оценке.

— Да, именно так я и думаю. Сколько я тебя помню, ты всегда собиралась уехать, то куда-то, то откуда-то.

— Я похоронила родителей, меня чуть не убили, и я решила, наконец, построить собственную жизнь без вмешательства толпы мужиков, размахивающими стволами в дело и не в дело!

— А я был уверен, что ты раздвигаешь ноги, как только слышишь слово «мафия»! Неужели надоело?

— Так все, с меня хватит.

Она встала и собралась уходить, но Шон схватил ее за запястье и потянул в гостиную. А я осталась сидеть на кухне с двумя пустыми чашками перед собой и нетронутой вазочкой конфет. Я почувствовала на себе взгляд Шона и повернула голову. На секунду наши глаза встретились, а затем он резко отвернулся и с грохотом захлопнул за ними обоими дверь гостиной. А затем раздался плач пани, который было никаким замком не скрыть.

Но, несмотря ни на что, пусть Шон был груб и с ней тоже, и пусть она заплакала, жалкой себя почувствовала именно я. И, признаться, ни до того момента, ни после я НИКОГДА больше не чувствовала себя никчемной настолько.

Они закрылись в гостиной. С моим нетбуком. И мне ничего не оставалось, кроме как оккупировать компьютер Шона и продолжить свою работу. Таким образом, я восстановила с нуля код, который был на нетбуке, подумала, еще что-то дописала, погрустила о собственной участи, пожалела себя (как же без этого), попереживала по поводу отсутствия всхлипов в коридоре, поразмышляла над тем, чем эта парочка может заниматься… и тут меня осенило. Я только что написала программу удаленного доступа, а в гостиной остался мой ноутбук, до которого с моим новеньким кодом можно запросто добраться. Я чуть ли не лихорадочно, наполовину интуитивно начала дописывать код, который даст мне изображение с камеры нетбука. Торопясь открыть дверь Неприятностям, я отставила тот на комод и теперь получила просто роскошный ракурс.

Шон обнимал рукой ее плечи, она прильнула к его груди, скрутилась, точно кошка. И все еще плакала, все еще вздрагивала. Учитывая, сколько я проковырялась с кодом, она могла бы уже и успокоиться! Раз, скажем, пять могла бы успеть.

А потом… я не знаю и не хочу знать, кто в этом был виноват, но Карина подняла голову и их губы встретились. Думаете, что хоть один из них остановился? Нифига подобного. Шон-падла, кажется, только этого и ждал. Их поцелуй не был страстным, по крайней мере не сразу стал. Сначала их губы двигались медленно, с чувством, с наслаждением, он долго убирал с ее лица прилипшие к мокрым щекам волосы. Но я видела, чувствовала, что он хотел ее, просто задыхался от вожделения, а ей нужно было совсем не это. У нее были проблемы, которые заставили ее плакать, и мыслями пани витала именно там. Здесь же, с ним, она всего лишь хотела почувствовать себя нужной, желанной. Вот зачем она приехала. И даже несмотря на препятствие в виде меня, она получила все сполна. Я буквально кожей чувствовала, что он ее любил, я и раньше подозревал, что именно из-за другой женщины со мной так холоден, но теперь… узнала наверняка. На примере. И все, что оставалось — постыдно радоваться, что она ему взаимностью не отвечала. Наконец, поцелуй перерос в нечто большее, пани перекинула ногу через его бедра и села верхом, обнимая затылок Шона обеими ладонями. Он целовал ее шею, жадно, но явно сдерживаясь. Будто напугать боялся. А затем начал осторожно стягивать с нее жакет. И тогда я подняла, что зрелище обнаженной Карины Граданской в объятиях Шона я не вынесу — потянулась к красному крестику, как к спасительному кругу и нажала на него.

Было и плохо, и больно, и тошно. Просто ужасно. Я не знала, что еще можно сделать, кроме как сбежать. Крадущимися шагами я скользнула в нашу с Шоном (тогда еще нашу) спальню, вывалила содержимое собственного рюкзачка на кровать, нашла права от машины, собрала всю имевшуюся наличность, подхватила первую попавшуюся кофту, оглядела все это безобразие и добавила к своим пожиткам… косметичку (я неисправима). Чтобы сделать вид, что все в порядке, что ничего не произошло, я собрала вещи обратно в рюкзачок и поставила его на место, а затем прокралась к холодильнику и чуть ли не каллиграфическим почерком (чтобы он заметил послание, написанное не своей рукой) вывела: поехала к морю.

Замирая от каждого собственного вдоха, я подошла к входной двери, сняла с крючка ключи от машины Шона (тихо-тихо, чтобы не дай Бог не звякнули) и уже порывисто засунула их в собственный бюстгальтер. Не знаю, чего я испугалась больше: что меня с ними поймают или что не удастся сбежать из этого отвратительного места! Мне оставалось только надеяться, что Шон не заявит в полицию по поводу угона машины… хотя бы до утра.

Оказавшись в мазде Шона, я чуть не умерла от облегчения. Знала, что даже если меня теперь уже и поймают, то не остановят. Но двери на всякий случай заблокировала. А затем действительно направила машину в сторону побережья. Потому что понятия не имела, где еще искать утешения в этом городе.

Я сидела на холодном песке, мерзла и рыдала, глядя на бликующую воду. Мои мечты, домик с белым забором, бегающие дети с ямочками на щеках — все уплывало в небытие. Я больше не надеялась, что однажды Шон проснется и улыбнется, увидев меня рядом… как я могла быть такой дурой? Как не заметила симптомов? Шон сказал, что она уехала к Алексу. Я не была с этим человеком знакома, но очень надеялась, что пани любила его, а не Шона. Даже если этот Алекс наркоман, он все равно лучше. В тот день я поняла, что не то, что не люблю Шона, я даже не понимаю, как возможно полюбить человека, подобного ему.

