Загнанная в ловушку. Дело Пентагона

Глава 11. Отец

Настоящее время

Видео уже давно идет только в реальном времени. И я, зевая, посматриваю на хакеров за работой. Ближе всех к камере Марко. Он низко сполз в кресле и постукивает пальцами по столешнице. Обдумывает что-то. Рядом с ним сидит параллельщик Том. Он нервно поглядывает на Шона. Ах да, утром тот на него спустил не просто собак, а целую псарню. Иногда мне даже приятно видеть Шона прежним, а то мало ли что у меня в голове перемкнет. Решу еще, что он изменился… Пани и Такаши что-то сосредоточенно пишут. Картер тоже, но временами пялится на мобильник. Наверное, пробивает нас с агентами по GPS, то-то три дня уже от него ни весточки. Сижу и зеваю снова. Но посреди действа замираю. Они же проект пишут с сервером синхронизации… не знаю зачем, но я решаю туда подключиться и посмотреть в их коды.

Ну а что? Все равно делать нечего. На военной базе за несанкционированный взлом и по шапке получить можно, а те, на которые выдается разрешение… ну вы просто вдумайтесь во фразу разрешение на взлом. Вообще ведь не прикольно. Так что я усердно ковыряюсь в кодах сервера Манфреда Монацелли, который защищен явно Шоном. У меня уходит много-много часов на это действо, хотя, собственно, Картер особо не парился по поводу защиты. Видно, ничем там криминального нет, а то, что мне приспичило его взломать — уже мои заморочки. И все же грустно, что у меня ушло на это столько времени.

Закрывать окошко видео не стала. Вдруг агенты явятся, будет прикрытие. Не думаю, что они меня погладят по головке за излишний энтузиазм. То есть Бабочки все еще работают где-то там, в фоне. Но мне уже не до них. Я получила полный доступ к кодам и… нирвана. Я уже много лет фанатею от Бабочек Монацелли, а сейчас у меня на руках полный комплект обновляемых кодов проекта лучших из лучших, и я с невероятным наслаждением в них ковыряюсь.

Чтобы не запутаться, каждый из Бабочек маркирует свои блоки, и я, разумеется, над этим подвисаю. В смысле над структурами.

1. Шон. Ну с ним мне просто. Я это уже тысячу раз, кажется, видела. Он отделяет коды штрихами и датами. До секунд. Мне всегда было интересно, какое он ставит то значение. То что в таймере увидел или все-таки приплюсовывает навскидку? Комментарии он не пишет. Пффф, зачем ему? Он как код видит, сразу может ткнуть пальцем и сказать, где тот не заработает. Иногда мне хочется вскрыть его череп и удостовериться, что внутри правда серое вещество, а не винтики с шестеренками. У него даже код группирован так, что периодическая система элементов позавидует! Но я к этой системе привыкла, даже вдумываться что и где не нужно. Подписывается он просто, без изысков: Sean Karter — в начале и в конце блока кода. Но его программных модулей мало. Очень. Прямо на глазах они обращаются в библиотеки с закрытым кодом. То есть он не оставляет никому возможности его переписать… Почему? Официально все принадлежит Манфреду… Делаю себе пометочку поразмыслить над этим на досуге.

2. Далее Карина. Она пишет чистенько, грамотно, как по учебнику. И с массой комментариев. Боится забыть, значит код с листа читает с трудом. Код у нее воздушный (везде, где допустимо, пробелы и новые абзацы), значит не фанат распечаток. Или любит бегло просматривать блоками. Она подписывается как pany и даты не ставит, все функции описаны по функционалу. Все как-то немножко сумбурно, я, если честно, разочарована, ожидала от нее большего. Нет, она пишет профессионально, но ее голова на компьютер не похожа.

3. А вот Такаши меня шокирует. Простота не для него. Даже если проще к этому не обращаться — он обязательно обратится. Потому что следует последнему слову науки и техники. Хотя все логично и очень грамотно. Он комментирует все детально, но не как Карина, а для других, наверное, потому что в его коде может сходу разобраться только он сам. Подписывается как TkshMk.

