— Мне следовало бы припомнить это, — сказал Гарри.
Он сидел у окна, в удобном кресле напротив человека, взявшего его в плен. Окно выходило на космопорт, но, несмотря на убогость этого квартала, квартира, в которой они находились, была чистой и опрятной. Восходящее солнце выхватывало мелкие детали обстановки. Пара древних литографий, каждая с изображением земного дерева — дуба и клена. На полу — коврик из созвездия Лиры, сверкающий, как россыпь изумрудов и рубинов. Несколько ярких картин, написанных маслом, привлекающих внимание резкими черными мазками. На заваленном подушками диване тихонько мурлыкал толстый, самодовольный кот. Нож с роговой рукояткой лежал, блестя раскрытым лезвием, на низком столике между собеседниками. На кончике ножа застыла крошечная капля засохшей крови.
— Кто ты такой? — спросил Гарри. — Я слышал, как вышибала назвал тебя Фрего.
Это был тот пьяный, не без помощи которого Гарри сумел проникнуть в портовый бар. Но облик незнакомца сильно изменился. Вместо оборванного замусоленного пиджака на нем был изящный шелковый халат веселенькой расцветки. Странная сутулость тоже куда-то исчезла. Вишневого цвета лицо испещряли мелкие рубцы. Глаза его блистали в утреннем свете мелкой рябью широкой реки: бездонная зелень с вкраплениями янтаря — глаза дракона.
Гарри вспомнил, как они добирались в эту квартиру: рука Фрего дружески обнимает его за плечи, незаметный нож предостерегающе колет его плоть рядом с сонной артерией. Он безропотно шел с этим человеком, опустошенный и разбитый событиями последних часов.
— Впрочем, наплевать мне на это, — не совсем уверенно продолжил Гарри.
— Неправда, — ответил Фрего. — Ты хотел бы узнать. Или захочешь. Совсем скоро.
Даже голос Фрего изменился, поднявшись от сдавленного гортанного хрипения до приятного тембра, почти тенора. Лицо его, с коротким приплюснутым носом, теперь казалось чуть ли не симпатичным. Длинноватые волосы темно-коричневого цвета окружали порядочных размеров лысину и напоминали мех норки.
— Фрего? — переспросил человек. — Да, это мое имя. Одно из них. Твой папаша знает несколько других.
Глаза Гарри широко раскрылись.
— Мой отец?
— Угу. Гарт Хамершмидт. Он твой отец и мой старинный дружок. В самом деле, Гарри, когда ты был совсем маленьким, я частенько держал тебя на коленях.
Молодой человек заставил себя дышать ровно, вспоминая уроки Ши-цзу, крошечного японца — эмигранта с Земли. Ши-цзу обучил его многому, но прежде всего — правильному дыханию. Один из уроков был посвящен вероломству, напомнил себе Гарри. Кто угодно мог заявить о своей дружбе с Гартом Хамершмидтом. Многие так и делали. Иногда это даже оказывалось правдой.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — отрезал Гарри. — Чего ты хочешь от меня? Почему я здесь?
Фрего спокойно смотрел на него. Наконец, он вздохнул и хлопнул себя по коленям руками со сбитыми костяшками пальцев.
— Ты здесь потому, что твой отец подвергся нападению несколько часов назад, потому, что «Золотой Шар» превратился в руины в результате того, что в газетных хрониках называется огнем неизвестного происхождения. А еще потому, что ты, мой юный друг, оказался замешанным в передрягу, о степени серьезности которой и не подозреваешь.
За окном, на улице, ко входу в космопорт стекались работяги. Ворота порта выплескивали им группки рабочих ночной смены. В лучах утреннего солнца высокий забор сверкал подобно замерзшему водопаду.
— То, что ты говоришь, любой мог бы сказать. Узнать обо всем этом не составляет труда. — Гарри едва сдерживался, чтобы не сорваться на крик. Жив ли Гарт? Кто этот человек? Друг? Враг?
Фрего медленно кивнул.
— Да, ты прав. Любой мог бы, но не всякий может сказать: «Подавай-ка мне, дружок, мой охотничий рожок…»
Непроизвольно правая рука Гарри потянулась к глазам, чтобы утереть внезапно появившуюся на них влагу. Детский стишок, начало которого произнес Фрего, напомнил об отце. Гарт частенько повторял эти незамысловатые строчки маленькому Гарри, и теперь тот вновь почувствовал себя ребенком — усталым, напуганным, одиноким, но, наконец-то, попавшим в уютное и безопасное место.