Впоследствии, когда мне удалось дистанцироваться от происходящего, я обнаружила, что извращенная логика в произошедшем присутствовала. Себе Шон остался верен. Приехала любимая, и он, не задумываясь, остался с ней, забыв обо мне, невзирая на мои чувства. Но лично я о своих чувствах заботиться собиралась, и еще как! Я родилась и выросла в краю, где джентльмен не обидит даму, где неподобающее отношение может вылиться в скандал городского уровня. И хотя я не совсем вписываюсь в южноамериканский антураж, моя модель семьи именно такова! И я не знаю как получилось, что я, такая белая и пушистая, попала в мир волков и шакалов. Я стала словно инородным объектом, который этот мир раз за разом пытался вытолкнуть. Будто Джоанна Конелл была признана для существования слишком розовой и мягкой. Но в тот день все изменилось. Я изменилась. Я потеряла свои розовые очки. Моя уверенность, что я самая-самая, что лучше меня, барби-американки, нет никого, растаяла как дым. Я увидела людей, которые играют с подобными мне, как с настоящими куклами. Кто я? Что я? Просто развлечение для ректора. Роберт Клегг был прав.

Спрятать такую машину, как у Шона, оказалось очень проблематично, но я попыталась. Собиралась в ней спать за неимением других вариантов. Разве что к Керри снова пробираться. В общем переночевала я прямо в машине, на побережье, в кустах. Благо, было очень тепло. Утром на треть собственных сбережений купила себе бикини. Цвета фукси, чтобы никто не пропустил! Мне это было необходимо. Чувствовать себя заметной и интересной. А потому в этом самом бикини я целый день провалялась на пляже, флиртуя с мальчиками, которые угощали меня прохладительными напитками за собственный счет, позволяя экономить оставшиеся гроши. После случившегося мне стало особенно важно, чтобы я нравилась мужчинам. Но это было ложью. Нравилась я только сверстникам и престарелым извращенцам, а целевая аудитория, как выяснилось, предпочитала женщин под зонтами в больших очках и дизайнерских бикини. Именно такой мне представлялась Карина Граданская. Я же совсем другая. Мои волосы под сиднейским солнцем выгорели до белизны, а кожа покрылась равномерным золотистым загаром. А еще я обожала валяться целыми днями на пляже и смеяться над пошловатыми шуточками Керри. В общем на VIP определенно не тянула.

И на том же самом пляже уже следующим я поняла, что не взять кредитку из дома Шона было величайшей глупостью в жизни. Я не привыкла таскать ее без надобности, не любила тратить попусту деньги родителей, и искать ее в вещах не стала. Но теперь выяснилось, что долго на своем скудном финансировании не протяну. Еще, может, пару дней — не больше. Но лучше сдохнуть, чем вернуться к Шону за ней.

И еще надо мной висела грозная тень понедельника. Что делать? Идти в университет? Просить общежитие? Шел декабрь, конец семестра, нужно было где-то жить, на лето я собиралась поехать с Керри в Ньюкасл и снять там квартирку, чтобы не напрягать ее родителей, но и одной не оставаться. Но сейчас-то где жить? Кто согласится сдать на месяц недорогое жилье одинокой студентке без особых денежных средств?

Ответ на вопрос как жить дальше после того, как твой мирок рухнул, упорно не находился. Не странно, ведь я впервые искала выход из, казалось бы, неразрешимой ситуации.

Можно, конечно, было послать к черту образование и стать официанткой (но это не по мне), позвонить и пожаловаться папе, он бы помог материально (но это стало бы ударом по их с мамой бюджету, особенно если учесть, что они только что в очередной раз переехали, и маму государство не спонсировало), или встретиться со своими демонами лицом к лицу (последнее было бы идеально, не будь я такой трусишкой). Но решение вдруг само ко мне пришло. Оно было спонтанным, безумным, но, как выяснилось, просто гениальным.

Моя первая пара была у Шона, разумеется, я на нее не пошла, окольными путями добралась до аудитории этажом выше и постучала в дверь.

— Простите, профессор, можно поговорить?

Роберт Клегг согласился выслушать рассказ о моих неприятностях, ради такого дела даже отпустил пораньше своих студентов и нашел нам пустую аудиторию, без «ушей». Прерывая рассказ усердными всхлипываниями, я коротко поведала преподавателю о возвращении Карины Граданской и попросила помочь мне заполучить комнату в общежитии снова.

В общем, когда я упоминала гениальную идею, то… короче, это была не она. Потому что, забегая вперед, как только ненавистный Шону Роберт Клегг сунулся с просьбой к администрации, общежитие стало закрыто для меня навечно. Я тогда еще не знала и давней и лютой ненависти главного хакера и главного параллельщика университета, а то бы, конечно, такой глупости не сделала. Вот как я осталась без возможности иметь в Сиднее собственное жилье по приемлемой цене. Но с этим разберемся после. А пока Роб — а впоследствии именно так я и стала звать своего сиднейского друга и научного руководителя — рассказал мне о студенческих временах Карины. Из его слов выходило, что без Шона она была никем, ничего бы не добилась самостоятельно, все, чем она обладала на сегодняшний момент, было его заслугой. И начинала она да, совсем так же, как я. С должности предмета мебели в его домике. Только я определенно не собиралась повторять ее подвиги. Я вообще не хотела иметь с этой женщиной ничего общего. Я собиралась уйти от Шона Картера. Навсегда, насовсем.

А вот с вопросом «куда» мне как раз и помогли.

Роберт и Мадлен Клегги были людьми прекрасными. Чуть старше Шона, то есть не в возрасте моих родителей, но больше чем на десять лет старше. Он был отличным мужем, образцовым. Она — настоящим подарком любом мужчине (поправка, любому, кроме Шона). Мягкая и добрая женщина, домашняя до мозга костей. Я влюбилась в нее с первого взгляда. И в их отношения тоже. Впервые я познакомилась с Мадлен Клегг именно в тот самый понедельник. Роб сразу понял суть моей проблемы и предложил пожить у них, пока мне не вернут комнату в общежитии. Собственно, может, оно и выглядело странно, но в некоторых ситуациях приходится из двух зол выбирать меньшее, не могла же я прятаться от управления общежитиями у Керри под кроватью, тем более что у нее появилась новая соседка. Да и вообще, представьте себе новость: бывшая подружка ректора становится приживалкой черт знает где, просто потому что к нему вернулась прошлая пассия. Так что Роберт Клегг своим предложением, считай, спас мне жизнь!

