Загнанная в ловушку. Дело Пентагона

Глава 3. Атака видеофайлов

Настоящее время

Утро застало меня завтраком с Леклером. Я сажусь за стол и начинаю жадно намазывать джемом тост. Но этого мало, и я с энтузиазмом берусь за масло. Леклер некоторое время наблюдает за моими действиями и, наконец, задает вопрос:

— Ускоренный метаболизм, доктор Конелл?

— Что-то типа того. Если я перестану есть, агент, вас запросто обвинят в жестоком обращении с шантажируемыми. Как поживает фургончик?

— Ждет не дождется более близкого знакомства с вами, — я начинаю размышлять о том было ли в его словах двойное дно, потом решаю плюнуть и сделать вид, что не было. А если выяснится, что все-таки имело место быть… посоветую ему вымыть голову. Черти, сколько же он тратит денег на гель для волос? Зачем он зализывает волосы так, будто это каска? Я так долго и пристально изучаю прическу Леклера, что Келлерер начинает кашлять, пытаясь скрыть смех. Леклер при этом делает вид, что читает газету, но, я уверена, он прекрасно осведомлен о моем непочтительном внимании к его волосам. Ладно, пожимаю плечами и продолжаю трапезу.

— К ланчу, доктор Конелл, мы с вами отправимся к бунгало. Постарайтесь разговорить Картера, — советует мне Леклер.

— Здесь есть парфюмерный магазин? — тут же интересуюсь я.

— Зачем? — настороженно спрашивает Леклер.

— Думаю разговорить Картера с помощью лаванды.

— Ты серьезно? — фыркает Келлерер.

— Серьезнее некуда. Раньше я всегда пользовалась лавандовым мылом, а его этот запах раздражал. А когда Шон бесится, он болтает больше. Не думаю, что это изменилось.

— Ладно, я провожу тебя до парфюмерного магазина, — вздыхает Келлерер.

В итоге в самое ли ни на есть время для ланча, я сижу в машине Леклера, благоухая лавандой.

— Смею заметить, что хоть этот запах и раздражает, на задушевные разговоры меня не тянет, — ворчит агент, протирая в очередной раз нос платком. Кажется, у него аллергия на лаванду. Не могу перестать ухмыляться. — Инструкции, — он решительно убирает платок, но носом все же шмыгает. Эти агенты Бюро такие… люди. — Помозольте ему глаза, доктор Конелл, у них через пять минут обед. Картер ест на берегу. — Недоверчиво смотрю на Леклера. Чтобы Шон ел на пляже? И куда этот мир катится? Не переставая нервно тереблю свою лимонную юбку, нервничаю. Леклер это замечает. — Посидите, напомните ему кто вы…

— Леклер, — раздраженно смотрю я на него. — Не надо меня учить как вести себя с мужчинами. Если вы, конечно, не мачо среди гомосексуалистов. — А, кстати, может он именно по этой причине гоняется за Шоном и зализывает волосы гелем?

Леклер мне улыбается. Но не весело, а хищно. Ну посмотрим-посмотрим, говорит его ухмылка.

— Пошла, — велит он, и я выхожу из машины, закрыв дверь со второго раза. Это моя вечная проблема. Я просто не в состоянии закрывать двери машин с первой попытки. Хуже только юбку прищемить! Но, благо, это, кажется, не из моей копилки.

Прежде чем ступить в песок, я снимаю сабо и беру их в руки, хотя песок настолько горячий, что ступать больно. Как и предсказывал Леклер, Шон уже сидит на берегу, жует бутерброд и смотрит на возмутительно невозмутимое море. Такой штиль обычно не сулит ничего хорошего.

— Будет шторм, — произношу я из-за спины Картера, не зная как еще можно завязать с ним диалог.

— Привет, шпионка Леклера, — говорит он, даже головы в мою сторону не повернув. Но злости в его голосе не наблюдается. Подхожу ближе, но все равно держусь на почтительном расстоянии. Опасаюсь. Я бы охотно отсюда сбежала, но ведь мне поручена миссия дипломатического характера, от результата которой будет зависеть жизнь моего отца. Придется потерпеть!

— Да, это он меня послал, — зачем-то говорю я и делаю к Шону еще один шаг.

— Сама бы ты не пришла, — ровно произносит Картер. Чтобы перестать переживать пробую сосредоточиться на его бутерброде, но тот выглядит так вкусно, что мой живот начинает возмущаться из-за отсутствия пищи. Была не была…

Бросаю босоножки в песок рядом с Шоном и сажусь на расстоянии чуть более полуметра. Это настолько близко, что у меня кожа как от холода мурашками покрывается. Если он выйдет из себя, интересно, Леклер придет ко мне на помощь? Угу, когда солнышко потухнет!

— Будет шторм.

