Заложники обмана

Глава 42

Поли считал, что провел с этими двумя мужчинами часть вчерашнего дня, ночь и почти весь сегодняшний день.

Ему помнилось, что человек по имени Дом появился поблизости уже довольно поздно во второй половине дня со своей чепуховой историей насчет какого-то приема и здорово треснул его по голове. А теперь снова настала вторая половина дня.

В промежутке Поли спал и видел какие-то кошмарные сны. Когда проснулся, во рту у него был отвратительный вкус, носом он чувствовал противный запах; от этого ему стало плохо, а потом даже вырвало. После этого он продолжал испытывать слабость, но Тони объяснил, что это от хлороформа, который они ему дали, чтобы успокоить. Скоро все пройдет, сказал он. Тони не был таким трепачом, как Дом, и Поли ему поверил. Но Дом ему нравился больше. Несмотря на то, что именно Дом треснул его по голове, когда Поли повернулся к нему спиной.

Поли все еще не понимал, что происходит. Они твердили, что ему нечего бояться, что его отпустят, как только его отец уладит дела с большими шишками. Но Поли не знал, насколько можно им верить. Сам он решил, что Дом и Тони – пара сицилийских мафиози. Его здесь держат для того, чтобы отец сделал то, чего делать не хочет. Он знал о таких вещах из фильмов и передач телевидения. Выходит, что его сделали заложником. Либо его отец сделает то, что они требуют, либо…

Поли не знал, где находится. В окна он видел только горы и деревья. Ни моря, ни дороги, ни других домов и ни малейшего признака чего-то знакомого.

Чтобы он не попытался бежать, эти двое посадили его на длинную цепь. Один ее конец был прикреплен к наручникам у него на лодыжках, а другой обкручен вокруг водопроводной трубы и заперт на замок. Словом, они, эти двое, могли не слишком о нем беспокоиться.

Какие-то вещи доходили до Поли сами собой, непонятным путем. Он видел, например, что Тони и Дому, судя по тому, как они смотрели на него и друг на друга, так же неприятно находиться здесь с ним, как ему оставаться с ними.

Время шло. Минуты складывались в часы, а часы следовали один за другим. Не было ни концов, ни начал. Ранним днем солнце светило в дом и окрашивало стены комнаты в бледно-желтый цвет. Позже все потускнело, сделалось холоднее, приглушеннее. Мальчик думал о том, как бы он изобразил освещение разных стен в разное время дня. Ему хотелось, чтобы Дом захватил с собой его кисти и краски, когда оглушил его и потащил в автомобиль. Как хорошо было бы заполучить их сейчас.

Размышления о живописи напомнили ему об отце и маме. Они, конечно, очень беспокоятся о нем. Когда он не вернулся домой к обеду, папа, скорее всего, пошел за ним и нашел все его вещи у воды.

Что папа подумает? Что он, несмотря на запрещение, стал прыгать в воду с камней и утонул? Поли представил себе, как отец его ищет, зовет и не находит, потом собирает все его вещи для рисования и уносит их домой. Папа и мама плачут вместе… и тут мальчик впервые после того, что с ним случилось, заплакал сам.

Обеспокоенный тем, что один из его сторожей может это заметить, Поли поспешно вытер глаза. Ему вовсе не хотелось, чтобы они считали его плаксой. И не хотелось, чтобы они увидели ненароком, что он сосет большой палец.

Время от времени он принимался ходить по комнате – насколько позволяла цепь на ноге. Он чувствовал себя кем-то вроде цепного пса, а быть таким вот цепным псом ему совсем не хотелось.

Он подумывал о бегстве. Для этого надо первым делом завладеть ключами. Ключей было два. Один от наручников, надетых ему на лодыжки. Другой от замка, запирающего цепь на трубе. Тони держал ключи в кармане брюк. Поли предпочел бы, чтобы ключи держал у себя Дом. Или хотя бы один из них. Дом все время пил то вино, то пиво и часто прикладывался на тахту подремать. Ключ вполне мог выпасть у него из кармана.

Один раз он присел на тахту возле Дома, чтобы посмотреть, как бы это могло выйти. Тело у Дома было горячее, и Поли рядом с ним делалось жарко. Ему казалось, что он нравится Дому. Может, потому, что напоминал ему младшего братишку, которого переехал грузовик. Дом часто ерошил Поли волосы, небольно подталкивал его в бок или сжимал ему кулаки, как будто хотел с ним боксировать. “Он у нас крутой парнишка, – говорил он Тони. – Он ни от кого не потерпит трепотни. Чтобы оглушить его, пришлось крепко стукнуть дубинкой. Голова у него твердая, будь здоров. Ты только погляди на него, Тони. Иди сюда, малыш. Ударь меня. Изо всей силы. Дай мне как следует справа вот сюда, в челюсть”.

Мальчик попробовал нанести ему боковой удар. Изо всех своих силенок. Но почему-то челюсти Дома не оказалось на том месте, в которое он метился, и Дом захохотал. Тони совсем не смеялся, никогда. В этот раз он только покачал головой и посмотрел на Дома, округлив глаза, словно тот спятил.

У обоих мужчин было оружие.

Они держали пистолеты в кобурах на поясе и не вынимали их в присутствии Поли ни разу. Когда Поли обдумывал план бегства, то считал самым лучшим выкрасть пистолет у Дома, пока он спит на тахте. Потом он нацелит пистолет на Тони и потребует ключи. Если Тони их не отдаст, он застрелит его и возьмет ключи. Поли никогда в жизни ни в кого не стрелял, но считал, что выстрелить в Тони ему будет легко. Насчет Дома у него, правда, были сомнения. Скорее всего, ему не хотелось бы стрелять в Доменико. Но если придется, что ж, он должен сделать и это.

Ведь Дом сам сказал ему, что он крутой парень.

Убивали многих детей. Он видел это по телевизору, видел фото в газетах. И не какое-нибудь понарошку, как в кино. В передачах новостей никого не обманывали. Все показывали, как было, – и детей, разорванных на куски бомбами террористов, и тех, кто погиб в машине, в самолете, был застрелен, зарезан или забит до смерти разными способами.

Поли надеялся, что Дом и Тони не собираются его убивать. Но если все-таки это случится, интересно, кто из них это сделает и будет ли Поли больно? Поли однажды видел маленького мальчика, погибшего во время аварии. Мальчик лежал на обочине весь в крови. Поли не мог этого забыть.

Он представлял себе, как будет точно так же лежать на полу, и от мыслей о смерти у него возникали разные желания.

Ему хотелось нарисовать побольше картин.

И много-много раз обнять отца и маму.

И много-много раз смотреть на большие, белые, пушистые летние облака.

И отучиться сосать большой палец.