А Мадлен Клегг приняла меня очень тепло, словно потерянную родственницу. Она выделила мне персональный диван и отвлекала болтовней от грустных мыслей весь вечер. Уж не знаю, что именно рассказал ей обо мне Роберт, но она ни одним косым взглядом меня не наградила.

Только все это не помогло мне уснуть, я все время гоняла мысли о том, что подумает Шон, когда увидит на стоянке перед университетом собственную машину с ключами на водительском сидении.

По тому, как посматривали на меня Клегги утром, я поняла, что они собирались завязать серьезный разговор, но не представляли, как его начать. Но, разумеется, удар на себя принял Роб.

— Что ты собираешься делать? — спросил, наконец, он.

— Выйду в университет, а там посмотрим, что будет. Все зависит от обстоятельств. Я у вас не задержусь…

— Не переживай, нам не в тягость, — начала отмахиваться Мадлен. И хотя это было заманчиво, я не собиралась злоупотреблять гостеприимством. Существуют грани, после которых дружба становится в тягость. А тогда еще речи не шло даже о дружбе!

— Хм, профессор? А можно деликатный вопрос? Я бы хотела сменить специализацию на параллельное программирование, — заговорила я. Роберт и Мадлен удивительно синхронно переглянулись.

— Не надо решать под влиянием обстоятельств… — начал он.

— Обстоятельства не при чем. Я просто не хочу становиться еще одной бледной тенью Шона Картера. Вы правы, я не хочу, чтобы обо мне так говорили. А раз обойти его нельзя, лучше выбрать иную область. Я не следующая Карина, черт бы ее побрал! — сорвалась я. — Вот как-то так.

Клегги снова переглянулись.

— Простите… — Кажется, в запальчивости я перегнула палку.

— Да нет, неплохой настрой, мисс Конелл. Если вы уверены…

— На все сто процентов.

— Тогда добро пожаловать. — И он протянул мне руку для пожатия.

В университет было возвращаться откровенно страшно. Я понятия не имела о том, сколько уже знают студенты. Но когда оказалась в кампусе, никто на меня заинтересованно не посмотрел (ну или не больше, чем обычно), и это придало мне сил. Я уже более твердо зашла в аудиторию и села на свое место. Джек постучал меня по плечу и спросил почему это я прогуляла университет, но сверкаю свеженьким загаром. Я честно призналась, что у меня в голове случилось временное короткое замыкание, но теперь все в порядке. Итак, они все-таки понятия не имели о произошедшем… Это было лучшей новостью за всю мою жизнь…

Среда потребовала от меня максимальных душевных затрат. Но я знала, что дальше прятаться нельзя. Да, так случилось, знала, что рискую, встречаясь с ректором, но что поделать, не бросать же учебу? Я вздохнула и, резко выдохнув, наконец, толкнула дверь аудитории. Мы с Шоном всего на мгновение встретились глазами, и я внутренне содрогнулась, но сделала вид, что ничего не происходит, и села на привычную первую парту, уставившись в свой нетбук и только. Заявление о переводе на другую специальность буквально душу мне грело.

Всю пару я старательно выдавливала из себя строчки кода, но ничего даже на пятьдесят процентов осмысленного не написала. Отчасти потому что Шон-падла стоял за моей спиной, глядя в экран и, видимо, ожидая чуда. На вопросы студентов он не реагировал вообще, его целью было терроризировать меня, и все тут. Под конец пары я начала сомневаться, что он человек: он просто простоял полтора часа, тупо пялясь в мой компьютер! Ни слова не произнес.

А вот я была вынуждена завести неприятный диалог, дрожащими руками достала из сумки сложенный вдвое лист и протянула Шону.

— Простите, сэр, у меня есть просьба, — начала я, и вся аудитория предвкушающе замерла (собственно, эти фрагменты можно и пропускать, потому что все четыре года и студенты, и преподаватели подслушивали и подсматривали за нами так, будто новость о нашем сожительстве все еще в хит-параде академических сплетен). — Со следующего семестра я хотела бы перевестись на другую специальность.

Раздался коллективный студенческий «ах». А Шон поднял глаза и уставится на меня, словно змеюка. Не мигая, парализуя. Один Бог знал скольких сил у меня ушло на то, чтобы не отвести глаз.

— Не думаю, что это возможно, мисс Конелл. Даже если бы я очень хотел вас перевести, мест в других группах нет. К тому же у меня нет ни малейшего желания вас уступать кому-либо. — И мое заявление оказалось демонстративно разорвано. Снова издевался. Да неужто ему мало? Ну сколько можно?!

— Только удовлетворите мое любопытство: куда это вы собрались сбежать? — У меня возникло чувство, что говорит он вовсе не о кафедрах! Хотя, что врать, мой ответ можно было интерпретировать точно так же многозначно.

— Параллельное программирование. И даже если вы не подпишете мое заявление, в качестве научного руководителя я выбираю Роберта Клегга.

На долю секунды лицо Шона аж перекосило от ярости.

— Умоляю, вытянуть на отлично диплом параллельщика могут единицы, — однако, сравнительно спокойно фыркнул он.

— А теперь повторите последнее предложение в следующей интерпретации: какое же вы ничтожество, мисс Конелл. Что ж, профессор, в таком случае из нуля и единицы я выбирать быть единицей!

Из рук Хелен с грохотом посыпались тетради. Аарон буквально подскочил ко мне и схватил за запястье. Защищая, предупреждая и успокаивая. Шон, при этом, за его жестом проследил, и его брови сошлись на переносице, чуть пар из ушей не повалил. Сейчас табличку повесит «мое не трогать».

