Заложники обмана

Глава 37

Министр юстиции Генри Дарнинг, с тревожным нетерпением ждавший звонка от Карло Донатти, наконец-то дождался его у себя дома в три шестнадцать дня по вашингтонскому времени. В Позитано было уже девять шестнадцать вечера.

Разговор начался без предисловий.

– Я только что получил известия от своего связного, – сказал Донатти.

Дарнингу не понравилось, как заколотилось у него сердце, – просто забарабанило в грудную клетку.

– Ну и?…

– Новости нехорошие.

Дарнинг сел. Он сидел и смотрел на свой большой письменный стол орехового дерева. Чувствовал, как бьется жилка на виске. Рука так тесно прижимала к уху телефонную трубку, словно он полагал, что таким образом лучше усвоит услышанное.

– Что произошло?

– Нам лучше повидаться.

– Когда?

– Удобно вам сегодня в шесть? – спросил Донатти.

– В том же месте, где и в прошлый раз?

– Если оно подходит.

– Я там буду, – сказал Дарнинг и повесил трубку. Он остался сидеть в той же позе. Потрясенный до невменяемости тем, что пришлось услышать, он все же думал сейчас о том, оказалась ли Мэри Янг в числе убитых. Он не сомневался, что люди погибли. Вопрос лишь в том какие, кто именно.

Оба они настолько стремились быть точными, что явились в комнату мотеля при аэропорте в одну и ту же минуту.

Дарнинг включил радио. Поискал станцию, которая передает классическую музыку, и наконец нашел Брамса.

Они обнялись, и Карло Донатти налил обоим скотча, который взял из мини-бара. Это вполне незначительное действие усилило подавленное настроение министра. Скотч для Донатти – весьма серьезный напиток.

– Итак? – заговорил Дарнинг.

– Насколько можно понять, никто в точности не знает, что там произошло, – спокойно ответил Донатти. – В Позитано послали четверых опытных боевиков, а вернулись только двое. О других двоих никаких известий. И думаю, не будет.

Дарнинг не стал пить серьезный напиток и молча слушал. Пусть Донатти рассказывает.

– Батталья, по-видимому, их поджидал, – продолжал дон. – Я считаю, что Джьянни и его китаянка появились там раньше и предупредили.

– А где они сейчас?

– Когда дом обыскивали позже, их там уже не оказалось. – Дон пожал плечами. – Единственное свидетельство происшедшего – разбитое окно.

– И это все, с чем вы ко мне явились?

– Не совсем. Мы похитили сынишку Баттальи. Так что не все плохо.

Министр юстиции уставился на Донатти:

– Ну и что из этого?

– А то, что мы держим Батталью на привязи. Он и его жена не могут просто исчезнуть, пока парень у нас в руках. Они должны попытаться пойти на переговоры.

– Я не хочу никаких переговоров с ними, Карло. Не о чем договариваться. Я хочу, чтобы их убили. Разве я недостаточно ясно дал это понять?

– Вполне ясно. Но сначала они должны начать переговоры. А уж потом их убьют. – Что-то в этих словах заставило дона усмехнуться. – Ты же глава всего вашего распроклятого министерства юстиции, Генри. Вроде бы должен знать, как делаются юридические дела на основных уровнях.

Дарнинг вдохнул в себя малоприятный запах, который ничего общего не имел с обычным запахом изысканного одеколона Донатти.

– Сколько лет мальчишке? – спросил он.

– Лет девять или десять.

– Кто его держит?

– Те двое, кто захватил его в Позитано.

Дарнинг побелел.

– Но ведь он вполне может их опознать. Для этого он достаточно взрослый.

– С этим не будет проблем.

Дарнинг ощутил новый приступ отвращения и злости, подымающийся у него в душе. Выходит, он теперь становится убийцей детей?

– Но как же мы найдем родителей? – спросил он.

– А мы и не станем их искать. Они найдут нас.

Взгляд у Дарнинга сделался жестким и в то же время странно неуверенным. Он был человеком знающим, разносторонним и привычным к трудным ситуациям, но здесь оказался на неведомой территории.

– Растолкуй мне все это, – попросил он.

– В настоящее время Батталья и Гарецки уже знают, что я в этом замешан, – сказал Донатти. – А женщины рассказали им о твоей заинтересованности. Так что позвонить могут любому из нас. – Он помолчал и добавил: – Или послать пулю в лоб.

– Ты пытаешься запугать меня, Карло?

– Дьявольски точно сказано! Почему один я должен пугаться? Ведь это ты втянул меня в историю. – Донатти улыбнулся, но веселья в его улыбке не было нисколько. – Мы заполучили себе на шею парочку крутых и к тому же сильно рассерженных парней. Я знал их обоих с детства. Если ты хочешь с ними разделаться, то надо справиться с первой попытки. На вторую у тебя скорее всего не останется шансов.

– Ты меня и в самом деле запугал.

Дон расхохотался, и на этот раз ему было действительно весело.

– Небольшая порция страха способствует выделению адреналина. Но ведь хорошо, что мы заполучили мальчишку. Если бы не это, у нас была бы основательная причина потеть от страха. Но теперь Витторио ничего не может поделать. Ему остается только звонить кому-нибудь из нас и умолять.

Дарнинг ощутил легкое стеснение в груди.

