Ночь опускалась на город. Над Кремлем зажглись тускло-рубиновым светом бордовые пятиконечные звезды. Город тихо начал утопать во тьме. Звезд на небе не было видно, как всегда. Городская суета стала утихать… Утихать сравнительно с дневным круговоротом. Но Москва по-прежнему бурлила. Она бурлит всегда – круглые сутки. По ночным улицам столицы мчались машины, обгоняя, подрезая друг друга…
Ноябрь пришел как-то рано. Не успел Александр понять, как сентябрь перетек в ноябрь.
«Так всегда», – подумал он, включив «дворники» машины: заморосило. Его черный внедорожник неуклюже пролез между машинами, вывернул на тротуар.
«Надо как-то обойти этого вальяжного автобусника», – подумал он и начал объезжать остановившийся впереди автобус. Медленно катя по тротуару, он опустил стекло левого окошка и виновато крикнул «извините» испугавшейся девушке, которая в последний момент услышала рев его машины и сделала шаг назад. Александр понимал, что он не прав, но и понимал, что опоздать на встречу с решалой не может – некрасиво. Последние три дня компанию лихорадила проверка, и сегодня надо было кровь из носу договориться по ней. Ведь проверяющие запросили кучу бумаг, а дальше тянуть уже нельзя. Завтра либо давать эти бумаги и получить двадцать пять новых запросов, либо не давать, тогда – риск вызвать жесткую их реакцию, вплоть до «закрытия» его, директора. Да, дальше тянуть нельзя – надо договариваться…
Александр долго искал решалу, у которого есть контакт в нужном ему ведомстве. И наконец нашел. Встреча, где будут сослуживец его однокурсника и тот самый решала, от которого ждали урегулирования вопроса, должна состояться через пятнадцать минут в ресторане «Пушкин».
Примерную цену вопроса он узнал только сегодня. В бардачке были приготовлены десять тысяч долларов – для начала должно хватить. Если нет, то столько же он готов донести потом, по окончании проверки.
Джип тяжеловесно сполз с бордюра на проезжую часть, завершив маневр. Все – теперь преград нет, и на светофоре он стоит на первой линии.
«С зеленым – рвану, в принципе, навигатор показывает, что еще двадцать минут. Но можно успеть за десять, и это нормально… Лишь бы не зацепить никого», – размышлял он.
Салон залила мелодия арии герцога из оперы Верди «Риголетто» – звонил мобильный.
– Алло, – произнес Александр и тотчас почувствовал колющую боль за правым ухом. Боль быстро становилась невыносимой, глубокой…
– Саня, привет! Это я, Михаил, – слышался бодрый голос друга. – Можешь говорить?
– Наверное, нет. Мне х… х… хреново, друг. Похоже, мне дурно, дружище…
Боль в голове усиливалась. Он уже не мог шевельнуть головой. Машина под воздействием нажатой правой ногой педали рванула вперед.
«Что я делаю? – крутились обрывающиеся мысли. – Сейчас врежусь в кого-нибудь».
– Сань, Саня! – раздавался крик из трубки. – Тебе плохо? Останови машину! Останови и включи аварийку…
– Да, плохо, друг… Голова на части раскалывается… Мне, похоже, хана…
– Остановись сейчас же!!! – уже орал Михаил.
Александр, ничего не соображая, подчинился. Джип, взяв вправо и поднявшись на тротуар, остановился. Заморгали аварийные фонари.
– Теперь – ручник! – требовательно, громко и четко командовал Михаил.
– Да не ори, и так все делаю, – еле выговорил Александр. – Ну, стою, что теперь?
– Теперь скажи мне, где ты, и после звони в скорую.
– Я на пересечении улиц Новослободская и Лесная, из области в центр. Подъезжай…
– Еду, друг, только мне еще с полчаса добираться до тебя! Вызывай скорую. Звони – сто двенадцать и следуй их инструкции. А я наберу тебя через пять минут.
На Волоколамском шоссе из крайнего правого ряда темно-синяя машина с тонированными стеклами резво пошла на крайнюю левую полосу, выбрав миг отсутствия встречного транспорта, резко развернулась через две сплошные линии и поехала в обратном направлении. Это был автомобиль Михаила, который летел на помощь другу.
«Не дай бог инсульт, – думал Михаил. – Сколько раз говорили ему: бросай курить! Не слушает ведь…»
Александр говорил со скорой. Рассказал, где и как болит и где он сам находится. Чувствовал усиленное сердцебиение. Виски разрывались от пульсации крови. Все тело покрылось холодным потом. Заглушил мотор и закрыл на ключ бардачок, в котором лежал червонец зелени – десять тысяч для расчета с решалой.
«Все, – подумал он, – пролетела моя встреча… Лишь бы успел Мишка, а то потом и денег не найдешь в машине, и никто не будет виноват. Поди докажи, что было в бардачке…»
Поговорив с медиками, Александр с трудом набрал номер Михаила:
– Миш, похоже, что мне конец. Если не дождусь, позвони Сереге – ну, нашему, помнишь, со второго потока? – спроси тел его вэдэвэшного друга Олега. Позвони ему и скажи, что я в таком состоянии и что едет сюда скорая. И потяни на себя мою встречу: Олег в «Пушкине» будет с решалой через пятнадцать минут. Выручи, брат… Червонец зелени в бардачке, вези ему, иначе завтра кранты моей конторе. Это насчет проверки. Ты понял?
– Понял, значит, встреча в «Пушкине» через пятнадцать минут. Червонец зелени в бардачке. Контакт – Олег, армейский друг Сереги. Ты не переживай, все сделаю, ты просто разложи сиденье, приоткрой окошко и лежи, расслабься и дыши спокойно и глубоко, пока приедет скорая. Ну и я лечу…
Александр разложил сиденье, приоткрыл окно и попробовал как-то устроиться – легче не стало.
«Господи, неужели это мой час, – проносилось в голове. – Похоже, ухожу в мир иной. Неужели все так больно уходят? Прошу, господи, спаси меня! Мне же всего сорок шесть… столько предстоит впереди… и дети, жена… столько нерешенных дел… И еще проверка эта, – улыбнулся сквозь боль Александр. – Проверка…»
Какая проверка, когда такое состояние здоровья? На том свете, наверное, нет проверок, улыбнулся Александр…
«Мишка все решит», – уже шепотом подсказал себе он.
– Ну-ка, соберись, солдат! «Никто, кроме нас!» Живем!.. – слабеющим шепотом приказал сам себе Александр. Но последний приказ был уже совсем беззвучным…
«Господи, помилуй и сохрани меня, мне ведь правда рановато как-то, – причитал он, уже не сдерживая неуместную слезу, оставившую робкую дорожку на левой щеке. – Рановато мне!..»
Его густые русые волосы, слегка вспотевшие, прилипли ко лбу. Седины было многовато, особенно на висках. Худощавое, спортивное тело как-то неестественно валялось в кресле машины, на лице – улыбка. Большие синие глаза, прежде излучавшие неиссякаемую энергию, налились кровью и стали тусклыми, как осеннее московское небо… Все было ужасно… Левая рука все еще властно держала нижнюю часть руля, а правая находилась на соседнем сиденье, сжатая в кулак. У Александра были огромные кулаки с боксерскими характерными мозолями на ударных поверхностях костяшек. Он часто шутил, что никак не может вычислить происхождение их размеров: то ли это оттого, что у него такое же огромное сердце, то ли оттого, что вся жизнь проходит в борьбе, в прямом и переносном смысле. Глаза, едва приоткрытые, слегка влажные, бессильно смотрели на Москву через мокрое лобовое стекло, через мозаику капель воды. Ночной город бурлил. «Дворники» не работали…
«Москва несется мимо, – подумал Александр, – а я… стою и жду скорую… Господи, помилуй! Рано же мне», – вновь затвердил он свою скороспелую молитву и потерял сознание.
Он слышал бесконечную арию герцога Мантуанского в исполнении своего телефона, но уже не мог поднять трубку. Подумал о своих детях, о жене, потом перед глазами показалась небесная синева и белый купол его парашюта… купол-то от УТ-15[1], удивился Александр во сне. Столько раз он просил у командира-инструктора парашют УТ-15 – не давали! А тут, вот он, прыжок и парашют, не Д-5[2], а его мечта – УТ-15.
«Мечты сбываются. Красиво в небе, и надо же… я лечу!» – подумал Александр и глубоко вдохнул. Полет овладевал им, как во время самого первого прыжка…
…Он всегда грезил небом, и когда в их городе открылся клуб «Юный десантник», Александр, тогда совсем юноша, был в числе первых, кто туда пришел. Ему нравилось там все: строгая дисциплина, камуфляжная форма, тельняшки, четкие команды и их тренер-инструктор.
– Парни, я вас познакомлю с небом, – любил говорить он. – А рожденный летать ползать не будет, пацаны! Всем понятно?
– Так точно! – отвечали «юные десантники» в тельняшках.