— Знаете, мисс Конелл, сдается мне, только что вы назвали меня… нулем. — Я попыталась расправить плечи и сделать вид, что его слова меня ничуть не напугали, но не вышло. Шумные вздохи со всех сторон подсказали, что я снова перегнула палку. Мой язык определенно стоило бы укоротить. Я же знала, что Шон не ас параллельного программирования, но как было не поиграть с огнем? Я не учла такого поворота, я просто пыталась его уколоть. — Что ж, флаг в руки, мисс Конелл, вы правы, в отличие от специальности, выбор научного руководителя остается за вами. Но если вы потом придете ко мне плакаться и умолять взять вас под крылышко снова, за это придется рассчитываться. Очень дорого. И не тем, чем обычно. — Клянусь, я до самых корней волос вспыхнула от смеси злости и смущения. — Мистер Шейдерман, выпустите уже запястье мисс Конелл. Или, может, вы вздумали грудью броситься на ее защиту?

И рука Аарона тут же разжалась. После этого я буквально побежала на кафедру параллельного программирования.

— Профессор Клегг, — крикнула я с порога. — Он не запретил мне выбрать вас в качестве научного руководителя, но на другую специальность не переведет.

Клегг оторвался от бумаг и нахмурился.

— Ну, попрощайтесь со свободным временем, мисс Конелл. По двум специальностям учиться будет непросто!

В среду же вечером посреди скрэббла[5] мы с Клеггом и Мадлен каким-то чудом перешли на поименные обращения. Мадлен выиграла, оставив наши ученые задницы далеко позади. А в четверг после пар я окончательно отчаялась, села на автобус и поехала к Шону домой, уверенная, что он задержится на семинаре. Мне нужны были документы, кредитка, вещи. Больше за счет Клегга и Мадлен существовать было нельзя! И хотя я надеялась не встретиться с мисс Каблучки (поначалу мы с Керри называли ее именно так), чуда не произошло. Она встретила меня прямо в прихожей. В халате Шона и с чашкой кофе в руках. Мне не понравилось то, что ждала она вовсе не меня. Это означало, что Шон мог вернуться в любую минуту.

Я даже вторым взглядом ее не удостоила. Двинулась в спальню. К своим вещам.

— Хочешь поговорить? — спросила пани, буквально преследуя меня.

— Нет, — я старательно сохраняла нейтральный тон, хотя по моему животу будто кошка, впившаяся когтями в кожу, съезжала.

— Я не хотела так поступать с тобой. Вообще не думала, что так получится. — Уверена, от этого признания ей полегчало намного больше, чем мне!

Я присела около кровати Шона, где оставила свой рюкзачок. Он стоял ровно там, где я его оставила. Не странно. От кровати явственно веяло табаком и духами Карины, меня затошнило. Стараясь дышать как можно реже, я перекопала все содержимое рюкзака, удостоверилась в том, что мой паспорт и лекции на месте и приступила к поискам кредитки. Она обнаружилась в кармашке моего чемодана в шкафу. Как мне хотелось вывезти отсюда все свои вещи, но черта с два я бы стала перебирать свое нижнее белье на глазах у пани! Она итак, кажется, меня оценивала. Плевать, кредитка есть — куплю необходимое. Или дождусь другой возможности. Да лучше милостыню попрошу, чем стану унижаться перед этой дрянью. Правда вдруг я увидела едва заметно торчащий уголок моего шелкового шарфа для волос из-за дверцы шкафа и вытянула его. Мне так не хватало моих красивых вещичек. Кажется, Шон совсем съехал с катушек, раз не заметил такого вопиющего нарушителя порядка — как торчащий уголочек шарфа. Я подошла к зеркалу в прихожей и аккуратно повязала его поверх волос. Ну вот, хоть какая-то смена имиджа! Уже радует. Карина так и не отстала от меня ни на шаг. И тут зазвонил мой телефон. Мадлен заволновалась. Черт. Я сбросила вызов. Но звонок тут же повторился. И пришлось ответить.

— Я буду, я скоро уже.

— Ох, слава Богу, я испугалась, что ты задерживаешься и…

— Со мной все в порядке. — Я не хотела называть имен. Если пани передаст Шону содержание моего разговора, боюсь, последствия будут очень веселенькими. — Жди меня через час.

— Где ты?

— Я заеду в магазин, куплю продукты и что-нибудь вкусное. Так что сегодня я ваш Санта-Клаус! — улыбнулась я собственным мыслям, но тут же сникла, поймав в зеркале взгляд Карины.

— Может, не стоит? Тебе лучше вернуться до Роберта. Он станет волноваться.

— Не переживай, он сегодня на семинаре…

— Нет, семинар сегодня отменили.

Ну, шоком эта новость не стала, потому что, как уже сказала, мисс Каблучки явно ждала Шона, но все равно желудок узлом от страха завязался. Гадко так.

— Я мигом, — сказала я и направилась к двери, сбрасывая вызов, но когда открыла замок, на меня с радостным визгом бросилась Франсин. Нет, я не готова была простить собаке предательство и просто отпихнула ее в сторону. Та пронзительно заскулила, и Карина воспользовалась случаем заговорить снова. Она закрыла дверь и сказала:

— Джоанна, я не останусь здесь.

Я шагнула назад, от нее подальше. Мне было некомфортно даже рядом с ней стоять.

— Я знаю, — тем не менее кивнула я, а она нахмурилась. — Ты ведь с ним просто играешься, точно так же, как он со мной. — Она чуть склонила голову набок, будто прицениваясь.

— С чего ты это взяла? — Но краска на щечках выдавала ее с головой.

Я сухо рассмеялась.

— Да это же очевидно. Уверена, даже Картер это знает.

Она сглотнула, но продолжила свою мысль:

— Не уходи от него, Джоанна.

— Не вижу причин здесь задерживаться, — фыркнула я. — Мой мужчина должен носить меня на руках, просыпаться ради меня, а засыпать — слушая мои вдохи. Он должен меня любить. Я верю, что заслуживаю этого. И если Шон Картер в упомянутую схему не вписывается, я без проблем его из уравнения исключу.

— Поверь, он может просыпаться ради тебя по утрам, при этом вечера заканчивать в объятиях каждой встречной шлюхи. Это вот вообще не показательно. Только все это не о Шоне. Он честный. Это его неоспоримое достоинство. Как я только что имела счастье убедиться — ты вовсе не дура. Высоких чувств с Шона Картера не стребуешь, и пришла ты сюда не за ними. За именем. Ты не ошиблась. Среди бабочек Монацелли его авторитет высок до невероятия. И пока он тебя не выгоняет сам, сделка в силе.

