Замок Саттон

ГЛАВА ПЯТАЯ

В тишине летнего вечера ритмичный плеск гребущих весел смешивался с криком цапли, а по саду дома Вестонов в Челси, плавно спускавшемуся к реке, медленно прогуливались сэр Ричард с женой, в то время как Фрэнсис и Кэтрин исподтишка бросали взгляды на свою сестру Маргарет.

Этот вечер, казалось, был создан для влюбленных. Мягкие отблески заката ложились на землю; теплый ветерок был напоен ароматом цветов; журчащая река переливалась красными и золотистыми бликами, когда из-за поворота реки показалась лодка с сэром Уильямом Деннисом Глочестерским, его женой и сыном и легко пришвартовала к причалу сэра Ричарда.

Трава, покрытая обильной росой, заглушала шаги Вестонов, приближавшихся к причалу.

Маргарет думала: «Мне стыдно показать свое лицо, я не столь красива, как Кэтрин и Фрэнсис, а он, конечно, бесподобен. Лучше бы мне упасть в реку и утонуть, или стать монахиней, или просто остаться дома».

И вот так, стоя, почти не дыша и краснея от волнения, она оказалась лицом к лицу с Уолтером Деннисом, молодым человеком, за которого, как полагали родители, она должна выйти замуж.

— О, дорогой! — сказала она.

В ответ молодой человек издал какой-то сдавленный звук. Это настолько поразило Маргарет, присевшую в реверансе, что она подняла взгляд и, к своему изумлению, увидела, что долговязый молодой человек перед ней покраснел, как рак, от смущения и непрерывно кланяется, как заведенный, будто не в силах остановиться.

Где-то позади себя она уловила сдавленный смешок, и это усугубило ситуацию, так как Уолтер Деннис тоже все услышал и покраснел еще сильнее. Маргарет, поднявшись из реверанса, решительно пнула брата в лодыжку.

Шум, естественно, привлек внимание старших и Маргарет почувствовала на себе испепеляющий взгляд леди Деннис.

— Уолтер, — резко позвала она, и Маргарет заметила, как он весь сжался.

— Д-д-а, мама?

— Что ты делаешь?

— Н-н-и-чего, мама.

И, к своему огромному удивлению, именно Маргарет спасла его от дальнейших мук, подойдя к леди Деннис, присев в самом почтительном реверансе и сказав:

— Извините меня, я случайно толкнула моего брата, мадам.

Леди Деннис хмыкнула, а Уолтер снова поклонился, но на сей раз он улыбнулся, и девушка заметила, что при этом в его приятного оттенка зеленых глазах вспыхнули искорки.

В тот вечер, когда горничная расчесывала Маргарет волосы на ночь, вошла леди Вестон. Отпустив служанку, она сама уложила дочь в постель, а затем села рядом.

— Ну, дочь моя, — заговорила она, — что ты думаешь о нем?

— Я думаю, — тихо ответила Маргарет, — с ним будет очень хорошо, когда он выйдет из-под опеки матери.

— Ты совершенно права, — сказала Анна. — Оттого, что она — дочь лорда Беркли, эта женщина считает себя слишком высокого происхождения, и мне кажется, она затуркала и подавила мальчика.

Они поцеловались и пожелали друг другу спокойной ночи.

Подобная же сцена происходила и в спальнях, отведенных для гостей в другой части дома. Сэр Уильям Деннис сидел на постели своего сына и внушал:

— Она — девушка с приятным мягким характером, Уолтер. Тебе не стоило так нервничать.

— Знаю, но ничего не мог поделать.

Как обычно при разговорах с отцом, Уолтер ничуть не заикался.

— Но тебе следует поухаживать за ней. Попробуй, мой мальчик. Попробуй.

— Но как, папа?

Сэр Уильям раздраженно пожал плечами и, ворча, вышел.

Найденный потом ответ оказался настолько восхитительно прост, что его не могли предугадать ни Маргарет, ни Уолтер. Они даже не могли представить себе часы бесконечного счастья, которые подарит им будущее. Встав очень рано, не в силах спать и удрученно размышляя над тем, как такой олух — каким без сомнения, является он — может попытаться понравиться такой доброй и привлекательной девушке, как Маргарет Вестон, Уолтер чуть не споткнулся об нее, стоящую на коленях и ухаживающую за растениями в уголке сада, специально отведенном для трав и цветов.