4. И, наконец, Марко. Это жесть. Его код совершенно нечитабелен. Там настоящий разброд и шатания. Комментарии в самых неожиданных местах, сплошной полет творческой мысли. Шон, кажется, сказал, что Марко не мог бы взломать Пентагон? Мог бы, как минимум случайно. А вот специально — навряд ли. Он не из скрупулезных товарищей, которые прорабатывают детали. И я начинаю подозревать, что в Бабочках он поднялся так высоко благодаря протекции отца. Хотя… Шон никогда о нем плохо не отзывался. Может, мне просто кажется? Может, его мозг на самом деле работает лучше, чем у меня, и я не в состоянии постичь всей силы его гениальности? Подписывается он как Mz.

Моя рука будто самостоятельно тянется к кодам Шона, чтобы еще раз туда заглянуть, но тут что-то происходит, и экран разделяется на шесть частей, идет полосками и я хватаюсь за голову. Видеокарта сдохла! Выключаю ноутбук, хватаю его, запихиваю в рюкзачок и вылетаю из отеля.

Дверь бунгало мне открывает Такаши. Он очень удивляется, но, по обыкновению, улыбается и сдержанно приветствует. Но мне-то не до вежливости!

— Шон здесь? — требую я и протискиваюсь между японцем и косяком двери.

— Да, а в чем дело?

В том, что я вас по приколу взломала, а агентам признаваться не собираюсь, но у меня сдох ноутбук, и каждый, кто сможет его починить и включить поймет, чем я занималась, стоит глянуть в историю!

— Просьба есть.

Такаши зовет Шона. Слышу исключительно забавный диалог.

— Шон, к тебе Джоанна пришла.

— Джоанна у себя в номере, — ровно отвечает он.

У Такаши ступор.

— Нет, она здесь, — удивительно неуверенно настаивает он.

— Ее телефон в отеле, — парирует Картер. Будто все так и надо, будто следить за мной круглые сутки — святое дело.

Ладно, Такаши пора спасать. Кричу:

— Картер, так уж получилось, что мы с телефоном не сиамские близнецы. Тащись наверх!

У него на лице просто шикарное выражение. Он в жизни не предполагал, видимо, что я могу куда-то уйти без телефона! Я буквально вижу этот разрыв в его мировосприятии. Жизнь Шона Картера, наверное, никогда не станет прежней.

— Чего тебе? — крайне «дружелюбно» спрашивает он.

— У меня видеокарта сдохла!

— Сочувствую, — прочувствованно произносит он. Яд аж весь воздух пропитывает.

— Почини, — протягиваю я ему на вытянутых руках ноутбук.

Нет, объективно, я, конечно, понимаю, что это маразм, что он мне ничего не должен, но раньше если у меня что-то ломалось, я шла к нему с требованием починить. Потому что терпеть не могу расставаться с любимой техникой. Я ее люблю, я к ней привыкаю. Мне тяжело с ней расставаться.

— С какого это перепугу? Ты ФБР продалась. Пусть с тобой теперь Леклер возится.

— Блэкбери! — И победно тыкаю в него пальцем, чуть не уронив, при этом, своего израненного питомца.

— Че-го? — скучающим тоном спрашивает Картер.

— Ты мне должен за блэкбери. По гроб жизни. За мой любимый, сладкий, маленький блэкбери.

— Ничего я тебе не должен, — бурчит Шон, скрещивая руки на груди.

— Ты разбил мой блэкбери в день моего рождения! — обвиняю я. Такаши делает вид, что он мебель, притом глухая.

— Я его и пальцем не трогал!

— Вот именно!