— Я с первого раза расслышал. Предсказание погоды не входит в область моих интересов.

— Окей. Поговорим об интересном. Кто взломал Пентагон? — Он поворачивает ко мне голову, слегка усмехаясь. А я не могу не думать, что его ухмылка может значить какую угодно гадость и подлость.

— Это был не я. Остальные вне твоей компетенции.

— Ты ошибаешься, — огрызаюсь я и прикусываю губу.

Он на меня пристально смотрит, изучает. А морщинка на его лбу становится глубже. И вообще он… постарел? Можно ли так сказать о мужчине, которому всего тридцать пять? Возраст его не портит, он просто… стал другим.

— Выдай ответ размером больше одной фразы, и я уйду. Или на моем месте окажется Леклер. И он будет куда как менее приятной компанией. — Правда это и неплохо, ведь тогда мне не придется тебя видеть!

Шон снова откусывает от бутерброда. А мой живот начинает урчать. Помнится, Картер всегда хорошо готовил. Мне его стряпня перепадала не так уж и часто, но я запомнила. Потому что это не вписывалось в его образ киберзомби.

— Послушай, Джоанна. Ты не знаешь, во что лезешь. Это была очень странная и путаная история, связанная с нашими внутренними разборками и междоусобицами.

— А кроме вас точно некому было это сделать? — спрашиваю я с надеждой. Ну не нравится мне перспектива сажать одного из четырех людей, которыми я восхищалась годами!

— Левый программист? Посторонний? — почти оскорбленно спрашивает Шон. — Было бы здорово, но тогда Леклер бы отлип от Бабочек. Нет. Это кто-то из наших, и агент это знает. Он за что-то зацепился и пытается добраться до цели, но пока утыкается только в задницу. И думает, что это я. Ты тоже так думаешь?

Шон пристально изучает мое лицо. Хочется, так хочется отвернуться или даже отползти подальше. Если бы я сказала ему, что так думаю, что бы он со мной сделал? Я не могу не вспоминать журнальный столик, а ведь кроме того случая он физического насилия ко мне не применял… Вот все перечеркнул. И зачем? Отчего? Ради какой такой цели? Мне оставалось учиться полгода, и я бы уехала в Штаты. Не смог терпеть меня дальше? Это не про Картера. Он старался меня вообще не замечать, и я ему в этих попытках никогда не мешала… Так что случилось той ночью, когда на моей спине образовалась вереница ужасных шрамов? Кто и что сделал с Шоном такое, что он захотел причинить мне вред? Да, суд был, но он закончился в пользу Картера, а доводы обвинения были высосаны из пальца, никто даже не делал вид, что рассчитывает на победу, брали одним лишь измором. Так что случилось?

— Я бы поставила на Карину, — словно со стороны слышу я собственный голос.

— Почему?

— У нее больная дочь, которую надо было спасать. За спиной толпа мстительных русских мафиози, рррр. И полная безнаказанность за все, что она когда-либо делала. Есть мотив, есть возможность. А еще я ее очень сильно не люблю.

— А со мной что? — даже не усмехнувшись над моей полушуткой, спрашивает Картер.

— Нет мотива. Но есть возможность, и, кстати, тебя я тоже сильно не люблю, так что ты тоже в топе.

Вот теперь он усмехается.

— Когда ты защитилась? — резкий переход темы так сбивает с толку, что я автоматически отвечаю.

— В апреле прошлого года.

— Как параллельщик?

Но я уже пришла в себя.

— Кто взломал Пентагон?

— Ты только что ответила мне, даже аргументировала свой ответ.

— Значит я не права, — киваю я и встаю с песка.

— Интересный вывод. Почему?

— Потому если бы пани была виновата, ты бы в обиду ее не дал. — С этими словами я с чувством выполненного долга встаю с песка.

— Хреновый из тебя Шерлок! — огрызается Картер и поднимается следом.

— А я и не претендую!

Вдруг замечаю, что на окнах бунгало спешно задергиваются шторы. Будто там кто-то что-то прячет… от меня?

— Не обращай внимание. ФБР довели нас до паранойи. Ходят, следят, выспрашивают. Пойдем, Джоанна, я провожу тебя до машины.

Зачем меня провожать? Я не хочу находиться в его обществе дольше положенного. От страха и обилия предчувствий на лбу выступает пот. Шелковый шарф не скрывает влажных разводов, мое состояние очевидно. Но я не хочу, чтобы он со мной шел. А Шон делает вид, что ничего не происходит, он невозмутимо ведет меня к машине. Стараюсь сосредоточиться на какой-нибудь посторонней мысли. Ничего не выходит. И тут вдруг Картер хватает меня за локоть. Я вскрикиваю, но вырвался не получается, а потому я просто отодвигаюсь так далеко, как получается. Стою, смотрю ему в глаза и задыхаюсь.