— П-р-ростите меня, — воскликнул он, ужасно покраснев. — Я не з-з-аметил вас.

— Мне действительно не следовало бы здесь находиться. Это — работа садовника. Но мне так нравится этим заниматься.

Забыв, что он просватан к ней, Маргарет продолжала:

— Если у меня когда-нибудь будет собственный дом, то мне бы хотелось окружить его со всех сторон огромным садом — тенистые аллеи с ивами и открытые тропинки, вьющиеся среди дикого чабреца и мяты. И, конечно, сделать лабиринт. И чудесный розарий; а еще достаточно большое озеро, по которому можно было бы плавать на лодке среди кустов.

Он присел на корточки рядом с ней, упершись локтями в колени и опустив свои большие руки.

— Но это и мое самое любимое занятие! — возбужденно воскликнул он. — Когда я… я хотел сказать, если вы соблаговолите выйти за меня замуж, у меня будет собственный дом, и мое заветное желание — иметь самый прекрасный сад в Англии.

— С фонтанами?

— Да! И не один, а несколько лабиринтов. И сад с подстриженными деревьями. И мне бы хотелось самому ухаживать за ним.

— А если мы поженимся, можно я буду работать вместе с вами?

— О, Маргарет, н-неужели вы действительно с-согласны?!

— Мне бы хотелось этого больше всего на свете!

К концу недели все было улажено. Свадьбу назначили на осень, после того как Вестоны переедут в поместье Саттон. Сэр Ричард давал дочери щедрое приданое, а сэр Уильям, в свою очередь, гарантировал Маргарет богатое наследство, включая недвижимость, в случае смерти Уолтера. Эти важные вопросы улаживались отцами, в то время как на долю леди Вестон выпала значительно более трудная задача — пытаться развлекать суровую леди Деннис.

А в саду, ни о чем не беспокоясь, склонив головы друг к другу, на солнышке на каменной скамейке сидели Уолтер и Маргарет, и он своими большими руками — такими искусными в рисовании — чертил на песке, пока она говорила. И возникал чертеж за чертежом сада, который они создадут в Хезли Курт в Оксфордшире.

Ее счастливый смех и ворох лепестков роз, которыми она осыпала его, скрепили, как печатью, их будущие отношения и послужили гарантией создания самых прекрасных садов для потомков.

Анна Вестон поняла, что Ричард рассержен, уже по громкому звуку шагов, как только он вошел в дом. Стук тяжелых шагов, когда он поднимался по лестнице и шел к комнате, где она с Джоан укладывала ценные вещи в сундуки, готовясь к переезду в поместье Саттон, подтвердил ее подозрения. Джоан вскрикнула: «Ох!» — а Анна подняла взор к небесам и вздохнула. Оставалась всего неделя до переезда, и у нее не было времени для переживаний. Тем не менее Ричарда после жестокого разочарования, связанного с июньским пожалованием титулов, вероятно, снова раздосадовала встреча с кардиналом Уолси. Она изобразила на лице заинтересованную улыбку, но ее мысли были заняты тем, упаковала ли она набор серебряных ложек, подаренных ей Елизаветой Йоркской.

Войдя, он рухнул в кресло и рявкнул, чтобы Джоан стянула с него сапоги.

— Как я понимаю, беседа с кардиналом прошла нелегко?

— Нет, — к ее удивлению ответил Ричард. — Нет, она была нетрудной. По правде говоря, я думаю, он счел, что оказывает мне большую услугу.

— Тогда почему ты такой мрачный?

— Он назначил меня государственным казначеем в Кале.

— Боже милостивый, только не это!

Она села так же резко, как и он.

Французский город и прилегающие к нему земли до сих пор принадлежали Англии, так же, как и острова в проливе Ла-Манш, и стать там государственным казначеем действительно было почетно, но сейчас, когда только что закончено строительство поместья Саттон! Получалось, что сэр Ричард построил свой замок только для того, чтобы его лишили права жить в нем. Анна чуть не расплакалась.

— Когда тебе надо ехать?

— Через два месяца — когда мы обоснуемся в поместье Саттон.

— Обоснуемся, — с горечью произнесла Анна. — Не успеешь вселиться, как тебе надо будет уезжать.

— Но я буду приезжать каждый месяц.

— Не слишком-то большое утешение.

— Дорогая, ты могла бы поехать со мной.

— И оставить поместье Саттон под присмотром слуг? Ричард, ты же знаешь, что это невозможно.