Скрещиваю руки на груди, прижав к ней ноутбук, и пытаюсь принять вид оскорбленной гордыни. Судя по ухмылке Картера, выгляжу я забавно. А Такаши непонимающе переводит взгляд с одного из нас на другого. На его месте никто бы не понял. А я вот вам расскажу, как все было! Все про этого гада расскажу!

Четыре года назад

Это был мой день рождения. Кэрри к тому моменту уже закончила университет и вышла замуж (она постарше), так что празднование было перенесено на выходные. И меня ждал еще один безрадостный день в компании Шона и Франсин. Но ведь нужно было себя побаловать? А значит после университета я поехала за горой вкусностей. Торт и конфеты купила себе любимой. Возвращалась домой в отличном расположении духа, предвкушала отличный вечерок в компании сластей и парочки фильмов с Джудом Лоу…

Одно было плохо. Предыдущий вечер посвятила Хью Джекмену и «Паролю рыба-меч». Актер симпатичный, хакера играет… все как надо. Хохотала так, что, думала, Шон дверь своим стуком стену проломит. Одним словом, после собственных ночных бдений проспала, собиралась кое-как… короче мобильник оставила на кухонном столике. Весь день жалела, что не могу прочитать поздравительные сообщения и пропустила звонок от родителей. Не суть.

В общем, пришла я домой, поставила на место обувь, плащ в шкаф повесила и пошла на кухню пристраивать сладкие припасы. И вот стою я на пороге, а там… кошмар. Мобильник лежит на кафельной плитке пола, дисплей покрылся сеточкой трещин. Аккумулятор у одной стены, крышка — у другой.

И Картер (который вернулся куда как раньше) так ехидно-ехидно заявляет:

— Он так отчаянно вибрировал весь день, что съехал со стола и упал.

Я с грохотом швырнула на пол все покупки, побежала к телефону, схватила его, даже включить попыталась. Никакой реакции. Все мои сообщения, все мои поздравления, все мои браузерные закладки… там был здоровенный кусок моей жизни. Даже Керри не позвонить и не пожаловаться! И сладкие антидепрессанты тоже на полу уже валяются, даже поправлять ситуацию нечем!

Все. Хиросима отдыхает.

— Ты мог бы хотя бы его поднять! — заорала я не своим голосом на Картера.

Шон не ответил, и я зарыдала в голос.

— Ты скотина, Шон!

— Джоанна, не истери, это всего лишь мобильник. Сходи и купи новый.

— Но он будет не мой маленький блэкбери!

Шон оторвался от спинки дивана гостиной и недоверчиво на меня посмотрел. А я только зарыдала еще громче.

— И что с ним? Что ты вопишь как баньши?

— Это МОЙ телефон, мой любимый телефон! Я не хочу другой, — истерически зарыдала я. — И сегодня мой день рождения, а мой любимый телефон разбился!

Он даже с дивана встал и приблизился.

— То есть ты рыдаешь просто потому что твой телефон разбился?

— Нет, я рыдаю потому что живу я с ублюдком, который оказался не в состоянии отодвинуть от края стола мой любимый телефон в мой любимый день в году! И это притом, что любую технику, принадлежащую не мне, ты чуть ли не до короткий замыканий вылизываешь. Но дело в том, что это мой телефон, а тебя бесит все, что мое. Тебя бешу я. И вообще-то мне пофигу, но мой блэкбери — последняя капля, я…

— Конелл, заткнись на хрен! Я куплю тебе новый, точно такой же, и буду его вылизывать, только кончай вопить.

— Я не хочу другой! Я хочу вопить и тебя ненавидеть!

Это признание повисло наэлектризованной тучей в тишине кухни. А Картер просто стоял, засунув руки в карманы. И с высоты своего роста смотрел на меня. И я сидела на кафельной плитке, замерев от страха.

— Прекращай истерику, или я отвезу тебя в психушку, — любезно сообщили мне.