Это горькая и отвратительная правда. Я ждала от Шона вовсе не только любви. И именно по этой причине когда Клегг рассказал мне о том, что прошлая пассия Картера стала Бабочкой, я продолжила цепляться за него, хотя сваливать восвояси нужно было уже тогда. И не усугублять.

Но я ничего не успела ответить, потому что раздался звук шелеста колес по гравию. Шон приехал. Я прильнула к замочной скважине, стараясь подавить желание бежать и немедленно. Я замерла и стала ждать, когда Шон загонит свою машину в гараж. Там он пробудет некоторое время, надо же все сложить и разложить по местам. То есть если я буду достаточно быстрой, мне хватит времени убежать. Я не собиралась встречаться с Шоном. Нет. Ни за что! Звук колес приближался, и я взмолилась, чтобы Картер не настолько заторопился к Карине, чтобы бросить машину на подъездной дорожке. Но нет, учинить беспорядок было выше него, дверь гаража поднялась, машина снова зашелестела. Я тихо приоткрыла дверь и вышла на порог. А как только дверь гаража начала закрываться, я рванулась с места так, словно за мной дрались черти, Франсин, залаяла и заскулила снова. Но мне было совершенно на нее наплевать. Что там, мне было начхать даже на домыслы Карины. Я просто бежала, пока домик Картера не скрылся из виду.

Но не знаю так просто совпало или нет, но в общежитии мне отказали уже на следующий день. И уж не знаю кто прознал об административном скотстве, но новость о нашем с Шоном разрыве облетела кампус в момент. И все снова шушукались, снова смотрели. Но на этот раз я даже внимания не обратила. Это все было так по-картеровски… Играет, козни строит, как же все надоело! У меня в голове стучали слова Карины о ее отъезде, о моем возвращении. Не потому ли он не дал мне жилье, что она помахала ему ручкой? Ведь, как ни крути, спать с кем-то надо. Я мрачно усмехнулась собственным мыслям и подняла руку, чтобы постучаться в дверь моей прошлой и чудесной комнатки. И почему она раньше казалась мне такой маленькой и неудобной, думала я, оглядывая жалкие несколько метров, в которых прожила беззаботные полтора года. Ну что мне стоило смолчать на том злосчастном семинаре? Что мне стоило проигнорировать все выпады студентов? Я виновата, я дорого поплатилась.

— Ну так идем? — осторожно спросила у меня Керри. Видимо, у меня даже глаза от непролитых слез заблестели. Я бы дорого отдала, чтобы повернуть время вспять.

Мы с Керри собрались на выходных навестить ее семью, чтобы Клеггов не обременять моим обществом и далее. У меня было ровно два дня, чтобы решить, как быть дальше. А потому я просто кивнула и развернулась к выходу. Что горевать? Сюда мне путь уж точно заказан.

В понедельник я решилась пойти на пару Шона. Пришла в университет, храбро села на первую парту, уверенная, что выдержу все взгляды и нападки Картера. Ну потому что выбора не было. Не прятаться без от него вечно. Но все оказалось проще. Он вошел в аудиторию, не удостоив взглядом ни одного из студентов, в руках у него была стопка листов бумаги. Вместо того чтобы начать раскладывать свои вещи, он неожиданно подошел к доске, достал из кармана несколько магнитов (личная коллекция с холодильника, а не абы что) и стал крепить листы бумаги на доску. Ни слова не сказал. Студенты оживились, завозились. Нечто новенькое ведь. Но я была так уж оптимистична. И не зря.

— По одному к доске и говорим, что здесь нужно поправить, — велел Шон и начал доставать ноутбук. — Мне вас по алфавиту вызывать? Уверены, что хотите послушать, как я буду коверкать ваши фамилии?

Первым пожал плечами и двинулся к доске Джек. Ошибок не обнаружил. За ним потянулись остальные. Но результат был тот же. Может быть, потому что никто не понимал что там вообще такое. С Картера же станется. Я тоже хотела было выйти, но Шон не позволил, просто глянул и покачал головой. Как ни странно, мне этого хватило, чтобы прилипнуть к стулу. Признаться, я подумала, что он оставил меня на десерт, чтобы потом устроить показательный разнос. Но не тут-то было. Когда все, кроме меня у доски побывали, он яростно оглядел аудиторию и фыркнул:

— Бездари. — А затем подошел сам, перечеркнул одну строчку и написал нечто вместо, то же самое проделал со второй. — Тем не менее этот код прекрасно работает. Память съедает, но эффективен до невероятия.

Шон в момент сорвал листы бумаги с доски. Я даже немного расстроилась, что не увидела код, который был одобрен его величеством. Вот только затем Шон плюхнул эту стопку листов передо мной. И я похолодела. С первого взгляда его узнала. Это был мой код, тот, которым я добралась до веб-камеры нетбука. Я не могла вспомнить, закрыла ли окошко с кодом, стерла ли проект, когда уходила… Хотя, какая разница, будто для Шона Картера проблема восстановить удаленное… Я неуверенно подняла на него глаза. Он стоял так близко, что мне пришлось запрокинуть голову.

— Ты можешь мне объяснить почему именно после того как ты сумела написать код, в котором твои ровесники-балбесы не углядели ни единой ошибки, ты хочешь стать параллельщиком? Если чтобы меня позлить, я достаточно позлился, благодарю. Или я вынужден извиниться за непозволительное поведение?

Как же я после этих слов разозлилась! Нет, куда уж тебе понять? Притворяться идиотом ведь так прикольно!

— Дело, конечно, ну конечно в тебе, у нас же картероцентрическая система мира! — Народ захихикал. — Это мое решение. Я приняла его. Я, Джоанна Конелл, какого бы цвета у меня не были волосы, я лучше знаю, что для меня правильно!

Народ уже начал неприкрыто смеяться. Но Картер ни на одну из провокаций не повелся.

— Ты станешь классным хакером!

— И всегда буду под тобой? Спасибо, но нет.

— А ты уверена, что я тебе позволю выбраться из-под меня?

