Заказ на мента

ГЛАВА 10

Пока его друзья разбирались с трупами в бараках, Астафьев побывал на другом краю социальной лестницы. В десять утра он переступил порог областной думы. Хотя и была суббота, но Юрий через своего старого знакомого, спикера местной думы Зотова, абсолютно точно выяснил, что на субботу, на пол-одиннадцатого утра, назначено важное заседание областной думы. Егор Анисимович Зинченко должен был там вынести свои предложения по улучшению работы в области молодежного спорта.

Но, как оказалось, прорваться к «телу» депутата было не так просто. В фойе Астафьева остановил дежурный милиционер в чине лейтенанта. Юрий показал ему корочки, но лейтенант развел руками.

— Извините, товарищ подполковник, но, пропустить вас никак не могу. Созвонитесь с приемной депутата, таков порядок.

Юрий позвонил, ему ответил хорошо поставленный мужской голос.

— Помощник депутата областной думы Зинченко слушает вас.

— Подполковник милиции Астафьев. Мне нужно встретиться с вашим шефом буквально на десять минут.

— Ничем не могу помочь, запишитесь в приемный день, — холодно оборвал его помощник. Юрий хотел ему ответить, но тот уже положил трубку. Астафьева это взбесило. Он снова набрал номер, и, когда секретарь по новой начал диктовать свою заученную фразу, резко оборвал его.

— Послушай, ты, не знаю, как тебя там зовут. Если ты сейчас не пропустишь меня к твоему шефу, то завтра газеты выйдут с заголовком: "Депутат областной думы подозревается в убийстве трех милиционеров". Устраивает это тебя?

— Каких еще милиционеров? — удивился помощник.

— А вот это я объясню лично товарищу Зине.

Что послужило причиной длительной паузы, то ли угроза насчет газет, то ли криминальное прозвище депутата, но после этой паузы помощник сказал: — Хорошо. Я сейчас доложу шефу, не кладите трубку.

Через минуту он сказал просто: — Скажите, чтобы вас пропустили. Второй этаж, кабинет номер восемь.

В предбаннике кабинета номер восемь было полно народу, но своего телефонного собеседника Юрий определил сразу. Он один был одет в светлый, летний костюм с вполне официальным галстуком. Да и лицо было украшено не только золотыми очками, но и явными следами интеллекта. Остальные трое были одеты кто в чем: светлых брюках и теннисках, шортах, а один даже в кожаном пиджаке. Бритые головы, широкие плечи и следы явного переедания в области поясницы много подсказали Астафьеву о их прошлой, и о их нынешней роли в жизни депутата Зинченко. Двое из них развалились на кожаном диване, один на не менее кожаном кресле. Судя по словам, донесшимся до Юрия, троица явно травила анекдоты, поэтому появление нового человека совпало с очередным приступом хохота. Они с недоумением уставились на гостя, но помощник коротко кивнул в сторону двери, и Юрий прошел через прицел чересчур пристальных глаз. Астафьев только услышал за своей спиной фразу одного из троицы: — Слушай, а это не тот?…

Зато Зинченко гадать не стал, узнал его мгновенно. А Юрий снова поразился габаритам этого человека, его огромной голове с этой монументальной челюстью, невероятной ширине плечам. Он подумал, что у Зинченко в стране есть только один человек, который может с ним сравниться, это боксер Валуев. А хозяин кабинета усмехнулся, и спросил: — Так ты уже в подполковники выбился, гражданин бывший лейтенант?

— Ну, вы тоже уже не тюремную пайку грызете. Давно освободились? — спросил Астафьев, усаживаясь на стул напротив депутата.

— Давно. Я отсидел ровно половину срока, три с половиной года.

Он развел руками.

— Освобожден за хорошее поведение и активный образ жизни.

— То есть, ходили по зоне с красной повязкой на руке? — решил выяснить лично для себя Астафьев.

— А вы что, меня осуждаете за это? — довольно ехидным тоном спросил депутат.

— Да нет. Я приехал не по этому поводу.

— По какому же? Что же вам так нужно было напрягаться в выходной день?