И после этого в Шона полетел торт. Зрелище сползающих по идеальному пиджаку Картера коржей было таким забавным, что меня бросило в другую крайность — я начала истерически хохотать. Если бы уже не сидела на полу — непременно села бы. А он просто что-то буркнул про ненормальных блондинок, покачал головой и ушел.

На следующее утро на моей тумбочке обнаружился новый блэкбери. Он был настолько похож на прошлый, что не различишь. И вся информация (вот вся-вся) в нем тоже обнаружилась. У меня даже руки задрожали. Но… волшебство должно было случаться намного раньше. Я не хотела видеть в Шоне ничего хорошего вообще. Я на самом деле жаждала его ненавидеть.

— Ну и что теперь, Картер? Думаешь, теперь все будет хорошо, как раньше? — спросила я, стоя за его спиной и попивая кофе. Намеренно так встала — чтобы раздражать посильнее. — Думаешь, что если что-то чем-то заменить, то вина искуплена? Ты запоздал. Поезд ушел.

А он обернулся и хмыкнул, глядя на меня с… уважением?

— Конелл, полагаешь я это из чувства вины тебе смысл жизни восстановил? — И снова хмыкнул. — Нет. Я просто начал опасаться, что ты снова начнешь орать, как ненормальная и в следующий раз бросишь в меня чем-нибудь потяжелее или поострее, чем торт. В конце концов то, что моей скромной персоной ты не дорожишь, мы уже выясняли.

Эти слова меня взбесили. Я вылила остатки кофе в раковину и ушла в университет на двадцать минут раньше, чем обычно.

Настоящее время

— Вообще-то, когда я пришел, твой блэкбери уже был на полу, — говорит вдруг Шон. А у меня перехватывает дыхание. Зачем он это сказал? — Так что я ничего тебе не должен.

— Должен. За то, что в тот раз смолчал. — Нее, меня голыми руками не возьмешь! Мою изворотливость мигом оценивают и явно умиляются, но…

— Твой аргумент был «я хочу тебя ненавидеть». Ну так я и не стал мешать, — пожимает Шон плечами. — Хрен с тобой, Конелл. Давай сюда свою рухлядь.

Шон в гостиной ковыряется внутри моего ноутбука, а я сижу на кухне бунгало и смотрю в окошко. Отсюда видно море. Сегодня небольшой шторм, небо темное. Внезапно телефон Картера начинает звонить. Не знаю почему, но бросаю на него взгляд через плечо. И обнаруживаю, что он тоже подозрительно на меня смотрит.

— Я тебя понял, Манфред, — говорит он.

И я буквально порами чувствую, что случилось. Они как-то узнали, что я взломала… их. Гады, блин. Шон опускает глаза, сбрасывает вызов и снова берет в руки паяльник. Может, мне померещилось? Паранойя. Несмотря ни на что, я все еще опасаюсь Картера. А уж с остальными следует быть вообще осторожной.

— Привет, — говорит мне Марко, отрывая от созерцания Шона. В его глазах я тоже ищу огонек осуждения. Так, на всякий случай. Но там пусто-пусто. Там не то что осуждения, там вообще ничего. Он на препаратах что ли? У меня даже сомнений не возникает, что с младшим Монацелли не все в порядке.

— Привет, — отвечаю я и выдавливаю улыбку. Из Бабочек я его знаю хуже всех. Мы встречались на конференциях пару раз, но это все. Такаши бывал гостем у Шона, Карина (ха-ха) тоже, плюс я знаю ее историю до деталей, но Марко…

Он, тем временем открывает холодильник и достает оттуда графин с соком.

— Думаю, нас ждет новый шторм, — однако, произносит он так буднично, будто я ему старая знакомая.

— Нет, — автоматически спорю я.

— А я думаю, что да, — капризно настаивает он и с грохотом захлопывает дверь холодильника. В меня впиваются его злые глаза. Будто я сделала что-то совершенно безумное. Так… это страшно. На видео он временами вел себя странно, но одно дело наблюдать за ураганом со стороны, и совсем другое — оказаться в эпицентре. Потому что

— Марко, — окликает его Карина. — Пойдем.