— Спокойно, — говорит Шон. — Я не планирую твое убийство. Тем более на глазах у Леклера. — Но вопреки собственным словам дергает меня ближе к себе. Я ударяюсь свободной рукой о его грудь, пытаясь выставить хоть какой-то барьер, отчаянно и безрезультатно пытаюсь вырваться. — И если ты хочешь что-то узнать, Джоанна, тебе стоит не выдергивать меня в перерыв на ланч, а набраться, наконец, мужества, и встретиться после наших с тобой… работ, скажем в людном месте, где тебя, если я окажусь вдруг извергом, коим ты меня и считаешь, спасут прекрасные принцы.

— Они вымерли, — хриплю я. Это неконструктивно, но в другом направлении мои мозги работать не в состоянии.

А Шон закатывает глаза:

— Хорошо, спрошу по-другому. Не хочешь со мной поужинать?

Поднимаю голову и тону в черноте его глаз. Они такие… жуткие. Не от мира сего. Он не человек, определенно не человек. Любой бы на его месте испытывал что-то сродни чувству вины. Но не он. Он ничего не чувствует. Он хочет только мучить меня и дальше.

— Нет.

Этот писк принадлежит не мне, скажите, что не мне. Малышке Джоанне, у которой еще есть розовые очки и любящие мама с папой. Но если эта Джоанна быстренько не повзрослеет, папы и мамы у нее больше не будет никогда. Я закрываю глаза, чтобы сказать «да», мне необходимо его как минимум не видеть. Я медленно опускаю руку с его груди, но я так сильно к нему прижата, что пальцы касаются его тела, раз, два, три, четыре кубика с левой стороны его живота, косые мышцы и кожа ремня. Это напоминание лишнее. Из всех мужчин, которых я встречала, у него самая потрясающая фигура. И я до сих пор в деталях все помню.

— Да. Я с тобой поужинаю.

Я помню, что задарма от Шона Картера не получить и хлебной крошки. И любимая его валюта — мои мучения. Приготовься сыграть по его правилам снова, Джо.

— Что ты там пищишь?

— Я с тобой поужинаю! — рявкаю я ему в лицо.

— Хорошо. Я заеду за тобой в восемь. Ты все еще любишь местную кухню? Итальянскую.

Все еще? Интересно, он гадает или помнит? Но откуда? Когда мы с ним жили под одной крышей, он, казалось, был не в состоянии запомнить сколько ложек сахара я кладу в кофе. А уж любимая кухня…

— Так уж случилось, что да. Ты знаешь где мы остановились?

— Джоанна, — ядовитая ухмылка касается уголков его глаз. — Я не ищейка вроде Леклера, но предпочитаю знать где вы обитаете, чтобы избегать агентов по мере возможности.

Мы идем дальше. Серая тойота Леклера уже близко. Шон останавливается ровно около пассажирской дверцы, но не открывает ее и не позволяет мне.

— Знаешь, отказавшись от предложения Манфреда ты лишила меня параллельщика.

— Да что ты говоришь, — без особого энтузиазма огрызаюсь я. Чувствую себя как выжатый лимон.

— Подумай о том как бы подороже продать то, что ты единственный человек на Сицилии, которому я доверю распараллеливание собственного кода.

— Куда делся ваш прошлый параллельщик? — вяло спрашиваю я. — Ошибся и ты его в бетон закатал?

— Леклер.

— Что Леклер? Он его в бетон закатал?

— Он его посадил.

Мне от этой мысли становится дурно. Внезапно Шон стягивает с моих волос шарф и протирает мой вспотевший лоб.

— Тебе стоит перед ужином выпить валерьянки, доктор Конелл. В моем присутствии ты совершенно не в себе.

Эти слова приводят меня в бешенство, я хватаю его запястье, впиваясь ногтями в кожу так сильно, как только могу. Но моя рука дрожит, и я даже рычу, пытаясь сделать ему как можно больнее. И отрезвляет меня только ощущение стекающей по пальцами крови Шона. На его лице, однако, ни боли, ни удивления. А ведь я рассчитывала хоть на какую-то реакцию. А он только стоит и смотрит. Отдергиваю руку, всхлипываю и, оттолкнув его, ныряю в машину. Меня трясет, кожа покрыта мурашками и холодным потом. Я лихорадочно тру окровавленные пальцы шарфом, не могу сдержать всхлипы. Ненавижу себя за то, что Леклер их слышит. И хотя агент уже ведет машину, я начинаю сдирать с него пиджак. Он благоразумно не сопротивляется, таету мотает по дороге туда-сюда, но мне плевать. Пиджак у меня, и я накидываю его на плечи, продолжаю стирать кровь Шона Картера с собственных пальцев. Самое сложное — выковыривать ее из-под ногтей… только вот я не уверена, его ли там кровь. Я с таким остервенением терла, что, может, и моя. Когда мы оказываемся в отеле, Леклер берет у администратора успокоительное и поит меня им сам. Видимо, его не на шутку напугал мой срыв.