В самый первый раз, высоко в пустоте, Александр сначала не мог оторвать глаз от далекой-далекой маленькой земли, похожей на свою собственную, расстеленную под ногами и почему-то беспрерывно движущуюся разноцветную карту, с многоэтажками размером со спичечные коробочки. Но потом раскрылся купол, земля внизу на миг остановилась, Александр завис и, оглядевшись вокруг, вдруг увидел небо! Так, как будто никогда раньше не замечал, а тут неожиданно открыл его – ярко-голубое, круглое и большое, уходящее куда-то в бесконечность.
Он не сомневался, что станет десантником – крепким, сильным, таким, как показывают в фильмах. Даже курить ради этого бросил, хотя тогда уже вовсю смолил с приятелями из жажды поскорей попробовать взрослой жизни. Да и приятелей этих, по большому счету, тоже бросил – неинтересно стало, ведь перед ним открылось небо…
…Мобильник давно доиграл свою бесконечную арию, в машине стояла полная тишина. Александр чувствовал легкость, он летел и ничего не видел: ни ночного города, ни машины – ничего. Это был сон или видение. Ясное синее небо над головой. Александр понимал, что он в затяжном прыжке. Над головой уже не было купола УТ-15, был только стабилизирующий купол[3] парашюта. Стабилизатор явно был установлен на девять секунд, так как время проходило, а купол не открывался. Он с задержкой открыл купол. Падение остановилось. Теперь он завис в небе. Тепло и красиво, хорошо. Надолго ли?
Он не понимал: спит или уже на том свете. Вдруг стало холодно. Полет резко прервался, и он оказался в плацкартном вагоне, темной ночью конца ноября. Александр видел себя сверху – лежащим на койке плацкарта, без постельного белья, с сумкой под головой вместо подушки. Было холодно, но не имелось одеяла, чтобы укрыться. Хотел теплого чаю, но понимал, что надо беречь последние деньги. Он смотрел в темный коридор вагона, слышал шаги приближающегося человека. Хотел, чтобы это оказалась девушка, блондинка или брюнетка. Неважно, лишь бы красивая. Хотя… у него нет денег даже на белье, куда там девушка! И что с ней делать, с девушкой, когда не можешь даже шоколадку с чаем купить? Нет уж, пусть будет…
«Пусть будет кто будет, мне лично по барабану, лишь бы не мешал спать», – не успел подумать Александр, как перед глазами появился статный мужчина. Он зашел в его купе. Владимир!
Тот самый Владимир, одетый с иголочки, с которым он встретился раз в жизни двадцать четыре года тому назад. Видение вернуло Александра в тот далекий день в 1992 году, когда в поезде Адлер – Санкт-Петербург он встретил его, Владимира.
– Доброй ночи, сударь, – сказал высокий моложавый человек примерно 35–40 лет, войдя в купе.
Купе – сказано громко, так как это был всего лишь отсек плацкартного вагона. Александр, лежащий на нижней полке, поднял голову со своей сумки и печально ответил: «Доброй ночи…»
Он посмотрел на гостя снизу вверх. Тот был румяный, круглолицый, спортивного телосложения, в темно-синем кожаном пальто с овчиной внутри. Не дубленка, а пропитка – так назывались эти пальто в то время, и каждый начинающий коммерсант мечтал о таком. Белоснежная рубаха и дорогой серебристый костюм с темно-синим галстуком показались Александру, когда гость снял пропитку. Довершали картину темно-голубые лакированные туфли «спектры» из крокодильей кожи, но зимнего, элитного фасона – скорее всего фирменные.
– Меня зовут Владимир, а вас как, сударь? – с легким акцентом весело поинтересовался незнакомец.
– Александр, можно просто Саша, – уже привстав и подав руку, оторопело сказал Александр.
Он был в «нетрущихся» турецких джинсах, зеленой тонкой водолазке и сероватой жилетке из вареной джинсы. Александр наполовину всунул ноги в блекло-коричневые полусапожки на тонкой подошве, лишь отдаленно напоминающие «казаки» отечественного производства. Было ему тогда чуть за двадцать, при росте метр восемьдесят восемь он выглядел подтянутым и худым. Одним словом, из тех, кого любят девушки. Но сейчас он выглядел уставшим, бледным и каким-то беспородным – особенно на фоне этого непонятно как сюда попавшего франта.
– Мне до Харькова, тут всего-то ехать четыре часа, поэтому я уж не стал белье брать. Сейчас пока посидим, чайку попьем, поговорим – и выходить пора. Вы тоже до Харькова? – спросил уже почти без акцента Владимир.
– Нет, я до Ленинграда, – ответил Александр и заметил при этом удивление на лице Владимира. Он понял, что удивление соседа по купе связано не с поездкой в Ленинград, а с отсутствием белья на его койке при такой долгой поездке. Ехать от Иловайска до Питера всю ночь и полдня, более двадцати часов, и спать без постельного белья, с сумкой под головой вместо подушки?! Эта вопросительная логическая цепочка полностью раскрывала незнакомцу жалкое финансовое положение Александра.
Да, он все понял, решил Александр. Ну надо же такому случиться именно сейчас! Такой весь одетый с иголочки деловой чувак[4], при параде – и он, бедный, которому сложно оплатить даже белье в вагоне…
Но незнакомец же обо всем догадался. Он – бомж. Не в классическом, а в символическом понимании этого слова – продолжал Александр свои размышления.
Он не смог бы объяснить этому разодетому Владимиру с непонятным произношением, что он вообще-то неплохой коммерсант, просто сейчас его деньги в Питере, а Борис Михайлович не хочет платить. Что месяца три-четыре назад он ехал в этом же поезде и в спальном вагоне. Да, ему всего не расскажешь!
Но, похоже, Владимира мало интересовало его финансовое состояние. И, получив от проводницы чай с лимоном, он попросил у нее еще один такой же.
– Александр, я кофе не предлагаю, так как мне сойти скоро, а вам еще дальше ехать, может быть, еще поспите, – виновато улыбаясь, сказал снова с веселым акцентом Владимир.
– Спасибо, Владимир, но я и чаю не хочу, – гордо ответил Александр, точно решив, что нечего с этим разодетым чуваком общаться. Лучше поспать: ведь завтра вечером ему предстояла важнейшая встреча с Борисом Михайловичем по деньгам за тюль, который сдан в его магазин аж три месяца назад…
– Угощайтесь, Саша! – дружелюбно предложил Владимир, когда подстаканник с граненым стаканом и темным чаем оказался на столе. – Нам еще далеко ехать…
– Благодарю, – Александр присел на своем месте. Поздняя осень и зима – время несезонное для поезда Адлер – Санкт-Петербург, поэтому все купе оказалось свободным.
Он сидел напротив Владимира, ощущая себя чем-то обязанным, хотя бы что-то сказать, и наконец стеснительно поинтересовался:
– Знаете, Владимир, я мотаюсь в Питер довольно часто. Люблю я этот город. Попал туда впервые как турист, а потом наладил небольшой бизнес и теперь катаюсь уже по делам… А вы – в Харьков? В гости или как?
– Скорее «или как», чем в гости, – улыбнулся Владимир и продолжил: – Завтра деловая встреча будет, сделка: нужно мое присутствие. Это на ХТЗ, Харьковском тракторном заводе. Имени Серго Орджоникидзе который. Ну, знаете трактора ХТЗ, желтые такие? Мы закупили большую партию и продали одной сирийской компании, надо быть на трехсторонней сделке теперь. Наше дело малое – всего-то двенадцать процентов, и все. Мы – брокеры. Я работаю на МТБ, Московской товарно-сырьевой бирже. У нас работа такая: мы ищем товар для одних и покупателей для других. Иногда цепочка тянется до тех пор, пока на конце не появляются деньги. Наша работа – биржа, наш заработок – маржа!
Холеное лицо Владимира заметно повеселело, он заулыбался. Было заметно, что ему явно повезло с последней сделкой. Точнее сказать, не повезло, а он доволен результатом.
Александру стало очень интересно, как можно на бирже делать деньги. Конечно же, в институте он слышал на лекциях и про биржу, и про биржевых брокеров, но это все было так далеко и так чуждо: биржи США и Европы… А тут вот он, чувак с МТБ, «брокёр», как шутливо называли эту загадочную профессию однокурсники.
Он, еще раз поблагодарив собеседника, придвинул к себе стакан горячего чая в металлическом подстаканнике со сценой освоения космоса, со спутником…
Вдохнул теплый и терпкий пар чая, бросил в него оба брусочка сахара из упаковки МПС[5] со скоростным поездом на этикетке, придавил лимон и заинтересованно посмотрел на Владимира. Подумал: надо бы поучиться у него – глядишь, и у меня дела наладятся. Ведь может же этот самодовольный чувачок процветать, так почему же у него не получится? Ведь он же – Аксенов, как любила повторять его классная руководительница. Не зря же он был лучшим в классе и лучшим в школе! Он с грустью остановил цепочку своих воспоминаний… Да-с, в институте эта цепочка прервалась. В институте Александр уже да-а-авно не лучший. Постоянные поездки, производство хрустальных люстр, шоп-туры в Турцию, Польшу, Сирию, Болгарию. Коммерц-вояжи… Какая уж тут учеба!