— Ох, — чуть слышно сказал он. — Наверное, ты поможешь мне.
Фрего наклонился вперед, положил свои изуродованные руки на худые плечи Гарри и нежно погладил его, будто успокаивая какую-то маленькую зверушку.
— Конечно, я помогу, — сказал он. — Конечно.
Он летал. Полет походил на плавание, только не нужно было шевелить ногами. Он рассекал усыпанную звездами ночь, медленно и плавно вздымая руки и плечи. Внизу клубились темные тени.
Свет. Крошечная искорка, вначале слабенькая и красноватая, вскоре она превратилась в желтую и яркую. Он спланировал ниже и мощными взмахами рук понес себя сквозь ночной воздух.
Стены «Золотого Шара» покосились и опали, как лепестки увядшей розы. Среди дымящихся развалин стоял Гарт, воздев к небу массивные руки. Губы его беззвучно шевелились, но Гарри слышал безмолвные слова каждой клеточкой своего существа.
Он попытался спикировать, но наткнулся на какое-то упругое, невидимое препятствие. Лицо отца внезапно изменилось — и в этот миг окружающее пространство будто прорезал удар чудовищного ножа, от которого вокруг разлетелись брызги кроваво-красного цвета.
— Папа! — закричал Гарри, но слова так и не сорвались с его губ. Что-то огромное и мягкое обрушилось ему на лицо и начало душить…
Гарри вскочил весь в поту, схватившись руками за пылающие щеки. Кот, который пригрелся у него на груди, с недовольным ворчанием отскочил прочь. В комнате стоял полумрак; слабый свет, струящийся из окон, придавал окружающим предметам таинственный, серебристый оттенок.
— Сон, — прошептал Гарри. — Это всего лишь сон.
Он взглянул на светящийся циферблат наручного хронометра. Ноль-шестьсот часов.
— Странно. Выходит я спал всего полчаса? — Несмотря на приснившийся кошмар, он чувствовал себя посвежевшим.
Толстый котище, утробно урча, терся о его босые ноги.
— Иди сюда, киска, — сказал Гарри. Животное с медового цвета шерстью смотрело на него немигающими глазами, собравшими, казалось весь свет в комнате и сфокусировавшими его на юноше. Где он раньше видел подобные глаза? — Давай сюда, — снова позвал Гарри кота, и тот, покорно кивнув, лизнул лапу и взгромоздился ему на грудь. Обхватив руками теплый пушистый ком, юноша лег на спину, но изумрудные глаза его оставались открытыми.
Видение кровавого кошмара не отпускало его, и Гарри попытался отвлечься, думая о чем-нибудь малозначительном, например, почему «Будвайзер» стоил на Хоготе так дорого. Вспомнилась вдруг школа.
Гарри как бы наяву услышал голос мистера Дейлворта, преподававшего у них космобиологию. Мистер Д., как его для краткости называли ученики, отдавался своему предмету с какой-то пугающей страстью.
— Проявление человека — случайность, — частенько, едва не срываясь на крик, убеждал он их.
«И он, вероятно прав», — подумалось Гарри. Он припомнил факты. Три века назад, американский ученый по имени Стивен Доул провел исследование критериев обитаемости планет и пришел к выводу, что в Галактике существовало около ста восьмидесяти тысяч планет, способных нести разумную жизнь. Его расчеты казались правильными, но почему-то никто не учел того, что шансы млекопитающих стать носителями интеллекта были ничтожно малыми. На Земле человек получил право на существование в качестве разумного существа благодаря почти невероятной случайности — событию, происшедшему около пятидесяти миллионов лет назад, которое ученые назвали Великим Вымиранием.
У Земли в Солнечной системе имелся сосед — огромная планета, рассыпавшаяся в результате какого-то катаклизма на множество крупных астероидов, мелких осколков и пыли. Через каждые двадцать восемь тысяч лет рой метеоритов из этого пояса астероидов бомбардировал Землю миллионами огненных раскаленных шаров. Одна из таких космических атак погубила громадных ящеров, господствовавших в те времена на планете. Представители одного из многочисленных видов рептилий — ящеры под названием заурорнитоды — являли собой ходящих на задних лапах и несущих яйца особей. Они обладали большими черепами и имели все шансы стать разумными существами. Но эти, похожие на страусов, ящеры вымерли вместе с остальными, а эстафетную палочку эволюции подхватили млекопитающие, представитель класса которых, человек, получил право на разумность, в сущности, по чистой случайности. Из семи известных людям разумных или полуразумных рас Галактики все относились к классу рептилий…
Мистер Д. назвал это космической шуткой.