Я пропустила звонок отцу. Мы с ним созваниваемся примерно раз в три дня, а тут я напрочь забыла, и он разволновался. Набрал меня сам и начал расспрашивать о том, что случилось. Он чудесный человек, когда я была маленькой считала его своим героем. Еще бы. Добрый, верный, честный патриот. Он всю жизнь проработал в ВВС, но не добился успеха. Такие замечательные люди обычно редко становятся лидерами. Он всего лишь начальник маленького инженерного подразделения. За такого перед полковником никто не вступится. Высокая нравственность ныне никому не интересна.

— Пап, я не звонила, потому что я… на Сицилии.

Ему требуется некоторое время на осознание, а потом он настороженно спрашивает:

— Джо, что происходит?

— Ты знаешь что происходит, — раздраженно говорю я. — ФБР привлекли меня к одному делу в обмен на твое помилование.

Тяжелый шумный выдох в трубку.

— Ты не должна решать мои проблемы. Ты моя дочь, а я твой отец. Это я должен тебя защищать.

— Такими темпами, па, скоро меня защищать будет некому. Ты уже дозащищался! Теперь позволь мне попробовать.

— Не надо осуждать меня Джо, ты ситуации не знаешь. — Он всегда так говорит. Не суди, ты не знаешь. А я действительно на мгновение чувствую себя виноватой, вдруг у Фила случилось что-то страшное? Карина ломала сервера Европы, чтобы спасти своего ребенка… как можно осуждать людей, отчаявшихся иными путями спасти любимых? И тут папа, к моему удивлению, обнаруживает просто нечеловеческую проницательность. — Это как-то связано с тем мужчиной из Сиднея?

Я никогда толком не рассказывала родителям о Шоне. Они знали, что у меня есть друг, что он старше, что он большая шишка, но я никогда не упоминала ни того, что он еще и хакер, ни того, что наши отношения далеки от идеальных.

— Да, он под колпаком у Бюро. Он и его люди.

— Кто он?

— Он хакер. Лучший в мире.

— Все ясно, — вздыхает отец. — И… ты?

— Пап!

— Что пап? Ты работаешь с ядерным оружием. Я никогда не понимал, как тебя занесло на такие высоты. Что я должен думать?

— Нельзя говорить о подобных вещах по телефону! И я никогда не имела дел непосредственно с ядерными боеголовками. Только с локационными системами… — Хотя что я распинаюсь? Для папы это темный лес.

— Он опасен?

— Кто?

— Тот мужчина.

— Шон Картер. Да. Он опасен.

— Послушай, возвращайся домой. Искать преступников — не женское дело. Тебе уже двадцать шесть, пора бы задуматься о семье и о будущем. А тебе все авантюры подавай.

— Авантюры?! О чем ты вообще? Именно о семье я и думаю! О единственной, которая у меня есть. И домой это куда? На военную базу, которая продала меня с потрохами? Или к вам с мамой? Вы оставили меня в Австралии одну, не то чтобы я в претензии, но с тех пор прошло семь лет, и вдруг ты предлагаешь мне возрврат к прошлому? Я изменилась, пап, я выросла. И как бы там ни было, хорошо или плохо, руку к этому приложил Картер.

— Нет, Джо. Мы раз и навсегда твоя семья. Да, иногда приходится разделяться, но это не означает, что мы друг друга бросаем. Всегда вместе только сиамские близнецы. Никто из нас тебя не прогонял, ты сама решила остаться в Австралии.

— Я знаю. Но это не означает, что после того, как семь лет я жила без вашего надзора, я могу со спокойной совестью вернуться в родительский дом и сделать вид, что все как раньше! И это не считая того, что в результате ты пострадаешь!

— Ладно, сменим тему. Тебя Брюс искал.

Я сглатываю. Это мой бойфренд, но я не сказала ему, что уезжаю. Времени не было, а он даже не позвонил и не поинтересовался, куда я делась.

— Зачем? — спрашиваю я раздраженно.

— Он собирается сделать тебе предложение…

— Великолепно, — слов не находится! — Ну что ж, он опоздал.

— Почему?

— Потому что я уехала. Слушай, пап, мы уже год с Брюсом вместе. И я все ждала-ждала, а он тянул! И вот чем закончилось.

— Джо, он же тебя любит, просто позвони ему.

— Па, я не могу понять одну вещь: почему ты этом говоришь мне ты, а не он? К тому же он мужчина, пусть он и звонит.

— Джоанна, ты серьезно собираешься считаться?

— Нет! Просто мне нечего ему сказать, кроме как «я не хочу за тебя замуж».