Но в первый вечер пребывания в новом доме их мысли были развлечены появлением, спустя четыре года, бродячего артиста Жиля Гилдфорда. Он той же медленной и тяжелой походкой вошел под арку Привратной башни, неся на спине весь свой нехитрый скарб. Сэр Ричард, находясь в крайне благожелательном расположении духа, сначала послал его на кухню подкрепиться, а после ужина предложил развлекать их.

Итак, поужинав семьей в Большом зале, где Ричард восседал на месте хозяина за высоким столом, более счастливый, чем когда-либо, испытывая радость и удовлетворение от обладания и переселения в поместье Саттон, они направились в Длинную галерею. Здесь Анна приказала зажечь все свечи и затопить все четыре камина, чтобы приветствовать хозяина поместья в первый вечер пребывания его с домочадцами в новом доме.

Когда зрители приготовились к увеселению, Жиль высоко подпрыгнул и прошелся по всей огромной длине галереи «колесом» и кувырками через голову, удивив даже самого себя. Затем, покачивая головой, чтобы звенели бубенчики на колпаке, и помахивая шутовским жезлом, на конце которого была вырезана маленькая усмехающаяся головка — юмористическая копия лица самого Жиля, он запел громким, мелодичным голосом. Звуки песни «Времяпровождение в хорошей компании» — слова и музыку которой написал сам король — гулким эхом отдавались в огромном пространстве галереи. Затем последовали шутки, а в конце он спел еще одну песню и продемонстрировал свое акробатическое искусство.

Уставший, он опустился на одно колено перед хозяином, и по лицу у него струился пот.

— Славно сработано, Жиль!

В праздничной атмосфере сэр Ричард забыл о своем первоначальном неприятном впечатлении об актере. Он сидел, откинувшись на спинку стула, оглядываясь вокруг. Все здесь принадлежало ему. Он заработал это своим старанием, своим трудом, а его дети были просто частью его самого. И, в конце концов, должность государственного казначея в Кале почти приравнивается к пэрству.

— Я доставил вам удовольствие милорд? — спросил Жиль.

— Настолько, что у меня насчет тебя явилась одна идея.

Жиль встал, но сэр Ричард указал ему на стул, а слуга налил актеру бокал вина. Тот залпом выпил его, как будто это был эль.

— И какая идея, господин? — На лице у него появилась легкая тревога. Он находился в своем обычном безденежном состоянии и не хотел чтобы ему вместо денег преподнесли какой-нибудь подарок. В противном случае это бы означало, что ему придется терять время на продажу подарка за приличную цену, в то время как желудок будет стонать, требуя пищи.

— Не хмурься, парень…

Жиль покорно сменил тревожное выражение лица на жизнерадостное, сделав это так по-идиотски нарочито, что Фрэнсис и Кэтрин начали безудержно хохотать.

— …Поскольку то, что я хочу предложить, как мне кажется, наверняка обрадует тебя.

Устремив вожделенный взгляд, Жиль произнес:

— Ну да?

Даже сэр Ричард начинал замечать смешную сторону происходившего. Бедный Жиль сидел на кончике стула с маской не испытываемой им радости на лице, отвечал с окаменелым лицом, боясь испортить напущенную на себя гримасу.

— Я предлагаю тебе стать моим шутом. Навсегда. Ты будешь получать жалование; есть сколько захочешь; и тебе предоставят койку в спальне для слуг. Ну, что ты на это скажешь?

К великому удивлению сэра Ричарда, Жиль не расплылся в улыбке, совсем наоборот. Усмешка вовсе исчезла с его лица. Весьма раздосадованный Ричард — не привыкший предлагать место в своем доме и при этом натыкаться на столь явное отсутствие энтузиазма — спросил:

— Тебя это не устраивает?

— О, нет, милорд. Дело вовсе не в этом, — пробормотал Жиль. — Я просто ошеломлен. Да, да, вот именно, ошеломлен. Действительно, лишился дара речи. Да, я потерял дар речи.

Про себя он подумал: «О Боже, после всех несчастий мысль о том, чтобы найти какое-нибудь постоянное пристанище, мучила меня все последние шесть месяцев. Я становлюсь слишком старым для бродячей жизни, хотя еще могу кувыркаться и шутить с лучшими из их среды. Но это! Жить на проклятой земле!»