Хоготанцы, однако, не подвергшиеся похожей катастрофе, вели свою родословную от подобных земным страусообразных ящеров. Хотя они и развивались медленнее млекопитающих, но к тому времени, когда гомо сапиенс приступил к строительству пирамид, обитатели Хогота уже открыли способ межзвездных полетов и колонизировали около сотни планет в радиусе шестидесяти световых лет.
Человечеству понадобилось немногим менее десяти тысяч лет, чтобы подойти к открытию принципа передвижения в космосе, подобного хоготанскому. У последних ушло на это в сотни раз больше времени. Люди называли этот принцип «Тропа Эйнштейна-Резона» или — на жаргоне астронавтов — «Прогулка по кротовой ноге». В основе принципа лежало создание защитного экрана, который позволял звездолету проникать в черную дыру без опасности быть разрушенным гравитацией или центробежными силами. Хоготанцы изобрели также способ выхода из «норы» в любой точке между черной дырой и квазаром, что позволяло осуществлять перелеты с достаточно большой степенью точности.
Именно во время одного из испытаний защитного экрана, включающего в себя искривление самой структуры пространства-времени, хоготанцы и обнаружили существование человечества. Следствием этого явилось начало Эры Обмена, и ящеры предоставили людям более совершенный вариант перемещения по «норе», наряду с еще одним изобретением — люди стали называть его «Лентой Времени».
Материя, вжатая в черную дыру, может быть выдавлена из нее где угодно, иногда очень далеко от нужного места, и через короткий промежуток времени. Лазейкой в теории относительности с ее светоскоростным пределом является то, что материя выходит из черной дыры в прошлом. Например, если переместиться по дыре на расстояние в один световой год — попадешь в прошлое на год назад. Ящеры открыли этот закон давно, но настоящим триумфом их науки стала возможность его практического применения. Хоготанцы могли теперь перемещаться вперед, на сколько угодно большое расстояние, из прошлого! Но ни они, ни люди не знали как путешествовать в прошлое без использования черных дыр. Невозможно было также перемещаться по черной дыре вперед из настоящего. Лента Времени функционировала в определенных условиях, допустимых только в прошлом. Как только она начинала действовать, космический корабль немедленно появлялся в настоящем, но в пространственных координатах его положения в прошлом. Это создавало определенные неудобства. Хотя время отправления практически совпадало с временем прибытия, при прыжке с помощью Ленты Времени из прошлого в настоящее, точность попадания непосредственно в место назначения нельзя было гарантировать, и до него частенько следовало добираться посредством обычного пространственного перемещения, что было очень долго.
Вот почему «Будвайзер» стоил на Хоготе так дорого.
Рептилии ничего не получили от человечества взамен за свою технологию. Они лишь потребовали от землян гарантию, что не будут пользоваться их методом перемещений в пространстве без использования феномена Ленты Времени.
Люди уже несколько столетий занимались исследованиями в области космических путешествий со сверхзвуковыми скоростями, но пока безрезультатно. И вот теперь, с обнаружением одного из артефактов керсгатанцев, этой давно таинственно исчезнувшей расы, появилась надежда артефакт мог оказаться ключом к разрешению этой проблемы…
Круг замкнулся. Последняя мысль вернула Гарри к кубу, «Золотому Шару», отцу и Эрлу Томасу.
— Я по уши в дерьме, — тихо заявил он коту. Тот в ответ только фыркнул. — Но будем надеяться на лучшее.
— Ванна там, — бодро сказал Фрего. — Как самочувствие? Ты проспал весь день.
— Да ну? — Гарри протер глаза кулаками и встал с дивана. Неудивительно. Я чувствую себя намного лучше.
— Прекрасно. Пойди прими душ, а я пока соображу какой-нибудь завтрак. Потом поговорим. Ты любишь яйца?
— Конечно.
— Хорошо. Яйца у нас есть.
Гарри завернулся в одеяло и поплелся в ванную. Закрыв за собой дверь, он сбросил одеяло и посмотрел в зеркало. После недавних событий он ожидал увидеть себя изменившимся — возмужавшим, что ли. Но из зеркала на него смотрели все те же зеленые глаза на мальчишечьем лице. Веснушки по-прежнему усыпали его нос, который он считал великоватым, хотя одна девушка сказала как-то, что тот придавал ему ястребиное выражение. Густая кучерявая шевелюра оставалась такой же черной, в то время как легкий пушок на подбородке был почему-то светлым.