— Закрой шторы, там гребаные агенты смотрят!

Карина бросает на меня виноватый взгляд. Будто он ее родственник, за которого она в ответе. И до меня вдруг доходит, что если даже для Шона эти люди не чужие, для пани они почти семья. А это значит, что когда выяснится имя предателя, все покатится к черту. То есть я пришла, чтобы оставить после себя руины. Кто бы мог подумать, я так долго мечтала стать Бабочкой, а теперь их уничтожу.

— Что, Конелл, здесь у нас все не так радужно, как думалось раньше? — спрашивает Шон, он все прекрасно слышал, так как гостиная примыкает к кухне.

— Он всегда был таким? — тихо спрашиваю я у Шона, подходя ближе.

— Как я уже говорил, Пентагон нас здорово потрепал. — Он не отрывает глаз от кончика паяльника. В воздухе висит отчетливый запах раскаленного металла. — Всем досталось. После первого случая меня задерживали еще четырежды, но доказательств так и не нашли. Допрашивали, университет несколько раз вверх дном перевернули. Многие преподаватели ушли.

— Да, Роб что-то такое говорил.

— Держите с ним связь?

— Да. С ним и с Керри, — киваю я. Шон коротко стреляет в меня глазами. — А с другими что?

— В смысле?

— С другими Бабочками, — поясняю я.

— От Такаши ушла жена. Дважды. Вернулась. Тоже дважды. Недавно она снова ушла. Теперь детей через суд делят. — Шон замолкает и дует на паяльник. — А пани получила то, о чем всегда мечтала. Ей закрыли доступ во все страны, кроме Евросоюза и России. Только на таком условии она может продолжать работать на Манфреда, — хмыкает Шон. — И это еще цветочки. Дорогу перейдешь в неположенном месте — новый виток прессинга.

Он откидывается на спинку дивана, высоко поднимает плату над головой, к свету и рассматривает ее. Я стою, скрестив руки на груди и ежась. Мне не нравится происходящее. К примеру, Леклер с камер не заметит, что что-то не так, но я-то вижу. Я будто осиное гнездо разворошила. Может, я вообще сюда приехала, потому что мне необходимы ответы на вопросы. Что случилось? Почему все стало именно так? Кто виноват в том, что мы довели друг друга до точки невозвращения? И, тем не менее, я не спрашиваю у Шона, потому что не держусь за ниточку его благодушия, а также не уверена, что выдержу правду. Ну я как всегда, гений драмы и трагикомедии.

Пока я размышляю о жизни и ее поворотах, Картер заканчивает паять мою видеокарту, собирает ноутбук и, конечно же, включает. Перед камерами агентов я не могу его попросить перестать, просто сажусь рядом и невинно хлопаю глазами. С самым глупым видом спрашиваю, работает ли. Типа до этого было непонятно. Шон кивает, но даже не пытается скрывать, что ему все известно. Он запросто восстанавливает мой «потерянный» доступ к их серверу и кивает.

— Работает, Конелл. Прекрасно работает.

Вглядываюсь в его лицо, но прочитать не могу ничего. Что-то мне подсказывает, что, как бы то ни было, он в бешенстве.

Марко не угадал, шторма нет, на улице тепло, ходят небольшие тучи, но на это все. Я только что искупалась. Уже почти ночь, но вода прелестная, теплая. Я бы могла в ней поселиться. Вспоминаю Миссиссипи и улыбаюсь. У меня было чудесное детство, полное моря, солнца и веселья. Я была маленькой местной королевой с волосами, выгоравшими до пепельного блонда. И я была на сто процентов уверена, что вот еще чуть-чуть подрасту и заполучу сердце местного красавчика — своего соседа Коула. Он был на пять лет старше и водил круизную яхту. Это занятие казалось мне самым крутым на свете, куда уж там Шону с его проводочками! Также Коул обладал и другими неоспоримыми достоинствами: бронзовым загаром, самыми голубыми глазами на свете, прессом, напоминающим стиральную доску и… тем, что в каждый мой день рождения он награждал обе ямочки на моих щеках сладкими поцелуями.