Я вспыхнула, и даже захотела заплакать от унижения. Ну зачем он говорит мне эти гадости? Я, конечно, сама виновата, прозвучало двусмысленно, но усугублять-то зачем?

— Замолчи, — процедила я сквозь зубы.

— Да и сначала тебе стоит решить хочешь ли ты выбираться. Подо мной хорошо.

Смех стих. Уши окружающих превратились в локаторы, не дай Бог пропустить, что я на это отвечу. А мне хотелось завизжать и выдрать космы Шона. Но ответила я предельно безразлично:

— Статистика показывает, что под эту категорию немало кто попадает. — Блефовать так блефовать.

— Только поиски их заканчиваются приобретением определенной репутации, что ты явно не в состоянии пережить. Сейчас ты позволяешь решать не мозгу, а обиде. Это глупо, и оборачивается, как правило, сожалениями. Потом скажешь спасибо. — И решительно пододвинул ко мне листы бумаги. Самодовольный индюк. Ну уж нет, я не продамся за пару сребреников. В эту игру можно играть в двустороннем порядке. Вот так я просто взяла в руки бумаги и разорвала их напополам. А затем еще раз.

— Убеди почему ты, а не Клегг. Пока что я слышала только один аргумент: под тобой хорошо. И, надо сказать, звучит это жалко.

Это заявление взорвало аудиторию. С другой стороны, если бы он меня вышвырнул из университета, я бы вот встала и ушла. И даже не пожалела… примерно с сутки еще. Ха-ха, Джо. Ну ты, чтоб тебя, чертов гений! Но Шону нужен был пинок. И при всех. Потому что… ну охренел вообще. Изменил, вынудил уйти из дома, отказал в общежитии, а теперь как ни в чем не бывало машет перед моим носом вожделенной морковкой. Но он правила игры принял и охотно. Правда, изучал меня достаточно долго, я даже боль в шее почувствовала.

— Клегг не из Бабочек Монацелли, Конелл. Я правильно тебя понял?

Я ненавидела его за этот вопрос. И ненавидела себя за этот ответ:

— Ты правильно меня понял.

— Зайди ко мне в кабинет после пар. Обсудим.

Не знаю, сколько знала о произошедшем мисс Адамс, но адресованная мне улыбка была намного более теплой и сострадательной, чем обычно. Я не очень люблю, когда меня жалеют, потому что от этого мне всегда хочется плакать, да и к тому же это означает, что все в курсе, насколько хреново идут мои дела. А раз об этом ей рассказала не я… отстой, одним словом.

Я постучалась в дверь кабинета Шона, и, не дожидаясь приглашения, зашла. Устала я от церемоний и хождений на цыпочках. Тем более что это не помогало совершенно. Только Шона не было. Ни за столом, ни в уголке отдыха. Я даже растерялась. Но тут дверь позади меня хлопнула. Это он вроде как спрятался что ли? И теперь на повестке дня ролевые игры в маньяков и жертв? Клянусь, это не по мне! Но оказалось все проще. Он схватил меня в охапку и буквально на ходу стал срывать с меня одежду, подталкивая к дивану. Шелковый шарф улетел в небытие, кофта — туда же. Будто после года целибата… Просто невероятно. Я повернулась к нему лицом, не позволяя себя так легко заполучить после случившегося. Я была в бешенстве, и только это позволило мне сохранить рассудок.

— В чем дело, Картер? Что с тобой? Она была настолько холодна в постели? — прошептала я злобно ему в ухо и слегка прикусила мочку. Раздался треск, и от моего платья остались лишь воспоминания. Вот же козел, у меня итак из гардероба ничего не осталось! Все у него в доме. Но я ничего по этому поводу не сказала. Это все для Шона комариный писк. Нет, бить, так кувалдой! Наверняка! — Бедняжка, ты для нее просто игрушка.

Он больно сжал мои бедра и толкнул на диван. Вскрикнув, я упала на подушки, волосы взметнулись и закрыли мне весь обзор, а я должна была все видеть, потому что… потому что мне необходимо было видеть злость на его лице. Я хотела сделать ему так же больно, а он мне. Это стало для меня какой-то жизненной потребностью.

— Это было почти жалкое зрелище. Ты так старательно ее распалял, а вот хрен тебе…

Ремень его брюк присоединился к моим потерянным по пути вещам, но мне было плевать, что он там задумал, я хотела только издеваться, насмехаться. Кусать, отбегать, дождаться подходящего момента, снова кусать и снова отбегать, пока меня не поймали и не обидели снова!

— Ты заткнешься?! — Он навалился сверху и одной рукой завел мои запястья за голову, пришпиливая их к подлокотнику дивана своей ладонью. Ого, легкий БДСМ все-таки пошел. А-ля я тебя буду пытать морально, а ты отыграешься физически?

— Ни за что! Ты унизил меня, и я имею право.

— Ты вообще не имеешь никаких прав, — огрызнулся Шон.

— Ну нет, Картер! Хочешь со мной, как со шлюхой, так переходим на контрактную основу. Сегодня расплачиваешься собственным унижением, а на потом найдем более мирные пути урегулирования ценового вопроса. В конце концов, за этим ты меня и вызвал, но до сути добраться не сумел… Так что продолжим, Шон. Что же у вас там случилось? Она бросила тебя ради Алекса?

Он разорвал мои трусики и взялся за собственную ширинку.

— Ну и как там? С ним в постели она горячее? Или он с тобой новостями не поделился? Или теперь вы не так близки с ним, как до того, как она тебя бросила… Ради наркомана-то…

— Тебе действительно интересна наша маленькая личная драма? — умиленно поинтересовался Шон. — Ну так если тебе правда интересно, я ее имел первым. Хотя она и считалась подружкой Алекса. Как тебе такая правда?

— Ты еще отвратительнее, чем я думала…

Он вошел в меня, и я застонала вовсе не от боли. Ненавижу себя!

— Ну так как, все еще отвратительно? — поинтересовался он, до боли сжимая меня в объятиях.

— А разве это показательно? Ведь какая тебе разница, какого мне, если ОНА с тобой в постели не стонет?