Гарри встал на весы. Пятьдесят девять кило, как и раньше. Росту тоже, видно, не прибавилось с тех пор, как он измерял его в спортзале две недели назад — метр семьдесят пять.
Не атлет, подумал Гарри, но он был жилистым, и мускулы довольно крепкие, а запястья — гораздо шире, чем у ребят его возраста и комплекции.
Тугие, горячие струи душа смыли с него остатки сна. Включив электросушилку, Гарри немного понежился в волнах теплого воздуха. Наскоро сбрив пух на подбородке, он причесался, прополоскал рот зубным эликсиром и, наконец, почувствовал себя готовым к общению с миром.
Нос, учуявший запах жарящейся яичницы и аромат кофе, указал ему путь к маленькой кухне слева от гостиной. Пока хозяин накрывал на стол, Гарри оделся, убрал постель и расправил покрывало на диване.
— Неплохо выглядишь, — заметил Фрего, потягивая кофе.
— Земной напиточек, — удивился Гарри, попробовав свой. — Можешь позволить себе импортный кофе?
— Не доверяй первому впечатлению, Гарри. То, что я живу в захудалом квартале, вовсе не означает, что я нищий. Понимаешь?
— Я уже понял, что ты не тот, за кого себя выдавал. Но я никак не возьму в толк, кто ты на самом деле. Думаю, что-то вроде шпиона. Но я не помню тебя. Говоришь, держал меня на коленях?
— Слишком молод ты был. — Выражение круглого лица Фрего смягчилось. Все мы были молоды тогда.
Гарри пропустил это мимо ушей.
— О'кей, так ты знаешь пароль, который отец дал мне много лет назад. Если я попаду в переделку, и он по какой-то причине не сможет помочь мне, тому, кто скажет этот пароль, я должен доверять.
— Угу, совершенно верно. Кроме меня еще двоим известен пароль. Ты знаешь об этом?
Гарри медленно покачал головой.
— Я считал это чем-то вроде игры. Никогда не думал, что придется воспользоваться им.
— Отец твой всегда умел смотреть далеко вперед.
— Но почему именно ты? — Гарри отхлебнул кофе. — И, между прочим, кто остальные?
Фрего покачал головой. Лысина его сверкнула в солнечном свете.
— Не знаю, Гарт не сказал мне. Может, их и в живых уже нет. Гарри, наверное тебе следует знать. Отец твой был не совсем таким, каким казался.
— Вероятно, так нужно было… Но кто же он тогда? И кто ты? — Он старался говорить тихим и ровным голосом, но внутри поднималось горькое чувство обиды. Так отец скрывал от него какие-то тайны? — Что происходит, Фрего? Это связано с тем кубом, не так ли? И отец каким-то образом замешан в этом?
— Нет, не совсем, — Фрего отвел глаза и глядя в окно продолжал. — То, что куб попал в «Золотой Шар», было случайностью. Человеку, который притащил его туда, нужно было лишь отделаться от него. Ничтожность, болван — он просто обратился в самый известный в Готе ломбард.
— Ты лжешь, — сказал Гарри.
Взгляд дракона метнулся на него, глаза сузились теперь до непрозрачных зеленых щелок.
— Да, я лгу. Моя ответственность перед тобой, Гарри, да даже не перед тобой, а перед Гартом состоит в том, чтобы уберечь тебя от опасности. И я считаю, что совершенно ни к чему говорить тебе о вещах, о которых тебе не нужно знать.
— Фрего, откуда ты знаешь, что мне нужно, а что нет? Я ведь уже не ребенок. «Магнум», который ты отнял у меня — это не детский лепет. Ты утверждаешь, что знаешь моего отца. Так неужели ты думаешь, что к моим семнадцати годам он меня ничему не научил?
Фрего лишь ухмыльнулся.
— Я так легко не изъял бы у тебя эту дуру, если бы ты был таким крутым, каким себя считаешь.
Щеки Гарри вспыхнули.
— Да, тебе это удалось. Может, вернешь мне пушку и попытаешься повторить еще раз?
— Ни к чему. Если ты чего-то недопонял, парень, я тебе объясню: со мной у тебя нет никаких шансов на второй раз. Впрочем, и в первый раз тебе не светило.
Гарри поднес к губам чашку с уже начинающим остывать кофе. Он понял, куда Фрего клонит. Никто не принимал его всерьез — тощего пацана с детским личиком. Ну что ж, прекрасно. Надо проглотить это и попытаться зайти с другой стороны.
Он поставил чашку на стол.
— Твоя взяла, — покорно сказал Гарри. — Теперь я знаю твое ко мне отношение. Но что ты собираешься со мной делать?