– А вы чем, если не секрет, занимаетесь, Саша? – деликатно и иронично спросил его Владимир, глотнув чаю и головой как бы привыкая к ритму покачиваний вагона.
– О, к сожалению, я занимаюсь чем попало! Студент экономического факультета Воронежского государственного университета. И одновременно пытаюсь стать коммерсантом. Покупаю здесь и продаю там. Еще имею цех по производству хрустальных люстр в родном Гусь-Хрустальном. Примерно так… Иногда платят мне своевременно, тогда – еще раз покупаю и еще раз продаю, за неделю, а иногда и за месяц. Но бывает, как в этот раз, не платят своевременно, и тогда я сижу в плацкарте и еду грустный за деньгами…
Сказав «за деньгами», Александр слегка поежился, но не от холода. Ведь об этом нельзя говорить никому. Этот урок он усвоил хорошо, после того раза, когда у него отобрали все деньги в киевском аэропорту Борисполь…
– Да не переживайте, – с теплой улыбкой сказал Владимир. – Я никому не скажу, что вы за деньгами едете, тем более что я выхожу через четыре часа. Да и к тому же вам ведь не отдадут денег в этот раз, увы!.. – Белозубая улыбка Владимира мелькнула, словно молния, и он отвернулся к темному окну, они проезжали какой-то городок…
Последняя фраза незнакомца влилась в сознание Александра, точно раскаленный свинец, прожгла все его мозги. Ничего себе – не заплатят! Да с чего ты взял и каково тебе это понять, умник? Не заплатят… Пусть попробуют, я без денег никуда не уеду! Не заплатят…
Собравшись с мыслями и преодолев негодование, Александр упавшим голосом спросил:
– А почему вы считаете, что не заплатят? – Он пытался изобразить улыбку, но прекрасно понимал, что его лицо выдает лишь жалкую гримасу.
– Да не переживайте вы так, – развивал свою мысль незнакомец, хлебнув чаю, – глядя на вас, я понимаю, что тот, к кому вы едете, вам в очередной раз не заплатит.
За окнами, мельтеша огоньками, пролетал очередной полустанок, Александр тоже отпил чаю, ложкой придавив дольку лимона в своем стакане, посмотрел на собеседника, а тот продолжал:
– Дай бог, чтобы я заблуждался, но, как правило, я в этих вопросах не ошибаюсь. Я люблю деньги и надеюсь, что эта любовь у меня небезответная. И вижу, что вы тоже их любите!..
Пачка дойчмарок – воплощение любви студента к деньгам (рисунок автора 1993 г.)
– Да, в этом вы совершенно правы, что я люблю деньги, – прервал Владимира воспрянувший Александр. – Вернее, не деньги я люблю, а процесс создания денег – дельту, или если хотите по Марксу, то я люблю прибавочную стоимость. Плюс люблю ту свободу, что могут дать только деньги. Люблю свободу выбора и свободу действий, подкрепленные деньгами. А без материальной подпитки не бывает настоящей свободы. Но вы не правы в том, что мне не заплатят. У меня четкий договор, и не заплатить мне уже не смогут. Там уже все сроки подошли, я так думаю…
Александр немножко замешкался на последней фразе. Владимир улыбался, слушая собеседника, и медленно качал головой, снова, как джазмен, улавливая покачивания вагона.
– И все-таки вам не заплатят! – медленно, как приговор, произнес Владимир и опять улыбнулся, а затем сделал большой глоток чаю, перевел дух. – Знаете, Алекс… Хотите, я вам попробую помочь? Я могу вам раскрыть первый закон бизнеса, или, проще говоря, с чего начинается любой бизнес. Однако у меня есть одно строгое правило: я не помогаю людям, пока меня не просят об этом. Не думайте про меня ничего плохого, я не хочу никого обидеть, тем более вас. Вижу, что вы человек порядочный, трудолюбивый и умный. Вижу в вас колоссальное желание работать и зарабатывать. Но вы не тем заняты. Вы можете больше. Поэтому у нас с вами есть, – он посмотрел на часы, – три с половиной часа времени, и я попробую сделать так, чтобы это время для вас не даром прошло, а с пользой, с «маржой». Просто многим я помогал и многих консультировал, а потом оказываешься для них же виноватым. Люди не всегда хотят слушать тебя. Есть масса людей, кто спрашивает совета или, не спросив, самопроизвольно вызывает желание подсказывать ему. Дело в том, что человек так устроен. Он подходит и рассказывает о своих проблемах, но его задача не услышать твой совет, а сделать так, как считает он сам. Но при этом он хочет, чтобы ты ему помог утвердиться в своем решении. И тогда, что бы ты ни посоветовал, ты же потом и оказываешься крайним. Представьте, вы делитесь с ним своими соображениями, а он прерывает вас и пытается получить тот ответ, который сам хотел бы услышать. И потом сделать по-своему, но частично используя ваше мнение. Потом же, когда не получает результата, решает, что вы виноваты во всем, это вы ему так насоветовали… Поэтому я и пришел к одному из своих основополагающих законов, который чту и соблюдаю с особым рвением: не давать советов, пока об этом меня не попросят. И вам рекомендую в последующем не давать советов, пока не попросят вас об этом.
– Понятно, – сказал Александр, – я быстро улавливаю. Мне нужен совет, и я прошу вас говорить без фильтров, не боясь обидеть меня! Мне очень нужен совет. Я хочу знать, с чего начинается бизнес.
Просил он с явным интересом: кто знает, может, не случайно этот товарищ оказался в его купе… Если можно это назвать купе, а товарища – товарищем.
– О’кей, – кивнул Владимир и пригубил свой чай, – начнем. Давай снова и по порядку: кто ты, откуда, куда едешь, зачем и, самое главное, как ты оказался в этой ситуации?
– Ну-у, – начал Александр, стыдливо растягивая последние буквы, – я – Аксенов Александр Алексеевич, студент и коммерсант из города Гусь-Хрустальный, что во Владимирской области. Был отличником с первого до десятого класса, начал зарабатывать деньги уже с девятого класса. Отец умер рано, когда я учился в восьмом. Надо было помогать семье. Мелкое производство, продажа, изготовление хрустальных изделий и хрустальных люстр, купля-продажа…
От нахлынувших воспоминаний в горле как-то быстро пересохло, пришлось отпить чаю, чтоб продолжить.
– Начал работать рано, еще в пятнадцать лет, как только появилась возможность зарабатывать на хрустале. Все просто: покупаю хрустальное литье, пластины со звездочками для люстр, вырезаю на станках с алмазными кругами хрустальные звездочки и после химической полировки перепродаю уже готовые. Ну, это те подвески, которых на одной шестирожковой люстре вывешиваешь от шестисот до восьмисот штук. И еще я покупаю бракованные подвески «Тернополь» – это такие граненые, как бриллиантовые камни для колец. Только если в бриллианте пятьдесят семь граней, то на «Тернополях» их всего восемь. Так вот, я покупаю большие партии этих цветных подвесок, бракованных, за копейки, в Вольногорске, это в Днепропетровской области, после алмазными сверлами под струей воды прокалываю в них дырки и после полировки перепродаю в двадцать раз дороже. Это у меня шикарно получается. Тут единственный тормоз – кровь. Много не поработаешь, так как после того, как проколю тысячу дырок, из пальца начинает тихонько натекать кровь. Просто алмазное сверло медленно, но верно съедает кожу. И как только пойдет кровь, я меняю указательный палец на средний, средний на безымянный. И так пока не дохожу до мизинца… Я не чураюсь никакой работы… лишь бы были деньги на выходе.
Александр снова глотнул чаю…
– Еще я поставил в гараже один станок для обработки латунных труб и начал изготавливать арматуру для люстр. Ну, чтоб, как бы в завершение закрытого цикла, самому производить люстры. Продавал их во многих городах бывшего СССР, а ныне СНГ. Потом, раз уж мотаюсь по всему Союзу со своими люстрами, плавно освоил еще и куплю-продажу товаров народного потребления. Нынче-то сплошной дефицит товаров, каких ни хватись… Случайно вышел и на торговлю тканями и тюлем. Начал поставлять в воронежский магазин «Ткани» продукцию, в которой они нуждались: централизованные поставки-то с Госпланом отпали. Узнал, что им нужен тюль. На этикетке с их же витрины увидел информацию, что этот тюль производят в городе Моздок Североосетинской АССР. Вот и поехал: там можно купить километры этого тюля, так же, как и в моем городе – хрусталь. Но сперва взял всего километр, и то – по двести метров пяти видов и узоров. Сдавал это на продажу, но потом директор сам наладил поставки: послал своего сына в Моздок, и кончился мой бизнес.