Он понимал, что от него ждут ответа. Его мозг лихорадочно работал. Защитит ли его цыганская кровь? Будет ли с ним все в порядке, если он станет носить карбункул, освященный мудрой женщиной, живущей возле священных пещер Стоунхенджа? Была ли услышана «невидимыми людьми» его мольба защитить леди Вестон? Он знал, что с помощью определенных заклинаний можно отвести злой рок. О Господи, стоит ли ему так рисковать в обмен на завидное положение шута сэра Ричарда Вестона?

Но слова леди Вестон заставили его принять решение.

— Решайтесь, Жиль. Если вы станете нашим шутом, то сможете продемонстрировать свое искусство Его Светлости королю, так как он приедет в ноябре в поместье Саттон, чтобы присутствовать на свадьбе Маргарет. И вам представится возможность вступить в соперничество с Уиллом Сомерсом.

Уилл Сомерс! Это имя в качестве соперника звучало завораживающе. Новый шут короля, объявившийся только в этом году, но успевший завоевать громкую известность. Его находчивость и остроумие уже принесли ему славу самого умного человека в стране. Ему, простаку Жилю, предоставят возможность сразиться с таким гигантом и выступить перед королем. Стоит выучить несколько новых песен. Его Светлость любит хорошие мелодии.

— Мой дар речи вернулся, милорд, — твердо произнес Жиль. — Благодарю вас. Это — большая честь: служить вам и вашей госпоже.

Настал день свадьбы Маргарет и Уолтера, и было устроено грандиозное торжество. На возвышении в Большом зале установили высокий стол, под которым в подножие короля расстелили великолепный красный ковер. Его изготовили в Турции и привезли в Англию на собственном торговом судне сэра Ричарда, и, по мнению Анны Вестон, это был самый изысканный ковер, который она видела когда-либо в жизни. Ниже поставили еще один огромный стол для придворных, тоже на ковер, но не столь красивый.

Зал был богато украшен гирляндами, цветами и зеленью, насколько только мог позволить ноябрьский сад. В стелющиеся ветки были искусно вплетены зимние розы в сочетании с ранними ягодами падуба. Анне хотелось добиться как можно более блистательного эффекта в честь Генриха и Екатерины, а также — жениха и невесты. Музыканты — в великолепных темно-красных камзолах с расшитыми золотом рукавами, — устроившиеся на двух оркестровых галереях над залом, почти непрестанно наигрывали самые задорные мелодии.

В камине королевы — как теперь его называло семейство из-за лепного герба Екатерины над ним — ярко полыхал огонь, испуская сильный жар и свет, а сотни горящих свечей отражались в искрящихся гранях бокалов и винных бутылей со сплюснутыми боками и казались почти такими же живыми и сверкающими, как и сама украшенная бриллиантами блистательная ассамблея.

Перед королем — по одну сторону от которого сидела Екатерина, а по другую Анна Вестон — стояло сооружение из застывшего сахара в виде галлеона, стеньги которого напоминали изящную паутину, а парус — искрящийся иней. По другую руку от королевы сидел Уолтер Деннис с невестой. Он собственными руками сплел венок для Маргарет, а накануне составил букетики цветов, которые сейчас лежали перед всеми важными приглашенными дамами.

За стоявшим еще ниже столом сидел Фрэнсис между своей сестрой Кэтрин и Энн Пиккеринг — девушкой, с которой он не встречался с детства, но на которой, как объявил ему отец, ему в один прекрасный день предстоит жениться.

Услышав об этом несколько дней назад, до ее прибытия, юноша заявил:

— Я уверен, что она безобразна.

— Я не потерплю от тебя никаких дерзостей, Фрэнсис, — веско сказал ему в ответ сэр Ричард. — Она — сирота, и я — ее опекун, а к тому же она — одна из самых богатых наследниц в Кумберленде. Будь вежлив, слышишь?

Итак, на следующий день после прибытия короля, Фрэнсис стоял в Большом зале, прислушиваясь к шуму приближающегося эскорта кумберлендской наследницы, чувствуя глухие удары сердца. Внезапно центральная входная дверь распахнулась, и в нее впорхнула маленькая фигурка. Он потупил взор, украдкой вытер о камзол повлажневшие ладони и поклонился. Фигурка присела перед ним в реверансе, а затем сделала то, на что мог осмелиться только человек, воспитывавшийся вдали от двора. Она подняла взгляд и уставилась ему прямо в глаза.