— Раскинь мозгами, парень.
— Ну, — начал Гарри, — что мы имеем? Керсгатанский артефакт, раз. Целую кучу шпиков — человеческих, хоготанских и еще черт знает каких, два. Кто-то хочет меня достать, несомненно. Я — единственный посторонний, которому известно о кубе. Кроме тебя, разумеется — но ты ведь не посторонний, не так ли?
Фрего утвердительно качнул головой.
— Скорее всего, — Гарри выдохнул, — ты собираешься вывезти меня с планеты. Но если в дело вовлечены действительно большие шишки, протащить меня на корабль будет не так-то просто. Весь порт будет под колпаком.
Лицо Фрего расплылось в широкой ухмылке.
— Насчет порта — это уж моя забота, бамбино. Это легче, чем ты думаешь. Но суть ты ухватил, хвалю. Папаша был бы доволен тобой.
— Могу я как-то увидеть его? Ты знаешь, где он теперь?
— В Центральном Госпитале Сектора, окруженный легавыми Конфедерации, агентами хоготанской службы безопасности и еще какими-то темными личностями. Если попытаешься проникнуть туда, сам подпишешь себе смертный приговор. Да и отцу тоже.
— А как насчет весточки? Дать ему знать, что я в порядке, и все такое…
Фрего повел плечами.
— Может быть, чуть позже. Когда вытащу тебя отсюда. Даже попытка доставить такую весточку — большой риск.
— И все-таки… Я черкну пару слов и отдам тебе. Действуй по своему усмотрению.
— О'кей.
Гарри уже не сомневался в преданности своего нового знакомого, но было очевидно, что его заботы мало волновали Фрего. Мужик себе на уме. Он хотел лишь отделаться от Гарри, чтобы утрясти свои собственные проблемы. Так много вопросов…
— Я напишу записку, — повторил Гарри. — Знаешь, не нравится мне все это.
Фрего ободряюще ухмыльнулся.
— Не волнуйся, малыш. Я позабочусь о тебе. Обещал твоему предку и сдержу слово.
В этом Гарри не сомневался.
— Можешь ты мне сказать одну вещь? — спросил он.
— Возможно. Спрашивай.
— Что такое этот артефакт? Ты знаешь?
Фрего надолго замолчал, словно прикидывал в уме что-то.
— Ну, ладно, — наконец он решился. — Ничего страшного не случится. Фрего допил остатки кофе. — Наверняка никто не знает, малыш. Но некоторые очень компетентные люди считают, что это керсгатанский привод для звездолетов.
Фантастика, подумал Гарри. Но что это меняет?
Фрего ушел по какому-то делу, попросил Гарри не покидать квартиру. Впрочем, Гарри и не собирался. По крайней мере до тех пор, пока не уладит одно дельце.
Десять минут ушло на то, чтобы обнаружить сейф Фрего, скрытый за платяным шкафом в спальне. Еще минут двадцать Гарри колдовал над шифром, прежде чем замок сейфа открылся с легким щелчком.
Внутри лежал его «магнум» с кобурой, которые Гарри вынул и снова пристегнул под подмышкой. Воровато оглядевшись, Гарри заметил кожаную сумку на ремешке и наполнил ее некоторыми интересными вещицами из сейфа. В завершение всего, чувствуя некоторые угрызения совести, он взял двадцать больших монет, серебристых с одной стороны и ярко золотистых с другой. Пять сотен кредитов. Всего лишь небольшая часть наличности Фрего, но Гарри дал себе слово, что непременно вернет этот «заем».
Быстро пролистав стопку бумаг и отложив их в сторону, он открыл небольшой кожаный бумажник. Глаза его расширились. Внутри была маленькая ярко-красная карточка. Гарри сразу же узнал ее, ну конечно — удостоверение Имперской Службы Безопасности Земли. Сюрприз, но не такой уж и неожиданный, учитывая насыщенность Сектора всякого рода шпионами. Но что связывало отца с такой крупной «птицей»? Насколько Гарри знал, родитель по-прежнему числился в розыске на Земле.
Тайны. Опять тайны… И только один человек знал ответы. Или, может быть, одна машина. Как бы то ни было, он не собирался позволить, чтобы его как теленка вывезли с планеты, пока он не выяснит кое-что.
— Пока, котяра, — тихо сказал Гарри и закрыл за собой дверь.
Как это Фрего сказал? «Если ты такой крутой, каким себя считаешь»? Гарри криво усмехнулся. Посмотрим…