– Не ты один предприимчивый, – резюмировал иронично Владимир и отпил из своего стакана.
– Да, вот так и получилось! Потом с курсом был в Ленинграде. Нас возили на экскурсию, а я с собой потащил образцы своего тюля. И прямо на Невском проспекте, зайдя в магазин, договорился о поставках с Борисом Михайловичем, это директор магазина. Сделал первую поставку – один километр, и он оплатил за месяц, как и условились. Вторая поставка – уже пять километров. И вдруг – все. Обещал заплатить за один месяц, и в договоре так написано: оплата за месяц при условии продажи половины продукции. Однако прошло уже два месяца и девятнадцать дней – и ничего. Не платит, и все. Говорит, не продается мой тюль. Хотя он накручивает на мою цену еще сто процентов, и если половину продал, то уже может полностью рассчитаться. Я ему сдал десять видов по пятьсот метров, и все мои деньги там. Он должен мне два с половиной лимона, а это, на минуточку, шесть тонн баксов[6], и за эти два месяца я еще два-три оборота сделал бы. А я торчу в Воронеже или мотаюсь между Донецком и Питером, никак не могу получить деньги! – закончил яростно Александр.
– А почему Донецк? Что ты там-то делал?
– Это уже вторая часть моей истории. Тут я работаю с одним ОРСом[7] в Шахтерске. У них пятьдесят магазинов. Я им сдавал хрустальные люстры и сатин. Они мне лучше платят. Я тут имею договоренности, откачиваю[8] их начальнику пятнадцать процентов от суммы, и он на следующий день платит мне. В украинских купонах, конечно, но исправно. Потом меняю на доллары, а доллары в Москве на рубли. И все. Тоже выгодно. Просто у него я мало зарабатываю, процентов пятнадцать-двадцать у меня остается. А у Бориса Михалыча заработал бы примерно пятьдесят процентов. Если б он оплатил один месяц, то было бы супер, а он ведь потянул, и вся сделка потеряла свою актуальность…
– Понимаю! – мудро улыбнулся Владимир. – А тюль ты не предлагал в ОРС?
– Предлагал, просто они не смогли бы взять по такой цене, как Питер. Они готовы взять очень много. Точнее, столько, сколько я привезу. Но у меня стольких оборотных нету. Были бы, я бы не задумываясь поставил. Хотя знал бы, что так будет, то, наверное, им бы и отдал. Но опять же – там пятнадцать, а тут пятьдесят процентов. Я и подумал, что сделаю две-три поставки Борис Михалычу, заработаю, потом и потащу десять-пятнадцать кэмэ туда, в Шахтерск. А сейчас у меня полная задница.
– Понимаю, постигаю, – сказал раздумчиво Владимир, он молчал долго и очень внимательно слушал рассказ Александра. – На каком курсе учишься, Алекс?
– На третьем…
– Понятно. Доводилось ли тебе слышать про кривую Лаффера?
– Конечно, – ответил Александр, довольный, что тема ему знакома и он не ударит в грязь лицом перед Владимиром. – Это кривая, показывающая связь уровня налогов в стране и уровня поступлений в бюджет: очень интересная лекция, которую я как раз не пропустил неделю назад.
Он чуть задумался, и в памяти тут же всплыла простая до гениальности схема, которую труднее забыть, чем запомнить, примерно такая:
– Есть определенный уровень налогов, при которых поступления в бюджет самые большие, – уверенно чеканил он, как на зачете, и кривая Лаффера в его голове довольно поддакивала. – Если правительство заражается жадностью, коррупцией и увеличивает ставку, то и поступления в бюджет падают, так как компании начинают платить меньше и находят пути уклонения от налогов. Вот так примерно.
– Отлично, что знаешь закон и кривую Лаффера! А закон Клеменцо? Знаешь ли ты закон Клеменцо? – спросил Владимир с улыбкой.
– Нет, этого закона пока не знаю. – Александр допил остатки остывшего чая.
– Зря, а ведь этот закон самый первый и самый главный для любого коммерсанта. Это первый закон бизнеса – закон Клеменцо, – подмигнул Владимир. – Кстати, приношу извинения за то, что перешел на «ты», просто так проще для меня. И ты можешь обращаться со мной на «ты». Мы же с тобой одной крови!
Владимир положил второй длинный кусочек рафинада в чай и бодро позвенел ложкой в нем, почти остывшем.
– Продолжим. Для государства важен закон Лаффера, а для коммерсанта – закон Клеменцо. Жаль, что ты его не знаешь. Но ничего, сейчас узнаешь. Если у тебя хватит мудрости не просто его вызубрить, а реально принять и понять, то жизнь поменяется. Итак…
– Да ладно, почти заинтриговали, ну скажите же наконец-то! – поторопил его Александр.
– Do business quickly, nicely and easily!
Что означает:
Делай бизнес быстро, приятно и легко.
Вот первый закон бизнеса, или закон Клеменцо[9]. Бизнес – это эмоции, положительные эмоции. Нет эмоций – нет бизнеса. Все просто: «Делай бизнес быстро, приятно и легко»! Запомни это, мой друг.
– И все? – разочаровался Александр.
– Да-да – и все! – ответил Владимир, его лицо светилось, как у первооткрывателя этого закона, глаза блестели, он был в состоянии загадочной эйфории.
Александру понравилось его состояние. Но он не мог понять: что в формуле такого волшебного? Подумаешь – «быстро, приятно и легко»!
– Ну конечно, я тоже всегда так и делаю, но как быть, если ты приезжаешь, и тебе говорят, что товар не продается? Быстро, приятно и легко удалиться? Или быстро, приятно и легко пристрелить директора прямо на Невском?
– Э, нет, брат, не спеши! – подмигнул Владимир. – Попробуй подумать иначе. Я понимаю, что сейчас ты рассуждаешь примерно так: «Да ну тебя, придурок глянцевый. Надел пальто от «Бергхаус», туфли «Дольче – Габбана», костюм от «Бриони», рубашку от «Хьюго Босс» с запонками «Тиффани», зашел в плацкартный вагон с «Ролексами» на руке и учишь тут меня азам бизнеса! А у меня нет денег даже на то, чтоб белье взять и спать по-человечески. А денег-то нет, потому что этот старый жмот, Борис Моисеич, не хочет мне платить». Не думай так, Алекс. И не говори мне, что ты так не думаешь. Я знаю, что ты именно так думаешь.
– Да, именно так! – четко произнес Александр. – Только насчет «Ролекса», «Хуго Босс» и «Дольче энд Габбана» я точно не знал, а вот бирку «Бергхаус» и крокодиловые ботинки я заметил. Но мне интересен закон, разъясни, пожалуйста! У нас не так уж и много времени остается…
– О’кей, Александр. Ты мне нравишься, поэтому попробую пояснить. Не просто теорию, а на примере. Теорию-то я тебе уже дал.
Бизнес надо делать быстро, приятно и легко. В этом вся фишка. Либо ты делаешь по закону Клеменцо, либо ты проигрываешь – вот и все. Смотри: я сел в поезд и почувствовал всю тяжесть атмосферы в твоем купе. Это твое состояние тянется через весь вагон аж до проводницы. Думаю: вы с ней поспорили из-за матраца, на котором ты захотел спать, а она не выдала. Знаю – самому раньше цапаться случалось. И потом пошло-поехало. Ты думаешь о каждой копейке, потому как тебе нужны деньги на следующую поездку. И понимаешь, что ты их не получишь на этот раз. Тебе плохо от этого. Сидишь несчастный, а твоя отрицательная энергия пляшет «Барыню» вокруг тебя. И куда бы ты ни пошел, эта энергия заходит туда за три секунды до тебя. Я ж, еще не дойдя до твоего места, понял, что здесь сидит отрицательно заряженный человек, запахло неудачником.
Владимир взял свой стакан, поднес ко рту, не спеша и с удовольствием сделал глоток и улыбнулся – не то чаю, не то Александру, не то представленной энергетической «Барыне».
– Это я пошутил, конечно. Но в целом при первом взгляде на тебя я это понял. Теперь смотри: ты просидишь в поезде всю ночь в таком состоянии, в бессоннице, и приедешь голодный в свой Питер до обеда. Твоя одежда помнется, ты устанешь, глаза будут красные, тебя будет клонить в сон. Выйдешь в таком настроении из поезда и побредешь. Тебе будет хотеться есть, но деньги-то надо стараться сэкономить. Приедешь на метро в свои «Ткани», робко постучишь в дверь кабинета директора и будешь ждать его ответа. Ответа не будет. Ты подождешь еще секунд тридцать и снова стеснительно постучишь. Тогда ты услышишь хмурый голос: «Кто?» Приоткроешь дверь и несмело скажешь: «Можно, Борис Моисеевич?»