— И тебе бы лучше перестать, Конелл. Если можешь, конечно, потому что сейчас за дверью мисс Адамс, а может, и не только она. Ты же не хочешь, чтобы завтра об этом весь университет говорил? Ведь ты у нас вся такая светленькая и чистенькая, ангелок, не иначе. А хочешь, чтобы я признал, что ты лучше пани в постели. Ну так я и крикнуть погромче могу, чтобы уж точно каждый знал в этих стенах знал правду о нас с тобой. И знаешь в чем она состоит? — спросил он, и вдруг вышел из меня и дернул к себе за все еще сцепленные запястья… а потом у самого лица прошептал. — В том, что ты действительно моя персональная шлюшка. — А затем толкнул меня так, что я оказалась лицом к спинке дивана, а он сам — сзади. — Как бы это ни было смешно, подо мной тебе хорошо. Но раз простых мирских удовольствий тебе мало, а мне в самый раз, я готов дать тебе то, чего ты хочешь. Забирай гребаного Монацелли со всеми его крылатыми потрохами. И хоть ядом захлебывайся в наш с пани адрес, с меня не убудет. Давай.

Вот только он уже продолжил начатое, и все гадкие комментарии, которые я копила во время его речи, вылетели из головы в момент. Действительность начала плавиться, все «против» стали растворяться и отдаляться. И я забыла, что за стенкой мисс Адамс, которая так тепло мне улыбалась, я наплевала, что после случившегося она уже никогда не посмотрит на меня так снова… Но я все равно кричала. И Шон тоже.

Когда мы вышли из здания университета, на мне был пиджак Шона. Потому что от платья не осталось почти ничего. И в таком виде я просто не могла прийти к Клеггам. Есть черты, через которые я не переступлю, я итак будто перечеркнула все, что Роберт и Мадлен для меня сделали… А Керри… в общем от мысли, что придется пройти по общежитию в одном лишь пиджаке ректора у меня заболели зубы. Так что мне оставалось либо поехать к Шону и взять что-то из одежды, а потом сбежать — что само по себе уже маразматически — либо оставаться. А ведь мой жилищный вопрос так и не разрешился. Жить у Клеггов и дальше было нельзя, если бы я позвонила отцу и сказала, что мы с «моим другом» расстались, и теперь он мне не дает комнату в общежитии, ничем хорошим это тоже не закончится. В конце концов папа мог и вступиться… В общем я вернулась к Шону.

Когда двигатель мазды заглох, я вцепилась в ручку двери так, будто собиралась за нее до конца жизни держаться. Это было просто безумием. Что я делала, зачем я возвращалась в этот кошмар? С другой стороны, а что еще мне оставалось? Я уеду. Несколько лет, и я просто уеду. Не задержусь здесь ни на день. А за эти годы мне нужно взять от Шона все, что только можно. В профессиональном плане. Иначе все мои мучения бессмысленны. И только после этой мысли я толкнула дверь автомобиля.

Да, я выбрала путь наименьшего сопротивления. Жалко? Возможно. Но я решила так, и дальнейший разговор смысла не имеет. Можно, конечно, меня осуждать за слабохарактерность. Это правда. Но, если уж говорить честно, настолько мерзко Шон со мной уже никогда не поступал… если, конечно, не считать ту жуткую ночь. Да и не позволила бы я ему этого.

На постели все еще остался запах табака и духов пани, хотя белье уже сменили. Может, мне лишь показалось, ведь я все три с половиной года его потому чувствовала. Наверное, это подсознание заставляло меня помнить и ненавидеть. Инстинкт самосохранения.

И чтобы не чувствовать этой вони предательства, вместо того, чтобы остаться в спальне Шона, как раньше, я собрала все свои вещи перенесла их в другую комнату. С тех пор я всегда спала там. Не допустила ни одной ночи исключений. Это была моя келья, мой уголок. Небольшой, но успокаивающий. Не знаю почему, но Шон, видимо, понял, какой смысл я вложила в эти стены. Он никогда в мое личное, персональное пространство не входил без серьезных причин.

Это мой короткий рассказ о том, как Шон Картер научил меня слову «честно». Он доступно объяснил мне, что в его отношении мне рассчитывать не на что. Но забавные бонусы тоже имеются.

Чего хочет каждая женщина? Правильно, любить и быть любимой. И я не явилась исключением. Да, пусть где-то там, в соседней комнате и обитал Шон, бывали моменты, когда я отчаянно пыталась о его существовании забыть. А также о том, что продалась ему без но и если. Я изменилась. Если раньше я была просто хорошенькой куколкой, то теперь… не только. Как я уяснила для себя, миленькие домашние девочки никому не нравятся. Да и, кроме того, разве я могла о себе так думать после всех гадостей, коих нажелала Шону и Карине? Нет.

Я страдала от мысли, что я вовсе не хорошая. И винила себя. Если бы я была как человек лучше, я бы не встретилась с Шоном, я бы нашла себе симпатичного славного парня, с которым бы никогда не заговорила как с Картером. Я чувствовала себя и гадкой, и виноватой, за свои слова, но все равно не могла сдержаться. Особенно если было соответствующее настроение. И на душе мерзко было, и перестать никак.

Но еще хуже другое. После грандиозного провала на личном фронте я нуждалась в чужом восхищении. Я стала тратить на себя еще больше времени, если я не училась, я занималась собственной внешностью, будто пыталась скрыть за показным совершенством какого-то внутреннего монстра. Ревнивого, злобного, раненого, обиженного до глубины души бесенка. Моему самолюбию просто необходим был бальзам из флирта и восхищения. И я этого добивалась всеми способами. Юбка-карандаш, убийственные шпильки, чулки со стрелкой, высокая прическа, очень много макияжа и переполненный бар.

— Можно вас угостить? — спросил парень. Он подошел ко мне не первый, но единственный выглядел, ну, адекватным что ли. Именно таких я и дожидалась.

— Если после этой стопки текилы я еще буду стоять на ногах, я позволю вам заказать мне еще одну. — В ответ на мои слова он рассмеялся и тоже взял себе текилу.

— А вы американка. Как вас зовут?