— Из-за Шона Картера?

— Из-за того, что не уверена выберусь ли вообще отсюда целой! Как ты не понимаешь? Я играю ва-банк. Какой, к черту, Шон? Какой Брюс? Некогда о них думать. Здесь свою бы шкуру спасти! — Повисает неловкое молчание.

— Будь осторожна, дочка. Я люблю тебя.

И с этими словами он кладет трубку.

К ужину Шон удосужился побриться. И неким мистическим образом скинул разом лет пять. Всем бы так. Мы сидим друг против друга за столиком в ресторане. Я нервничаю, мну салфетку и пытаюсь изучить меню, но строчки там какие-то бессмысленные. В итоге, когда приходит официантка, тыкаю пальцем в первую попавшуюся пасту. Понятия не имею, что заказала. Шон, наоборот, копается в винной карте с видом знатока. В который раз чувствую себя ущербной. Ходить по роскошным ресторанам я не была приучена, а он родился, крестился и вырос в этом…

— Спрашивай, — наконец разобравшись с заказом, заявляет Картер.

— Расскажи мне о том времени, когда началась вся эта Пентагон-свистопляска. Ведь ты же упоминал о том, что что-то происходит.

— Ты совсем не помнишь? Я ведь тебе рассказывал. В Европу летал…

— Я спрашиваю не потому что не помню. Мне нужно знать, что считаешь в этой истории важным ты.

Некоторое время Шон смотрит на меня, словно раздумывала над моими словами. Думает, что было важным?

— Хорошо, — наконец, кивает Картер и начинает. — Мы с тобой тогда жили в одном доме, но почти параллельно. И до моих проблем тебе было как до лампочки. Врать бессмысленно, меня это устраивало. А потому, полагаю, ты даже не заметила, насколько сильно он повлиял на всех Бабочек вкупе и на меня в частности. — Я задумываюсь над его словами. Нет, ну, наверное, Шон был в бешенстве, но он слишком часто бывал в бешенстве. Потому я просто пожимаю плечами. Не помню. Что вызывало его припадки ярости гадать бесполезно. То, что это была всего лишь ненависть к моей скромной персоне ничуть не менее вероятно. — Однажды поздно ночью, около двенадцати, мне пришло письмо с липового адреса. Это был собственноручно написанный почтовый сервер. А в письме мне предлагали баснословные деньги за взлом Пентагона. Я был достаточно обеспечен, а мое положение в бабочках прочно, доказывать было нечего, и я сходу отказался. Однако и остальным передал весточку: ищут хакера, который возьмет Пентагон. Мы все тут же заопасались, как и ты, что Карина согласится, потому что она хваталась за любую работу. За самые сумасшедшие проекты. Но спустя пару дней она тоже написала, что отказалась. В адресатах стояли только я и Такаши. С Марко они крупно поругались накануне, и, думаю, это был ее способ отомстить. — Шон делает еще глоток вина. И я так внимательно слушаю, что даже волноваться забываю. — А дальше мне ничего не известно. Такаши человек скрытный. К тому же он не хакер, предлагать ему подобную аферу — что стрелять из рогатки по воробьям. С Марко все еще хуже. Он молокосос и не спец. Но, как бы там ни было, Пентагон-то пал. Месяц спустя после письма, которое я получил, произошел грандиозный скандал, связанный со взрывом самолета. И, полагаю, это сделали, чтобы скрыть следы проникновения в бортовую систему. А потом Пентагон взломали. Но знаешь что самое интересное? Ни у одного из нас четвертых на ту ночь нет алиби. — Я истуканом замираю от этих слов. Ведь это настоящая зацепка! — Не знаю что и как у остальных, но за день до падения Пентагона мы с тобой очень крупно поругались. Я был на взводе, даже сломал столешницу на кухне, а ты психанула и уехала на побережье, как всегда. После этого я напился, потому что все складывалось на редкость хреново. И всю ночь копался в интернете, пытаясь найти компанию, которая бы доставила мне столешницу уже к утру.

Ну, что тебе подсказывает твоя женская интуиция?

А моя женская интуиция молчит в тряпочку, и ситуации совершенно не радуется. Но все-таки что-то есть…

— Она подсказывает, что имя ты знаешь наверняка.

Шон усмехается и допивает вино.

— Разве я сказал недостаточно?

— Ты не сказал ничего такого, что я не узнала бы от Леклера! — зло выплевываю я. — Но я сижу здесь и терплю твое общество, так что с тебя причитается. Спорю, ты все это уже не раз повторял для досье.

— Нет. Ты не права. На допросе я не рассказывал про разбитую столешницу. — И выглядит, главное, абсолютно серьезным. Нет, он что, издевается?! Я понимаю, что у него со столешницами вообще отношения особые, но это самая бредовая часть из всего рассказа!