– Борис Михайлович!.. Но в целом вы абсолютно верно рассказываете. Так было в последний раз, и так будет завтра. «Ну, что там у вас? – спросит он. – По какому вопросу вы пришли?» Сделает вид, что впервые видит, а на самом деле не забыл меня и помнит и про пять кэмэ тюля, и про мои два с половиной миллиона рублей, – с энтузиазмом подхватил мысль Владимира Александр.
– Да, да, да, да, да! – весело подтвердил Владимир. – А ты ему: «Я Аксенов, воронежский предприниматель, у нас с вами, уважаемый Михалыч-Моисеич, договор на месяц, а прошло уже два с лишним, и пора бы рассчитаться». Ты будешь говорить о том, что нужно тебе, и только тебе – и все это с интонацией неспавшего, утомленного, не верящего в свою удачу человека. Этот человек, то есть ты, будет излучать пессимизм, вызывая желание перейти на другую сторону улицы, чтобы только с ним не встречаться и не иметь никаких дел. Своим видом ты будешь говорить ему: «Козел, отдай мои деньги, я кататься в плацкартах за ними устал!» И получишь соответствующий твоему настрою ответ: «Ах, да-да, припоминаю». После он поднимет пару листиков на столе, попросит еще бумаги у зама и с умным выражением лица, изображая вселенское терпение, пустится растолковывать тебе, непонятливому: «Извините, сударь… Или так: извини, дорогой, но товара твоего не продана и десятая часть – как же я тебе за-пла-чу-у? У других поставщиков продано аж шестьдеся-я-ят процентов, но я и им не плачу, а ты требуешь! И вообще не трать свое время и свои деньги на дорогу, да и мое время не трать, а просто позвони по межгороду, вот мой номер, позвони в следующий раз, и если будет продано две трети, то приходи – я тебе всю сумму отдам».
– Половина, – сказал Александр, улыбаясь всеми своими молодыми зубами, – мы договаривались: как только уйдет половина товара, он мне заплатит. Но мне нравится ход ваших мыслей, прошу, продолжайте. Пока вы попадаете исключительно в яблочко, – добавил он.
– Что продолжать-то? Все! Тогда ты еще раз обратишься к нему, весь покраснев от злости и негодования. Перед твоими глазами прокатится картина, как ты опять без денег вернешься в свой воронежский институт. Как не сможешь купить очередную партию тюля в Моздоке и как останешься бедным на-всег-да! Вот.
– Нет, тут-то уж вы не правы. Согласен со всем, но не с тем, что навсегда. Я все ровно добьюсь успеха. Вот увидите!
– Согласен, добьешься, и я вижу это по тебе. Кстати, еще раз извиняюсь, что на «ты», просто мне так удобнее, когда я чувствую, что наш человек передо мной, и я более раскованно говорю. Хоть ты меня и не слышишь, но повторяю: можешь и ты ко мне обратиться на «ты».
– Ты все правильно рассказал о том, как оно случится. Но как мне быть-то?
– Как? Живи и работай по закону Клеменцо. Быстро, приятно и легко. Запомни одно: бизнес – это позитивные эмоции!!! Все понял?
– Понял все о том, как я делаю и как не надо делать. А теперь прошу рассказать, как бы ты поступил, будучи в моей ситуации?
– Ну… Я бы не оказался в твоей ситуации, но раз спрашиваешь, попробую предположить, что бы я сделал. Итак… Первое. Ты должен был отдать свой пресловутый тюль туда, где у тебя есть контакт, и пусть ту же самую партию ты бы сдал не на два с половиной, а на два миллиона рублей. Заработал бы не пятьдесят, а всего пятнадцать процентов. И получилась бы у тебя прибыль не 850 000 рублей, а всего лишь 250 000 – это тоже хорошие деньги за неделю, очень хорошие, шикарные. После поехал бы снова и привез еще партию – и еще заработал, но не 250 000, а уже 300 000. Потом еще раз… И за эти твои два с половиной месяца сделал бы минимум четыре ходки по… пускай по 300 000 рублей в среднем. Понимаешь, Александр, ты заработал бы соответственно миллион двести тысяч рублей. Ну, это так, грубовато. А зелеными это, на минуточку, почти три тысячи, дружище! Три тонны зелени за два месяца плюс кратное увеличение оборотных средств! Понимаешь, о чем я? – уточнил, победительно улыбаясь, Владимир.
– Понимаю, – вяло ответил Александр, позвякивая ложкой в пустом стакане.
– И это все я сделал бы по закону Клеменцо: с удовольствием, с радостью, с улыбкой на лице, легко и быстро. И ездил бы в купе или в СВ-вагоне, ел бы нормально и качественно, ну и типа все такое. Никогда не забывай, с чего начинается бизнес! С основного закона – закона Клеменцо, проще говоря, с положительных эмоций. Быстро, приятно, легко. Всего три слова…
– Понимаю, – повторил завороженно Александр, впился зубами в обмякший лимон на ложке и начал «догонять» все, о чем только что услышал. – О’кей, а как по закону Клеменцо мне быть теперь?
– Друг мой Алекс, вижу, что ты правильно меня понимаешь! – облизнул свою сладкую ложку с недоразмешанным сахаром Владимир. – Смотри: сейчас я выйду из поезда. А ты после этого возьми белье, расстели и ложись спокойно, чтоб выспаться на полную. Утром, когда проснешься и приедешь, шагай уверенно и широко, дыши глубоко! Смотри веселее на окружающий мир. И купи себе что-то очень приятное! Что ты очень любишь? Что-нибудь очень вкусное – ну, там… дорогое мороженое, или шашлык, или шаверму.
Александр начал перебирать в памяти: много чего он любил, но не мог себе позволить. Через десять секунд сообразил:
– Кока-колу люблю. Да, и «Сникерс» очень нравится. Но дороговато для меня, так что за последний месяц не пробовал ни того, ни другого.
– О’кей, можно и это, – одобрил Владимир и покровительственно улыбнулся. – Не смотри на цену, купи и ешь. Потом вдохни это утро глубоко-глубоко. Посмотри по сторонам, на красоту Питера полюбуйся. И подумай, какой ты счастливый, что создаешь свой будущий капитал сегодня. Большинство твоих однокурсников сейчас сидят за воронежскими партами, чтоб зубрить правила экономики, а ты реально пашешь и на практике изучаешь азы рынка! И знай одно: лет через десять самые лучшие с твоего курса, кто зубрил сегодня лекции, станут проситься к тебе на работу, так как ты будешь хорошим коммерсантом, а они – лишь хорошими экономистами. В приподнятом настроении заходи в магазин и подумай о том, как ты сделаешь так, чтоб он не смог тебе не заплатить. Просто поставь себе задачу: не уйду без денег! В том же бодром настроении, смело, уверенно, расправив плечи, зайди к нему в кабинет и с улыбкой – быстро, приятно и легко – делай свою работу. Думай о том, чего хочет он и чего хочешь ты, – соедини это. Подумай не о себе, а о нем. Что бы ты хотел от Алекса, если бы был Борисом Михайловичем? Думай, как он, и ты поймешь, что ему предложить. Заходи в его «шкуру», заинтересуй его, находи нетривиальные ходы, но самое главное – уверенно, смело, четко, с улыбкой общайся. И помни – не уходить от него без денег. Понял?
– Понял, – ответил просветленный Александр, сияя лицом, а понял он еще и то, что этот парень неспроста попал в его купе.
«Спасибо, господи, – подумал он, – наверное, ты что-то имел в виду, когда послал этого крутого Владимира сюда…»
Они проговорили до самого Харькова: Владимир вспоминал случаи из своей, как оказалось, богатой на события жизни – и всякий раз поминал с благодарностью какого-то неведомого Клеменцо, которого Александр уже любил как родного. Ему и Владимир теперь казался родным, и был момент, когда Александр потянулся к сумке и вытащил оттуда затрепанную, испещренную почеркушками и зарисовками записную книжку, чтобы предложить обменяться адресами. Но не решился. И тут заглянула проводница:
– Подъезжаем – Харьков, вам выходить! – с симпатией обратилась она к Владимиру.
– Ну, все, приехали, пора. Помни закон Клеменцо и всегда любые дела начинай именно с него, действуй по нему. Удачи тебе, Александр!
Владимир крепко пожал ему руку, повторил цитату из «Маугли»: «Мы с тобой одной крови – ты и я», и быстрым шагом пошел к выходу.
Александр сидел в опустевшем купе и переваривал информацию. Прокручивая в голове картинки своих бизнес-встреч, переговоров, он начал понимать, что не всегда следовал этому правилу, но когда делал по Клеменцо, то все получалось. Но в основном он поступал не по Клеменцо, а по-своему.
Вдруг поезд резко дернулся и поехал медленно. Александр осознал, что Владимира уже нет в вагоне: «Надо же, я даже не поблагодарил его – да, руку-то пожал, но ведь толком и не поблагодарил!..»
Он побежал к двери вагона. Поезд тихонько набирал обороты, и в проеме стояла грозная грудастая проводница.
– Извините, можно выглянуть?