— Работа у меня такая. Позавчера расстреляли троих милиционеров на федеральной трассе. Начальство поручило проверить мне все версии относительно старых дел погибших инспекторов.

— Ну и что?

— Один из убитых был Аркадий Голод. Именно с ним мы арестовывали вас тогда в Торской больнице.

— Ах, вот в чем дело! — Зинченко даже рассмеялся. — Версия мести.

— Да, именно в этом. Так что вполне официальный вопрос, где вы были позавчера, в одиннадцать утра?

— Ну, на этот вопрос мне ответить проще простого. С одиннадцати до двух часов я находился здесь, в думе. Было заседание нашей фракции, потом собрание комитета по делам молодежи и спорта. Я его вел, так что, можете опросить участников этого заседания, фамилии и телефоны можете взять у секретаря.

Юрий не высказал никакого разочарования. Нечто подобное он и ожидал.

— Если это так, то мне действительно, даже проще. Еще один вопрос: у вас есть внедорожник?

— У меня их три, то есть, теперь два. "Ланд Крузер" и "Ренд Ровер". С моими габаритами только в таких машинах я и могу перемещаться. Обе машины весь день вчера были здесь, на стоянке.

— Хорошо. Последний вопрос. Отчего умер ваш напарник, Иванченко?

Зина поморщился, и на Астафьева взглянул как-то даже зло.

— А вы не понимаете почему? Вы его тогда здорово изрешетили, он выжил, но не оправился. Я когда вышел, он уже умер. Что-то было с нервной системой и легкими. Жалко, хороший был парень, жена осталась с больным ребенком.

— А где живет эта его жена, вы, случайно, не знаете?

— Нет, — ответил Зинченко, и взглянул на часы. Тут же, словно читая его мысли, в дверь заглянул секретарь.

— Егор Анисимович, нам пора.

— Хорошо, у меня все, — сказал Астафьев, поднимаясь со стула. Зинченко тоже поднялся, начал собирать со стола какие-то бумаги. И тут Юрий, уже у порога, сказал еще одну фразу.

— Странно только, что вы не знаете, где проживает теперь ваша родная сестра с племянником.

Депутат поднял на него глаза, и Юрий рассмотрел в них явную ненависть. Лицо Зинченко начало багроветь, и Астафьев, не дожидаясь других последствий его невинной фразы, выскользнул из кабинета. Пройдя под обстрелом еще трех пар ненавидящих глаз, подполковник спустился вниз, сел в свою машину, и, закурив, начал вспоминать.

Уже по весне, в мае, они как-то среди недели выбрались в баню, к гаишнику Димке Китаеву. Среди любителей попариться были три инспектора: Голод, Игорь Кошкин, сам Китаев. От угро на пикник попали двое: Астафьев и друг Димки, капитан Артем Васильев. Дача у Китаева оказалась в классном месте — на берегу небольшой реки, на самой окраине небольшого леса. Дом у него был готов только наполовину, забор стоял с одной стороны, к лесу. Усадьбу он себе решил отгрохать объемную, от бани до забора было метров тридцать, столько же было намеренно вбитыми колышками и с другой стороны. Зато саму эту обширную баню он достроил в первую очередь.

— Дом я еще хрен знает сколько буду строить, а вот в баню хочется каждую субботу, — заявил хозяин, с охапкой дров отправляясь в топочную.

— Да, это верно. Как водичка в реке, можно будет окунуться то после парилки? — спросил Голод, разжигая в мангале огонь.

— Самое то. Тут еще что хорошо, песчаный берег. А кругом тина.

— А как насчет девушек? — спросил Юрий. — Кто-то обещал.

— Счас, Артем уже поехал.

Леонид засмеялся.

— Ну, раз Артем поехал, опять привезет все тех же: Леночку, Сашеньку и Танечку.

— А что ты имеешь против этих дам?

— Да этим дамам в два раза ближе до пенсии, чем мне. Танечка вообще мне в матери годится.

— Зато фигура у ней как у школьницы, — заметил Юрий.