— О да! Эта информация мне сильно помогла, — закатываю я глаза.

— Она не сильно помогла бы Леклеру, а тебе должна. В конце концов, я заказывал ее, едва попадая мышкой по нужным ссылкам только потому что если бы ты вернулась и увидела старую треснутую, ты бы расстроилась и заперлась в своей комнате. Но, тем не менее, новую я нашел и, несмотря на утреннее адское похмелье, прибил. А ты даже не заметила.

— И какой мне толк от этого сентиментального рассказа? — безжалостно спрашиваю я. Выражение глаз Шона ни капельки не меняется. Он просто сидит и насмешливо смотрит на меня. Как всегда. Это заставляет меня растерять всю храбрость. Я слабачка и признаю это во всеуслышание. Но я заставляю себя произнести: — Мне нужно имя человека, который взял Пентагон. И только. К черту твою разбитую столешницу. С таким характером ты их, вероятно, каждую неделю меняешь.

— Имя, Джоанна? Чтобы ты собрала вещички и поехала домой?

— Домой… — фыркаю я, не сдержав горечь.

Правда в том, что дома у меня нет. Если бы Брюс сделал мне, наконец, предложение, он у меня бы был. Но я надеялась на совместное гнездышко, а мой друг отчего-то все тянул. Ждал когда я уеду? Брюс Монтгомери. Хороший парень. Милый, добрый. Совсем на Шона Картера не похож. Немножко упрямый, но у каждого из нас свои недостатки. Они с моим отцом друг в друге просто души не чают! И на фоне этого я еще больше недоумеваю, с какой стати я ему не пара. Врать бессмысленно, он — моя попытка занизить ожидания. До него я встречалась с парнем, который был просто американской мечтой. В нем было идеально… все. Ну, практически. Семья, воспитание, положение в обществе, внешность, отношение… все, кроме одного — он, видимо, считал, что я недостаточно хороша для него. И однажды я села в собственную машину и вспомнила, что Шон Картер тоже был мне не ровней. Я дочь обычного военного. Так, может, стоило занизить ожидания? Брюс вписался идеально, и я не могу сказать, что пожалела о своем белом флаге… но и для него вдруг оказалась недостаточно хороша?

В чем дело? В чем? Я умная, вполне успешная и, хотя на мисс Мира не тяну, но хорошенькая. А волос так и вовсе на трех человек хватит! И я всегда относилась к Брюсу с уважением и пониманием, была не жестче комка ваты. А именно такие девушки ему по вкусу. Что было не так? Я всегда считала, что после окончания университета должна выйти замуж, но прошло два с половиной года, а цель все так же далека. Или нет? Или стоило мне взбрыкнуть и уехать, как он запаниковал, что меня потерял? Это шутка что ли? Такое впечатление, что я все время оказываюсь не в том месте не в то время.

Не знаю. Но как бы там ни было, дома у меня нет. Я нигде не живу с тех пор как покинула Миссиссипи. Домик Шона, военная база, а до того вечные переезды. Нет. Мне некуда возвращаться. Все, что у меня есть — мои родные. Я не могу позволить их у меня отнять.

— Картер, я сделаю все, чтобы посадить виновного. Все, что в моих силах. Без одной — если одной — из ваших голов я не уеду. — Он мрачнеет и хмурится.

— Особенность киберпреступлений, Джоанна, в том, что либо ты ловишь злоумышленника на горячем, либо улики не найдешь. На что ты надеешься? На чистосердечное признание? — фыркает Шон. — ФБР именно этого и добиваются, потому что зашли в окончательный тупик. Прошло несколько лет. И от отчаяния они привлекают тебя. В надежде, что я сознаюсь в содеянном. Потому что им больше ничего от тебя не может быть нужно, ты ведь не гений криминалистики.

— Нет, я не гений. А вот ты, Картер, да. Ты знаешь, кто это сделал. И если не ты, то скажи мне имя. Хотя бы без улик. Просто имя. Иначе я буду считать виновным тебя. И буду искать доказательства твоей причастности, мозолить глаза, крутиться поблизости. Раздражать. Совсем как раньше.

Однако, судя по виду Шона, перспектива его не пугает. На лице ни один мускул не дрогнул.

— Продолжай. Выбранная стратегия не так плоха, как тебе, возможно, кажется, — наконец, кивает Картер, не отводя от меня задумчивого взгляда. Я не понимаю, что он имеет в виду, но домыслить он мне возможность не дает — поднимается на ноги, хотя я даже свою пасту доесть не успела! — Мы уходим, — объявляет Шон.

Нет, определенно сначала надо было заказать десерт, а уже потом объявлять, что в мои намерения входит бесить Картера до конца своих дней. Ну что ж так не везет-то? Закатываю глаза, бросаю на стол салфетку и поднимаюсь.