Но однажды все изменилось. Моя мама пришла домой, счастливая такая, и сказала, что мы уезжаем. А у меня случился траур, между прочим! Я любила папу, я скучала по нему, но покидать насиженное место отказалась наотрез. Он ведь приезжал к нам каждые несколько месяцев, так в чем проблема? Дома начались скандалы, в результате которых на мой заднице появилась заветная татуировка: розовое сердечко с надписью в центре «Love Mississippi». Когда мама ее увидела (разумеется, сей шедевр я ей продемонстрировала), я подумала, она умрет от инфаркта на месте, так резко начала она плакать и задыхаться. Минут двадцать из этого состояния выйти не могла, а я прыгала вокруг нее с графином охлажденного чая и несколькими разновидностями таблеток. Закончилось все тем, что я согласилась уехать куда угодно, лишь бы только с ними с папой все было хорошо. А ведь она не притворялась, нет, у нее правда случился шок столетия.

Вот как мы уехали из Миссиссипи. Чуть ли не с потерями и… штампом о выезде. Не могу не улыбаться собственным воспоминаниям. Чтобы немножко приглушить тревожные ощущения, звоню папе.

— Как дела? — спрашиваю я.

— Все хорошо. Джо. Никаких проблем. Все в порядке.

— Ты счастливчик, — хмыкаю я. Вот бы и мне частичку!

— А ты…

Но тут я вижу, что в мою сторону направляется Шон. И разговор приходится в спешном порядке сворачивать. Я просто не вынесу встречу в одной реальности папы и Шона. Как бы то ни было, Картера я воспринимаю как постыдную часть своего прошлого, а папа и мама — святое. И, надо сказать, я абсолютно правильно все делаю, потому что вдруг он хватает меня за запястья и грубо поднимает на ноги, прижимая к себе.

— Я думал, блонди, мы договорились, — шипит он мне прямо в лицо.

— О чем ты? — хрипло спрашиваю я. Не понимаю, чем его разозлила.

— О том, что я взломал Манфреда Монацелли.

— Что?

— У тебя проблемы со слухом?!

— Нет, Картер, все проще, я ни хрена тебя не понимаю!

— А то, что старику не объяснить, что некогда я спутался с одной крайне амбициозной заразой, которая проделала мне в черепе дырку и вынесла через нее все, что нашла внутри! Ему не объяснить, что некто розовый и приставучий пользуется моими методами взлома!

— Подумаешь…

— ПОДУМАЕШЬ, Конелл?! О чем я должен подумать? Уж не о том ли, что по твоей невероятнейшей глупости я могу потерять место Монацелли? — Упс! Это и правда не приходило мне в голову. — Что ты там искала?

— Я ничего не взяла! — испуганно пищу я.

— Я спрашиваю что ты искала? — рычит Шон.

— Не знаю! Я не знаю, что мне еще делать! Я хочу просто развязаться со всеми этим дерьмом!

Он снова встряхивает меня. Но я не могу сказать, что больно, просто неприятно.

— То есть ты все-таки сидишь и строишь собственную теорию? Думал, мы договорились.

— Да! На второе пришествие мы договорились. А раз так, то я должна просто нежиться на пляже, как пустышка-бимбо?!

— Кто? — Одна бровь Шона выразительно ползет вверх.

— Так в Штатах называют смазливых идиоток!

— Тебе это подходит.

Я не могу это выносить. Я не могу! Он жестокий черствый кретин. Убила бы. Вот только Леклер отвернется, пойду и придушу Картера во сне подушкой! Он заслуживает сполна! Это так нелепо… Но потом я поднимаю голову и встречаюсь с ним глазами. И не вижу ни злости, ни презрения. Этот взгляд плавит меня изнутри, сглатываю ком в горле. Уголок губ Шона дергается, он все прекрасно понимает.