– А как насчет другой моей просьбы? – спросил он. – Что-нибудь уже сделано?

– Ты имеешь в виду Джона Хинки и жену Бикмана?

– Да.

– Все будет улажено нынче ночью.

– Обоих сразу?

– Это самый лучший способ. Ничего не делать по частям, тогда тебе не грозит, что один из них начнет соваться всюду с вопросами о другом.

– Я тебе признателен, Карло.

– Чепуха! – отмахнулся дон. – Два таких любящих друга, как мы с тобой… всегда готовы помочь: ты – мне, а я – тебе.

Чуть позже десяти часов в этот вечер Джон Хинки покинул свою юридическую контору в Вашингтоне и поехал домой. Устал он как собака, но был весел. Вкалывал шестнадцать часов подряд, но зато получил важные дополнения к делу Бикмана и мог начинать атаку.

Это будет самое крупное его дело. У него бывало такое ощущение и в других случаях, с большинством из которых он отлично справлялся. Но дело такого рода попало к нему впервые. Совсем другой масштаб. Оно поднимет его на качественно иной уровень. Этот тип поможет ему забраться на вершину.

Хинки всю дорогу напевал что-то без слов, пальцы его отбивали ритм на рулевом колесе.

И кто бы мог ожидать чего-то особенного в тот день, когда Бонни прибежала к нему в полуистерическом состоянии из-за того, что Джим уехал на задание и не звонил ей, видите ли, целых два дня? Если бы они не были старыми друзьями, он выставил бы ее из офиса через пять минут. А потом Бюро начало городить вокруг этого Бог знает что, нести чушь насчет особой секретности, и дело дурно запахло. Так что когда нашли три трупа, Хинки уже не слишком удивился и начал копать. Что и привело его к жене другого якобы пропавшего агента, на этот раз из отделения в Филадельфии.

Но настоящее открытие он сделал только сегодня. Благодаря своим долголетним связям в Бюро он узнал, что люди, тела которых обнаружили возле Гринвича, и двое других, будто бы расследующих секретные случаи… что все они вызваны по личному предписанию главной шишки, самого директора ФБР Брайана Уэйна.

Ну так что же тут особенного, Элфи?

Он дал директору три дня, в течение которых тот либо сообщит Бонни, где находится Джим, либо даст ей возможность поговорить с ним по телефону. Брайан Уэйн ничего не сделал, и время истекло. Завтра для Джона Хинки наступит его личный “день Д” [30]. Он решил действовать в обход Отдела личной ответственности министерства юстиции и созвать собственную пресс-конференцию. Выйти на публику с тем, что у него имеется.

В голове у Хинки гнездилась-таки мыслишка насчет того, что эти двое – муж Бонни и агент из Филадельфии – так же мертвы, как те трое, трупы которых обнаружили возле Гринвича. Это было самое печальное. Но трагический подтекст никоим образом не повлиял на решимость Хинки. Скорее наоборот, укрепил ее.

Около одиннадцати часов Хинки добрался до многоэтажного жилого массива, где у него была квартира, и поставил машину на отведенное для нее место в подземном гараже. Он привез домой кейс, полный бумаг, и возился с раскрывшимся замком, когда его ударили свинцовой дубинкой справа по голове за ухом.

Ему не довелось узнать, чем его ударили. Не увидел он и двух мужчин крепкого сложения в масках из чулок; мужчины отнесли его в темный крытый фургон, связали, засунули в рот кляп, завязали глаза, а после этого спокойно выехали из гаража.

Бонни Бикман повернулась во сне, потянулась к мужу и нащупала пустую подушку. Этого оказалось достаточно, чтобы она пробудилась с ощущением тяжелого удушья в горле.

О Боже, подумала она и заплакала.

Мужа все нет.

Не важно, что они там говорят ей в Бюро. Она знала. Он не послал бы ей весточку, только если бы умер. Ничего подобного не случалось все двадцать лет их совместной жизни. Даже когда его ограбили где-то в глуши, в штате Мэн, он нашел возможность передать через кого-то, что с ним все о’кей. Он всегда был такой… всегда думал о ней, не хотел причинять ей напрасное беспокойство.

Кто позаботится о ней теперь?

Может, ей было бы легче, если бы они обзавелись детьми. Но нет, она всерьез так не думала. У детей своя жизнь. Они не заменят мужа, мужчину. А ее Джимбо был настоящим мужчиной. Господи, как хорошо им было!

Но, может быть, он и не погиб, подумалось ей.

Ведь никто не показал ей его мертвого тела.

Может, он позвонит завтра.

Она представила себе, как зазвонит телефон, как она снимет трубку и услышит обычные слова: “Привет, моя радость. Скучала?”

И потом она услышит свой ответ: “Можешь мне поверить, любимый”.

Все это было так реально и убедительно, что понадобились еще только две таблетки, чтобы она снова уснула.

Бонни спала без сновидений, укрытая одной лишь простыней. Ветер шевелил занавески на открытом окне, и луна в третьей четверти бросала на пол пятна света.

Две тени ненадолго заслонили окно, потом бесшумно появились возле кровати.

На этот раз они не воспользовались свинцовой дубинкой, обтянутой кожей, а сделали укол пентотала.

Бонни сопротивлялась всего несколько секунд, но она так и не проснулась, не пришла в себе, прежде чем укол подействовал и усыпил ее.