— Вот ты с ней в баню и пойдешь.

— Ну, испугал!

— Эх, оторвемся сегодня! — радовался Кошкин. — Куда пиво девать?

— Сунь в реку, — посоветовал хозяин.

— Точно!

После этого он набрал в ведро воды, и начал мыть свою серебристую «десятку», ласково приговаривая: — Моя ласточка будет чистой, а то запачкалась, девочка моя.

Димка, слушая эти разговоры, давился от смеха.

— Ты жену то так ласково называешь?

— Жена этого еще не заслужила. А машина, она послушная, непривередливая, никогда мне не изменит.

Он отошел к реке за очередной партией воды, где его и застал телефонный звонок.

— Да, слушаю.

Астафьев видел, как с лица Игоря исчезла радостная улыбка, он начал прохаживаться по берегу, выслушивая сообщение. Отвечал он односложно, все больше междометиями.

— Да, но… нет… не хочу. Ну, знаешь! Да помню я все! Ну, не сейчас!

Вскоре Игорь закончил разговор, и вернулся к компании.

— Мужики, мне надо ехать.

— Ты чего? Ты же вложился уже? — удивился Китаев.

— Да, с отцом там плохо, мать психует. У него каждый день приступы, может, и в этот раз обойдется. Но, надо ехать.

— Вот, что значит купить мобильник! — назидательно заметил Голод. — Пользы от него ноль, зато достанут в любом месте.

— Ну, я поехал. Бывайте, мужики.

Лицо у Игоря было расстроено, и, когда он уехал, все, невольно, пожалели коллегу. Но, тут вскоре, подоспели шашлыки, а потом и Уазик с Артемом и девушками.

— Ба, какие девушки! Привет, Лена! Здравстуй, Сашенька. Татьяна Ивановна!

— Леня, никаких отчеств! Сегодня я не адвокат, а просто Таня, — проворковала дама непонятного возраста, но действительно с прекрасно фигурой. Это выгодно отличало ее от своих подруг, более молодых, но изрядно уже раздобревших.

Юрий на ухо тихо спросил Артема: — Нам что, так и придется до конца жизни трахать только своих? Милицейских, да судейских?

— Не привередничай, Юрок! Смотри, мы тебя еще женим на каком-нибудь прокуроре.

— Ну, уж нет, только не это!

— А куда это Игорь уехал? — спросил Артем. — Он вернется?

— Нет, у него там с отцом опять плохо.

— А с кем это он стоял на перекрестке?

— Где?

— Да, тут, около Вознесенки. Там его «десятка» стояла, и «Нива», не наша, с транзитными номерами. Он им что-то объяснял.

— Не знаю. Может, дорогу спросили.

Пикник шел своим чередом, баня, купание нагишом и все остальное сменялось выпивкой и шашлыками. Артем занимался весь вечер странным делом — терпеливо относил все бутылки к забору, аккуратно их расставлял. Когда уже было темно, а бутылок набралось штук десять, Голод вытащил из багажника и собрал двустволку. Потом он завел свою машину, и включил фары. Пустые бутылки из-под водки и пива торчали, как редкие зубы дракона.

— Ну-ка, покажи-ка, Леня, как ты умеешь стрелять! — подначила инспектора завернутая в простыню Леночка. Тот ухмыльнулся, и, вскинув одной рукой ружье, двумя выстрелами разбил две бутылки.

— Счас я тоже покажу класс, — торопливо сказал Артем и побежал к своей машине.

— А влет — слабо? — спросил Юрий.

— Дима, изобрази! — велел Голод.

Тот ухмыльнулся, и, отойдя в сторону, подкинул вверх бутылку. Грохнул выстрел, бутылка со звоном разлетелась, и тут же раздался болезненный вопль, и с дерева, метрах в двадцати от забора, на землю свалилось что-то объемное. Все ошалели, но тут с той же стороны загремели одиночные выстрелы. Болезненно вскрикнула, и упала Ленка, Юрий услышал, как над его головой просвистела пуля. Не растерялся только один Голод, он развернулся, и выстрелил в сторону вспышек. После этого он кульбитом ушел в сторону, схватил патронташ, и скрылся в темноте. Юрий же догадался свалить сделанный из березовых плах стол, и затащил за него раненую в руку Леночку. В это время выстрелы начали звучать со стороны Уазика. Это Артем как раз вытащивший пистолет, пустил его в ход. Вскоре выстрелы со стороны леса прекратились, а минуты через три они услышали, как взревел двигатель машины, и она начала удаляться.