— Ты веришь, что это был не я? — спрашивает он тихо.

— Верю, — шепчу в ответ я.

— Тогда почему ты в обход меня ищешь?

— Не могу на тебя полагаться. Не после всего, что было.

— Заткнись. Даже если сумеешь понять кто и как это сделал, у тебя нет и не будет доказательств. Конелл, здесь идут ва-банк. Эта игра не для тебя. Не пытайся ускорить события. У меня все рассчитано. Не путай мне карты, я не хочу разыгрывать еще одну партию с расчетом на элемент хаоса в лице тебя. Ты же просто бомба замедленного действия. Все можешь испортить. Хоть раз в жизни молча посиди в сторонке и потерпи. Осталось уже чуть-чуть.

— Моего отца могут казнить!

— Ага. Такая вероятность всегда есть. А еще зарезать, пристрелить, задавить…

— Картер! — визжу я. Он даже мои руки отпускает, наконец.

— Что? — раздраженно спрашивает он, потирая уши.

И тут мой гениальный мозг выдает:

— Как погиб твой отец? — брякаю я.

У Шона такой вид, будто он ожидал вот чего угодно, хоть падения метеорита на голову, но не прозвучавшего вопроса. Ну как бы я уже уяснила, что обычно неплохо думать, а уже потом рот раскрывать. Но, блин, С++ и личную жизнь еще никто не отменял. Вот только Шон мне отвечает.

— Его зарезали. Прямо за рулем. А рядом сидела одна прекрасно известная тебе девица, которая ничего не видела, не слышала и не знает. Но она выжила. И мне безумно хотелось доказать, что в случившемся была хотя бы доля ее вины. Я заставлял ее пересказывать то, что случилось, раз за разом, наделся, что она проколется, что я смогу ее поймать на вранье или предательстве. Я хотел, чтобы это ее зарезали. А мой отец остался жив. — У меня от этих слов глаза на лоб лезут. Уверена, многие думают так же, но произнести подобное вслух решаются единицы! — Но в моем гениальном плане была одна проблема: даже если бы прибил пани за то, что она оказалась более везучей, отца мне бы это не вернуло. Так что я сделал то единственное, что мог — приютил его собаку. И тебе советую.

— Приютить собаку?

— Х*рней не заниматься!

С этими словами он, наконец, меня отпускается, разворачивается и направляется к бунгало, но спустя несколько шагов вдруг оборачивается.

— Конелл, может у нас с отцом и были не идеальные отношения, но когда он умер, было трудно. Так что я более ли менее представляю, какого тебе. Только сути это не меняет. Не лезь.

Мне снится отец. Однажды, когда мне было пять, я, купаясь, распорола ногу. Он долго дул на ранку и говорил, что я хорошая, а с хорошими девочками никогда ничего дурного не случается. Хороших девочек носят на руках мужчины, любят их, балуют, боготворят. Я поверила ему. Поверила, что мужчины будут меня любить, оберегать от проблем и забот. А теперь мне снится, что я обвиняю папу во вранье, называю его обманщиком. Все это ложь, я была хорошей, но это мне не помогло.

А он мне в ответ заявляет, что все верно, просто я не хорошая. Он хватает меня за плечи и толкает на журнальный столик. И я снова лежу на полу, вся в крови, спина ужасно болит, а папа стоит надо мной и говорит, что это не Шон виноват, а я. Он приводит доводы и аргументы, которые во сне кажутся такими важными и значимыми. Я не хорошая, нет. Потому что я тоже изменяла и обманывала. И Шона, и Киану.

Я вскакиваю на кровати, задыхаюсь. Безжалостные слова отца все еще фонят в ушах, заставляя сердце биться в груди точно пойманная птица. И по щекам струятся слезы. И адски болит спина.