– Конечно, – неожиданно потеплела и улыбчиво сказала проводница, отступила в сторону, держа руки на обоих поручнях, и глянула нежно, – только не выпади из вагона!
Надо же, как она изменилась, подумал Александр. Ха-ха, закон уже работает!
Он высунулся в дверь между плечом и рукой проводницы. И, на свое счастье, увидел на перроне Владимира.
– Спасибо, Владимир, спасибо! Удачи тебе!!! – крикнул он с запасом громкости.
Вагон тем временем нагнал Владимира – тот остановился на минутку, посмотрел на Александра и сказал:
– Я верю в тебя, друг мой, не забывай товарища Клеменцо. Завтра ты еще лучше его узнаешь, когда закон сотворит первое чудо. Удачи…
Александр повернулся и пошел на свое место. Он посчитал деньги: ровно девять тысяч рублей. Начал прикидывать: билет до Москвы стоит 4500 рублей, оттуда до Воронежа – еще 1000 рублей, белье 500 рублей. На все про все у него останется всего-то 3000. На все удовольствия, о коих говорил Владимир…
– Ваше белье и чай с лимоном, – шепнула прямо на ухо, приблизившись с улыбкой, проводница. – Это вам от пассажира Живкова[10], и вот еще – три тысячи «на утреннее настроение», так он вам и просил передать.
– Спасибо большое, – ответил ей растерянно Александр и протянул пятьсот рублей, что планировал заплатить за белье.
– Нет-нет, – снова обворожительно улыбнулась она, – господин Живков меня уже отблагодарил, все отлично. Еще утром вам чай принесу, все оплачено.
Сидя за чаем, Александр раскрыл записную книжку, в которую так и не попал адрес Владимира, поискал чистую страничку и по давней привычке наскоро записывать и зарисовывать все вокруг себя, чтобы не забылось, стал делать «конспект» недавней встречи. Через несколько минут с листа ему заулыбался вооруженный совком и метлой гадкий утенок в тельняшке, рожденный летать и со временем обещавший превратиться в лебедя. Прекрасного, успешного и богатого.
Быстро, приятно, легко! (рисунок автора 1993 г.)
Когда дорисовал, допил горячий чай и окончательно согрелся, почувствовал, что его разморило. Александр закрыл книжицу и начал раскладывать простыни. Наскоро достелился и лег спать под пахнущее хлоркой и торфом одеяло…
Но заснуть было сложно. Он всегда сам учил всех, как поступать, что можно и чего нельзя. Но в данном случае ему преподнесли хороший урок – закон Клеменцо. Надо не зарисовывать, а записать все подробно, подумал он. Хотя какой там записать: понятно, что забыть урок он уже не сможет НИ-КОГ-ДА. Осталась малость – испытать этот закон. А ведь такой человек интересный, этот Владимир Живков. Теперь он знал его фамилию. Значит, болгарин. И вправду мы с ним одной крови. Я бы тоже оставил денег на его месте, подумал Александр. Ведь мало ли: может, у соседа нет ни копейки, а ты ему советуешь купить что-то суперприятное.
В тепле нагрянул отличный сон. Александр на темно – синей «Вольво 940» выезжает со двора ВГУ и выворачивает на улицу Докучаева. Рядом сидит Мария, его однокурсница, в желтом коротеньком платье, с синим платочком, повязанным на шее, смотрит на него голубыми влюбленными глазами. Она прекрасна, как всегда. Яркий свет солнца, проходя сквозь ее кудрявые золотые волосы, создает некий солнечный ореол или даже нимб. Как же сильно он любил ее! И любит сейчас, и, наверное, будет любить вечно. Его первая и последняя истинная любовь – Мария. Александр полюбил ее не сразу, а где-то ближе к концу второго семестра. Он запомнил этот день с того мига посекундно. Мария сидела в крайнем ряду, на две парты дальше, чем Александр со своим ближайшим другом Михаилом. Она никогда не снимала очки в толстой коричневой оправе, слишком громоздкой и непропорциональной для черт ее изящного лица. Эти очки придавали Марии вид строгой школьной учительницы математики.
Случилось это майским утром, как раз после возвращения Александра из очередного шоп-тура, из Турции. Это была первая лекция за восемь дней, остальные из-за поездки пришлось прогулять. Профессор начал с пятиминутной микролекции о безобразном поведении некоторых студентов типа Аксенова, которые, имея колоссальный талант и обучаемость, пропускают занятия неделями. Аксенов, конечно же, извинился, и преподаватель наконец перешел к теме лекции. В один из моментов, когда не надо было конспектировать, Александр обернулся назад – посмотреть на курс, на друзей, кого не видел больше недели, и его взгляд остановился на ней, на Марии. Мария в этот момент снимала очки! Сняла их и изящным движением головы откинула волосы назад. И начала пальцами массировать переносицу рядом с бровями и потом веки. Он никогда не видел ее без очков. Это было какое-то колдовство: как мог он раньше не замечать, как она безумно, неописуемо прекрасна! Эта загадочная, мечтательная улыбка, напоминающая улыбку Моны Лизы, эти ясные, как майское небо, глаза, которые постоянно были спрятаны под большими линзами очков, этот нос, брови, руки, плечи – все было в ней прекрасно, невероятно воздушно и нежно. Она была сказочная. Он не мог отвести взгляда и именно с этого взгляда влюбился в нее бесповоротно и навсегда. Но собственного восхищения ему показалось мало…
– Миш, Миш, – позвал шепотом друга Александр, – ну-ка, глянь на красоту. Это ж надо… Куда мы смотрели все это время?
И показал ему Машу. Лучше бы не стал этого делать.
– Кого ты там еще разглядел, романтик ты наш неисправимый? – буркнул Миша и обернулся.
Улыбка застыла на лице Миши. Он замер, его глаза словно отражали Машу и только ее, это длилось полминуты, и затем он медленно выговорил: «Зачем ты мне показал ее… за-а-чем? Я люблю ее, Саня, не могу без нее, она моя и только моя, все! С этой секунды либо она моя, либо меня нет на белом свете».
Александр все понял. У друга любовь. Любовь, как на тот момент думал Александр, посильнее и поглубже, чем у него самого. И, конечно же, он, Александр, не должен мешать другу. Он не имеет морального права говорить о своей любви и другу, и возлюбленной, добиваться взаимности со стороны Маши. Одним словом, надо уступить любовь. И он уступил…
Они сидели в машине вдвоем, без Мишки, который любил без ума Марию и ради которого Александр заткнул свое чувство далеко в глубь своего большого сердца. И стало легко, просто. Не было того болезненного ощущения, что преследовало Алекса постоянно. Особенно когда он сидел в Мишиных «Жигулях» шестой модели, рядом с Мишей, а на заднем сиденье расположились Маша и Ольга. Миша постоянно твердил, что если Маша не будет с ним, то он бросится с моста: не может жить без нее. И как же смог бы Александр рассказать Маше о своей любви? Как он посмел бы, пытаясь заполучить ответное чувство Маши, толкнуть лучшего друга на самоубийство? Александр принял на тот момент самое идеальное и искреннее решение: помогать другу и забыть Машу. И для помощи Мише он, Александр, начал ухаживать за Олей, Машиной подружкой.
Это было тотальное страдание для всех, ибо сам Александр чувствовал, как тянется к нему Маша, а не Оля. Хотя исправно, как порядочный друг, он выталкивал Машу в объятия Миши – невзирая на то, что ощущал себя рыбой, вытащенной из воды. Ему было плохо. Александр видел себя самым последним человеком на земле и одновременно самым хорошим другом. Он понимал, что предает самое возвышенное чувство во вселенной, понимал, что такое чувство приходит в жизни однажды и любовь не простит его. Но также понимал, что идет на колоссальную жертву ради друга, настоящего друга, который всегда спешил на выручку в трудную минуту и ради которого он, не задумываясь, отдал бы жизнь…
Но однажды он понял, насколько был не прав, – когда всего лишь одним взглядом Мария объяснила ему, что к чему. Он помнил этот случай всегда, и ему было жутко при вспоминании об этом взгляде при каждой встрече с Машей.
Но во сне-то, рядом с Машей в «Вольво», не было этого щемящего ощущения – от того, как он ударил в грязь лицом в последний раз в глазах Маши. Тогда они вчетвером отправились в кино, и он, подойдя в кинозале к их ряду кресел, заметил, что за ним между рядами собирается продвинуться Маша, а не Ольга. В этот момент, почувствовав грусть – именно почувствовав, а не увидев! – в глазах у Миши, он, Александр, отступил на шаг назад и пропустил в ряды своего друга, а после и Машу, потом Ольгу и только в конце пошел сам. Получилось так, как хотел его друг. Он сидел рядом с Машей, а Александр оказался по соседству с Олей. Все сложилось хорошо, но на душе у Александра было отвратительно. Все дело в том, что в последнюю секунду, прежде чем пролезть в предложенной им очереди, Маша подняла на Александра свои прекрасные голубые, как майское небо, чистейшие глаза. В светлой синеве ее глаз он увидел то, что никогда не смог бы высказать одним словом. В этом взгляде было все: и разочарование, и жалость к нему, и ненависть, и любовь, и сожаление, и отвращение, и пустота, и потерянность, и безразличие, и уже презрение. Она как бы хотела сказать: «Ну и дурак же ты, парень, мне не нужен ни твой друг, папин сынок на «шестерке», ни его адидасовские кроссовки, ни его телячий взгляд… мне был нужен ты, а ты-то всего лишь кретин, возомнивший себя рыцарем ордена тамплиеров!!!»