После этого они начали подводить итоги. Как ни странно, пострадала только Лена. Она всхлипывала, и все спрашивала: — Что я мужу то скажу? Я же к маме уехала, в Железногорск!

Ее перевязали, на этом пикник и кончился. Девушек отвезли в город, хозяин дачи пообещал им сообразить какую-нибудь легенду, тем более что Ленкино ранение оказалось не таким страшным, и больше походило на глубокую царапину. На даче же остались только Юрий и Леонид.

Утром они прогулялись с оружием наперевес по окрестностям дачи. Они нашли то место, куда упал тот неудачник с осины. Крови было немного, и Леонид уверенно заявил: — Подранил я его только. А остальные?

Еще в одном месте они нашли кровь, и гораздо больше. Кроме того, там лежали три гильзы от пистолета. Голод подобрал их, примерил в руке, и довольно хмыкнул.

— А это тот, которого я снял по вспышке. Неплохо нас учили в советской армии, да ведь, Юрка?

— Да, хорошо. Сколько их было?

— Ну, никак не меньше троих. Надо поискать, где стояла их машина.

Следы он нашел, а рядом и кровь.

— Похоже на «Ниву». Видишь, в песке все четыре колеса копали. А крови много. Хрен они его живым до больницы довезут!

Юрий недоумевал.

— На что они рассчитывали? Я так понял, у них были одни пистолеты?

— Да, а у одного вообще обрез. Я по звуку определил.

— И на что они тогда рассчитывали?

— Рассчитывали на то, что мы тут забухаем, ляжем спать, и нас перестреляю, как котят. А тут Димка удачно бросил бутылку, и дробь случайно припечатала наблюдателя. Вот кто навел их на это место? Вот что самое интересное.

Они посмотрели друг на друга, и поняли, что, кажется, знают ответ.

— Ладно, поехали на работу.

Игоря Кошкина они встретили у дома, когда тот, в форме, выходил из подъезда. Голод не дал ему ничего сказать, а сразу ударил того под дыхло. Игорь захрипел, запозевал открытым ртом. Леонид схватил его за воротник, помог этим устоять на ногах. Когда он чуть-чуть отдышался, Юрий спросил: — И за сколько они тебя купили, Игорек?

Тот отпираться не стал.

— За "десятку", — он кивнул головой в сторону своей серебристой «ласточки».

— Что им надо было от тебя?

— Все. Им нужен был ход следствия. Знать все, что вы будите делать.

— И то, как нас лучше перестрелять? — решил Голод.

Игорь молчал, и Леонид снова его ударил. Тот снова согнулся, застонал.

— Я думал, что тогда, на вокзале, это была случайность, — сказал Астафьев. — Мало ли таких совпадений. Но, только ты мог тогда, зимой, предупредить торских братков, что мы с Верой уезжаем. У тебя тогда уже была «труба». Выходит, ты уже зимой сдал нас торской братве. Только ты мог продиктовать им наши приметы.

— И ты знал, что Верка у меня беременна, — дополнил список обвинений Голод. Он еще раз ударил Игоря по корпусу, и пока тот, со стоном, приходил в себя, предложил: — В общем так. Сейчас ты идешь к Верченко, и подаешь заявление на увольнение. Не сделаешь это сегодня — мы тебя сдадим. Понял?

Игорь кивнул головой. Тогда Леонид отпустил его воротник, и толкнул вперед.

Кошкин в тот же день подал заявление на увольнение. Потом он устроился в охранное агентство, в том же Торске. Но, начал сильно пить, и через два года разбился на все той же своей, иудиной «десятке».