— Дженевьева, — без обиняков ответила я. Мне всегда нравилось это помпезное имя. Теперь это кажется смешным.

— Угу. А на самом деле? — Он одним лишь взглядом посмеялся надо мной. И был умен, не как те, кто встречался мне прежде. Это смущало. Но я не сдалась:

— Вы либо принимаете мои условия игры, либо нет. Для вас я сегодня Дженевьева. Потому что мне надоело быть не ею. — И мы встретились глазами. И я увидела, как он сглотнул. Почему? То ли что-то разглядел, то ли догадался, что тема больная… черт, не знаю. Но, тем не менее, не ушел.

— Хорошо, Дженевьева. А я Киану. Хотя это и кажется странным, я на самом деле Киану. И быть Киану мне очень нравится семь дней в неделю по двадцать четыре часа в сутки.

— Вы, стало быть, самый счастливый человек в Сиднее, — с облегчением рассмеялась я. И хотя его интерес становился опасным, я обрадовалась, что он не ушел.

— Ну разумеется! — и он поднял свою стопку. — За знакомство.

— За него, — кивнула я.

И он выпил все содержимое до дна.

— Не обессудьте, но я закажу еще. Мне ведь понадобится вся имеющаяся смелость, чтобы не трусить в обществе такой красивой девушки.

— Что вы, Киану, по-настоящему красивые люди никого не обижают. И смелость здесь не при чем. — Я вспомнила мисс Каблучки и Шона. Они выглядели такими идеальными, а на деле… В общем я напилась, и меня потянуло на философию. Но Киану то ли не обратил внимания на мою грустную мину, то ли решил поднять настроение.

— Ты чудо, — сказал он, порывисто обхватил руками мое лицо и поцеловал. Флирт флиртом, но обычно я не позволяла парням из бара подобные вольности. Было пару раз, но не на третьей же минуте знакомства! И все же почему-то ему не возразила:

— Ты с кем-то или один?

— Я с другом, но он уже тоже нашел свою Дженевьеву. И, уверяю тебя, мне повезло значительно больше, — я помимо воли расплылась в улыбке. — Я хочу с тобой потанцевать.

Каким же он был классным, просто фантастика. На его фоне Шон выглядел просто мрачной серой тенью, нависшей над моей головой. Он был чудовищем, запершем в своем замке прекрасную принцессу. Только стал он жутким и уродливым не волею злой ведьмы, а по собственному выбору. Да-да, если до Карины я его идеализировала, то теперь начала, напротив, мысленно лишать его всех имеющихся достоинств. Не общать внимания, не спускать ни одной мелочи!

— Скажи, что я красива, — прошептала я, прижимаясь спиной к груди Киану и старательно выбрасывая из головы печальным мысли.

— Ты бесподобна, — ответил он, обжигая дыханием мое ухо. Он говорил в точности то, что я хотела слышать, что мне необходимо было слышать. Он меня не знал, задумывалось, что мы разбежимся в разные стороны, оставив друг другу всего лишь приятные воспоминания об одном-единственное вечере. А потому я могла попросить его о чем угодно. — Ты мне безумно нравишься. Я бы хотел, чтобы ты сегодня осталась со мной.

Эти слова обладали эффектом два в одном: обожгли адским жаром, а потом, без промедления, — арктическим холодом.

— Мне пора идти, — среагировала я мгновенно. Все это игры, просто каприз, шутка. Я даже мысли не допускала о том, чтобы отдаться незнакомому парню из бара! Нет. Я определенно не настолько отчаялась! А он понял, что напугал меня. И хотя навряд ли имел в виду нечто крамольное (мужчины есть мужчины, они мыслят иначе), я не собиралась продолжать вечер после подобных признаний.

— Оставь мне номер телефона. Или имя, что угодно, — взмолился он.

— Киану, я не из тех, кто продается.

— Да я знаю, вижу. И я ни о чем тебя не просил, ни к чему не принуждал. Я просто сказал, как есть…

Я зажала его рот ладошками.

— Не надо. Мы просто встретились в баре, чудесно провели время. А теперь расстанемся. — После этих слов я отняла от его губ руки и поцеловала напоследок. Чтобы навсегда забыть.

Но все получилось не так, как я запланировала. Только я ушла он заплатил бармену и узнал, что иногда я прихожу в этот бар, всегда одна, веселюсь с парнями вроде него, но всегда сбегаю прежде, чем запахнет паленым. Да. После случая с Шоном и пани именно так я и жила. Чтобы не чувствовать себя невидимкой, чтобы избавиться от ощущения, что я растворяюсь и таю. И Киану далеко не первый, кто мной заинтересовался, а потому ради чуть ли не халявного приработка бармен уже давно разузнал, что зовут его источник неофициального дохода Джоанной Конелл, что она из Миссиссипи. И до Киану от преследования меня спасало столько одно: богатый и влиятельный бойфренд, который за излишнюю настойчивость может якобы любому яйца оторвать. Об этом мне рассказал сам Киану, так как именно он был тем, кого грозный и мифический Шон Картер не напугал.

Ах, знали бы эти мальчики, что я свои загульные вечера даже не пыталась скрывать. Я возвращалась на такси в домик Шона, а его это так забавляло, что он изволил меня встречать лично. Я с трудом выбиралась из туфель, теряя при этом равновесие, как правило, не единожды, а он непременно отпускал по моему поводу язвительные комментарии. Но в тот вечер все было не совсем обычно:

— Что-то сегодня ты после своих гулянок задержалась. Неужели, наконец, решилась дойти до победного? — поинтересовался он ехидно.

— Я еще не настолько опустилась, — заплетающимся языком проговорила я.

— Тогда иди сюда, — поманил он меня пальцем. Я тяжело на него посмотрела, сорвала с волос заколку и решительно тряхнула головой.

— Не сегодня.

— Что?

— Я устала.

— С чего это? Наложила на ресницы так много туши, что им хлопать стало тяжело?

— Если без должной разрядки тебе не уснуть, Картер, пойди поищи резиновую куклу в другом месте.

Чертов парнишка из бара. После него на Шона даже смотреть не хотелось!