Мы выходим из ресторана, и прохладный ветер обдувает лицо. Успокаивает. Но около ступеней Шон вдруг протягивает мне руку. Я не уверена, что в состоянии пересилить себя и принять этот жест вежливости. Стою и пытаюсь вспомнить хоть раз, чтобы он делал это раньше. Было или нет? Может и да, ведь, по идее, воспитание у него должно быть хорошее, но я не помню.

— Конелл, ты собралась на своих каблуках свалиться с лестницы? — раздраженно спрашивает он. И все встает на места. Возможно, именно с подобным комментариями он всегда вежливость и проявлял.

— Я прекрасно передвигаюсь на шпильках, — вздергиваю я подбородок. Но он уточняет:

— Даже после травмы? — Кажется, в этих словах никакого контекста нет. Он будто просто спрашивает. Буднично и совершенно спокойно. Как он может? Как у него хватает на подобное выдержки?! В отличие от Шона, я далеко не так хладнокровна и глядя ему в лицо сквозь зубы шиплю:

— Да!

А затем хватаюсь за его ладонь и с видом оскорбленной королевы спускаюсь вниз. И вдруг Шон разворачивает меня к себе и произносит:

— Возможно ты помнишь, что я всегда плачу по долгам.

О чем он? Я хмурюсь, так как не понимаю и высвобождаю руку. А он все так же ужасающе бесстрастно смотрит на меня. И никаких подсказок. Я не понимаю, к чему он это говорит. Он о моей спине? Он действительно всегда заглаживал собственную вину, но уж очень специфично. Словом «прости» и не пахло. Зато сюрпризы так и сыпались. И этот раз исключением не является, так как следующие его слова повергают меня в глубочайший шок:

— А еще возможно ты помнишь, Джоанна, что от меня очень сложно что-либо утаить. Да, учитывая обстоятельства, у тебя хорошие шансы заполучить помилование для Джона Конелла.

И вдруг кислород куда-то исчезает.

Утром Леклер сажает меня за просмотр записей из бунгало. Я ужасаюсь, видя количество гигабайт, которые меня ждут не дождутся. Решаю смотреть их одна. Эти агенты итак уже в печенках. Тем более что записи очень удобно промаркированы именами и датами. Сначала обращаю внимание на те, что относятся ко времени после моего приезда. Ну а что? Я эгоцентрична и хочу знать, что о моем божественном падении на их бренные головы подумали.

В качестве старта я выбираю видео, заснятое сразу после нашей первой встречи с Шоном — у бунгало. Как только после разговора дверь за Картером захлопывается, я слышу вопрос Карины:

— У нас серьезные проблемы?

Шон не отвечает. Он идет прямиком к бару, наливает себе что-то крепкое и одним глотком осушает стакан. Карина, тем временем, нетерпеливо топает ножкой. Интересно, все мегеры такие хорошенькие? На дух ее не переношу!

— Что тебе надо? Оставь меня в покое, — рявкает Картер, даже не глядя на пани, которая отчаянно жестикулирует за его спиной. Нервничает.

— Я задала тебе вопрос, Шон! Здесь Джоанна Конелл!

— О, а я-то было надеялся, что по наши души явилась другая стереотипная блондинка из анекдотов! Еще что очевидное скажешь? — Он наливает второй стакан.

— У нас, спрашиваю, серьезные проблемы?

— Откуда по-твоему я должен это знать?

— Ты знаешь Джоанну.

— Я знаю, что у нее на заднице татуировка Love Mississippi. Но это не означает, что я в курсе причины ее появления на Сицилии.

— Может, она мстит? Ей есть за что тебе мстить?

— К тебе точно вся память вернулась? Или, может, ты на радостях забыла какой у меня чудный нрав? Естественно, есть. Тысячи! Миллионы причин! — И к моему удивлению, Шон на видео тяжело опирается о стойку бара. Выходит, новость о моем появлении он воспринял далеко не так безразлично, как пытается показать.

— ЧТО?! — Карина хватается за голову.

— Да. Я немножко не учел, что за мной будет гоняться псих из Бюро и не обращался должным образом со своей экс-подружкой. Прости, пани. — И осушает еще один стакан виски. — В любом случае она здесь не по собственной воле. И до дрожи в коленках меня боится.

— Я заметила. Ты что с ней сделал?

— Тебе-то что?

— Шон, что ты сделал с Джоанной?

— Иди к черту, — раздраженно посылает ее Картер. Карина ухитряется пропустить это мимо ушей.

— Если это шантаж, Шон, то у нас проблемы!

— Если это шантаж, пани, в первую очередь проблемы у нее. И только потом у нас.

— Значит ее проблемы надо решить, и тогда она сама вернется в Штаты.