Не было ни этого ее безжалостного взгляда, ни отвратительного ощущения Александра от него, и все было сказочно в том сне…
Да, «Вольво» – это машина! Вот оно, настоящее удовольствие, и он едет так быстро, так приятно, так легко!.. И все вокруг такое же быстрое, приятное и легкое. И она рядом, его Мария. Та, которую он любил всей душой. Прикоснуться бы губами к ее рукам, кончикам тонких пальцев – ничего не жаль за это отдать! Да, он готов был отдать ради нее все, даже свой станок по обработке хрусталя…
Александра разбудили лучи солнца, которые пролезали прямо под веки в глаза. Часы показывали одиннадцать. Проводница его не будила, а так как поезд был полупустой, то и никто из пассажиров не садился на его длинные ноги. Он проснулся, пошел умыться в туалет. Когда вернулся, на столе его ждал чай с лимоном, рядышком пристроился «фирменный» железнодорожный брикетик сахара со скоростным поездом на этикетке.
Он поблагодарил проводницу и сел за чай. Теперь надо подумать, как все же заставить этого Бориса Михайловича заплатить. Мысли из сна не клеились одна к другой: ничего не мог придумать.
«И все же я сделаю так, как учил Владимир! Дойдем до магазина, а там будет видно. Надо суметь войти в «шкуру» Бориса Михайловича и все сделать быстро, приятно и легко».
Он оделся, привел себя в порядок. Поезд неспешно подтягивался к озаренному уже зимним солнцем Московскому вокзалу города Санкт-Петербурга.
Александр вышел на перрон. Свою сумку он сдал в камеру хранения, чтобы не переться по Северной столице как деревенщина. Зашагал к метро – все же не рискнул ехать на такси, так как знал, что таксисты могут взять стоимость целого жэдэ-билета, особенно с вокзала.
Из метро выбрался возле Казанского собора, идти оттуда еще метров двести. Он вдыхал питерский воздух, шел уверенно, расправляя плечи, и повторял про себя: «Я уйду от него с деньгами!»
В ближайшем ларьке Александр купил кока-колу и «Сникерс» и, откусив полбатончика сразу, запил холодной газировкой… Какой это был кайф тогда, в тот далекий ноябрьский день девяносто второго, в солнечном Санкт-Петербурге! Вкус этого дня Александр запомнил навсегда.
Солнце светило меж облаков, дул легкий ветер. Джинсовая «вареная» куртка Александра раздувалась от встречного солоноватого ледяного ветра, но ему казалось, что все отлично. Он был в настроении. Александр ощущал себя всадником, поэтому и не застегивал свою куртку, скачущей походкой завоевывал Питер в расхристанном виде… Когда подошел к магазину «Ткани» на Невском, сердце начало биться в особом ритме. На минутку уловил, что плечи опять ссутулились, и ему стало как-то не по себе. Его одолевала та, вчерашняя тоска…
«Стоп, ты что делаешь, болван? – мысленно приструнил себя Александр. – Ты заходишь и выходишь с деньгами. Понял?!»
– Понял! – ответил вслух, веселея, сам себе.
«Мы с тобой одной крови» – так считал Владимир, и я смогу. Закон Клеменцо! Действуй.
Он притормозил у дверей, но потом повторил заклинание: «Быстро!» – и открыл дверь уверенным движением. «Приятно» – допил последний глоток колы и, смяв в руке алюминиевую банку, выбросил ее в стоящую у дверей урну. И «легко» – он вошел наконец в магазин. Сперва направился было в кабинет директора, расположение которого давно знал, но решил: а давай-ка иначе!
Прошел дальше, в торговый зал. В зале было много покупателей и две продавщицы. Александр прогулялся вдоль полок с тканями и увидел полураскрытые мотки своего моздокского тюля. Один вид, второй, третий… все! Больше-то и нет. Стоп, подумал он, почему же нет на полках его товара, чего же Михалыч не выставляет? Он же сдал ему десять видов по пятьсот метров? Где же остальные?
А может, уже проданы? Он подумал так, но боялся поверить в такую удачу.
– Извините, можно вас пригласить на минутку? – с уверенным видом и с улыбкой обратился к продавщице Александр.
– Конечно, – мило улыбнувшись в ответ, заявила продавщица и подошла поближе.
– Я бы хотел купить тюль для большого дома своего шефа, а что-то выбора у вас почти нет. Есть ли еще виды?
– Да, есть, – ответила она.
– Ну, может, выложите какие есть? Я посмотрю…
– Да все было, просто уже раскупили. Сейчас гляну, что еще осталось, и принесу. А вам сколько надо?
– Сколько?.. Ну, не знаю, надо прикинуть. Там двенадцать комнат, и хотели бы, конечно, разных. Двенадцать видов есть у вас?
– Нет, двенадцать видов точно нет. Было всего десять, и вот что осталось, – медленно выговорила продавщица, идя в сторону склада.
– Сейчас посмотрю на складе, что могу предложить, – закончила она уже в дверях служебного закулисья.
Александр полностью втянулся в роль. Он пришел купить тюль для шефа. Дом… Если спросят, где дом? Да скажет, в Заливе – и пошли все подальше!
Продавщица вышла с одним рулоном тюля:
– Извините, молодой человек, похоже, вашему шефу придется еще раз прислать вас к нам. Всего один вид есть на складе, и тот уже заканчивается. Такого у нас всего пять рулонов, но некоторых совсем мало. А этого всего только моток и остался. Так что выбирайте…
– Всего четыре вида? – Александр с трудом сдерживал прихлынувшие эмоции. – Я посмотрю… и потом еще зайду… я сейчас позвоню ему и вернусь… – пробормотал он и повернул на выход, к двери.
Надо выйти, все переосмыслить и потом только вернуться к директору… Так он сделал бы вчера, но не сегодня: «Быстро, приятно и легко!»
И он свернул в сторону двери, на которой было написано: «Посторонним вход воспрещен». Уверенным движением открыл ее и оказался в коридоре, ведущем на склад. Справа был кабинет с табличкой «Директор».
Александр подошел к директорской. Быстро, приятно и легко. Он сделал глубокий вдох и, стукнув два раза, не дожидаясь ответа и вызова, распахнул дверь почти по-хозяйски.
– Здравствуйте, Борис Михайлович, уделите три минуты, – беззаботно и бодро сказал он и шагнул к столу, навстречу изумленному директору магазина.
Борис Михайлович глянул на Александра поверх своих очков удивленным и немножко настороженным взглядом:
– Заходите, молодой человек. Если не ошибаюсь… Алексей?
– Нет, Александр, – улыбнулся он. – Наверное, вы меня забыли, но это неудивительно: у вас же много народу бывает. Но я, собственно, по вопросу своего тюля – вспомнили?..
– Конечно, вспомнил, дорогой мой человек, я всегда помню о вас, садитесь. Вот и вчера, когда товаровед на пятиминутке сказала, что продается тюль хуже наших ожиданий, так и подумал: хороший парень Аксенов, и товар у него хороший, а вот не продается, и все тут. Что хочешь делай!
«Ах ты, жмот, опять не хочешь платить», – подумал Александр…
– Да нет же, Борис Михайлович, вы, наверное, путаете, – продолжил он спокойно. – Мой товар, должно быть, хорошо продается! Может, это какой-то иной тюль не продается. Мой-то – моздокский. Помните? Вот договор и накладная. Вы взяли у меня пять километров. Десять видов, каждого по полкилометра. И сказали, и в договоре прописали, что оплата за месяц.
– Да, мой любезный, но ведь то – договор. А устно я всем добавляю: продам половину – приходите за деньгами, и вам, сударь, так сказал, ведь верно?
– Да, так точно и сказали, – Александр на секунду упустил «клеменцовскую» свою бодрость…
– Ну вот! Как только продам половину, так и приходите, а сегодня не тратьте ни мое, ни свое время. Мы даже трети не продали.
Александр уже знал, что это неправда. Михалыч врет? Или, может, самого директора его товаровед обманывает? Но как бы то ни было, а он уйдет только с деньгами! «Быстро, приятно, легко», – повторял Александр про себя, как молитву.