Фрэнсис посмотрел и тут же безумно влюбился. Копна непослушных рыжих кудряшек, которые ни за что не хотели прятаться под головным убором и беспорядочно овивали нежный овал лица, которое украшал изумительный веснушчатый носик. Но именно ее глаза захватили Фрэнсиса в плен и держали до конца его жизни: синие, как полевые васильки, широко раскрытые, с завораживающими мерцающими в глубине огоньками, перед которыми просто никто не мог устоять.

Всю неделю ему страстно хотелось прикоснуться к ней — достаточно было бы легкой встречи рук, — но он слишком нервничал; его трясло от одного ее присутствия. Это происходило с ним и сейчас, на торжестве, всего в нескольких футах от короля. Он так дрожал, что, когда они чокались, бокалы с вином звенели, подпрыгивая.

Услышав этот необычный звон, леди Вестон посмотрела в их сторону, а королева Екатерина, проследив за ее взглядом, восхитилась:

— Какие у вас красивые дети, Анна! — С ее губ слетел еле слышный вздох. Почему Бог отвернулся от нее и позволил остаться в живых только Марии? Она отдала бы десять лет жизни, даже двадцать, чтобы у нее было трое таких здоровых и красивых детей, как у Анны Вестон.

— Вы очень добры, Ваша Светлость.

— Это правда. Маргарет — изумительная невеста, а что касается Фрэнсиса и Энн Пиккеринг — так они будут самой прелестной парой в Англии. Я никогда в жизни не видела такого красивого мальчика. Если бы мой сын остался жив, он был бы сейчас такого же возраста, ведь они родились с разницей всего в несколько недель, не так ли? — Не в силах отвести от него взор, королева продолжала: — А глаза у него, как озера. Анна, раз вы с Ричардом теперь не живете при дворе, я думаю, вам следует послать Фрэнсиса к нам. Генрих, разве из него не получится красивый паж?

Генрих VIII посмотрел на сидящего за столом внизу мальчика.

— Он явно станет самым привлекательным придворным из всех, — ответил он и громко позвал:

— Эй, юный Вестон!

Фрэнсис встал и поклонился.

— Да, Ваша Светлость.

— Ты хотел бы на следующий год прибыть ко двору?

— Конечно, да, — ответил Фрэнсис, и этим вежливым согласием сделал свой первый роковой шаг к гибели.

Но сейчас торжество приближалось к концу, и армия слуг убирала верхние скатерти с обоих больших столов, оставляя нижние скатерти, вышитые шелком и туго накрахмаленные, аж хрустящие под вазами с фруктами, орехами и графинами с бургундским. Настал черед развлечений, и сегодня вечером Жилю предоставлялся огромный шанс. Прошлым вечером — в канун свадьбы — Уилл Сомерс держал аудиторию в восторге своим изумительным балагурством, и Жиль, украдкой слушавший, разумно решил, что в этом ему королевского шута не превзойти. Нет, он сосредоточит внимание на том, в чем Уилл не так силен — пении и акробатических трюках — пусть есть певцы и получше, но во всей Англии всего только несколько столь искусных акробатов, как Жиль из Гилдфорда.

И в этот вечер его голос звучал как никогда чисто и искренне. Запев цыганский любовный романс — он уже прознал о слабости короля к сентиментальному, — он почувствовал прилив вдохновения, почти возвышенности. Это была нежная песня о рыцаре и его прекрасной черноволосой фее леса, и, наблюдая за выражением лица короля, Жиль заметил, что смысл песни имеет для монарха особое значение, хотя и не мог догадаться, какое именно. Откуда ему было знать, что слова песни переносили Генриха в Геверский замок, к его темноволосой фее, Анне Болейн.

Убаюканный словами и звуками лютни, Фрэнсис наконец-то осмелился сделать то, о чем мечтал всю неделю. Под столом он нашел маленькую, как у ребенка, ручку Энн Пиккеринг и пожал ее. И почувствовал, как у него закружилась голова, когда она придвинулась к нему чуть-чуть ближе.

Аккорды песни взмывали под своды Большого зала, и, когда Жиль дошел до последнего куплета, на мгновение показалось, что вся красота происходящего слилась и застыла в единственном драгоценном мгновении. Слушая странные, завораживающие звуки, все молчали, как околдованные. Затем лютня издала последнюю жалобную ноту, и наступила тишина. Колдовство, захватившее всех, рассеялось. Такое более не повторится никогда.