— Уже бегу. Напоследок в шкафу тебя запереть? Или ты выбираешь вариант пряток под кроватью? С каких пор ты боишься — как ты там ее называла? — ах да, блондинистой барби.

— Бесполезно отрицать, что Джоанна Конелл и есть блондинистая барби. Но она не дура! Мы не можем ее недооценивать.

— Это ТЫ ее недооцениваешь. Я близорукостью никогда не страдал. Она на редкость целеустремленная особа. И если понадобится, Конелл пройдет по трупам. Поморщится, поныть не забудет, но сделает. Ты правильно боишься. С Джоанной Леклер сорвал банк, поверь мне. Если эта стерва решит меня закопать…

— Это невозможно…

— Конечно, невозможно! Сам я разберусь с ней куда как быстрее. Только не хочу, чтобы до этого доходило.

— В смысле? — Она потрясенно моргает. — Ты ничего не собираешься делать с тем, что она здесь? Шон, она не только тебя ненавидит, но и меня, и она отказала Манфреду, так что…

— Слушай, пани, скройся с глаз, я не хочу оправдываться перед Алексом за то, что прикончил его жену. Если Елисеева твое жужжание не бесит априори, он причину не поймет, — огрызается Шон.

Карина лишь фыркает и уходит. На некоторое время Картер остается в комнате один, а затем пулей вылетает из бунгало. Ну а пока Шона нет, то есть пока мы с ним разговариваем в баре отеля, Карина кому-то звонит. Видимо, Алексу. Говорят по-русски. В отличие от Картера, я их язык не знаю, но несколько раз улавливаю собственное имя. Неужели мне придется просить Леклера перевести их разговор? Пролистываю его, заглядываю в записи других обитателей бунгало. Но там все тихо.

Ничего интересного не происходит до самого возвращения Шона. Он ураганом проносится по бунгало и влетает в собственную спальню, за ним следом — Карина. Не заморачиваясь на условности, будто для нее бывать в его комнате — типичнейшее дело. Хотя черт их разберет. Может, так и есть.

— Как все прошло? — начинает расспрашивать она. Шон сбрасывает пиджак и включает ноутбук. — Шон, что она сказала?

— Ничего. Только время зря потратил, — огрызается он, подхватывает пани под локоть, выставляет из комнаты и хлопает перед ее носом дверью. Вот! Теперь я его узнаю.

После Шон плюхается на кровать, закатывает манжеты рубашки и ставит на колени ноутбук. В том, что он куда-то полез, никаких сомнений. И ничего, вроде бы, интересного, но я некогда так привыкла видеть его за работой, что даже на перемотку нажимаю не сразу. Спохватившись, ускоряю видео вдвое. Затем втрое. И безошибочно определяю момент, когда он находит то, что искал. Информацию про моего отца? Если он только что вот так вот взял и вскрыл базу данных ВВС, то что ему мешало с той же легкостью влезть в Пентагон? Да нет, не мог он это сделать так быстро. Ну либо пора возвращаться к старым проверенным бумажным архивам! К тому же Шон не идиот, чтобы взламывать военные базы данных прямо под камерами агентов. Леклер-то может и не просечет, чем там Картер занимается, но я выражение мрачной сосредоточенности на лице Шона ни с чем не перепутаю. А значит у меня дилемма: сказать Леклеру или нет?

Да что за бред?! Они не могут не знать, что за ними следят! В каждой комнате есть камера… и тут вдруг до меня доходит, что Леклер не изобретал велосипед. Он банально подключился к системе слежения, которую поставил Шон. Я усмехаюсь. Вот же молодец. Думаю, Шон в курсе и решил ему это позволить, заодно и он в курсе, что известно агентам. Симбиоз в его лучшем проявлении.

А видеоверсия Картера, тем временем, встает с кровати и берет себе еще выпивки.

— Значит вот как ты играешь, агент, — хмыкает он, даже не глядя в камеру. — Просто на редкость грязно. Ну что ж, ты предоставил мне просто уникальную возможность ответить тебе тем же.

Я не очень понимаю о чем он, но такое чувство, будто это как-то связано со мной. А Шон, тем временем, поднимает по направлению к камере стакан, и снова выпивает его до дна. Попытавшись подсчитать, который тот по счету, я мрачнею. Шон никогда крепким алкоголем не брезговал, и меня это не пугало… но ночь после его освобождения все изменила. Если он и дальше продолжит столько пить, я откажусь подходить к Картеру на пушечный выстрел!

— Леклер! — кричу я и, как только он входит, спрашиваю, о чем говорит с Алексом Карина. А тема, кстати, крайне интересная. Удивлена, что я сама об этом раньше не подумала. Ну да, молодцы, Пентагон-то взломать взломали. Но что именно оттуда взяли?

А ведь, господа, я за что-то зацепилась, так как не знаю почему, но агенту очень не хочется говорить со мной о пропаже!