И словно во время ревизии, но с легкостью и улыбкой профессионала с автосервиса Александр начал прикручивать гайки – правда, оставляя чуток места для отступления директору:
– Послушайте, Борис Михайлович… По накладной вы приняли у меня десять видов тюля. Каждого по полкилометра, то есть по двадцать рулонов. До того, как зайти к вам, я заглянул в торговый зал. Там была продавщица. Я попросил ее показать весь ассортимент тюля. И знаете что? Она пошла на склад и принесла всего один вид, еще три было на витрине. Итого: у вас в магазине на сегодня четыре вида тюля. И точка. Более того, дорогой Борис Михайлович, она сказала, что и оставшегося-то совсем мало.
Александр закончил, но, пытаясь помочь Михалычу сделать шаг назад, добавил весело:
– Может, ваш товаровед перепутал мой товар с чьим-то чужим? Прошу вас, проверьте, пожалуйста!
– Хорошо, давай так. Ты сегодня поезжай домой, возвращайся через неделю, я проведу ревизию, все выясню. И если половина продана, то я тебе в следующий… – он посмотрел на лежащий в углу стола ежедневник, – в следующую… – Он перебирал листы и выбрал пятницу. – Да, четвертого декабря, и я тебе выплачу всю сумму!
– Борис Михайлович, дорогой. Ну, вот прошу еще ровно две минуты… Тюль уже продан, больше половины. Накрутка на мой товар тут стопроцентная. Вы уже прилично заработали, плюс весь товар же у вас. Народ приходит – у вас шикарный магазин на Невском проспекте, а выбора нет! Меня ждут в Моздоке. Там лежит – пока лежит! – классная партия, аж двадцать километров роскошных экспортных вариантов. Должны были в Югославию отправить, а из-за войны там эту партию притормозили. Или я возьму, или другие потащат к себе. Прошу вас, давайте посмотрим на складе, спросите товароведа. Ведь точно продано – нет на прилавке! И вы теряете деньги, и я теряю. А так – и я заработаю, и вы. Уж не откажите! Давайте вместе посмотрим.
– Да, похоже, ты не отстанешь от меня, Александр, – впервые улыбнулся поверх очков директор и, опершись ладонями о колени, кряхтя встал, – ну, пойдем посмотрим…
На складе лежало примерно двадцать из двухсот сданных Александром рулонов.
– Мари-и-на-а! – позвал на помощь директор, из торгового зала пришла продавщица, что общалась с Александром. – У нас что, это весь тюль, больше нет?
– Нет, – подозрительно посмотрев на Александра, сказала она.
Директор заметил ее подозрительность и добавил:
– Ты не бойся, это коммерс, он сдавал нам этот тюль, он не проверяющий. У нас и вправду нет больше?
– Нет, Борис Михайлович. Тюль отлично брали вначале, первые недели две, потом хуже, когда стало маловато видов.
– Понятно, – прервал ее воспоминания директор. – А на витринах что?
– Там всего три вида по рулону, и все.
– Ладно, пошли, – сказал Борис Михайлович Александру на выдохе, добавив уже в сторону Марины: – Позовите ко мне Наталью Семеновну!
Вернулись в кабинет директора. За столом он снова обрел уверенность:
– Ладно, я заплачу тебе половину суммы, остальное четвертого декабря…
– Борис Михайлович, не стоит так со мной, не стоит! Вы же говорили только что: оплатите, как только продадите половину. Теперь убедились, что продано две трети. Так будьте последовательны, выплатите всю сумму. А я через неделю вам привезу экспортный тюль. И мы с вами еще заработаем, более того, со следующего раза гарантирую, мы с вами введем еще одно новшество: пять процентов от всей выручки я тут же оставлю вам.
– Вы что, взятку мне предлагаете?!
– Да нет же, какая взятка. Вам же пора сделать ремонт в магазине, покупать лампочки и прочее. Сейчас-то я не смогу, но на экспортном тюле мы с вами полноценный евроремонт сделаем, правда!
– Вызывали? – В кабинет без стука вошла Наталья Семеновна, невысокого роста, горбатенькая бухгалтерша в старорежимных серых нарукавниках.
– Да, принеси мне, пожалуйста, – обратился к ней, словно к старшей сестре, директор, – остатки по вот этой накладной. И сама посмотри – похоже, что мы продали уже шестьдесят процентов этого товара. Если все так, то неси мне всю сумму по договору и подготовь расходник, чтоб заплатить нашему поставщику.
Пока бухгалтер ходила по поручению, Борис Михайлович усиленно изучал какие-то журналы, сверял с накладными. Потом записывал. Но Александр сидел молча. Он не мог поверить, что все может получиться. Он просчитывал, как в шахматах, что еще может выкинуть этот директор, чтоб не заплатить.
Через четыре минуты вошла бухгалтер с папкой документов и холщовым инкассаторским мешком.
– Да, все верно, из двухсот рулонов осталось всего двадцать пять, и частенько испрашивают! – забрюзжала назидательно Наталья Семеновна. – Тем более скоро новогодние празднички, будут сметать всё. Итого к оплате 2 миллиона 578 тысяч рублей…
Она извлекла морщинистыми пальцами бывалые, бурые пачки купюр, положила деньги на директорский стол и передала расходный кассовый ордер для подписи Александру. Он аккуратно заполнил все графы. И отдал серый листок Наталье Семеновне. Всё!
Она вышла. Директор придвинул к нему деньги и, устало и в то же время дружелюбно разглядывая Александра поверх очков, достал из стола полиэтиленовый «приз» с лейблом «Мальборо» и ковбоем в замшевой куртке:
– Держите пакет, господин коммерсант, пригодится, а то карманов-то вашей «варенки» явно не хватит…
Александр деньги посчитал, сперва по пачкам, чтоб убедиться, что сумма верная. Потом взял пачку десятитысячных купюр и прокрутил в руках, пролистывая, как книжку, принюхиваясь к трудовой пропитке каждой купюры – красно-желтые десятитысячные купюры, сине-голубые тысячные с российскими гербами вместо портретов Ильича в виде водяных знаков. Посмотрел наугад пару банкнот и сложил все в пакет. В голове он быстро просчитал: пять процентов от всей суммы – это примерно сто тридцать тысяч. Понимая, что об этом не договаривались, тем не менее достал пачку тысячных купюр и пачку пятисотрублевых и оставил на столе директора.
– Это в фонд ремонта. Мы, коммерсанты, должны помогать друг другу и зарабатывать совместно, – сказал Александр, направляясь к двери.
– Не нужно сейчас никаких денег, – раздраженно отреагировал Михалыч, – вот привезете мне обещанные двадцать кэмэ, получите за месяц деньги, тогда и оставите на ремонт десять процентов, а не пять, ладно?
– Надо подумать, – буркнул Александр, забирая пачки денег, его мозг работал как счетно-вычислительная машина. – Но вы же понимаете, что экспортный вариант тюля будет стоить маленько дороже, чем этот?
– Понимаю, конечно, – улыбнулся Михалыч. – Он может стоить на пятнадцать процентов дороже, чем этот, и все равно его купят!
– Отлично, но просьба: оплата за две недели и без привязки к продажам. Товар проходной, и вы это видите, а так я смогу и еще что-то привезти. И если что еще надо – скажите, достану любой товар, – добавил Александр.
– Хорошо, десять процентов и две недели! – Рука Михалыча потянулась к Александру, они обменялись рукопожатием и посмотрели в глаза друг другу. Они все поняли. Процесс пошел!
Александр шагнул к двери, потом обернулся, положил на край стола пачку тысячных купюр.
– Прошу вас, не откажите, это маленький презент и залог начала сотрудничества.
Он попрощался и вышел. Оказавшись на улице, посмотрел на питерское небо – чистое, безоблачное… А может, и облачное. Но было яркое солнце, свет которого сдерживали облака…
– Ай да основной закон бизнеса, ай да Клеменцо, ай да Владимир, ай да Михалыч, – прошептал он…
– Александр, Александр, Александр Алексеевич!
Александр услышал из-под небес голос девушки в белом, которая держала перед его глазами два пальца и спрашивала его: «Сколько пальцев вы видите?» – это была врач скорой помощи.
– Два, – ответил Александр, ничего еще не понимая…
В этот момент он услышал барабанный стук пальцев по стеклу, посмотрел в сторону звука и обнаружил, что он в скорой. За окном увидел лицо Мишки. Улыбнулся давнишнему, надежному другу.
– Все отлично, друг, я успел, откачают! – кричал Мишка. Машинально глаза Александра начали изучать пространство рядом с Мишкой – вдруг Мария приехала вместе с мужем… Было бы некстати… А может, и кстати… Он хотел бы видеть Марию… Наверное… Хотя скорее нет…
Глаза медленно закрывались, он понимал, что засыпает – наверное, что-то вкололи. Ну ладно, Мишка уже здесь, врачи тоже, решала дождется Мишку. Можно не беспокоиться. Завыла сирена, и скорая поехала…
«…Поехала быстро, приятно и легко», – подумал Алекс и улыбнулся… Все будет хорошо…
Рисунок автора